Текст книги "Жизнь как приключение"

Глава 3. Я и суд присяжных

– Я тебя посажу, – сказала пожилая прокурорша, глядя на меня с ненавистью. – Вот ещё раз только пикнешь, и я тебя посажу.

Скажу честно, я испугалась.

А дело было так. В 2003 году, когда я уже обрела опыт журналиста, специализирующегося на криминальных историях, в Нижнем Новгороде, впервые в постперестроечной России, возродили суд присяжных.

В первом деле, рассмотренном в залах Нижегородского областного суда (там еще с дореволюционных времен остались специальные места для присяжных заседателей), обвинялся нижегородец. А во втором рассматривались события, где главными действующими лицами стали жители Дзержинска. Наши, увы, земляки. Увы, потому что обвинялись они не много ни мало, в убийстве и разбое.

Естественно, столь значимое событие, о необходимости которого долго говорили правозащитники (я о суде, а не о разбое), оказалось на самом острие общественного интереса.

Адвокаты, расправив грудь, в голос вещали, что теперь полицейскому произволу придет конец. Вердикт будут выносить не юристы, так или иначе связанные общими интересами, а лучшие представители народа, руководствуясь исключительно своей совестью и здравым смыслом.

В этом потоке правильных слов прятался потаенный смысл, практически незаметный посторонней публике. Адвокаты брались доказать, что правоохранительные органы недостаточно компетентны, и толковый защитник способен развалить любое дело.

Работники же прокуратуры, представляющие обвинение, обязаны были показать, что комплекс собранных доказательств безупречен и устоит перед любой атакой.

В общем, в этом противостоянии политика занимала ключевое место. А суть самого дела как-то незаметно отошла на второй план.

Результат первых слушаний оказался сенсационным: присяжные вынесли вердикт, но судья счел его противоречивым и распустил состав жюри.

Теперь предстояло второе разбирательство с другим уже составом присяжных заседателей. Надо ли говорить, что я всеми силами постаралась попасть в зал суда?

Вкратце суть разбираемого дела состояла в следующем.

В мае 2002 года некий бизнесмен, человек уже зрелый, дважды женатый, был арестован и помещен в следственный изолятор Нижнего Новгорода. Его молодая жена Светлана наняла адвоката и старалась принять все меры к тому, чтобы приговор был максимально мягким.

Адвокат посоветовала собрать различные справки, положительно характеризующие обвиняемого. В том числе принести документы о том, что на его попечении находятся двое малолетних детей: сын от первой жены Яны, и грудной ребенок, рожденный во втором браке.

Свидетельство о рождении собственной дочери у Светланы было. А вот Кирилл – сын от первого брака, жил, естественно, со своей матерью, и его документы находились у Яны.

К счастью, первая жена после развода не торопилась уезжать далеко. Сама она зарабатывать не умела, а тут под боком находился постоянный источник дохода – бывший муж деньги на ребенка выдавал регулярно, причем в изрядном количестве.

26 мая Светлана на своей машине поехала к Яне домой и застала ее гуляющей возле дома. Рядом с Яной находился ее новый гражданский муж Краснов. Он и станет в дальнейшем главным героем нашего повествования.

Но не будем забегать вперед.

Итак, женщины переговорили. Яна сказал, что свидетельство о рождении сына находится не у нее дома, а в детском саду, но завтра к полудню она его оттуда возьмет. Светлану, которая собиралась к следователю к 16 часам, это устроило, и договорились, что завтра к обеду она снова приедет за документами.

На следующий день она пропала.

Родители, у которых со времени ареста мужа она жила с дочкой Настенькой, ждали ее домой к пяти часам вечера. Светлана не пришла.

Обеспокоенные родственники начали обзванивать ее подруг, знакомых по институту, где Света училась, адвоката, к которому женщина должна была явиться в 16.00… Все были в полном недоумении. Свету никто не видел, и никто не знал, где она находится.

В милиции, куда принесли заявление о пропаже человека, только пожали плечами. По закону для того, чтобы начались мероприятия по розыску, нужно чтобы пропавший отсутствовал минимум трое суток. А Светлана – взрослая самостоятельная женщина… Мало ли куда она могла пойти… Тем более, при гарантированном отсутствии мужа.

– Да не могла она так поступить! – горячились родители, пробиваясь в кабинеты начальства. – Она очень ответственный человек. К тому же кормит ребенка грудью. Не могла она загулять, бросив дочь. Что-то случилось!

Не добившись толку в милиции, родственники вывели из гаража свой автомобиль и всю ночь методично объезжали всех друзей, знакомых и однокурсников Светланы. Всех расспрашивали, выясняли кто, когда и где видел ее в последний раз…

Без результата.

К Яне с ее новым мужем они тоже заезжали. Но и там ответов не добились.

Яна казалась очень расстроенной исчезновением второй жены своего мужа. Расстроенной настолько, что на следующий день они с Красновым даже нанесли родителям Светы визит вежливости. Выразили сочувствие.

Через три дня безрезультатных поисков в дело, наконец, включилась милиция.

Следователь, которому поручили дело, в первую очередь поехал в СИЗО. И там из коробки с личными вещами арестованного бизнесмена изъял его ключи от квартиры.

Квартиру вскрыли и ахнули.

Все вещи, включая мебель, были вынесены. На голом полу ограбленного помещения сидел и горестно мяукал одинокий голодный кот.

Надо отдать должное, преступников милиция вычислила быстро. Да это и не вызвало больших затруднений. Столь обильная добыча не могла не оставить следов. Соседи видели, как подъезжала машина, как какие-то люди выносили вещи. Дали описание, назвали номер машины…

Негодяев взяли с поличным, когда они пытались сбыть очередную партию награбленного.

И кто же оказался преступниками? Да, это были Краснов, его приятель и сосед Одиноков и… Яна.

Все три дня, пока несчастные родители вели поиски, преступники, завладев ключами от квартиры и машины Светланы, вывозили и распродавали имущество. Автомобиль, на котором она приехала, загнали в гараж и разобрали на запчасти. А саму ее… Да, они убили ее сразу, как только она, по договоренности, пришла к ним за свидетельством о рождении ребенка. Набросили на шею брючный ремень Краснова и держали, не давая вздохнуть.

Когда женщина затихла, приступили к тому, ради чего все и затевалось – к грабежу.

Пока вывозили вещи и судорожно распродавали внезапно обретенное богатство (в квартире бизнесмена было что взять!) преступники казались себе умными и ловкими.

Но на допросе, когда им предъявили улики, раскололись сразу. И показали место, где они закопали задушенную женщину.

В общем, дело было ясное, хорошо задокументированное, подтвержденное многочисленными уликами и показаниями свидетелей. В суде никаких проблем возникнуть не могло. Однако…

В областной центр, где повторно слушалось это дело, я поехала не сразу. И в зал судебного заседания попала к тому времени, когда новое разбирательство было уже в полном разгаре. Главной интригой сюжета стало то, что слушание, несмотря на усилия прокуратуры, вновь покатилось по уже проложенной колее. А если присяжные заседатели вновь вынесут прежний вердикт, то обвинение окажется в крайне тяжелом положении. Потому, что провал покажет полную неспособность правоохранительных органов работать по демократическим нормам. Поэтому прокуратура готова была на все, только бы не допустить провала.

Итак, я приехала и тихонько села в уголке. Процесс был открытым, так что присутствие публики не возбранялось.

Что же происходило в зале суда?

Обвинение свою версию событий уже изложило. Но адвокаты с ней не согласились и предложили иную трактовку событий. Вполне логичную, не противоречащую известным уликам, но снимающую с обвиняемых все тяжкие статьи, включая убийство и разбой. И оставлявшую им обвинение только в банальной краже. Что давало преступникам возможность отделаться сущими пустяками.

Версия адвокатов состояла в следующем:

Когда Светлана, модная, красивая, на новом автомобиле приехала к первой жене своего мужа, та ее приревновала.

В самом деле, кому будет приятно видеть, что удачливая соперница наслаждается всеми благами достатка? В то время, как Яна получает от бывшего мужа сущие крохи.

Краснов, будучи джентльменом, пригласил приехавшую пройти на кухню на чашечку кофе. Но в процессе кофепития между женщинами вспыхнула ссора. И Яна в состоянии аффекта, набросила сопернице на шею ремень, затянула его, застегнула и отбивала все попытки жертвы освободиться.

Когда Краснов заглянул на шум, Светлана уже не дышала.

Что было делать?

С Яной случилась истерика. Она рыдала и металась так, что новый муж вынужден был вывести ее на улицу.

А дальше (по версии адвокатов) Краснов решил спасти возлюбленную и скрыть ее преступление.

Он пригласил друга, живущего неподалеку (это был уже знакомый нам Одиноков). Вдвоем они вывезли труп Светланы и закопали его в лесу. А потом (не пропадать же добру!) решили воспользоваться ключами, которые выгребли из сумочки убитой.

Кстати, там были ключи и от квартиры родителей Светы. Так что нанося визит вежливости и сочувствия, Краснов приглядывался к обстановке. Прикидывал где что лежит, и как проще это все вынести, если придти в отсутствие хозяев.

Но вторую квартиру ограбить они не успели. Через три дня на них надели наручники.

Казалось бы, в версии адвокатов изложены те же события, что и у обвинения. Убийство, тайное погребение трупа, вынос и распродажа вещей…

Однако теперь главной преступницей становилась Яна. Причем она действовала якобы в состоянии аффекта (смягчающее обстоятельство) и имела на попечении трехлетнего ребенка. В таких условиях большой срок ей не грозил.

А Краснов и Одиноков вообще становились всего лишь соучастниками. Причем ПОСЛЕ совершения преступления.

Более того, на их действия даже падал отчасти благородный отсвет защитников несчастной Яны.

Представителей обвинения такая трактовка событий доводила до неистовства. Наглые, циничные убийцы могли выйти из зала суда с минимальным сроком. Но как опровергнуть версию адвокатов? Момент убийства видели только обвиняемые. И только они точно знают, кто убил. Но заинтересованы ли они в том, чтобы сказать правду?

Поскольку принципиального прорыва в предоставлении доказательств достичь не удавалось, прокурорша старалась показать присяжным моральный облик обвиняемых. Так, на следствии они утверждали, что труп Светланы похоронили, не раздевая. Но обвинение предъявило фотографию, где было видно, что с убитой сняли сапоги, дорогую кожаную куртку… На этом же фото был отчетливо виден роковой ремень, все еще затянутый и застегнутый на шее жертвы.

Снимок произвел впечатление. Но вопрос о том, кто же убил – Яна в состоянии аффекта, или Краснов с приятелем, возжелавшие ограбить доверчивую богачку… Этот вопрос оставался без ответа.

Судебное разбирательство – дело не быстрое. Особенно в тех случаях, когда возникает много спорных вопросов. Поэтому в следующий раз я поехала в суд через неделю. Один номер нашей газеты с репортажем, посвященным данному делу, уже вышел. А теперь я везла с собой следующий. С продолжением.

В зал меня не пустили. На пороге стояла разгневанная прокурорша с моей статьей в руках и смотрела на меня с ненавистью.

– Я тебя посажу, – пообещала она. – Вот ещё раз только пикнешь, и я тебя посажу.

Скажу честно, я испугалась.

Представительницу обвинения можно было понять. Дело – чрезвычайно сложное. И ведь убедить в правоте следствия нужно не опытного судью, который изучил кучу подобных преступлений и знает все увертки адвокатов. Нет, убедить нужно неискушенных, далеких от внутренней правоохранительной кухни людей. Которые к тому же высоко чтут понятие «презумпция невиновности» и готовы каждое сомнение толковать в пользу обвиняемых.

А тут статья в газете. Со всякими рассуждениями на тему. Пусть она вышла в другом городе. Пусть присяжным запрещается читать публикации, затрагивающие рассматриваемое дело…

Выступление непрошенного журналиста можно истолковать и как давление на присяжных. А это противозаконно!

Но как бы я ни испугалась, отступать было некуда. Потому что во второй публикации я описала улику, которая однозначно решала дело. И прокурору следовало об этом знать.

Поэтому я шагнула вперед и вручила испепеляющей меня взглядом обвинительнице, очередной номер газеты.

О дальнейших событиях узнавать пришлось из вторых рук. Меня, как персону «нон гранта» к залу судебного разбирательства больше не допустили. Но резонанс получился большой. Вкратце расскажу суть.

Все дело было в фотографии.

На снимке, предъявленном суду и присяжным, был отчетливо виден брючный ремень, ставший причиной удушения жертвы. Он был не просто затянут на шее женщины, но ЗАСТЕГНУТ.

Что это означало?

Как ни строен был Краснов, трудно предположить, что объем его талии соответствует объему шеи молодой женщины. Откуда же на его ремне нашлась подходящая дырочка?

Ответ мог быть только один. Мужчины (Краснов и Одиноков) заранее задумали убийство. Готовились к нему. Специально достали ремень и примерили, где нужно проколоть дырочку.

Причем примеряли наверняка на Яне. Затягивали петлю так, чтобы она не могла дышать, и ставили на коже отметку.

Наверняка Яна испытала весь ужас удушья. Не удивительно, что на следующий день, когда прибыла Светлана, она отказалась приглашать ее в дом. Это пришлось сделать Краснову.

А потом, когда убийство уже свершилось, с Яной, ярко представляющей что пришлось пережить несчастной женщине, сделалась истерика. И Краснову пришлось увести ее подальше. На улицу. Несмотря на опасность того, что соседи могли услышать рыдания и крики.

Все эти соображения были изложены суду присяжных. И далее произошло то, чего никогда не могло быть в обычном суде советской эпохи.

Дело в психологии.

Вначале, когда присяжные еще не уяснили себе ход событий, они всегда внимательно смотрят на выступающего. На прокурора, делающего заявление. На свидетеля, дающего показания за кафедрой. На адвоката, встающего, чтобы высказать протест…

То есть всегда на того, кто в данный момент говорит.

Но после того, как присяжные составили свое мнение по делу, они начинают смотреть только на виновного. Молча. Пристально. Не отвлекаясь.

И после того, как прокурор рассказала, как готовилось преступление, и как заранее приспосабливали для удушения брючный ремень Краснова, 12 присяжных заседателей стали смотреть только на него.

Вот этих взглядов Краснов не выдержал. Он упал.

Никогда прежде ему не доводилось испытать на себе воздействие пристального взгляда большой группы людей, точно знающих, что он из себя представляет.

Я потом несколько раз звонила в канцелярию областного суда, чтобы узнать о том, какой вынесен приговор. Но в течение двух месяцев мне постоянно отвечали, что рассмотрение дела откладывается в связи с болезнью главного обвиняемого.

Краснов более двух месяцев пролежал в тюремной больнице.

Таково было воздействие взглядов присяжных.

Таков был результат дела, которое я потом назвала «Обвинение с того света».

Убитая женщина фактически сама указала на своего убийцу. И разоблачить его удалось, благодаря маленькой дырочке, проделанной им на брючном ремне.

Глава 4. Уникальные люди, о которых мне доводилось писать

За время журналистской карьеры доводилось мне встречаться с самыми разными людьми. Были среди них и такие, что остаются в памяти надолго.

Часть I. Дважды Маресьев

В первые дни февраля 2004 года Центральное телевидение показало нам нечто феноменальное: впервые в мире дистанцию международного нью-йоркского марафона инвалидов – участников боевых действий преодолел человек с четырехкратной ампутацией, то есть с протезами вместо рук и ног.

Этот уникальный результат занесен в Международную книгу мировых рекордов. А установил его 33-летний россиянин Сергей Бурлаков. Американские болельщики назвали его человеком планеты, а американские военные на финише отдавали ему честь – за беспримерное мужество и несгибаемую волю к победе.

После того, как Сергея показали по ОРТ, многие жители Дзержинска узнали в нем своего хорошего знакомого, что не удивительно, так как он, оказывается, много лет прожил в нашем городе. И нашлась женщина, которая согласилась рассказать об обстоятельствах своего знакомства с ним.

– Несколько лет назад моя подруга Татьяна решилась дать объявление в газету, в службу знакомств. Ну, вы знаете, как там пишут: «Жизнерадостная блондинка желает познакомиться с мужчиной до 35 лет, без вредных привычек». Разумеется, я не помню, что именно она в своем объявлении написала, но телефон там был указан мой рабочий – Татьяна жила в общежитии, и звонить туда можно было только через вахтера.

И вот в один из дней я снимаю трубку телефона и слышу приятный голос, спрашивающий Татьяну. Я, естественно, в соответствии с полученным от подруги заданием, начинаю выспрашивать, кто он, что собой представляет… Он назвался Сергеем Бурлаковым и признался, что со здоровьем у него не все в порядке.

– Насколько не в порядке? – захотела уточнить я.

– Очень.

Я продолжала допытываться, и он сказал, что у него нет рук.

– Что, совсем?

– До локтя.

И тем не менее, в разговоре он мне очень понравился. С ним было приятно общаться: очень приветливый, жизнерадостный, с широким кругом интересов… А вот Татьяна, когда узнала, что потенциальный знакомый оказался инвалидом, отказалась встречаться с ним (и даже общаться по телефону) наотрез.

А он продолжал мне звонить, спрашивать о ней. Даже уговорил меня дать ее рабочий телефон и сходил к ней на работу. Но она была непреклонна.

А мы продолжали перезваниваться.

– Я так просто позиции не сдаю, – сказал он.

Где-то в первых числах июня Сергей пригласил меня в гости – у него был день рождения. Сообщил, что к нему друзья приехали из Ростова, привезли всяких рыбных деликатесов… Свидание назначили на троллейбусной остановке возле музучилища – он жил недалеко.

Я спрашиваю:

– А как мы узнаем друг друга?

– По внешнему виду трудно догадаться, что я на протезах, но ты меня сразу узнаешь.

И вот я еду. С букетом цветов – все-таки у него день рождения – смотрю в окно и внутренне вся замираю.

Нет, не подумайте, что у меня были какие-то матримониальные намерения – во-первых, я старше его, во-вторых, познакомились случайно, из-за подруги.

Смотрю в окно – стоит. Высокий, светловолосый… Действительно, узнала с первого взгляда – как-то он чуть-чуть не так, как обычные люди двигался.

Вышла из троллейбуса со своим букетом, иду к нему и боюсь глаза поднять – он молодой, приятный, а я по сравнению с ним просто бабушка (Ну, это Светлана преувеличила, она выглядит весьма привлекательно. – Авт.)

Народу на остановке было мало – день воскресный, все на дачах – и он, когда увидел, что я с букетом иду прямо к нему, сразу остановился, как вкопанный и смотрит. Я подошла:

– Вы Сергей? А я Светлана.

Рукава его пиджака были заправлены в карманы. Он сказал:

– Я приятно удивлен.

Потом признался, что до меня смотрел на всех женщин, выходящих из троллейбуса, и когда одна бабулька с корзинкой пошла прямо на него, то прямо испугался.

Квартира у него была на улице Революции, на первом этаже. Там нас встретили его друзья, мама. Угощали нас пивом, волжской рыбой. Мама показала мне альбом с семейными фотографиями.

Его друзья ухаживали за мной наперебой, а потом очень деликатно исчезли и оставили нас вдвоем. Ну, тогда мы пошли гулять, сели во дворе на лавочку. Сергей все что-то рассказывал, было очень интересно. Никогда прежде мне не доводилось встречаться с человеком, который столько может рассказать.

Вы знаете, он ведь даже пытался рисовать акварелью и маслом. Кисточку привязывал к руке и творил. Потом он показывал мне свои картины. Они были разные, но мне больше всего запомнилось море: восход над морем, блики солнца на воде…

О том, как с ним произошло несчастье, он почти не говорил. Я запомнила только, что это было где-то в Сибири. Что-то случилось с техникой, они попали в аварию и замерзали на голом снегу. Было несколько человек пострадавших, а он отморозил и руки, и ноги.

Удивительно, сколько в нем силы, веры в жизнь и какого-то особого светлого восприятия всего происходящего. И я как-то даже позабыла, что у него рук нет, мы там на лавочке даже целоваться начали…

Но когда я собралась домой – время-то уже позднее, – он вызвал мне такси, и я не позволила за себя заплатить. Сергей очень этим возмущался, протестовал. Но я единственный раз воспользовалась тем, что у него нет рук – он-то не мог отдать деньги таксисту, только требовал, чтобы тот сам взял их у него из нагрудного кармана. Но я не позволила.

Встречались мы еще несколько раз. Как-то был сильный ливень, дорогу невозможно перейти из-за сплошного потока воды, и я собиралась отменить свидание, но не смогла дозвониться. В результате пришлось идти чуть не по колено в воде, и я пришла в гости вся мокрая.

Сергей тут же выдал мне халат, отправил в ванную комнату, а сам включил камин. И возле этого камина, между развешанной для просушки одежек, мы весь вечер смотрели его картины. Они были такие же светлые и жизнерадостные, как и он сам.

Закончилось все не так, как мне бы хотелось. Сергей говорил, что собирается уезжать, так как мэр Таганрога приглашает его переехать на юг и возглавить местную организацию инвалидов, а полпред Южного федерального округа предлагает заняться проблемами инвалидов всего округа.

И незадолго до его отъезда мне на работу позвонила какая-то женщина.

– Вы Света? – напористо спросила она. – Это вы звонили Сергею?

– Да.

Мне была неприятна манера, в которой она со мной разговаривала. И после этого я не пошла провожать Сергея, а разговор по телефону получился каким-то скомканным.

Много позднее выяснилось, что этот звонок никакого отношения ко мне лично не имел. Звонили другой Свете и совсем по другому поводу. Но телефон-то рабочий, на одном номере четыре телефонных аппарата и среди сотрудниц было несколько моих тезок. В общем, недоразумение получилось.

Но с тех пор прошел уже год. И что-либо исправить, наверное, уже невозможно.

На этом месте Светлана грустно прервала рассказ, а я решила, что настало время взять инициативу в свои руки.

– Ты помнишь, в каком веке мы живем?

– А что?

– А то, что телефон изобретен уже более 100 лет назад.

Я подтянула к себе аппарат и набрала «008».

– Скажите, пожалуйста, номер справочной службы Таганрога.

Мне продиктовали ряд цифр.

Я снова потыкала в телефонные кнопки:

– Как позвонить президенту вашего общества инвалидов? – спросила я у откликнувшегося из трубки голоса. И записала еще несколько цифр.

Вот так все просто. Оказывается, для того, чтобы исправить положение, кажущееся безнадежным, иногда достаточно просто снять трубку аппарата, который находится на расстоянии вытянутой руки.

Светлана сказала, что она не против публикации этих заметок, но при одном условии: Сергей должен дать на это согласие.