Книга: Выбранные места из переписки с друзьями - Николай Гоголь

Несмотря на неоднозначную оценку, флёр безумия и сочувственную позу, мне книга очень понравилась. Так это, наверное, потому, Федя, что ты ведь Гоголя фанат — все книжки не по разу перечитал, а «Мёртвые души» и вовсе чуть не каждые полгода у тебя не в руках, так в плеере? Экранизации, вишь, смотришь? Отчасти, наверное, дело и так обстоит — всё же не считаю для себя зазорным выслушивать советы и рекомендации от, чорт побери, гения, которого всей душой почитаю. По большей же части дело в том, что я при чтении скидку делал на то, что всей-то переписки я не знаю — бог знает, что было в предыдущих десяти письмах, что и как там обсуждалось. Возможно, что категоричность и тон Николая Васильевича вполне уместны, то есть уместны в контексте многолетней переписки с теми же Толстым, Языковым, Смирновой-Россет и т. д. Конечно, порой, когда читаешь письмо, то невольно думаешь, что адресовано-то оно именно тебе и обращается Гоголь к тебе же, но — нет, увы и ах) Если понять это и суметь абстрагироваться, то книга принесёт много удовольствия и пользы. Во-первых, это погружение в эпоху. Мне было интересно узнать о балах, устройстве быта, бюрократических порядках, ведении хозяйства и т. д. из уст современника, а не современных мне историков. Теперь на порой полярные суждения известного рода «экспертов» могу приводить мнение беспрекословного авторитета. Во-вторых, было очень интересно читать о картине Иванова «Явление Христа народу». Для меня вообще удивительно, что мир когда-то существовал без каких-то «само собою разумеющихся» вещей — когда-то не было «Анны Карениной», «Трёх богатырей», телефонной связи, улицы Ленина в каждом населённом пункте... И «Явления Христа» когда-то не было. И не было Ближайшего. Об этом времени, о создании этой картины Гоголь и пишет. Нет, без иронии какой-то говорю — удивительно, в голове не укладывается.

В-третьих, было здорово почитать о современной Гоголю поэзии. У нас ведь как? Пушкин-Лермонтов-Блок. Ну, ещё немного Фета, Некрасов с железной своей дорогой выглядывает и Тютчеву с грозой в начале мая не надо рая. А тут — целый каскад! Ломоносов(который не только университеты основывал и из Холмогор пешком ходил), Державин (который до Пушкина был солнцем и колоссом), Дельвиг, Вяземский, Жуковский, Языков... Стыдно даже стало, честно говоря — вот ведь слышал о таких, знаю, что были и внимания заслуживают, но от хоть бы строчку вспомнить на память... Эх! В-четвёртых, нравственные и житейские советы Гоголя заслуживают внимания. Да, местами они спорны, местами устарели, но в целом — дельны. И всяко лучше многочисленных современных книжонок по самомотивации, управлению судьбой, тайм-менеджменту и прочей дребедени. В-пятых, я теперь знаю, какая судьба постигла второй том почитаемых мною «Мёртвых душ». Гоголь их сжёг. Сжёг не случайно, не перепутав с черновиками, не в припадке безумия. Это был осознанный акт вполне здравомыслящего человека. Может быть, даже подвиг. В-шестых, мнение Гоголя о русской литературе. Тут нечего говорить — если это не аксиома и не константа, то где-то очень близко. В-седьмых, заглянуть в душу поэту и титану, почитать его исповедь... Знаете, это очень сильно, непознаваемо и чуть-чуть стыдно. Всё же это письма, хотя бы и опубликованные не то, что с согласия автора, но и вовсе самим автором.

Я очень жалею, что во времена Николая Васильевича не было интернета со всеми его блогами, пабликами и тредами. Думаю, в этом формате «Выбранные места» смотрелись бы органичнее, хотя и без того эта книга определила вектор развития русской литературы на века.

«Очень меня заняла последнее время ещё Гоголя переписка с друзьями. Какая удивительная вещь! За 40 лет сказано, и прекрасно сказано, то, чем должна быть литература. Пошлые люди не поняли, и 40 лет лежит под спудом наш Паскаль »

Лев Толстой

Сложно комметировать произведение, лучше всего выразил мои мысли Белинский в письме Гоголю, очень советую почитать. Что очень показательно, так как это изменилось отношение критика к писателю после выхода в свет этого произведения

Я обожаю "Вечера на хуторе...", да и трудно найти человека, не разделяющего мою точку зрения, и поэтому прочитать "Выбранные места..." стоит уже хотя бы потому, что это все-таки Гоголь, тот самый любимый нами с детства Гоголь. И тут стоило бы написать, что-то вроде "А видим мы вовсе не того Гоголя, которого знаем", но это было бы не совсем честным приукрашиванием рецензии. Для меня фигура Николая Васильевича всегда была окутана каким-то глубоким мистицизмом, чем-то таинственным и трагичным. Все мы слышали (уж не знаю, правда ли это) про его летаргический сон (кстати, в одном из первых пунктов включенного в книгу завещания, писатель просит похоронить его только, когда будут налицо признаки гниения тела), про погружение в религию, про болезненность и инаковость, отрешенность от мира. Бессмысленно было бы ожидать от "Выбранных мест..." хуторской разудальщины, открывая книгу, надо быть готовым к серьезным темам.

И вот тут-то возникает небольшой диссонанс, потому что темы, важные и актуальные тогда, сегодня по большей части представляют интерес исторический, праздно любопытный. Исчезла та Россия, о которой говорит Николай Васильевич, растворилось тогдашнее административное устройство государственных органов, рассыпались сословия. Гоголь писал, глядя в будущее, ожидая неизбежного преображения России, он с уверенностью заявлял, что скорченная под тяжестью противоестественных свобод Европа скоро приползет к нам учиться нравственности, что Россия воспрянет. Гоголь писал это, не предполагая, что через чуть более, чем полвека по России прокатится циркулярной пилой явление, называемое страшным словом революция. Исполнение пророчеств Николая Васильевича откладывается (мы ведь знаем, что больше Европе ползти некуда, не знаем только, - останется ли у нее, Европы, здравого понимания своего катастрофического положения), и от этого читать "Выбранные места..." зачастую грустно, потому что между строк сквозит "вот-вот" и "еще чуть-чуть". Но прошло уже сто пятьдесят лет, - "чуть-чуть" ли это? - и мы знаем то, о чем Гоголь не подозревал. Мы знаем, например, что у публичных чтений, которым автор пророчил большое будущее, не было шансов не против театра (у театра самого шансов не осталось), а против заполонившего умы кинематографа, о котором в середине девятнадцатого века думали разве что фантасты.

Интересно вот что. Большинство сборников писем великих людей издаются не ими, зачастую после смерти последних. "Выбранные места..." же Николай Васильевич издавал сам по своей воле, желая поделиться со всеми тем, чем делился со своими корреспондентами. Гоголь искренне хотел нам всем помочь, он многое понял и хотел, чтобы это поняли все. Он осознал свое влияние на общество, как писателя, и решил использовать его во благо. Вот суть и смысл книги. Возможно, для кого-то она будет открытием. В том, что для многих она открытием была, учитывая времена и нравы, - сомнений нет. Мне проблема актуальности видится главной при чтении "Выбранных мест..." Я ждал больше "вечного", если честно.

Книгу, наверное, лучше читать вслух. Есть такие вещи, которые про себя ну не воспринимаются. Я через каждые три-пять страниц сладко засыпал прямо в кресле. Правды ради следует сообщить, что на сонливость мою во многом повлияло не содержание и не стиль написания, а непосредственно оформление пресловутой в своем убожестве "зеленой серии". Мелкий шрифт, крохотные междустрочные интервалы, "неразгибаемость" книги, - три врага вдумчивого чтения, это факт известный.

Некоторые письма действительно интересны. Интересны они вдвойне, если признавать себя адресатом, ведь по сути Гоголь обратился ко всем нам.

Книгу весьма трудно найти, да что уж там, мало кто вообще про нее знает. Еле в "Библио-глобусе" нашли, а уж это о чем-то да говорит.

А вместе с тем сам Николай Васильевич возлагал на "Выбранные места..." колоссальные надежды. Книга подводит черту под всем его творчеством. Гоголь объясняет, почему он сжег тот самый второй том "Мертвых душ", просит прощения у читателей за легкомысленные произведения, которые кому-то могли навредить. Подведение черты - то, чего не хватает зачастую в литературе. Одно дело - исследователи, аналитики; совсем другое - слово самого автора, финальный аккорд. Гоголь ощущал близость смерти, потому и замыслил подобное "прощальное" произведение, и мы, как читатели, должны отнестись к подобному порыву с крайним уважением.

Чем истины выше, тем нужно быть осторожнее с ними; иначе они вдруг обратятся в общие места, а общим местам уже не верят.

Общих мест в переписке много, пожалуй, слишком много. Оттого она напоминает склад забытых вещей: покопавшись, можно найти что-нибудь ценное. Только вот копаться в чужих вещах совсем не хочется.