Текст книги "Торум и кедровый посох. Ханты-мансийские сказки"

Ханты-мансийские сказки

© Анастасия Рыжкова, иллюстрации, 2024

© Оформление серии. АО «Издательство «Детская литература», 2024

* * *

О празднике яны пике

С древних времён медведь – священное и почитаемое животное многих народов Сибири, Урала, Дальнего Востока, Амура и Сахалина: хантов, манси, кетов, эвенков, угров, нивхов. А для коренного населения тайги он – живой символ силы, здоровья, хозяин всех лесов, человеческий кровный брат, главный зверь Евразии. Раз в несколько лет ханты и манси проводят медвежий праздник, который называется яны́ пике́ – даже в 21-м веке он важен для местных народов.

Яны пике начинается с охоты на медведя. У зверя просят прощения, и говорят, что «медведь не убит, он просто сдался». Медведя наряжают и украшают, поют ему ритуальные «медвежьи» песни, произносят молитвы древним духам, танцуют обрядные танцы. Всё это делается для того, чтобы примирить человека с убитым животным – так ханты и манси искупают свою вину перед всей добычей, которую приносят с охоты.

Торум и кедровый посох

Давным-давно это было. Жил в берестяном чуме мудрый и могучий старик Торум. Только не на земле он жил, а на небе – в пушистых облаках стоял его чум. У Торума была густая белая борода, в крепкой руке он носил кедровый посох. Сколько лет тогда Торуму было – уже никто не узнает, и где он теперь – никому неведомо.

Могучий старик ходил в тёплой шубе, сшитой из гладкого, как стрела, меха оленя. На ногах его были надеты кисы, пёстрые, как шкурка бурундука. А посохом своим умел Торум всякие-разные чудеса делать.

Смотрит однажды он с облака на землю и видит – нет на ней никого. Ни зверя, ни птицы, ни человека. Пустая стоит тайга, только могучие кедры в ней шумят-перешёптываются, гремят бурные реки и снегом потихоньку тайгу заметает.

Чум. Жилище коренных народов севера

– Нехорошо, когда пусто в тайге, – решил Торум. – Засиделся я в своём чуме, пора бы и землю навестить.

То́рум. Верховный бог у хантов

Спустился он по верёвочке с облака вниз и побрёл по тайге. Воздух в таёжном лесу был морозным. Вышел Торум на большую поляну, набрал веточек сухих, сложил в кучку. Поднял могучей рукой с земли два камня, один большой, а второй – маленький. Ударил старик камень о камень – высек искру, веточки как вспыхнут! Вот и первый огонь на земле получился.

Глины набрал, мягкого мха. Вылепил из глины мужчину и женщину, изо мха шубы им сделал, одел, чтоб не мёрзли в тайге, кисы им смастерил. Взмахнул Торум кедровым посохом – вот и первые люди на земле появились. Стоят, по сторонам озираются, слушают, как тайга шумит.

Ки́сы. Меховые сапоги, обувь охотников

– Вот вам морошка и дикая малина, ешьте их. Вот вам кедр, на кедре – шишки с орешка-ми-семенами, сытные, собирайте, сколько захотите. Пейте воду из бурных рек, грейтесь у костра, ловите рыбу калыданами, – так молвил им Торум.

– Одной морошкой и рыбой сыт не будешь, – забеспокоились первые люди. – Охотиться хотим!

Тайга. Густые дикие леса на севере Евразии и Америки

Улыбнулся Торум:

– Будет вам охота!

Снова взмахнул он своим кедровым посохом – вот и луки крепкие, и стрелы с костяными наконечниками в руках у первых людей.

Морошка. Сладкая северная ягода

Пошёл Торум по тайге дальше. А на кого людям охотиться-то? Сел на поваленную берёзу, задумался. Взмахнул в третий раз посохом, смотрит – побежали мимо олени, волки, лисы, выдры, зайцы, соболи, барсуки, еноты… Птицы полетели – кедровки, снегири, дятлы, глухари. Живности стало видимо-невидимо! И про медведя Торум не забыл. Слышит, вдалеке рёв медвежий раздаётся.

Снова улыбнулся Торум:

– Здравствуй, дедушка-медведь!

Калыда́н. Рыболовная сеть у хантов и манси

Позвал Торум таёжных зверей к поваленной берёзе. Подбежали к нему олень, волк, лиса, выдра, заяц, барсук, бурундук и медведь. Навострили уши, принюхиваются, с лапы на лапу переминаются.

– Олень! – говорит Торум. – Будут у тебя длинные и быстрые ноги, и будешь ты сбрасывать свои красивые рога. Сумеешь ты в тайге каждую корягу, каждую кочку перескочить, каждый бугор перелететь. Приручат твоих собратьев, привыкнут они в большом стаде жить, человеку верными друзьями станут.

– Хорошо, – сказал олень.

– Волк! У тебя будут острые зубы, и охотиться ты станешь с целой стаей твоих сородичей. Обходи стороной человечьи поселения, остерегайся капканов, не пугай охотников, и будет род твой здоров и невредим.

– Хорошо, – сказал волк.

– Лисица! Ты будешь самым хитрым зверем в тайге. Носи рыжую шубу, охоться на зайцев и куропаток, остерегайся ловушек и охотников. Как родятся у тебя лисята, обучи их охотиться и делать себе норы.

– Хорошо, – сказала лисица.

– Выдра! Ты будешь и на земле, и в воде жить. Станешь деток своих малых рыбой кормить, на спине научишься плавать. Человек тебе не враг будет.

– Хорошо, – сказала выдра.

– Заяц! Твоя шкурка будет менять цвет. Летом она будет серой, а зимой – белой. На снегу тебя не видно будет, от лисы сможешь прятаться.

– Хорошо, – сказал заяц.

– Барсук! Ты будешь ночным зверем. Днём будешь в своей норе прятаться, ночью – на охоту выходить.

– Хорошо, – сказал барсук.

– Бурундук! Ты будешь маленьким, красивым зверем. Шишки на зиму запасай, с птицами дружи.

– Хорошо, – сказал бурундук.

– А я как же? – проревел бурый медведь.

– А ты – хозяин тайги. Тебе даже люди будут поклоняться.

Вытащил Торум из карманов шубы два пера, одно перо глухаря, другое перо – совы. Дунул на каждое своим могучим дыханием – волшебными стали перья, пошёл от них неземной свет. Пустил Торум перья лететь по ветру. Долго-долго кружили перья по тайге, то на землю падали, то вновь в воздух поднимались. Где перо упадёт – там чумы появлялись. Стали жить в них оленеводы, рыболовы и охотники. Вот так и заселилась тайга.

Югра и Маченкат

Жили в тайге славный молодой охотник Югра и его сестра Маченкат. Росли они сиротами и во всём друг другу помогали. Югра на охоту ходил и рыбу ловил, а его сестра за хозяйством следила.

Подошла охотничья пора – брат в тайгу собрался. Говорит сестре:

– Маченкат, если гости к нам в дом придут, пока меня не будет, встреть их хорошо и ласково. Бурундук придёт – досыта накорми, сорока прилетит – водой напои, соболь в окно стукнет – у печки его согрей.

Югра надел тёплые кисы, шубу и белую шапку, взял припасы и ушёл в тайгу, а Маченкат села у окошка и рукавички из шкурок выдры начала шить. Шила-шила – ни сорока не прилетела, ни бурундук не пришёл, ни соболь не явился. А сама медведица пожаловала! В дом к Маченкат вошла – поклонилась.

Маченкат перепугалась, к печке подскочила, горсть горячих угольков схватила – и бросила медведице в глаза. Та лапой прикрылась, заревела от боли, и по той же дорожке, по которой Югра ушёл, убежала.

Прошло три месяца. Уже и весной запахло, а брата всё нет и нет. Маченкат о самом страшном думать начала – вдруг тайга брата её забрала? Вышла на крыльцо, смотрит – снежный вихрь вдалеке поднимается, и кажется ей, будто брат идёт навстречу. Думает: «Сердится, видно, на меня брат, что я искать его не иду!» Тут же вихрь пропал. Постояла девушка на крыльце, замёрзла и вернулась обратно в домик.

Живёт Маченкат дальше. Снег совсем сходить начал. Надела она лыжи и отправилась искать брата. На болото возле их домика вышла, опять то же видит: брат навстречу идёт, вихрь вверх поднимается. Маченкат подумала: «Пусть сердится на меня Югра, что одна в тайгу пошла – всё равно пойду его встречать!» Дошла девушка до того места, где вихрь поднимался, а брата нет, и как будто и не было. Лыжня, где он шёл, заровнялась, а на ней – медвежьи следы. Сестра по ним пошла. Дошла до края тайги – стоит нарта брата, а его самого нигде нету. «Вот беда, – думает Маченкат. – Югра, наверное, домой шёл, и медведя по дороге встретил. Только бы он жив остался!»

Маченкат вернулась в домик, но не спала всю ночь. А утром снова вышла на улицу. Одну лыжу взяла и бросила к верховью реки. Лыжа катиться не стала, перевернулась.

«Нельзя туда идти», – подумала девушка. Бросила лыжу к устью реки – та покатилась. Вот, значит, куда идти надо.

Маченкат встала на лыжи, подбитые мехом выдры, и по тому пути, куда лыжа ей указала, пошла.

Тут и вечер наступил. Маченкат соорудила маленький шалаш, дров и хворосту натаскала, а чтобы костёр разжечь, пень берёзовый нужно было поломать и щепок надрать. Сломила пень – смотрит, а под ним лягушка сидит.

– Вот беда! – закричала лягушка. – Ты мой дом сломала! Как мне в лесу теперь до весны дожить?

Девушка ей говорит:

– Прости, я починю твой дом, не знала я, что под пнём кто-то живёт… Я брата своего ищу, не видела ли ты его? Югра, молодой охотник, с бородой, в белой шапке?

– Нет, не видела. Давай я помогу тебе его искать? – предложила лягушка. – Только сначала костёр разведём, котелок вскипятим, поужинаем и в шалаше переночуем.

Занялась лягушка делом: развела костёр и сырых червяков стала сыпать в котелок! Маченкат говорит ей:

– Не будем червей есть. Мясо хорошее сварим, как лесные охотники делают. Югра меня так учил. У меня с собой есть!

Согласилась лягушка:

– Мясо так мясо!

Сварили ужин, поели. Легли в шалаш спать. Как только встало солнце, лягушка проснулась и говорит:

– Давай поменяемся одеждой и лыжами.

Лыжи-го́лицы. Деревянные охотничьи лыжи, быстро скользящие по снегу

Маченкат на лягушкины лыжи-голицы встала, тонкую шубу лягушачью надела, а лягушка встала на её лыжи, мехом выдры подбитые, и лисью шубу взяла.

Пошла девушка в гору, а лыжи назад катятся. Никогда она не ходила на лыжах-голицах – падает. Насилу догнала лягушку.

Лягушка радуется:

– Какие хорошие лыжи у тебя! Под гору сами катятся, в гору сами идут!

– Ох, какие плохие у тебя лыжи! На гору не могла взобраться на них. За снег хваталась – все руки поцарапала, – отвечает Маченкат.

Обратно они поменялись. Лягушка и говорит:

– Ты, Маченкат, для животных ничего не жалеешь. Доброе у тебя сердце. За это я и тебе добро в ответ сделаю, когда время придёт.

Шли-шли по тайге Маченкат с лягушкой и вышли на огромную поляну. Слышат, где-то лес рубят. Подошли ближе и видят: люди город большой на окраине тайги строят. Лягушка и говорит девушке:

– Сейчас нас с тобой наши женихи встретят. В варежках, вязаных из золотых ниток, мой жених будет, а из серебряных ниток – твой.

Маченкат удивилась и отвечает:

– Что ты такое говоришь? Мне Югру искать нужно, жених мне ни к чему!

Только она это сказала, как подошли к ним два юноши. Одного звали Кана, другого – Колькет.

Кана – на все руки мастер был, хороший жених. Это тот, что в золотых варежках. Кана к лягушке подошёл, поклонился ей, на плечо руку в золотой варежке положил, и тут она в молодую девушку превратилась.

А Колькет подошёл к Маченкат, поклонился. Надел ей на руку свою серебряную варежку, да и кивает – эква, женой, мол, моей станешь?

Она протянула ему свою руку в ответ, щёки покраснели.

– Стану!

Сыграли свадьбу здесь же, в тайге. Пока праздновали – снег совсем растаял, и лёд с реки ушёл. Маченкат и говорит мужу:

– Надо сплавать на родную сторону, брата моего поискать.

Э́ква. Обращение к женщине у манси.

Собрались Колькет с женой и Кана со своей женой. Сделали лодку крытую. На родину Маченкат пошли по реке. Кана говорит:

– Всё равно найдём его. Всю тайгу обыщем.

Долго плыли они, вдруг смотрят – несёт по воде свежие щепки и кору. Смотрит и думает внимательная Маченкат: «Кто это щепки нарубил и кору надрал?» Ещё немного проплыли, увидали – на берегу растёт могучий кедр, а не его вершине сидят маленькие медвежата, делят кедровые шишки.

Слышат – спорят медвежата. Большой кричит: «Я свои шишки вон тем тётям отдам!» А маленький говорит: «А я дядям отдам!» Потом с кедра спустились на землю, подбежали к берегу, ударились о землю – и превратились в братьев-мальчиков. Бегут к лодке и кличут:

– Дяди! Тёти! Возьмите нас в к себе лодку!

Догадался обо всём Кана и говорит:

– Нашли мы твоего брата, Маченкат. Эти медвежата – дети его и медведицы. Той, что в дом к тебе тогда приходила.

Посадили мальчиков-братьев в лодку, поплыли дальше. Вот старший мальчик и говорит Маченкат:

– Тётя, мама сильно рассердилась, когда услыхала, что ты едешь. А отец не сердится. Он дома вас будет встречать, а мама медведицей обернулась. Ты только не бойся её, подходи. Что у тебя есть с собой, с тем и кланяйся маме.

Увидели путники дом на берегу, остановили лодку, вытащили её на берег. Югра выбежал им навстречу, обрадовался, всех в гости позвал.

Вскоре в дом вошла хозяйка-медведица.

Маченкат вынула из-за пазухи покрывало из беличьих шкурок, медведице поклонилась. «Прости меня», – сказала и набросила ей покрывало на могучие плечи. Медведица на улицу вышла. Стряхнула там с себя шкуру, вошла обратно в дом – женщиной-красавицей стала. Помирились они с Маченкат, крепко обнялись. Смотрит Маченкат: у жены брата одна щека обожжена. Догадалась Маченкат, говорит ей:

– Разве я бросила бы горячие угли в тебя, если б знала? Брат мне наказывал: бурундук придёт – досыта накорми, сорока прилетит – водой напои, соболь в окно стукнет – у печки согрей. А ты не бурундуком, не сорокой, не соболем – медведицей пришла.

Югра сказал ей:

– Есть в тайге закон: кто бы в гости ни пришёл, всегда хорошо его встречай! На дружбе весь наш мир держится.

Выстроили Маченкат и Колькет дом рядом с жилищем Югры, а чуть поодаль – Кана со своей женой поселились. На весь Урал славились, тайгу защищали, до глубокой старости дожили. А их правнуки до сих пор там живут.

Бурундук, медведь и кедровка

Живёт в тайге маленький зверёк с пушистым хвостиком.

Как его увидеть? Если прийти в тайгу летним солнечным днём, добрести до опушки, тихонечко сесть на поваленное дерево и затаиться, чтобы не напугать таёжных жителей, то непременно прибежит бурундук. В лапках он будет нести кедровую шишку. Прилетит к нему его верный друг кедровка, покружит над опушкой и улетит к себе в гнездо.

Пока бурундук занят шишкой, подойди к нему поближе. Только ступай тихо. И ты увидишь на его рыжей спинке пять чёрных полосок.

Когда-то давно, когда ханты только-только заселили тайгу, бурундук был весь рыженький. И жил он один-одинёшенек, маленький, слабый. И его все обижали. А горностай, лиса и сова даже хотели съесть беднягу.

Кедровка. Небольшая птица, жительница таёжных лесов

Терпел обиды бурундук, прятался и однажды твёрдо решил: найду-ка я себе друга-защитника.

Отправился бурундук по тайге искать себе друга. Скакал от дерева к дереву, от куста к кусту. Бегал по валежине, заглядывал в норы.

И вдруг бурундук увидел медведя. Медведь крепко спал в тени под кустом кедрового стланика.

Стла́ник. Густо стелющиеся по земле низкие деревья

Бурундук схватил медведя за ухо и давай его тормошить. Насилу разбудил. Медведь недовольно рявкнул:

– Чего тебе надо, рыжий?

Бурундук ответил:

– Медведь, а медведь! Давай с тобой дружить!

Медведь лениво зевнул и потянулся:

– А зачем нам дружить-то?

– Нам вдвоём будет лучше, – рассудил бурундук. – Сам подумай: ты вон какой большой, да ещё и неуклюжий. А я маленький, юркий и ловкий. Я буду сторожить тебя, когда ты спишь: вдруг какая опасность идёт.

– А я никого не боюсь – Медведь почесал лапой бок.

– Тогда вместе будем орехи собирать.

Медведь поднял свою большую голову – уши и те больше всего бурундука:

– Орехи, говоришь?

– Да, орехи, – торопливо закивал бурундук и тут же добавил: – И ягоды будем вместе собирать.

– Ягоды, говоришь? – спросил медведь.

– Да, ягоды, – засуетился бурундук. Немного подумал и добавил: – И муравьёв будем вместе ловить.

– И муравьёв? – Медведь поднялся, сел. – И орехи, и ягоды, и муравьёв, говоришь?

– Да, и орехи, и ягоды, и муравьёв будем вместе добывать. Запасёмся на зиму – ого-го как! А ты взамен будешь меня от лисы, горностая и совы защищать.

Подумал медведь и согласился:

– Так и быть. Попробуем.

Обрадовался бурундук. Теперь ему никто не страшен!

Отправились они вместе в самую чащу. Юркий бурундук быстренько нашёл ягодную поляну. Ягод там – видимо-невидимо, и черника, и ежевика, и брусника, и дикая малина. Обрадовался медведь – сам он никогда такие поляны в тайге не видел, хотя жил в ней уже триста лет и три года.

Бредут они дальше – а вот кусты кедрового стланика, сплошь усыпанные шишками. Как набросился медведь на орешки из шишек – только за ушами трещит. Жуёт орехи и ягодами их заедает. Только и знает, что ест да ест. Бурундуку даже не предлагает!

Вскоре медведь ожирел так, что стало ему трудно идти по тайге. Разлёгся он посреди леса и только знай командует:

– Эй, бурундук! Принеси мне малины.

Или:

– Эй, бурундук! Почеши мне спину.

Смотрят из-за деревьев лиса, горностай и сова – вот хороша добыча! Бурундук, наверное, такой вкусный! Но завидели они медведя и со страху разбежались в разные стороны.

А потом наступила осень. Впереди – таёжная зима, долгая, холодная. Залёг медведь в берлогу, тут бурундук и заволновался:

– Эй, ты, медведь, скоро зима! Надо делать запасы, как мы с тобой договаривались.

Медведь ответил:

– Делай сам, рыжий, запасы. – А сам как лежал, так и лежит.

Бурундук сделал запасы. Медведь же подложил под голову огромную лапу и заснул.

Спал медведь месяц, спал другой – проснулся. Говорит бурундуку:

– Подай-ка мне, рыжий, орехи.

Бурундук накормил медведя. Тот, сытый, снова уснул. В конце зимы просыпается медведь. И снова говорит бурундуку:

– Подай-ка мне ягоды!

Так медведь съел все запасы, не оставил бурундуку ни одной орешины, ни одной ягодки. Едва дотянул бурундук до весны.

Когда снег совсем растаял, окончательно проснулся медведь. Потянулся, довольный, и сказал бурундуку:

– А хорошо мы с тобой, рыжий, перезимовали! – И погладил его когтистой лапой по спинке. Так и остались на рыжей спине бурундука пять чёрных полосок – следы медвежьей дружбы.

Вышел медведь из берлоги и тут же забыл о маленьком трудолюбивом бурундуке. Вокруг росло много сладких кореньев, и медведь начал выкапывать их своей сильной лапой и чавкать на всю тайгу от удовольствия. У бурундука же только сил и хватило, чтобы вылезти из медвежьей берлоги. Долго лежал он на сухой траве, подставив солнышку свою теперь

Вот тут-то и пролетала кедровка. Она тоже зимовала в лесу. Трудно ей пришлось: снег завалил все орехи, а запасов делать кедровка не умела. Таёжная птичка несла в клюве одну-единственную шишку – нашла где-то под корягой.

Увидела кедровка бурундука – пожалела. Хоть и сама была голодна, а отдала ему шишку.

Съел бурундук один орешек – шейка его окрепла. Съел второй – спинка окрепла. Съел третий – лапы окрепли. Съел всю шишку – почувствовал, что может идти.

Поскакал сытый бурундук по лесу. Прыгал от дерева к дереву, от куста к кусту. Заглядывал под коряги и валежины, в звериные норы. Нашёл под валежиной прошлогодние орехи и поделился с кедровкой.

С той поры и дружат таёжный зверёк бурундук и маленькая птичка кедровка.

Каждую осень, когда созревают орехи, кедровка летает по всему лесу, собирает кедровые шишки. А бурундук шелушит их и делает запасы себе и кедровке.

Прослышали горностай, лиса и сова о том, что бурундук больше не дружит с медведем, обрадовались и решили его съесть. Но не тут-то было. Как бы тихо ни крались горностай и лиса и как бы тихо ни летела сова, кедровка всегда их замечала! Крикнет кедровка, бурундук прыг с ветки и прячется в нору.

Только медведю теперь не сладко: у него нет запасов. И чтобы не умереть с голоду, он только и знает, что всю зиму сосёт лапу.

Унху-ойка

В незапамятные времена, на Урале, неподалёку от озера Ваткатур жил славный охотник манси по имени Унху-ойка, правнук первых таёжных людей. Такого охотника ещё поискать нужно – знал он повадки каждого таёжного зверя. Увидит следы на снегу – а вот и лисица! А там – лось сохатый, а то – бурундук, соболь или белка. В зимнем лесу умел манси берлоги медвежьи находить, снегом занесённые. Вот только на оленей Унху-ойка никогда не охотился – жалел их.

Однажды жарким уральским летом отправился Унху-ойка на берег Ваткатур проверить свои калы-даны – не набралось ли в них щук да окуней? Тихо на озере. Только слышно, как рыба плеснёт или утка вспорхнёт. Вдруг видит охотник – стоит неподалёку красавец олень. Засмотрелся – даже лук из рук выронил. А олень встрепенулся, замер на миг, потом гордо вскинул голову с белым пятнышком на лбу и убежал в лес.

Пролетело лето, пришла и ушла осень. Наступила зима, суровая и снежная, как все уральские зимы. Начали припасы заканчиваться в чуме Унху-ойки, а охота не задалась – слишком холодно было, зверьё глубоко в норах пряталось.

Нечего делать, отправился Унху-ойка в морозный лес. Два дня шёл, из сил выбился, а на след зверя и птицы никак не может набрести. Погрелся он немного у маленького костерка и вышел к незнакомому болоту. Оглядывается по сторонам Унху-ойка и понимает: заблудился. А каждому охотнику, даже самому мудрому и стойкому, известно: зимой в тайге заблудиться – верную смерть встретить.

Вдруг смотрит – небольшое стадо диких оленей к болоту через сугробы пробирается, голые веточки поглодать. Затаился Унху-ойка, решил так: хоть и жалеет он оленей, сейчас ему между жизнью и смертью своей нужно выбрать. И тихо-тихо натянул тетиву.

Стал он потихоньку подкрадываться к стаду и вот уже близко-близко подошёл. Быть бы ему сейчас с добычей! Но не смог он выпустить стрелу. Дрогнула рука у охотника, и дрогнуло сердце: жалко в оленя стрелять. А олени почуяли, что человек близко, и умчались.

Только хотел Унху-ойка повернуть обратно и искать дорогу к чуму, как вдруг видит: прямо к нему через глубокий снег пробирается олень с белым пятнышком на лбу. Удивился Унху-ойка, а олень остановился рядом с ним и сказал:

– Унху-ойка! Добрый охотник! Я давно тебя знаю. Не стреляешь ты в оленей, и другое зверьё попусту и ради забавы не бьёшь, только для пропитания. За это выведу я тебя из леса. Скоро солнце сядет, замёрзнешь ты насмерть в тайге. Садись ко мне на спину!

– Спасибо тебе, таёжный олень, – ответил Унху-ойка.

Быстро мчался олень по тайге. А вот и долгожданный чум! Погладил Унху-ойка оленя по мягкому боку и дал напиться чистой воды. Только отвернулся поилку на место поставить – а оленя уже нет.

Решил Унху-ойка отблагодарить его за доброту. Зимними вечерами, вернувшись с охоты, сидел он в тёплом чуме и вытачивал из кедра оленю в подарок крепкие, красивые, ветвистые рога.

Весной, когда начал быстро таять снег, птицы принялись вить гнёзда, а белки и зайцы уже оделись в серые шубки, отправился Унху-ойка в своей новенькой нарте на берег озера Ваткатур. Туда, где он впервые встретился с оленем. Долго сидел охотник на берегу, прислушивался к каждому шороху, ждал. Вот и солнце покатилось за горизонт, а оленя всё не было.

Вздохнул глубоко Унху-ойка, положил рога на сырую от таявшего снега траву и хотел было идти обратно к чуму, как вдруг послышался хруст веток под тяжёлыми копытами. Медленно, осторожно, принюхиваясь, вышел к озеру олень с белым пятнышком на лбу.

Унху-ойка протянул ему кедровые рога.

– Это тебе, олень! – сказал он. – За то, что ты меня от неминуемой смерти спас.

Олень гордо качнул головой с новыми рогами. Прошёлся по берегу озера, топнул острым копытом об землю.

– Это тебе спасибо, добрый охотник! С такими рогами мне сам волк не страшен, – сказал олень и скрылся в тайге.

С тех давних пор все олени носят рога и доверяют тем людям, которые их не обижают.