Текст книги "Магометрия. Институт благородных чародеек"

– А где остальные… следователи?

– Вы хотели сказать – инквизиторы? – теперь уже демон с интересом осматривал меня, впрочем, не делая ни малейшей попытки предложить свою помощь по приведению девичьего тела в вертикальное положение.

Я пыталась встать самостоятельно, кривясь от боли. Увы, ничего не получалось. В голове стойко утвердилась мысль: «Я ненавижу инквизиторов».

– Не суть важно, – прошипела я. Еще одна попытка не увенчалась успехом, и я вновь упала на брусчатку, – как называть. Смысл вы поняли.

– Мы прибыли чуть раньше. Директору не пришлось даже накидывать полог стазиса на место, где обнаружили труп. Магистры уже все осмотрели и задокументировали. Я лишь ожидал, когда откроется телепорт для транспортировки тела в морг, и решил еще раз осмотреть убитую. Сожалею, что увиденное вами получило иную интерпретацию.

– Я тоже искренне сожалею, что чуть не оторвала ваш хвост.

Смысл сказанного был вежлив, как речь министра иностранных дел Лаврова: вроде все по этикету, но меж слов проскальзывает совершенно иное. Да, ни рыжий демон, ни я не сожалели о потерях противника (как моральных, так и физических), а лишь отдавали дань этикетной вежливости.

– Помочь? – все же проявил участие демон.

Хотелось гордо ответить: «Нет», но, увы, как недомедик я понимала, что с такой ногой можно только ползти. До здания же института расстояние было изрядное.

– Буду благодарна.

Я думала, что рыжий протянет руку, помогая обрести равновесие, но демон просто подхватил меня на руки и понес в сторону скамейки, где обитал труп. То, с какой легкостью он держал меня на руках, поразило. Да, пятьдесят килограммов – это, конечно, не тонна, но все же…

– Как вас зовут? – демонюка решил то ли поддержать начавшуюся беседу, то ли просто выяснял имя той, что доставила ему за короткое время столько непередаваемых хвостовых ощущений.

– Светлана Смирнова.

– Значит, Лючия… – протянул он.

В первое мгновение озадачила эта интерпретация моего имени. Ну да, я знаю, что греческим аналогом «Светланы» является «Фотиния», а на латинский же переводится как «Светящаяся», «Лючия». Но видно, что-то с межъязыковым переводчиком было не так, раз демонюка обозвал меня на итальянский манер.

– А вас? – решила и я проявить светскость.

Демон от этого простого вопроса аж споткнулся.

– А вы не в курсе? – холодно и подозрительно, словно проверяя меня на вшивость, спросил он.

– Откуда? – невежливо, вопросом на вопрос, зеркально ответила я.

– Тогда простите. Лим Дейминго.

– Отвыкли, что вас не узнают? – съязвила я, сопоставляя дортуарный диалог и живой предмет матримониальных планов институток.

Мы как раз пришли, и вместо ответа демонюка мне решил подло отомстить: посадил на ту же скамейку, где ожидала телепортации мертвая институтка.

– Да, – с ухмылкой заключил он, а потом резко сменил тему, поясняя: – Сейчас я отправлю тело в морг и донесу вас до лазарета.

Я представила себе эту картину и ее последствия: если это увидят те, кто метят в жены к этому графу, то меня просто порвут, придушат, изничтожат, как помеху к этой их, как они говорили, «брачной сережке». Захотелось малодушно ответить: «Я уж как-нибудь сама, на одной ножке допрыгаю», но прикусила язык. Отказаться от помощи всегда успею. А судя по надменной роже этого аристократа, второй раз услуги носильщика он предлагать не будет.

Я повернула голову. В метре от меня был труп. Может, какая другая экзальтированная девица и решила бы испугаться и лишиться чувств, но, увы, я видела не просто трупы, я видела людей без кожи, мышц и с распоротой брюшной полостью. Пытаться напугать медика мертвяком так же бесперспективно, как роженицу – дефлорацией.

– Да вы присаживайтесь, – я похлопала ладонью рядом с собой. – В ногах правды нет.

Демон удовлетворенно хмыкнул и… присел. Между мной и трупом. Его хвост тут же обвил одну из лодыжек хозяина, словно смущался.

Я же с профессиональным интересом успела заметить на шее девушки характерную полоску, свидетельствующую о причине смерти: асфиксия.

– Милость султана? – поинтересовалась я, кивая на труп.

Да, была в средневековой Турции такая казнь для обитательниц гаремов. Наложнице или жене присылали шелковый шнурок, как знак того, что она скоро умрет. Ну как скоро – в течение пары минут. Тот, кто доставлял сей странный подарок, тут же его и примерял на шейку не угодной господину. Считалось, что такая скользящая удавка лишает жизни быстро и безболезненно.

Похоже, Лим тоже был наслышан об этой славной восточной традиции.

– Если бы, – печально вздохнул он. – Ее до убийства еще и пили. Больше недели, судя по всему, и выжали всю магию, а потом просто придушили. У нее все ладони изрезаны рунами. Подозреваю, что и по центру живота тоже обнаружится знак, но это уже в морге выяснят, при детальном осмотре.

Морг напомнил о себе, явив серый с металлическими проблесками столб портала. Из него вышли двое. Один из прибывших протянул Лиму бумагу, на которой демонюка оставил оттиск пальца, а второй прибывший, не церемонясь, накинул на труп сеть. Последняя повела себя странно, начав опутывать тело. Ее нити расширялись, все уменьшая пространство ячеек вплоть до того момента, пока мертвая институтка не стала похожа на кокон гусеницы. После чего инквизитор взмахнул рукой, и труп поплыл в портал.

– Всего доброго, – бросил второй трупоэкспроприатор и вслед за своей добычей и первым коллегой удалился в портал.

– Ну, вот и все. Давайте я отнесу вас в лазарет, – холодно процедил демонюка.

Я только начала подыскивать слова для ответа, как меня скрутила боль. Резкая, сильная настолько, что я закричала. Живот и ладони буквально горели огнем. Было ощущение, что на оголенные нервы льют расплавленный свинец. Захотелось скорчиться от боли.

– Смотри на меня, на меня, глаза в глаза! – резкий, повелительный тон.

Демон схватил меня за плечи.

Я чувствовала, как лечу в бездонный колодец боли. Как со всех сторон подступает тьма, и только его голос, его слова были якорем, который держал меня на грани реальности. И еще глаза – цвета солнечного янтаря.

– Давай, давай держись, я возьму на себя часть того, что сейчас чувствуешь.

После этих слов он прижался своим лбом к моему. Боль начала постепенно притупляться, время возобновило свой привычный бег, а потом все резко закончилось. Так, словно ничего и не было.

Рыжий отпустил, и я согнулась пополам, глотая ртом воздух. Тень, доставшаяся мне по обмену, корчилась, словно ее бил Паркинсон.

Лим тоже это заметил и, присев на корточки, заглянул в мое лицо.

– Ничего объяснить не хочешь? – Рыжий ткнул пальцем в тень.

То, что он перешел на «ты», меня даже не удивило.

Отпираться было бессмысленно. Так или иначе, этот законник припрет меня к стенке.

– Не хочу, но придется, – выдавила из себя я.

Демон удовлетворенно кивнул и совершил поступок, который не вязался со сложившимся у меня в отношении его образом. Лим снял с себя пиджак и накинул мне на плечи. А я-то думала, что этот надменный инквизитор чужд рыцарства.

– Чтобы зубами не клацала при рассказе, – пояснил он, утвердив меня в том, что законники – заразы. А я-то чуть было не решила, что он хотел согреть меня из благородных побуждений.

Историю пришлось начать с того, как я вообще узнала о существовании иного мира, а именно с пробуждения дара. По окончании повествования демон выглядел хмурым и задумчивым.

– Значит, поменялись тенями, говоришь… А потом дракон пропал.

У меня же в голове мысли завертелись бешеной каруселью: труп институтки с метками на ладонях и на животе – ровно там же, где только что боль у меня была нестерпимой. Чтобы убедиться в своей догадке, без обиняков спросила у Лима:

– Этот случай, он ведь не единичный? Были и еще?

После долгого молчания демон подтвердил:

– Да. Это серия. Дело «скользящего за талантами», как его метко успела окрестить магпресса. Четыре трупа. Каждый с такими вот отметинами и каплей металла на правом запястье. Больше никаких зацепок.

Я, опережая его вопрос, ответила:

– Нет.

Лим усмехнулся:

– Всегда ценил в женщинах ум и сообразительность. – И вместо меня ответил на так и не прозвучавший вопрос: – Да. Увы, выбор у тебя теперь только условный. Ты причастна к этим убийствам. – Он смотрел на меня не моргая, пристально, как снайпер в прицел. – Думаю, что твой друг сейчас лежит на лабораторном столе этого маньяка. Ты же испытывала то, что чувствует маг, когда из него силой забирают дар.

– Через тень? – решила все же уточнить.

– Именно. До этого момента гаденыш, что хладнокровно отправлял на тот свет молодых, сильных магов, не оставлял следов. Но сейчас ты – это нить, которая может привести к нему. И мне безразлично, хочешь или нет: ты будешь мне помогать.

Я закусила губу в отчаянии. Почему именно я? За что?

– Эти приступы… как часто я буду их чувствовать?

Лим, присев рядом, упер локти в колени и провел ладонями по лицу, словно пытался плеснуть несуществующей водой и умыться. Сейчас он уже не напоминал мне замороженный минтай аристократического происхождения. Это был просто уставший следователь.

– Не знаю. Могу сказать только то, что между исчезновением и обнаружением трупа проходит около трех недель.

– А если…

Не успела договорить.

– Ты можешь не пережить болевого шока и умереть. Сегодня я взял часть того, что ты чувствовала, на себя, но в следующий раз…

Он не договорил, но я и так поняла: он не всегда будет рядом, а кто другой может и не догадаться.

– Давай отнесу тебя в лазарет, – решил сменить тему Лим.

Его слова были словно развевающийся клетчатый флаг, означающий начало гонки: боль в опухшей ноге напомнила о себе резко и с полной отдачей.

– Лучше бы не говорил, а сразу отнес.

– Меньше бы болело? – поддел демонюка.

– Да, – уверенно ответила я. – Девичий склероз творит чудеса и помогает забыть даже о боли.

Рыжий невозмутимо подхватил меня на руки и понес в сторону института. Мы некоторое время молчали. Туман с наступлением вечера стал сгущаться. Было ощущение, что мы идем в облаке: видимость практически нулевая, на одежде – капли росы, и холод вокруг. Накинутый на плечи пиджак не согревал, я начала дрожать. Лим, почувствовав это, прижал меня сильнее, пытаясь тем самым согреть.

– Не надо. Я не умею еще управлять своим даром и могу навредить.

– То, что ты способна превратить меня в тысячелетний скелет, я почувствовал, когда ты столь рьяно вцепилась в мой хвост, – демонюка криво улыбнулся, – но блоки против такого воздействия инквизиторы ставить тоже умеют.

Его ответ позволил мне если не расслабиться, то хотя бы снять часть напряжения.

– А как так получилось, что ты появился на день раньше? И зачем тебя вообще тут ждали? – вопросы из серии извечного женского любопытства, ничем не обоснованного, но разъедающего натуру столь же сильно, как азотная кислота любую органику.

– Скажи, а ты всегда задаешь столько вопросов?

– И все же? – я не дала сбить себя с толку, пропустив шпильку.

Лим молчал и хитро улыбался, что навело меня на мысль:

– Специально попросил пустить слух, чтобы нечаянные свидетельницы усиленно готовились к завтрашней встрече и сидели по дортуарам, не мешая сбору улик?

– Ну вот, видишь, сама догадалась, – хитро протянул рыжий. Его дыхание щекотало мою макушку, а двусмысленная ситуация вновь заставила нервничать. – Поэтому раз ты такая догадливая, то понимаешь, что обо всем произошедшем, в том числе и о теле, обнаруженном в парке, нужно молчать.

Опережая мой вопрос, демонюка пояснил:

– Труп обнаружила оперативная бригада, среагировав на всплеск магии временного портала. Но ни убийцы, ни кого бы то ни было, кроме умершей, увы, не было. Инквизиторы сразу же накинули полог стазиса и уведомили дирекцию, однако местные барышни не в курсе…

Ясно: магия магией, а всеобщая паника – дело заразное. Лучше уж пусть институтки забивают голову нарядами, чем шепчутся о маньяке.

Лим не стал штурмовать парадное крыльцо, а, обойдя с торца, воспользовался черным ходом. Низкие длинные коридоры со сводчатыми потолками, небольшая лестница – и вот мы наконец-то в лазарете.

– А! Уже! Отрадно, отрадно! – маленький, с большими, словно позаимствованными у Чебурашки лопоухими ушами, увешанными множеством сережек, сидел леприкон. Он весело болтал короткими ножками, не достававшими до пола, расположившись на высоком стуле.

– Прошу вас, уважаемый. Посмотрите, что у девушки с ногой, она неудачно оступилась и упала.

При этих словах Лима мастер скальпеля расплылся в улыбке.

– Кладите пострадавшую на кушетку, посмотрим, что там, – деловито потирая руки, произнес хозяин врачевального кабинета.

Осмотр был быстрый и весьма болезненный. Несмотря на свой малый рост, леприкон вцепился в лодыжку с поистине бульдожьей хваткой, правда, сначала прошелся едва уловимыми касаниями. Было ощущение, что нога попала в тиски, а потом лекарь медленно начал вправлять сустав. Я прекрасно понимала, что это должен делать костоправ: даже дипломированные специалисты-нехирурги стараются не лезть в епархию травмовиков, хотя теорию знают все в одинаковом объеме, что стоматолог, что терапевт.

После того, как кость встала в сустав, лекарь наложил повязку, а поверх ее – холодный компресс (который через десяток минут сам же и убрал) и заклинание регенерации. Делал он это вдохновенно, и у меня осталось стойкое ощущение, что данный служитель Гиппократа ценит не пациентов, а болезни в них.

После всех манипуляций мне был торжественно вручен костыль и озвучена устная схема, как добраться до девичьей спальни, где я обосновалась.

Лим, наблюдавший за процессом излечения в полном молчании, помог открыть дверь со словами:

– Извини, дальше проводить не смогу: все же институтские коридоры небезлюдны, а излишнего женского внимания я предпочитаю быть лишен. Единственное, что могу сказать, что наша встреча не последняя, вскоре я тебя навещу.

Когда я вышла и уже почти закрыла дверь, до моего слуха донеслось:

– И на что только не пойдут нынешние барышни, чтобы произвести впечатление и заполучить себе хорошего мужа… – сетовал Лиму леприкон.

– Да, эта Лючия определенно сумела произвести на меня впечатление, – протянул демонюка задумчиво, – только, надеюсь, ее тактика знакомства не станет достоянием общественности, вы ведь меня понимаете…

«Вот ведь шельма!» – мелькнуло у меня в голове. Демон, как и прочие инквизиторы, вызывал лишь одно стойкое желание – никогда более не встречаться. Но это были эмоции, а вот разум твердил другое: «Этот рыжий засранец – твой единственный шанс вылезти из всего этого живой».

Тень, скользившая за мной по пятам, выглядела столь же пожеванной и замурзанной, как породистый и откормленный до состояния недвижимого полешка кот, попавший в качестве игрушки к ораве маленьких детей.

– Ну, дорогой мой сопроводитель, что скажешь? – иронично спросила я драконье наследство.

– Что мы влипли, – угрюмо констатировал тень. – Умрет мой хозяин – умру и я. Да и ты вполне можешь. Из твоей тени тоже силы тянут.

– Да уж, не было печали.

– А хуже всего то, что это дело ведет сам Дейминго. Если за расследования взялся этот титулованный бессердечник, то могу сказать лишь одно: оно громкое и сложное.

– Порадовал. Кстати, а почему «бессердечник»?

– А, долгая история. – Махнул иллюзорной рукой тень. – Впрочем, время у нас есть, ты еще долго костылять по коридорам будешь, могу и рассказать. В свое время этот хитрый демонюка стал настоящей легендой, сумев обойти дюжину незыблемых догм магического общества. Во-первых, стал законником, что при его титуле – нонсенс. В большинстве своем родившиеся с золотым амулетом на груди по достижении двадцати шести лет занимают места в совете магов, который, по моему скромному мнению, напоминает кучку чванливых маразматиков. – Тень с легкостью ушел от первоначальной темы разговора, но я на то была не в обиде. – В совете был смысл лет эдак тысячи четыре назад, когда тьма, зыблющая мирозданье, совершила свой последний прорыв. Тогда-то сильнейшие чародеи подняли свои акинаки, отразили удар и запечатали все врата. Кстати, столбы тех врат ныне популярны у туристов.

– Интересно, и что же это? Вечный город Рим отпадает, судя по датировке, как и Великая Китайская… Пирамиды в Гизе? Хотя, какие из них столбы… Стонхендж! – пришло озарение.

– Бинго, детка! Да, темнейших загнали в круг портала и окольцевали его контуром. Столбы послужили материальными векторами стабильности. – Тень совершил кульбит на стене, завертевшись спиралью, как пробирка в центрифуге, и перетек на потолок. Изобразив зевок, словно устал, он вновь заговорил: – Но вернемся к нашим баранам, в смысле высокородному рогатику. Во-вторых, Дейминго сумел извернуться и к тридцати двум годам остаться холостяком, что уже само по себе заслуживает отдельного внимания.

– Слушай, раз уж речь зашла об этом самом Распределителе: зачем он вообще нужен?

Тень замолчал, почесал иллюзорную макушку, а потом вдруг стал похож на силуэт филина в судейской шапочке. Голос его тоже изменился, став похожим на уханье.

– Ах, ах, как вам не стыдно, барышня! Обучаетесь в институте благородных чародеек, готовитесь стать образцовой женой и даже не знаете, в чем вся соль!

Актерские навыки тени я оценила и решила подыграть:

– Не знаю, господин старый сыч, будьте столь любезны, поясните.

– Уфу! – ответил тень и тут же перестал ломать комедию, начав рассказ уже нормальным голосом. – Понимаешь, тут такое дело. Уже несколько сотен лет наделенные даром заметили, что все чаще рождаются дети с нестабильными способностями, которых их же магия и убивает. Или вовсе без чародейской искры. Вырождаются маги как среди людей, так и среди демонов, эльфов, драконов… И чем выше уровень дара, тем больше риск смертности наследников. И если до двадцати шести еще есть шанс, что зачатый наследник будет рожден здоровым от случайной комбинации генов, то после… особенно у высших шансы практически нулевые. Распределитель же выбирает по принципу: раз не по любви, то для пользы. Пары, как я понял, составляются из тех, кто способен дать наиболее плодовитое и магически одаренное потомство.

– Это же скрещивание в чистом виде! Как горошек Менделя, как племенных кобыл и жеребцов. И они идут на это?

– Идут, – согласился тень. – Почти все. Ведь в глубине души каждому отцу хочется увидеть своего наследника. Каждой матери – живого и здорового ребенка с даром. Распределение – это шанс, жаль только, что чувства при этом не учитываются.

Я приноровилась к костылю и довольно бодро пробиралась по коридору. На тень же напал приступ болтливости, не иначе, ибо драконий сумрак разошелся.

– Кстати, институт благородных чародеек тоже в какой-то мере помогает Распределителю. Здесь обычно обучают девушек с высоким даром. И осваивают они не только чародейские дисциплины. Им все шесть лет втолковывают на подсознательном уровне, что брак – это не чувства, а долг. Что их задача – продолжить род, и прочее. Жаль только, что лучшие выпускницы этого почтенного заведения – отменные стервы, – закончил сумрачный двойник Ника.

В последнем я убедилась уже спустя какой-то час.

Глава 3,
в которой присутствуют научные и житейские дисциплины

Август 2017, Санкт-Петербург

Когда открыла дверь и вошла в дортуар, сначала на меня никто не обратил внимания, но потом костыль надсадно заскрипел, с лихвой отыграв роль реквизита, сделавшего сцену без участия актера: все взгляды разом обратились на меня.

Повисла немая сцена, требовавшая хоть какого-то объяснения с моей стороны. Не нашла ничего лучше, чем улыбнуться и невинно захлопать ресничками:

– Вот, прогулялась немножко… – во время этой короткой реплики я ощущала себя потомственной клинической идиоткой. Впрочем, пусть лучше меня считают недалекой дурой, чем препятствием на пути становления миссис Дейминго, – а лестницы тут оказались слишком крутые, зато лекарь – замечательный. Помог добраться до лазарета и ногу вправил…

На последние заявления послышалось фырканье и смешки.

– Ах, mademoisell’ечки, – коверкая институтское обращение «мадемуазель-с», заявила та самая девица с внешностью наваниленной Барби, – что с убогой недомагички взять? Она-то небось даже азов не то что магии, а дефиле не знает… Как только попала сюда?

Гламурная стерва облила меня волной презрения. «Так, понятно, пока я совершала моцион, произошел дележ не только шкуры Лима, но и власти. И, судя по всему, в лидеры выбилась вот эта цокалка», – отстраненно подумала я. На этот ее выпад хотелось ответить правду в стиле: «Девочки, я тут немножко осужденная, с бесконтрольным даром, так что, если состарю до смерти кого ненароком, вы не обессудьте». Увы, прекрасно понимала и последствия таких слов: я наживу себе врага в первый же день пребывания в институте. А мне и трупа на сегодня достаточно, потому решила примерить маску глупой, недалекой и безобидной девицы без породистой родословной.

В притворном отчаянии закусила губу и опустила взгляд. Пришлось задержать дыхание, чтобы щеки покраснели, имитируя стыдливый румянец.

– Не обращай на Камилу внимания, у нее яду столько, что сам аспид позавидует, – слова, обращенные ко мне, принадлежали той самой длиннокосой демонице.

Я понимала, что сейчас она произнесла это не для того, чтобы поддержать меня, а скорее уколоть соперницу, но как говорится: «Враг моего врага – мой друг, пока наш совместный противник – не труп». Посему ответила на реплику смущенной улыбкой, как этого требовала роль, которую я сама себе же и назначила. Между тем демоница демонстративно отложила расческу, которой расчесывала волосы, и подошла ко мне. Милосердие в ее глазах отсутствовало напрочь, хотя спокойному мягкому голосу зааплодировали бы херувимы:

– Давай помогу, – пропела она и представилась: – Меня, кстати, Шейлак зовут.

– Спасибо, а меня Светлана, – пришлось ответить такой же любезностью и принять помощь.

Карамелька, которая, как оказалось на поверку, способна стать донором-рекордсменом при сборе яда в серпентарии, молча кривила губки, глядя на то, как я с демоницей шагаю между кроватями. То ли посчитала отвечать ниже своего достоинства, то ли попросту не нашла чем крыть, чтобы не потерять лицо.

– Жаль, что на ужин ты опоздала, – пояснила Шейлак после того, как мы добрались до моей кровати. – Сейчас все переодеваются и готовятся ко сну. Я могу тебе помочь. Хочешь?

Хотя эта забота и была выказана благожелательным тоном, но я кожей чувствовала, что правильный ответ на этот вопрос: «Нет». Невольно подумалось: «А демоница – более опасный противник, чем эта Карамелька. Блондиночка действует в открытую, как избалованная девчонка, привыкшая все получать по первому требованию. Шейлак же – тонкий психолог, великолепная актриса и стратег, прямо как кардинал Ришелье», – пришло на ум неуместное сравнение.

– Спасибо, но не стоит, – я мягко, неуверенно улыбнулась и подняла на рогатую красавицу взгляд. Постаралась, чтобы в нем была искренняя благодарность, но, похоже, чуток переборщила, уйдя в зону «щенячий восторг», поскольку губы демоницы на долю секунды раздраженно скривились.

«Перелет. Лежим в окопе», – констатировала я и потянулась за стопкой белья, лежавшего в изголовье кровати.

Помощница поняла, что на этом ее миссия и роль благородной спасительницы от гнета Камилы благополучно завершены, и направилась в сторону своей кровати. Я же начала переодеваться, прикидывая, как половчее стянуть джинсы, не потревожив фиксаж.

Когда справилась с процессом переодевания и вошла в умывальню, что примыкала к дортуару, глазам моим предстала неожиданная картина. Признаться, я, дитя двадцать первого века, не ожидала увидеть пусть и вычурно-помпезный, в стиле ампир, но медный желоб, тянущийся вдоль стены, над которым помещались две дюжины кранов. Никогда не понимала, почему надо пользоваться в быту предметами старины. Да, они роскошны и дорогостоящи, хотя бы за счет того, что являются произведениями искусства, живым голосом истории, но я считала, что место для таких экспонатов – музей, но никак не дамская комната. Меж тем руководство института думало иначе. Меня вообще с того момента, как я вошла в ворота дворца, не покидало ощущение, что время здесь словно застыло. Как будто декорации прошлых эпох могли привить истинное благородство, которое в наше время стало похожим на привидение: многие о нем говорят, но мало кто его видел.

Шум, царивший в умывальне, был чем-то схож с птичьим базаром: та институтка, что напомнила мне горгону, обдавала брызгами холодной воды остроухую эльфийку. Последняя визжала, выйдя ради такого дела из апатии.

Я подошла к одному из кранов и повернула вентиль. Сильная струя ударилась в медный желоб, обдав брызгами меня и соседку справа. Девушка, которая приняла по моей вине душ, больше всего напоминала девочку-осень: рыжая, с россыпью конопушек и хитрющим взглядом чуть раскосых глаз.

– Ты ведь не из благородных? – она начала разговор первой.

Отрицать очевидное не имело смысла.

– Да.

– Я тоже. Меня зовут Арико Тэн, – а потом, шкодливо улыбнувшись, добавила: – Я – кицунэ.

Краем глаза видела, как при этих словах моя тень заинтересованно потянулась к оборотню. Так, похоже, кто-то уже нашел объект для обогащения информацией по особенностям институтской жизни.

Лиса же, ничего не подозревая, продолжала:

– Не обращай внимания на высших. У них постоянно такие разборки: кто чьим мужем будет, чуть ли не с пеленок. Каждая хочет урвать себе куш власти и денег побольше.

В голове вертелся бестактный вопрос, который я никак не могла обличить в более корректную форму, а потому спросила как есть:

– А ты как сама оказалась в этом высокородном виварии?

Лисичка, похоже, не привыкшая к откровенным вопросам, столь же ожидаемым, как БТР на сцене Мариинки во время «Лебединого озера», на секунду замерла с губкой в руке. Я уже сожалела о сказанном, как вдруг кицунэ, тяжело вздохнув, призналась:

– Меня посчитали перспективной болонкой, от которой больше выгоды при вязке с благородным, чем если бы я взялась охранять дом…

Такой неприкрытый цинизм по отношению к себе вызывал мурашки. Тэн же горько усмехнулась своему отражению в зеркале, которое висело над кранами.

– Отец решил, что если я буду учиться в обычном магическом университете, то максимум, чего смогу достигнуть, – стать хорошим специалистом. Но даже отличный работник не пробьет «стеклянного потолка» без связей, – она с ненавистью выдохнула.

У меня было ощущение, что ее слова – невольная исповедь Арико самой себе, оправдание и мантра одновременно. Ей, как и мне, было одиноко и тяжело в этом институте, она подсознательно искала того, кому могла бы выговориться.

– Это только у людей дворник может стать министром финансов, да и то, я полагаю, это не больше, чем предвыборный пиар-ход, миф двадцать первого века. Здесь же все иначе: будь ты хоть трижды гений, выше определенного ранга не продвинешься. Да, есть исключения, но они лишь подтверждают правило: титул и деньги открывают двери, в которые простым магикам ход заказан. У меня же оказался достаточно сильный дар, и отец решил пойти ва-банк. Ведь этот институт – как племенной загон, из которого Распределитель вот уже пятьсот лет отбирает спутниц для сыновей высшего чародейского света. Сюда попадают девушки двух категорий: с сильным даром, способным передаться наследникам, и высокородные по праву рождения.

– И ты согласилась? Это же амбиции твоего отца…

– Не амбиции, а здравый смысл. Я отдаю отчет в том, что продаю себя на этом аукционе честолюбия. Но зато мои дети будут вольны в выборе, которого ни у меня, ни у моей матери не было.

Я помотала головой. Никогда не принимала восточного мировоззрения, которое считает одного человека лишь винтиком большого механизма, зачастую пренебрегая его уникальностью, его правом на счастье. Тэн по духу была истинной дочерью Востока: пожертвовать собой ради давших тебе жизнь и тех, кому ты жизнь можешь дать.

– Да что я тебе прописные истины объясняю, сама наверняка здесь за тем же, чтобы попасть в знатный род. И не надо лукавить, тут все такие, поэтому предупреждаю, хоть ты мне и нравишься, я тебя предам, подставлю, обману, если почувствую, что ты можешь перейти мне дорогу…

Сказано это было с доброжелательной улыбкой, от которой я поежилась.

– Знаешь, спасибо.

– За что? – удивилась Арико.

– За честность. Но в одном ты не права. Я здесь не для того, чтобы выгодно выйти замуж, я здесь мотаю срок.

– Это как? – серьезности на мордашке кицунэ как не бывало, зато ее глаза засияли в предвкушении чего-то необычайно интересного.

«Вот что значит оборотень: ее эмоции менялись с той же скоростью, с которой вирус заражает файлы на девственном харде, ни разу не познавшем Касперского», – подумалось вдруг.

За разговором с кицунэ прошел остаток вечера. Дортуар уже погрузился в сон, когда я услышала шепот. Голос принадлежал тени:

– Спишь?

Как по мне – так это самый идиотский вопрос, на который положительного правдивого ответа в принципе не существует.

– Нет, медленно моргаю, – на ультразвуке ответила я.

– Тогда пойдем на разведку, – воодушевился тень.

Я припомнила, чем не далее как сегодняшним вечером окончился мой променад, хотела ответить решительным отказом, но тень с интонациями заправского шантажиста прошипел:

– Тогда я дождусь, пока ты уснешь, и… в общем, фокус с будильником покажется тебе невинной шалостью.

«А ведь этот зараза может!» – констатировала я, припоминая ежеутреннюю побудку.

– Уговорил, но только недолго, – я потянулась за костылем.

Вот уж не думала, что в первую же ночь буду выгуливать тень по институтским коридорам. Как оказалось в дальнейшем, наши ночные бдения имели самый неожиданный результат. И это с учетом того, что занятия еще даже не начались.

Тень практически растворился в обсидиановой мгле коридора. Я неторопливо переступала, опираясь на костыль и ловя себя на мысли, что в ближайшее время точно не буду мечтать о собаке. Четвероногий друг – это хорошо, но чтобы его безропотно выгуливать, его надо любить, иначе спустя неделю возненавидишь ранние утренние подъемы и необходимость вечером в любую погоду брать в руки поводок и намордник. Поскольку к тени привязанности я не питала, ненавидеть наш совместный «выгул» я начала уже спустя пятнадцать минут.

Костыль почти не скрипел, тень резвился на потолке, коридор был безлюден и тих, как кладбищенская полночь. Вдруг до моего слуха донеслось:

– Да, сударь, наглости вам не занимать!

Взволнованный фальцет был мне не знаком. Уже собиралась пройти мимо, потому как поняла – непреложному правилу нового мира: не влезай, и проблем будет на порядок меньше – лучше следовать. Целее будут и шкура, и нервы. Тень спутал мои планы, скользнув вперед и буквально прилипнув к замочной скважине одной из массивных дверей.