Текст книги "Дети кицунэ"

Глава 5
Преображение

– Вдох – выдох… вдох – выдох…

По коже пробежал холодок. В нос ударил резкий запах благовоний, попытка пошевелить пальцами обернулась неудачей. Я не решалась открыть глаза, пока кто-то, склонившись надо мной, старательно выводил на моей шее иероглифы. Неподалёку позвякивал металл. Там же шептались, не давая распознать ни единого слова, шуршали и шаркали. Кажется, я всё ещё дома. Надо только…

– Шевелится! – крикнул мужчина, стоящий поодаль. – Ты видел? Шевелится!

Тот, кто нависал надо мной, лишь тихо цокнул языком. Он снова мокнул кисточку в тушь и мягко отогнул мешающий ему воротник кимоно. Я вздрогнула. Неужели хотят снять одежду?! Да как же так, в комнате же мужчины!..

– Не беспокойтесь, – как будто прочитав мои мысли, сказал каллиграф. – Вас никто не собирается раздевать. Мне нужно лишь немного места над ключицей, вот и всё. Глаза пока лучше не открывать.

Он говорил ласково, спокойно и мягко. Мужчина – скорее всего, чуть больше тридцати. Пальцы у него были холодные и сухие, как у фарфоровой куклы. Каждое прикосновение кисточки отдавалось противным жжением – будто не тушью меня красили, а перечным соусом, причём самым крепким. Каллиграф шептал, что это в порядке вещей. Так и должно быть.

– Это укрепит связь, – нашёптывал он, выводя очередную чёрточку. – А это – защитит. Когда тебя принимают новые ками, следует обезопаситься от мести старых.

Я пыталась сообразить, что это значит. От глубокого сна пробуждало лишь жжение от перечной туши. Каллиграф успел вывести на моей шее целую книгу.

– Теперь посмотри на меня, – тихо сказал он.

Я приоткрыла глаза. Картинка плыла. Мир вокруг перетянула мутная пелена, через которую просачивался лишь свет – кажется, со стороны какой-то двери. Разглядела и смутные очертания каллиграфа. Он был одет в сиреневый. Простых людей я в таком не видела…

Он поднялся и беззвучно отступил в сторону. Что-то щёлкнуло – приоткрылся ящик. Обнаружив в себе силы, я неуклюже протёрла глаза и попыталась приподняться, но тело оставалось слишком слабо. Даже мерзко. Рядом люди – а я как полупустой мешок с рисом.

– Это тебе зачем? – послышался стальной женский голос.

Немолодой и строгий. Что-то подсказало, что таким тоном могут говорить только мико – другая женщина хотя бы ради приличий постаралась бы смягчиться на людях.

– Её глаза совсем плохи, – пояснил каллиграф, направляясь обратно ко мне. – Слепая будет больше переживать об утерянном зрении, чем о долге.

Он снова склонился надо мной и откупорил пузырёк. Медленно поднёс к лицу. В нос ударил резкий запах трав.

– Пожалуйста, не моргай.

Одна капля – и глаз просто вспыхнул чудовищной болью. Я закричала и скорчилась, закрывая лицо. Размытая дверь ответила металлическим лязгом. Доспехи… да, это были доспехи! Доспехи воинов, которые охраняли эту комнату и всех, кто в ней находится… от меня.

– Ей просто больно! – огрызнулся каллиграф. – Уберите мечи, а то напугаете ещё больше!

– Макато-сан, – вставила женщина. – Тише. Вы не в том положении, чтобы так верещать.

Собственные ладони казались мертвенно холодными, будто меня только что вытянули из воды. Сердце билось, я дышала, но всё это происходило как-то замедленно и плавно – как во сне.

– Осторожней, – предупредил Макато, не скрывая некоторой обиды в голосе. – Не сотри иероглифы. Потерпи, дай мне со вторым разобраться…

Первая волна боли отступила. Не убирая ладони от саднящего глаза, я приоткрыла второй, здоровый. Тело снова пробила судорога. Я закусила губу, чтобы не закричать. Мычала, скулила, выгибала спину, но не позволяла себе реветь. Неприлично. Что бы сейчас не происходило, я должна показать, что я достаточно воспитана, и моя семья – семья, которая, конечно же, очень скоро будет рядом, – заслуживает звания приличной…

– Как же её корчит-то… – не унимался болтун-охранник. – Видишь, как ногами дрыгает?..

– Госпожа Кин, – не выдержал Макато. – Не хочу показаться грубым, но лишняя болтовня очень отвлекает от работы.

Этой самой Кин не пришлось говорить – охранник всё понял сразу. Буркнув что-то вроде «Больше не посмею проронить и слова», он громко звякнул латами и затих. Мои ладони к тому времени успели намокнуть от слёз, но боль наконец-то отступила. Вернее, из невыносимой перешла в более-менее терпимую.

– Можешь посмотреть на меня?

Я приоткрыла глаза. Сперва разглядела потолок – самый обычный, как дома, – после перевела взгляд на стены. Никаких бумажных перегородок – лишь глухие громадины, сложенные из тёмного дерева. Так просто не пробьёшь. Будто… будто тюрьма…

Ну мурашки пробежали по коже, лишь когда я разглядела того самого Макато. Человек, склонившийся надо мной… и человеком, в общем-то, не был. Бледный, осунувшийся, с рыжеватыми патлами и ярко-жёлтыми кошачьими глазами – как Такеши, когда…

– Напугал? – хмыкнул он.

Бакэнэко. Кот-оборотень. Те же острые кончики на ушах, те же длинные тонкие усики – всё как с картинки, всё по книге…

Я оглянулась на других. Госпожа Кин – мико, как я и думала, – вальяжно сидела на циновке, постеленной около входа, рядом с ней расположилось двое стражников.

Страннее всего было то, что стражники – вполне себе живые самураи в доспехах и шлемах, – совсем не торопились хватать это чудовище. Более того, они и на меня поглядывали как-то косо. Так же, как и на бакэнэко.

Нет… нет-нет-нет, это же просто сон!

И вдруг – я краем глаза заметила собственные руки. Серые. С лиловыми пятнами, будто от побоев, и тёмными пятнышками ожогов, оставшихся после погрома.

А Такеши? Матушка, дядя… что с ними? Живы?

– Помнишь ли ты своё имя? – всё так же мягко спросил бакэнэко.

Он поднял руки, чтобы закрыть баночку с тушью, и я разглядела наручи – толстые металлические пластины, исчерченные текстами сутр. Сразу вспомнились храмовые обряды, призванные защитить от нечисти. Кажется, о чём-то таком писалось в «Своде нечистых дел». Подобные надписи не убивают, но не дают ёкаю напасть на того, кто их нанёс.

– Харуко… – пробормотала я.

– Помнишь ли ты, как преобразилась? – холодно спросила мико.

Я вздрогнула. Что значит «преобразилась»? Это ведь… это ведь значит «умерла»… А как можно быть мёртвой, когда ты и дышишь, и видишь, и говоришь…

Стать ёкаем. Подняться из мёртвых. Вероятно, это чары бакэнэко – они ведь могут понимать умерших… Но как этим умершим могла быть я? Как, как, как? Я же не сделала ничего такого, я же просто надышалась дымом… Нет, я не могла умереть!

– Вы её напугали, – подметил Макато. – Харуко, прошу, не стоит беспокоиться. В этом нет ничего страшного – я такой же, как и вы.

В одно мгновенье он принял более-менее человеческий вид. Его кожа по-прежнему осталась бледной, а вот глаза и волосы почернели. И не отличишь в толпе. Уши стали меньше, длинные кошачьи усики пропали…

Не обманывай себя. Бакэнэко, вообще-то, тоже очень умело маскируются под человека. Он не может быть таким, как ты, потому что ты – человек, – а он…

– Некогда я тоже был убит, – медленно проговорил Макато. – А данное действо помогло мне обрести жизнь. Это нестрашно, и это поможет тебе исполнить свой дочерний долг.

– Дочерний долг? – вежливо поклонившись, спросила я.

– Сказать, кто убил твою семью. Если не ошибаюсь, госпожу Минори и господина Ютаку.

Мать и дядя. В это мгновенье весь мир для меня встал с ног с на голову – нет, этого не может быть! Сон, говорю же, глупый и спутанный сон…

Я прокрутила в голове всё, что случилось до этого. Ссора, злость, два хлёстких удара по лицу. Острые когти прямо из пальцев Такеши – я готова поклясться, что видела их на самом деле! Ожерелье из крючков, огонь. Упрямая логика подсказывала, что такой пожар не мог обойтись без жертв, но сердце… Пришлось сделать вид, будто я не замечаю. Играть по здешним правилам – сделать вид, что я полностью согласна. Согласна и не имею никаких вопросов. На данный момент, это самый лучший ход.

– Хорошо, – Снова вежливый поклон. – Я готова рассказать всё, что знаю о произошедшем.

А сама не верила, что приходится делать это. Как с разбойниками – берите всё, только не трогайте. Уйдите, сгиньте, оставьте здесь…

Только где это – здесь?

– Заинтересованный в допросе прибудет утром, – пояснила госпожа Кин. – А до этого времени ты пробудешь в камере.

Где-то за стеной раздался рык. Дикий, нечеловеческий, звериный. Я вздрогнула и уставилась на Макато – тот остался абсолютно спокоен.

– Думаю, охрана больше нужна там, – деликатно подметил он.

Госпожа Кин кивнула. Она вежливо поклонилась охранникам, и самураи, ответив тем же, вышли в коридор. Снаружи камера запиралась тяжёлым засовом – даже если заключённые нападут на мико, никто другой больше не пострадает.

– Что там? – неловко спросила я.

– О́ни, – ответил Макато. – Мелкий, но весьма неприятный.

– Они? Что демон делает в городе?

– Наверно то же, что и хитогицунэ. В городе в последнее время стало слишком много нечисти…

– Макато-сан, – жёстко вставила мико. – Не распространяй сплетни.

– Прошу прощения, госпожа Кин, – Он ещё раз глянул на меня. – Здесь довольно строгие правила. Сама понимаешь: тюрьма.

* * *

Я не знаю, сколько мы просидели. За решётчатым окном уже давно висела ночь, из соседних камер то и дело доносились чьи-то крики, рык, грохот и скрежет когтей. Охрана в коридоре ходила туда-сюда. Мико что-то читала, почти беззвучно листая страницы, Макато занялся тем же – пригодились брошюрки из огромного аптекарского короба, оставленного в углу. Своё чтиво было и у меня – в широком рукаве, который я постоянно использовала, как сумку, остался «Свод нечистых дел». Только… как вообще можно что-то читать в такой момент?

Меня трясло. В голове вертелись мысли. Десятки, сотни, целый рой. Мать погибла?.. Нет, такого быть не может! И с дядей ничего не должно случиться. А Такеши – как Такеши мог оказаться хитогицунэ? Нет, это уже совсем безумие. Полнейшее безумие! Брат всю жизнь был человеком – неужели у меня глаз нет, чтобы не заметить какого-то подвоха? А я? Кто я теперь? И то, что произошло…

Сора. Тот самый новый друг, подаривший братцу это треклятое ожерелье из рыболовных крючков. Это всё он, он и только он! Без Соры Такеши бы никогда не стал перечить матери, никогда бы не вляпался в нехорошую историю, никогда бы не напал на…

Пожалуйста, нет! Я не хочу! Это всё неправда!

Сосредоточиться хоть на чём-то было почти невозможно. Вытянув книгу, я глупо таращилась в иероглифы. Смотрела на гравюры. Рогатые, зубастые, с волосатыми руками, хвостами, крыльями, горбами… Уроды. Те, кто не должен находиться рядом с людьми. Пытаясь выбить мысли, чтобы не сгорела голова, я всё-таки заставила себя ненадолго вчитаться. И как назло – со следующей гравюры таращилась лиса. Кицунэ. Облачившись в длинное цветастое кимоно, она кокетливо прикрывала пушистый хвост. Рядом красовалась подпись: «Звание кицунэ среди ёкаев почётно, а красота её улыбки столь же поразительна, сколь и острота когтей. Её подвластны парящие огни, но сердце слабо перед человеческой природой».

Я подумала. Парящие огни? Не те ли, что спалили дом? По коже пробежали неприятные мурашки.

И вдруг – Макато замурчал. Тихо, ласково, как домашний кот. Когда я подняла глаза, он жестом попросил меня закрыть уши. Затем кивнул в сторону мико.

Женщина, до этого преспокойно читавшая «Великие наставления», медленно начала клевать носом. Она едва заметно подалась вперёд – Макато тут же подхватил её и заботливо уложил на футон. Госпожа Кин засопела, подопечный накрыл её собственным хаори и отложил недочитанную книгу в сторону. Только после этого он разрешил мне убрать руки от ушей.

– Как тебе такой фокус? – шёпотом спросил он.

– Это на всех работает?

– Только на тех, кто имеет плоть, – Макато довольно усмехнулся. – Но это ведь не единственный вопрос, который ты хотела бы мне задать?

– Я… я ведь теперь преобразилась, да?

– Да. В твоём случае, это было… не так уж и сложно.

– Почему?

– Убийца и жертва связаны. Призраки-юрэй приходят к своим мучителям, чтобы досаждать им после смерти, мёртвые питомцы мстят своим хозяевам. Было бы глупо этим не пользоваться, чтобы узнать имя преступника.

– Погодите… но если убитого можно так легко поднять почему это постоянно не делают?

– Десятки условий. Убийцей должен быть кто-то нечистый – сила простого человека не подойдёт, – а само преступление должно произойти в течение дня. Так, чтобы обряд можно было провести на закате – причём, того же самого дня. Тело не должно иметь сильных повреждений, иметь мотивы, чтобы выдать своего убийцу, молодость и здоровье тоже лишними не будут, но это второстепенно…

– Вы так легко об этом говорите…

– Не ты первая, не ты последняя. На десятом преобразившемся и ты бы набралась монашеского спокойствия.

– Так много людей погибает от рук нечисти?

– Рук, лап, щупалец. С каждым днём всё больше. Доблестные стражи порядка пытаются понять, с чего это ёкаи так обозлились, и способы для этого подбирают весьма… радикальные.

– К примеру, используют жертву бакэнэко?

– Схватываешь налету. Жертву бакэнэко, крепко-накрепко связанную с самой бакэнэко.

– И как давно вы поднимаете мёртвых?

– С тех самых пор, как меня прикончила одна очень милая кошечка. Понятия не имею, за что бакэнэко точила зуб на дом Химицу, но под её горячую лапу попал именно я. Подробностей раскрывать не буду – у тебя и так голова порядком перегружена, – но теперь ты будешь существовать за счёт своего убийцы. Получается, теперь тот самый хитогицунэ станет одним из тех ками, кто будет поддерживать в тебе жизнь. Я вас связал.

Я поджала губы. Одна только мысль о том, что Такеши мог нарочно причинить какой-то вред мне и всем остальным, казалась какой-то… невозможной. Невозможно – он ведь не такой! Мой брат и мухи не обидит! Он боится мира больше, чем мир должен бояться его, и всё это…

Я встретилась глазами с Макато.

Бред.

Нет. Нет-нет-нет, это же не может быть правдой… Что я сделала не так – почему всё это происходит именно со мной? Как проснуться или… или опять заснуть?.. Может быть, это какой-то обман? Морок, который навели оборотни. Если прочитать тексты из сутр – если бы я только помнила эти самые тексты! – всё должно прекратиться…

– Не веришь мне – загляни в свою книгу, – хмыкнул Макато. – Кажется, там где-то посерединке должно быть. Посмотри-посмотри.

Я пролистнула книгу. Взгляд остановился на одной из гравюр. Здесь было изображено двое людей – вернее, один, но в разных состояниях. Первым, живым и красивым, показывался человек обычный, простой горожанин. Второй пережил преображение. Его кожа посерела, на шее и ключицах проступили багровые иероглифы. Он специально скалился, чтобы показать свои чёрные, как у благородной женщины[12]12
  Охагуро – японская традиция чернения зубов, популярная вплоть до конца XIX века. Чернота лака стала считаться красивой и утончённой, однако у неё было и утилитарное назначение: лак восполнял недостаток железа и помогал сохранить зубы здоровыми.


[Закрыть], зубы. Художник старательно подчеркнул ярко-красные глаза, острые коготки и полупрозрачный призрачный хвост.

«Человек, столкнувшийся с преображением, до определённого времени ёкаем не является, – утверждал автор. – Его дух, пройдя очищение, родится в новой форме – будет ли это человек или ёкай зависит от благочестия преображённого. Но если преображение пробудить, если задержать дух в теле или привязать его к земле, новые ками возьмут его под своё крыло, и преображённый обретёт новую, нечистую форму. С этого момента он становится полноценным ёкаем»

– Н-нет… – пробормотала я. – Нет, нет, этого не может быть…

«В некоторых случаях – в частности, путём оживления чарами бакэнэко, – на преображённого действуют тот, по чьей вине он таковым оказался. Новоиспечённый ёкай заимствует частицу силы своего мучителя, и тот, по своей воле или без, становится одним из ками, питающих ёкая. Это сказывается на внешнем виде преображённого: вне зависимости от мучителя, у него чернеют кости и бледнеет кожа, кровь темнеет, волосы и ногти прекращают рост. Также преобразивший может передать своей жертве некоторые черты собственной внешности, проявляющиеся во моменты использования нечистых даров»

Я подняла глаза. Макато запрокинул голову и снова взглянул на меня – жёлтыми, кошачьими зрачками.

– Ну? Что уже усвоила? – хмыкнул он.

– У вас есть какое-нибудь зеркало?

Макато поднялся и, подобравшись к аптекарскому коробу, вытянул оттуда маленькое медное зеркальце. Сел напротив. Кажется, ему было до ужаса любопытно пронаблюдать, как я отреагирую на своё отражение.

И этому была причина. Моё лицо… изменилось. Кожа ещё никогда не выглядела так жутко – бледная, тонкая, с лиловыми и багровыми пятнами, засохшими кровоподтёками… Я оскалилась. Зубы почернели – и не как от лака или зубного налёта, а… как будто стали чёрными изнутри. «Чернеют кости»…

Отражение затряслось. Дрожала моя рука. И в ту же секунду, в то самое время, когда я действительно начала бояться происходящего, мои глаза перетянула мутная пелена. Так бывает у слепых – ни зрачка, ни белка, лишь бледная серо-голубая дымка, смотрящая в пустоту. Я вздрогнула и выронила зеркало. Макато тихо рассмеялся, исподтишка оглянувшись на мико – та всё ещё спала.

– Чего ты боишься? – хмыкнул он. – Это глаза твоего убийцы. Смотри, не бойся. По крайней мере в этом зеркале демоны не водятся.

Всё плыло. Я плакала. Толком не могла понять, почему льются слёзы, но они струились, бежали, стекали по щекам и размывали кровавые корочки на ранках. Рука вновь вцепилась в это проклятое зеркало, и я снова встретилась с взглядом мёртвых глаз. Брови чуть посветлели, на уголках умудрившись даже порыжеть, в волосах затесались серо-коричневые прядки. Разглядывая эту жуткую картинку, я заставляла себя думать, что просто столкнулась с глупой шуткой, и едва мне это удалось, лицо вновь стало обычным. За исключением чёрных зубов.

– Когда ты себя контролируешь, – пояснил Макато. – Ваша связь как бы замораживается. Ты снова становишься собой – естественно, в той мере, в какой это возможно.

– Как вы… как вы с этим вообще живёте?

– Я – вполне себе прилично, – Макато откинулся на стену. – Существую, строю планы. Впрочем, тебе от этом беспокоиться не придётся, дорогая.

– Что? Что вы имеете в виду?

– Тебя прикончат после допроса. Согласись – мёртвым не место среди живых.

Меня затрясло ещё сильнее.

* * *

Кажется, они решили поиздеваться. Вскоре, чтобы не разозлить, Макато разбудил госпожу Кин. Они о чём-то поговорили, и мико с подопечным собрались на выход. Им было всё равно, что мне плохо. Они не обращали внимания на крики и просьбы снова увидеться с роднёй. Даже когда я кричала что-то про Сору – в таком состоянии трудно запомнить, что кричишь, – и им не было никакого дела. А потом я ещё долго стучала в запертую дверь. Это же тюрьма, самая настоящая, как её можно не бояться?!

Я плакала. Плакала больше, чем когда-либо. Чтобы не реветь в полный голос, затыкала рот рукой и кусала пальцы, царапала стены, накрывала голову пыльной циновкой и затихала, когда в дверь начинали колотить стражники: меня настойчиво просили замолчать. А внутри всё бурлило.

Но ближе к рассвету, когда в камере стало совсем холодно, что-то начало меняться. Кажется, в это время менялась охрана на посту – я слышала, как стражники перебрасываются парой фраз. В соседних камерах загалдели. Кто-то из чудовищ решил устроить настоящий бунт. Хорошенько втряхнув его, самураи тут же принялась ходить по камерам. До меня добрались быстро.

– А это кто? – рыкнул охранник, кивнув на меня

– Эта девушка не принесёт беспокойства, – лаконично отозвалась госпожа Кин за его спиной. – И… её попросили не трогать.

– Не трогать? – Усмехнувшись, охранник прошёл в камеру. Острие его меча смотрело прямо на меня. – Для допроса?

Кин улыбнулась. Что-то подсказывало, что с этим стражником они были хорошо знакомы.

– Не только, – медовым голосом протянула она. – Мне тут нашептали, будто бы её хочет видеть одна очень высокопоставленный человек.

Охранник обернулся и вышел, прихлопнув дверь. Я осторожно подобралась к двери и, прислонившись, прислушалась.

– И что за человек? – с усмешкой спросил охранник.

– Мальчишка с богатой родословной. Ты представляешь? Послал сюда своего охранника – тот-то сам по себе странный тип, с материка, – передал письмо. Хочет посмотреть на преобразившуюся.

– Преобразившуюся? Это так поднятых мертвецов называют?

– Именно, – Она ответила той же усмешкой. – Мы ведь не хотим оскверниться.

– А Макато ты ему не покажешь?

– Макато? Этот мерзкий выскочка не заслуживает того, чтобы на него смотрели. Я бесконечно уважаю семейство Химицу за их помощь в деле мико, но этот тип… Ох, я бы его поколотила! Он же пытался меня усыпить сегодня!

– Чудовище! Был бы я рядом – разрубил бы на куски!..

– Тс-с! – Судя по звуку, Кин отшатнулась. – Твой напарник идёт.

Послышались шаги. Второй охранник, до этого шаривший по дальним камерам, вернулся на свой пост. Я отпрянула и устроилась на своей циновке.

Значит, мальчишка с богатой родословной. Неужели я теперь… просто экспонат?..