Текст книги "Раздразнить дракона. Интервью для Мэри Сью"

– Сдавать в печать. – Я машинально поправила дракона и спохватилась: – Не увиливай! Ты так орал и метался, что мне жутко стало.

– Поэтому, чтобы тебе не было страшно, ты улеглась на меня сверху? – поддел ящер.

– Ни на кого я не… – начала и осеклась. Да эта рептилия форменно издевается!

Теперь я основательно разозлилась. А если учесть, что даже кровь во мне отрицательная, чего уж говорить о характере… В общем, дракон попал.

– Конечно. А еще решила воспользоваться случаем и твоей беспомощностью, чтобы над тобой надругаться.

Лицо Брока вытянулось от изумления, но меня уже понесло.

– Да, может, я, разузнав, что рядом со мной цельный ящеристый энг, сразу решила родить от него бастарда и заиметь обеспеченную жизнь на этой твоей твердыне. Надо-то всего ничего – забеременеть. И не важно, что через штаны и юбку. Ведь на каждом твоем головастике наверняка стоит знак качества, и по этой причине отцовство тебя подстерегает чуть ли не на любом углу. Так что да, на твою грудь я улеглась с единственной целью.

Всю эту тираду я выпалила оторопевшему Броку, у которого желание поддеть меня явно упало и закатилось за плинтус. Вообще заметила, что едва мужику напоминаешь о возможных последствиях его действий, которые через девять месяцев облачаются в памперсы, как даже у самых сильных и брутальных мачо сразу все падает.

– Пожалуй, все-таки прав был мой наставник, говоря, что для собственного душевного равновесия с девой стоит быть тактичным всегда, – нашелся через минуту Брок.

– Тактичным – в смысле вовремя прикинувшимся слепым, глухим и вообще дураком? – невинно уточнила я. В душе все еще бушевала злость, находившая выход в ерничестве.

– Наставник выражался иначе, более многословно. Но общий смысл ты передала верно, – парировал дракон и, дрыгнув ногой, чуть сварливо предложил: – Может, ты с меня уже слезешь? А то, знаешь ли… – Он многозначительно замолчал.

Зато его выразительный взгляд сказал о многом.

Я тут же скатилась с Брока, а, оказавшись на земле, еще и отодвинулась подальше. Тоже мне, блюститель нравов. Интересно, он вообще не мерзнет там, на заснеженной вершине своих моральных устоев?

– Да нужен мне твой конец любви и два мешка воспоминаний! – буркнула себе под нос, но, как оказалось, у драконов отменный слух.

Уже севший на своей лежанке Брок упер руки в землю и, ничтоже сумняшеся, вернул мне издевку:

– А кто-то недавно как раз заверял, что нужен, даже о бастардах заикался. Вы непоследовательны, госпожа Лекса.

– Учусь у вас, господин дракон, – ответила в тон.

Брок, видимо, хотел мне на это что-то возразить, но лишь покачал головой и задумчиво посмотрел на угли прогоревшего костра.

Я тоже сидела, изображая тишину. Правда, недолго. Глаза сами собой начали закрываться. Плюнула на все и легла на свое место. Уже засыпая, услышала:

– Спасибо, что разбудила.

Да уж, долго же до него доходило. Или это затянулся бой между собственной совестью и ненавистью к людям?

– Не за что. Только в следующий раз не пытайся меня убить, бултыхаясь в своем кошмаре.

– То же самое могу сказать и о тебе. Пожалуйста, больше не буди меня столь оригинальным способом.

– Договорились. – Я пребывала сейчас в таком состоянии, что проще было согласиться с чем угодно, чтобы от тебя отстали, и наконец-таки заснуть. И заснула бы. Вот только женское любопытство, будь оно неладно, подняло голову с подушки в последний момент.

Я всегда люто ненавидела эту свою черту. Моя пытливость порой была настолько же невыносима, как хлебные крошки в постели: сколько ни ворочайся, а не уснешь, пока не разберешься с ними решительно и до конца.

– А что тебе снилось? – Я посмотрела снизу вверх.

Брок сидел, все так же глядя на уголья. Четко очерченный профиль, короткая косица, острый нос.

– Война. – Всего одно слово, в котором смешались в гремучий коктейль и злость, и боль, и отчаяние. – Но не думай. Я еще не путаю реальность и воспоминания. Хотя порой во сне я заново переживаю то, чего уже не изменить. А просыпаюсь, лишь прожив очередной кошмар «от» и «до».

Брок замолчал, но потом сорвал травинку и, повертев ее в руках, произнес на выдохе:

– Сегодня первая ночь, когда кто-то смог меня разбудить. Я так и не досмотрел до конца свой сон-кошмар.

Дракон говорил тихо, спокойно, размеренно. Сейчас его плечи расслабились, спина выпрямилась. Будто мой провожатый скинул тяжкий груз. Он чуть склонил голову набок, словно аристократ на великосветском приеме, и последние отблески дышащих жаром красных углей, как дотошные дознаватели, высветили седую выбившуюся прядь, что днем пряталась в волосах дракона.

– Спасибо…

Благодарность была столь неожиданной, что я даже растерялась. А когда я теряюсь, сразу откуда-то возникает сарказм.

– Знаешь, я всегда считала, что помогать людям надо так, чтобы они в благодарность хотя бы не вредили, поэтому лучшим вариантом твоего «спасибо» будет дать мне выспаться. – И гордо повернулась на другой бок.

Я уплывала в сон. Звуки леса уже не казались такими страшными и пугающими, наоборот, нашептывали, будто колыбельную пели. Хотя, может, все оттого, что я знала – рядом сидит и не дремлет, бдит, думая о чем-то своем, дракон?

Вот только когда я, казалось бы, уже совсем ушла в страну грез, послышалось шуршание, а потом чья-то сильная рука чуть подтащила меня к большому теплому боку. Меня словно спеленало коконом теплоты, уюта и заботы. И это – посреди дикого чуждого леса.

Мысль, что я все же сошла с ума, была на сегодня последней внятной. А потом… мне пригрезилась пятилетняя сестренка. Она объясняла, что гулять – это значит отталкиваться ногами от земли и рассекать личиком воздух. Я чувствовала себя счастливой в этом своем простом сне, который был родом из детства.

Утро встретило меня сонным колючим мужчиной, у которого явно прогрессировал собственнический инстинкт. Иначе как еще объяснить, что Брок не только притянул меня к своей груди, но еще и закинул для верности ногу на мое бедро, а его дыхание щекотало мне макушку.

Из этого двойного захвата я выползала ужом, чувствуя себя сапером на минном поле. Аккуратно, по миллиметру, отодвинула его руку от своей груди, медленно отвела драконову ходилку и уже было обрадованно поползла, как наглая ящерова лапа опять притиснула меня к себе.

Брок, к счастью, от моих маневров так и не проснулся.

Плюнула на тихушничество и во второй раз, скинув хваталку драконистого собственника, резко откатилась. Ящер недовольно заворочался, но вроде бы не проснулся.

– Этого не было. Ничего не было… – начала я сеанс самовнушения.

Брок недовольно заворочался. Я посмотрела на мирно спящего наглеца: ну чисто ребенок, у которого отобрали любимого плюшевого мишку.

Ранний рассветный час покрыл все окрест легкой дымкой тумана. Вокруг разлилась тишина. Но не такая, от которой звенит в ушах, вовсе нет. Она была объемной, наполненной едва уловимыми звуками, которые к полудню уже и не различишь за дневной суетой. Где-то трубили гордые лебеди, крякал хлопотливый утиный выводок…

Вчера усталость и пряный, сотканный из недавних переживаний воздух утаили от меня лесной секрет: наверняка совсем недалеко есть протока или озерцо. Иначе откуда взяться песням этих лапчатых?

Пошла на звук. Думалось – вот она, речка ли, ручеек ли, только отойди. Но на деле пришлось протопать изрядно.

Это было озеро. Небольшое, круглое, с ровными, как у плошки, краями и голубой, с изумрудным отсветом, водой, над гладью которой туман стелился особенно заметно. Озеро оказалось столь прозрачным, что у берега было видно песчаное дно со снующими в толще воды мальками.

Не удержалась, решила смыть с себя грязь и пот, но заходить далеко стало боязно. Все же воспоминания о вчерашнем болотнике оказались свежими. Поэтому зашла чуть глубже колена, как раз до той черты, где песчаник уступает место торфяной перине. Умываясь, зачерпнула пригоршню.

Юбка и рубаха остались на берегу: незачем мочить понапрасну. А я старательно отмывала плечи и руки, бедра и колени. Осмелела и села на песок, намочила свои рыжие волосы. Не сказать чтобы из них можно было сплести длинную косицу, но я старалась. Иначе они, чуть вьющиеся, за день «в свободном полете» могли превратиться в основательный колтун.

Наверное, мои рыжины были единственной особенностью, выделявшей меня из толпы. Ну, может, еще веснушки. А так – карие глаза, чуть длинноватый лисий нос… Опять же я из категории девиц мелкого калибра: ни выразительной груди, ни бедер.

А если учесть, что на яркие наряды и косметику денег мне никогда не хватало… В общем, спрячь под шапку волосы – и легко сливайся с безликой толпой.

Вода текла тонким ручейком, холодя позвоночник, отчего кожа покрылась мурашками, а губы растянулись в шальной улыбке. Чистота, нагота, свобода. И я живая, несмотря ни на что.

Шорох в кустах заставил обернуться, а потом я и вовсе начала медленно отползать в водную толщу.

Из зарослей на меня уставились два серо-синих глаза. Зверь смотрел внимательно, а розовый язык в такт вдохам и выдохам то показывался, то исчезал меж его здоровенных белых клыков. Светлая шерсть, будто серую масть кто-то щедро припорошил снегом, ростом с матерого пса из тех, что способны повалить человека, опершись о его грудь передними лапами.

Это оказался какой-то неправильный волк. Начать с того, что он смотрел на меня внимательно и неотрывно, прямо в глаза. Но при этом лапы не были напружинены, как если бы он собирался прыгнуть и перегрызть глотку. Нет. Он стоял, вбирая носом воздух и принюхиваясь.

Потом склонил голову набок, ну чисто овчарка. Размышлял? Мотнул лобастой головой, зарычал и сиганул в воду.

Вот всегда знала, что задница – целый многофункциональный комплекс. Она и сидячее место, и думательный орган, и сверхчувствительный радар, и отдел, ответственный за принятие сверхважных решений, и подрядчик в выполнении большей части работ. Порою на нее ищут приключения, а когда найдут – в ней же и сидят. Но что разительно отличало мою корму от волчьего капота – это отсутствие хвоста.

Еще когда блохастый сиганул в воду, я четко осознала: не уплыву. Зато могу нырнуть и утянуть эту шкуру за собой. Тем более что стиль «топорик» я освоила в совершенстве еще в детстве, на городском пляже. Там все время, сколько я себя помню, красовался значок «купаться запрещено». Но когда намалеванная картонка могла остановить беспризорную детвору?

Я набрала в грудь побольше воздуха, оттолкнулась ногами от дна и стремительно ушла на глубину.

Волк плыл быстро. Старательно загребал лапами и не ожидал коварства судьбы в моем лице. В смысле, в руке, которая, ухватив его мохнатое правило, потянула камнем ко дну. Зверь забил лапами, но под водой этому пловцу оказалось не до щелканья челюстями: уж больно резво в открытую глотку устремилась вода.

Так мы и барахтались, взбивая ил. До поверхности было всего ничего. Но я вознамерилась сдохнуть, а утопить этого зверя. Тем более что опыт у меня уже имелся. Правда, в тот раз тонула я сама…

Зверь царапался, отбивался, но пасть больше не открывал. А я понимала: если отпущу эту шкуру, то на поверхность мне лучше не всплывать. Шавка-переросток меня просто загрызет. Поэтому и решила: всплывет кто-то один из нас.

Вот только чего я совсем не ожидала, так это того, что хвост в моей руке вдруг начнет резко уменьшаться, а потом и вовсе исчезнет. И нет чтобы врасти в мохнатую задницу. Увы. Последняя самым наглым образом оказалась абсолютно лысой и мужской!

От изумления я открыла рот. Стая пузырьков тут же устремилась вверх, оставив в моих легких кукиш, а не кислород. Вместе с воздухом меня покинула и всяческая надежда на спасение. Если вероятность утопить волка хоть небольшая, но была, то здоровенного мужика, уже схватившего меня за голень – никакой. Выход оставался один – тонуть. Чем я и занялась.

Легкие жгло, перед глазами уже плавали разноцветные круги, когда я почувствовала колебания воды: чье-то сильное тело мощными гребками рассекало озерную гладь. А потом я второй раз в жизни потеряла сознание. И опять – в воде.

В себя пришла под треск поленьев в костре и мужской разговор.

– Йон, скажи, зачем ты пытался ее убить? – Вкрадчивый голос дракона я услышала еще до того, как мои глаза открылись.

– Да в сотый раз тебе объясняю, твоя девка сама хотела меня утопить! – Экспрессии в голосе второго хватило бы на трех Станиславских, чтобы те зашлись в экстазе от крика «верю!».

Вот только Брока было не пронять.

– Во-первых. Она. Не моя. Девка. Во-вторых, она действительно умирала, иначе бы я не проснулся оттого, что кольцо клятвы пыталось меня удушить.

На это заявление дракона собеседник лишь присвистнул.

– Давай тогда, рассказывай, побратим, как докатился до жизни такой, что не только спишь с человеческими девками, но и клятвы им приносишь, да не абы какие, а те, которые обвиваются не вокруг руки, а вокруг шеи.

– Она сама тебе сейчас расскажет. Проснулась уже.

Я на это лишь фыркнула и демонстративно укрылась с головой. И только потом осознала: меня не оставили лежать мокрую, а во что-то заботливо укутали. Судя по всему – в плащ. Серая домотканка была на диво плотной и слегка пахла псиной. Неужели это – одежда блохастого? Ведь из разговора выходит, тот, кого дракон назвал Йоном, – и есть злополучная шавка-переросток, что пыталась меня сожрать в озере.

– Девка может наболтать с три воза, но не сказать и слова правды. Оттого я не доверяю трескотне женских уст. А вот своему нюху – вполне. И могу точно сказать, что эта ненормальная пропахла тобой. Я когда это учуял – носу своему не поверил. Ведь после Марны ты ни на одну крылатую деву не глядел, а тут – человечка…

– Йон, заткнись. Иначе я не посмотрю, что ты мой побратим и что мы с тобой после битвы под Льдистыми пиками кровь в одной чаше мешали. Врежу.

Любопытство оказалось превыше гордости, и я высунула из укрытия свой нос.

– Вот и спасай тебя после этого, – недовольно проворчал оборотень. – Я как узнал, что тебя на казнь везут, – рванул со всех лап. Не по следу шел, по зову крови – прямее такого пути только стрела…

– Твоя стрела, прежде чем достигнуть мишени, пронзила кленовый лист. – Брок кивнул в мою сторону, наверное, думал, что я все еще изображаю мешок морковки.

– Занятный, кстати, листик. Рыженький. И мордашка смазливая. К тому же боевая. Мне такие нравятся. Уступишь? – Йон, сидевший ко мне спиной, говорил таким ровным тоном, будто спрашивал: лук или чеснок класть в похлебку.

Я закашлялась, но, думаю, даже приступ чахотки не сумел бы удержать меня от ответа.

– Я могу уступить, – каркнула, полностью высунув лицо из своего тканевого укрытия. – Только не себя, а железо. Оно, к слову, весьма полезное. Гемоглобин повышает, здоровье укрепляет. А чтобы подействовало наверняка – лучше всего принять его прямо в печень. Острием. Полкилограмма, чтобы за один раз все усвоилось.

– Наглая. – Оборотень прищелкнул языком и окинул меня внимательным взглядом.

Я ответила ему той же любезностью. Сильный, поджарый, с отметинами шрамов на бронзовой коже. Йон сидел у костра в одних портках, и, что удивительно, комарье даже не думало покушаться на столь аппетитный «стол».

Пепельные волосы оборотня, что были неровно обрезаны почти у плеч, редкий для волка цвет глаз – синий, широкий лоб, выдающий упрямца, прямой нос, четко очерченные губы, искривившиеся в плутовской усмешке, твердый подбородок – стервец был хорош собой и отлично это знал.

Но эта его уверенность… Может, у какой другой впечатлительной барышни она бы и вызвала восхищение, но я-то помнила Кольку-шельмеца. Дворовый друг детства был чертовски обаятелен, и сколько я его знала, всегда умел виртуозно пользоваться своей красотой. От выпрашивания конфет в бытность ободранных коленок до укладывания девчонок на обе лопатки через пару часов знакомства, когда Колька миновал возраст расцвета прыщей. Причем умудрялся он переводить отношения в горизонтальную плоскость вне зависимости от статуса пассии: будь то хоть скромница-студентка, хоть дочка депутата, хоть стерва, способная своими шеллак-ногтями вырвать у любого мужика сердце с мясом.

Колька относился к новым девушкам, как иные к ботинкам: всунул, высунул, пошел. А забывал имя очередной пассии уже через час. Но поскольку отношения наши с этим неутомимым киборгом от секса были исключительно дружеские, я имела возможность наблюдать во всей красе, сколь активно может юзаться такой дар природы, как внешность. Коробило ли меня это? Иногда да. Но тем не менее Колька оставался отличным другом, который был готов поддержать в трудную минуту. Впрочем, год назад мне довелось отработать свой дружеский долг сполна. Когда этот донжуан все же допрыгался и его таки окольцевали. Хотя Колька и выбирал недолго: ЗАГС или армия со стопроцентной перспективой горячей точки после КМБ. Будущий свекор – генерал, в дочурке души не чаявший, умел убеждать.

В итоге в день свадьбы я оказывала Кольке моральную поддержку, а в дверях зала бракосочетаний – и физическую, когда жених уперся руками в косяк и пришлось дать ему волшебный пендель для ускорения, чтобы он таки долетел до стола с регистраторшей. Друг еще долго припоминал, как я помножила его массу на мою силу, но все же спустя шесть месяцев с радостью баюкал на руках свою дочку и о разводе не помышлял.

Сейчас я смотрела на Йона и вспоминала Кольку еще по одной причине: видя, сколь обманчива может быть красота, я получила отличную прививку от всякого рода иллюзий. Поэтому обаяние, которое так щедро источал блохастый, действовало на меня, как вай-фай на слона: абсолютно мимо. Нет, будь я телефоном, пожалуй, и приняла бы сигнал, а так могла только давить живой массой. В смысле, сарказмом.

– Ну так как, нужно железо-то? – напомнила о своем лекарском предложении.

– Воздержусь, – хмыкнул Йон, – а вот от поесть не отказался бы.

– Ну наглец, – вернула я оборотню его же фразу.

Йон, как раз доставший бурдюк из своей котомки и начавший пить, закашлялся. Дракон же, с невозмутимым видом наблюдавший за нашим диалогом с одной блохастой шкурой, лишь усмехнулся и честно предупредил побратима:

– Учти, это только начало.

Глава 4, она же вопрос четвертый:
– Считать ли наглость вторым счастьем?

Как оказалось, к спасению нареченного брата Йон подошел основательно. Во всяком случае, его «кинулся со всех лап» представляло собой добротную поклажу путника: запас провианта, котелок, бурдюк для воды, сменную одежду и кошель с деньгами. Все это было оставлено на берегу, когда шкура учуял запах Брока и, решив выведать, что к чему, обратился волком. Вот правда спаситель не ожидал, что так пахнуть может не только его побратим, но и несчастная девушка, которую угораздило провести ночь бок о бок с ненормальным драконом.

В итоге Йон подумал, что надо бы меня выгнать на берег и как следует расспросить, но прогавкать это в волчьей ипостаси было слегка затруднительно. Я же, вместо того чтобы «выгнаться из воды», заставила честного оборотня нахлебаться ила.

Хотя, на мой взгляд, он мало наглотался. Иначе не зубоскалил бы за троих все время, что мы завтракали. Я, завернувшись в плащ, осторожно ела разогретое на огне мясо. Брок, жуя, рассказывал, как стал заложником клятвы. Йон от души смеялся над описанием того, как маленькая несчастная воришка носилась с вертелом по поляне.

– Значит, долг… – задумчиво подытожил оборотень.

– Он самый, – нехотя подтвердил дракон и смерил меня угрюмым взглядом.

– Поведешь ее к кнессу? Рехнулся? Да тебя же располовинят, едва ты войдешь в ворота, – накинулся Йон на Брока. – Ты вообще о чем думал, когда клятву давал?

А потом с молниеносной скоростью Йон повернулся ко мне:

– А ты, девка, вообще без мозгов? Знаешь же, что владыка Верхнего предела свою печать в крепостную стену впаял, чтобы та любого дракона убивала, и о подобном просишь.

Иногда от выпадов теряешься, порой – чувствуешь обиду, но вот Йону удалось редкое – он меня разозлил. Окончательно.

– Значит, так, шкура. Первое. Я тебе не девка. Госпожа, уважаемая, Лекса – на худой конец. Но не девка!

Потом вспомнила, что оборотень – тот еще стервец, способный опошлить даже самую невинную фразу, и добавила:

– И уж точно не баба. Второе: если я не дойду до этого вашего долбаного кнесса, то, извини, умру сама. От такой же клятвы, чтоб ее!

Йон, пока я говорила, смотрел на меня удивленно, Брок же – заинтересованно. Словно нашел новый кусок сложной мозаики и прикидывал, под каким углом его уложить, чтобы он вписался в рисунок.

Но как только моя запальчивая речь закончилась и я дернула плечом, фибула, скалывавшая края плаща, расстегнулась. Взгляды Брока и Йона сошлись в одной точке. Увы, это было не лицо. Чуть ниже. Но если я сначала наивно полагала, что двух мужчин может столь сильно заинтересовать девичья грудь, то я глубоко заблуждалась.

Мое украшение, оно же ярмо змеевидное, до этого металлическое, вдруг заскользило по шее. А потом и вовсе приподняло голову и зашипело.

– Ты подумал о том же, о чем и я? – хрипло спросил Йон у дракона, неотрывно глядя на ожившую печать.

Я лишь сглотнула. Змея высунула язык, который тут же затрепетал, словно пробуя воздух.

– А я все гадал, что мне твой шейный обруч напоминает… – Лицо дракона закаменело.

– Кнесса Раана. Вот так встреча! – процедил шкура, глядя на меня. – Теперь понятно твое стремление добраться до Верхнего предела. У жениха под боком всяко лучше, чем среди диких лесов. А привязала Брока клятвой, чтобы полюбоваться его отсеченной головой, когда он будет проводить тебя сквозь крепостные ворота?! – скорее не спрашивал, а утверждал оборотень, и под конец припечатал: – Ну ты и стерва!

В словах перевертыша было столько яда, что стая скорпионов нервно щелкала клешнями в сторонке. Зато змея конкурента по нейротоксинам терпеть не собиралась и угрожающе зашипела. Я же старательно отыгрывала труп с рептилистой удавкой на шее: не шевелилась и даже не дышала.

Змеевна заскользила по моей коже и напружинилась, будто готовилась для броска.

– Не провоцируй кнесскую печать, – вкрадчивый голос Брока стал неожиданностью и для меня, и для оборотня. А потом дракон и вовсе не заговорил, а зашипел.

Звуки, столь чуждые человеческому уху, как ни странно, подействовали успокаивающе. Сероузорная, внемля своеобразной колыбельной ящера, даже расслабилась. Во всяком случае, мышцы ее живота уже не были твердокаменными. Через минуту они и вовсе стали медленно, ритмично сокращаться. Будто рептилистая печать только что проглотила мышь и сейчас усердно пыталась ее переварить.

Я позволила себе сглотнуть, когда почувствовала, что змея стала неподвижной и начала тяжелеть.

– Ч-ч-что это было? – выдавила из себя, осторожно прикрываясь полой плаща.

– Это у тебя стоит спросить, Раана. – Блохастый, не тявкнувший ни звука после того, как Брок его осадил, вновь подал голос. – Простые украшения не способны оживать. Только кнесские печати могут по своей или хозяйской воле становиться то металлом, то обычными земными тварями. И у каждого повелителя знак власти свой: у кнесса болотников – в виде тритона, а у владетеля равнинных земель, твоего отца, – змея.

Возразить я не успела, меня опередил дракон.

– Она не кнесса, – задумчиво заявил ящер и пояснил: – Печать не родная, она не умеет ею управлять. К тому же я успел убедиться, что Лекса, – мое имя он выделил особо, – родом точно не с равнин.

– И как же ты в этом убедился? – Йон и не думал сдаваться. – Или она заверила тебя жаркими ночными стонами?

Кулаки Брока побелели, на скулах заходили желваки. Йон тоже смотрел с вызовом.

Эти двое были больше, чем просто друзья. Побратимы. Но сейчас каждый из них стал для другого и обвинителем, и судьей, а через пару мгновений мог оказаться палачом.

Я не понимала всего, но из обрывков разговоров, отношения Брока к людям, поведения оборотня складывалась безрадостная картина.

Кнесса, умирая, пожертвовала жизнь и силу, притянув меня, чтобы я стала курьером. Раана должна была сама отдать печать стражу Верхнего предела, своему жениху, надо полагать (если только слова Йона не ложь). Получается, что эта печать – и есть что-то вроде приданого? Только если у обычной девушки приданое идет довеском к ней самой, то в случае с кнессой, скорее, она шла дополнением к печати. Ее последние слова «сохрани мир»… Видать, змеевна – весьма ценная штука, а брак должен был стать династическим.

Но это – лишь мои предположения. Для точных выводов пока было слишком мало данных. А если не поторопиться, то два моих источника информации могут засохнуть. В смысле, сдохнуть, сломав друг другу что-нибудь, а с учетом того, что оба, судя по всему, воины, поломка может быть весьма качественной…

Вот только встревать между молотом и наковальней одной хрупкой мне – не лучшая идея. Расплющат и не заметят. Поэтому я выбрала роль не столь травмоопасную, но дюже тяжелую, особенно если отыгрывать ее в женском коллективе. Ведь умной девушке сложно быть дурой хотя бы потому, что вокруг слишком много конкуренток. Но, на мое счастье, в лесу девушек не было, а вот два злых мужика – имелись.

– А я и не знала, что оборотни – озабоченные математики, – невинно захлопала ресничками. Губки, сплетенные в бантик, и смущенный румянец на щеках также наличествовали.

Оба синхронно повернули головы в мою сторону.

Один взгляд прожигал. Второй – окатывал ледяным презрением.

Они ненавидели меня и тем не менее готовы были биться. Каждый – отстаивая свою правду. Блохастый – пытаясь злой насмешкой образумить побратима, связавшегося со стервой и верящего ее лжи. Дракон – доказывая кулаками, что ненавидит людей и никогда не опустится до того, чтобы возлечь с человеческой женщиной.

Вот только моя идиотская реплика именно своей несуразностью заставила этих двоих отвлечься.

– Что? – вопросил Йон по праву оборотня, на которого возвели счетоводческую напраслину.

Я же, пользуясь тем, что у меня бенефис, продолжила сладким, честно сплагиаченным у Лики Южной тоном:

– Ну хорошо, просто озабоченные. Но если тебя послушать, так мы с Броком только и делали, что всю ночь уравнение решали.

– Это какое же? – подозрительно осведомился уже дракон.

– Такое, в котором нужно отнять одежду, прибавить горизонтальную плоскость, разделить ноги и вовремя извлечь корень, чтобы не было удвоения!

Надо сказать, требуемого я добилась. Йон больше не желал начистить забрало побратиму. Он просто хотел свернуть шею. Правда, на сей раз мне.

– И откуда такие познания в счете у невинной кнессы, о чьей добродетели споет любой менестрель, которому задарма поднесут чарку? – с издевкой осведомился блохастый.

– Оттуда, откуда родом твое богатое воображение, родившее мысль, что я кнесса, – не осталась в долгу.

– Хочешь сказать, что родовая печать наследницы равнинных земель добровольно свернулась кольцом на шее проходившей мимо голодранки без роду и племени?

– Проплывавшей, – педантично поправила я.

– Она издевается, – не выдержал Йон, поворачиваясь к Броку. – Побратим, можно я ее убью?

– Думаешь, я об этом не мечтал? – сокрушенно отозвался дракон. – Но если она умрет, то клятва меня задушит.

– А ты точно запомнил все слова зарока? – уточнил блохастый, словно меня здесь и рядом не стояло. – Может, там есть лазейка?

– Конечно. Целая сотня, – саркастически откликнулся Брок.

– Я вам не мешаю? – вмешалась в диспут.

– Изыди! – в один голос взвыли дракон с оборотнем.

Мне бы радоваться такому единодушию между только что готовыми драться мужиками… Но почему-то я не чувствовала себя счастливой от столь быстрого примирения Брока и Йона. Может, потому, что они сплотились против несчастной меня?

– С радостью бы, но я пока жить хочу. А это у меня одной в лесу навряд ли получится. Так что… – «терпите» не прозвучало. Я лишь развела руками, чем окончательно разочаровала шкуру и Брока, рьяно мечтавших прикопать меня под ближайшей сосной.

Увы, я хоть и умела плести ажур слов (в данном деле мне удалось стать кружевницей пятого разряда с почти красным дипломом), но простой жест вышел красноречивее любых реплик.

Блохастый даже не заругался – он просто употребил всю известную ему богатую ненормативную лексику, дабы в полной мере передать гамму испытанных им чувств. Брок же оказался куда менее эмоционален:

– Лекса, я понимаю, что мозгами юных дев небо по традиции обделяет, но хоть совесть-то у тебя есть?

– Совесть есть, но с собой не ношу, поскольку боюсь потерять, – честно ответила я. – К слову, эта самая совесть в моем ремесле – вещь не то что ненужная, а, скажем так, рьяно мешающая продвижению по службе.

– И что же за ремесло? – с прищуром осведомился шкура. Он даже подался вперед.

С таким его рвением еще два шага – и я упрусь носом в грудь оборотня.

– Я сплетничаю за деньги, – попыталась охарактеризовать свою профессию коротко и точно, и лишь потом спохватилась, что вроде как Броку я говорила, что не могу ничего рассказать о себе. Впрочем, дракон, если и заметил, то вида не подал, зато Йон поперхнулся на вдохе. Прокашлявшись, недоверчиво вопросил:

– За это еще и платят?

Не успела просветить оборотня по поводу тарифов на нервную читательскую дрожь, как дракон перебил:

– Выходит, ты у нас мастерица словеса плести? – обманчиво спокойно начал он. – Получается, и слова клятвы подобрала да нанизала, словно бусины на нить, чтобы нельзя было подкопаться?

Я лишь смущенно улыбнулась с самым невинным выражением на морде лица: дескать, не я такая, а обстоятельства вынудили. Йон в сердцах сплюнул, а дракон, словно подводя черту, со вздохом произнес:

– Как видишь, побратим, со спасением ты слегка опоздал. Я умудрился вляпаться хуже некуда. Не хочу еще и тебя с собой утянуть.

– Ты вежливо намекаешь, что мне стоит развернуться и, поджав хвост, потрусить в кусты? – понимающе протянул Йон.

– Я не это имел в виду, – посуровел Брок.

– Но сказал то, что сказал, – отрезал оборотень. – И хорошего же ты мнения о побратиме, если думаешь, что я брошу тебя на растерзание этой рыжей заразе.

Я про себя аж поперхнулась: то есть, по логике хвостатого, я еще и виновата?

– Значит, не уйдешь? – обреченно уточнил Брок.

– А ты меня во время боя под Льдистыми пиками бросил? То-то же! – хмыкнув, Йон окатил меня презрительным взглядом и выдал: – Но если и не смогу спасти тебя, то хоть отомщу. Я-то этой рыжей никаких клятв не давал.

– Да сдались мне твои клятвы, перевертыш! – Я тоже не осталась в долгу.

Наши взгляды сошлись, как клинки на дуэли. Выпад. Туше. Безмолвный поединок, в котором ни один не намерен уступать.

Не знаю, сколько бы это длилось, если бы не заголосила желна. Я вздрогнула. Йон скривил губы.

– И все же я не верю тому, что ты не Раана, – процедил упрямо.

– Я не она!