Текст книги "Дети Адама"

Глава 1

Хорошую историю страшно отравлять обманом, но я слишком много врал и сейчас мне хочется проговорить истину. Как сказала однажды моя дорогая Анна «Прекраснее любви, может быть только правда, именно она делает нас искренне любящими, очищая наши души». Итак, я прибыл в дом семьи Меньшова со своими пожитками лжи. Глава семейства служил отличным фармацевтом, поэтому его дом утопал в роскоши и в изысканном вкусе. Эти шикарные лондонские особняки вызывали восторг, а мой взгляд бедняка придавал ему ещё больший лоск. Я помню свой первый день. Шаг за шагом я утопал в восторге ширины и глубины открытого пространства дома. Служанки возились со столовым серебром, накрывая стол к ужину. Они гонялись друг за другом, всполошившись в ожидании доктора, который должен был сообщить причину недуга Анны, дочери фармацевта. Все волнительно ожидали гостя. Доктор задерживался, тем самым заставляя всех испытывать тревожное состояние. Меньшов даже ритмично настукивал ногой об пол от напряжения. Я был абсолютно спокоен, не зная толком в чём дело. Домоправительница, пожилая, строгая женщина, тщательно следила за всем, то и дело шпыняла меня лодыря просьбами. Я путался и терялся, в основном по факту отсутствия знаний, расположения предметов и распорядка дня. К тому же мне было очень любопытно узнать из-за чего весь сыр-Бор, что такое важное должно произойти. Я старался не покидать надолго гостиную и всё время возвращался обратно. Вскоре раздались голоса. Доктор оглашал диагноз Анны. По выражению его лица было видно– новости неутешительные. Глава семейства сидел оперев голову на руку в решимости предпринять следующее действия. Доктор сказал, что органы слуха и зрения Анны в порядке, но мозг не способен формировать понятные аудиовизуальные образы на основе сигналов поступающие из внешнего мира. Возможно поводом послужила болезнь. В детстве Анна переболела Энцефалитом и некий барьер в голове разрушился между реальностью и иллюзиями. Она не могла воспроизводить действующую картину происходящего, поэтому фокусировалась на внутреннем мире и на явлениях поступающие из вне, благодаря им Анна и выстраивала свой путь. Проводником служили отголоски доносившиеся по ту сторону жизни. На ее бедный мозг обрушивался слишком большой поток информации, который не способен обработать столько данных и запоминать, поэтому бедная Анна не могла нормально воспринимать картинку мира, от того все в доме носили разноцветные ленточки на карманах, каждый цвет означал определённого человека. Мне вручили зелёную ленту. У жениха Анны была красная, самая почётна и яркая, что должна была послужить сплочением их чувств. Её отец нашёл ей хорошую партию, чтобы она не оставалась одна, не чувствуя себя одинокой, когда он сам покидал её. Служанки носили оранжевую и жёлтую ленты, несмотря на радужность красок в доме присутствовала атмосфера мрачности, глухой, безмолвной поры. Кульминацией вечера стала сама Анна появившаяся после ухода доктора. Её проникновенный голос зазвучал, тонко и пронзительно, словно она была на грани отчаянья. Я стоял за дверью, из которой вносили и заносили тарелки, мелькающие перед моим носом туда -сюда, подобно сменным иллюстрациям диафильма. Она такая хрупкая, изящная, движения осторожные и плавные, будто боялась уколоться шипом цветка. Ее пальцы грациозно порхали, вырисовывая странные узоры в воздухе. Я впервые ощутил блаженство естества обращённое к началу зарождения в эпоху Адама. Словно любовь только возникала из ребра, из первоначальной массы, направленное к первой и единственной женщине– Еве. Я больше не знал покоя. Мои глаза искали только её силуэт, кочующий подобно призраку по этажам огромного пустого дома. Ранние дни любви были божьими. Я поверил в каждую клетку создавшею меня заново, уж не знаю, что за сила вдруг овладела мной. Анна была слишком хороша и ее было легко любить. Она нравилась всем. Я наблюдал за ней долгое время. При встречи она приветливо улыбалась и просила чашечку чая. Мне порой казалась, что она пьет так много чая, одну за одной разом, в надежде опьянеть, нежели согреться. Возможно чай, которые подавали служанки был наполнен жалостью и она не притрагивалась к нему за обедами и ужинами. Я как -то спросил её от чего так? Анна опустила глаза и проронила, что все дело во вдохе "Вы подаёте мне с восхищением, вдыхаете глубоко мучающей вас истомой при виде меня, а другие выдыхают с сочувствием.» Я тогда был просто осчастливлен её недугом. От того, что она так тонко чувствовала простые вещи, которые я не замечал. Да что там я! Все мы проходили мимо действительности. Вот скажите вы задумывались о степени вдоха и выдоха? Анна могла многое рассказать, осязая свою природу, ту которая протекала вокруг нас отдельными ручейками. Со временем я и сам стал замечать невидимую красоту бытия. По утрам Анна входила в ванную комнату в махровом халате, окутанная им словно куколка бабочки, после она выходила перевоплощаясь в прекрасную мерцающую диву. В это время я как раз подавал ей утренний чай. Однажды я уронил поднос и разбил чашку, мне казалось вместе с чашкой я разбил и этот прекрасный образ, что хранил. Сейчас я не знаю как продолжить письмо, как осмелиться испоганить его, как испоганил жизнь Анны. Не просто так я объявился в их доме, а самом ни на есть стремлением нажиться, но отказываться было поздно. Насколько гадко бы ни было, я не хотел покидать свою Анну. Лучше уж я, чем кто то другой. Первый раз я подменил свою ленту на ленту ее жениха в его отсутствие. Он тогда уехал на три дня по важным делам вместе с ее отцом и в доме оставались только слуги. Домоуправляющей наказали строго следить за всем, и в случаи приступа паники Анны, не медлить и вызывать доктора. У нее случались сбои, дезориентирующие ее состояния. Она не понимала где находить и мрак обуревавший ее сознания погружался в глубины тьмы. Жених не любил ее и преследовал туже цель что и наша сговорившаяся шайка. Я вошёл в комнату взволнованным, старался дышать ровно не выдавая своих чувств и не забывая своего обмана. Всё шло гладко. Я приходил каждый вечер навещая не скучной беседой. Анна увлекала меня, по– настоящему раскрывая свой внутренний мир ,словно неспешный росток высвобождался из её души. На третьи сутки, когда мы стали близки, наша любовь прервалась. Меня уволили из-за драки. Служанка Агата очень была уж распущена для прислуги, ей самое место в публичном доме забавлять толстосумов. Она забавлялась, рассказывая всей обслуге, как увидев муху в чашке у Анны, не стала ее менять, а смотрела как та выпила и прогладила муху, поперхнувшись. Агата заверила её, что это листок прошёл сквозь сито. Управляющий котельной, вечный неряха и ловелас залился смехом придурка, я не выдержал и встряхнул его как следует, тот пошатнулся на стуле, упал и ударился головой. Жаль, что я его не пришиб. Его кинулись ублажать с сочувствием, ну а меня выперли прочь. Если бы я знал в тот момент что добродетельный поступок заставляет людей делать ошибки, лишая счастья, то стал бы самым не наесть равнодушным простаком. Мне не удалось доиграть роль. Мадам Фогель вербовщица и в сговоре с доктором, придумала план в обход, а у меня выходит время. Я уже слышу как внизу грохочет толпа полицейских, разъярённых моей виной. Они поднимаются ко мне. Меня ждёт виселица. Я не виновен! Мне жаль, что моя история оборвалась. Я хотел бы поведать миру правду, облегчить свою совесть. Милая Анна, мне порой кажется, что твоя смерть стала спасением от всей этой лжи и лицемерия. Я надеюсь к тому времени как найдут это письмо, я сам спасусь этой же участью.

Глава 2

Днём раньше я лежала на кровати, бездумно разглядывала тонкую леску локона волос переплетающиеся между собой. В комнате выкрашенной в бледно-розовый цвет солнце вычерчивало на стенах геометрические, светлые фигуры. В нашем общежитии для девочек при элитном пансионате на выходные остались только мы. София, вечная задавака, считающая себя лучше других, так как была круглой отличницей, старостой, умницей, принимала участие в различных олимпиадах, демонстрируя первой свой уникальный ум. Надо сказать, ее внешность не уступала уму и в прям вызывала интерес у мальчиков. Она любила хохотать, вкусно поесть, получать подарки и всегда так наигранно причитала в благодарности. Изнеженная, не приспособленная к нападкам жизни, но пытливая в учёбе, не пропускающая никакие информативные новости, единственный её минус– это ранимость и сентиментальность, хотя и это она умело обставляла в сторону положительных качеств, нежели слабость характера. Сама она ни чего не смыслила в настоящей жизни, одним словом -избалованная, капризная девчонка с богатым титулом. Мария была тихоней. Её манера говорить вполголоса, нудно и медленно, вытягивая из неё слова, с опущенными глазами вниз, придавала вид целомудрия. Не считала себя интересной, хотя на мой взгляд, ее афроамериканские корни могли дать фору любой здешней красавице. Ёе мать работала в местной пекарне и от нее всегда пахло сладостью карамели. Мне нравился цвет ее кожи, запах, хрупкость стана, длинные пальцы, доверчивые, большие глаза как кофейные зёрна и робкий вид. Ёё отец бросил мать, и теперь повелению совести оплачивал Марии учёбу в нашем пансионе. А я Ассоль, не знающая рамок приличия, не следующая советам, прогульщица, бунтарка и просто незаурядная личность, которая вынуждена здесь находиться в качестве узницы, пока родители решают как лучше для меня не считаясь со мной. Это была четвёртая по счёту школа, одну мне даже удалось закончить. Ранняя весна позволила нам открыть окно, через которое торчала ветка набухшей сирени, пройдёт ещё немного времени и её крохотные футлярчики раскроют миру благоухание нежных нот аромата, а после вытряхнет их звёздным дождём на подоконник. Девочки напротив меня сидели на своих кроватях, обсуждая очередное школьное задание. Мне казалось, что весна нам дана для новых, ожидавших нас перемен. Всегда ждать и не сметь действовать вопреки границам разума. Когда тебе предстоит чему-то научиться ты сидишь в клетке неведения, и лишь для того чтобы явиться миру. Парадокс. Мы маршируем под звон целой ордой, берём крепость наук в оборот, грузим в рюкзаки знания и тащим до седьмого пота надрывая сознание, а наши зубы, покидая свой солдатский строй, грызут гранит, словно первую погремушку, которую страшно выпустить из рук , и всегда эта проклятая последовательность, дисциплинированность продиктованная кем– то другим. Хочется попробовать иное. Я отказываюсь ползать, а предпочитаю бежать и даже гнаться за жизнью наперегонки, кричать во всё горло, пропадать с радаров небосвода и быть может задохнутся от паники. Вот так вливается весна в мои пожелтевшие жилы от лихорадочного возгласа совершая скачок дальше от реальности -в мир, когда моё тело лежит камнем на кровати.

В дверь постучали. К нам вошла мадам Вагнер. Её утончённое черное платье с белым воротником и белыми окантовками на рукавах подчёркивало бледность ее кожи, тем самым молодив, на фоне такого контраста. Свою благопристойность она выделяла наброшенной на плечи шалью, ссылаясь на сквозняки, но я уверенна её пальцы теребившие угол шерстяной накидки, привлекали истинных гурманов женской эстетике.

– О, девочки, раз вы остались, не хотите ли мне помочь в наведении порядка двух комнат к приезду новых жильцов. У неё была привычка приглаживать неровный гребешок волос на затылке, подгребая его в основной пучок, уложенный на макушки. И сейчас она демонстрировала свой жест выгибая в бок шею.

Минуту мы мешкали в раздумьях, не хотя отвечать отказом, да и убираться в единственный выходной не больно -то и хотелось. Но мадам Вагнер была хорошей женщиной, одинокой, доброй и иногда делала нам поблажки разрешая не гасить свет чуть дольше обычного. Именно из-за одиночества она часто становилась заложницей работы.

– А давайте я! Девочки готовятся к важному проекту.– Заявила я увидев их протестующее выражение лиц.

По правде говоря мне было жаль Марию. Она и так трудилась больше остальных, то матери помогала, то выматывалась учёбой, драила лестницу чаще других, видите ли остальным совсем наплевать на то, что они порастут грязью. Всегда найдётся тот, кому нужны деньги. Она и осталась в основном, чтобы немного отдохнуть и почитать любовный роман. Это дьяволица София завалила ее учебниками провозгласив своим противным голоском, мол развитее ума повышает самооценку. Подлая манипуляторша знала, на что давит, да я бы такие мозолистые башмаки в виде подружек швырнула куда подальше, а Мария терпела ведь это всеми обожаемая София. Вот кому нужно поучиться труду -так это ей, особенно если дело касается мусора.

Я вскочила с кровати, обула кеды, подтянула джинсы выше на талии и отправилась следом за мадам в конец коридора.

–Раньше, лет так сто назад, на месте нашего общежития было убежище для эмигрантов, беглецов, злоумышленников, для тех кто скрывался от правосудия или же нелегально пересекал границу. В нашей библиотеке сохранилась история этого старинного здания. Сейчас люди всё меньше интересуются чем– то таинственным, в прошлом за каждой стеной кипели такие страсти. -Мадам Вагнер припала к груди ладонями, желая ощутить биение своего взволнованного сердце.

Я ее хорошо понимала хоть я и была хладнокровной, но тоже изредка любила похрустеть страницами очередной любовной трагедии.

–Нужно вычистить, подмести и вынести мусор за пределы школьного двора, где стоят большие баки, знаешь где это?– Мадам Вагнер подвела меня к двери.

–Да знаю– Я кивнула головой.

–Возьми – Она достала связку ключей и отстегнула мне один из них.

– Как закончишь, закроешь, и принесёшь мне его обратно.

Я утвердительно в понимании снова закивала головой.

Прежде чем приступить к работе я огляделась. Маленькая, тесная комната, минимум для двоих с ободранными стенами, прошарканным полом, требующая капитального ремонта. Я ковырялась в мусоре лениво откидывая хлам ногой, прошлась по столу, где лежали старые вырезки из газет с фотографиями людей в халатах. Письмо я нашла в рассохшемся портфеле, в таких раньше половина Лондона ходила. Мне пришлось отдирать его кожаные, склеенные листы, вытаскивая ветхую бумагу. Процитировав его бегло, я поняла, что здесь укрывался мужчина, ввязавшийся в авантюру. Все собранные им материалы доказывали его не виновность, но он не успел обнародовать их, его арестовали. Я обернулась на дверь, где в моём сознании тут же вспыхнули жестокие события того времени. Ворвавшиеся полицейские схватили его, настырно волоча, избили, перевернув верх дном комнату. Он упирался, царапая ботиками пол в сопротивлении, падал, хватаясь урывками за шанс свободы, всё ещё избежать участи. И все эти муки, испытанные ради правды перед лицом любви. Мне захотелось помочь бедолаге, пусть даже сто лет спустя. Сама я отзывчивая натура, поэтому письмо быстро оживило меня, привело в чувство долга перед своим сердцем. Для правды поздно не бывает. С этой мыслью я сгребла все найденные пожитки к себе в карман, успев выполнить задания мадам Вагнер в точной последовательности поручения.

–Ну что наша золушка вернулась?!– Заявила высокомерно София, откинув прядь своих светлых волос от плеча.

Мария, сидевшая рядом, потупила взгляд, ведь встревать в разговор в момент когда София "умывает" очередную конкурентку, она тоже не любила.

–Конечно! Ведь трудолюбивая крыса осталась здесь– Я рухнула на кровать обессиленная.

– Ни капельки не обидно!– Заверила София.

–Ну разуметься нет! Где ты видела, что бы истинная сущность человека обижала его суть?

– О чем это ты?

– О тебе конечно!

София было открыла рот, как нетерпеливо вмешалась Мария.

–Говорят, к нам взяли двух новеньких мальчиков. Они очень красивые.– От смущения она застенчиво опустила глаза.

–С чего ты взяла? -по любопытничала София.

–Одного видели у кабинета директрисы, другого у шкафчика, наверное завтра они придут на занятия.

–Не повезло им– Подметила я.

–Почему это? -Переключилась на меня София, окатив взглядом непонимания.

–Под конец года и в новичках? -Помотала я головой в отрицании.

–Да! придётся сделать всё возможное, что бы понравиться учителям– София ввела себя в некое оцепенение припоминая свои "подвиги".

–Ну как тебе этого и не знать! -Злорадно подловила я не удержавшись.

–Вот и научишь своих подопечных искусству подлизывания, вилять языком так же умеючи как и ты! Или может у тебя припасено ещё какое место? Более перспективное.

–Ну и язва ты Ассоль.

София махнув своей шевелюрой, бойко вылетела прочь.

–Ассоль, это низко даже для тебя! – Расстроено пробормотала Мария.

–Да! А когда она издевается над тобой? Не переживай, это очередные её фокусы побыть несчастной.

–Последнее время она часто плачет, может дома у неё что?

–Скорее всего урезали карманные деньги. Вот увидишь– завтра она снова примется за старое– И я развернулась к стене.

глава 3

В эту ночь я не сомкнула глаз, терзая себя догадками. Как только мне удавалось погружаться в сон, я словно тяжелела и проваливалась куда-то, это заставляло меня очнутся. Девочки спали, за окном играл оркестр из сверчков, сражаясь смычками по звуку тональности, подбирая нужный такт симфонии прерывистого посвистывания. Я встала, медленно открыла тумбу Софии и стянула сигареты. Накинув свитер вышла, тихо прикрыв дверь. Я шла по длинному коридору вглубь общежития. Вдруг в поле зрения мне попала целующаяся парочка. Мужчина прижимал к стене девушку невысокого роста. Она тянулась к нему на цыпочках. Целуясь, они издавали лёгкий треск, словно раскрывалась скорлупка нерадивого птенца, в глухом помещении. Неуверенные, ели живые, одурманенные возбуждением, парочка колебалась в нерешительности, отказа или согласия.

Увидев меня девушка пугливо сбежала, мужчина было последовал за ней, вот только угодил в капкан лунного света, что падал с форточки. Поймав чёткий профиль, обнажились черты худощавого лица, идеальной симметрии скул, подбородка, поджарое тело, растрепанные смоляные волосы.

–Мистер Эрик, вы прям как на сцене под горящими софитами целого свода. Смотрю, потихоньку зачёты принимаете. -Я иронизировала свой ответ.

Он молчал от неловкости.

– Раз вы здесь, откроете вот эту дверь? Я ключи забыла. -Я стояла у той самой двери с "историей" , где ранее наводила порядок.

Он медленно подошёл, изводя меня взглядом. Резко дёрнул за ручку с силой злости, замок вскочил с бешенной резвостью и вылетел из жестяной петли.

–А теперь, что, побежишь жаловаться? -Натянуто выдал мистер Эрик.

– И оставить вас одного в такой прекрасный вечер? Ну уж нет!

Мы зашли в комнату. Я в забралась на подоконник, отворила окно и уселась, свесив ноги. Путаясь в одежде, достала пачку сигарет, закурила.

–Вы мистер Эрик – волк в овечьей шкуре среди этого юного стада. Вас трудно осуждать, я б сказала невозможно! Ведь благодаря вам пол– корпуса общежития лишились девственности – Я выпустила струйку дыма в душный воздух ночи, чувствуя за спиной его залёгшее на дно молчание.

–Да хватит вам дуться! Идите сюда.– Я подозвала его развернув свой профиль в его сторону как бы дожидаясь отстающего.

–На вот, угощайтесь– Я протянула ему сигарету.

– Я не курю! -Он подошел неуверенно.

Я посмотрела на него.– Бросив сигарету на подоконник.

–Как хотите! Как так можно жить?

–Ты в каком классе учишься?– Видимо в ответ он пытался найти моё уязвимое место.

–Я бы не звала это место учёбой, где учителя английского зажимают своих учениц. -С подвохом и абсолютным спокойствием в словах проронила я.

Он хотел было уйти, отступив с опаской назад.

–Ладно, ладно прекращаю злорадствовать – Улыбнулась я, выказав дружелюбие.

– Давайте забирайтесь.

Он влез на подоконник, свесив ноги сел рядом.

–И давно у вас это?– Поинтересовалась я.

–Что именно, роман?

–Нет! Пристрастия к юным девицам. Роман, это что -то продолжительное, выдержанное на основе рома и мёда, который долго– долго томился в сладкой неге, а потом ворвался со вкусом наслаждения. Боже, этот вкус!– Я закрыла глаза, облизывая губы, представляя сейчас сохранившийся осадок сахарного наслаждения.

– Такой терпкий и сладкий, тлеющий в поцелуях любви, омолаживает душу и тело, красит щеки в багровый цвет стыда в усиленном желании разгорячённой грудины проснувшегося сердца, что колотится скачками адреналина.

Я дрожащими пальцами поднесла ко рту уже совсем обглоданную огнём сигарету. Втянула последний раз большим глотком, надышавшись отравляющего дыма, и затушила, вдавив её белую стройную фигуру в подоконник, сломав хрупкий стан.

– Вам бы на литературный "письмо и слово"-Заверил Мистер Эрик.

–Меня не возьмут!

–Отчего?

–Романтики долго не живут их сердца погибают перед расчётливыми умами. -Я покачала головой, погоревав секунду.

–Ты ошибаешься!

–Как и многие в этом мире.

–Ну а что с вами? Семейная жизнь не удалась?

–Можно и так сказать.– Он отвернулся в сторону.

–Да говорите уже.

–Страшно! Правда это слабость, все только и делают, что ищут решения своих проблем в тебе самом, а свои не на кого переложить.

Он взял "нелюбезную" сигарету в раннем отказе , чиркнул по коробку, прикрывая трепетное пламя ладонью от сквозняка и задышал расслабленно.

–У моей дочери лейкемия, ей всего пять и всё бы ни чего вроде, но вот организму не хватает сил для востановления в столь нежном возрасте. Жена всегда в депрессии, заботе, уходе, нехватка средств, ссоры…

Он сделал паузу, затяжкой сглотнув затруднительно ком слюны.

–А мне что прикажешь делать? Да, я тоже страдаю, но вечно драматизировать каждый момент жизни я не могу, сам становлюсь больным. Тащить обузу волоча еле ноги от усталость, дело времени.

–Как зовут вашу дочь.

–Ассоль.

Я усмехнулась

– Милое имечко.

–Она и сама сущий ангелок, родилась такой крохотной похожая на фасолинку, вот мы и назвали её Ассоль– Он поджал жалостливо губы, его подбородок задрожал.

–Уверенна это так!

Я спрыгнула с оконной кочки и хотела было идти.

–Вы не проводите меня?

Он резко повернулся на меня, затушил второпях начатую сигарету.

–Конечно! – Лихо перекинувшись через препятствия, оправился.

–Я пошутила! Нельзя, что бы нас видели вместе.

Сначала выйду я, а после вы. И не блуждайте больше по коридорам.

Я выскользнула в дверь.

Глава 4

Первое что я сделала утром прогуляв уроки -отправилась в особняк Меньшова. Он был ещё жилой архитектурой. Неисправные ворота позволили без затруднений войти. Двор был запущен, деревья давно не стригли, а с клумб не убирали ветви кустарников, колонны не белены и покрыты серыми развода от дождя. Дорожка, выложенная из мелких кирпичиков была разбита и имела неровные выемки.

Я постучала. Мне открыл дверь юноша примерно моего возраста. Он был красив, со светлыми, блестящими волосами, аккуратно зализанными на бок. Он походил на магазинный манекен, что ставили для привлечения внимания новой одежды. Такие как я -узколобые, с задранным носом к верху , с кукольными губами, круглыми глазами смотрящие скорее не на вещи, а на их идеальные черты лица, залюбовавшиеся той идеей, создания именно такого образца человека. На юноше была форма нашей школы. Я узнала ее по эмблеме у него на пиджаке, но самого его я не видела в учебных корпусах раньше. Наверное именно про него говорила Мария, тот новенький на конец учебного года. Он пропустил меня вперёд сразу, молча, словно меня уже ожидали. Дом был из тех, про которые принято рассказывать в жутких историях, в нем есть потенциал вершить самостоятельное будущее и с такими домами так просто не совладать. Часы стоящие у стены в большом деревянном "гробу" отбили ровно час. Маятник внутри не прекращал колебания, огромная блестящая бляха маячила туда-сюда. Люди в постоянной погоне соревнуются со временем чтобы успеть, но оно не работает на опережения. Оно помогает установить определённые рамки, последовательность процессов.

Юноша проводил меня в комнату, где расположилась в кресле пожилая дама. На коленях у неё ютился кот. Он сидел в позе плавающей утки, подогнув под себя лапы и хвост, жмурясь мурчал, издавая хруст свежего хлеба. В ушах у него торчали белые волоски. Они были настолько тонкие, будто мороз начертил прутики на стекле. Он был персидский породы и глаза имели заплаканный вид, можно подумать он рыдал всю ночь на пролёт и сейчас искал утешения на коленях этой старой женщины, при этом не теряя самообладания. Комната была мрачная из– за обоев. На чёрном фоне изображались бледные цветы и цветы фиалкового цвета, крупные с раскрытыми лепестками. Висело бра из слоновой кости, замысловатого вида, словно стёкший воск наслоился и застыл в подтёках. Атмосферу нагружали тяжёлые портьеры. Сама леди сидела с важным видом, знавшая много секретов и могла легко играть ими с людьми. Щеки её были румяные и пухлые словно сдоба. Пепельные волосы прибраны на затылке в клубок из которого торчали две кованые спицы, украшенные камнями. Увидев меня она небрежно скинула кота, прервав его жалобное мурлыканье. Встала, свела руки за спиной и прошагала в сторону, волоча длинное платье в пайетках следом длинным шлейфом. Хмурое ее лицо тронула невнятная речь.

–Что, я не расслышала? Я вся напрягла, чтобы хоть что-то разобрать.

Она резко повернулась ко мне. И повторила ещё раз грозно.

–Что, вам нужно юная леди!

При этом её голова затряслась и ее отвратительно дряблый подбородок затрепыхался словно у индюшки.

–Я хотела узнать о семье Меньшовых, проживающих тут до вас.

–Зачем тебе?– сщюрилась она в подозрении.

–Я пишу статью в школьную газету об истории нашего города.

–Я не знала прежних хозяев! -Заявила она преждевременно.

–Может их вещи остались? Они бы помогли мне в поиске информации.

Я была тактичной.

–Не думаю! Мы всё убрали подальше. Эта трагедия нагоняла испуг.

– Может вы всё же позволите…

–Позволю что? -Она повысила тон, перебив меня.

–Посмотреть.

–Обыскать! -Утвердила она свой выбранный ответ.

–Если буквальной– то да!

–Вы и впрямь это сделаете? -На мгновения её лицо прояснилось удивлением.

–Конечно! Лишь для того, чтобы вас задеть, вы уж слишком…

Я подбирала правильное слово.

–Строги.– Она произнесла это с восхищение к своей персоне.

–Злы!

– Вот ты нахалка!

– Вы хотели сказать через– чур честна.

–Я прикажу чтобы сейчас же тебя выгнали.

И она крикнула юношу.

–Йен, подойди сюда!

– Всё я ухожу – Я подняла ладони в вех, в знак уступки.

При выходе столкнулась с этим же юношей.

–Ваша зловредная бабка велела меня сопроводить на чердак.

–Что так и сказала? «сопроводите эту самозванку без имени на мой чердак» он хитро повёл край губы.

–Ну почти. -Я исключила факт объяснять. Опустив суть инцидента.

–Неправда!

–Ну и пусть!

– Так ты проводишь или же предпочтёшь разбираться с этой ужасной старухой?

Юноша ещё раз оскалил улыбку.

– Пошли.

Мы поднимались по широкой лестнице, закруглённой по– спирали, обитой в густой, красный ковёр. Я шла за ним и меня пробирал холодок неопределённости пути.

– Я слышал ваш разговор, так что ты хочешь найти?

– Пока не знаю.

Мы остановились.

–Прошу –Юноша уступил мне первой войти на чердак.

Я взглянула на него с чувством тревоги, словно там прятались мои страхи, и мне не хотелось их выставлять на всеобщее обозрение. На самом деле они всегда со мной, подобно бродячему цирку, как только ты находишь публику, распахиваешь свою арену души, зрелище становится доступно всем и толпа заливается смехом, в ответ и ты сам смеёшься над своими ужасными привычками. Меньшов был учёный и его страхи должно быть разгуливают и по сей день в белом халате по чердачным закоулкам, скрепя кандалами. Сейчас страсть ужаса для меня как источник инфекции. Что, если открыв эту дверь я навсегда выпущу прошлое? Или мой иммунитет к жизни окрепнет? Вот бы изобрели вакцину решительности, тогда бы не пришлось стоять тут думая о такой нелепости. Неужели моя клаустрофобия опять ко мне вернулась? И мандраж, что одолевал меня сейчас отпечатывался у меня на лице. Тёмная комната в которой глаза блестят, как ножи и хочется их всадить в каждого кто вот -вот затаив дыхание броситься на тебя, сделав первый ход. Безликая комната, опустошённая, обглоданная временем, выжитая прошлым, сужалась у меня в сознании давя на мои инстинкты самосохранения. Туннель, я слышу гудок приближающегося поезда у себя в голове срабатывает тригер, побуждающий к бегству. Я с трудом могу пропихнуть глоток силы воли, что оцарапал моё обезвоженное горло. Нужно собраться, взять себя в руки. Я прожевала эту мысль у себя в голове несколько раз. Я почти нашла на себя управу, вдыхая кислород плывя по мирскому течению, смиренно хватая глотки свежего воздуха. Мгновение, и ко мне возвращаются, самые жуткие эпизоды жизни доктора. Весь этот холод стекла, металлических инструментов сковал меня, заключив в свои объятия. Мрак обуревал меня, я задыхалась, скользила вниз, чертя своим скелетом линию на дно. На шее затягивалась удавка, я хрипела, плевалась кровью, билась в истерике, мои позвонки чувствовали остриё ледяного ложе пронзившего меня на сквозь, это не наркоз– это был страх, погружающий меня в анабиоз. Обреченность засасывала в каналы, откуда меня будут тащить, выманивая сладостями жизни, пальчиками, подобно ребенку делающего первые шаги, пока он не дойдёт до открытого пространства огромного светлого зала, где не за что ухватиться, а все вокруг попрячутся затаив дыхание в ожидании, убрав все трапы. Теперь ты вправе выстроить свои мосты без страха, решайся! Борись!

– Боишься? -Раздалось сквозь тонкую мембрану разума.

–Вот ещё! Я ухватилась за ручку, отворила дверь.

–О, готова спорить, это самая милая комната во всём доме, я представляла её более жуткой.

Мы зашли внутрь.

Из грязного окна сыпались тёплые лучи яркого, весеннего, солнца заливая всё помещения в медово– мягкий сиропом. Всё место напоминало открытую поляну, светлую и приветливую для пикника.

Казалось здесь время стремительно быстро пронеслось покрыв всё слоем пыли. Крыша чердака была треугольная, разлинованная деревянными балками, через которые висели плафоны на длинных прутьях похожие на корни кувшинок. Вокруг стояли плетённые бутыли, деревянные сундуки, старый велосипед, конки на гвоздике, барабан, корзина с пряжей, ружьё на стене, стеллаж с колбами и стекляшками разных форм и величины, куклы просящиеся на руки, старая картина с разбитой рамой, огромная люстра уволившаяся на бок, будто бедствующий корабль погружался в пучину прошлого, её блеск утратил волшебного свечения, а дни балов сочтены людским бездельем. В остальном много паутины и прочего не нужного барахла.

–Почему бы это просто не выкинуть?– Я обратилась к Йену, который осматривал маленькую шкатулку, крутя ее в руках.