Текст книги "Последние похождения Арсена Люпэна. Часть II: Три убийства Арсена Люпэна"

Глава 2
Страничка современной истории

I

Арсен Люпэн с силой выбросил оба кулака вправо и влево, приложил их к груди, снова развел, опять соединил. За этим движением, повторившимся тридцать раз, последовал наклон торса вперед и назад, а затем – попеременный подъем ног, после него – попеременное вращение рук.

Все это продолжалось четверть часа, те четверть часа, которые он каждый день посвящал шведской гимнастике, чтобы размять мускулатуру.

Окончив упражнения, он устроился за столом, взял чистые листы бумаги, уложенные в пронумерованные пачки, и, сложив один из них, сделал из него конверт. Затем повторил эту операцию с целым рядом других листков бумаги.

Это была работа, на которую он согласился и которой занимался ежедневно, поскольку заключенные обладали правом самим выбирать себе дело по вкусу: склейку конвертов, изготовление бумажных вееров, металлических кошельков и так далее.

Машинально занимая руки таким нехитрым делом, продолжая разминать мышцы этими механическими движениями, Люпэн неустанно думал о своих делах.

Грохот засовов, щелкание замка…

– А, это вы, мой образцовый тюремщик! Неужто настал час заглавнейшего из туалетов, той стрижки волос, которая предшествует финальной, великой рубке?

– Нет, – сказал надзиратель.

– Тогда – занятия? Прогулка во Дворец? Это бы меня удивило; наш добрый господин Формери недавно предупреждал, что с этих пор, ради осторожности, он будет допрашивать меня только здесь, в моей камере, – что несколько мешает, признаться, исполнению моих планов…

– К вам пришли с визитом, – лаконично сообщил тюремщик.

«Вот оно!» – подумал Люпэн.

И, следуя к переговорной, сказал себе:

«Дьявол меня возьми! Если это то, о чем я думаю, значит – я и вправду молодчина! Поставить такое дело на колеса, причем – всего за четыре дня, сидя в тюрьме! Какое достижение!»

Получив по всей форме разрешение, подписанное директором второго дивизиона префектуры полиции, посетители вводятся в узкие клетушки, которые служат для таких встреч. Эти мини-камеры, разделенные посередине двумя стальными сетками, установленными на расстоянии в пятьдесят сантиметров друг от друга, имеют две двери, выходящие в два различных коридора. Заключенный входит через одну из дверей, посетитель – через другую. Таким образом они не могут ни касаться друг друга, ни переговариваться слишком тихим голосом, ни обмениваться какими-либо предметами. Кроме того, в некоторых случаях при таких встречах может присутствовать надзиратель.

На этот раз такой чести был удостоен сам главный надзиратель.

– Кто же, черт возьми, получил разрешение нанести мне визит? – воскликнул Люпэн, входя. – Разве нынче у меня – день приема?

Пока стражник запирал дверь, он подошел к решетке и стал всматриваться в человека, находившегося уже напротив, чьи черты, однако, лишь смутно проступали в полумраке клетушки.

– Ах! – воскликнул он радостно, – это вы, мсье Стрипани! Какая приятная неожиданность!

– Да, это я, дорогой князь.

– Нет-нет, прошу без титулов, дорогой мсье. В этом месте я обычно отказываюсь от любых отрыжек пустого тщеславия. Зовите меня Люпэном, это ближе к действительности.

– Как вам будет угодно, но я был знаком с князем Серниным; князь Сернин был тем, кто спас меня от нищеты, вернув мне состояние и счастье. И вы меня поймете, если в моих глазах навсегда останетесь князем Серниным.

– К делу, мсье Стрипани, к делу! Каждое мгновение господина главного надзирателя – на вес золота, и мы не вправе ими злоупотреблять. В двух словах, что привело вас ко мне?

– Что меня привело? О Господи, это так просто! Мне показалось, что вы будете мною недовольны, если я обращусь к другому, чтобы завершить дело, которое было начато вами. С другой стороны, вы – единственный человек, в руках которого соединились все нити, позволившие вам в ту пору восстановить истину и содействовать моему спасению. Исходя из этого, только вы могли бы снова предотвратить удар, который мне опять грозит. Все это прекрасно понял господин префект полиции, когда я изложил ему ситуацию.

– Меня действительно удивило, что вам было разрешено…

– Отказ был немыслим, дорогой князь. Ваше вмешательство просто необходимо в этом деле, в котором сплетается столько интересов, и не только моих, – интересов, касающихся также высокопоставленных, известных вам особ…

Краем глаза Люпэн следил за тюремщиком, слушавшим с жадным вниманием, наклонившись вперед, стараясь уловить тайный смысл каждого слова, которым они обменивались.

– Так что?.. – спросил Люпэн.

– Так что, дорогой князь, умоляю вас воскресить в памяти все обстоятельства в отношении известного вам документа, отпечатанного на четырех языках, начало которого, по крайней мере, касалось…

Удар кулаком в челюсть, чуть пониже уха… Главный надзиратель покачнулся и, как мешок, без звука свалился в объятия Люпэна.

– Точный выпад, Люпэн, – похвалил себя тот, – чистая работа. Скорее, Штейнвег, хлороформ при вас?

– Вы уверены, что он без чувств?

– Еще бы! На три или четыре минуты – наверняка… Но этого нам не хватит…

Немец извлек из кармана медную трубочку, которую удлинил в несколько раз, раздвигая, словно телескоп, и к концу которой был прикреплен миниатюрный флакон. Люпэн взял его, вылил несколько капель на платок и приложил его к носу главного надзирателя.

– Отлично! Этот парень получил свое. К моему сроку, верно, прибавятся восемь или пятнадцать дней карцера… Что поделаешь, издержки ремесла…

– А я?

– Вы-то? Что вам могут сделать?

– Ну вот! А удар кулаком!

– Вы тут ни при чем.

– А разрешение на свидание? Оно ведь поддельное…

– И в этом вы ни при чем.

– Но я ведь им воспользовался.

– Прошу прощения! Позавчера вы по всем правилам обратились с прошением для некоего Стрипани. Сегодня утром – получили официальный ответ. Прочее вас не касается. Только мои друзья, те, кто изготовил ответную бумагу, могут беспокоиться. Если чем-нибудь выдадут, заявят себя!

– А если сейчас придут?

– Зачем?

– Все здесь просто остолбенели, когда я предъявил разрешение на свидание с Люпэном. Директор вызвал меня к себе и стал разглядывать его со всех сторон. И я не сомневаюсь, что в префектуру полиции успели уже позвонить.

– Я в этом даже уверен.

– Так что же?

– Все предусмотрено, старина. Не порть себе настроение, лучше – поговорим. Идя сюда, вероятно, ты знал, о чем будет речь?

– Да, ваши друзья мне все объяснили…

– И ты согласен?

– Человек, который спас меня от смерти, может располагать мною, как посчитает нужным. Какие бы мне ни удалось оказать ему услуги, я еще останусь его должником.

– Прежде чем открыть мне свою тайну, подумай, в каком положении я нахожусь… Заключенный, бессильный что-либо предпринять…

Штейнвег засмеялся.

– Ну, ну, прошу вас, не надо так шутить. Я выдал свой секрет Кессельбаху, так как он был богат и мог, скорее чем кто-нибудь другой, извлечь из него пользу. А вас, как вы ни были бессильны и содержались в заключении, – вас я считаю в сто раз могущественнее, чем Кессельбах с его сотней миллионов.

– Ох! Ох!

– И вы это прекрасно знаете. Ста миллионов было бы недостаточно, чтобы обнаружить ту дыру, где я лежал при смерти, как и для того, чтобы привести меня сюда, всего за час, к бессильному заключенному, каким вы являетесь. Для этого необходимо нечто другое. И это у вас есть.

– В таком случае – говори. И – по порядку. Имя убийцы?

– Это невозможно.

– Как так – невозможно! Если уж ты его знаешь, ты должен мне все открыть!

– Только не это.

– Но все-таки…

– Позднее…

– Ты сошел с ума! Но почему?!

– У меня нет доказательств. Позднее, когда вы будете свободны, мы вместе их добудем. Впрочем, к чему это! Я действительно не могу.

– Ты его боишься?

– Да.

– Хорошо, – сказал Люпэн. – В конце концов, не это самое срочное. Заговоришь ли ты об остальном?

– Обо всем.

– Тогда отвечай. Каково настоящее имя Пьера Ледюка?

– Германн IV, великий герцог де Де-Пон-Вельденц, князь Бернкастель, граф де Фистинжен, сеньор Висбаденский и иных мест.

Люпэн чуть не подскочил от радости, узнав, что его протеже действительно оказался далеко не сыном колбасника.

– Тьфу ты! – пробормотал он. – Какие у нас титулы! Насколько мне известно, великое герцогство де Де-Пон-Вельденц находится в Германии?

– Да, на Мозеле. Род Вельденцев является ветвью герцогского рода Де-Понов. Великое княжество было занято французами после Люневильского мира и стало частью департамента Мон-Тоннер. В 1814 году его восстановили в пользу Германна I, прадеда нашего Пьера Ледюка.

– Интересно, интересно…

– Его сын, Германн II, – продолжал старик, – прожил бурную молодость, разорился, растратил казну своего государства и стал ненавистным для своих подданных, которые частью сожгли старинный замок Вельденц и изгнали своего властителя. Великое герцогство попало под управление трех регентов; они правили им от имени Германна II, который, вопреки всему, не отказался от престола и сохранил свой титул царствующего великого герцога. Он жил довольно скромно в Берлине, а позднее участвовал в кампании во Франции, под началом Бисмарка, с которым его связывала дружба. При осаде Парижа Германн II был смертельно ранен и, умирая, поручил Бисмарку заботу о своем сыне, тоже Германне… Германне III.

– Следовательно, отцу нашего Ледюка.

– Вот именно. Канцлер полюбил молодого герцога, не раз посылал его с тайными миссиями к различным зарубежным правителям. После падения своего покровителя Германн III оставил Берлин, некоторое время провел в путешествиях и вернулся, чтобы поселиться в Дрездене. Когда Бисмарк умер, Германн III был при нем. И умер сам два года спустя. Таковы факты, известные всем в Германии, история трех Германнов, великих герцогов де Де-Пон-Вельденц в минувшем столетии.

– Но четвертый из них, Германн IV, которым интересуемся мы?

– О нем – чуть позже. Перейдем к тому, что пока неизвестно.

– И что знаешь только ты, – заметил Люпэн.

– Только я… И некоторые другие…

– Как так – другие? Стало быть, тайну не сберегли?

– Вовсе нет, ее хорошо хранят… люди, которые ее знают. Не надо беспокоиться, они всецело заинтересованы в том, чтобы ее сохранить, за это я отвечаю.

– Вот как! Откуда же она известна тебе?

– Благодаря одному из слуг, доверенному секретарю великого герцога Германна, последнего, носившего этот титул. Его бывший слуга, умерший у меня на руках в Африке, доверил мне вначале, что его хозяин заключил тайный брак и оставил сына. Затем – открыл мне пресловутую тайну.

– Ту, которую ты, в свою очередь, доверил Кессельбаху?

– Да.

– Говори.

В ту же самую секунду, однако, раздался металлический звук – кто-то вставил в замок ключ.

II

– Ни слова, – прошептал Люпэн.

Он прислонился к стене рядом с дверью. Та открылась. Люпэн тут же резко ее захлопнул, оттолкнув вошедшего надзирателя, который при этом вскрикнул.

Люпэн схватил его за горло.

– Молчи, старина. Если пикнешь, ты погиб.

Он положил его на пол.

– Будешь слушаться?.. Понимаешь, в какое положение попал?.. Да? Отлично… Где твой носовой платок? Теперь давай руки… Хорошо, я спокоен. И послушай. Тебя прислали на всякий случай, не так ли? Чтобы помочь, при необходимости, главному надзирателю? Отличная мысль, хотя несколько запоздалая. Ты видишь, главный надзиратель мертв… Если пошевелишься, позовешь на помощь – с тобой будет то же самое.

Он отобрал у пленника ключи и вставил олив из них в замок.

– Вот так будет спокойнее.

– С вашей стороны… – заметил старик Штейнвег. – А с моей?

– А зачем туда могут войти?

– Но если что-нибудь услышали?

– Не думаю… Во всяком случае, мои друзья дали тебе поддельные ключи?

– Да.

– Тогда воткни один из них в замок… Сделал? Хорошо, теперь в нашем распоряжении по крайней мере добрых десять минут. Видишь, друг мой, как трудные с виду дела в действительности оказываются простыми. Достаточно немного хладнокровия и умения пользоваться обстоятельствами. Давай же, не поддавайся эмоциям, продолжим разговор. Перейдем на немецкий, согласен? Нет вовсе нужды в том, чтобы эта личность была в курсе государственных секретов, которые мы обсуждаем. Давай, старина, не отвлекайся. Мы здесь у себя.

Штейнвег продолжил свой рассказ:

– В тот самый вечер, когда скончался старик Бисмарк, великий князь Германн III и его верный слуга – мой приятель по Африке – сели в поезд который доставил их в Мюнхен… как раз к отходу другого поезда, до Вены. Из Вены они отправились в Константинополь, потом – в Каир, затем – в Неаполь, оттуда – в Тунис, в Испанию, в Париж, в Лондон, в Санкт-Петербург, в Варшаву… Ни в одном из этих городов они не останавливались. Брали извозчика, грузили два своих чемодана, гнали по всем улицам, спешили к ближайшей станции или причалу и снова садились в поезд или на пароход.

– Короче, за ними следили, и они заметали следы.

– Однажды вечером они оставили город Трев, одетые в рабочие блузы и кепки. Прошли пешком тридцать пять километров, отделявших их от Вельденца, где находится древний замок Де-Пон, точнее – развалины древнего замка.

– Обойдемся без описаний.

Целый день они скрывались в соседнем лесу. На следующую ночь подошли к старым укреплениям. Германн приказал слуге дожидаться его, а сам перебрался через стену, используя пролом, именуемый Волчьей Брешью. Час спустя он вернулся. На следующую неделю, после новых перекочевок, он возвратился к себе, в Дрезден. Экспедиция была окончена.

– А ее цель?

– Великий герцог не сказал ни слова о ней слуге. Но тот, благодаря некоторым подробностям, по совпадениям между происходившими событиями сумел установить истину, по крайней мере – отчасти.

– Быстрее, Штейнвег, осталось мало времени, я должен все узнать.

– Через две недели после окончания экспедиции граф Вальдемар, офицер императорской гвардии и личный друг кайзера, явился к великому герцогу в сопровождении шести гвардейцев. Весь день он провел у него, запершись в кабинете герцога. Несколько раз оттуда доносился шум жарких споров, резких перепалок. Слуга, проходивший как раз под окнами, слышал даже такую фразу: «Эти бумаги были вам вручены, его величество в этом уверено. Если вы не желаете передать их мне по доброй воле…» Окончание фразы, смысл угрозы и всей сцены в целом, впрочем, легко угадать по тому, что случилось в дальнейшем: дом обыскали сверху донизу.

– Что же у него искали? Мемуары канцлера?

– Нечто еще более важное. Искали папку секретных документов, о существовании которых кто-то проболтался и о которых было наверняка известно, что их доверили великому Германну.

Люпэн обоими локтями оперся о решетку, его пальцы вцепились в ее стальные ячейки. Взволнованным голосом он проронил:

– Секретные документы?.. Очень важные, конечно?..

– Величайшего значения. Обнародование этих бумаг имело бы непредсказуемые последствия, и не только для внутренней, но и для внешней политики.

– О! – с трепетом прошептал Люпэн, – о! Возможно ли такое! У тебя есть доказательства?

– Какие еще могут быть доказательства? Если есть свидетельство самой супруги великого герцога, признания, сделанные ею слуге после смерти мужа!

– Действительно… Действительно, – пробормотал Люпэн. – Это равноценно свидетельству самого герцога.

– Есть даже кое-что получше! – воскликнул Штейнвег.

– Что же?

– Документ! Документ, написанный его рукой, подписанный им самим, и в котором…

– Что же в нем?

– Список секретных бумаг, которые были ему доверены.

– В двух словах?..

– В двух словах не расскажешь. Документ велик, перемежается аннотациями и примечаниями, иногда – трудно объяснимыми. Достаточно назвать хотя бы два пункта, соответствующих двум связкам секретных текстов. Во-первых, это «Оригиналы писем кронпринца Бисмарку». Их датировка показывает, что письма были написаны во время трехмесячного правления кайзера Фридриха III. Чтобы представить себе, что могли содержать эти письма, достаточно вспомнить болезнь Фридриха, его нелады с сыном.

– Да, да, знаю… А другой пункт списка?

– «Фотокопии писем Фридриха III и супруги кайзера Виктории королеве Англии Виктории»…

– И это тоже? Там это тоже есть? – горло Люпэна было сдавлено волнением.

– Мне запомнилось примечание великого герцога. «Текст трактата с Англией и Францией». И еще, с несколько темным смыслом: «Эльзас-Лотарингия… Колонии… Ограничение морских вооружений…»

– Это там тоже есть? – прошептал Люпэн. – Темный смысл, говоришь? Напротив, ослепительно ясные слова! Ах! Возможно ли такое!

За дверью послышался шум. Кто-то постучал.

– Нельзя, – отозвался Люпэн. – Я занят!

Стучать начали также во вторую дверь, со стороны Штейнвега.

Люпэн крикнул:

– Чуточку терпения! Через пять минут я кончаю!

И приказал старику:

– Спокойно, продолжай. Как ты думаешь, экспедиция великого герцога и его слуги к замку Вельденц не имела другой цели, кроме сокрытия документов?

– Без всякого сомнения.

– Допустим. Но герцог мог их с тех пор забрать?

– Нет. Он не выезжал из Дрездена до самой смерти.

– Но враги великого герцога, всецело заинтересованные в том, чтобы завладеть ими и уничтожить, они-то могли как следует поискать в том месте, где хранились бумаги?

– Поиски действительно привели их туда.

– Откуда ты это знаешь?

– Вы, конечно, понимаете, что я не оставался в бездействии и что первой моей заботой, как только я все узнал, было отправиться в Вельденц и самому навести справки в окрестных деревнях. Так вот, я узнал, что замок уже два раза заполнялся дюжиной людей, приезжавших из Берлина и предъявлявших регентам свои полномочия.

– И что же?

– Они ничего не находили; это видно по тому, что с тех пор посещение замка запрещено.

– Но кто может ему помешать?

– Гарнизон из пяти десятков солдат, несущих стражу днем и ночью.

– Это солдаты великого герцогства?

– Нет, из личной гвардии кайзера.

Из коридора слышались все более громкие голоса; начали снова стучать, вызывая главного надзирателя.

– Он спит, господин директор, – отозвался Люпэн, узнавший голос Борели.

– Откройте! Приказываю вам открыть!

– Невозможно, замок испортился. Если позволите дать вам совет, попробуйте вырезать замок.

– Откройте!

– А судьба Европы, которую мы как раз решаем? Вам она безразлична?

Он повернулся к старику:

– Итак, ты не смог проникнуть в замок.

– Нет.

– Но ты убежден, что пресловутые бумаги по-прежнему находятся в нем?

– Разве я не представил вам все доказательства? Не убедил вас тоже?

– Да, да, – сказал Люпэн, – они спрятаны там… Сомнения нет… Они спрятаны там…

Он видел уже, как ему казалось, полуразрушенный замок. Проникал взором в недоступный тайник. И зрелище неисчерпаемых сокровищ, сундуков, полных драгоценных камней и других богатств, не могло бы сильнее взволновать его, чем мысль об этих старых бумагах, которые оберегала гвардия кайзера. Какая чудесная добыча! Как она была бы достойна его! И как ему еще раз удалось проявить дальновидность и проницательность, бросившись наудачу по этому таинственному следу!

Снаружи уже вовсю трудились над замком. Он спросил:

– Отчего умер великий герцог?

– От плеврита, за несколько дней. Ему едва удалось прийти в сознание, и было особенно страшно видеть, какие неслыханные усилия он прилагал между приступами к тому, чтобы собраться с мыслями и что-то сказать. Время от времени он звал жену, с отчаянием на нее смотрел и напрасно шевелил губами.

Снаружи продолжалась работа – старались открыть замок.

– Но он все-таки заговорил? – спросил Люпэн, которого эта возня начинала беспокоить.

– Нет. Но в ту минуту недолгого прояснения, напрягая всю энергию, он сумел начертать несколько знаков на листке бумаги, который держала перед ним супруга.

– Так! И это знаки?

– Большей частью они были неразборчивы.

– Большей частью… Но остальные? – с жадностью спросил Люпэн. – Остальные?..

– Прежде всего, там были хорошо различимы цифры… 8, 1 и 3.

– «813», знаю… А еще?

– Еще были буквы, несколько букв, среди которых можно с уверенностью восстановить только группу из трех знаков, а за нею – еще двух букв.

– «АПООН» не так ли?

– Ах! Вы уже знаете…

Замок начал поддаваться, почти все винты были вывернуты. И Люпэн спросил еще, боясь, что разговор будет прерван:

– Таким образом, неполное слово «АПООН» и число «813» стали формулами, которые великий герцог завещал своей жене и сыну, чтобы они смогли разыскать секретные документы?

– Да.

Обеими руками Люпэн вцепился в замок, чтобы удержать его на месте.

– Господин директор, вы разбудите главного надзирателя. Это будет невежливо, погодите еще минутку, будьте добры. Штейнвег, что стало с женой великого герцога?

– Умерла вскорости после мужа, можно сказать – от горя.

– Ребенка приютило их семейство?

– Какое там семейство? У великого герцога не было ни братьев, ни сестер. Кроме того, он состоял в морганатическом, тайном браке. Нет, ребенок был увезен старым слугой Германна, который воспитал его под именем Пьера Ледюка. Это был довольно скверный юноша, с независимым нравом, гораздый на выдумки, трудный. В один из дней он уехал. Больше его не видели.

– Он знал тайну своего рождения?

– Да, и ему был показан листок бумаги, на котором его отец написал число «813» и прочее.

– И то же самое впоследствии сообщили тебе одному?

– Да.

– И ты доверил все Кессельбаху?

– Ему одному. Из осторожности, однако, показав ему листок со знаками и цифрами, так же как список, о котором я говорил, я сохранил эти два документа. Дальнейшее показало, что я был прав.

– И эти бумаги – у тебя?

– Да.

– В надежном месте?

– Да.

– В Париже?

– Нет.

– Тем лучше. Не забывай, что жизнь твоя в опасности и тебя преследуют.

– Знаю. При первой же ошибке я погиб.

– Вот именно. Так что прими все меры предосторожности, следи за врагами, забери свои бумаги и жди моих указаний. Дело в шляпе. Через месяц или немного позднее мы нанесем визит замку Вельденц.

– А если я буду в тюрьме?

– Тебя из нее вытащат.

– Разве это возможно?

– На следующий же день после того, как выйду я. Нет, ошибаюсь: в тот же вечер… Час спустя…

– Значит, у вас есть средство?

– Вот уже десять минут – да, причем – безошибочное. Тебе больше нечего мне сказать?

– Нет.

– Тогда – открываю.

Он отворил дверь и поклонился господину Борели:

– Господин директор, я не знаю уж, как перед вами извиняться…

Он не закончил. Бурное вторжение директора и трех надзирателей оборвало его речь. Господин Борели был бледен от ярости и возмущения. Вид двух надзирателей, растянувшихся на полу, привел его в исступление.

– Мертвы! – воскликнул он.

– Вовсе нет, вовсе нет, – осклабился Люпэн. – Вот этот, смотрите, шевелится. Скажи что-нибудь, скотина!

– А второй? – спросил господин Борели, бросаясь к главному надзирателю.

– Просто уснул, господин директор. Он сильно устал, и я устроил ему несколько минут отдыха. Прошу его не наказывать. Буду в отчаянии, если он, бедняга…

– Прекратите болтовню, – резко бросил господин Борели. И приказал стражникам:

– Отвести его в камеру… Для начала… Что касается посетителя…

Люпэн не успел более что-нибудь узнать о намерениях господина Борели в отношении старика Штейнвега. Но для него это уже мало что значило. Он уносил в свое одиночество груз гораздо более важных проблем, чем судьба старика. В его руках была теперь тайна Кессельбаха!