Текст книги "Ключевой возраст"

Глава 4. Подруга

Мама учит: если подруг много, значит настоящей ни одной. Да, вокруг меня много девочек. Я не могу не выслушать, не посочувствовать. Зачем обижать человека? Случилось так, что одна из девочек, которую в классе прозвали куклой Барби, вытеснила остальных. Сама я сближения с Ангелиной не искала. Она начала рассказывать, как её поселили с бабушкой, как она скучает по отцу с матерью. Отец остался на холодном северном побережье зарабатывать деньги. Мама тем временем сняла дом на другом конце страны, у Черного моря, и ждала финансовой возможности выкупить его в собственность.

Меня тоже разлучили с отцом после развода родителей.

– Ты не думай, Кристина, что я против вашей переписки, – оправдывалась мама. – Просто не нужно стучаться туда, где другая семья и уже родился сын.

– У меня есть братик? – обрадовалась я новости.

– В кого ты у меня такая сердобольная? – вздыхала мама. – Я не говорю, что отец плохой. Но пойми, мы его прошлое, а он живёт настоящим. И нам нужно поступать так же.

А я продолжала скучать, звонила ему тайком. Он иногда отвечал и даже обещал пригласить в гости.

На этой волне мы начали секретничать с Ангелиной. Она призналась мне в любви к Кириллу, а я показала ей свои стихи. Тема Кирилла мне скоро наскучила. Мы с ним жили по соседству. В младших классах ходили в одну танцевальную студию, сейчас посещали один спорткомплекс. Пора было признаться, что в очередной раз меня подманили, чтобы сделать инструментом в достижении чужих целей. Но резко оборвать отношения я не умела и осторожно пыталась вернуть подругу к действительности:

– Кирилл с Викой полгода вместе, он до этого никем серьёзно не увлекался.

А Ангелина словно не слышала. Сидела в своей комнате и, действительно, походила на куклу Барби. Бледное лицо, светлые кудряшки до плеч, а вокруг плюшевые игрушки, подушечки, розовые накидки. Этот детский стиль никак не сочетался с новым планшетом, огромным настенным телевизором и телефоном последней модели. Накручивая белокурый локон на палец, Ангелина продолжала петь о своём:

– Полгода – большой срок. Кирилл успел надоесть Вике.

Бабушка уже дважды заглядывала к нам в комнату, чтобы под предлогом угощения гостьи покормить и своего бесплотного ангела, но только вызывала её раздражение.

Ангелина избегала нормальной горячей пищи, ужасно боялась поправиться, а голод гасила чипсами и орешками.

– Кристина, я очень надеюсь на твоё понимание. Поговори с Кириллом. Пусть знает, что я его жду. Самой мне неудобно.

Не хотелось браться за поручение, но Барби умела повернуть так, что деваться некуда. Она и раньше списывала мои сочинения, брала мои конспекты перед самым зачётом, задерживала для исповеди, не считаясь с моим временем. Ох, как права мама! Я не умею отказывать и этим усложняю себе жизнь.

А пересечься с Кириллом труда не составило. Я столкнулась с ним в холле спорткомплекса уже на следующий день. Он колдовал у кофейного автомата и весело приветствовал:

– Давай и тебе кофе налью, а то ты какая-то пришибленная.

Я осторожно взяла горячий пластиковый стаканчик и попробовала приступить к щекотливой теме.

– Кирилл! Обещай молчать о нашем разговоре.

Он усмехнулся:

– Какие тайны в наше время? Чего ты испугалась? Кабинетный призрак увидела?

– А ты его видел? – с невольным интересом съехала я со «своей» темы.

О призраке из кабинета Снежанны уже шептались в школе. Он, дескать, мог выполнить любое желание и ответить на любой вопрос, только если ты окажешься в кабинете один на один с ним, трижды позовешь его и оставишь подношение. Снежанна Сергеевна строго следила, чтобы в партах и на подоконниках не оставляли вафли и бутерброды из школьного буфета, а паломничество в свой кабинет и вовсе пресекала. Ключ не доверяла никому, дежурных не оставляла одних.

Но Кирилл, кажется, не шутил.

– Мне он явился. Не веришь? Я точно знаю, что он в невидимом воздушном коконе. Мордочка, как у кенгуру. У передних лап несколько локтей и они гнутся в любую сторону, а нога одна. Сзади разворачиваются крылья, похожие на крылья летучих мышей. Рост может меняться.

– Боже, какое страшилище! – вырвалось у меня.

– Не скажи, – продолжал дразнить Кирилл. – Он вполне позитивный парень. Партизанит у нас, выполняет спецзадание. У них в потустороннем мире перепутаны жизненно важные определения. Они долг называют любовью.

Я поймала момент и начала переводить разговор на его отношения к Ангелине.

– Боже! Какое страшилище! – передразнил он меня. – Это она поручила меня обработать?

– Ты как догадался?

– Не ты первая. Вместо того, чтобы утирать слюни нашей Барби, оглянулась бы вокруг. К тебе неровно дышит один наш общий знакомый. Ты случайно не о нём стихи слагаешь?

У меня моментально загорелись щеки и выступили слезы. Я тотчас отвернулась и заспешила в сторону как будто для того, чтобы найти урну для пустого стакана из-под кофе, но не сдержалась и всхлипнула.

Кирилл в два прыжка догнал меня и схватил за запястье.

– Ты чего? Я же не в обиду, а информативно…

– Про стихи Барби разболтала?

Я боялась спросить, какое именно стихотворение Ангелина обнародовала. В тетради, которую ей доверили на один вечер, были и такие, где называлось имя. Кирилл ничего определенного сказать не мог.

– Она не про тебя, а про себя вела речь. Твои стихи использовались как иллюстрация к её неземному чувству.

Я долго гуляла по парку и думала, с какими глазами войду завтра в класс. Может, надо мной уже смеются, а я не замечаю? Может, тот человек, кому посвящены стихи, отзывается обо мне так же, как Кирилл об Ангелине?

Устав, я присела на скамейку. От досады и холода вновь захотелось плакать. Слезы исказили панораму старого парка. В темноте на границе видимости засверкали звезды, яркие и незнакомые. Я будто повисла между чёрным небом с багровой зарёй и серыми волнами с кровавыми бликами. Я перестала мёрзнуть и ощутила, как грунт под ногами начал шевелиться. Я ли это, если в мозгу зазвучали странные чужие мысли?

Грунт начинал шевелиться, хотя было еще тёмно. Мелочь, по индексу жизни не дотягивающая даже до десятых долей единицы, настраивалась на ритм Светила и заранее готовилась к его восходу. Несколько циклов назад в этот временной промежуток я ощутил странную вибрацию среды.

Как я понял, что это детский плач? В нашем мире не было такого понятия. Правы были те Хранители Знаний, которые утверждали, что некоторые Матрицы передают способность к мгновенной трансформации при изменении среды.

Бытовала даже легенда о Матрице Первичного кода, продублированной Исходной матрицей Вселенной.

– Легенда информирует, что она может преодолевать преграды и вызывать у обитателей иных ячеек понятийные ассоциации, – вспомнил я одну из бесед со мной. – Она имеет настолько неограниченные возможности, что сама не информирована обо всех.

– Тогда в чём их смысл? – допытывался я. – Зачем передавать через поколения непроверенную легенду?

– Наш мир теряет стабильность. Любая единица должна быть готова к проявлению скрытых свойств.

Моя специализация контролировалась единицами с такими высокими долевыми индексами, что приближались к двойкам.

Рядом высветился кокон, показались голова и крылопланы Распределителя. Он прибыл лично, а не воспользовался службой Трансформации Образов. Возможно, оказывал уважение моей Матрице, которая имела право на подробную информацию о любой продублированной единице.

Для Распределителя не составило труда определить, что зона моей границы практически открыта, а я сам выброшен за её пределы, откуда с высокими энергетическими затратами удерживаю трансовое перемещение. Он спросил, информирован ли я, что Вселенная имеет ячеистое строение.

В информационном плане Матрица передала мне больше, чем требовалось для исполнения долга Стража. Я знал, что в основе создания миров положен принцип комплиментарности.

И микрочастицы, и макромиры устроены таким образом, что пространственно являются частями целого. Миры могут друг друга дополнять, продолжать или служить противовесами. Трудно рассуждать, не зная общего замысла Акта Творения. По последним данным, этим единым целым являлся Живой Кристалл.

Последнее Распределитель не счёл нужным мне сообщать, а вот относительно первого постулата обратил моё внимание на то, что в некоторых ячейках нарушались базовые принципы Акта Создания. Причины нарушений не выявлены. Особенно тревожит ситуация в ячейке, куда вынесло меня. Ячейка неконтролируемо расширялась, сокращая размеры нашей.

Применение аннигиляции границы заблокировано. Моё возвращение на данном участке предполагает воздействие с еще большим продвижением границы внутрь. Мне поручалось проникнуть в родную ячейку обходными путями и, воздействуя на стенку ячейки из своего мира, отодвинуть её обратно.

– Каким образом? – не понял я Распределителя.

– Если границы нашей ячейки отступают во время проникновения индивидуума оттуда, то при транслировании группы единиц туда мы восстановим баланс. Ты, выпав из нашего мира, применил единственно возможную защиту. Сейчас баланс с трудом, но держится на компенсации твоего перемещения.

– Какую группу единиц планируется перемещать?

– Опыта подобной специализации нет. Критерии отбора поручаются тебе.

Я терял контакт с Распределителем, но успел понять, что моё невозвращение воспринимается Распределителем как невосполнимая потеря.

Глава 5. Семейная драма

Первый снег выпал рано. Небо затянуто дымкой, потому казалось, что густые хлопья не сверху падали, а возникали прямо из воздуха. Я бродила вокруг спортивного комплекса по освещенной парковой дорожке. Хотела поймать Кирилла. Почти решилась на разговор с ним. Ноги ныли от боли и требовали отдыха.

На скамейке за высоким зданием я наткнулась на девочку, неподвижную и засыпанную снегом. Рядом со снежной девочкой ярким пятном выделялся Егор. Одет в брюки-клёш и цветную рубашку как при нашей последней встрече.

Воздух под уличным фонарем искрился в синей дымке. На дереве над странной парой кровоточили гроздья рябины. Над ягодами нависали белые колпачки снега. Метель замыкала пространство. Жуткая картина!

Егор повернул голову при моем приближении и объяснил голосом без интонаций:

– Нина, я должен был услышать рекомендации Распределителя.

– Ты убил её?

– Она вернётся.

Он нелепо взмахнул руками, которые на миг превратились в крылья с перепонками, и исчез. Ноги и тело втянулись в шар размером с яблоко. Шар сверкнул и погас.

Я подбежала к девочке, в которой узнала соседку Кристину, и стала хлопать ее по щекам. С волос и ресниц посыпались снежинки. Она открыла глаза.

– Нина Ивановна?

– Тебе плохо?

Кристина вслушалась в себя и неуверенно ответила:

– Задремала. Выложилась на тренировке, потом Кирилл расстроил меня одной новостью.

– Ты могла замёрзнуть! Я позвоню маме.

– Не надо, пожалуйста. Она меня больше не пустит на занятия.

– Я же не могу сделать вид, что всё в порядке. Отдохни у меня, горячего выпей.

– Пойдёмте.

Она встала, но тут же зашаталась и отвернулась, чтобы я не видела, как ее рвало коричневой жидкостью. Я велела девочке ухватиться за мой локоть и не приставала к ней, пока не привела к себе. Растопила камин, дала кружку чая и шоколад. Дрова для камина всегда лежали наготове. Их через день колол и приносил из сарая Кирилл, считая это шефской помощью ветеранке дома.

– Вы топите камин? Разве в квартире холодно?

– Грею больные ноги живым теплом. Любой стресс может обездвижить меня надолго. А что тебя расстроило до обморока?

Я иногда нянчила детей своего двора. Кристина хорошо ко мне относилась, доверяла. Она рассказала о разговоре с Кириллом.

– Он смеялся над тобой?

– Нет.

– Почему ты решила, что так поступят другие? Из твоего рассказа выходит, что Кирилл намекал на взаимность парня, о котором ты мечтаешь.

– Кирилл добрый. Мог просто выразить поддержку.

– Если добрый, почему его опасается ваш классный руководитель?

Кристина испугалась, но деваться ей некуда. Врать не хотела, хамить не умела. Виноватым голосом пояснила, что про Кирилла ходят разные слухи: от распространения наркосодержащих веществ до их употребления.

Это было худшее, что я могла ожидать.

Я уговорила Кристину прилечь. Она задремала почти сразу. Я тихонечко вышла из квартиры.

Люблю наш старый дом, двор с липами и разросшейся черёмухой. Маленький мир бывших коммуналок замыкался периметром гаражей, в которые превратились бывшие дровяные сарайчики. Дом построили как общежитие для рабочих. Всего два этажа и два подъезда. В конце прошлого века строение пережило капитальный ремонт. Провели центральное отопление, газ. Жильцы, воспользовавшись старыми дымоходами, стали выкладывать модные камины. Начались обмены, продажи, но треть семей еще оставались потомками общаги.

Галя, мать Кирилла, я, брат Андрей и ещё с десяток ребятишек росли в общей ватаге. Было время, когда Галка смотрела мне в рот и ловила каждое мое слово, так ей хотелось замуж за брата. Теперь она мстила мне за своё унижение. Но двери открывала.

На лице у соседки знакомое мне выражение «опять припёрлась». Дальше кухни меня обычно не приглашали. Но в этот раз я с порога свернула в комнату Кирилла. Сразу у входа – высокий компьютерный стол с полками, как баррикада. За ней – кровать и стул. Все завалено учебниками вперемешку с джинсами, футболками, дисками. Одеяло на столе. Кроссовки на подоконнике. Гантели на простыне.

– Галя, может ему стеллаж или книжный шкаф купить?

– Он не читает, – зевнула женщина. – А что мы ищем, не подскажешь? Если что местами поменять, он разорётся. Убирать не дает.

Я осторожно выдвинула ящик стола, заглянула под матрас, проверила подоконник. Галя терпела. Мои редкие визиты всегда заканчивались финансовой помощью.

– А это что? – не поняла я, увидев под одеждой пакет. – Лампочки, что ли?

Галина встрепенулась. Она выхватила у меня сверток, подскочила к окну и рванула на себя форточку. Пакет с непонятным содержимым полетел в снег.

– Поросёнок! Я же просила! Пусть только вернётся! – распалялась мать. – Пойдем отсюда.

На кухне она все-таки предложила мне чаю и призналась, что была вызвана в школу. Классная утверждала, что Кирилл сам курит и продает в школе электронные сигареты с курительными смесями. Что в этих смесях, можно только догадываться. Снежанна грозила поставить вопрос об исключении, если он не прекратит.

– Учительницу я на место поставила, отбрехалась. Но его же просила, как человека: «Не подставляй меня после этого!»

– Галя, ты не о том волнуешься. Откуда он их берет?

– Мне без разницы! Я ему запретила настрого!

– Мальчишкам никогда не помогали запреты на курение. А вот продажа… Как-то не вяжется с его характером.

– Ему, видите ли, свою девушку не на что в кафе сводить.

– Взрослому парню нужны карманные деньги.

– Карманные? – взвизгнула Галка. – Ты знаешь, сколько стоит пакет, который я выкинула? Тысяч сорок! Он продаст с наценкой, выручку себе. Скоро мы с тобой занимать у него начнём. Хоть бы школу закончил, потом творил, что хочет!

– Откуда у него деньги на закупку?

– Обычная схема. Дают под реализацию. Теперь отстанут. Пока не вернёт долг, новую партию не получит. А я ему денег в руки не даю. У него плохая наследственность!

Знала, чем уколоть. Мой младший брат Андрей родился, когда нашим родителям было за сорок. «Случайно», – оправдывалась мама. Она очень боялась, что «не успеет вырастить» и вела со мной долгие беседы о долге, брала обещания. Но я в свои пятнадцать и так была без ума от живой игрушки. Это я брата баловала больше, чем родная мать, защищала, задаривала. Позже я скрывала от родителей его школьные прогулы, а еще позже – попойки в молодежных компаниях. Я возила ему передачи на зону, куда он попал после драки. Я единственная дождалась его оттуда.

Родители умерли с перерывом в год. Галя вышла замуж за другого. После возвращения Андрея с зоны она даже не здоровалась с ним. Общение с маленьким Кириллом попало под строгий запрет, потому что брат подхватил в «местах, не столь отдалённых» туберкулёз. Отчима, который бросил Галку и жил с другой женщиной, Кирилл продолжал считать отцом и носил его фамилию. После смерти брата мне разрешили встречи с племянником под уговор молчать о родстве.

Я ушла с привычным чувством горечи. Больной брат не жаловался на судьбу. Наблюдал за сыном из окна. Много читал. Успел подготовить несколько публикаций.

Андрей рос слабовольным, но умным и добрым парнем. Будь он трезвым в один из вечеров, не появился бы на свет Кирилл. Брат никогда не полюбил бы эту мещанку. Я тоже презирала её и испытывала вину. Она стала матерью единственного наследника нашей семьи. Родители свято берегли историю рода. Я хранила альбомы, старые документы, удостоверения и награды. Для кого?

Прошло около часа. Кристину пришлось разбудить. Я вышла проводить её, убедилась, что девчонка крепко стоит на ногах и повернула к своему подъезду. Снег продолжал падать крупными хлопьями. В квартире первого этажа включили освещение. Из сугроба стал заметен краешек выброшенного пакета. Я вздохнула и шагнула с тротуара в снег.

Если бы выведать у ребят, кто снабжает Кирилла, и вернуть товар самой!

Вечер здорово утомил меня. Я поднималась на свой второй, останавливаясь и унимая одышку. Пакет оставила в прихожей. Наклоняться за намокшими сапогами сил не осталось. Потом высушу.

Камин тихонько тлел. В кресле у камина сидел Егор и грел руки у огня.

– Какая интересная субстанция! Ею трудно управлять, но она легко входит в контакт. Делится энергией. Вы не чувствуете её разумную природу.

Я не удивилась. Успела прогнать про себя схему: графомания – галлюцинации – шизофрения. Тихих шизофреников сейчас не прячут по закрытым клиникам. В моей жизни ничего не изменится. Разве что дружба с племянником окажется под вопросом.

– Ты же не Егор. Ты принимаешь его облик.

– Частично я Егор, потому что помню всё, что знал он. Я больше, чем сознание Егора.

Колени отказывали, и я плюхнулась на диван.

– Называть-то тебя как?

– Моё имя Страж. В нашей системе имена отражают сущность и предназначение. Система в опасности. Опасность исходит отсюда. Я получил инструкции, как спасти ваш и наш миры.

Он умел вести рассказ «с картинками». Я увидела, как сжимается радужный мир-сфера под воздействием зла, исходящего отсюда. Стражу предписано собрать команду. Поскольку способностью к трансформации люди не обладают, путешествовать в иной реальности будет их сознание.

– Как практически это будет выглядеть? – прервала я Стража.

– Кирилл с друзьями собираются вместе. Я ввожу их в транс. Их тела остаются здесь. Сознание перемещается в сущности соседнего мира.

– Надолго?

– Распределитель запрограммировал так, что здесь пройдут минуты, там – дни и недели.

– Не знала, что время программируется.

– Оно и у вас программируется: бежит быстро или тянется медленно. Вы не специализируетесь в изменении скорости времени.

– Если с ними там что-то случится, они очнутся здесь?

– Любой может погибнуть, но команда забирает и уносит с собой жизненную сущность погибшего. Если хотя бы один из команды пересечет участок смежного мира до границы в мой мир и вернёт через пораженный участок границы жизненные сущности, то дети очнутся.

– Ты в своем уме? Я не позволю никакого путешествия. Ты, возможно, вообще моя галлюцинация.

– Ты не знаешь главного.

Егор поднялся с кресла, прошёлся по комнате, остановился у окна. Интересно, виден ли он с улицы?

– Подумай, почему со мной в контакте ты, Кристина, Анюта, Кирилл.

– Они оказались вблизи твоей границы. Случайность.

– Нет. Это те, кто обречены. Добровольные жертвы. Как Егор.

– Мы потенциальные самоубийцы?

– Ваше подсознание готово к такому решению проблемы. В вашей культуре это называется стиль жертвы.

Про себя я давно всё поняла. Я была воспитана правильно: хорошо учиться, слушаться маму с папой. Я поздно поняла, что жила в угоду семье и не решалась на бунт. Но Кирюшка? Такой энергичный, весёлый! Единственное свидетельство существования нашего древнего рода, о котором он не подозревает.

Свою квартиру я берегла для племянника, потому что Галка одинокой быть не умела. У меня никого не осталось роднее мальчишки, как две капли воды похожего на своего родного отца. Я и сочинять начала в надежде, что он когда-нибудь прочтёт и примет мою заботу. В ней воплотилось так много: любовь к моим интеллигентным родителям, непутёвому брату, несостоявшемуся мужу, нерождённому сыну.

– Как будет выглядеть жизненная сила? – решила уточнить я.

– Могу заключить её в брелок или в браслет. Пригласи к себе указанные единицы.

Кирилл собирался отпраздновать день рождения. Галя терпеть не могла сборищ, после которых море уборки. Ещё и оплачивать их! Я не первый раз пускала племянника с друзьями в комнату, где раньше жил брат. Кирюшка считал, что я рассчитываюсь за помощь в хозяйстве. Не догадывался, что эта самая помощь была предлогом для его визитов.