Текст книги "Мятежное сердце"

Говорил я тебе, Саба, не приедет он. Знаю таких людей – чем-нибудь новеньким повеяло, и поминай как звали. Он же только о себе думает, по глазам видно. Получит, что хотел, и нет его.

Я зажимаю уши, чтобы не слышать голос Лу у себя в голове.

– Дождется, – говорю я. – Джек всегда слово держит.

– Ага, – соглашается Эмми. – Ты по нему скучаешь, я вижу.

Моя рука сама собой тянется к Сердечному камню. Только его, конечно, нет на месте.

– Не скучаю, – говорю я.

– Не умеешь ты врать, – заявляет Эмми. – И вообще, я видела, как вы тогда целовались. Ты его лапала за…

– Эмми, прекрати!

– А я соскучилась, просто ужас как, – вздыхает Эмми. – Вот бы он прямо сейчас был здесь! При нем все становится хорошо. Даже если очень плохо.

– Ага, – говорю я.

– Джек бы придумал, что делать с Лу, – говорит Эмми. – А то он теперь все время злится. Не понимаю, почему. Спросишь, он еще хуже бесится. Хочу такого Лу, как раньше.

– Лу нам с Томмо рассказал, как тебя нашел сегодня, – продолжает Эмми, помолчав немножко. – И про дохлых волкодавов. Ты ему говорила, что видела Следопыта.

– Ошиблась, наверное, – отвечаю я. – Лу считает, я просто ходила во сне. Следопыт без Марси никуда не уйдет.

Эмми мнется, смотрит на меня искоса.

– Беспокоюсь я за тебя, Саба.

– Не надо.

– А я беспокоюсь, и все тут. Если бы ты заболела, ты бы мне сказала, правда?

– Не-а, – отвечаю я. – Но я не болею.

– Если мне всего девять, это не значит, что я маленькая и глупая. Пора бы тебе уже знать. – Эмми придвигается ближе. – Только Лу не говори, – шепчет сестренка. – Я спрашивала звезды, как тебе помочь.

– Эмми, не начинай опять! Знаешь ведь, как Лу к этому относится.

И как раз тут Лу ее окликает:

– Эмми, чуть не забыл! Иди сюда, познакомься с Фредом!

– Что? – Эмми бросается к мальчишкам. Вся светится, точно солнышко. Я перевожу дух. Моя сестра как вцепится, хуже, чем собака в кость.

У нее есть деревянная куколка по имени Ферн, которую Па вырезал, когда ей два года было. Она Лу до смерти замучила, все ныла, чтобы смастерил мужа для Ферн. Имя ему, видите ли, заранее придумала – Фред.

– Ой, ты его потихоньку сделал, а я и не знала! – Эмми хватает куклу, ахает и хохочет. – Лу, зачем у него такой нос здоровенный? Ты нарочно, вреднюга! Исправь! Ферн нужен красивый муж.

Лу качает головой:

– Ну нет, Ферн сама мне шепнула: «Вырежи мне солидного мужа, пожалуйста. С большим носом. Внушающим уважение».

– Выдумываешь!

– Эмми, а посмотри, что я сделал! – Томмо вытаскивает из кармана деревянную колобашку. Протягивает ей.

– Ух ты… – Эмми на миг теряется, и тут же снова сияет улыбкой. – Спасибо, Томмо! Ты сделал поросенка! – Она приплюскивает пальцем свой нос и хрюкает. Эмми всегда так делает, чтобы Томмо было понятней, что она сказала. Незачем, вообще-то. Он по губам отлично читает, если не частить.

Томмо хмурится:

– Это не поросенок, а Фред Младший. Их сынок.

Собачий вой разрывает ночную тишину. Совсем близко. Мы застываем. В стороне отзывается другой пес. Потом еще. Волкодавы.

Эмми вздрагивает. Глаза у нее огромные.

– Они рядом, – говорит сестренка.

– Не, – успокаивает Лу, – они далеко.

А сам придвигает к себе лук с колчаном. Подбрасывает хвороста в костер, чтоб ярче горел.

– Не волнуйся, Эм, – говорит Лу, – твой большой злой брат прогонит больших злых волчар.

Эмми прижимается к его боку. Лу обнимает ее одной рукой.

– Слушай, Лу, – спрашивает Эмми, – а что говорят звезды о Большой воде?

Зря она это сказала. Сама поняла, да только сказанного не воротишь.

Лу темнеет лицом:

– Сколько раз тебе повторять, чтение по звездам – жульничество сплошное. В это верят одни дураки да психопаты.

– Но ведь Па всегда… – начинает Эмми.

– Хватит! – обрывает Лу.

Томмо пробует разрядить обстановку.

– Расскажи что-нибудь, Лу, – просит он. – Скажи, как мы будем жить у Большой воды.

Томмо устраивается у ног Лу. Запрокидывает голову, чтобы видеть, как шевелятся губы. Чтоб ни одного словечка не пропустить. Он наслушаться не может рассказов Лу о том, как все будет на западе. Да он вообще на Лу надышаться не может.

Очень тяжело Томмо переживает смерть Айка. И неудивительно. Айк его три года назад подобрал изголодавшегося, одичавшего совсем, в конюшне «Одноглазого путника». Взял к себе, учил всему, сыном называл. Томмо его никогда не забудет. Но я стала замечать, он от Лу глаз не отрывает. Повторяет за ним. Походке подражает, и вожжи держит, как он, и шляпу носит, как он. С Айком так же было. Айк мне объяснял, мол, у Томмо родной отец однажды пошел на охоту и с концами. «Сказал сыну, что скоро вернется и чтобы никуда со стоянки не уходил – глухому мальчишке, можешь такое представить?» – говорил Айк, качая головой. Больше Томмо его не видел. Решил, что отец погиб. Звери на охоте задрали или покалечили так, что до лагеря доползти не смог.

Айк считает, Томмо этим навсегда ушибленный. Все время ищет покойного отца. Я думала, Айк ерунду болтает, а сейчас гляжу на них с Лу… Может, и правда в этом что-то есть.

Вот наш Па с нами жил, пока тонтоны его не убили. А как будто его и не было. Для нас с Эмми Лу и брат, и Ма, и Па. Все сразу.

Лу рассказывает свои истории до глубокой ночи.

– Большая вода – это как мечта, говорит он. – Представь себе самое прекрасное, о чем в своей жизни мечтал, – так вот, там в тысячу, в миллион раз лучше. Земля такая зеленая, такая чудесная, что ее один раз увидеть – а потом и помереть не жалко.

Рассказы Лу о Большой воде всегда начинаются одинаково, одними и теми же словами. Я зеваю. Закрываю глаза, прислоняюсь к стволу дерева. Лу сейчас такой, как раньше. Подбадривает нас, рассказывает истории. Всех нас сплачивает.

– Про кроликов расскажи! – просит Эм. Это у Томмо самое любимое.

– Опять?! Ну ладно, – соглашается Лу. – Так вот, у Большой воды живут кролики. Много-много кроликов. Куда ни ступишь, всюду они. Да такие здоровенные. Толстые и ленивые, потому что целый день ничего не делают, только сочную травку жуют. Глупые и совсем ручные. Есть захочешь – ставишь котелок на огонь, крикнешь «Обедать пора!», а кролики сами в очередь строятся, прыгают в котел и крышкой сверху закрываются. Еще и насвистывают при этом.

– Кролики не умеют свистеть! – кричит Эмми.

– Говори, что хочешь, – отвечает Лу, – а я сам слышал от одного человека, а ему рассказывал еще один человек, так тот своими глазами видел…

* * *

Вспышка света. Эпона стоит одна, вокруг темнота.

Тихо, только слышно, как мое сердце бьется. Тук, тук, тук.

Эпона оглядывается через плечо. Как будто у нее за спиной кто-то есть. Снова поворачивается ко мне. Кивает. Я смотрю на свои руки. В руках у меня лук. Незнакомый, но я знаю, что мой. Светлая древесина, серебристо-белая.

Поднимаю лук. Прилаживаю стрелу к тетиве. Натягиваю. Целюсь.

Эпона бежит ко мне. Широко разводит руки.

Я стреляю.

Снова яркая вспышка.

Я стою над мертвым телом. Смотрю вниз.

Это не Эпона.

Это Демало.

Он открывает глаза.

И улыбается.

* * *

Просыпаюсь, резко сажусь. Сердце колотится как ненормальное.

Он здесь. Демало здесь!

Озираюсь по сторонам. Лу, Томмо, Эмми… Крепко спят, каждый в своей палатке. Нерон дремлет на суку. Лошади тоже дремлют.

Спокойно. Никакого Демало здесь нет. Приснилось. С самого Соснового холма мне удавалось его не вспоминать. Так нет, пробрался в сны. Сильное тело. Длинные темные волосы. Широкие скулы. Под нависшими веками темные, почти черные глаза сверкают в свете факелов. Там, в темной камере, в Городе Надежды.

Смотрят прямо в меня. Как будто видят мои самые сокровенные мысли, самые жуткие страхи. Странно, что и меня к нему тянуло. Физически. Хотя он единственный человек, рядом с кем мне и жарко, и холодно одновременно. До сих пор не понимаю, почему он не дал мне умереть. Дважды. Конечно, спасибо ему за это, но он же тонтон. Мой враг. В чем смысл?

И еще, его слова на прощанье. Когда он прямо на глазах у Викария Пинча перерезал веревки, которыми были связаны мои руки. До следующего раза. Как будто знал, что мы еще встретимся.

Нет. Не думать об этом. Глубоко дышу, раз, другой.

Я так и сижу, привалившись к дереву. Наверное, меня сморило, пока Лу рассказывал о Большой воде. Серые предрассветные сумерки. Ночь идет на убыль. Часа через два покажется солнце. За ночь жара не сильно спала. Воздух густой и вязкий.

Сабааа… Сабааа…

Голос Эпоны.

Эпона мертва. Убита моей рукой.

Саба. Саба.

Вот опять. Пожалуйста, не надо! Я так устала… Это все еще сон. Да, точно. Я сплю, или… может, волкодавы воют вдали, мне и померещилось.

Что-то мелькает за деревьями на той стороне полянки. Сердце пускается вскачь. Прижимаю к себе одеяло.

– Эпона? – спрашиваю шепотом. – Эпона, это ты?

Сама уже знаю ответ. Да.

Все мне говорили, я правильно поступила. Милосердно. Иначе было нельзя. Я и раньше убивала, и потом. Если бы не я, это пришлось бы сделать Джеку, или Айку, или Эш. Джек предлагал. Хотел, чтобы мне было легче. Но я знала: должна сама. Эпона оказалась там только из-за меня. Потому что помогала мне вызволять брата.

Я убила Эпону. Свою подругу. Быстро и чисто, с одного выстрела. Иначе она попала бы в руки тонтонов и Викария Пинча. Тех, кто не ведает милосердия.

А откуда я знаю, что вправду ее убила? Вдруг она не сразу умерла? Что, если упала еще живая? А тонтоны отдали ее рабам, обезумевшим от шааля? Они ж ее на куски разорвали бы. Как всех побежденных мной девушек в Городе Надежды. Которых пускали на прогон.

Сабааа… Саба… Саба…

Трясущимися руками беру лук и колчан. Поднимаюсь на ноги. Нерон сразу просыпается на ветке. Потягивается, расправляет крылья.

Снова движение среди деревьев. Там что-то есть, только я никак не разгляжу. Оно как будто переливается, меняет форму, точно дым или туман. Серое, чуть темней предрассветной мглы, просвечивает по краям. Пересекаю полянку, всматриваюсь.

Саба…

Вздохом, шелестом плывет ко мне ее голос. Шевельнул волосы, коснулся щеки. Словно меня на веревке тянут, делаю к деревьям шаг, еще и еще.

Нерон скользит впереди черным пятном. Перескакивает с ветки на ветку. Тень в погоне за тенью. Похоже, он ее видит. Мою… призрачную подругу. Мы с ним пробираемся между стволов, будто в догонялки играем.

Вдруг деревья кончаются. Я опять на открытом месте. Эпона исчезла. Но она была. Здесь.

– Эпона! – зову я. – Вернись! Пожалуйста.

Кругом затаились темные холмы Пустошей. Тускнеющие звезды смотрят на меня с высоты. Прислушиваются.

Никого.

Ничего.

Меня колотит. Обхватываю себя руками. Надо возвращаться, пока меня не хватились.

Поворачиваю к лагерю и вижу Эпону.

Она стоит прямо передо мной, а рядом с ней Следопыт.

Совсем не такая, как в жизни. Живая Эпона так и искрилась. Орехово-смуглая кожа, блестящие волосы и глаза. Сильная, яркая, словно ее народила сама земля.

Сейчас она дитя воздуха. Дымка, туман. Колышется на ветру. То сгущается, то редеет.

– Эпона, – говорю я.

– Сабааа, – шепчет воздух.

Что ты хочешь, скажи.

Следопыт тихонько скулит.

Я вдруг ощущаю вес лука у себя в руке.

Лук нас кормит. Помогает защитить себя и своих близких. Лук повышает шансы выжить. Но он же и отнимает жизнь. Причем не только у лесных зверей.

У людей.

Твоих друзей.

Как у Эпоны.

У меня в руках лук, который ее убил.

Не позволяю себе колебаться. Одним движением ломаю лук о колено.

Сломанное оружие падает на землю. Дуга треснула по всей длине. Уже не починишь.

Я больше не буду убивать.

Поднимаю глаза.

Эпона исчезла.

И Следопыт исчез.

На опушке леса, под деревьями стоит Эмми.

* * *

Эмми подходит ближе.

– Видела? – спрашиваю я. – Эпона здесь была, и Следопыт с ней.

Эмми подбирает обломки лука. Прячет их под ближайшим валуном. Нерон сверху наблюдает за ее работой. Потом Эмми берет меня за руку. Ее рука маленькая и теплая, а моя холодная.

– Пойдем, Саба. Тебе поспать надо, – говорит Эмми.

– Они были здесь, – повторяю я. – Ты не могла их не видеть.

– Сейчас их нет, – говорит сестренка.

За руку ведет меня к лагерю. Я оглядываюсь, как будто они могут опять появиться.

Где-то на равнине раздается далекий тоскливый вой. Я останавливаюсь.

– Слышала? – спрашиваю. – Это Следопыт.

– Пойдем, – говорит Эмми.

В лагере тихо. Лу и Томми еще спят. Нерон опять устраивается на суку. Я ложусь на землю, заворачиваюсь в одеяло. Эм раскатывает рядом спальный мешок.

– Я никому не скажу, – обещает она. – Саба, тебе надо приходить в себя. Ты нам нужна.

Я сморю на сестренку. Глаза совсем как у Лу. Ма говорила, в таких глазах можно утонуть, как в море.

– Ты изменилась, – говорю я.

– Выросла, – отвечает Эмми. – Дети вообще растут. Мне скоро десять.

– Ох.

– Слушай, Саба…

– А?

– Ты правда видела Эпону?

– Ага.

– Вот бы Па увидеть. Я скучаю по нему. А ты?

С Эмми всегда так. Вроде простой вопрос. И вдруг на меня наваливается горе. Не сразу удается заговорить.

– Когда мне было сколько тебе сейчас, он был совсем другой, – шепчу я. – Ты его таким не знала. Он был… Ну, просто мой Па, и все тут. Вот по нему тогдашнему я скучаю.

– Грустить не стыдно, – говорит Эм. – В этом ничего плохого нет.

Я смахиваю глупые слезы.

– Встретиться бы с Ма, хоть разочек, – говорит сестра. – Если я попрошу, думаешь, она придет?

– Вряд ли, – отвечаю я.

Эмми долго молчит. Потом спрашивает:

– Саба, ты ведь не помрешь, правда?

– Когда-нибудь помру, – говорю. – Но не сегодня. Спи давай.

– Спокойной ночи. – Эмми заползает в спальник.

Я переворачиваюсь на спину и смотрю в небо. Думаю о Па и смотрю на звезды, а они одна за другой гаснут. Наступает рассвет.

– Почитай мне по звездам, Па. Что они говорят?

Когда-то давно, когда Па был совсем мальчишкой, он встретил мудрого странника. Тот научил Па читать по звездам. Они могут рассказать твою судьбу, историю всей твоей жизни. Па никогда нам не говорил, что начертано в небе, но было видно, как тяжело нести ему это знание. Я замечала, как он иногда смотрел на Лу. Как смотрел на меня.

Лу не верит в чтение по звездам. И правильно, наверное. А все-таки Па что-то знал. Я же сама слышала.

– Па! – ору во все горло. – Они схватят Лу! – Я трясу его за руку. – Ну что же ты! Мы их переборем, вот увидишь!

И вдруг Па приходит в себя. Он выпрямляется, глаза блестят живым огнем. Па становится таким, каким был раньше. Он притягивает меня к себе, обнимает так крепко, что трудно дышать.

– Мне время вышло, – быстро произносит он.

– Нет, Па! – шепчу я.

– Слушай меня! – настойчиво говорит он. – Что потом случится, мне неведомо. Знаю только, что ты им нужна, Саба. Ты нужна Лу и Эмми. И другим людям тоже. Не бойся. Будь сильной. И никогда не сдавайся, слышишь? Никогда. Что бы ни случилось.

Я не свожу с него испуганных глаз.

– Я не сдамся, Па, – обещаю я. – Не отступлю.

– Молодец, – говорит Па.

А потом его убили. Тонтоны. Убили моего Па и забрали Лу. Остались только призраки.

* * *

Проснувшись, Лу сразу вскакивает, проверяет, как нога у Смелого, и с ходу объявляет, что пора двигаться дальше.

Мы молча собираем вещи. Навьючиваем лошадей. Напряжение висит в воздухе, вот-вот взорвется. Лу отчего-то жутко злой. Томми не поднимает головы, чтобы не попасть под горячую руку. Эмми смотрит на меня большими глазами. Что такое на Лу накатило?

– Саба, где твой лук? – спрашивает Лу, как будто невзначай.

Вот оно что. Он знает. Смотрю на Эмми поверх спины Гермеса. Она чуть заметно качает головой. Не рассказывала. Сколько ему известно? Ладно, отговорюсь как-нибудь.

– Сломался, – отвечаю я.

– Да ну, – говорит Лу.

Я старательно пристраиваю на место уздечку.

– Наверное, я опять ходила во сне, – говорю. – Упала где-нибудь, и лук сломался.

– Эмми, – окликает Лу. – Можешь что-нибудь об этом сказать?

– Нет. – Эмми густо краснеет.

– А может, так: Саба сломала свой лук нарочно. А ты спрятала обломки под камнем. И вы обе решили морочить мне голову. Да?

– Ну ладно, – сдаюсь я. – Ты пошел за нами и все видел. Хватит об этом.

– Нет уж, – говорит Лу. – Черт побери, Саба, ты сломала свой лук! Это было во сне? Только не ври!

– Во сне, – вру я.

– Вранье, – говорит Лу. – Я всегда знаю, когда ты врешь. Зачем ты это сделала?

Я молчу.

– Что стоишь, как столб? Отвечай, черт побери! – орет Лу. – Почему ты сломала свой чертов лук?

Лошади шарахаются и ржут. Лу смотрит на меня, его взгляд потемнел от беспокойства и… что-то еще в глазах брата. Страх. Нельзя на него еще больше забот взваливать. А если скажу про Эпону, он решит, что я умом тронулась. Неправда. Я не сумасшедшая. Она в самом деле здесь была.

– Я ходила во сне, – говорю я упрямо.

– Я всего лишь хочу, чтобы у нас была дружная семья, – вздыхает Лу. – Хочу добиться для нас лучшей жизни, чем та, какую нам дал Па. А ты думаешь только о себе и… Не знаю, что у тебя там в голове творится. Я, кажется, теперь вообще тебя не понимаю. Ладно. Черт с ним. Все равно ты из этого лука больше не стреляешь. Мы с Томмо одни охотимся.

Все садятся в седла. Нерон вспархивает ко мне на плечо.

– Ты с каждым днем все больше похожа на Па, – говорит Лу.

– Как это?

– Сама догадайся.

Лу бьет пятками Смелого в бока и мчится прочь. Томмо за ним. Эмми смотрит на меня. Лицо у нее как у встревоженной старушки. Потом скачет вслед за ними.

Со мной остаются только Гермес и Нерон.

Все больше похожа на Па. Я и правда в него пошла – темные волосы, карие глаза, но Лу не об этом говорил. Он намекает, что я схожу с ума. Точь-в-точь как Па. Наш беспомощный отец. Смерть забрала его разум. Смерть Ма. Наша Ма сделала последний вздох в ту минуту, как Эмми сделала первый. Па остался с искалеченной душой и безнадежно повредился рассудком. Чем дальше, тем хуже.

Я не такая, как Па! Совсем не такая!

Пожалуйста.

Пусть я не буду, как Па.

* * *

Кто-то следует за мной по пятам. С самого утра это чувствую. А сейчас уже за полдень.

Можно обернуться и посмотреть. Да я и оборачивалась, тысячу раз. Никак не могу перестать. И каждый раз вижу только сосновую рощу, где был наш лагерь.

И все-таки. Воздух за спиной какой-то тяжелый. Словно кем-то занят.

Затылком чувствую, там что-то есть. Аж мурашки по коже. Просто мне этого чего-то не видно.

Пока.

* * *

Теперь я еще и слышу. Сухой стук копыт. Сзади кто-то едет верхом. Не спешит. Держится поблизости от меня. Для компании.

Меня пробирает озноб. Руки вдруг замерзли. Хотя жара такая, что воздух дрожит и мерцает. Я натягиваю шиму поглубже.

Надо все-таки посмотреть.

Задерживаю дыхание. Оборачиваюсь.

Чуть позади по земле бежит тень. Черная, будто ее вырезали из ночного неба. Лошадь. И всадник.

Сердце колотится о ребра. Призраки днем не появляются. Поскорее отвожу глаза. Гермес фыркает и задирает голову. Беспокоится. А ведь он не из пугливых. Нажимаю пятками ему в бока. Конь ускоряет ход. И стук копыт за спиной становится чаще. Снова оглядываюсь.

Черная тень не отстает.

Знакомые очертания, поворот головы. Сколько раз она ехала вот так со мной, живая, и я ее видела, когда оглядывалась через плечо. Она улыбалась или шутила, подбадривала меня.

Эпона.

Натягиваю поводья. Всадница-тень останавливается тоже. Смотрю на свои руки. Они мелко дрожат.

– Эпона, что ты хочешь от меня? – спрашиваю.

Тишина. Только Нерон летает кругами и каркает. Неужели тоже видит?

Мало было сломать лук. Я должна заплатить за то, что сделала. Иначе она от меня не отстанет. Так и будет ходить по пятам, пока я сама не подставлю ей горло и не начну умолять, чтобы она меня прикончила. За отнятую жизнь надо платить по полной цене.

– Почему я жива, а тебя больше нет?

Звякает призрачная уздечка. Гермес шарахается в сторону, косит глазом. Я крепче сжимаю поводья.

– Скажи, что мне надо сделать, – прошу я. – Пожалуйста, скажи.

Меня трясет. Я замерзла до мозга костей. Медленно, до чего же медленно поворачиваю голову.

Эпона исчезла.

* * *

Уже два дня Эпона едет за мной. И не только она. Появились другие.

Эти не на лошадях. Пешие. Прячутся. Только краем глаза можно заметить, как что-то мелькнет и скроется за валуном или деревом. Иногда светлое, иногда темное. Слышен топот ног. Смех. Они будто играют.

Разглядеть не получается. Слишком быстро они двигаются.

Я знаю, кто они. Это Хелен и другие девчонки из Города Надежды. Те, с кем я дралась в Клетке. Те, кого я победила. А я побеждала всех.

Меня называют Ангелом Смерти. Я не проиграла ни одного боя.

Если три раза проиграешь, тебе не жить. Отправят на прогон.

Из толпы тянутся жадные руки, сбивают с ног, рвут на куски. Я отворачивалась, только уши не закроешь. И все это оставалось во мне. Звуки, запахи, прикосновения и вкус. Все мои противницы стали частью меня. Я – страх в их глазах, их жажда жизни, запах смерти на их коже.

И теперь они со мной. На душе становится легче. Наконец-то я знаю, чей шепот приносит ветер с тех самых пор, как мы приехали в Пустоши. Они ждут своего часа. Придет время, и они заберут меня. Я устала. Скоро уже не смогу их отгонять.

Они совсем осмелели. Пускаются на свои штучки, даже когда рядом со мной едет Эмми, или Лу, или Томмо. Сегодня утром одна тень шмыгнула через дорогу под носом у Гермеса. Если б я не дернула поводья, он бы ее растоптал.

По ночам я стараюсь не спать. Пока я не сплю, они меня не возьмут. Не отнимут меня у Лу, Эмми и Томмо. Или их у меня. Пока я не засну, мы в безопасности.

Но иногда усталость одолевает, и тогда мне снится Джек. Бредовые, рваные сны… а может, видения. Всегда одно и то же. Джек угодил в ловушку в темноте. Нет, не так. Сама темнота – ловушка. Я бегу по коридорам, потом вверх по длинной лестнице. Открываю дверь. Ищу Джека, зову его по имени. И не нахожу.

Ни разу я не отыскала Джека.

Черные тени днем, черные сны ночью.

Ночи и дни сливаются в сплошную полосу. Только солнце встает и заходит, а не то я бы вообще не разбирала, где сон, где явь.

* * *

Я бегу. Надо найти Джека. Он здесь, я знаю.

Передо мной длинный темный коридор. Горят факелы. На каменных стенах мечутся рваные тени. Тишина полная, слышно только мое дыхание. В руке у меня Сердечный камень. Горячий. Значит, Джек где-то рядом.

– Саба.

Голос прилетает с порывом сквозняка. Факелы мигают. Я останавливаюсь. Каменная винтовая лестница уходит круто вверх.

– Саба. Саба.

Голос отдается эхом в позвоночнике. Проникает в глубь меня. Голос Джека. Или… нет? Знаю только, что слышала его раньше. Не помню, когда и где.

Стискиваю камень в руке.

– Джек! – Хватаю со стены факел, поднимаю выше. – Это ты? Жди меня, я иду!

Скорей, скорей, скорей… Его голос щекочет мне шею, посылает мурашки по коже. Бегу по ступенькам. Наверху лестницы дощатая дверь. Старая уже, вся поцарапанная.

Камень обжигает мне кожу. Джек совсем рядом, за дверью. Стук сердца. У меня в голове, и вокруг, со всех сторон. Такой громкий.

– Джек, – зову я. – Ты там?

Поворачиваю ручку. Открываю дверь.

Ветер вырывает ее у меня из рук, срывает с петель. Я вскрикиваю. Еле удерживаюсь на ногах. Дверь улетает во тьму.

Передо мной пустота.

Я на вершине башни. Вокруг зубчатые горные пики. Внизу бездонная пропасть. Пусто, черно, беспредельно.

Я цепляюсь за дверной косяк. Ветер толкает меня, дергает за платье, визжит от злости.

– Джек! – кричу я. – Джек!

А потом я падаю. Вниз. Вниз. Вниз.

* * *

Сегодня Лу не давал нам передышки. Мы ехали, пока не выбились из сил. Уже в сумерках разбили лагерь под громадной красной скалой. И даже здесь до нас добирается резкий неотвязный ветер. Налетает с визгом, обжигает огненным дыханием. Облака несутся по небу. Разбиваются о лунный лик. Звезд сегодня не видно. Где-то поблизости воет волкодав.

Я пристроилась на краю лагеря, спиной ко всем. Увидят – прибегут расспрашивать. Они и так за мной постоянно следят. Ничего сделать невозможно, чтобы не прилезли разнюхивать, в чем дело.

А мне надо оттереть кровь с ладоней. Терла хвощом, промывала отваром мыльного листа, ничего не помогает. Засохшая кровь темная, почти черная. И под ногти забилась. Я сегодня заметила, после разговора с Эпоной. Наверное, испачкалась, когда разделывала диких собак. Надо отчистить, пока Лу не увидел. Он такой чистюля.

Выковыриваю кровь из-под ногтей щепкой.

– Ну давай, – бормочу себе под нос, – вылезай оттуда, зараза!

Ничего не получается. Хватаю шершавый камень, тру ладони, запястья. Черт, ну почему не сходит? Стиснув зубы, тру сильнее. Оглядываюсь через плечо, не смотрит ли кто.

А они все на меня уставились. Томмо, Лу и Эмми. Сидят у костра с жестянками в руках.

– Что? – спрашиваю.

– Томмо три раза тебя звал, – говорит Лу.

Подхожу к ним. Они уже доедают. Томмо накладывает мне в жестянку рагу из волкодава.

– Ух, какая вкуснятина, – говорю. – Я такая голодная, сапоги бы съела.

Все вранье. Мне все эти дни совсем не хочется есть. Я свою долю каждый раз потихоньку скармливаю Нерону.

Беру жестянку, а Томмо вдруг спрашивает:

– Саба! Что у тебя с руками?

Я быстро прячу их за спину. Лицо горит. И шея, и грудь. Томмо увидел пятна. Понял, что это такое. Теперь все узнают.

Эмми и Лу подскакивают ко мне. Лу вытаскивает мои руки из-за спины, переворачивает ладонями вверх. Все дружно ахают.

– Божемой, Саба! – ужасается Лу. – Они все в крови! Что ты с ними сделала?

– Я их мыла, честное слово, – отвечаю. – Мыла и терла, я очень старалась, но пятна никак не сходят. Прости меня, Лу.

– Дурочка ты, – говорит брат. – Нет никаких пятен. Ты кожу до мяса содрала.

Смотрю на свои ладони. И правда, кожа ободрана. А засохших до черноты пятен нет. Только свежая кровь.

– Они были, – говорю. – Клянусь, были пятна.

– Так, хватит! Эмми, тащи сумку с лекарствами, – велит Лу. – Томмо, принеси горячей воды. Саба, иди сюда.

Он усаживает меня на землю. Закутывает в одеяло.

Эмми прибегает с котомкой, где у нас лежат всякие травы, целебные листья, мази и настойки. Томмо приносит миску с водой. Эмми, встав на колени, бережно промывает мне руки.

– Я постараюсь, чтобы не очень больно было, – говорит сестренка.

Лу и Томмо сидят рядом, наблюдают.

– Что такие серьезные? – спрашиваю. – Плохо все со мной?

– Саба, объясни, что происходит? – просит Лу. – И не ври больше. Скажи наконец правду.

– Мы хотим тебе помочь, – поддакивает Томмо.

– Не надо мне помогать, – огрызаюсь я.

– Ты стараешься отмыть кровавые пятна, которых нет, – говорит Лу.

– Ходишь во сне, – прибавляет Томмо.

– Тебе мерещится всякое, – говорит Эмми, не глядя мне в глаза. Ее чуткие пальцы смазывают мои израненные ладони полынной мазью, перебинтовывают полосками ткани. – Вот как сегодня, – продолжает Эмми. – Ты вдруг прямо вся дернулась. Увидела что-то. А может, кого-то. Кто-то бежал впереди лошадей, так? Я ничего не видела. Там и не было ничего, а ты все время что-то видишь.

– Скажи, кого ты видишь? – спрашивает Лу.

Грудь словно железным обручем сдавливает.

– Никого, – говорю я. – Вообще не понимаю, о чем вы.

– Мы все видели, – говорит Лу. – Ты разговариваешь с воздухом, как будто перед тобой кто-то есть. Кто?

– Никто, отстаньте.

– Это твоя мертвая подруга, так? Эпона. Ты видишь покойников, Саба. Говоришь с ними.

Я отдергиваю руки. Со злостью смотрю на Эмми.

– Так и знала, что тебе нельзя доверять!

– Я не хотела ему говорить, – оправдывается сестренка. – Правда, не хотела! Но тебе чем дальше, тем хуже. Я беспокоюсь за тебя, Саба. Мы все беспокоимся. Тебе нужна помощь.

– Вы думаете, я сумасшедшая, – не выдерживаю я.

Все молчат. Прячут глаза.

– Да, – говорит наконец Лу. – Мы так думаем.

Откуда ни возьмись налетает красная ярость. Захлестывает меня с головой, застит глаза, не дает дышать. Я бросаюсь на Лу, сбиваю его с ног. Мы катаемся по земле. Я луплю кулаками куда ни попадя, кусаюсь, царапаюсь.

Далеко-далеко крик Эмми. Меня тянут чьи-то руки. Лу подо мной пинается и ворочается. Я сижу у него на груди.

– Саба, перестань! – плачет Эмми. – Остановись! Ты его убьешь!

Красная ярость медленно утихает. Я прихожу в себя. Мои руки сжимают горло брата. Он старается их оторвать и не может. Широко раскрытые глаза полны страха.

Лу меня боится.

Разжимаю пальцы. Лу с хрипом втягивает воздух.

Я протягиваю дрожащую руку. Трогаю его горло. На коже остались следы от моих пальцев. Рядом с ожерельем, которое я ему подарила на наше общее восемнадцатилетие. Касаюсь колечка из зеленого стекла. Память о том, какими мы были. Едва-едва дотрагиваюсь. А то вдруг исчезнет.

Сползаю на колени прямо в грязь.

Я чуть не убила брата.

Эмми всхлипывает. Лу тяжело дышит, его глаза потемнели от ужаса. Я в кровь разбила ему нос.

Красная ярость уходит мгновенно, как и пришла. Я словно вся занемела. Обессилела. Отворачиваюсь. Не могу смотреть на Лу.

Он медленно встает. Протягивает мне руку, помогает встать. Проводит по лицу рукавом.

Слезы катятся у меня по щекам. Лу их стирает, а они снова текут. Беззвучно капают в пыль у нас под ногами. Но я не плачу.

– Еще немножко потерпи, – просит Лу. – Через две-три недели мы придем к Большой воде, а там… все будет хорошо. Там будет хорошая жизнь…

Он с трудом выталкивает слова. Хриплым шепотом. Словно рассказывает свою историю в самый-самый последний раз. И некому ее услышать.

– Я, кажется, уже говорил… Знаешь, Саба, там земля такая плодородная, палку воткнешь, а назавтра уже целая орешина растет. Правда, здорово? Увидишь – глазам не поверишь, точно. Я бы посмотрел. И Эмми, и Томмо… тоже посмотрели бы. Мы это увидим. Обязательно.

Я смотрю, как шевелятся его губы. Слышу слова. Голос приглушенный, словно из-под воды. Лу обнимает меня. Стискивает изо всех сил. Его бьет дрожь.

– Я все исправлю, – говорит он. – Обещаю.

* * *

Голая земля, ни деревца. Только белые камни. Ни тени, ни облачка. Никуда от солнца не спрятаться. Земля прожарена насквозь. За нами вьется пыль.

А мы упорно тащимся вперед. Я с Гермесом позади всех, в полусне смотрю на свои руки, сжимающие поводья. Веки отяжелели. Мозги отказывают. В голове одна мысль: этот путь через Пустоши будет продолжаться вечно.

Какой-то зверь выскакивает словно из-под земли. Бросается под ноги Гермесу, конь ржет, встает на дыбы, бьет передними копытами в воздухе. Я натягиваю поводья, чтобы его удержать. Разом обрушиваются звуки. Внезапность заставляет очнуться.

Волкодав с голубыми глазами. С висячим ухом. Следопыт. Вот он, здесь.

Кидается на Гермеса. Прыгнет и отскочит. Прыгнет и отскочит. Гермес пляшет на месте. Я сжимаю его бока коленями. Еле-еле удерживаюсь в седле, вцепившись в поводья.

– Волкодав! – кричит Лу.

Все трое разворачивают коней и скачут к нам.

– Следопыт! Это Следопыт! – вопит Эмми.

Пес прыгает еще раз, и Гермес срывается с места. Мы мчимся на север. Я распласталась на спине коня, из последних сил обхватила за шею. Волкодав серым пятном стелется позади.

Он настоящий. Мне не мерещится. Все его видели. Эмми даже назвала по имени. Значит, не приснилось.

Оглядываюсь через плечо. Следопыт все еще здесь.

Он свернул нас с дороги. Нет, меня свернул. Нарочно. Словно хотел, чтобы я поскакала именно сюда. И сейчас не отстает, приглядывает, чтобы я уж точно добралась, куда надо.