Текст книги "Последние похождения Арсена Люпэна. Часть II: Три убийства Арсена Люпэна"

III

– Это серьезно… Это уже звучит серьезно… – молвил господин Формери после недолгого раздумья. – Но, увы…

Он усмехнулся.

– Но, увы, ваши рассуждения сводятся на нет важной ошибкой.

– Да ну! Какой же?

– Той, что все это, мсье Люпэн, – огромное надувательство… Что поделаешь? Я начинаю разбираться в ваших фокусах, и чем они туманнее, тем меньше я им доверяю.

– Идиот, – пробормотал Люпэн.

Господин Формери встал.

– Итак, переходим к делу. Как вы поняли, это был чисто формальный допрос, предварительная встреча двух дуэлянтов. Теперь, когда шпаги скрещены, не хватает только обязательного свидетеля для такой схватки – вашего адвоката.

– Ба! Разве без него нельзя обойтись?

– Никак нельзя.

– Беспокоить мэтра ради таких малозначительных, в сущности, дебатов?

– Придется.

– В таком случае выбираю мэтра Кимбеля.

– Председателя? В добрый час, у вас будет отличная защита.

Первая встреча была окончена. Спускаясь по лестнице Мышеловки между обоими Дудвилями, заключенный произнес отрывистыми, повелительными фразами:

– Вести наблюдение за домом Женевьевы… Четыре человека у ее жилья… У госпожи Кессельбах – тоже. Обе подвергаются опасности… В вилле Дюпон состоится обыск; вы должны присутствовать. Если Штейнвега обнаружат, устройте дело таким образом, чтобы он не проговорился… Если потребуется – щепотку порошка, пусть поспит…

– Когда будете на свободе, патрон?

– Сегодня ничего не придумаешь… Впрочем, никакой спешки нет… Я – на отдыхе…

Внизу его сразу окружили городские полицейские, ожидавшие у машины.

– Домой, ребята! – скомандовал им Люпэн. – И побыстрее, у меня назначена встреча со мною же, ровно на два часа.

Переезд состоялся без инцидентов.

Вернувшись в камеру, Люпэн написал большое письмо с подробными указаниями для братьев Дудвиль и еще два послания. Одно из них было адресовано Женевьеве:

«Вы знаете теперь, Женевьева, кто я такой, и поймете, почему я скрывал от Вас имя человека, который дважды уносил Вас, совсем еще маленькой, на руках. Я был другом Вашей матери, другом далеким, чья двойная жизнь для нее оставалась тайной, но на которого она всегда могла рассчитывать. Поэтому перед своей кончиной она написала мне несколько слов и попросила позаботиться о Вас.

Как бы ни был недостоин Вашего уважения, Женевьева, я сохраню свою преданность Вам. Не изгоняйте меня совсем из Вашего сердца.

Арсен Люпэн».

Второе письмо было предназначено Долорес Кессельбах.

«Только собственные интересы привели вначале князя Сернина к госпоже Кессельбах. Но безграничное стремление быть ей преданным удержало его близ нее. Сегодня, когда князь Сернин – не более, чем Арсен Люпэн, он просит госпожу Кессельбах не лишать его права защищать ее издалека, как предоставляют защиту кому-нибудь, кого больше не суждено увидеть».

На столе лежало несколько конвертов. Люпэн взял один, затем – второй; протянув руку за третьим, он с удивлением заметил листок белой бумаги; к листку были приклеены слова, очевидно, вырезанные из газеты. Он разобрал:

«Борьба против Альтенгейма тебе не удалась. Отступись от этого дела, и я не стану препятствовать твоему побегу.

Подписано: Л.М».

Люпэна снова охватили отвращение и ужас, которые внушало ему это безымянное, таинственное существо, – то крайнее омерзение, которое испытываешь, прикоснувшись к ядовитой твари, к гаду.

«Опять он! – подумал Арсен Люпэн. – Даже здесь!»

Это вызывало у него подлинный страх; в воображении снова возникал темный образ враждебной силы, такой же могущественной, как его собственная; располагавшей огромными возможностями, которые он не мог себе даже представить.

Он сразу подумал о своем надзирателе. Но кто мог подкупить этого человека с твердокаменными чертами, с суровым выражением лица?

«Ладно, Люпэн, – подумал он, – все будет к лучшему. До сих пор я имел дело только с пугалами… Чтобы дать бой себе самому, пришлось назначить себя шефом Сюрте… На сей раз мне выпал достойный противник. Человек, который способен водить меня за нос… Играючи, так сказать… И если мне удастся, сидя в тюрьме, отбить его атаки, добраться до старого Штейнвега и вырвать у него его тайну, направить дело Кессельбаха на верный путь, довести его до благоприятного конца, защитить госпожу Кессельбах и обеспечить благополучие и счастье Женевьевы… Ну что ж… В таком случае Люпэн все-таки окажется Люпэном. А для начала нужно поспать…»

И он растянулся на койке, прошептав:

– Штейнвег, старина, потерпи уж до завтрашнего вечера, не умирай до тех пор… И тогда, клянусь…

Он проспал весь конец дня, всю ночь и утро. К одиннадцати часам к нему пришли с известием, что мэтр Кимбель ожидает его в комнате для встреч с адвокатами.

– Скажите Кимбелю, – ответил Люпэн, – что, если ему нужны сведения о моих делах, достаточно просмотреть газеты за последние десять лет. Мое прошлое принадлежит Истории.

В полдень, с тем же церемониалом и предосторожностями, что и вчера, его доставили во Дворец правосудия. Он опять встретился со старшим из Дудвилей, которому сказал несколько слов и вручил три письма, написанных накануне. Затем его ввели в кабинет господина Формери.

Мэтр Кимбель был уже там, держа портфель, набитый документами.

Люпэн сразу извинился.

– Прошу прощения, дорогой мэтр, что не смог вас принять; весьма сожалею также по поводу того труда, который вы благоволите взять на себя, труда совершенно излишнего, поскольку…

– Да, да, – оборвал его господин Формери, – мы знаем, вы собираетесь в путешествие. Об этом – договорились. Но до тех пор – займемся нашим делом. Арсен Люпэн, несмотря на все наши усилия, у нас все еще нет точных данных о вашем настоящем имени.

– Странно, не так ли? У меня – тоже.

– Мы не можем даже утверждать, что вы и есть тот самый Арсен Люпэн, который был заключен в Санте в 19… году и совершил отсюда свой первый побег.

– «Свой первый побег»! Очень точное выражение.

– Дело действительно таково, – продолжал господин Формери, – что в личной карточке Арсена Люпэна, обнаруженной в картотеке антропометрической службы, содержатся признаки, во всем отличающиеся от ваших нынешних примет.

– Все более и более странно.

– Разные указания, разные результаты измерений, различные отпечатки… Между обеими фотографиями – никакого сходства. Прошу вас поэтому соблаговолить дать нам точные сведения о вашей подлинной личности.

– Именно об этом мне бы хотелось вас спросить. Я столько прожил под разными именами, что давно забыл первое. Сам себя не узнаю.

– Следовательно, отказываетесь отвечать.

– Да.

– А почему?

– Потому что.

– Это ваше твердое решение?

– Да. Я уже вам сказал: ваше следствие не идет в счет. Вчера я поручил вам повести другое расследование, то, которое меня интересует. Я жду его результатов.

– А я, – воскликнул господин Формери, – я сказал вам вчера, что не верю ни словечку в вашей истории со Штейнвегом и не стану ею заниматься.

– Зачем же вчера, после нашей встречи вы отправились на виллу Дюпон, номер двадцать девять, и вместе с господином Вебером провели там тщательный обыск?

– Откуда вы об этом знаете? – спросил следователь, явно задетый.

– Из газет…

– А! Вы читаете газеты!

– Надо же быть в курсе.

– Это правда, для очистки совести я побывал в указанном доме, но проездом и не придавая этому существенного значения…

– Вы придали этому, напротив, такое значение и пытались выполнить задачу, которую я вам поручил, с таким похвальным усердием, что еще в этот час заместитель шефа Сюрте продолжает там обыск.

Господин Формери, казалось, окаменел. Он пролепетал:

– Что за выдумки! У нас, господина Вебера и меня, есть тысячи более важных дел… В эту минуту вошел служащий, шепнувший на ухо следователю несколько слов.

– Пусть заходит! – воскликнул тот. – Пусть заходит!

И, бросившись навстречу:

– Ну что, господин Вебер, какие новости? Вы нашли этого человека?

Он уже не притворялся, так ему не терпелось узнать, что удалось коллеге.

– Нет, – отозвался заместитель шефа Сюрте.

– О! Вы уверены?

– Готов утверждать, что в доме нет никого, живого или мертвого.

– Однако…

– Это, увы, так, господин следователь.

Оба выглядели разочарованными, словно уверенность Люпэна передалась также им.

– Вот видите, Люпэн, – не без сожаления в голосе произнес господин Формери. И добавил:

– Можно лишь предположить, что старый Штейнвег действительно содержался там, но теперь его больше нет.

Люпэн, однако, заявил:

– Еще позавчера утром он там был.

– А в пять часов вечера мои люди заняли особняк, – заметил господин Вебер.

– Придется, следовательно, признать, что во второй половине дня его опять похитили, – заключил господин Формери.

– Нет, – сказал тут Люпэн.

– Вы так думаете?

Наивной данью уважения проницательности Люпэна, подсознательной, заранее выраженной готовностью подчиниться любым предписаниям противника – вот чем прозвучал невольный вопрос следователя.

– Более чем уверен, – решительно заявил Люпэн. – Физически невозможно, чтобы старик Штейнвег к этому времени оказался на свободе или в другом месте заключения. Он по-прежнему находится в вилле Дюпон.

Господин Вебер поднял руки к потолку.

– Но это же безумие! – воскликнул он. – Поскольку я как раз оттуда! Поскольку я обыскал каждую комнату! Человека нельзя спрятать, словно монету в сто су!

– Что же теперь делать? – простонал господин Формери.

– Что делать, господин следователь? – отозвался Люпэн. – Очень просто. Сесть вместе со мной в машину и гнать, со всеми мерами предосторожности, которые вы посчитаете необходимыми, к номеру двадцать девять, на виллу Дюпон. Теперь час дня. В три часа я найду Штейнвега.

Предложение было самым четким, повелительным, требовательным. Оба должностных лица сполна почувствовали силу этой незаурядной воли. Господин Формери посмотрел на господина Вебера. В конце концов, почему бы нет? Чем может помешать такая новая попытка?

– Что скажете, господин Вебер?

– Ба! Не знаю…

– Да… Но все-таки… Речь идет о человеческой жизни…

– Очевидно… – произнес заместитель шефа Сюрте, продолжая раздумывать.

Дверь открылась, служащий принес письмо. Господин Формери вскрыл конверт и прочитал строки:

«Будьте осторожны. Если Люпэн попадет на виллу Дюпон, он выйдет из нее свободным. Его побег уже подготовлен».

Господин Формери побледнел. Опасность, которой он избежал, еще повергала его в ужас. Лишний раз Люпэн над ним посмеялся. Никакого Штейнвега не существовало. Следователь благодарил в душе Всевышнего. Если бы не чудесное появление этого анонимного письма, он бы погиб, был опозорен.

– На сегодня довольно, – объявил он. – Допрос будет продолжен завтра. Отвезти заключенного в Санте!

Люпэн не дрогнул. Он понял, что удар нанесен тем, другим. И подумал, что оставался один шанс против двадцати в пользу скорого спасения Штейнвега. Но этот единственный, двадцать первый шанс еще существовал, так что не было причины для отчаяния.

И сказал просто:

– Господин следователь, назначаю вам встречу на завтра, в девять часов утра, на вилле Дюпон.

– Вы с ума сошли! Я не желаю…

– Этого желаю я, и этого достаточно. Итак, завтра, в десять. Извольте не опаздывать.

IV

Как и в других случаях, сразу после возвращения в камеру Люпэн лег и, широко зевая, продолжал размышлять:

«Буду справедливым, мое нынешнее существование весьма удобно для ведения моих дел. Каждый день мне удается чуть-чуть подтолкнуть машину, и остается лишь подождать до следующего дня, чтобы двинуть ее еще дальше. События происходят сами собой. Какой прекрасный отдых для измотанного жизнью человека!»

И подумал, поворачиваясь к стене:

«Штейнвег, если только хочешь жить, не умирай еще! Потерпи немного, прояви капельку доброй воли! Делай, как я: поспи».

Если не считать времени ужина, Люпэн опять проспал до утра. Только скрежет отпираемого замка и отодвигаемых засовов смог его разбудить.

– Подъем! – скомандовал надзиратель. – Одевайтесь. Дело срочное.

Господин Вебер и его люди встретили его в коридоре и отвели к экипажу.

– На виллу Дюпон, кучер! – сказал Люпэн, усаживаясь. – Да побыстрее!

– Ого! Вы знаете, куда мы едем? – воскликнул заместитель шефа.

– Конечно, знаю. Ведь я вчера назначил там встречу господину Формери, ровно в десять утра. Если Люпэн сказал, дело должно быть сделано. Что и требовалось доказать…

Еще с улицы Перголез строжайшие меры предосторожности, предпринятые полицией, возбудили у арестанта радость. Бригады полицейских заполнили улицы. Доступ к вилле был наглухо перекрыт.

– Осадное положение! – злорадствовал Люпэн. – Вебер, раздашь за мой счет по луидору всем этим беднягам, которых ты потревожил без всякой надобности. Какая мобилизация сил! Еще немного – и ты наденешь на меня наручники!

– Для этого я ждал только твоего пожелания, – отозвался господин Вебер.

– Давай, старина. Надо же нам с тобой сыграть на равных! Подумать только, ведь вас сегодня – всего сотни три!

Закованный в стальные браслеты, Люпэн вышел из пролетки перед парадным входом. Его сразу повели в помещение, где стоял уже господин Формери. Полицейские вышли. Остался только Вебер.

– Прошу прощения, господин следователь, – поклонился Люпэн, – за минуту или две, на которые я запоздал. В другой раз, уверяю вас, такое не повторится…

Господин Формери был бледен, как стена. Его била нервная дрожь. Он едва выговорил:

– Сударь… Госпожа Формери…

Он не смог продолжать, – его горло сдавили спазмы.

– Как здоровье милой госпожи Формери? – с интересом спросил Люпэн. – Я имел честь станцевать с нею вальс минувшей зимой, на балу в мэрии. И это приятное воспоминание…

– Мсье, – перебил его следователь, – мсье, госпожа Формери… Вчера вечером позвонила ее мать, попросив срочно к ней зайти. Госпожа Формери тут же к ней отправилась, к несчастью – в мое отсутствие, так как я как раз в это время изучал ваше дело…

– Изучали мое дело? Хорошая работенка! – заметил Люпэн.

– Так вот, к полуночи, видя, что госпожа Формери не возвращается, начав уже беспокоиться, я поспешил к ее матери; госпожи Формери там не оказалось. Мать ей, оказывается, не звонила. Все оказалось самой отвратительной из ловушек. В этот час госпожа Формери еще не вернулась.

– Ах! – с возмущением произнес Люпэн.

И, немного подумав, добавил:

– Насколько мне помнится, госпожа Формери очень хороша собой?

Следователь, казалось, не понимал. Он подошел ближе и сказал голосом, полным тревоги, несколько театральным тоном:

– Мсье, в это утро меня предупредили письмом, что жена будет мне немедленно возвращена, как только найдут Штейнвега. Вот это письмо. Оно подписано Люпэном. Его послали вы?

Люпэн посмотрел на письмо и серьезным тоном подтвердил:

– Да, его послал я.

– Отсюда следует, что вы хотите добиться от меня, путем принуждения, права повести поиск названного Штейнвега?

– Я этого требую.

– И моя жена сразу после этого будет освобождена?

– Совершенно верно.

– Даже в том случае, если поиск окажется безрезультатным?

– Подобный случай исключен.

– А если я откажусь? – воскликнул Формери в неожиданной вспышке возмущения.

Люпэн тихо сказал:

– Ваш отказ может иметь серьезные последствия… Госпожа Формери – красивая женщина…

– Хорошо. Ищите… Вы – хозяин положения… – скрипнул зубами господин Формери.

И скрестил на груди руки, как мужчина, умеющий, при случае, примириться с суровой необходимостью.

Господин Вебер не произнес при этом ни слова, но в ярости покусывал все время ус, и чувствовалось, какой он должен был испытывать гнев, вынужденный лишний раз подчиниться капризам побежденного, но тем не менее – неизменно побеждавшего их противника.

– Поднимемся наверх, – сказал Люпэн.

Все последовали за ним.

– Откройте дверь в эту комнату!

Дверь отворили.

– Снимите с меня наручники!

Мгновенное колебание. Господа Формери и Вебер обменялись взглядами, советуясь.

– Пусть с меня снимут наручники! – повторил Люпэн.

– Под мою ответственность, – сказал заместитель шефа Сюрте.

И, подав знак восьми полицейским, которые его сопровождали:

– Взвести курки! При первой команде – огонь!

Его люди вынули револьверы.

– Долой оружие! – приказал Люпэн. – Руки – в карманы!

И, видя колебание окружающих, с силой добавил:

– Клянусь честью, что я нахожусь здесь, чтобы спасти жизнь человеку, который, вероятно, уже в агонии, и не попытаюсь совершить побег.

– Честь Люпэна… – пробормотал один из полицейских.

Резкий удар по ноге исторг у него крик боли. Его товарищи подскочили, дрожа от злости.

– Стойте! – закричал господин Вебер, бросаясь между ними и арестантом. – Давай, Люпэн, даю тебе час времени… И если через час…

– Никаких условий, – с непреклонностью сказал Люпэн.

– Эх! Делай, что хочешь, скотина, – вне себя от ярости проворчал заместитель шефа.

И отступил, отводя с собой в сторону своих людей.

– Замечательно, – сказал Люпэн. – Теперь можно спокойно поработать.

Он устроился в покойном кресле, спросил сигарету, закурил и принялся выпускать к потолку кольца дыма, тогда как остальные ждали, не стараясь скрыть до предела возбужденное любопытство.

Минуту спустя он сказал:

– Отодвиньте кровать.

Кровать отодвинули.

– Снимите все занавески в алькове.

Занавески удалили. Наступила долгая тишина. Казалось, идет сеанс гипноза, из тех, на которых присутствуешь с насмешливым недоверием, смешанным, однако, с тревогой, со смутным страхом перед теми таинственными явлениями, которые могут произойти. Может, на виду у всех сейчас появится покойник, вызванный из пространства всесильным заклинанием колдуна. Может быть, появится…

– Что? Уже?! – воскликнул господин Формери.

– Почти что, – сказал Люпэн. – Может быть вы, господин следователь, считали, что я ни о чем не думал в моей камере и заставил вас привезти меня сюда, не имея отчетливого представления о том, что надо делать?

– Что же дальше? – спросил господин Вебер.

– Пошли одного из твоих людей к доске электрических звонков.

Она должна быть где-то возле кухни.

Один из полицейских удалился.

– А теперь – нажми на кнопку звонка вон там, в алькове, на уровне кровати… Так… Жми сильнее… Не отпускай… Довольно. А теперь – позови обратно субъекта, которого туда послал.

Минуту спустя полицейский поднялся наверх.

– Ну, ты, артист, ты слышал звонок?

– Нет.

– Какой-нибудь из номеров на доске засветился?

– Нет.

– Отлично, значит – я не ошибся, – объявил Люпэн. – Будь любезен, Вебер, отвинти этот звонок; как видишь, он – ложный… Так… И начинай вывинчивать фарфоровый колокольчик, в который вставлена кнопка… Отлично… Что ты видишь теперь?

– Какую-то воронку… Кажется, конец какой-то трубы…

– Нагнись… Приложи губы к этой трубе, как к рупору.

– Сделано.

– Теперь зови: «Штейнвег! Эй! Штейнвег!» Не надо так кричать… Просто говори… Ну что?

– Никто не отвечает.

– Тем хуже. Значит, он либо умер… Либо не может уже отвечать.

Господин Формери не выдержал:

– Значит, все пропало!

– Ничто не пропало, – возразил Люпэн, – но дело может затянуться. У этой трубки, как у всех трубок, два конца; надо добраться до второго.

– Но для этого придется разрушить весь дом…

– Вовсе нет… Сейчас увидите…

Он взялся за дело сам, окруженный всеми полицейскими, которые, правда, больше глазели, чем стерегли своего пленника. Люпэн прошел в другую комнату и сразу же, как и предвидел, обнаружил свинцовую трубу, которая выходила из стены в углу и поднималась затем к потолку.

– Ага! – сказал Люпэн, – эта штука поднимается вверх! Неглупо придумано! Ищут ведь обычно в погребах!

Ниточка вышла на свет, оставалось только последовать за нею. Они поднялись на третий этаж, потом – на четвертый, затем – к мансардам. И увидели вскоре, что потолок одной из мансард был пробит и труба сквозь него уходила дальше, проникая в низкий чердак, который в верхней части тоже был пробит.

А над ним была уже только крыша.

Они приставили лестницу и вылезли наружу через слуховое окно. Кровля здесь была из жестяных листов.

– Разве вы не видите, – спросил господин Формери, – что это ложный след?

Люпэн пожал плечами.

– Вовсе нет.

– Ну конечно! Труба кончается под кровельным листом!

– И это доказывает, что между листами жести и верхней частью чердака остается свободное пространство, где мы найдем… Того, кого ищем.

– Невозможно!

– Сейчас посмотрим. Пусть ваши люди приподнимут листы…

Нет, не там… Труба должна оканчиваться вот тут.

Трое полицейских выполнили приказание. И один из них воскликнул:

– Ах! Вот оно!

Все нагнулись. Люпэн был прав. Под жестью, поддерживавшейся переплетением деревянных, полусгнивших досок, оказалась пустота высотой не более метра. Первый полицейский, который в нее проник, пробил своим весом пол и свалился на чердак. Пришлось продвигаться дальше с особой осторожностью, постепенно поднимая жестяные листы.

Немного дальше им встретилась печная труба. Люпэн, шедший впереди и следивший за работой полицейских, остановился и сказал:

– Вот он.

Человек, скорее – труп, лежал там; при ярком свете дня они увидели его смертельно бледное, искаженное страданием лицо. Он был прикован цепями к кольцам, вмурованным в кладку трубы. Возле него стояли две миски.

– Он мертв, – сказал следователь.

– Что вы об этом знаете! – возразил Люпэн.

Он проскользнул внутрь, попробовал ногой пол, который в этом месте показался ему прочнее, и приблизился к телу. Господин Формери и заместитель шефа Сюрте последовали за ним. Присмотревшись, Люпэн произнес:

– Он дышит.

– Да, – подтвердил господин Формери. – Сердце бьется слабо, но бьется. По-вашему, его еще можно спасти?

– Конечно, – с величайшей уверенностью отозвался Люпэн. – Поскольку он не умер до сих пор…

И скомандовал:

– Молока ему! Сейчас же! Молока с добавкой минеральной воды Виши. Бегом! За все отвечаю я!

Двадцать минут спустя старик Швейнвег открыл глаза. Люпэн, стоя возле него на коленях, прошептал – медленно и отчетливо, чтобы его слова как следует запечатлелись в мозгу пострадавшего:

– Послушай, Штейнвег. Никому не открывай тайны Пьера Ледюка. Я, Арсен Люпэн, покупаю ее у тебя по любой цене, которую ни запросишь. Только не мешай мне действовать.

Следователь взял за локоть Люпэна и озабоченно спросил:

– А госпожа Формери?

– Госпожа Формери свободна. И с нетерпением вас ждет.

– Как вас понять?

– Очень просто, господин следователь. Я заранее знал, что вы согласитесь на предложенную мною маленькую экспедицию. Отказ с вашей стороны был бы немыслим.

– Почему?

– Госпожа Формери слишком хороша собой…