Текст книги "Сакинат"

– Очень хорошо, что тебя зовут Раджаб. Ты же неглупый человек. Так зачем прикидываешься глупым? Для чего ходишь вокруг моего дома?

– Я хочу познакомиться с девушкой из этого дома. И жениться на ней.

– Кто хочет жениться, не ходит вокруг дома. Люди отправляют сватов, играют свадьбы и женятся. Ты это знаешь?

– Знаю. Но до того, как отправлю сватов, я же должен хотя бы узнать, как зовут девушку.

– Тебе нечего знать, как зовут девушку: у неё есть жених, на фронте воюет. Моя дочь не бросит его, чтобы выйти за тебя.

– Я хочу хотя бы увидеть ее, если даже она не выйдет за меня.

– Увидеть? Она не воздушный канатоходец, чтобы на неё смотреть.

Цибац замолчала. От хлеба шёл аппетитный аромат. Раджаб съел по маленькому куску хлеба и сыра. Молча опустил голову. Молчала и Цибац.

Когда женщина приглашала незнакомого молодого человека зайти в дом, ей хотелось поругать его и, может быть, напугать. И даже уязвить побольнее, пристыдить, чтобы он больше не подходил к её дому. Но этот парень, назвавшийся Раджабом, сидел с опущенной головой и молчал. С таким безмолвным гостем трудно было найти слова и Цибац. Долгое время оба сидели молча. Цибац думала, что делать дальше с этим молчаливым человеком. Он всё так же ничего не говорил, но и не уходил.

Наконец у хозяйки закончилось терпение:

– Я сейчас иду в контору, – сказала она.

– Тогда я тоже уйду, – Раджаб встал. Медленно, с уважительным терпением ступая за Цибац, он вышел из дома.

После этого случая Раджаб всё так же продолжал свои путешествия в соседнее село. Жители обоих сел, его родного и соседнего, с усмешкой рассказывали о нём небылицы, шутили, приписывая ему то, что он не делал. Влюблённый, как правило, ничего вокруг не замечает и не знает, как выглядят со стороны его действия, поэтому окружающие иногда принимают его за сумасшедшего человека. Действительно, то, что делал Раджаб, было похоже на действия умалишённого. Он появлялся в соседнем селе верхом на своём пятнистом коне. Спокойный, уставший от работы старый конь с большим терпением, чем Раджаб, ждал со всадником на спине, пока девушка выйдет за водой. Когда Раджаб был уверен, что девушка уже не выйдет, он проезжал несколько раз на своём коне по улице перед уже знакомым домом, а затем, никому ничего не говоря, возвращался в свое село.

Дочь гордой Цибац, председателя колхоза, не обращала на Раджаба внимания. Хотя дело обстояло именно так, жители обоих сел открыто рассказывали о подвигах Раджаба, которые он совершал ради Жавгарат – так звали прекрасную незнакомку, пленившую сердце председателя сельсовета села Шалда. Судача об этом, люди не находили причин в чём-либо обвинять девушку, однако, хотя никаких обвинений не звучало, ситуация сложилась странная, и тень от этих разговоров падала на Жавгарат. В этих словесных играх сельчан прошло ещё два месяца.

Решение проблемы нашлось с неожиданной стороны. Как поступить Раджабу, который не знал, как добиться желаемого, подсказала сама Цибац. Она не хотела, чтобы вокруг её дочери распространялись ненужные разговоры. Цибац с первого дня поняла сердцем, что немногословный парень из соседнего села влюблён в её дочь, а понаблюдав за ним, а затем поговорив, сделала вывод, что он достойный человек. Однако засватать любимую и сыграть свадьбу согласно обычаю Раджаб не мог, потому что у девушки был жених, который воевал на фронте…

И вот однажды мама отправила Жавгарат одну за водой в вечернее время. Цибац заранее подсказала парню, когда можно похитить её дочь. В это время Жавгарат не знала, что её собираются похитить. А уже потом Цибац посоветовала дочке смириться с судьбой и создать семью с парнем, который похитил ее. Жавгарат в то время только исполнилось восемнадцать, а Раджаб был старше её на двенадцать лет. С первого же дня он смотрел на свою избранницу как на сказочную красавицу, и такое отношение к ней сохранил на всю жизнь. Своим бережным отношением к молодой жене, своей любовью ему удалось пробудить в ней ответное чувство.

Их единственный сын Али, окружённый любовью и родительской заботой, привык жить, всегда получая лучшее и не отдавая ничего взамен. Раджабу и Жавгарат всегда хватало взаимной любви. Они, казались, никогда не ждали любви от сына. Оба чувствовали, что в характере сына есть что-то неправильное, но что именно – не могли понять. Раджаб и Жавгарат питали надежду, что после женитьбы у него всё наладится. В своих сомнениях муж и жена не могли признаться даже самим себе. Они старались соблюдать в сватовстве все обычаи села.

Абидат тоже торопилась выдать дочку замуж. Родители Сакинат, как и родители Али, были любящими друг друга мужем и женой. До свадьбы у них не было ни встреч, ни любви, ни бесед. Когда у них родились дети, когда они хорошо узнали друг друга, они стали друг для друга дорогими, необходимыми, по-настоящему близкими людьми. Абидат надеялась, что и у её дочери образуется такая же семья. Отец жениха её дочери был уважаемым в селе человеком со спокойным, умеренным характером, хороший и надежный человек. Абидат была уверена, что сын похож на отца.

Сын вполне мог похвастаться здоровьем и красивой, видной внешностью. Он учился в городе и собирался забрать с собой в город и Сакинат. По мнению Абидат, лучшего мужа для её дочери в селе нельзя было подыскать. Что касается Абдулгамида, он в душе сомневался в женихе дочери. Если бы жив был его отец Абдулкадыр, то никогда не согласился бы отдать свою внучку замуж за парня из рода Раджаба, сына Али. И если бы Сакинат по какой-либо причине сказала бы, что она не выйдет за него, Абдулгамид не отдал бы дочь. Но она ничего не говорила, молча принимая всё происходящее в её жизни. Хотя Абдулгамиду не хотелось выдавать свою дочь за парня, который, хотя и вырос среди жителей села, за семнадцать лет не сделал ничего – ни хорошего, ни плохого, однако ему пришлось дать согласие на предложение выдать Сакинат – он не видел ни одной явной причины для отказа.

Ты как ласточка, которая весной

Вьёт прилежно свое новое гнездо.

Сакинат, сестра моя, пускай с тобой

Мир и счастье прилетят в твой новый дом!

Это была последняя песня, которую спела для Сакинат подружка Аслимат. Песня прозвучала прощанием с детством и юностью невесты, остающимся где-то в прошлом. С этой песней и под дождём конфет, которые бросали на молодых гости и родственники, чтобы сельские дети собрали сладости, Сакинат вошла в дом Раджаба. Вошла в жизнь, которую не знала, с бурлящими мыслями и со смятенным сердцем. Сердцем, охваченным жарким огнём смутных надежд на лучшее, и надеждой на новую любовь, которая может зародиться в её душе. Её натура была по-прежнему верна чести и совести.

Самая значимая в её жизни ночь прошла без какого бы то ни было смысла. В ней осталось чувство пустоты и обиды, ощущение, что её не оценили, и надежда на что-то хорошее потухла.

Али, вдоволь угостившийся дербентским вином, был в приподнятом настроении, но и не подумал о мыслях и желаниях невесты, о том, как следует пробудить в ней любовь. У Сакинат, которая от досады и боли кусала себе руки, за одну ночь сердце охладело от жара. Хотя она и сама себе не признавалась, но вышло так, что самую дорогую и высокую честь в мире – девичью – она потратила просто так, ничего не получив взамен.

Родные и соседи, которые утром пришли поздравить Сакинат, не догадались, что у неё на душе. Глубоко запрятав свои горестные мысли и разочарование, Сакинат, как требовали обычаи села, делала все, что должна была делать вчерашняя невеста – молодая жена. Она принимала подарки, ласковым голосом отвечала на приветствия. Натянув на лоб белый платок с красивыми густыми кистями, она сидела на стульчике, не поднимая головы, в окружении девушек. Сакинат не могла объяснить самой себе, чего ей так сильно не хватает, но её глаза не лучились светом счастья. За одну ночь она сильно повзрослела.

* * *

Сакинат проснулась от страха. Взглянула в окно, поняла, что не опоздала, и спокойно вздохнула. Медленно, чтобы не проснулся спящий муж, открыла дверь и вышла на веранду. Умылась, заново заплела свою густую длинную косу. Подмела веником веранду, потом лестницу. Собираясь готовить завтрак, затопила харбукскую печь и поставила чайник – пора было приготовить чай. До того, как чайник вскипел, она вышла с кувшином за водой. Восходящее солнце едва освещало вершины гор. Сакинат была очень расторопной и работящей невесткой. Любая работа спорилась и горела в её руках, как у её мамы Абидат. Жавгарат была вполне довольна женой сына.

С тех пор, как Сакинат пришла в дом Раджаба, казалось, она забыла речь. У неё на «да» был ответ «да», а на «нет» – «нет». Жавгарат нравилось в ней все, даже то, что она не разговаривала. Свекровь Сакинат никогда не волновало то, что на душе у других. Она интересовалась только собой, и ни разу не задалась вопросом, что на душе у её невестки. Большую часть домашней работы Сакинат молча взяла на себя, и это понравилось свекрови, которая восприняла это как должное и ни разу не подумала поблагодарить новую родственницу.

Вернувшись от родника, Сакинат приготовила оладьи. Испекла несколько чуреков, чтобы взять с собой на сенокос. Мужчины в доме ещё не проснулись. Свекровь тоже ещё не появлялась. Чтобы не сидеть без дела, Сакинат принялась гладить мужу одежду.

Если в семье хорошая жена, одежда мужа всегда должна быть чистой и выглаженной, чтобы не позориться перед односельчанами. Так твёрдо решила для себя Сакинат, такой приказ она себе отдала. На самом же деле ей не было никакого дела до одежды Али. Из дальней комнаты она принесла утюг и положила в него угли, взяв их из горящей печки. После этого начала гладить рубашку и брюки мужа, которые постирала позавчера, когда семья пришла с сенокоса. Закончив с мужниной одеждой, убрала из утюга золу, заново положила угли и начала гладить два своих платья со складками. Сейчас для Сакинат не было никакой разницы, во что она одета. Придя в семью Раджаба, она старалась делать все, что следовало делать молодой невестке по обычаям села, честно старалась влиться в новую семью – семью мужа и его родителей. Она стремилась выполнять все, чтобы новые родственники были рады и довольны ею. Но с каждым днём разочарование её росло, и глаза её открывались на тех, кто жил с ней под одной крышей. Думая о том, чтобы не опозориться перед односельчанами и не нарушить адаты – неписаные законы горцев – Сакинат жила молча, храня честь и совесть. Она видела, что члены этой семьи не смотрели друг другу в глаза. Они не задумывались о том, счастлив или нет человек, которой находился рядом с ними. Возникало ощущение, что эти люди родились только для того, чтобы спать и принимать пищу. Такой вывод Сакинат успела сделать за месяц, который прожила с ними. И она не знала, как их изменить.

За это время Али ни разу не пожелал взглянуть в глаза Сакинат, от души побеседовать, пошутить и посмеяться с ней. Он был похож на человека, который живёт где-то в другом месте, а сюда приехал временно, погостить. Он тоже жил так, будто дал обещание строго выполнять обычаи села. Его вполне устраивали такая жизнь и такая семья, в которой отсутствует бурная, горячая, нежная любовь.

* * *

Шёл конец августа шестьдесят седьмого года. Жители села Шалда страдали от жары и утром и вечером вспоминали время, когда необходимо было надевать теплую одежду. В обеденное время в селе солнце жарило сильнее, чем на равнине. Сенокосные работы на лугу были наполовину завершены. Весенняя пшеница приобрела слегка золотистый цвет. Чтобы собрать весь урожай, горцам ещё много нужно было работать.

Али со своей супругой, бросив полевые работы, собирался уехать в далёкий Ленинград. Все жители села давно знали, что они уезжают.

Жавгарат встала затемно и начала готовить гостинцы сыну и молодой невестке. Овечий сыр, банку свежей сметаны, пожаренный в масле хинкал. Чуду с творогом, чтобы кушать в дороге. Всю эту снедь она укладывала в небольшой деревянный чемодан, предварительно тщательно завернув в газеты.

Не успело взойти солнце, как на веранде дома Раджаба появилась Абидат. Она ещё накануне вечером подготовила свёрток с гостинцами для дочери. Хотя раньше Жавгарат и Абидат не были подругами, но сейчас словно стремились показать всему селу, как дружно они живут – казалось, обе соревнуются в том, кто из них больше расположения выкажет по отношению к другой. По их мнению, все, что связано с их детьми, должно было стать образцом для всего села. Обе для детей ничего не жалели и поступали строго в соответствии с неписаными обычаями села. Никто не имел возможность туда заглянуть им в души, чтобы понять, что там, а сами женщины не раскрывали свои сердца никому. И сегодня Жавгарат, увидев Абидат, улыбнулась, словно получила подарок.

– Заходи, Абидат. Как хорошо ты сделала, что пришла провожать дочь! От моих мужчин мне помощи никакой. Пока солнце в их окно не заглянет, они не встают. Вот, видишь, готовлю гостинцы. Помоги мне закрыть эти банки.

– Ну-ка дай сюда! – Абидат взяла чемодан, скорой рукой переместила все поудобнее и поставила на место. Всё принесённое ею она расположила в чемодане поверх гостинцев Жавгарат.

– У тебя что-нибудь осталось положить? – осведомилась она у хозяйки дома.

– Нет.

– Тогда я закрываю чемодан.

– Хорошо, закрывай. Как хорошо, что ты пришла, а то без помощи мужчин я не смогла бы его закрыть.

«Хорошо, что она признается, что сама ничего делать не может», – подумала Абидат. Она то и дело обращала взгляд на дочь, но не могла поймать ответного взгляда, потому что та смотрела вниз, как подобает молодой замужней горской женщине, чтящей адаты. Сакинат не поднимала на маму глаз, чтобы мать не заметила в них грусть и пустоту в душе. Абидат нравилось, что дочка не жалуется, но, время от времени стараясь взглянуть ей в глаза, отчего-то боялась того, что может в них увидеть. Абидат притворялась, что всё идёт так, как и должно быть. Таким образом она пыталась беречь счастье дочери.

– Сакинат, приготовь что-нибудь маме на завтрак, а я спущусь – надо корову выгнать в стадо, – Жавгарат направилась к двери. Остановившись перед зеркалом, висящим на веранде, она поправила платок на голове.

– Ничего не надо, – отказалась Абидат. – Ещё не время завтракать. Я тоже пойду посмотреть, проснулась ли моя Аминат. А мои коровы тоже могут остаться дома, если вовремя не выгнать их в стадо, – она направилась за Жавгарат. «Даже когда идёт корову доить – в зеркало смотрит. Вот кокетка! – подумала Абидат. – Как она ухитряется помнить о том, чтобы всегда так за собой следить?»

Сакинат не захотелось, чтобы мама осталась у них подольше. Если они останутся наедине, девушка не знала, как и о чём разговаривать с матерью. Обе сделали вид, что всё хорошо. Не изречённое осталось не изречённым. Вроде и не было ничего такого, что можно было произнести вслух, ничего такого, на что можно было пожаловаться… но ни у мамы, ни у дочери не было светло на душе.

Возле магазина стоял «Газик», единственная машина в селе. Вокруг неё носились все сельские ребятишки. Водитель, подняв капот, возился в моторе. Хотя машина была в порядке, он заново проверял мотор – просто чтобы не стоять без дела в ожидании, пока соберутся все уезжающие.

Для тех, кто собирался ехать, в кузове единственными местами для сидения были пустые ящики, которые пассажиры брали с собой, чтобы заполнить виноградом. В основном машину заполняли колхозники, которые готовились ехать на кутан для сбора винограда. Они радостно встретили молодоженов – те собирались ехать с ними вместе. Помогая друг другу, в кузов подняли три чемодана. На один из ящиков положили подушечку, чтобы Сакинат было удобнее сидеть. Возле машины стояли Абидат и Жавгарат. Они с гордостью смотрели на своих детей. Жавгарат, как всегда, была одета как невеста – вся была укрыта старинным шёлковым бордовым платком.

«Оставила бы единственной невестке старинный платок – да куда там! Нет, себя одела понаряднее. Как она высокомерна», – думала Абидат, стоя рядом с Жавгарат. В её собственном сундуке был не один, а целых три дорогих платка, но она их не использовала для себя, оставила нетронутыми, чтобы дать дочерям и невесткам своих сыновей. Как многие женщины села Шалда, Абидат всегда надевала чёрную накидку, по праздникам меняла её на блестящую, а в остальное время – не блестящую, из шерстяной или сатиновой ткани.

– Провожаете своих молодожёнов? Счастливого им пути, пусть вернутся радостными, – приветствовали двух матерей проходящие мимо сельчане.

– Да, провожаем. Вам тоже здоровья, – отвечала на добрые пожелания Жавгарат, а сама думала: «Да, это я, и чьи же ещё, как мои молодожёны, могут уехать жить в далёкий город?» Она не сводила глаз со своего сына, который стоял с мужчинами. Али казался выше всех мужчин. Густой, чуть волнистый чуб он направил наверх от лба. Белое лицо и руки не успели загореть на горном воздухе. Городской костюм очень шёл парню и, казалось, делал его ещё красивее.

Сакинат, стоящая рядом с мамой, выглядела настоящей красавицей. Готовясь к поездке в город, она не стала надевать большой платок невесты, а завязала на шею маленькую шёлковую косынку. Тёмно-синее платье с белыми цветочками очень шло ей. Чёрные туфли на высоких каблуках хорошо смотрелись на её ногах. Ни у одной девушки села Шалда не было такой красивой одежды, как у нее. По её круглому миловидному лицу цвета спелого персика нельзя было прочесть, что у неё на душе. Она стояла молча, ни на кого особо не глядя, и собравшимся могло показаться, будто она возгордилась.

Сакинат воспринимала эту поездку как побег от самой себя. Может, там, вдали от дома, в незнакомом далёком городе всё наконец встанет на свои места, успокаивала она себя. Хотя после свадьбы прошло уже сорок дней, она не сказала мужу даже четырёх слов. Без разговоров обходился и Али. Сакинат начинала осознавать, что семья у неё не сложилась, но никому не могла в этом, признаться. Тем более что она не представляла, как по-другому должны были быть выстроены их отношения с супругом. Вокруг Сакинат крутились братья, и она то и дело просила их успокоиться и не суетиться. Подходило время отправления. Аминат до сих пор не подошла проводить старшую сестру – она заканчивала обычную утреннюю мамину работу. Чуть позже она всё же успела – поспешно подойдя, она молча встала рядом с сестрой.

Раджаб, пришедший проводить сына, стоял среди мужчин. Абдулгамид провожать свою дочь не пришёл. Накануне, когда Сакинат пришла в гости в родительский дом, он попрощался с ней и дал денег на дорогу. Не появился на проводах и Амирбег, сын тёти Умукурсум.

Сама разговорчивая Умукурсум, на ходу затевая беседу то с одним, то с другим, то со многими сразу, подошла, когда до отправки машины оставалось совсем ничего. По её рассказам, которыми она охотно делилась со всеми, засеянному огороду больше вреда приносят утки, чем буйволы. Прилетев издалека, как орлы, чужие утки собирались прямо на огороде Умукурсум!

– На колоске ни одного зернышка не осталось – утки пожрали всё! – громко сетовала она.

Аслимат и Убайдат, которые возвращались от родника, положили свои кувшины возле машины. Они тоже хотели проводить Сакинат. Возле Убайдат, одетой неброско, Аслимат выделялась хотя и не новым, но нарядным белым платком, покрывающим голову. Аслимат хотелось, чтобы все видели, как она счастлива, что в скором времени будет её свадьба. Остаться на свадьбу Аслимат и Ахмеда у Сакинат не получалось: свадьбу отложили потому, что умерла их престарелая близкая родственница и нужно было выдержать срок траура.

Наконец, собрались все отъезжающие. Мама, свекровь, тётя Умукурсум, сестра и подруги на прощание обняли Сакинат. Старик, который собирался лечь в районную больницу, занял кабину, а колхозники залезли в кузов. Али легко вскочил в кузов со стороны колёс и подал руку Сакинат, чтобы помочь ей подняться. Сакинат застеснялась и покраснела как помидор, села на место, которое ей показали, и сидела не шевелясь, пока машина не тронулась. Нагнувшись через борт машины, Али прощался за руку со всеми мужчинами. Брат Хасбулла поднялся на колёса и через борт помахал Сакинат рукой. Все расселись по местам, и только Али стоял, проявляя уважение к старшим. Ветер играл с его красивой шапкой. Машина просигналила и тронулась. Абидат заплакала, вытирая слёзы.

* * *

Хотя Али женился, выполняя волю родителей, у него и в мыслях не было брать с собой Сакинат. С рождения не подумавший своей головой, привыкший, чтобы за него родители думали, ни разу самостоятельно не поевший, он не только не знал, как добиться желаемого, он представления не имел, чего же именно он хочет. Это была проблема, которую никто не смог бы решить. И вот, когда он собрался в Ленинград, мама и папа сказали ему, чтобы он взял с собой жену. И на этот раз Али, ни о чём самостоятельно не подумав, по привычке, послушался родителей и забрал с собой Сакинат.

Оставив позади горы, которые снизу казались туманными облаками, машина добралась до пылающей жаром равнины. У районной больницы высадили больного старика, и мужчины организовали для Сакинат место в кабине. Прежде она выезжала из села в район единственный раз, чтобы получить паспорт. Равнина, асфальтированная дорога, жар, поднимавшийся от асфальта, – всё её удивляло. В кузове она почти не открывала глаз от клубящейся пыли, которая поднималась из-под колёс, а теперь вовсю смотрела из кабины кругом, запоминая всё увиденное.

Встречались на равнине и не асфальтированные участки дороги, от которых поднималась пыль, едва по ним проезжали машины. Горцы, покрытые дорожной пылью словно мукой, остановились у придорожного родника, когда машина из села Шалда достигла асфальтированной дороги. Родниковая вода оказалась хорошей и чистой, как из сельского родника. Возле родника путники почистили себя от пыли и помылись. Устроившись перекусить под большим дубом, они вытащили гостинцы, взятые с собой в дорогу. Привыкшие к прохладному климату, горцы даже в тени обливались потом, лица их покраснели. Ни воздух, ни климат равнины не нравились никому из них. В такой жаре родник с холодной водой казался им истинной благодатью.

На ночь Али и Сакинат остановились в кутане у дальних родственников Али. В их доме были две комнаты с низкими потолками, построенные из саманных кирпичей. Кроме Сакинат и Али, в доме остановились переночевать ещё несколько мужчин. В кутане было всего несколько хозяйств, где постоянно жили хозяева. Все, кто приезжал с гор, останавливались у них. В духовке, которая располагалась перед домом, под навесом, покрытым камышом, хозяйка в скором времени испекла несколько аппетитных хлебов. И хозяева, и гости сели кушать под дубовым деревом перед домом. Стол изобиловал свежими фруктами и овощами, которые очень любят горцы: помидорами, огурцами, виноградом, арбузами и дынями. До тех пор, пока хозяйка закончит свои дела, Сакинат присматривала за детьми, один из которых, совсем маленький, тихонько посапывал в колыбели. Хозяйка с двумя детьми и Сакинат легли спать в одной комнате, а все мужчины – в другой, расположившись в ряд. Ночью Сакинат совсем не спала: комариный рой, напавший на свежую горскую кровь, нелегко было остановить.

Утром следующего дня один из гостей на конской кибитке подвёз Али и Сакинат на железнодорожную станцию. Рано утром на работу вышли и колхозники. Они рады были прервать утренний сон, чтобы отдохнуть в обед, когда солнце особенно сильно начнёт припекать.

Когда супруги доехали до Махачкалинского вокзала, до отправки московского поезда оставалось ещё много времени. Сакинат села на скамейку и поставила рядом чемоданы. Али ушёл покупать билеты. Он достал билеты в купейный вагон. Дешёвые билеты в плацкартные вагоны давно были проданы.

В вагоне поезда сердца супругов, пустые по отношению друг к другу, ничем не заполнились. Их редкие беседы состояла из необходимых слов.

«– Пообедаем?», «– Уже поздно, давай ляжем спать», «– Хорошо будет, если позавтракаем. Разве нет?» В основном такие разговоры затевал Али, да и то лишь в те моменты, когда он хотел спать или чувствовал голод. Сакинат не поднимала головы от книги, которую читала. Здесь не было необходимости делать вид, будто она счастлива.

За три дня в их купе три раза поменялись соседи – одни уходили, другие приходили. Сакинат и с ними не вступала в долгие разговоры. Не блистал разговорчивостью и Али. Соседям Али и Сакинат по купе они могли бы показаться едва знакомыми меж собой. Трудно было догадаться, что эти парень и девушка, не обращающие внимания друг на друга, – молодожёны. Али спал днём и ночью, для него как будто весь мир стал сном. Он просыпался, когда чувствовал голод, чтобы поесть, а затем снова погружался в объятия сновидений. Назло ему Сакинат не поднимала головы от книги даже тогда, когда он просыпался. Съестное, взятое из дома, – жареный хинкал, чуду, хлеб – закончились вечером на второй день. Сакинат не стала просить Али, чтобы он принёс еду. Укачиваемая ходом поезда, этой ночью Сакинат уснула голодная. Ранним утром следующего дня проводница с красивой стрижкой до плеч принесла им два стакана чая.

На одной из станций поезд остановился, и Сакинат увидела через окно мальчика, который ел нечто, с чего капало молоко. Сакинат ещё ни разу не видела мороженое, только слышала про него. Со слов других она поняла, чем лакомится мальчик.

– Али, смотри, что кушает мальчик, – неожиданно вырвалось у нее. Али опустил газету, которую читал, удивленно и непонимающе посмотрел на неё и заново поднял газетный лист, углубившись в чтение. Наверное, уже устав спать, он решил для разнообразия изучить газету, которую проводница принесла вместе с чаем. У Сакинат сердце похолодело, как лёд. Не сказав больше ни слова, она замолчала. «Пусть у меня живот лопнет, если ему хоть слово скажу», – решила она про себя.

На следующий день утром они доехали до Москвы. Сакинат была удивлена большим количеством машин и людей, но, не выказывая изумления, молча последовала за мужем, волоча свой чемодан. Они сели на длинный автобус-«гармошку» и приехали на Ленинградский вокзал. Вдруг Али куда-то исчез. Вернулся бледный через несколько часов. И молча сел рядом с Сакинат.

– У тебя есть деньги, Сакинат? – дрожащим голосом спросил он через некоторое время.

– Да. Есть те, которые мне дал отец.

– Все деньги, которые я из дома привёз, потерялись. Не знаю, где потерялись. Я не смог купить билеты без денег.

– А где были твои деньги?

– Как будто не знаешь, – удивленно посмотрел на неё Али.

– Если ты не сказал, если я не видела, откуда мне знать, где твои деньги?

– Если ты всегда была рядом со мной, кто, кроме тебя, может знать?

– Что ты хочешь сказать?! – она вскочила. – Ты думаешь, я взяла твои деньги? – от злости Сакинат не знала, что делать. Она была готова ударить его в лицо, расцарапать! Но из-за того, что они были далеко от дома, стерпела, заставив себя успокоиться.

– Когда ты догадался, что деньги потерялись? – спросила она уже спокойнее.

– Когда стоял у кассы и хотел деньги вытащить.

– Билеты были? Почему надолго исчез?

– Были. Из-за того, что не было денег, не смог купить.

– Касса где? Я куплю билеты.

– Я не знаю.

– Что? Ты же говоришь, что у кассы догадался?

Али смотрел на Сакинат, испуганно вытаращив глаза. Оба молчали некоторое время, затем Али издал звук отрыжки, как сильно объевшийся человек.

– Возле кассы кормили без денег?

– Нет, но в другом кармане я три рубля нашёл, чтобы зайти поесть.

У Сакинат иссякли слова. Молчал и Али. Наконец Сакинат встала. С того места, где она сидела, хорошо была видна касса, где продавали билеты. Около трёх часов, пока она ждала Али, она смотрела в сторону кассы, но так и не видела, чтобы Али к ней подходил. Он открыто врал. Сакинат никогда прежде не сталкивалась с таким поведением и не знала, как поступать в таких случаях. Она оставила его сидеть и отправилась покупать билеты. Возле кассы не обнаружилось большой очереди. Встав за двумя мужчинами, она легко и почти без задержки купила два билета в купейный вагон. У Сакинат не было сумки, куда она могла бы положить деньги и необходимые мелкие предметы. Мама заранее сшила ей карман, крепящийся сбоку к платью глубоко изнутри, куда можно было просунуть руку и достать спрятанные деньги.

Сакинат направилась в кафе, расположенное внутри вокзала. Взяв себе макароны и чай, подошла к свободному высокому столику. Стульев в кафе не было, приходилось кушать стоя, что оказалось для неё непривычным делом. Едва она принялась за еду, к ней приблизился молодой парень с хитрыми голубыми глазами.

– Девушка, не хочешь с нами на деньги поиграть? Если правду сказать, твой друг был очень щедрый и с большими деньгами. Он хорошо умеет на деньги играть, – парень открыто посмеивался.

– Не только играть с тобой, видеть тебя и разговаривать с тобой не хочу.

– Жаль, твой друг с нами хорошо поиграл.

Сакинат не испытывала ни малейшего желания разговаривать с незнакомым человеком. Повернувшись спиной к незнакомцу, буквально излучавшему хорошее настроение, она продолжила трапезу.

Доев макароны и допив чай, Сакинат посмотрела кругом. Смеющегося парня нигде не было видно. Пора было возвращаться. Она отправилась туда, где оставила Али с чемоданами. На ходу заметила в укромном углу группу людей. Посредине стоял парень, который с ней разговаривал. Поймав её взгляд, он замахал рукой, приглашая её подойти. Сакинат молча отвернулась и, не сбавляя шаг, продолжила путь туда, где ждал муж.

Али, сидя возле чемоданов, сладко храпел, склонив голову набок. Если бы кому-нибудь пришло в голову забрать чемоданы, он вряд ли проснулся бы и ни о чём не догадался бы. Сакинат взяла оба чемодана и переставила за спину Али, а потом, толкнув в плечо, разбудила его.

– Где наши чемоданы?

– Чемоданы? – пробормотал он, нехотя просыпаясь. И принялся растерянно озираться. – Ой, куда они делись? Вот зачем мне было нужно уснуть? Где же они?

Недалеко от них возник парень с голубыми глазами. Он смотрел на них и посмеивался.

– Ты знаешь этого парня? – осведомилась Сакинат. – По-моему, он нашёл деньги, которые ты потерял, и пришёл вернуть. Поэтому он так на нас смотрит.

– Это правда? – Али вскочил с места, но сразу понял свою ошибку и сел обратно. Взгляд парня изменился: он уже не смеялся, а смотрел на Али угрожающе.

– Видишь? Место, куда ты деньги положил, этот парень знает лучше меня. Оказывается, ты знаешь этого парня, – Сакинат пристально смотрела на мужа. – Он хотел показать, в каком месте можно потратить деньги, но мне не хочется видеть это место.

Сакинат снова придвинула чемоданы, поставив их перед собой. Али молчал, опустив голову.