Текст книги "Не те времена. Рассказы"

Не те времена
Рассказы
Юрий Райн

© Юрий Райн, 2023

ISBN 978-5-0059-0519-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Настоящий сборник получил имя от головного своего рассказа. Тут, однако, две разницы, не то чтобы по-одесски большие, но все-таки.

В том рассказе главный, условно (очень условно) говоря, герой – старый-престарый человек, вкладывающий во фразу «не те времена!» простой смысл: не тварь я дрожащая! Ко все остальным рассказам это, конечно, тоже применимо – все мы так или иначе право имеем, – но…

Родиться, жить и умереть во времена, которые можно с полным основанием назвать «теми», выпало мало кому. Подавляющему большинству из нас (вас, их, как угодно) куда лучше подошли бы времена другие – то ли давно минувшие, то ли какие-то будущие…

То ли вовсе никакие, тоже нельзя исключить.

И нечего роптать: полное соответствие «своим» временам – это покой, а покой ничего путного не рождает; несоответствие же – это какая ни есть разность потенциалов, что-то все-таки обещающая. Что именно – вопрос отдельный, в каждом случае особый.

О том, в общем-то, и речь в каждом из предлагаемых рассказов.

С пафосом – всё. И немножко по факту. Разделы сборника, кроме самого последнего, обязаны своими названиями В. И. Лебедеву-Кумачу (и, косвенно, И. О. Дунаевскому), причем в этих названиях присутствует доля иронии. А вот последний раздел получил имя от образа, созданного О. Э. Мандельштамом, и тут уж никакой иронии нет.

…ВЕЗДЕ У НАС ПОЧЕТ

Не те времена

Раздался негромкий стук в окно, и Михаил Маркович проснулся.

Последнее время он просыпался легко и чувствовал себя при пробуждении свежим, хорошо отдохнувшим. Да и засыпал тоже легко, и спал крепко. Прямо-таки забыл думать о бессоннице.

Прекрасно, прекрасно, сказал себе М. М. Положительно прекрасно, совсем неплохой санаторий, напрасны были сомнения. И бессонница пропала без следа, и нервы пришли в совершенный порядок. Вот и эта птичка, что каждое утро будит его стуком в окно, нисколько не раздражает. Даже наоборот, радует, как любое проявление жизни.

М.М. растрогался, но не позволил набежавшей было слезе выскользнуть из-под века. Вздохнул несколько раз – глубоко-глубоко, это очень полезно, особенно в его возрасте, – раскрыл глаза, сбросил тонкое одеяло, сел на кровати, нашарил ногами тапочки, встал. Настенные часы показывали семь, так и чудесно. Завтрак накрывают в восемь, есть время для гимнастики.

М.М. нагнулся – не без некоторого труда, но отнес это на счет обыкновенной утренней закрепощенности всего организма, – вытащил из-под кровати ночной горшок, водрузил его на низенькую деревянную скамеечку, подумал, вспомнил, спустил до колен пижамные штаны, сел – и сделал все необходимые дела. Снова порадовался – и мочеиспускание перестало быть затруднительным, и желудок наладился, стул очень недурной.

Встал, натянул и как следует подсмыкнул штаны, задвинул горшок под кровать, выкатил оттуда гантели – нетяжелые, конечно же, но что вы хотите, ведь далеко не юноша, – и принялся за гимнастику.

Закончив упражнения, М.М. переоделся в спортивный костюм, аккуратно – не дай боже уронить – извлек из стакана зубы, вставил их, подвигал челюстью, удовлетворено кивнул. Выглянул в окно – птичка улетела, а вот день обещает быть хорошим, – и, вполне довольный, отправился умываться, а далее – на завтрак. Вероятно, уже накрывают.

– Саш! Он в ванной, может, сегодня ты у него приберешь, а? Ну дай я хоть день от утренней вонищи отдохну!

– А что там, Надь?

– Да войти невозможно! Что за привычка в горшок ходить, ведь здоров же как бык! И хоть бы выносил за собой!

– Надь, ну ты же знаешь… Иду, иду…

– И окно открой, пусть проветрится как следует.

– Хорошо, иду…

…

– Уй, Надюш!

– Чего?

– Слава богу, что он горшок свой не выносит. Погоди, дай-ка ведро достану…

– Что, на пол?

– Ну так, расплескал. Немножко.

– Знакомая история. Не-не-не, Саш, сегодня твоя вахта, нечего на меня смотреть жалобно!

– Да я ничего… Сейчас, только покурю, а то затошнило.

– Иди уже, потом покуришь, а то он вот-вот придет. Все, я вот завтрак собрала – и пошла, все-все-все, дел куча, к обеду же еще молодежь приедет.

– Да иду, иду… Эх…

– Заодно в ванной потом тоже подотри, как пить дать на пол нальет.

Опять сырники. Да что же это такое – буквально каждое утро сырники? Ведь говорил вчера сестре-хозяйке: желательно кашки рисовой, в целях улучшения пищеварения! Нет, сырники. Сметана, варенья два вида. Совершенно никуда не годится.

Настроение М. М. стало ухудшаться. Эта сестра-хозяйка… кажется, Надя… или Катя?.. да, скорее Катя, а впрочем, какая разница… эта Надя-Катя внешне заботлива и даже добра к отдыхающим, такие славные у нее морщинки у глаз… и в целом очень уютного вида женщина, полненькая, более того – кругленькая… невысокая, прямо М.М. по росту (он на мгновение зажмурился) … одним словом, неплохая, казалось бы, женщина, и замечательно энергичная, но нельзя же проявлять столь возмутительную невнимательность к отдыхающим? Или, может быть, подумал М.М., все дело в том, что я по льготной путевке? В таком случае это совсем безобразие! Не те времена сейчас!

Главный врач принимает по вторникам и пятницам. Очень положительный мужчина, в меру строгий, в меру доброжелательный. Необходимо указать ему на очевидные недостатки в работе. И ничего, ничего, пусть выслушает и примет меры! Времена сейчас не те, они обязаны!

Однако какой же сегодня день недели?

М.М. покрутил головой, обнаружил на стене у себя за спиной большой календарь. Оценил – хороший. Пейзаж. Автор, по всей вероятности, Левитан. Большой художник, да.

Но вот же и еще одно упущение: не помечено! А ведь в месяце тридцать дней, иногда даже тридцать один! Да хотя бы и двадцать восемь, как, например, в феврале! Как, позвольте спросить, каким образом отдыхающему узнать сегодняшнее число и день недели?

М.М. фыркнул так, что пришлось вытирать подбородок. Спасибо, что салфетки положить не забыли, сардонически подумал он. Вытирая, ощутил жесткость щетины. В самом деле, пора побриться. Вот это здесь хорошо поставлено. Можно в столовую парикмахера пригласить, а можно и к себе в номер, тоже обслужат. Иногда и сама сестра-хозяйка парикмахера подменяет – говорит, что тот пьющий, и порой руки у него дрожат, так уж лучше, поясняет, я сама, а то ведь, неровен час, порежет.

М.М. одобрительно покивал. Хорошая женщина, да. И очень вкусные сегодня сырники. Да, очень. Пышные.

А вот чай пить не смей, Миша, приказал он себе. Чай утром не показан. Пей сок. Какой сегодня предлагают? Так-так, яблочный. Что ж, вполне, вполне.

Ну что ж, теперь на прогулку. Погода хорошая, сухая, воздух целебный, а в моем возрасте – М.М. грустно, но не без юмора покачал головой, шутка ли, за восемьдесят! – в моем возрасте нет ничего важнее правильного питания, движения и дыхания.

– Спасибо! – громко сказал он, хотя в столовой никого не было. – Все было очень вкусно и полезно!

Может быть, на кухне услышат. Приятно по достоинству оценивать труд людей.

М.М. вышел из столовой, свернул в боковой коридор, открыл дверь – с удовольствием отметил, что петли хорошо смазаны и пружина не слишком туга, – и оказался на свежем воздухе. Вздохнул полной грудью – действительно, чудесный день, и дышится, ах, как дышится! – пересек неширокий двор, подергал калитку. Заперто.

Ну конечно, с раздражением вспомнил он, прогулки за пределами территории здесь не приветствуются. Вопиющее ограничение свободы! Уже приходилось сетовать на это безобразие и сестре-хозяйке, и самому главврачу, однако не удалось найти понимания, увы. Во всех других вопросах удалось, а в данном нет. Вероятно, придется поговорить с отдыхающими, коллективное обращение к администрации санатория должно возыметь действие. Не те времена, повторил М.М., не те!

Он осмотрелся. Никого. Вероятно, все на процедурах. М.М. усмехнулся. Ох уж эта страсть практически здоровых людей – лечиться без должных показаний!

Что ж, решил М.М., вы так, а я этак! Замки и запоры не могут быть помехой в наше время!

Он быстро, почти бегом, проследовал вдоль крашеного зеленым, местами облупившегося деревянного забора, добрался до той стороны территории, что была огорожена металлической сеткой, нашел известное только одному ему место – край сетки здесь соскочил с крючков, которыми крепился к столбу, – и, порадовавшись собственной ловкости, пролез на соседнюю территорию.

По всей видимости, тоже санаторий, но очень запущенный. М.М. давно собирался поближе познакомиться с соседями, но все не выпадал случай. Вот и теперь – можно было бы, но не хотелось.

Он, уже совсем неторопливо, с полным достоинством, прошествовал знакомым путем по заросшей тропинке и, толкнув калитку, болтавшуюся на одной петле, вышел на длинную прямую улицу. В дальнем конце улицы виднелся лес.

М.М. немного отдышался – все-таки не мальчик, чтобы лазить через дырки в заборе, – решил, что в лесу в этот час может оказаться сыро и двинулся в противоположную сторону.

– Саш, открывай, молодежь приехала, ура!

– Ага, бегу! Ура!

…

– Заходите, заходите! Всем мыть руки и обедать, все готово!

– Ух ты, красота какая!

– Рассаживайтесь, разбирайтесь, а я сейчас дедушку приведу!

…

– Саш, а где он?

– Надюш, либо у себя…

– Нет его у себя!

– …либо в сарае, он же дрова пилить пристрастился. Сейчас схожу.

– Давай, все стынет! Ах, побрить же надо было, совсем замоталась… Ну ладно, и так сойдет, завтра уж побрею. Представляешь, Оль, девяносто пять лет, а чуть ли не через день – в сарай, сразу после завтрака, и давай дрова пилить! До обеда пилит, не устает совершенно! Девяносто пять! Правда, считает, что восемьдесят два…

– Ха-ха-ха!

– Это тебе «ха-ха-ха». А нам… Что, Саша?

– Надь, нет его там… Я уж и в мастерской на всякий случай посмотрел, и к нему снова заглянул, и вообще… Нет его нигде…

– Черт! Опять сбежал? А ботинки вон у двери стоят, значит, прямо в тапочках и сбежал. Саша!

– Да что «Саша»?! Все заперто, не через забор же он!

– Не удивлюсь, если и через забор… Так, рассуждать потом будем, побежали искать! Молодежь, вы налево, Саша, ты прямо давай, я направо, к лесу! Мобильники не забудьте! Ольга, погоди, вот косынка черная, надень! Я тоже возьму… Господи…

М.М. отдыхал на лавочке около последнего на этой пустынной улице дома. Дальше была только насыпь железнодорожных путей.

Собственно, он и не устал – просто захотелось посидеть, вот так, бездумно. Бездумно, однако, не получалось. В голову настырно лезло разное, все больше давнее, и М.М. решил не сопротивляться – пусть лезет.

И – вспоминалось, вспоминалось. Ясно, отчетливо, в деталях, точно вчера было. Да какое там вчера – сегодня утром. М.М. внезапно осознал: он, хоть убей, не помнит, что подавали сегодня утром на завтрак. Это – как будто акварельной краской по стеклу, и смыло без следа. А давнее – даже не маслом по холсту – словно в камне вырублено.

Папу, правда, не помнил совсем, но ведь папа умер, когда Мише едва три года сровнялось. Чахотка… А маму помнил смутно. Лучше всего отпечатались похороны, мама в гробу, кладбище, ветрено, холодно и промозгло, Мише семь лет, Миша беззвучно плачет, Миша содрогается от рыданий, когда гроб закрывают, а Сима крепко сжимает его руку, и Миша поворачивает к ней голову, и не видит лица сестры, потому что ее черная косынка совсем сбилась.

Да, и мама тоже – от чахотки.

Но это как в тумане – наверное, от горя.

А дальше все очень четко.

Воспоминания перепрыгнули на совсем, кажется, недавнее время, послевоенное. Да, пятидесятый год, у Симы первый внук, Боренька. Застолье по этому случаю – скромное, конечно, застолье. Бутылка кагора, одна на шестерых. Сима, Сёма, светлая ему память… Счастливые родители Юра и Нина, еще неженатый Саша… Ах, племянники… Юрка крупный, грузный, в отца. А Сашка поменьше, и очень на Симочку похож. Мальчики… Этим мальчикам повоевать пришлось, хлебнули полной чашей… А Ниночка такая красивая, но немножко усталая… Ну, и он сам, Михаил. Всегда рядом с сестрой.

Да, одна, давно припасенная Сёмой бутылка кагора на всех, маленькие рюмочки, и весь стол… скудный… А откуда бы взяться роскоши: что Сима, что он сам, хоть и блистательные дантисты-протезисты, возможно, лучшие в Москве, но – скромные и честные люди. И Сёма простой труженик, а мальчики только-только на ноги становятся.

Мысли снова скакнули.

Ну, по правде говоря, лучшей всегда была Сима. Он, Михаил, всегда у сестры учился, а уж когда Сима ушла на покой – зрение у нее сильно ослабло, – тогда унаследовал трон.

Каким людям зубы делал! И как делал!

Не о чем жалеть, сказал себе М.М., жаль только – с Симой давно не виделись. Не о чем больше жалеть, повторил он, но упрямо вылезло воспоминание о нечаянно подслушанном: как один его пациент (М.М. даже сейчас из скромности не стал воспроизводить его имя) говорил супруге, что за волшебник делает ему зубы. Дескать, долго всматривался в рот, а потом отошел к окну, молчал минут десять, затем решительно повернулся и объявил: мост будем делать так-то и так-то. И сделал, и как сделал!

Это ведь про него, про М.М.!

И тот мост М.М. тоже помнил во всех деталях. И все остальное тоже.

Он вдруг обнаружил, что плачет. Старческое? Ну так ведь и годы не юные, как-никак восемьдесят два.

Однако пора бы и домой. Санаторий, конечно, неплохой, но пора, пора. И первым делом Симу повидать. А пока – написать, давно не писал сестре. И от нее тоже что-то уж сколько времени ни письма, ни открытки.

М.М. вытер глаза тыльной стороной ладони.

– Дедушка! – донеслось до него.

Повернув голову, он увидел быстро идущую к нему женщину с зажатой в руке черной косынкой, и еще чуть приотставшего мужчину.

– Сима! – вскрикнул М.М., с трудом поднимаясь со скамейки.

Женщина приблизилась, остановилась, неловко повязала косынку, обняла его, а М.М. прижался к сестре, но только на мгновение – давно уже взрослый, нечего, что ж с того, что когда-то она заменила ему мать.

Сима засмеялась, потом строго сказала:

– Сима, Сима. Ну, пошли, нас обедать ждут. А это, кстати, Леша.

– Ты давно приехала? – спросил М.М., не обращая внимания на подошедшего мужчину.

– Да только что. Собрались обедать, а тебя нет. Пойдем, хорошо?

– Как скажешь, – согласился М.М.

Он всегда соглашался с сестрой, всю жизнь. Может, поэтому так никогда и не женился. Но и никогда ни о чем не жалел.

А сейчас – ах, какая радость, как хорошо, как чудесно, что она приехала!

В руке у Симы появился маленький телефон. М.М., конечно, знал про эти чудеса техники, но не одобрял и сам не пользовался – считал вредным для здоровья.

– Сима?! – изумился он.

– Сейчас, сейчас… – пробормотала сестра. – Мам, нашли! – крикнула она в трубку. – Ага, ведем. Ты уж остальных сама собери, ладно?

– Уфф.

– Что, мам?

– Да ничего… Согласился отдыхать, но при одном условии: он заметил в столовой главврача и требует внеочередного приема. Или даже осмотра. Иначе будет жаловаться, потому что его сестра приехала, и он не станет терпеть целого ряда безобразий… ну и так далее, как обычно. Не те времена, говорит. Сел письмо какое-то писать. Саш, сходил бы к нему, выслушал бы, пообещал, что все будет исправлено. И пусть он приляжет, а? Пусть успокоится, ладно?

– Иду…

– Сходи, ага, пульс ему померяй, что ли. И возвращайся, посидим тогда спокойно.

…

– Вот так, ребята. Физически – здоров настолько, насколько вообще возможно, а в голове черт знает что. Не дай Бог…

– Не знаю, мам… Может, оно и к лучшему? Во, папка! Ну что там?

– Да что, Оль, пульс померил… Выслушал замечания и предложения. Выслушал личное пожелание тебя разместить наилучшим образом. Ну то есть не тебя, а сестру, конечно… Вроде прилег отдохнуть…

– Александр Семенович, а Ольга правда так на бабушку похожа? Ну, когда она была в Ольгином возрасте?

– Да ну, Леш, о чем ты… Для него любая женщина в черной косынке… Господи, ему девяносто пять, мама на десять лет старше… Знаете что, а давайте-ка нальем, да и выпьем за них за всех. Не чокаясь, как положено. И за дядю Мишу тоже. Пожалуй, уже так.

М.М. дремал. Очень хорошо, думал он, что Сима приехала. Просто великолепно, это чудесный подарок.

Ей необходимо отдохнуть с дороги, а вечером он обязательно проверит, как разместили сестру. И если что-то окажется не так – обязательно добьется, чтобы все должным образом исправили, потому что сейчас не те времена.

Крепкий старик

«Вы считаете, опорожнить мочевой пузырь так легко?» – думал Илья Олегович, стоя над унитазом и ожидая хоть какой-нибудь струйки.

К кому он обращался – совершенно неизвестно, ибо, во-первых, никто и никогда не высказывал ему соображений о легкости этого дела, а во-вторых, в квартире просто никого больше не было. Поскольку Илья Олегович уже много лет жил один.

Телевизор и радио в данный момент тоже ничего подобного не утверждали. Так что мысль Ильи Олеговича носила чисто риторический характер.

Осознав все это, Илья Олегович улыбнулся изяществу своих ментальных построений, затем еще раз улыбнулся тому, как сконструировалась у него фраза: вы считаете… и так далее. С местечковой интонацией фраза-то.

Тут же вспомнился школьный товарищ Ёсик. Мальчик из добропорядочной, положительной еврейской семьи: папа – торговый работник, мама – медицинский. Старшая сестра – коротконогая, плотная, темно-карие глаза, волнистые густые черные волосы, пушок над верхней губой, россыпь угрей по щекам и на лбу. И Ёсик – большеголовый, рыжий.

На каникулы Ёсика отправляли в Винницу, к родне, и первую неделю после возвращения из него такие вот фразочки и перли. А смысл фразочек был все больше гопнический, поскольку общался Ёсик в Виннице в основном с местным хулиганьем.

Очень это всех тогда забавляло. Эх, и сколько же лет прошло, вздохнул Илья Олегович. Без малого шестьдесят… Некоторые столько и не живут…

Струйка все не выдавливалась, и Илья Олегович припомнил еще, что Ёсик всегда побеждал в их соревнованиях кто выше сцыканет. На обращенной к мусорным ящикам глухой стене здания школы его отметка стабильно ложилась на уровень второго этажа, самого верха. А Илюша обычно занимал второе место. Тоже, между прочим, почетное.

Да, был тогда напор… А сейчас?

Ну, наконец-то пошлó. Капнуло раз, другой, дробно застучало по фаянсу и, наконец, вяло полилось.

«Наконец, полилось из конца», – снова улыбнулся Илья Олегович. Затем привычно констатировал: «Непорядок с мочеполовой системой». И привычно же поправил себя: какой еще к свиньям собачьим половой? Выражайся уж как есть: с мочевой. А про половую – что там думать.

Завершив утренний туалет, Илья Олегович без аппетита позавтракал творожком со сметаной, но без сахара, выпил чашку бледноватого чая, тоже без сахара. Эх, в былые-то годы не представлял себе утра без крепчайшего сладкого кофе, да под сигаретку. Но – возраст, возраст…

Нет, не то, чтобы Илья Олегович трясся над своим здоровьем. Чем-чем, а этим Господь не обидел. Вон, даже зубы до сих пор свои, все, сколько осталось – а именно двадцать шесть. Немало для его лет.

И все остальное тоже более-менее. Подагра, и та не берет. Так, колени иногда побаливают, спина беспокоит, но это пустяки. Ну, и с мочеиспусканием проблемы случаются. Но и это, в общем, терпимо.

Просто все сладкое, равно как кофе, табак и алкоголь, перестало доставлять удовольствие. А раз так – чего дергаться…

Нет, за здоровье Илья Олегович не беспокоился. Волновали его две вещи: не впасть бы незаметно для себя в маразм, это первое. И не начать бы пахнуть по-старчески, это второе. Запах в комнате бабушки, царствие ей небесное, до сих пор помнился. И ведь в чистоте старушка содержалась, и под себя, Боже упаси, не ходила. А вот дух старости… даже, точнее сказать, дряхлости… вот этот дух в бабушкиной комнате ничем не выводился.

Илья Олегович аккуратно вымыл посуду, вытер кухонный стол и переместился в комнату, где одновременно болботали телевизор и радиоприемник. Пощелкал пультиком. Ничего интересного, показывали всякую дрянь. Прислушался к радио – по «Эху» шла передача о недвижимости. Тоже скучно. Что его однокомнатная квартирка стоит сейчас тысяч семьдесят, а то и восемьдесят… а может, и все сто… в общем, немало стоит, это Илья Олегович и так знал. Будет детям что оставить.

Он выключил и телевизор, и приемник. Чем бы себя занять… Покосился на телефон. Звонить никому не хотелось. У детей вроде все в порядке, Сашка, в смысле Александр Ильич, бьется в своем бизнесе, невестка Ольга полна скепсиса и энергии, внук Мишка балбес, конечно, но очередную сессию сдал без хвостов. Не о чем беспокоиться. И звонить им нечего – раздражать только.

Друзьям звонить – тоже одно расстройство нервной системы. Жора заведет свое непременное – как его пытались по коммунальным услугам обмануть на копейку и как он всех вывел на чистую воду. Нудно, обстоятельно, во всех подробностях. Нет, ну его. Валя, бывшая сотрудница – она помоложе, и зачем-то старается Илью Олеговича опекать – примется рассказывать о каких-нибудь уже забытых им общих знакомых и их совсем неведомых родственниках. Тоже в деталях. Удерживать нить такого разговора почти невозможно. Да и к чему?

Почитать что-нибудь… Илья Олегович вздохнул. Серьезная литература что-то не идет последнее время: вроде читаешь, а мысли самопроизвольно куда-то улетают, смотришь – ничего уже не понятно. Приходится назад возвращаться, перечитывать, а чуть расслабишься – и снова задумался о чем-то постороннем. И, что нервирует, – не вспомнить, о чем.

А легкий жанр – дешевые детективы и тому подобное – ну, никак не привлекает. Просто скучно.

В магазин сходить… Илья Олегович посмотрел в окно – погода хорошая, сухо, и не жарко при этом, да и не холодно. И тихо.

Заглянул в холодильник – ничего вроде не надо особенного, если только рыбки взять, да творога подкупить. Проверил хлебницу – лежит себе булочка из муки грубого помола. Тоже можно взять. Хлеба он, правда, мало ест, ну да эти булочки в вакуумной упаковке, по три штучки. Не испортятся, а хватит надолго.

Вот и занятие образовалось.

Он тщательно собрался. Натянул чистые носки – плотноватые… ничего, сойдет. Джинсы – старенькие, но тоже чистые, даром что в основном-то выцвели, а на замятиях нет, и замятия эти кажутся грязными – а на самом деле все чисто. Футболку бежевую, вчера только выглаженную. Сверху – куртку кожаную, изготовленную на заказ, извините, «дцать» лет назад, в разгар перестройки. Как новая… И кроссовки, тоже не первого года нóски, но даже не завонявшиеся. И совсем целые – подагры-то нету.

Посмотрелся в зеркало, порадовался: что годы назад носил, то и сейчас впору.

Деньги пересчитал. О-го-го! Четыреста семьдесят рублей, это с большим избытком! А до пенсии всего-то два дня. Да если что, Сашка всегда подкинет. Хотя злоупотреблять не стоит…

Что ж, избыток имеется – можно будет еще газеток с кроссвордами взять. Кроссворды полезны: они на страже от маразма стоят. Как рыба, только с ментальной стороны.

Напоследок проконтролировал: пенсионное с собой – ехать вроде никуда не надо, но мало ли; и телефон мобильный, Мишкой на юбилей подаренный, с собой – тоже мало ли.

Прихватить сумку на колесиках? А нет, пожалуй: что там нести-то, с килограмм будет общим счетом. Я ж еще крепкий старик, подумал он.

Ну, двинули.

А и правда – на улице хорошо. Погода приятная, машин немного, загазованность слабая, дышится, по его-то возрасту, легко. Практически ничего не болит. Идешь себе, не торопясь. А что, жить можно.

Илья Олегович повеселел.

В торговом центре он не сразу пошел в супермаркет. Прежде прошвырнулся по разным магазинчикам. Поглазел на витрину с часами. Постоял у полок с дисками. Павильончики с детской одеждой и детским же питанием проигнорировал – неинтересно. Зато в магазине электронной техники задержался. Телевизоры, телефоны, джойстики какие-то, весы напольные, электрочайники, компьютеры всевозможные. С удовольствием прогуливался, да. И даже не устал. И порадовался, с каким достоинством ответил на предложение продавца чем-нибудь помочь: «Спасибо, я пока присматриваюсь».

Потом и по супермаркету погулял. А что, тоже увлекательно: в аквариуме осетришки плавают, раки ползают. Вино тоже – разнообразнейшее, и водка, и коньяки всяческие… Особенно – в шкафчике стеклянном, под замком.

Наконец, взял, что требовалось, быстро прошел через кассу, из сдачи забрал только бумажные деньги и монетки пятирублевые – рублевых две штучки оставил. Загрузил покупки в фирменный пакет и направился к выходу.

Ненадолго задержался у киоска с газетами – выбрал пару кроссвордных изданий. И – на улицу.

Постоял немного на ступеньках, подышал полной грудью. Собрался в обратный путь.

– Илья Олегович?

Он повернул голову направо. Женщина. Немолодая, в мешковатой куртке и просторных брюках. Лицо как будто знакомое. И голос…

– Илюша…

– Господи, – вырвалось у него. – Господи, Аня…

Он ощутил слабость в ногах. Действительно, Аня. Лицо расплылось немного, но ведь узнал, узнал… Да и она его…

– Ты как здесь? – спросил он чужим голосом. Прокашлялся и повторил. – Какими судьбами?

Аня подошла вплотную.

– Правда – это ты… А у меня в вашем районе подруга. Приболела она, вот я и приехала. Ну, и в супермаркет – купить ей того-сего.

– Аня, – пробормотал Илья Олегович, собрался было коснуться ее руки, но не решился.

– Слушай, – быстро заговорила женщина, – ты, наверное, торопишься? Нет? А у меня тоже полчаса найдется, у Галки там ничего смертельного, а тут у вас вот с той стороны кофейня, приличная вроде бы, давай кофейку попьем, а?

Илья Олегович замялся.

– Я приглашаю, – засмеялась она, и побежали лучики от глаз, как встарь, даже среди морщин.

Проницательна, тоже – как встарь, подумал Илья Олегович.

– Ну, пойдем, а? – на лицо Ани набежала тень.

– Пойдем, – глухо ответил он.

В кофейне они оказались одни.

– Ты что будешь? – спросила Аня. – Я – вот, наверное, штрудель. И, конечно, кофе. По-восточному. – Она засмеялась. – А ты, кроме, естественно, кофе, что будешь?

– Да я кофе не пью, – пробормотал он.

– Ты?! Ты – кофе не пьешь?! Ты же всегда кофеманом был!

– Так это когда… Годы, знаешь ли… Я и курить бросил… А, ладно, давай тоже по-восточному. По-турецки, если уж правильно.

– Да, годы… – Аня пристально посмотрела на него. А глаза-то молодые, отметил Илья Олегович, невыцветшие. Ну, она и помоложе него будет, семь лет разницы. Стало быть, шестьдесят девять ей… А не виделись – сколько? Он быстро прикинул – двадцать шесть лет.

– Двадцать шесть лет не виделись, – сказал он зачем-то.

– Двенадцать, – мгновенно поправила она. – На похоронах Сережи Малышева мы оба были. На отпевании, вернее.

– Да? – удивился Илья Олегович. – А я тебя не заметил там.

– Я-то тебя заметила, – усмехнулась Аня.

Помолчали.

– Хороший кофе, – сказала она.

– Да, – согласился он.

– Илюша… Как ты живешь?

– Вдовею, – коротко ответил Илья Олегович.

– Вот как… А я все как прежде… Хотя нет, вру: бабушка давно. Внучат двое, девочка и мальчик, школу уже скоро заканчивать будут.

– У меня тоже – внук. Студент.

Снова помолчали.

– Что-то не так, Илюша?

– Да нет, – отозвался он. – Нормально.

Как-то не о чем стало говорить, и чувствовал себя Илья Олегович не в своей тарелке. То есть о чем поговорить, конечно же, было, но – мешало что-то.

Заговорила об этом Аня.

– А помнишь, Илюша, как мы расстались?

Он судорожно кивнул.

– Ты просто исчез. Я тебя любила, знаешь?

– Никогда не был уверен, – выдавил он.

– Я дура… Надо было прямо сказать… Ты-то не скрывал… Но и ты, извини меня, дурак дураком оказался… Всё же видно было, все всё видели. Кроме тебя…

– Не был уверен… – тупо повторил он.

– Ну да… Вечное твое – недостоин… А когда я уже совсем решилась – ты взял и исчез.

А я, вспомнил Илья Олегович, к тому времени как раз во всем уверился. И понял, что ты решилась. И – отступил.

Вслух он этого, разумеется, не произнес.

– Тебе оставалось только руку протянуть, – сказала Аня. – Ты же меня любил? Ну, напомни – любил?

Он не ответил – ни словом, ни кивком.

Аня вздохнула.

– Знаю, любил. Но – испугался… Ну вот сейчас, жизнь-то уже заканчивается, да и не увидимся больше, ну чего скрывать, скажи: не жалеешь?

Илья Олегович сидел изваянием. Только правая икра непроизвольно подрагивала, но этого никто видеть не мог.

– Понятно, – проговорила Аня. – Ну, ладно, рада была повидаться. Пора мне, Галка там ждет. – Она помахала рукой официанту. – Посчитайте, пожалуйста.

Когда вышли на улицу, Илья Олегович отметил про себя, что стало ветренее.

– Ну, пока, мне в магазин, – сказала Аня.

– А я домой, – ответил он. – До свиданья.

И уже когда она поднялась по ступенькам к дверям супермаркета, произнес ей в спину:

– Не знаю, жалею или нет. Не знаю.

Ему показалось, что Аня чуть повернула голову. Но, может, только показалось.

Створки дверей открылись и закрылись.

Илья Олегович двинулся домой. Теперь он поторапливался, потому что – ветер.

Да и мочевой пузырь снова напомнил о себе.