Текст книги "Стихи обо всём"

Стихи обо всём
Надежда Игнатьева

© Надежда Игнатьева, 2024

ISBN 978-5-0056-1004-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Стихи обо всём

 
Сочинить бы стихи обо всём,
Чтоб читать на рассвете, как мантру,
Как молитву, шептать перед сном
Под удары полночных курантов.
Чтоб несложные с виду слова
До усталых сердец долетали,
И, сплетаясь потом в кружева,
Становились надёжнее стали.
Пусть смешаются прожитый день
И мечты о безоблачном завтра!
Пусть надвинется тень на плетень
И фантазия встретится с правдой!
Чтобы жизненный этот коктейль
Отразился в пятнадцати строчках,
Чтоб поверить, что ты – менестрель,
И поставить в шестнадцатой точку.
 

Давайте снова верить в чудеса

 
Давайте снова верить в чудеса,
Как в детстве, безыскусно и наивно.
Подняв глаза в ночные небеса,
Тихонько попросить живого ливня.
А утром наблюдать, как летний дождь
Приплясывает, хлопая в ладоши,
И, чуть дыша, куда-то ввысь шепнуть:
«За всё тебе спасибо, мой хороший!».
Давайте снова верить в чудеса
И жить, и ждать, пока они свершатся.
Не надо нажимать на тормоза,
Позволь мечтам лететь, парить и мчаться!
Судьбу благодарить за каждый день,
Который, как подарок, выдан свыше!
Даря добро, не требовать взамен…
Творить дела, не делая делишек.
Чтоб сами приходили чудеса,
Не надо нам стучать в чужие двери…
А просто, взгляд подняв на небеса,
Желать, мечтать, любить и очень верить.
 

Живу я не в столице

 
Живу я не в столице.
Кругом простые лица.
Куда ни глянь, знакомые глаза.
Проходят мимо люди,
Хорошие по сути,
И каждый тайно верит в чудеса.
Чудес на свете много:
От самого порога
Они повсюду, только оглянись!
Потрогай ветку клёна,
Заметь простор зелёный
И просто посмотри в земную высь!
Берёзки и травинки,
И чистые тропинки,
Ромашками заросшие луга…
Знакомые до боли
Картинки вольной воли —
Далёкий лес и синяя река.
Черничное раздолье
И дуб из Лукоморья,
Весёлые душистые цветы…
Орла полёт красивый,
Лошадка с белой гривой
И бабочки танцуют у воды.
Как жалко мне столицу!
Там нечему дивиться —
Вокруг холодный пепельный бетон.
В толпе чужие лица,
Закована землица,
Упрятана под щебень и гудрон.
Черствеют, как мозоли,
Сердца без вольной воли,
А души замедляют свой разбег.
И снится им деревня,
Где дух раздолья древний…
Не может без природы человек!
 

Сынок

 
Он смотрел ей в глаза и хрипел бесконечное  «мяу».
Был промокший, замёрзший и весь сиротливо дрожал.
Только ей на секунду послышалось тихое  «мама»,
И котенок несчастный немедленно в душу запал.
Подняла со скамейки. Вместился свободно в ладошку.
Заглянула под хвостик: «Показывай, что за дела!»,
Хоть неважным казалось уже – то ли кот, то ли кошка,
И дрожащее тельце в жилище к себе понесла.
Приютила, отмыла, кормила, жалела, любила.
Да и он по квартире за нею таскался хвостом.
Вечерами игриво трепала его за затылок
И шутя называла кота неразумным сынком.
Он всё так же ловил её взгляд и смотрел, не мигая,
Согревал ей постель, когда в городе были шторма,
Успокаивал тихим мурчанием, сну отдавая,
И всегда обращался к ней громко и коротко  «ма».
Так и жили вдвоем одинокие прежде созданья,
И никто не страдал, что на свете теперь одинок…
Баба Дуся, с утра прополов у подъезда герани,
Торопилась домой, потому что заждался сынок.
 

Кружева деревянные

 
Кружева деревянные,
Расписные наличники…
Лихо катится в прошлое
Эта мода теперь…
Красота стародавняя
И какая-то личная,
С тихим вздохом отчаянья
Ускользает за дверь.
 
 
Но останутся искоркой,
Не сотрутся из памяти
Деревенская улица
И резная скамья,
На окне завитушины
И строчёночки мамины,
А на лавочке крашеной —
Только кошка да я.
 
 
Дом дышал всеми лёгкими
И проветривал брёвнышки,
А наличники с листьями,
Как живые глаза.
Под окошками кустики
Хризантем и шиповника…
Так отчётливо вспомнилось,
Что скатилась слеза.
 
 
На очельях наличников
И цветы, и орнаменты,
Деревянные ёлочки
На торцах по углам.
Вроде трижды забытое,
Только память упрямая,
Не взирая на прошлое,
Верит сказкам и снам.
 
 
Кружева самобытные,
Расписные наличники…
А теперь, как новация,
Всюду стеклопакет.
Красота стародавняя
И какая-то личная,
В этом мире бушующем
Ты уже раритет.
 

Не верьте стихам

 
Ты думаешь правда, а это всего лишь стихи,
Где каждая строчка – обрывок нечаянной мысли.
Порой эти мысли тревожны, порою тихи,
Порою они между небом и бездной повисли.
Додумать их надо, слегка в голове покрутить,
Чтоб кончик клубочка завился ажурной виньеткой,
А строчки и мысли  сплелись в невесомую нить,
Которая может порваться, как было нередко.
И тут пригодится фантазии розовый пух,
Пускай он обрывки частей соберёт воедино.
И, может, творение это порадует слух,
И душу читателя бурной накроет пучиной.
Сермяжная правда, а сверху на ней – мишура
И капля надежды, как вишня на сладком десерте…
В рифмованных строчках одна колдовская игра.
Не верьте стихам, что с восторгом читали вчера!
Но вновь прочитав, вы им всё же немного поверьте!
 

Этажи

 
Этажи, этажи, этажи
и бетонные лестницы…
Где-то шумные лифты,
а где-то ступеньки бегут.
А по ним наша жизнь то неспешно,
то поступью резвою
Выбирает всегда
ей одной подходящий маршрут.
 
 
Дерева, дерева, дерева
под окошками шепчутся.
На рассветах румяных
щебечут в листве воробьи.
Мы бредём в своё счастье порою
дремучими дебрями.
А оно, между тем, где-то рядом,
в минутах ходьбы.
 
 
Облака, облака, облака
и приветное солнышко
Наблюдают снаружи
за нашей людской суетой.
И кому-то удача даётся
по малому зёрнышку,
А кому-то и зёрнышко это
маячит мечтой.
 
 
Синева, синева, синева
и закатные сумерки…
Полосатая зебра
всегда сторожит у дверей.
Спорят ангелы с бесом,
кричат спозаранку без умолку,
Чей-то враг набирает за пазуху
серых камней.
 
 
Этажи, этажи, этажи,
чердаки поднебесные…
Выше – крыша, а ниже – холодный,
зловещий подвал…
Так и ходим всю жизнь между высью
и тёмною бездною,
Исполняя судьбою отпущенный нам ритуал.
 

Утонуло небо в речке синей

 
То ли небо в речке утонуло,
То ли речка в небо уплыла…
В тихий полдень жаркого июля
По-иному встали зеркала.
Белый пух дорогой голубою
Уплывал по глади тихих грёз,
Восхищались птицы красотою,
Любовался прелестью рогоз.
Как опишешь ёмкими словами
Эту синь, простор и небеса?
Слёзы наворачивались сами —
Есть ещё на свете чудеса!
Облака в зеркальном водоёме:
Глубина играет с высотой.
Вроде всё давным-давно знакомо,
И пейзаж застенчиво-простой,
Но увидишь это и застынешь,
На мгновенье сердце защемит.
Утонуло небо в речке синей,
В вышине – плотва и белый кит.
 

Бельё с мороза

 
Бельё с мороза приносила мама,
Развешивала к печке досыхать,
А простыни, рубашки и пижамы
Озоном пахли – не пересказать!
Из всех известных в мире ароматов
Любимый – запах зимней чистоты.
В нём смешаны рассветы и закаты,
Мерцание полуночной звёзды…
И эта удивительная свежесть
Собой заполоняла старый дом,
А лёгкий треск берёзовых полешек
Шептал о чем-то вечном и земном…
 
 
Меняются рассветы и закаты,
Проходят зимы ровной чередой.
Всегда спешат куда-то циферблаты,
А мы спешим за призрачной мечтой.
Но вдруг всплывёт, как в мутной амальгаме,
И выльется сияющим пятном:
Несёт опять бельё с мороза мама…
И свежестью наполнится весь дом.
 

Первая строчка

 
Первая строчка – она, как жар-птица,
Просто успей за перо ухватить…
И в голове непременно родится
Чувств и фантазии странный гибрид.
Строчку вторую потянет с собою,
Крепко мотая на мячик-клубок…
Робко завяжется дружба с мечтою
И прикрепится надежды росток.
И зазвенит, запоёт голосами
Звонкий, журчащий, живой ручеёк.
Быстро наполнится снами, слезами.
В нём и огонь, и ночной мотылёк…
Слово за словом падут на бумагу
И нарисуется целый мирок,
Где берега и крутые овраги,
Где потаённость сквозит между строк.
С мысли вот только суметь бы не сбиться,
Это всегда путеводная нить!
Строчка опять промелькнула…
Жар-птица!
Вот бы успеть за перо ухватить!
 

Просто поселок

 
Казалось бы, просто посёлок,
Где люди живут, как везде…
Стоит среди сосен и ёлок,
Купаясь в лугов широте.
Здесь тихие зори над прудом,
А ветер играет волной.
Здесь травы блестят изумрудом
И воздух какой-то родной.
Тропинки, знакомые с детства,
Ведут за околицу в лес —
Пройтись, подышать, наглядеться
На синюю бездну небес.
Здесь нет городского трезвона
И некуда сильно спешить.
Сменяются плавно сезоны
И хочется правильно жить,
Читать позабытые книги,
Здороваться с каждым подряд.
В июле, сходив за черникой,
Набрать по дороге маслят.
Казалось бы, просто посёлок,
Уральский, негромкий, простой,
Знакомый и милый до боли,
Живой, настоящий, земной.
Родная моя Синячиха…
Опять начинает темнеть,
А ночью над речкою тихо
Луна – молодая купчиха
Рассыплет блестящую медь!
 

Ах, Россия

 
Ах, Россия моя синеглазая,
Синеокая милая Русь…
Недопонята ты, недосказана:
Ты загадка и тихая грусть.
Всё у нас по-иному в Отечестве:
Нам в туманах мерещится дым.
Где спокойнее надо, мы мечемся,
Где бежать, мы на попе сидим.
Нам «авось» испоконное русское
Вместе с солью мешают в харчи.
Всем бы хлебушка корочку вкусную
Да Емелей лежать на печи.
Верим в светлое завтра безудержно,
Что оно, словно поезд, придёт.
Только рельсы какие-то гнутые
И в кустах у путей пулемёт.
Крепко спряталась манна небесная
И молочных озёр не видать,
А церквушка над речкой, уездная,
Всем развалинам нынче под стать.
И взирает Господь на бескрайнюю,
Размышляя, где Бог, где порог…
А народ продолжает хозяйничать,
Соблюдая традицию давнюю:
Дураков на укладку дорог!
 

Тишина

 
Там, где сосны шумят и макушками тянутся в небо,
Там, где речка журчит и игривую гонит волну,
Там, где воздух в бору и смолист, и немного волшебен,
Я пройду, чтобы снова вдохнуть поутру тишину.
А она, может быть, зазвучит колокольчиком звонким
И нечаянно выйдет из сердца незваной слезой.
И откликнется где-то внутри озорная девчонка,
Что всегда и в печали, и в радости вместе со мной.
Как в цветном диафильме,
прокрутит картинки из детства,
И на улочке узкой покажет былые дома…
Никуда от волненья при этом, конечно, не деться,
Но без трепетных мыслей душа и глуха, и нема.
Пробежаться в мечтах босиком по знакомой дороге,
Опасаясь шипящих гусей, а не редких машин,
Да на маму взглянуть, что в раздумьях стоит на пороге,
Молодая ещё, без седин и заметных морщин.
Посидеть на скамье под черемухой, буйно цветущей,
И у речки под шорох волны побродить дотемна…
Только время нависло, как туча, налитая гущей,
И молчание слишком упрямо хранит тишина.
 

Пряничный домик

 
Наша жизнь, словно пряничный домик,
Где на завтрак оладьи и чай.
Где, прощаясь, любимый твой гномик
Шепчет в ушко: «Пока! Не скучай!»
Здесь мелькают, как сутки, недели
И кукушка кукует в часах.
Здесь на прялке скучает куделя,
А за печкою прячется страх.
В этом домике варятся каши
И, на косточке, вкусные щи.
Ходят в гости Наташи и Саши,
Оставляя в прихожей плащи.
Тут рождаются милые дети,
Подрастают и в школу идут.
Тут конфеты в старинном буфете
И всегдашний, привычный уют.
Покупаются нужные вещи,
По субботам – походы в кино…
Только сетью назойливых трещин
Покрываются стены давно.
Разлетаются дети, как птицы.
У родителей зоб и артрит.
О стакане из фильтра водицы
Мать всё чаще отцу говорит.
Скоро некому будет подать им
Для лекарства холодной воды,
А любимых с вареньем оладий
Не едали они со среды…
Карамельки с глазуревой крыши
Постепенно смывают дожди,
А под полом заводятся мыши,
От которых пощады не жди.
Рассыпается пряничный домик,
Догнивает последний венец.
После ужина сгорбленный гномик,
Закрывая потрёпанный томик,
Бормотал, что приходит конец…
 

Из братской могилы на родину

 
Из братской могилы на родину
Приехал советский солдат…
Не звуки печальной мелодии,
Вы слышите, взрывы гремят?
Под вражьими злыми снарядами
Шагают шеренгой бойцы
И падают, падают, падают
На землю сыны и отцы…
 
 
Война не забыта кровавая,
Её отголоски слышны.
Солдаты ещё возвращаются
Домой с беспощадной войны.
Их души летят и торопятся
За урнами с прахом вослед
Своими небесными тропами,
Которым названия нет.
 
 
Из братской могилы на родину…
Прими, дорогая земля!
Под звуки печальной мелодии
Приветствие шлют тополя.
А слёзы потомков собравшихся
Яснее несказанных слов…
Ты смотришь на них с фотографии
И снова погибнуть готов.
 

11.12.21

Победа

 
А что ты представишь, дружище,
при слове «Война»?
Летят самолёты,
бросая на город снаряды.
Открыла письмо-похоронку
на мужа жена.
По пыльной дороге идут
строевые отряды.
А, может, увидишь на поле
убитых бойцов,
Седых командиров —
усталые строгие лица.
Чеканит морзянка
в землянках военных штабов.
В разбитых жилищах —
пустые окошки-глазницы.
Увидишь солдата,
бегущего прямо на танк,
Зубами срывает кольцо
у последней гранаты…
Упал под обстрелом в окоп
молодой лейтенант.
Убили семью
и сожгли захудалую хату.
А, может, ты просто
представишь разбитый Рейхстаг
И красное знамя
на башне фашистской воздето.
Разбит и повержен
коварный безжалостный враг,
А люди кричат со слезами:
«Ребята, Победа!»
 

В эпоху без мобильников

 
Мы выросли в эпоху без мобильников,
Не зная даже слова «интернет».
Вставали по звучанию будильников
И слушали мелодии кассет.
Виниловые песни задушевные
Учила вся огромная страна,
Такие  настоящие, напевные,
Неслись они из каждого окна.
Не ведая про трафики и гаджеты,
Любили тишину библиотек.
Хватало в нашей жизни прочих радостей
И был тогда добрее человек.
А жизнь была другая, без сомнения —
Размереннее, чище и светлей.
По радио– успехи и свершения,
А в сказках и Емеля, и Кащей…
И никаких тебе других кошмариков,
Ну, разве если только повесть «Вий»…
На полках над кроватями – словарики,
И нет в стране ни войн, ни пандемий…
Кого винить – прогресс или историю,
Политику, науку, интернет?
И ту ли мы избрали траекторию,
Раз человека в людях нынче нет?
 

Старики

 
Мне кажется, что знают старики
Такое, что другим пока не надо…
Оно скользит в движениях руки,
Оно тревожит пристальностью взгляда.
 
 
Не мудрость, не усталость и не грусть —
Глубокая задумчивая тайна…
Её никто не помнит наизусть,
Её никак не выведать случайно.
 
 
Им столько мук отпущено судьбой!
Не каждый сердцем выдержал такое.
И цвет печали ровной сединой
Сейчас напоминает про былое.
 
 
В натруженных руках большой альбом,
Дрожащий палец шествует по фото…
"Мы только ради внуков и живём,
А так уже, по сути, неохота…"
 
 
И снова на тебе сакральный взгляд,
Который непостижен, неподсуден.
Глаза как будто в прошлое глядят…
Когда-нибудь и мы такими будем.
 

Воробьишка

 
Снежинки распевали дружным хором
Елейно-неземными голосами,
И стал наутро белым серый город
Под, всё ещё седыми, небесами.
Но мазнул синью краешек рассвета,
Колёсами зашурхали машины,
И брызнули под солнцем самоцветы,
Осыпав придорожные рябины.
А юркий первогодок-воробьишка
Чирикал, чуть очнувшись от ночлега…
Он, летом этим солнечным, родившись,
Ещё не видел льда, зимы и снега.
 

Сны

 
Ситец в горошек мелкий,
Ватное одеяло,
Перья подушек душных
Колются там и тут…
Кот в изголовье – грелка,
Отблеск заката алый,
В недрах часов с кукушкой
Шорох немых минут.
 
 
Ночь закрывает веки,
Свет от луны в окошке
В шторах строчёных вязнет,
Но продолжает путь.
Сны на большой телеге
Едут своей дорожкой…
Кот улизнул, проказник,
Взглядом успев сверкнуть.
 
 
Как я тогда летала!
То белокрылой птицей,
То по земле зелёной
Трав не касаясь, шла…
По облакам ступала,
Зная – не оступиться:
Детским моим ладоням,
Ночь волшебство дала.
 
 
…Солнце за нос щекочет
Путается в ресницах.
Как хорошо в постели!
Жалко – пора вставать.
Листья плетут веночек,
Звонко щебечут птицы.
Их заводные трели
Новому дню под стать.
 
 
Школьная форма, банты,
Фартук нарядный белый,
Мама готовит завтрак,
Ранец стоит в углу…
Русский язык с диктантом,
Почерк ещё не смелый,
Чистая вера в завтра,
Как негасимый луч.
 
 
Сколько ушло  закатов,
Сколько густых рассветов!
Сколько минуло вёсен
И серебристых зим!
К прошлому нет возврата.
Много в шкафу скелетов…
Жизни короткой осень
Годы сжигает в дым.
 
 
Почерк теперь упрямый.
 «Завтра» маячит тенью.
Пристально смотрит мама
Взглядом из облаков…
Сон, долгожданный самый,
Длится одно мгновенье…
 «Возраст» – большая драма:
 «Старость»  из двух слогов.
 
 
Ватные одеяла
Стали уже не в моде.
Зубы покрепче стиснув,
Новых боюсь костров.
Всё, что судьба связала,
Строчкой сплелось в блокноте:
 «Больше не будет в жизни
Детских чудесных снов!»
 

До берега

 
Зима, река и бездна под ногами…
Коварный лёд тихонечко трещит.
А я спешу домой из школы, к маме,
Она готовит суточные щи.
 
 
По речке путь короче, несомненно.
По речке путь короче, но страшней!
И мой портфель настолько тяжеленный,
Что мне б сейчас до берега скорей!
 
 
А толстый лёд опять внезапно ухнул,
Как будто там, внизу, взорвался мяч.
Но мама ждёт меня на тёплой кухне,
И я прошу себя: «Смотри, не плачь!»
 
 
Ещё чуток… и вот заветный берег,
Где в лёд вморожен старенький челнок.
А кровь моя течением артерий
Сгоняется куда-то в область щёк…
 
 
Ведь думала тогда, что я большая!
И речка неширокая была.
Но каждый раз, от страха умирая,
Отважно я домой из школы шла.
 

В память о заводе

 
Здесь когда-то давно
добывали руду
И стучали о камни лопаты…
Закрываю глаза
и как будто в бреду
Вижу вдруг мужиков бородатых.
Может, кто-то из них —
мой далёкий пра-пра…
Непростая шахтёрская доля!
Поднимали крестьяне
руду на-гора,
А под вечер горбатились в поле.
И завод разгонялся,
бренчал и пыхтел,
Словно в недрах царапались зубы.
По пути, отдыхая
от каторжных дел,
Работяги смотрели на трубы.
С тихой верой смотрели,
с туманной мечтой,
Что наступит заветное «завтра».
А работа, да что там,
оно не впервой,
Лишь бы Правда была,
лишь бы Правда!
 
 
Открываю глаза,
пролетели века…
Сонно плещутся светлые воды.
И откуда-то вдруг
зажурчала строка:
«Ни рабочих тут нет, ни завода…»
Заросли берега у карьера травой,
И верхушками шепчутся сосны.
Только в шёпоте – вздох
настоящий, земной:
"Слишком поздно жалеть,
слишком поздно…»
 

Строка за строкой

 
Строка за строкой и бежит по листу ручеёчек,
Где каждое слово – частичка мятежной души.
Читай не спеша, но попробуй найти между строчек
Всё то, что поэт написал в полуночной тиши.
 
 
Представь, как сидел он один у окна в полумраке,
Обдумывал каждую строчку, чтоб выразить суть.
А где-то вдали у реки завывали собаки
И воем своим помогали поэту чуть-чуть.
 
 
Доверит поэт свои мысли безмолвной бумаге,
Добавит немного фантазий, что виделись в снах…
И снег, и луна, и окрестные эти собаки
Сойдут на листок и останутся в чудных стихах.
 
 
Строка за строкой, а в последней стоит многоточье.
И сразу же хочется дальше, ещё и ещё,
Чтоб снова стихами в душе зажурчал ручеёчек,
И лёгкая грусть, как  слезинка скатилась со щёк.
 

Через пять столетий

 
Чистые листочки, скучные денёчки,
Настроенье нынче – просто тишь да гладь.
Всё длиннее ночки и короче строчки…
Что про межсезонье можно написать?
Взгляды усыпляет скучная унылость:
Бледные снежинки, серые дома…
Я прошу, скажите кто-нибудь на милость,
Ну, зачем нам эта нудная зима?
Почему на юге пальмы и бамбуки
Пышно зеленеют, прямо круглый год?
А у нас морозы и такие вьюги,
Что хозяин псину в сени заберёт.
Где-то папуасы нежатся на солнце,
А Урал с Сибирью тренируют мат.
Нам от них в подарок – солнышка на донце,
Но народ суровый и такому рад!
Как несправедливо свет устроен этот,
Но погоду тоже трогает прогресс!
Мир меняют люди, а мечты поэты,
Приближая «завтра» тайною словес.
Прежде чем поставить в этой строчке точку,
Я на миг представлю лето на дворе,
Через пять столетий – клейкие листочки:
Распустились вишни в тёплом январе.
 

Вы помните тепло родного дома

 
Вы помните тепло родного дома,
Его простой, бесхитростный уют,
Где каждая зарубинка знакома
И каждый час часы с кукушкой бьют?
Там время пролетало незаметно,
Минуты трансформируя в года.
И всё, что в пору ту казалось светлым,
Таким же и осталось навсегда.
Как сладко нам тогда спалось утрами,
Как вкусно пахли булки с молоком.
Большими мы себя считали сами
И вещи взрослых мерили тайком.
Учились доброте и состраданью,
Читая книжек мудрые слова.
Искали в жизни личное призванье,
Попутный ветер крыльями ловя.
Мечтали и в мечтах своих летали
И верили, мы лучше и умней…
Мы видели себя на пьедестале
Среди наград и радужных огней.
Порядочность, ответственность и честность…
Ещё мы были чище и скромней.
Мы думали, что детство длится вечность,
Оно ушло за дымкой сентябрей.
 
 
Помяло, покорёжило, погнуло…
Лишь сильные сумели устоять.
Хоть двигаемся чуточку сутуло,
Людей не должен возраст украшать.
Часы с кукушкой век свой отстучали,
И их, увы, не милуют года…
Но то, что самым главным мы считали,
В сердцах у нас осталось навсегда.
 

Бабочка

 
А мне б сейчас за бабочкой,
Как в детстве, не дыша!
На цыпочках да в тапочках,
Чтоб ёкала душа.
Сачок из марли палевый,
Зелёная трава…
В коллекции завялены
Уже десятка два.
И жёлтая, и черная,
И синий мотылёк,
И пестрая, озёрная,
И рыженький глазок…
Не зная лёгкой жалости,
Крадусь через кусты.
Шепчу: «Ага, попалась ты!»
А шепчется: «Лети!»
В сачке забилась лапочка,
Красавица, ей-ей.
Понять бы, кто ты, бабочка,
Печаль или трофей.
 

Разлеглось село по долу

 
Вьётся змейкою речушка,
А за нею косогор.
Вид привычный, очень русский,
Но какой-то в нём укор.
Разлеглось село по долу
Акварелькою с холста,
Но не видно что-то школу
И церквушка заперта.
Только ямы да ухабы
На «проспектах» вдоль села.
Мужики идут и бабы,
Знать, у всех свои дела.
Мужики – пенсионеры,
Да и бабы им под стать.
Потеряли люди веру,
Надо как-то доживать…
Не столица здесь, конечно,
А простая глухомань:
Нету лавочки аптечной,
Нет у церкви прихожан.
Купола глядят уныло,
Укоризненно – кресты.
Поп увез своё кадило,
Подустав до тошноты.
А куда податься людям
С неудавшейся судьбой?
Тут своё, пускай и худо,
Здесь домишко хоть какой…
Вот и бродят по ухабам
И живут, как Бог подаст,
Старики и бабки-бабы —
Лишний Родине балласт.