Текст книги "Эволюция войн"

Багешу, если верить Роско, прожившему среди них много лет, «вероломны и очень недоверчивы по отношению ко всем людям, не состоящим в их клане», а Станнус говорит об аборигенах Британской Центральной Африки, что «воровство у других племен, безусловно, одобрялось». У нигерийских племен Западной Африки считается «неправильным обворовывать своего соплеменника, особенно из того же самого города, даже если он недостаточно силен для того, чтобы наказать вора, но обворовать чужака не считается преступлением». Уикс говорит о племени бангала, живущем в верховьях реки Конго: «В отношениях с чужаком не будет считаться неправильным обворовать, избить, оскорбить или даже убить, если только он не пришел навестить кого-либо в городе». На практике, если бангала «обворует чужака и продаст ему его же имущество, все соседи будут восхищаться таким бангала и считать его умным и проницательным человеком, но если он ограбит своего соседа, предварительно не заплатив ему, он будет публично осужден и назван человеком, обладающем дурными привычками».

Даже мирные гренландцы (эскимосы. – Ред.), естественная среда обитания которых воспитала в них уважение к честности и взаимному доверию, которые редко лгут и никогда не воруют друг у друга, по-другому расценивают свои обязательства по отношению к чужакам, особенно если они другой расы. «Мы должны помнить, – пишет Нансен, – что иностранец для него (эскимоса. – Ред.) – это не имеющий особого значения объект, чье благополучие для него является пустым звуком, и гренландцу не важно, может ли он положиться на чужака или нет, так как ему не надо жить бок о бок с ним». При этом он вряд ли сочтет неприличным присвоить себе что-нибудь из имущества чужака, если оно покажется ему полезным». Похожее положение дел наблюдается у племени атов (Британская Колумбия), где «предмет, отданный на хранение индейцу, находится в абсолютной безопасности, при этом воровство является обычным делом там, где затрагивается собственность других племен или белых людей». Банкрофт писал об индейцах нутка (несколько мелких племен, заселяют западный берег о. Ванкувер, Канада, и м. Флаттери, США. – Ред.): «Воровство у них не распространено, за исключением воровства у чужаков». Это утверждение может быть применено ко многим другим племенам. Среди арауканов (арауканцев) Южной Америки «грабеж является частью повседневной жизни индейцев... Регулярно предпринимались вооруженные набеги на соседние деревни, и так поддерживалось постоянное состояние войны, но внутри клана воровство было запрещено, и все считалось общим».

В отношении древних германцев известное утверждение Цезаря свидетельствует о том же самом: «Грабеж вне пределов племени не влечет бесчестья, но расценивается как способ тренировки молодежи и уменьшения затрат». Робертсон Смит писал об арабах: «Если человек был виновен в убийстве соплеменника, наказанием была смерть, и его ближайшие родственники не предпринимали попыток спасти его, но все племя вставало за спиной человека, убившего чужака, даже если убитый принадлежал к братскому племени».

Объяснение того, почему первобытный человек отделял свою группу от других, кроется в восприятии своего племени как центра всего и в привычке взвешивать и оценивать все через отношение к племени. «Каждое племя, или настоящая национальная единица, считало себя превосходящим все другие, а свою культуру – лучшей». Такому взгляду на мир было дано определение «этноцентризм». Самнер говорит: «Каждая группа лелеяла собственную гордость и добродетели, хвасталась своим превосходством, превозносила собственных божеств и смотрела на всех чужаков с презрением. Каждая группа считает свою мифологию единственно верной, и, если выясняется, что у других племен существует иное религиозное мировоззрение, это только усиливает их презрение. В адрес иноверцев употреблялись различные оскорбительные эпитеты – «свиноед», «коровоед», «необрезанный», «болтун» – эпитеты, выражающие презрение и отвращение». Когда борьба за жизнь приводит к возникновению контактов между группами, их обычаи становятся источником противоречий, что ведет к усилению противостояния. Таким образом, фактор этноцентризма, или группового эгоизма, который «ведет народ к преувеличению значимости собственных обычаев, которые являются уникальными и отличают их от всех других», является важной причиной войны.

Если изучить самоназвания племен, можно увидеть, что большинство из них означают «люди», что подразумевает, что «только мы – люди», тогда как все остальные – это что-то иное, иногда неопределенное, но не настоящие люди. Некоторые примеры, собранные случайным образом, включены в приложение А. Тенденция племен возвышать себя по сравнению с другими, без сомнения, применима и к более развитым племенам. Евреи, например, считают себя народом избранным, в отличие от других народов. Греки и римляне называли все остальные народы «варварами». Слово deutsch первоначально означало «люди». Саамы называли себя «людьми» и «человеческими существами». Арабы считали и считают себя наиболее благородной нацией, а остальных – в большей или меньшей степени варварами. Подобное чувство не исчезло и сегодня даже у цивилизованных народов. Каждое государство считает себя верхом цивилизации, самым лучшим, свободным и мудрым, а остальных – «низшими». Национальная гордость и патриотизм с легкостью превращаются в манию величия, шовинизм и заносчивое презрение ко всем иностранцам. Пока торжествует этноцентризм, мир будет исключением, а война – правилом.

Глава 3
ВОЙНА – ЗАНЯТИЕ ОДНОГО ПОЛА

То, что человек – homo – существо двуполое, является фундаментальным фактором в истории человечества. «Разделение рода человеческого на два пола, – говорил Самнер, – самый главный из всех антропологических фактов». Влияние этого факта прослеживается во всей социальной структуре. Оно проникает в каждую сферу человеческой деятельности, и особенно это очевидно в военном деле, которое поглощает такую большую часть человеческого времени и интересов. Война – это занятие половины человечества; это обусловлено борьбой за выживание и природой.

Два пола принципиально разные во многих аспектах. Физиологически они различаются по строению тела и функциональности. Также заявляется о существовании определенных психологических различий, но здесь все не настолько ясно. В общих чертах женщины представляются более пассивными, трудолюбивыми, они легче адаптируются к рутинным занятиям; мужчины, в свою очередь, более активны, воинственны и склонны к порывам, требующим напряженной деятельности. В какой степени эти различия являются врожденными, а в какой – необходимыми или обусловленными культурой, вопрос спорный. Конечно, различия в социальной роли полов усугублялись на протяжении всей истории культуры, и особенности в ощущениях и характере должны объясняться именно этим, если не на еще более фундаментальном уровне. Интересы полов противоположны, и их жизнь сопровождали различные обычаи. Но какова бы ни была природа этих вторичных половых различий, разница между первичными признаками непреодолима. Женщины вынашивают и выхаживают детей. Более того, они обычно физически меньше мужчин, даже если принадлежат к одной и той же расе. Хотя расовая принадлежность оказывает определенное влияние на физические различия между двумя полами и хотя эти различия менее значимы в примитивных сообществах, нежели у цивилизованных народов, этот факт все равно имеет огромное значение.

Разделение труда между мужчинами и женщинами основано на физическом различии между полами. Не доказано, что вся эта специализация обусловлена физиологическими характеристиками полов, потому что в некоторых аспектах разделение труда возникает случайно, но в широком фундаментальном смысле половые различия являются определяющим фактором. Представители двух полов дополняют друг друга и в равной степени способны и на специализацию, и на сотрудничество. Союз мужчины и женщины больше подходит для объединения в борьбе за существование, чем союз двух мужчин или двух женщин, так как в первом случае занятия и природные возможности двоих людей дополняют и поддерживают друг друга. Помимо этого в основе разделения труда по половому признаку лежит естественная необходимость. Хавлок Эллис подводит такой итог сложившейся ситуации: «Занятия, которые требуют силового развития мускулов и костей, следствием чего является способность к периодическим выбросам энергии, сменяющимся периодами отдыха, ложатся на плечи мужчины; уход за детьми и всевозможные виды производства, которые связаны с поддержанием домашнего очага и во время которых расход энергии более продолжителен, но происходит при меньшем напряжении сил, становится уделом женщин. Это общее правило». Следовательно, разделение труда в первобытных сообществах было следующим: мужская работа – охотиться, ухаживать за скотом и сражаться, тогда как большая часть остальных занятий становится уделом женщины. Другими словами, «военная сторона первобытной культуры принадлежит мужчине; созидательная – женщине».

В разделении труда присутствует также элемент силы, который сам по себе является следствием половых различий. Используя свое физическое преимущество и свободу от некоторых трудностей, характерных для противоположного пола, а также дисциплину и организацию в процессе преследования диких животных, разведения скота и в военном деле, мужчина рано начал принуждать женщину выполнять работу для него неприятную, и таким образом, как говорит Кроули, подчинение женского пола становится одним из основных факторов человеческой истории. Когда Робертсон утверждал, что жена мужчины из племен кафир (кафиры – группа племен (кати, вей, кам, пресун и др.), живущих в горных районах северо-востока Афганистана и близлежащих районах Пакистана. – Ред.) является «абсолютной рабой по отношению к своему супругу», он описал ситуацию, характерную для всех первобытных народов в целом, хотя там и здесь встречаются примеры, когда женщины в меньшей степени страдали от ограничений и даже могли занимать важные позиции в отправлении культа и в правящем слое.

Спенсер считает, что чем более воинственна группа или племя, тем сильнее в нем проявляется дискриминация женщины. Положение женщин было сравнительно легче там, где их занятия были примерно такими же, как у мужчин. Но это обычно не касалось тех племен, где мужчины были очень воинственны, так как война – хотя в этом были исключения – определенно мужское занятие. Таким образом, положение женщины гораздо ниже в милитаризованном обществе, чем в индустриальном, и оно постепенно улучшается в процессе перехода от милитаризма к индустриализму.

Несколько типичных примеров занятий представителей разных полов помогут обозначить природу разделения труда по половому признаку среди первобытных народов. «Мужчина охотится, ловит рыбу, сражается и охраняет, – сказал один австралийский курнай (племя аборигенов, обитавшее на южном побережье Австралии между мысом Саут-Ист-Пойнт и мысом Хау (к востоку от Мельбурна). – Ред.), – все остальное – женское дело». Это утверждение может быть применено к практически всем дикарям. Курр говорит обо всех австралийцах в целом: «Обычное занятие мужчин – изготовление оружия и средств производства, охота, рыболовство, при необходимости – война. Женщины обычно запасают и готовят овощи, иногда ловят рыбу, собирают хворост для костра, изготавливают сети и корзины для племени. На марше жена несет младших детей и домашнюю утварь на своей спине, в ее правой руке – крепкая остроконечная палка 5 футов (1,5 м) в длину, с помощью которой она отрывает коренья, а в левой – зажженный факел, сделанный из дерева или коры». Мужчина идет налегке, неся только свое оружие.

На островах Марри (в Торресовом проливе, близ северного австралийского п-ва Кейп-Йорк. – Ред.) «обязанности мужа состояли из сражений, рыбной ловли, строительства домов, подготовки пашни и тому подобного, тогда как в обязанности жены входило содержание пашни (сев и т. д.), добыча еды и воды и обычные домашние обязанности». Следует особо отметить, что вся сельскохозяйственная работа, за исключением наиболее тяжелых занятий, ложилась на плечи женщины, так как мужчины пренебрегали ею из-за монотонности, тяжести и неприятности. В западных племенах Торресова пролива, отмечал Хаддон, «занятия мужчин и женщин различались; мужчины ловили рыбу, сражались, строили дома, немного занимались огородничеством, изготавливали рыболовные сети и крючки, копья и другие орудия, конструировали маски для танцев, головные уборы и все личные предметы для различных церемоний и танцев. Они исполняли все ритуалы и танцы и в добавление ко всему уделяли большое количество времени тому, что расхаживали с важным видом, обменивались слухами и бездельничали. Женщины готовили еду, выполняли большую часть сельскохозяйственных работ, собирали моллюсков, ловили на копья рыбу на рифах, шили юбки, вязали корзины и рогожи». На острове Борнео (Калимантан) в племенах даяков (коренные жители острова) все сельскохозяйственные занятия были оставлены женщинам и детям, тогда как «здоровые мужчины искали другие, более увлекательные занятия – либо выходили на тропу войны, либо путешествовали по отдаленным местам, либо углублялись в поисках добычи в джунгли».

Похожая ситуация существовала в Центральной Африке, где «мужчины не занимаются тем, что не связано с преследованием диких зверей (или скотоводством) или с изготовлением орудий труда. Вся сельскохозяйственная работа выполнялась женщинами». Макдональд подтверждает данный факт. «В африканской деревне, – пишет он, – вся работа выполняется преимущественно женщинами; они обрабатывают поля, сеют зерно и собирают урожай. На них также ложится весь труд по строительству жилья, перемалыванию зерна, пивоварению, приготовлению пищи, стирка и забота практически обо всех материальных нуждах сообщества. Мужчины ухаживают за скотом, охотятся, воюют и, что достаточно любопытно, шьют всю необходимую одежду». Обобщая все свидетельства, Леторно говорит: «Повсеместно в Африке мужчина – это охотник, воин».

Результатом того, что женщины занимались большей частью ручным трудом, в особенности сельским хозяйством, и становились матерями в раннем возрасте, было то, что они «быстро утрачивали бодрость молодости, а их лица и фигуры преждевременно старели, тогда как мужчины сохраняли подтянутую фигуру, упругую походку и мужественность и в среднем возрасте». Так как наука ведения сельского хозяйства и большая часть искусств находились в руках женщин, это знание распространялось путем кражи женщин или их захватом во время войны. Культура развивалась как побочный продукт войны.

Спикс и Мартиус говорили о бразильских индейцах, что «пока мужчины были заняты преследованием диких животных, войной и изготовлением оружия, забота обо всем, связанном с ведением домашнего хозяйства, ложилась на женщин». Подобные примеры типичны для разделения труда по половому признаку, и приводить их далее будет излишним; подобные примеры могут быть найдены во многих книгах, посвященных данному вопросу.

Исходя из вышеизложенного можно предположить, что это разделение труда по половому признаку появилось по большей части путем принуждения. Но это является правдой лишь отчасти: большая часть особенностей в занятиях полов была вызвана необходимостью и образом жизни, и распределение занятий на самом деле было более справедливым, чем может показаться. К примеру, многие первобытные племена являлись кочевыми, что влекло за собой необходимость транспортировки домашней утвари, а также воинственными; следовательно, женщина должна была нести всю ношу для того, чтобы оставить мужчину свободным от такого груза и готовым к отражению каких-либо внезапных проявлений враждебности. Когда индейцы южноамериканского племени канелос передвигались, «мужчина всегда шел первым с копьем в руке и перьями на голове, тогда как жена смиренно следовала позади, неся, как грузовая лошадь, фрукты, часто к тому же с одним ребенком за спиной и другим, хнычущим у пят». Парагвайское племя ленгуа также являлось кочевым, и оно часто совершало переходы по 10 – 20 миль (16 – 32 километра) в день. Во время марша женщины несут всю домашнюю мебель, горшки, кувшины с водой, шерсть и шкуры в большой плетеной сумке, поддерживаемой шестом. В своих руках женщина несет палку-копалку, иногда тростниковый коврик, используемый в качестве крыши, а также, бывает, и кошку, домашнюю птицу или иное прирученное животное, а сверху сидит малыш. Мужчина идет впереди, не неся ничего, кроме своего лука и стрел, кроме того, во время похода он добывает еду и защищает свою семью.

Пинар, говоря о схожем принципе разделения труда у кочевых индейских племен Панамы, дает также объяснение приведенной выше ситуации: «Если наблюдатель немного подумает, он поймет, что хотя мужчина несет только свое оружие, именно на него ложится ответственность за безопасность своей жены и детей. Жизнь индейцев на самом деле полна опасностей: при пересечении саванны или леса следует в любой момент ожидать появления враждебно настроенного индейца, ягуара, змеи и тому подобного. Задача мужчины всегда быть начеку, и ему нужна свобода рук и движений для того, чтобы иметь возможность немедленно использовать свое оружие и защитить тех, кто ему дорог». Похожим образом в Африке, «когда мужчины путешествуют, то либо их жены, либо дети несут их котомки с одеждой, тогда как мужчины вооружены и готовы к любой неожиданности или нападению, все равно – со стороны человека или дикого животного».

В тех случаях, когда племя являлось не кочевым, а оседлым и сельскохозяйственным по своей натуре, состояние длительной войны могло вызвать к жизни такое же разделение труда, когда мужчина выступает в качестве защитника. Индейцы пима в Аризоне, которые постоянно подвергались атакам со стороны воинственных апачей, представляют собой хороший пример. Расселл говорит о них: «Мужчин можно простить за то, что они позволяли женщинам выполнять определенные занятия по выращиванию урожая, которые обычно считаются уделом более сильного пола, особенно если мы узнаем, что данный образ жизни главным образом был обусловлен тем, что надо иметь возможность сохранить боеспособность сторожевых постов на длительное время и что вооруженная охрана была единственной гарантией защиты селений. Каждые три или пять дней маленькие группы численностью в пять – десять человек приходили красть домашний скот и убивать одиночек, которые уходили на небольшое расстояние от селений. Более крупные военные набеги происходили раз или два в месяц, хотя иногда проходили и более длительные периоды без визитов воинов апачей». Учитывая постоянное состояние войны, в котором находились племена, населяющие горы Чин в Индии (в настоящее время на западе Мьянмы (Бирмы). – Ред.), никто не был в безопасности и женщины работали в полях под охраной мужчин».

Мужчинам народности кикуйю, Британская Восточная Африка (ныне Кения. – Ред.), теперь нечем заниматься, так как принятый «Пакс Британика», запретивший войну, отнял у них их основное занятие – защиту женщин, работающих в поле. Прежде, даже в дни относительного мира, группу мужчин кикуйю всегда можно было увидеть на холме неподалеку, когда они, полностью вооруженные, наблюдали за малейшими признаками опасности, так как женщины теперь работают в полях без защиты, а мужчины совершенно ничего не делают. Такая же ситуация по-другому повлияла на жизнь бечуанов (западные суто). Запрет на применение оружия и ношение амуниции не только уменьшил количество столкновений, но также укрепил позиции женщин, так как мужчины теперь помогают им в сельском хозяйстве. Причина этого факта кроется в том, что мужчина никогда не позволял женщине ухаживать за скотом, а так как скот необходим для распахивания земли, мужчины теперь должны были выполнять тяжелую работу.

Приведенная выше связь между разделением труда и развитием военного дела зависит не только от уровня цивилизации, но и от ситуации, так как в недавнем мировом конфликте (т. е. 1914 – 1918 гг. – Ред.) женщины повсеместно выполняли тяжелые обязанности, к которым они были непривычны, тогда как мужчины были заняты уничтожением врага и защитой женщин.

Когда какой-либо процесс, вызванный к жизни естественными условиями, становится обычным и привычным, он делается частью обычаев и начинает восприниматься как единственно правильный, а ко всем остальным начинают относиться с презрением. Обычаи часто оттачиваются в поговорках и пословицах. «Мужчина должен пить, сражаться и охотиться, а удел женщин и рабов – работа» – так гласит поговорка индейцев сиу, а все жители гор Чин (в Мьянме) также стараются жить в соответствии с подобным утверждением. До того, как европейцы пришли в Новую Зеландию, аборигены (маори) смотрели на войну как на свое единственное занятие, а женщины и дети возделывали поля. «Тогда мы были здоровыми и сильными людьми», – сказал вождь маори, жалуясь на изменение ситуации. Жителей Новой Каледонии, находящейся под французским протекторатом и миссионерской деятельностью католической церкви, больше всего расстраивает то, что им запрещают сражаться. «Мы больше не мужчины, – говорят они, – так как мы больше не сражаемся».

Это утверждение типично для всех военизированных племен повсеместно и во все времена. Араб и сейчас сочтет унизительным заниматься физическим трудом. «Он по своей природе охотник, грабитель и воин, и после заботы о своем стаде он посвящает всю свою энергию охоте за рабами и войне». Устами Одиссея Гомер говорит, что война – это достойная работа для мужчин с малых лет и до старости. Среди народов классического периода наиболее почетными занятиями считались сражения, управление и пророческие функции. Такова милитаристская теория сравнительной ценности социальных функций; она считает правильным и логичным взгляд на сражающихся мужчин как на господствующий и наиболее важный класс общества.

Презрение, с которым мужчины смотрят на любой другой вид работы, связано с тем, какую работу мужчины считают для себя достойной; они также презирают работу, которую выполняют женщины. Здесь становится очевидным элемент тщеславия, так как сражения, уход за скотом и охота считаются занятиями благородными и похвальными, тогда как все остальное подходит только для рабов. Следовательно, выполнять женскую работу – унизительно. Так считают, к примеру, мужчины, населяющие Торресов пролив, и, когда Хаддон намеренно спросил их, делают ли они циновки, они презрительно назвали это занятие «женским». Когда ирокезы уничтожили племенное образование делаваров и запретили им воевать, последние, по индейскому понятию, «стали женщинами» и с того момента были ограничены теми занятиями, которые обычно выполнялись женщинами. В племени помо (Калифорния), когда мужчина становился слишком слабым, чтобы сражаться, его делали слугой и заставляли помогать скво (женщинам). Такая же практика существовала на Кубе и в Гренландии, но для большего унижения таких мужчин заставляли носить женскую одежду. Так как до сих пор для мужчин считается унизительным делать женскую работу, военнопленных и рабов иногда заставляют заниматься подобными делами. Кроули считает, что обычай низводить трусов, немощных и побежденных до уровня женщины происходит от презрения к женской робости. Кажется, этот обычай происходит также от нелюбви к выполнению монотонных занятий, особенно к сельскому хозяйству – тому, чем обычно занимаются женщины, от желания переложить неинтересную работу на кого-то другого, а также дополнительного фактора удовлетворения тщеславия. Мужские занятия во многих примитивных племенах являлись табу для женщин. Женщинам не дозволяется охотиться, дотрагиваться до скота или заниматься любыми другими делами, которые обычаи группы приписывают мужчине. Более того, представители разных полов зачастую разделены: они едят по отдельности разную пищу, часто вообще не взаимодействуют, они окружены многими другими запретами. Эти обычаи основываются на суевериях, так как одно из основополагающих утверждений гласило, что контакт с женщиной ослабляет мужчину. Идеал примитивного (первобытного) человека – сила и власть; он презирает слабых, главным образом женщин. Его восхищает только могущество, и он не хочет сталкиваться со страданиями. Женщин избегают потому, что они слабы и покорны, их считают нечистыми и боятся, что они способны, используя магию колдовства, передавать свои особенности другим. Так, у кутенаев есть легенда о человеке, который победил верховного правителя и его людей и сделал их немощными, уговорив переодеться в женское платье и выполнять женскую работу. Когда они оказались слишком изнеженными, они были атакованы и побеждены без единой стрелы. «Вот почему, – говорят кутенаи, – мы не так храбры, как раньше». Так как характеристики, присущие женщине, для воина фатальны, главной заботой и предосторожностью до и во время войны становится недопущение возможного ослабления войска. Отсюда происходят запреты воинам делить еду с женщиной и общаться с ней перед началом военного похода и другие похожие обычаи.

Как утверждалось выше, война – это определенно мужское занятие, и поэтому право вести военные действия принадлежит только мужчинам. Это настолько верно, что некоторые примеры участия в войне будут выделяться из-за своей необычности, как, например, в случае русского женского «батальона смерти» в недавней мировой войне. Существует ряд мифов об амазонках, и Бриффо и Липпер считают, что для них должно быть какое-то основание. Более важными при этом являются современные примеры существования женщин-воинов, зафиксированные этнографами. Классическим примером является существование женского корпуса в постоянной армии негритянского королевства Дагомея (Западная Африка). Военная система Дагомеи исключительна среди менее развитых народов тем, что имеет постоянную армию, и уникальна тем, что располагает хорошо обученными и подготовленными женщинами-солдатами. Женский корпус, обычно называемый полком амазонок, появился примерно в 1729 году, «когда пленные женщины, вооруженные и несущие знамена, которых использовали в качестве военной уловки для того, чтобы количество атакующих войск казалось больше, повели себя настолько неожиданно храбро, что это послужило поводом к претворению в жизнь идеи о создании постоянного женского корпуса». Здесь историческая основа появления отрядов амазонок; их реальная основа, или условие существования, тем не менее кроется в том факте, что физически развитые, как мужчины, женщины состоят в группе избранных, и они могут соревноваться с мужчинами в способности усиленно работать, переносить трудности и нужду. Поначалу отряды амазонок состояли только из женщин-преступниц, но позднее каждая девочка королевства могла попасть туда по усмотрению короля. До замужества каждую девочку приводили к королю, и, если он оставался доволен, ее отправляли во дворец, штаб-квартиру амазонок.

Капитан Эллис дает такую оценку их военной деятельности: «В обеих частях действующей армии, но особенно в соединении амазонок, культивируется военный дух, и их обучают не обращать внимания на препятствия, опасности, раны, учат убивать (если надо) себя. Поэтому они часто проявляют свирепость и храбрость, воспитанные в них во время обучения. Их главной целью в битве является добыть как можно большее число трофеев, знаков их доблести, – пленников, человеческих голов и челюстей, они мало заботятся о материальной добыче... Действующая армия сражается со свирепостью и жестокостью дикарей, зараженных мечтой о военной славе; она сражается для того, чтобы завоевывать и убивать». Помимо воспитания военного духа, большое внимание уделяется дисциплине, и амазонок, которые теряют свое оружие и доспехи или приводят его в негодность и при этом возвращаются домой без пленника или человеческой головы, наказывают. Эти женщины – храбрые бойцы, и время от времени они превосходят мужские соединения в отваге и свирепости.

Их военная доблесть тем не менее достигалась в ущерб их естественным инстинктам и функциям, и платой за то, что они были хорошими воинами, была асексуальность или, по меньшей мере, мужеподобность, что свидетельствует о том, что именно мужчина остается прирожденным бойцом. Согласно политике государства, амазонки считались женами короля, и никто не мог дотронуться до них под страхом смерти. Они были приговорены к хранению девственности. Природа тем не менее иногда берет свое, и после визита сюда капитана Бертона полторы сотни амазонок оказались беременными и были привлечены к суду. Таких нарушительниц всегда тайно предавали смерти во дворце, и о сопровождавших такие казни жестокостях в городе ходили лишь слухи. В мирное время одной из обязанностей амазонок было сопровождение женщин дворца, когда они выходили к источникам за его пределами для того, чтобы принести воду. Они, так же как и настоящие жены короля, никогда не покидали расположения своей части без предупреждающего звука колокола, который был сигналом для мужчин уйти с дороги. Амазонки встречались с противоположным полом только на марше или на поле битвы; во время парадов во дворце два корпуса были разделены бамбуком, уложенным на земле вдоль войск, и никто не мог перешагнуть этот барьер. Таковы были условия существования женщин-воинов в Дагомее – классический пример участия женщин в войне.

Об одном племени Анголы говорится, что во время войны «даже женщины будут сражаться», но никаких деталей не приводится. Женщины нередко принимали участие в столкновениях между аборигенами Канарских островов. В Южной Америке есть так называемое племя амазонок, обитающее в долине реки Амазонки, но вся информация о нем заключается в том, что это «племя женщин-воинов». Женщины Патагонии «следуют за своими мужьями, вооруженные палицами, луками и мечами, опустошая и грабя все на своем пути». В Куэба (Центральная Америка) женщины принимают активное участие в войне, сражаясь бок о бок со своими мужьями и «иногда даже идя в авангарде».

Женщины-апачи были еще более воинственны. «Многие женщины с восторгом принимают участие в грабительских набегах, – пишет Кремони, – вдохновляя мужчин и на деле принимая участие в конфликтах. Они скачут на лошадях, словно кентавры, и держат свои винтовки со смертоносной легкостью». Говорят, что количество сражающихся было бесчисленным, они были хорошо обучены и отчаянны и часто проявляли большую храбрость, чем мужчины. О женщинах американских индейцев в целом можно сказать, что они сражались только в ближнем бою, используя в качестве оружия ножи или любые доступные предметы. В редких случаях женщины шли на войну на равных условиях с мужчинами своего клана.