Текст книги "Сакинат"

До отправления поезда оставалось ещё полчаса. Сакинат посмотрела на большие часы, висящие на стене.

– Пойдем, выйдем на перрон. Оттого, что ты будешь здесь сидеть, никто тебе деньги не вернёт.

Али взял оба чемодана и зашагал впереди Сакинат. Они вышли из здания вокзала.

В Ленинград поезд прибыл в пять часов утра. В ожидании, пока поднимутся мосты, супруги, вместе с частью других пассажиров, сидели на вокзале. Троллейбус, неторопливо и величественно двигаясь по улицам Северной столицы, к обеду привёз их к общежитию мединститута.

Хотя до начала занятий оставалось ещё несколько дней, в общежитии было оживлённо. Разбудили общежитие студенты: в его стенах гудели голоса на самых разных языках. Молодежь приехала со всех концов огромного Советского Союза, чтобы получить знания. И вот теперь в городе, с которым были тесно связаны их мечты и желания, девушки и юноши готовили себе места для проживания во время учебы.

Сакинат уже больше двух часов сидела на своих чемоданах в фойе общежития и смотрела на молодежь, которая весело, торопливо и шумно бегала по лестнице вверх и вниз. Наконец, крутя на пальце кольцо с ключом, появился Али. Он сумел получить для себя и жены отдельную комнату в общежитии. Им дали комнату на втором этаже. Когда Али и Сакинат поднялись и отыскали нужную дверь, Али открыл ключом дверь, положил на порог чемоданы – и, не сказав, куда идёт, испарился.

Сакинат огляделась. Студенческий интерьер не отличался роскошью: в комнате находились две железных кровати на пружинах, на которых отсутствовала постель, стол и два стула. Был ещё шкаф, который занимал пол стены. Окно, стол, пол покрывал толстый слой пыли. Сакинат прикрыла дверь и заперла её изнутри. Сняла дорожное платье, которое в селе считалось выходным, и надела домашнее – штапельное платье. Не найдя в пыльной комнате места, чтобы сесть, она вышла в коридор. Из открытых дверей соседней комнаты доносился девичий смех. Сакинат постучала в открытую дверь, и девушки обернулись к ней. Было заметно, что три студентки, её ровесницы, только что прибрались в своей комнате: пол был чисто вымыт, пыль вытерта. Сакинат попросила у девушек тряпку, веник и ведро.

К вечеру Сакинат вычистила и вымыла комнату до неузнаваемости. У коменданта с первого этажа она взяла себе постель, палас на пол и занавески, которые собиралась повесить на окно. Всё расставив по местам, вытащила из чемоданов одежду, свою и мужа, и аккуратно развесила в шкафу.

– Если хочешь искупаться, там и душ есть, – подсказали девушки из соседней комнаты, когда она зашла вернуть им веник и прочие принадлежности для уборки.

Сакинат, которой доводилось видеть душ только в фильме, стало любопытно самой попробовать воспользоваться им. Она осталась очень довольна первым знакомством с общежитской душевой. Понравилось ей и мыло, пахнущее хвойным деревом, которое ей дали девушки.

Когда она вернулась в свою комнату, на неразобранной кровати прямо в одежде спал Али. Это неприятно удивило Сакинат. Она быстро прикрыла дверь, чтобы никто не заметил его. Хотя ей не довелось перекусить с того времени, как она посетила вокзальное кафе, у неё пропал весь аппетит, когда она обнаружила мужа в подобном виде. Сакинат прилегла на кровать и начала читать книгу, которую начала в поезде. Здесь, под электрической лампочкой, читать было легко, не было нужды зажигать керосиновую лампу, чистить стекло.

Али проснулся только под утро. И ощутил злость на самого себя. Он вспомнил, как, едва поставив чемоданы на пороге комнаты в общежитии, он оставил Сакинат и сразу побежал к русской девушке, с которой раньше сладко проводил время, но не встречался уже два месяца.

– Ты предатель! Даже видеть тебя не хочу! Возвращайся к своей жене! Ты мне не нужен! Я выхожу замуж – вот за него! – она сунула под нос Али фотографию парня с голубыми глазами и светлыми волосами и захлопнула дверь.

Али долго стоял за дверью, то крича, то умоляя, но русская девушка больше не открыла дверь. На последние деньги Али купил бутылку водки, которую выпил из горлышка прямо возле магазина, ничем не закусив. И больше ничего не помнил… Теперь же, когда к нему начали возвращаться воспоминания о его вчерашних проделках, ему показалось, что весь мир почернел. Он долго сидел на кровати, обеими руками сжимая голову, и думал: «Зачем мне нужна русская, когда у меня такая красивая жена?». Он взглянул на Сакинат, которая спала, повернувшись в сторону книги. Чувствуя подавленность и нечто похожее на раскаяние, Али, однако, понимал, что от привычных сельских будней, от осознания необходимости соблюдать обычаи села, которые в некотором смысле упрощают жизнь, в нём уже не сохранилось ничего. Кроме природной сути, которая требует продолжения жизни. Когда утром супруги проснулись, на душе у обоих зияла полная пустота. И от этой пустоты не было спасения.

* * *

К городской жизни Сакинат привыкла легко. Электрический свет, рядом вода, продуктовый магазин в двух шагах – не требовалось даже пересекать улицу. Кроме как в этот магазин, никуда больше ходить не было необходимости. Сто пятьдесят рублей, которые отец дал ей в селе, Сакинат расходовала экономно, питалась дёшево, отказавшись от всего, кроме самого необходимого для жизни. Кастрюлю, чайник, сковородку, несколько тарелок, ложки и вилки она нашла в общежитии – посуду оставили студенты, которые окончили институт и разъехались. Помимо той одежды, что была взята ею из села, Сакинат не захотела ничего покупать. Она решила, что, пока не привыкнет к этой новой жизни и не найдёт способ выжить и обустроиться здесь, нужно экономить средства, привезённые ею из дома. О дальнейшей жизни и о деньгах Али с ней не разговаривал. Утром он вставал, уходил на учебу и до вечера отсутствовал. До его возвращения Сакинат готовила какую-либо еду. Он молча ел то, что она ставила перед ним, и через никоторое время засыпал. Как будто заключив некий спор, Сакинат тоже не произносила ни слова. Даже в выходные, не сказав, куда собрался, Али исчезал и не возвращался допоздна. В таком своеобразном молчаливом противостоянии проходили у них дни.

В родном селе Шалда у Сакинат не было среди девушек близкой подруги. Молодые сельчанки не понимали ее. Сакинат всегда хотелось, чтобы всё – учеба, работа дома и в колхозе, рукоделие и многое другое – получалось у неё лучше, чем у других, поэтому дружить и постоянно соревноваться с ней никто не хотел. Здесь же, в далёком северном городе, пустоту в её дружеском окружении заполнили девушки из соседней комнаты. Одинокие дни, когда ей нечего было делать, Сакинат стала проводить с ними. Она рассказывала новым подругам о Дагестане, о своём селе и его обычаях. Девушки в ответ рассказывали о своих родных местах, откуда приехали, о родителях, о любви… Больше всех ей нравилась Наташа из Ставрополя. Наташа была старшей дочерью в семье, где воспитывались семеро детей. Наташа понимала, что, если сама не сможет помочь себе в жизни, то не поможет никто, – у её матери, занятой младшими, не было на это возможности. Мать, домохозяйка, нигде не работала, отец был обычным рабочим.

Наташа училась на втором курсе и городскую жизнь знала намного лучше, чем Сакинат. Лучше она знала и то, как расходовать деньги. Наташа днём училась, а вечером ходила на дежурства в больницу. Таким образом она зарабатывала деньги на свои расходы. По её примеру, не спросив мнения Али, Сакинат тоже устроилась на работу. Как только муж утром уходил, она одевалась и вместе с соседскими девушками шла в мединститут. Девушки учились в аудиториях наверху, а она работала внизу в гардеробной вместе со старушкой Варей.

На первом этаже мединститута Сакинат нашла ещё одно богатство мира. Там располагалась большая библиотека. Независимо от того, был день или стояла ночь, она брала из библиотеки и читала одну за другой множество самых разных книг – художественные, исторические, детективы – всё без разбора. Какая книга попадалась в глаза – ту и брала почитать. Выбирать хорошие книги она ещё не научилась. Тем не менее каждая книга открывала для неё что-то новое.

На работе Сакинат не уставала. Что за работа для молодой женщины, которая привыкла к тяжёлому сельскому труду: утром взять пальто, а вечером вернуть хозяину! Здесь на чтение книг у Сакинат было сколько угодно времени.

Когда Сакинат получила свою первую зарплату – восемьдесят рублей, она купила одежду. Её новая подруга Наташа проявляла больше интереса в приобретении одежды, чем Сакинат. Однако недорогое теплое пальто, теплая обувь, шерстяной свитер и юбка были необходимы. Сельскую одежду, которую Сакинат привезла с собой, здесь, в Ленинграде, надевать ей было не с руки – слишком она отличалась бы от сверстниц, да и вообще никто здесь так не ходил. Поэтому выходить на улицу в привезённой из дома одежде ей было неловко. Несколько раз молодой горянке приходилось обращаться с просьбами к подругам из общежития: у одной она просила кофту, у другой юбку и так выходила на работу. Сакинат очень обрадовалась, когда наконец купила хотя и дешёвую, но свою одежду городского типа.

Она понимала, что у неё очень странная семья. «Ты спишь? Ты кушаешь? Ты работаешь?» – ни этих, ни других вопросов никто ей не задавал. Теперь бывало так, что Али не появлялся в их комнате даже раз в неделю. А если являлся, когда её не было дома, переодевался и снова терялся где-то в большом городе. Она не знала, что ей делать, что говорить Али и надо ли что-то говорить… Боль своей души она не могла открыть даже подруге Наташе, думая, что тем самым совершит что-то неположенное, нарушит некие неписаные законы… Девушки из соседней комнаты догадывались, что между Сакинат и её мужем плохие отношения, но они молчали, потому что молчала она сама. В попытке оправдать мужа, который не приходил домой, Сакинат говорила, что он ходит на дежурства, хотя на самом деле понятия не имела, где он пропадает. Грязные вещи, которые оставлял Али в свои редкие визиты, она стирала, гладила и укладывала на место. Всё свободное время она посвящала книгам, заполняя ими душевную пустоту.

Был вечер ноябрьского праздничного дня. Сакинат с утра никуда не пошла и, как обычно, сидела дома одна. Девушки – соседки Сакинат – куда-то ушли, Али опять где-то потерялся – она не видела его почти неделю. Лёжа на кровати, она принялась за очередную книгу. Но вскоре подняла глаза от книжных листов. И бросила книгу на стол. Резко поднялась, подошла к окну и устремила взгляд на улицу. Сейчас было то время, когда в селе отара овец возвращалась домой… На улице было холодно, дул ветер, и снег заметал всё вокруг. Немногочисленные прохожие спешили по своим делам. Сакинат вспомнила взгляд зелёных глаз отца – она унаследовала его глаза. Вспомнила харбукскую печь, жарко горящий огонь родного очага, вкусный запах хлеба, который испекла мама. Вспомнила редко смолкавшие споры младших братьев, спокойствие сестры Аминат, которая всегда помогала маме. Вспомнила маму, которая вязала носки, сидя возле лампы… Мирные картины милой домашней жизни будто наяву прошли перед глазами Сакинат. Сердце её сжало, словно тисками. Красота Ленинграда померкла для нее.

«– Что я тут делаю? Я никому здесь не нужна. Любимые и любящие родители, братья, сестра, односельчане! Оставив там вас, сколько ещё я буду жить здесь вот так?» – подумала Сакинат. Её глаза затопили слёзы. Ей не хотелось плакать, и она старалась сдержаться, как могла, но слёзы душили ее. Плач усиливался, слёзы катились градом. И не было рядом никого, кто мог бы её утешить. Долго плакала Сакинат, жалея себя. Наконец слёзы иссякли, и ей стало стыдно из-за своей слабости. Вытерев слёзы, она взяла себя в руки и с чайником отправилась на кухню. Умывшись, вернулась в комнату и выпила стакан горячего чая.

На следующий день на перемене после первой пары Сакинат попросила старушку Варю, вместе с которой работала, ненадолго подменить её и отправилась искать Али. По расписанию, висящему в коридоре, она узнала, в какой аудитории он может находиться.

Они встретились, когда Али, смеясь, спускался по лестнице, со всех сторон окружённый девушками в белых халатах. Увидев Сакинат, которая молча, не отводя взгляда, смотрела на него, Али потух, как огонь, залитый водой. Сопровождавшие его девушки, заметив, как он изменился, быстро ушли.

– Ты почему здесь? Что с тобой случилось? – подошёл он к Сакинат.

Придя сюда, она чувствовала злость и сильную досаду на мужа, но теперь внезапно успокоилась. И заговорила тихо и ровно, не повышая голоса.

– Я же за тебя насильно замуж не вышла. Ты что тут делаешь?

Где-то в глубине души Сакинат ещё жила надежда, что, может быть, всё может сложиться хорошо. Она безмолвно ждала от Али ответа, но он не отвечал. Он молчал, опустив голову. Довольно долго они молча стояли друг перед другом. Сакинат, высоко держа голову, прямо смотрела в глаза Али. Он не смог ответить таким же открытым взглядом. Наконец он выдавил со стыдом и страхом.

– Извини. У меня тут есть жена… – на этом слова у Али закончились. Он умолк, так и не подняв глаза на Сакинат.

– Жён-то у тебя тут может быть и семеро, – терпение у неё иссякло. – Жаль твоих родителей! Человек из тебя не получится! Ты издалека привёз меня сюда и бросил! Кто ты после этого?! Как ты покажешься на глаза моему отцу, односельчанам?

Что бы Сакинат ни говорила, Али не поднимал головы и не издавал ни звука. Оставив его, Сакинат развернулась и ушла.

– Он не мужчина! Он не мужчина! – плакала Сакинат, сидя напротив бабушки Вари. – Он говорит, что у него есть жена. Что мне теперь делать? – она никак не могла успокоиться. Старушка налила ей стакан сладкого чаю, успокоила девушку и едва ли не силой заставила выпить чай.

– Доченька, успокойся. Я знаю, что этот человек, который ушёл от тебя, ногтя твоего не стоит. Стало быть, он учится в мединституте? А почему ты не учишься? Ты же днями и ночами читаешь книги. Ты много чего знаешь. С первого декабря открываются подготовительные курсы для студентов, ты можешь туда поступить. Покажи тому, кто тебя бросил, что ты можешь учиться – лучше его!

«Действительно, у бабушки хорошая мысль», – обида и растерянность в сердце Сакинат сменились радостью. Она успокоилась и вытерла слёзы. Перед ней открывалась новая дорога – дорога новым мыслям и мечтам. «А ведь правда: что лучше этого могло случиться для меня? Действительно, вот так, наверно, открывается для меня путь к учебе. Родители меня одну тут никак не оставили бы…».

Переживания Сакинат разом закончились. Сердцем она чувствовала: жаловаться на судьбу у неё не было причин. Девушка помнила, что согласилась выйти замуж без любви. Между нею и Али так и не появилось никакой душевной близости. Даже если она никогда в жизни его больше не увидит, ей не было до этого никакого дела. Сакинат ошиблась с созданием семьи так же, как Али, как его родители. Она понимала, что, если сожаление о произошедшем перейдёт во враждебность к мужу, ничего хорошего не будет. «Кувшин разбился – вода ушла», – говорят горцы. Значит, Сакинат надо было наступить ногой на прошлое и жить дальше. Тем не менее она много размышляла о том, почему всё так получилось. Обдумывая снова и снова свою жизнь за последние три месяца и свою судьбу, Сакинат поверила, что других возможностей у нее, в общем-то, и не было. Кто бы что ни говорил, Али был завидный парень. Она вспомнила Али на институтской лестнице, окружённого девушками, и поняла, почему согласилась выйти за него замуж. Светлый свитер, чёрные брюки, густая шевелюра, светлое лицо; внешне более красивый, чем её учитель Ахмед, со стройным станом. Ахмед не выбрал ее, а он отправил к ней сватов. Как она могла не выйти за парня, который выбрал её среди всех сельских девушек. Таковы были обычаи. Ей нужно было выйти замуж хоть за кого-то, ведь все девушки села выходят замуж. А если бы она сидела дома и отказывала всем, тётя Умукурсум не смогла бы найти себе места! Будучи сама бесхитростной и прямолинейной, способной кому угодно сказать правду в лицо, Сакинат вспомнила папину двоюродную сестру и даже улыбнулась, обрадовав старушку Варю, наблюдающую за ней.

Возвращаться в село разведённой и полной горьких мыслей Сакинат не хотелось. Она знала, что в родном селе многие женщины обвинили бы в случившемся ее. «Как им меня не винить? – думала она. – Если даже я вернусь в село, с каким подвигом возвращаюсь? Я не смогла удержать мужа рядом. И там, куда я вернусь, меня никто не ждёт. Будет лучше, если останусь тут».

Больше она никогда не переживала, что муж нашёл себе другую. В те моменты, когда она вспоминала про Али, ни капли теплоты не ощущала она в сердце, и душа её ни разу не дрогнула. Даже если бы она заглянула глубоко в свою душу, ничего не смогла бы найти там по отношению к мужу, кроме равнодушия. Ей не было никакого дела, жив Али или мертв. Пустоту и одиночество надо было чем-то заполнить. Она решила найти спасение в учебе.

На следующий день ближе к обеду она написала заявление ректору мединститута, чтобы её приняли на факультет по подготовке студентов. Она оставила всю художественную литературу и уже месяц готовилась, скрупулёзно читая учебники. Она поступит учиться! Сакинат достала учебники по физике, химии и биологии. Днями и ночами она штудировала их, не пропуская ни страницы. «В этих учебниках нет, наверно, ничего, что я бы не выучила», – думала она ночью перед экзаменом, когда ложилась спать.

Когда жены дома не было, пришёл Али и забрал свои вещи. Самого Али Сакинат больше не видела, да и не было у неё никакого желания его лицезреть.

В кабинет, где сидела комиссия по приему студентов на подготовительное отделение, Сакинат зашла одной из первых. Она сидела перед тремя учеными с умными седыми головами и чётко отвечала на их вопросы.

– Ты сюда приехала учиться из далёкого Дагестана. Почему решила учиться здесь?

– Я приехала сюда вместе с мужем. Я с детства мечтала учиться. А сейчас всё сложилось так, что я могу посвятить себя учебе.

– Ты будешь успевать учиться и вести хозяйство?

– Семья у меня распалась, поэтому сейчас мне осталось только учиться.

– Ты можешь написать формулы кислот? – члены комиссии смотрели на Сакинат с недоверием. Хотя она хорошо знала русский язык, но сказывалось влияние её родного языка, и ленинградцы слышали акцент в её речи. У неё сложилось ощущение, будто ученые ждали, что Сакинат вот-вот допустит ошибку. Но она чётко и ясно изложила свои мысли, а затем за короткое время написала на листке, лежащем перед ней, все формулы кислот, которые помнила. Их было больше десятка. Уроки Ахмеда Гаджикурбановича и прочитанные учебники пошли ей на пользу.

Передавая друг другу листок с написанными ею формулами, ученые смотрели на Сакинат с уважением. После того как она правильно ответила ещё на несколько вопросов по физике, химии и биологии, у членов комиссии вопросы закончились. Девушка стала слушателем факультета по подготовке студентов мединститута. Это было равносильно поступлению в вуз: всех обучающихся на факультете принимали на первый курс мединститута.

Незаметно у Сакинат началась счастливая жизнь. Она привела к себе в комнату жить Малику из Казахстана, которая тоже поступила на подготовительный факультет мединститута. Днём Сакинат ходила на работу, а вечером – на занятия. Работала и училась она в одном районе, что было очень удобно. Общежитие находилось в ста метрах от института, так что не было необходимости пользоваться автобусом. Малика тоже устроилась на работу, и их зарплат им вполне хватало на жизнь: девушки пополам покупали еду, готовили на кухне общежития, а скучать по родителям, по родине не было времени.

Сакинат писала маме письма, но не сообщала о том, что она разошлась с Али и поступила учиться. На все вопросы она отвечала: всё очень хорошо. Нет ничего плохого. «Вы то как?» «Вы сами как?» Такими короткими словами она заканчивала письмо в родное село. Родители многое знали о Малике, о Наташе, о старушке Варе. Только про мужа своей дочери они не знали ничего.

* * *

Дни, месяцы уходили быстро. В беготне то на работу, то на учебу миновало и лето. Сакинат больше не видела мужа. Да и Али, видимо, не считал нужным видеться с женой, его не интересовало, как у неё дела и не нужна ли помощь.

Экзамены по завершении подготовительного курса Сакинат сдала на «отлично». Она стала студенткой первого курса Ленинградского мединститута. Почти весь прошедший год она ночью училась, а днём работала, и только теперь почувствовала, как устала за всё это время. Когда начались летние студенческие каникулы, она и на работе взяла отпуск.

Сакинат соскучилась по Дагестану, по родному селу и ощущала потребность увидеть родителей и односельчан, однако в глубине души ей не хотелось возвращаться в село. Когда девушка всё же решила съездить в родную сторону навестить родных, оказалось, что поздно спохватилась: достать билет на поезд в южную сторону было нелегко. Подумав, она приняла было решение, что поедет в любом случае, однако обнаружилось новое препятствие – слишком короткий отрезок времени для того, чтобы поехать туда и обратно: до начала учебного года оставались всего двадцать дней. Пришлось отложить поездку до следующего лета…

Хотя она почти год прожила в Ленинграде, город она практически не знала – вышло так, что территорией её существования всё это время были мединститут, общежитие и находящийся рядом магазин. Сакинат решила наконец повидать все достопримечательности Ленинграда и теперь каждый день с утра до вечера ходила на экскурсии. Красота, созданная человеческими руками, изумила и потрясла ее. Эрмитаж, Петродворец, Петергоф, Пушкино! Когда перед её взором представала новая красота, прежняя отходила в глубины сознания, словно бы забываясь, однако сохраняясь в сокровищнице памяти и в восхищённой душе. Прожив уже год в Ленинграде, Сакинат лишь сейчас увидела его по-настоящему и была счастлива, что ей довелось учиться в этом прекрасном городе. Целыми днями она ходила по гранитному берегу Невы, гуляла по чудесным паркам Ленинграда, а по вечерам возвращалась в общежитие. После долгих прогулок, доставлявших ей удовольствие и радость, её совсем не прельщало возвращение в пустую комнату, но это было необходимо, потому что больше идти было некуда…

В один из таких летних вечеров ей с особенной силой захотелось увидеть село, родителей, братьев, сестру. Подойдя к общежитию с грустью на душе, она заметила впереди знакомые силуэты и ускорила шаг. Приблизившись, она не поверила тому, что увидела, и даже протерла глаза. Узнав своих родителей, стоявших у ворот, Сакинат сорвалась на бег. Подбежав, не выдержала и громко заплакала. Не в силах успокоиться, она крепко обняла маму, затем обеими руками сжала руку отца. Вместе с дочерью заплакала и Абидат. Только сейчас поняла Сакинат, как всё это время ей не хватало мамы и папы!

– Зачем вы плачете? Разве к нам горе пришло, чтобы плакать? – решительно подал голос Абдулгамид, останавливая потоки слёз матери и дочери. – Хватит сейчас же! А ну, Сакинат, покажи нам твою комнату.

– Идемте! Идемте скорее! – пригласила Сакинат родителей за собой, спеша оказать гостеприимство самым дорогим людям.

Дочь впереди, а родители за ней зашли в общежитие. Второй этаж полностью пустовал – студенты разъехались на каникулы. Сакинат занесла в комнату чемодан с материнскими гостинцами. Показала им ванную, чтобы они умылись, сделали омовение, а сама быстро поставила на плиту чайник и накрыла на стол, разложив нехитрую снедь.

В беседе выяснилось, что родители, оказывается, с самого обеда стояли перед общежитием. Если бы Сакинат не вернулась, они не знали бы, что делать, поэтому очень обрадовались при виде дочери. Она начала говорить, рассказывая матери с отцом все, что произошло за этот год. Сакинат говорила и всё не могла остановиться – казалось, у неё никак не заканчивались слова. Она словно стремилась выговориться за весь долгий период молчания, когда ей не с кем было поделиться. Все свои переживания, о которых Сакинат целый год никому не рассказала, ей хотелось раскрыть перед дорогими людьми за одну ночь.

Когда родители узнали, что дочь работает и одновременно учится на «отлично», что, прекрасно сдав экзамены, она стала студенткой медицинского института, они очень обрадовались. По дороге в Ленинград отец думал, что она не может вернуться домой и что её здесь кто-то содержит из жалости. Абдулгамид приехал сюда, огорчённый тем, что она ничего им не написала о случившемся, а теперь, услышав рассказ дочери, взбодрился. Он обдумал всё со всех сторон, пришёл к выводу, что дочь всё правильно сделала, и успокоился.

Когда Сакинат поведала родителям, что с ней произошло, ей стало легко, как будто с плеч сняли тяжкую ношу. Осознание того, что самые близкие и любимые люди наконец-то рядом с ней, превращало все неприятности и беды в нечто крошечное и ничего не значащее. Все её переживания рядом с родителями прошли, будто их и не было. Когда поток рассказов Сакинат наконец иссяк, настал черёд мамы рассказывать о сельских новостях. Абидат поведала про Аминат, про Абдулкадыра, которому лень делать уроки, про Хасбуллу, продолжающему учиться на одни «пятерки», про тётю Умукурсум, про подружек Сакинат. В числе остальных сельских новостей мама упомянула и о том, что у Ахмеда и Аслимат родилась дочка. Хотя Сакинат и сделала вид, будто ей безразлично это известие, но в глубине души у неё оставалась маленькая рана, которая ещё болела. Когда мама завершила рассказ, у Сакинат создалось ощущение, что она съездила в село и вернулась. Теперь она знала все, что там произошло за время её отсутствия! Однако мама не стала рассказывать ей о том, что сельские любители сплетен с удовольствием делились слухами о распаде семьи Сакинат.

* * *

Новость о том, что Али, сын Раджаба, вернулся с русской женой и маленьким сыном, как гром пронеслась по селу Шалда. Абдулгамид узнал об этом последним на следующий день. Вечером к ним на веранду зашла его двоюродная сестра Умукурсум с побледневшим лицом. Она била себя кулаками.

– О, мой двоюродный брат, что это за новость? Люди всего мира с ума сошли, наверно! С русской женой, говорят, вернулся этот трус! Отдали им дочку, говорили, что учится! – телега слов Умукурсум летела не останавливаясь. Абдулгамид не мог уразуметь, о чём она говорит.

– Что случилось, двоюродная сестра? Что-то ты к вечеру такая торопливая, к чему бы? – улыбнулся Абдулгамид, стараясь успокоить разгорячённую Умукурсум.

– Что должно случиться?! Односельчане говорят, что муж Сакинат приехал с русской женой! А мы ничего не знаем!

– Что ты говоришь? – испугался Абдулгамид.

– Что я могу говорить, двоюродный брат! Мне тоже эту новость рассказала полчаса назад соседка Жарият!

Не зная, что сказать, Абдулгамид замолчал. С кувшином воды на спине по лестнице поднялась Абидат. Поставив кувшин, быстро зашла в комнату. По дороге к роднику ей уже успели сообщить нехорошую новость. Супруги молча сдерживали себя, не выплёскивая наружу злость, недоумение и обиду.

Через некоторые время у них собрались сестры Абидат с мужьями и другие родственники. Все они были готовы пойти к семье Раджаба требовать ответа и объяснения вопиющей ситуации.

– Чтобы их настигла божья кара! Они тоже себя людьми считают, попрошайки! Государственный рубль никого не сделает мужественным, если парень мужественным не родился. Всем теперь понятно, что это за человек и что это за семья! А эта выскочка Жавгарат не знает, наверно, что возле неё даже стоять зазорно дочери Абдулгамида из рода Амирбега! – Умукурсум так и кипела от злости, как кастрюля на сильном огне. Её пыл никто и не думал останавливать. – Они зря думают, будто сделали плохое нам, – продолжала она, воодушевлённая всеобщим вниманием. – Это они сами себе сделали плохое и опозорили сами себя!

У Абдулгамида закончилось терпение. Он понял, что в его доме от родных, кроме пустых разговоров, ничего вразумительного ждать не приходится, и, поднявшись, крикнул:

– Замолчите! Пока я не вернусь домой, чтобы никто громкого слова не сказал! – и быстро вышел из дома.

Солнце почти совсем спряталось за гору, когда Абдулгамид поднялся на веранду дома Раджаба. Раджаб, который сидел с внуком на коленях, при виде Абдулгамида вскочил с места. Если бы ребенка не успела подхватить мама, тот мог бы упасть с дедовских колен. Али, сидящий спиной к дверям, посмотрел отцу в лицо и тоже вскочил. Руки, протянутые гостю отцом и сыном, остались висеть в воздухе. Абдулгамид даже не пошевелил руками, сцепив их за спиной.

В семье явно не ждали гостей. Поставив стул для гостя, Жавгарат исчезла с веранды, утянув за собой русскую жену сына с малышом.

Абдулгамид повернул стул на одной ножке и сел на него «верхом», лицом к спинке стула. К комнате повисла неприятная, тяжёлая тишина. Отец и сын не решались присесть и продолжали стоять перед нежданным гостем. Абдулгамид грозно посмотрел на Али.

– Ну, говори! Где моя дочь?

– Она вам ничего не писала? Я её давно не видел. Сакинат поступила учиться… – на этом у Али закончились слова. На некоторое время опять повисла тишина.

– Ты мужчина, что ли? Тьфу, чтобы Аллах тебя покарал! Негодяй! Если бы ты был мужчиной, ты должен был привезти мою дочь! Она же твоя законная жена. Подлец. Да какой толк сейчас говорить? – Абдулгамид поднялся и вышел из дома, более не проронив ни слова. Хозяева – ни отец, ни сын – ничего не возразили ему. Оба остались стоять с опущенными головами.

Через полчаса дом Раджаба заполнился женщинами из рода Абдулгамида. В сгустившейся вечерней темноте они хватали вещи Сакинат, которые появились в доме её мужа в качестве приданого невесты, и уносили с собой. Вместе с приданым попадались и некоторые вещи Жавгарат. Женщины, явившиеся забрать вещи, не говорили ни слова. С проклятиями в адрес семьи Раджаба одна Умукурсум справлялась без всякой помощи.

– О, Аллах, пусть опустеет и развалится ваш дом! Чтобы вы, пока живете, не услышали ни одной хорошей новости! Проклятия шли одно за другим. Под этот словесный поток, схожий с грохочущим шумом горной реки, чьи стремительные буруны срывают камни со дна и несут по течению, комната за полчаса опустела, как мельница после помола зерна. А ведь в ожидании, пока молодожёны вернутся из Ленинграда, с любовью и заботой комната содержалась хозяйкой в чистоте и порядке. От проклятий Умукурсум у Жавгарат отвисла челюсть, и она не смогла ничего сказать в ответ. Она даже не вышла к пришедшим за вещами, спрятавшись в задней комнате. Возле неё на табуретке молча сидела испуганная русская девушка, прижав к груди маленького ребенка. У Жавгарат и в мыслях не было её успокоить.