Текст книги "Жизнестойкость арктических городов: теория, комплексный анализ и примеры трансформации. Коллективная монография"

2.2. В Арктике это не работает: опыт применения эконометрических методов оценки жизнестойкости к городам Российской Арктики (2009—2016)

Опыт оценки жизнестойкости городов в региональной экономике

Проблема выбора параметров оценки жизнестойкости коренится в неоднозначности самого термина: на данный момент нет консенсуса даже в отношении термина, пригодного для использования на русском языке (см. детальный анализ в работе: Жихаревич, Климанов, Марача, 2020). В свою очередь, неоднозначность термина «жизнестойкость» во многом связана с его «двойным» происхождением: термин возник в экологии и почти одновременно в психологии (и в данных отраслях на русском языке закрепилось понятие «жизнестойкость»), а затем был перенесен в экономику и экономическую географию (где по поводу не только перевода термина, но в отношении вариативности его наполнения возникли дискуссии).

Мы хотели бы в максимальной степени сохранить исходное значение термина – настолько, насколько возможно при перенесении его в географию – и следуем традиции перевода термина «resilience» именно как «жизнестойкости», чтобы не прерывать преемственность с экологией и психологией (Замятина, Медведков, Поляченко и др., 2020).

В практике анализа жизнестойкости городов, в свою очередь, сложилось два основных подхода, каждый из которых имеет как достоинства, так и недостатки.

Первый подход учитывает сложность городской системы, включает экологические, управленческие, поведенческие, экономические аспекты. Однако в рамках данного подхода практически невозможны количественные сопоставления по большому числу объектов наблюдения, работа ведется на микроуровне с отдельными городами (яркий пример (Collier, Hambling, Kernaghan, etc., 2014).

Второй подход заключается в количественной оценке жизнестойкости на больших массивах данных. При этом жизнестойкость, по сути, редуцируется к сугубо экономическим аспектам. В общем случае критерием проявления жизнестойкости служит динамика численности населения и/или валового продукта, и различные параметры тестируются на предмет объясняющей силы этих изменений, хотя в методиках анализа встречаются различные вариации. Например, Р. Мартин для расчета жизнестойкости использовал набор двух показателей: сопротивляемости (способность сохранять исходные экономические показатели во время кризиса) и восстановительной способности (Martin, 2012). Другие авторы дополнительно использовали методы сдвиг-доли (Giannakis, Bruggeman, 2017 или статистического анализа взаимного влияния по полученным показателям (Fingleton et al., 2012). Сильной стороной подобного «экономоцентричного» подхода является безусловное доказательство роли того или иного фактора в формировании траектории прохождения города через кризис, а слабой – узость сферы анализа (например, в работе Мартина (2012).

Сходство обоих подходов состоит в том, что жизнестойкость в обоих случаях оценивается эмпирически – как реакция на кризис. В первом случае идет речь о многокомпонентном наборе параметров жизнестойкости, описывающем структуру города как сложной системы. Во втором – проводится оценка влияния некоторых факторов на узкий аспект жизнестойкости города (его экономическую жизнестойкость), зато по большой выборке городов, сопоставимых с точки зрения опыта преодоления конкретного кризиса.

Применительно к Арктике экономоцентричный подход представляется исходно менее надежным. Дело в том, что в нем используются «предзаданные» критерии жизнестойкости вроде сохранения численности населения. Но правомерность использования именно такого параметра в качестве универсального критерия жизнестойкости в Арктике сомнительна, особенно в свете былых дискуссий о «перенаселенности» российского Севера (см. к примеру Пивоваров, 2012). А также в свете сравнительных исследований зарубежной и российской Арктики: в зарубежной преобладают города с преимущественно административными функциями и сферой услуг, в российской – промышленные, находящиеся в районах добычи полезных ископаемых (Замятина, Гончаров, 2020).

Можно допустить, что сокращение численности населения некоторых арктических городов – не столько признак потери жизнестойкости, сколько, напротив, переход на иную более жизнестойкую позицию, некий гомеостазис системы. Интересно, что подобная ситуация наблюдается и в природных системах: сильные колебания численности популяции определенного вида могут соответствовать высокой жизнестойкости (по сути, за счет «встроенной» нестабильности!), в тех случаях, когда такие популяции оказываются способны переносить экстремальные внешние условия (Holing, 1973).

Другие возможные показатели также не универсальны. Сугубо экономические показатели не отражают экологическую жизнестойкость (если, конечно, не брать «зеленый ВВП», но подобный показатель пока не вычисляется для городов). Кроме того, многие арктические города подвержены циклическим воздействиям в соответствии с «волнами» освоения близлежащих месторождений: быстрый рост экономики и большой объем входящей миграции может означать всего лишь восходящую фазу фронтирного цикла освоения месторождения – ресурсной экономической специализации города. В этом случае следующей фазой станет, с высокой вероятностью, экономическая депрессия (Замятина, 2021).

Тем не менее, учитывая безусловное преимущество второго подхода – возможность сравнения городов между собой, было проведено пробное исследование экономической жизнестойкости арктических городов России по признанной методике Р. Мартина, с расширением круга использованных параметров за счет ряда природных, транспортно-географических и других показателей. Методика была разработана для оценки жизнестойкости регионов Великобритании (Martin, 2012) Согласно ей, жизнестойкость делится на сопротивляемость и восстановительную способность.

Сопротивляемость – способность экономики региона не пострадать от кризиса, а восстановительная способность – быстро вернуться на нормальную траекторию развития. При этом состояние системы характеризуется индикатором жизнестойкости, в качестве которого обычно берут занятость, но по смыслу расчетов можно взять и любую другую характеристику экономической системы, как относительную, так и абсолютную: ВРП, душевой ВРП, среднюю заработную плату, потребительские расходы.

В оригинальной версии методика выглядит так:

res = (∆Er / Er) / (∆En / En),

где

res – сопротивляемость,

∆Er – изменение занятости в городе или регионе в период

кризиса,

Er – занятость в городе или регионе,

∆En – изменение занятости в стране в период кризиса,

En – занятость в стране.

Аналогично рассчитывается восстановительная способность, только данные берутся за другой период: вместо кризисного спада следует взять посткризисное восстановление.

В данном проекте был применен более простой метод. Во-первых, за ненадобностью опущен знаменатель, так как он будет одинаков для всех городов. Во-вторых, рассчитана жизнестойкость с 2009 по 2016 гг. Формально, это восстановительный период после кризиса 2008—2009 гг., однако занятость в арктических городах в этот период, как правило, падала. Поэтому назовем эту величину «жизнестойкость», не конкретизируя, сопротивляемость это или восстановительная способность.

Формула будет выглядеть так:

res = ∆Er / Er = (E₂₀₁₆ – E₂₀₀₉) / E_2009,

где

E₂₀₁₆ – занятость в городе в 2016 г.,

E₂₀₀₉ – занятость в городе в 2009 г.

Аналогично рассчитывается и жизнестойкость отраслей.

Уточним, что в данной работе исследуется только так называемая структурная жизнестойкость (engineering resilience), то есть не учитываются процессы переориентации и подстройки экономической системы к новым условиям (Fingleton et all, 2012). Сложность учета таких процессов – еще один недостаток используемого метода.

Оценка жизнестойкости отраслей

Так как, согласно теории, ключевое влияние на экономическую жизнестойкость городов и регионов оказывает их специализация и экономическая структура, целесообразно начать с анализа жизнестойкости отраслей. При этом наиболее жизнестойкими считаются крупные диверсифицированные города и регионы со специализацией на государственных или частных услугах. Промышленная специализация должна делать город более уязвимым к кризисам и затруднять восстановление после них.

Таблица 5. Жизнестойкость отраслей в рассматриваемых арктических городах

Как видим, наименее жизнестойкими оказались сельское хозяйство и рыболовство, но они не играют важной роли в городской экономике. За ними идет строительство и некоторые виды услуг (финансы, транспорт и связь). Наиболее жизнестойкими являются относительно простые неторгуемые услуги (торговля и ремонт) и, со значительным отставанием – добыча полезных ископаемых. Немного выше среднего выглядит и динамика обрабатывающей промышленности.

Таким образом, базовый сектор арктических городов (как правило, это обрабатывающая и добывающая промышленность) сокращается медленнее городской экономики в целом, а сектор услуг показывает разные результаты.

Оценка жизнестойкости городов

Наиболее жизнестойкими оказались Пуровский район, региональные центры (Анадырь, Салехард, Нарьян-Мар) и промышленные города (Норильск, Мончегорск). Наименее – часть городов ЯНАО (Губкинский, Лабытнанги, Новый Уренгой), города Мурманской (Кировск, Апатиты) и Архангельской (Архангельск) областей, республики Карелия (Беломорск).

Потенциальные факторы жизнестойкости городов

Согласно теории, большой размер городов, сервисный и инновационный характер экономики, ее диверсифицированность, независимость от экспорта и иностранных инвестиций, более высокая производительность труда и уровень экономического и инфраструктурного развития должны повышать экономическую жизнестойкость. Имеющийся набор данных из Базы данных муниципальных образований (БДМО) позволяет проверить только часть гипотез. Возможно протестировать влияние размера, структуры экономики, статуса регионального центра, наличия или отсутствия нефтегазовой специализации, доступность железнодорожного или водного транспорта. Также можно оценить влияние «степени арктичности», так как Архангельская область (кроме НАО) и Карелия не входят в состав Арктики по международным стандартам.

Регрессионная модель жизнестойкости городов

Была построена регрессионная модель жизнестойкости арктических городов (см. табл. 6). Согласно модели, размер города и расположенность в «полуарктической зоне» (Архангельская область и Республика Карелия) снижают жизнестойкость, а статус региональной столицы и специализация на обрабатывающей промышленности повышают ее.

Проведенный выше анализ позволяет заключить, что факторы жизнестойкости различаются по периодам, странам и территориям. Особенность российской Арктики в том, что города сильно различаются по динамике экономического развития (от +47,9% в Пуровском районе до -27,7% в Кировске) и имеют особый механизм действия некоторых факторов жизнестойкости. Так, вопреки теории негативное воздействие оказывает размер города. Это можно связать с падением занятости в относительно крупных городах Архангельской и Мурманской областей. С размером же связана и относительно большая жизнестойкость городов «настоящей» Арктики. При этом в 1990-е гг. закономерность была обратной: «полуарктические» города были более жизнестойкими (Polyachenko, 2019, 2022). Это косвенно свидетельствует о том, что после шоковых миграций 1990-х гг. ситуация в Арктике постепенно нормализуется.

Таблица 6. Регрессионная модель жизнестойкости

С точки зрения специализации нефтегазовые города, не испытавшие шоковых миграций, перестали выделяться повышенной жизнестойкостью. Это можно связать с тем, что они вошли в фазу зрелости и практически перестали расти или начали падать, а прирост обеспечивается за счет вахтовых проектов на сельских территориях, что косвенно подтверждает почти полуторакратный рост занятости в Пуровском районе. Заметим, что показатель занятости для нефтегазовых городов условен, так как зависит от того, где зарегистрированы работники основных добывающих предприятий, входящих в состав крупных корпораций. Например, резкий спад показателя занятости в Губкинском в 2012 г., вероятно, связан с изменением учета работников и точно не отражает экономическую ситуацию в городе.

Интересно наличие положительного влияния нехарактерной для Арктики обрабатывающей промышленности, также противоречащее теории. Действительно, города с высокой долей промышленности (Северодвинск, Мончегорск, Норильск) оказались более жизнестойкими. Это можно связать с их большей конкурентоспособностью и более высоким уровнем экономической активности. Подобная зависимость жизнестойкости не от диверсификации и разнообразия, а от силы и качества функционирования базового сектора подтверждается и для периода 1990-2000-х гг., а также спадом в некоторых отраслях сферы услуг.

Напомним, что в данном случае имеется в виду структурная жизнестойкость, вычисляемая просто и не учитывающая долгосрочные эффекты приспособления и переориентации экономики. Таким образом, вывод о том, что для структурной жизнестойкости наиболее важно благополучие базового сектора не свидетельствует о том, что и в долгосрочном периоде эффективные моногорода это преимущество сохранят.

Таблица 7. Оценка жизнестойкости российских арктических городов в период 2009—2016 гг.

Таким образом, факторы жизнестойкости могут существенно отличаться в разных странах и в разные периоды. Так, в российской Арктике жизнестойкости добавляет успешность базового сектора экономики и столичный статус, специализация на обрабатывающей промышленности. Размер и обеспеченность транспортной инфраструктурой сами по себе на жизнестойкость не влияют. С 1990-х гг. произошло определенное сглаживание динамики городов с разными отраслями специализации (нефтегазовые, другие сырьевые, транспортные), потеряли свое преимущество относительно южные, «полуарктические» города Карелии и Архангельской области.

2.3. Попытка синтеза: пятикомпонентная модель жизнестойкости арктического города

Синтез рассмотренных выше (раздел 2.1.) подходов к развитию арктических городов со всей очевидностью должен быть проведен с учетом следующих принципов:

– повышенная роль внешних (в том числе глобальных) факторов, в числе которых большое значение имеет сообщение с основной зоной расселения, ключевыми экономическими и политическими центрами за пределами Арктики;

– тесная взаимосвязь многих аспектов функционирования города: не только природной среды и экономического развития, но и культурных установок, технологического развития и др.; при этом природная среда, в свою очередь, имеет самые разные проявления: источник экосистемных услуг, источник негативного воздействия на инфраструктуру, здания и сооружения (коррозия, ветровое воздействие, воздействие мерзлых грунтов и т. д.), источник воздействия на физическое и психическое здоровье человека (известный феномен «полярного напряжения») и др.

Сложность функционирования арктического города обуславливает целесообразность его рассмотрения как многокомпонентной системы, включающей производство, жизнеобеспечение, местное сообщество с присущими ему культурными установками, систему управления, природную среду (включая экономические природные ресурсы). Подобный подход (с некоторыми вариациями) встречается и в некоторых работах по жизнестойкости внеарктических городов (Collier et al., 2014). Важной особенностью применения данного подхода к арктическим городам должно стать рассмотрение данной системы как открытой, учитывающей мощные внешние воздействия.

Среди важнейших аспектов учета открытости системы арктического города – открытость к изменениям климата, глобальным экономическим циклам и волнам спроса на определенные ресурсы, к политическим изменениям и, в более локальном масштабе, готовность к рискам в сфере транспортной доступности. Последний аспект актуализирует проблему самообеспечения, использования местных ресурсов. Данная тематика стала актуальной в глобальном масштабе в последние десятилетия в связи с повышением внимания к проблемам изменения климата, однако в Арктике дилемма улучшения снабжения/самообеспечения актуальна с момента возникновения первых арктических городов, уже накоплен огромный опыт, требующий систематизации и обобщения. Безусловно, дилемма завоз/самообеспечение должна стать одной из важнейших линий в изучении жизнестойкости арктических городов.

Что касается внутренних механизмов функционирования такой сложной городской системы, то здесь целесообразно учесть опыт смежных областей. Это общая теория систем, теория катастроф; в числе прочих была актуализирована теория организации Богданова, создававшаяся еще в начале XX века (Акимов, Порфирьев, 2004). В прикладной сфере «второе дыхание» получили труды по научной организации труда, бережливого производства и др.

В наиболее широком подходе речь идет о любых типах систем – технологических, организационных; к числу рассматриваемых систем относятся и города. Устойчивость систем к чрезвычайным обстоятельствам (то есть жизнестойкость) ставится в зависимость от внутренних свойств самих систем – в первую очередь, особенностей внутренних связей между элементами систем.

Универсальная классификация внутренних связей как основы жизнестойкости системы предложена Перроу. В его широко цитируемой работе «Нормальные катастрофы» дается классификация систем, основанная на двух параметрах: сложности и жесткости связей. Внутрисистемные связи подразделяются, с одной стороны, на простые (линейный, аналогичные связям в конвейере) и сложные (многочисленные параллельные соединения), и с другой стороны, на жесткие и гибкие (Perrow, 1999). Гибкость внутрисистемных связей подразумевает возможность подмены функций одного элемента другими, допустимость различных вариантов результатом взаимодействия и т. д. Таким образом, выделяется четыре типа систем (таблица 8).

Таблица 8. Взаимосвязь между типом связей внутри системы и ее устойчивостью (по Перроу)

В Арктике, в общем случае, представлены поселения с разным типом системной организации. Самая простая система с жесткими связями – вахтовый поселок, относительно легко управляемый. Самая сложная система – достаточно крупный монопрофильный город. Относительно сложная система с жесткими связями – классический многопрофильный город с присущими ему характерными блокировками: когнитивной, функциональной, политической. Относительно простая система с гибкими связями, по всей видимости, представлена традиционным поселением коренных жителей. Гибкость поселения обеспечивается, в немалой степени, за счет возможности передислокации, пространственной мобильности системы расселения; в работах А. В. Головнёва (2009) повышенная мобильность рассматривалась как специфическая, и даже системообразующая черта традиционного арктического хозяйства. Однако в условиях потепления климата и роста его нестабильности степень гибкости таких поселений проходит проверку на прочность. Так, по мнению И. И. Крупника (1989), таким природно-климатическим периодам в функционировании арктических этноэкосистем присущи «кризисы жизни». Представляется, что в подобных случаях для традиционных поселений особую роль приобретает степень связности с территориями, имеющими охотничье-промысловое значение и характер изменения их экологического потенциала. Для сложных систем предлагались разные варианты обеспечения устойчивости. Среди них выделяется практически универсальный принцип гибкой устойчивости как практически универсальный принцип обеспечения устойчивости сложных организационных систем. (Первоначально принцип гибкой устойчивости был сформулирован в 1988 г. А. Вилдавски; в 2000-х годах переосмыслен в духе концепций сложности и мобильностей Дж. Урри и работ У. Бека – см. об этом: Грызунова, 2012.) Основная идея гибкой устойчивости состоит в возможности отдельных элементов системы в экстремальной ситуации выполнять функции других элементов, или, шире – способности к изменчивости функций. Эта идея хорошо согласуется с известными прикладными методами реструктурирования экономики монопрофильных городов и опытом развития фронтирных территорий (Замятина, Пилясов, 2015; Huskey, 2017), когда в случае краха основной отрасли экономики на роль градообразующих выдвигаются вспомогательные производства, или, допустим, сфера культуры (туризм) и т. д.

В то же время, для арктических городов важно четкое соответствие разных элементов городской системы под климатические условия: здесь необходимы специфические технологии, материалы, виды деятельности и поведенческие установки, – и это, напротив, способствует формированию жестких связей внутри городской системы.

Таким образом, задача обеспечения жизнестойкости арктических городов должна дать нетривиальный вариант совмещения отчасти противоположных задач:

– обеспечение сопряженности, точной подгонки специфических функциональных элементов городской системы друг под друга;

– обеспечение гибкости этих сопряжений, позволяющей перекомпоновку системы в экстремальных ситуациях или в случае радикальных изменений отдельных элементов системы (например, технологические революции).

При этом каждый из элементов:

– подвержен существенным внешним воздействиям (включая изменения транспортной ситуации),

– претерпевает собственную эволюцию (развитие, рационализация, техническая эволюция, износ и др.).

Возможный набор элементов городской системы с точки зрения устойчивости наиболее детально рассмотрен в работах по устойчивости и жизнестойкости. Разные авторы выделяют разные элементы; резюмируя и обобщая изученные работы, выделим следующие, наиболее общие элементы города как системы:

– подсистема экономической специализации (градообразующие экономические функции);

– подсистема жизнеобеспечения (градообслуживающие экономические функции);

– природно-экологическая подсистема (обеспечение экосистемными услугами и ассимиляция загрязняющих веществ);

– социокультурная подсистема;

– административно-управленческая подсистема.

Поясним особенности каждой из подсистем чуть более подробно. Экономическая деятельность здесь разделена на два блока. Первый – подсистема экономической специализации – связан с производством товаров и услуг на внешний рынок, иными словами, это те виды деятельности, которые формируют специализацию города, или, как их традиционно называют в отечественной экономгеографии, градообразующие функции. Второй блок – подсистема жизнеобеспечения (градообслуживающие функции) – это сфера производства товаров и услуг преимущественно для внутреннего потребления города: это тепло– и энергообеспечение, водное и дорожное хозяйство, транспорт (кроме транзитного), удаление и переработка отходов, розничная торговля, социальные услуги и т. п. В некоторых случаях сюда же могут относиться сельскохозяйственные предприятия, производство стройматериалов и т. д.

Заметим, что экономическая специализация арктических городов абсолютно не обязательно связана с производством, как нередко полагают. Специализация, оказание услуг на внешнем рынке, может быть обеспечена транспортно-логистическими услугами (перевалочная база), научными (метеорологический центр и система информационного обеспечения навигации, такие функции, в частности, многие годы выполнял поселок Диксон), учебными (например, университет в Фэрбанксе), административными (региональный или национальный административный центр). В последнем случае, заметим, потрясения могут быть связаны с изменением статуса города: утрата столичного статуса автоматически означает вывод из города ряда организаций. Следовательно, происходит сокращение числа рабочих мест, налоговых поступлений и т. д. Опыт показывает, что разрушительным может быть и психологический эффект, который оказывает снижение административного статуса города на местное сообщество (пример Игарки).

Природная среда обеспечивает город рядом ресурсов (от чистого воздуха и воды до полезных ископаемых и эстетических ресурсов), открывает возможности для развития рекреации, возобновляемой энергетики, охраняемого природопользования и при этом она, в свою очередь, находится под воздействием городского хозяйства (выбросы, загрязнения и др.). Все чаще совокупность такого рода явлений называют экосистемными услугами. В отличие от других районов Земли, в Арктике существует целый спектр специфических воздействий. Например, тепловое и механическое воздействие на многолетнемерзлые породы, которое может приводить к деформации зданий и сооружений за счет неравномерного пучения грунтов и развития термокарста. Плотность застройки – важнейший фактор, оказывающий влияние на динамику льдистых пород. Так, в условиях островной криолитозоны плотность застройки выше 30% вызывают масштабную деградацию многолетнемерзлых пород (Хрусталев, 2005).

Система управления близка социокультурной, однако в основе они имеют разные механизмы развития. Социокультурная подсистема включает не только местное сообщество как таковое, но и совокупность культурных установок и ценностей, определяющую большинство повседневных практик. В широком смысле социокультурная подсистема отвечает за поведение горожан во всех их проявлениях, включая продолжительность проживания в городе или миграцию, участие в управлении городом или дистанцирование, повседневные практики включения в другие подсистемы городской жизни – например, практики удаления отходов; практики здорового (или нездорового) образа жизни, репродуктивного поведения, политическую активность и др. В числе прочего социокультурная подсистема задает определение «нормальности» ситуации в городе в целом, и в работе остальных подсистем и их элементов, в частности. Не столько абсолютные параметры по многим направлениям (например, доступность тех или иных видов продовольствия, уровень чистоты воздуха и др.), сколько нормы их восприятия в определенном сообществе запускают (или не запускают) механизмы обратной связи (политическая активность, массовый отъезд из города, стихийные меры коррекции ситуации и др.). При этом социокультурные нормы меняются от места к месту и от поколения к поколению.

Административная (административно-управленческая) подсистема, в свою очередь, включает не только собственно администрацию города, но также нормативную и законодательную системы.

Изучение отдельных арктических городов дает наглядные примеры проявления выделенных ранее принципов жизнестойкости: взаимной сопряженности и одновременно гибкости компонентов. По-видимому, образцовым проявлением «гибкой устойчивости» арктического города в экстремальной ситуации можно считать ликвидацию зимней аварии 1979 г. на газопроводе под Норильском, когда взаимозаменяемость отдельных подсистем городской жизни доходила до того, что даже школьники на уроках домоводства лепили пельмени для ликвидаторов аварии (Проверка… 2018).

Несколько сложнее ситуация с обеспечением жизнестойкости относительно внешних факторов. Несмотря на десятилетия изучения дилеммы «завоз/самообеспечение», однозначного решения пока не сложилось. Сдвиг баланса в сторону завоза повышает риск возникновения чрезвычайных ситуаций в случае проблем с обеспечением транспортной доступности (вероятность которых в Арктике, как правило, высокая), но сдвиг баланса в сторону самообеспечения зачастую связан с удорожанием продукции ввиду высоких издержек ее производства в арктических условиях. По всей видимости, здесь тоже необходимо внедрение принципов гибкости, позволяющей арктическому городу существовать в разных режимах. Примеры такой гибкости также известны. Например, в годы Великой отечественной войны Игарка, где ранее уже была опытная сельскохозяйственная станция, добилась самообеспечения овощами и картофелем (Новиков и др., 1979).

При этом с определенной долей условности принцип гибкого самообеспечения может быть применен ко всем элементам городской системы. К примеру, самообеспечение в социально-культурной подсистеме – это опора на местные кадры и культурные ценности, в жизнеобеспечении – на местное топливо. В подсистеме специализации – опора на местный спрос (включая спрос со стороны окружающей территории – вахтовых и стационарных поселков в зоне влияния арктического города), противопоставленная производству продукции на вывоз во внеарктические районы (как это происходит в центрах добычи ресурсов).

Особый интерес представляет проблема гибкого самообеспечения в сфере природной среды. Конечно, имеется в виду экологическая самоочистка и самовосстановление природных комплексов. Однако в предельном, утопическом варианте самообеспечение применительно к природной среде может быть представлено через искусственное воспроизводство изолированной экосистемы (по типу известного проекта «Биосфера-2»). В случае Арктики речь идет о периодически выдвигаемых уже несколько десятилетий проектах «городов под куполом», подразумевающих замкнутую экосистему (Калеменева, 2013). Разумеется, это предельный, нецелесообразный для реализации вариант, удобный, тем не менее, в качестве «точки отсчета». В сфере самоуправления самообеспечение – это, безусловно, политическое самоуправление. Таким образом, дилемма «завоз/самообеспечение» должна пониматься широко, как многокомпонентный процесс.

Опыт показывает, что гибкость настройки отдельных компонентов городской системы в целом требует постоянного инновационного поиска. Заметим, что знаниевый компонент городской системы в контексте устойчивого развития или жизнестойкости рассматривается пока редко, особенно в России. Лишь в последние годы триада «наука, технологии, инновации» стала восприниматься и в России как инструмент для реализации Целей устойчивого развития (Доклад о человеческом развитии…). Однако данная тема пока не проработана на уровне городов, тем более в Арктике. При этом в случае жизнестойкости введение такого компонента оправдано и необходимо, и более того, по-видимому, активизация поискового, креативного поведения уже является естественным механизмом обеспечения жизнестойкости удаленных социальных сообществ (Хамфри, 2014).

По аналогии с компонентами жизнестойкости личности в психологии можно выделить три общих компонента жизнестойкости города. Они реализуются в четырех основных подсистемах города: экономической специализации, жизнеобеспечения, административно-управленческой и социокультурной. Это, если сохранять «психологические» названия: вовлеченность, контроль судьбы и готовность к риску – разумеется, в зависимости от сферы применения понятия трансформируются в аналоги. Так, в подсистеме экономической специализации жизнестойкость обеспечивается вовлеченностью в территориальное разделение труда (вовлеченность) в сочетании с высокой долей на соответствующем рынке («контроль судьбы»), а также способностью местной производственной системы к инновационному поиску, традиционно рассматриваемой в качестве важнейшего фактора экономического развития. В сфере жизнеобеспечения важны и возможность подвоза извне, например, топлива, что требует хорошего внешнего транспортного сообщения (вовлеченность), и собственные запасы («контроль судьбы»), очевидно, что в разных ситуациях может лучше сработать и то, и другое. Таким образом жизнестойкость определяется скорее разнообразием вариантов, чем неким единым «рецептом» преодоления кризиса. Опять же, готовность к инновациям – совершенно непреложное свойство преодоления кризисов. Выживание в кризис требует от административно-управленческой системы способности «вписаться» в федеральные или даже международные программы поддержки (вовлеченность), и при этом очевидно, что чем выше административный статус города, тем больше возможностей у его органов власти воздействовать на его сохранение («контроль судьбы»). С точки зрения социокультурной сферы проблема вовлеченности тесно сплетается с проблемой территориальной идентичности. Исследования последней показывают, что ассоциация с территорией не способствует жизнестойкости. Зачастую «укорененные» жители города более склонны к отъезду, чем новоприбывшие, сознательно выбравшие конкретное место для поселения. Таким образом, тема вовлеченности трансформируется в тему приверженности (привязанности к городу), в кризисной ситуации такая привязанность заставляет активно противодействовать кризису, а не мигрировать в другие места. В то же время высокая доля недавних мигрантов обычно обуславливает относительную легкость оттока части жителей в кризисное время, что парадоксально увеличивает жизнестойкость. Таким образом, система увязки социокультурных особенностей города и жизнестойкости должна включать, как минимум, два разных механизма (как и в случае жизнеобеспечения), что сильно усложняет моделирование ситуации. Идем далее: в случае социокультурной сферы «контроль судьбы» – хорошо изученная проблема, связанная с вовлеченностью местного сообщества в процесс принятия решений на местном уровне. Разумеется, тема восприятия инноваций здесь также актуальна.