Текст книги "Ты будешь страдать, дорогая"

– Я ничего не понимаю, – прошептала она, впиваясь подозрительным взглядом в его глаза в поисках хоть какого-то ответа. Но там затаилась такая угроза, что Джемма замотала головой, пытаясь рассеять этот кошмар. Почему? Зачем он здесь?

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – протянул Фелипе и приподнял ладонью ее подбородок. Заметив в глазах Джеммы ужас, он рассмеялся. – Я заставил тебя приехать сюда с одной-единственной целью, радость моя: измучить тебя так же, как ты измучила меня. Ни одной женщине не позволено так поступать со мной, ни одна женщина не может выворачивать наизнанку мои чувства, пока они не превратятся в лохмотья…

– Фелипе! – вскрикнула Джемма, по-прежнему оставаясь бессильной понять происходящее. Меньше всего она ожидала встретить его здесь, в доме своего отца. – Ты… ты все это устроил? – Таков был первый проблеск ее сознания. Ну, разумеется, это результат его стараний – подобных совпадений в жизни просто не бывает! А она считала, что заказ сделан напрямую самим богатым венесуэльцем.

– Естественно. Только так я мог заполучить тебя сюда. Ты ведь иначе не приехала бы, не так ли? Впрочем, возможно, и приехала бы. Помнится, как-то раз ты мне легко досталась.

Эти слова острым ножом вонзились в душу Джеммы. Что же подпитывало жестокость Фелипе?

Она облизала пересохшие губы и усилием воли заставила себя спросить:

– И все же я не до конца тебя понимаю. Ты говоришь о мести, о предательстве… Что ты имеешь при этом в виду?

Джемма чувствовала себя вдвойне одураченной. Во-первых, ее пригласили написать портрет человека, который, как выяснилось, приходился ей отцом. Теперь становится очевидным, что и это всего лишь трюк, уловка, чтобы заманить ее сюда… но… но… Почему никто не предупредил ее об этом?.. Хотя бы тот же Майк – ведь он наверняка не участвовал в обмане.

– Ты не знаешь наших обычаев, Джемма! С латиноамериканскими мужчинами не обращаются так, как ты обращалась со мной, – пояснил Фелипе. – Наши женщины знают свое место, и ты в свое время узнаешь его, querida[3]3
  Здесь: дорогая (исп.).


[Закрыть].

Его рука змеей скользнула по спине Джеммы, и он привлек ее к себе таким неуловимым движением, что Джемма не успела даже возразить. Его рот с силой прижался к ее губам, ощущение было такое, как будто на нее напал преступник. Нет, не этого человека она так отчаянно любила! Ни нежности, ни страсти не было в его поцелуе – лишь одна острая боль. Она отпихнула его от себя. Губы ее горели, сознание расплывалось. Она ведь любила этого человека, любила всей душой, а сейчас он вызывал в ней страх и смятение.

– Не смей больше дотрагиваться до меня! – выкрикнула она, отчаянно сдерживая дрожь в голосе. – Не знаю, что с тобой случилось…

Его глаза угрожающе сузились.

– Что ж, узнаешь, Джемма, еще все впереди. Я покажу тебе – на словах и на деле. Я подниму тебя до недосягаемых высот страсти, желания, а потом низвергну и отброшу, как ты отбросила меня. Пытка – ты узнаешь истинное значение этого слова! – Он цинично ухмыльнулся. – Да, ты все узнаешь, и урок этот будет не из приятных, уверяю тебя. – С этими словами он рывком развернулся и зашагал прочь из комнаты, оставив Джемму в смертельном страхе за свою безопасность и саму жизнь.

Глава 2

От шока Джемма потеряла способность двигаться, но мысли ее внезапно пустились вскачь, как будто их погнал порыв попутного ветра. Такого Фелипе она еще не видела. Такой Фелипе ей не нравился – он приводил ее в ужас. Когда-то он любил ее, но между ними встала Бьянка, так с чего вдруг прибегать к этим чудовищным угрозам?

Жизнь медленно возвращалась к ней, она слегка шевельнулась. Гнев Фелипе поразил Джемму до глубины души, и волны нервного потрясения болью отзывались в каждой ее клеточке. Она подошла к чемодану и уставилась на него невидящими глазами. Впервые в жизни ее мучила кошмарная неуверенность в себе, даже в своем следующем шаге. Что же ей делать? Распаковываться? Но никакого заказа нет, никакого портрета писать не нужно. Ее привел сюда ложный вызов: бывший любовник манипулировал ею, сжигаемый жаждой какой-то дьявольской мести.

Сжав кулаки, Джемма постаралась рассуждать логически. Необходимо выяснить, что происходит, и сделать это нужно именно сейчас. Не став переодеваться, она выбежала из комнаты в той же одежде, в которой прилетела из Каракаса: легких белых измятых джинсах и тонкой блузке навыпуск, которая развевалась на бегу.

Она не знала, где искать Фелипе, но ей необходимо было его найти. Черт бы побрал этот дом, он похож на лабиринт! Выскочив наружу и на мгновение ослепнув от яркого света, она сбежала по каменным ступенькам вниз.

Ни единой души вокруг! Закусив губу, Джемма, прошла до угла дома. Она чуть-чуть успокоилась, но все еще чувствовала себя не в своей тарелке. Кажется, Мария говорила что-то насчет террасы. Наверное, это за домом.

Она обогнула виллу и увидела столы, стулья и кресла с витыми металлическими ножками, а потом вдруг увидела Фелипе.

Решительным шагом Джемма направилась к нему. В голове теснились вопросы, и она не знала, кто даст ответы на них.

Он неподвижно стоял спиной к ней, глубоко засунув руки в карманы легких белых брюк и уставившись в одну точку поверх невысокой каменной ограды, что окружала террасу. Едва заметный ветерок вздувал рукава его рубашки, иначе он ничем бы не отличался от статуй, которые украшали виллу.

– Фелипе, нам нужно поговорить, – пробормотала Джемма ему в спину.

– Вот как? – проговорил он, не оборачиваясь. – Если мне не изменяет память, раньше мы этим не очень-то занимались. Мы проводили время в постели, в объятиях друг друга.

Джемму резко передернуло от горько-сладких воспоминаний, вызванных словами Фелипе. «В объятиях друг друга…» Она бы могла умереть в его объятиях, обвившись сама вокруг него. Страсть тогда переходила в блаженный сон и снова в страсть. Долгие, долгие дни любви, смеха и опять любви… Неужели ей это приснилось? Сейчас, стоя на террасе под палящим тропическим солнцем, в тысячах миль от дома, глядя на непримиримый разворот плеч своего любимого, она готова была поверить, что то был лишь сон. Дрожа от волнения, она следила, как Мария опускает на один из столиков поднос с тарелками и бокалами.

– Фелипе, вы кушать с сеньоритой Соумс?

– Нет, спасибо, Мария. Я поем попозже. Принесите мне только бренди.

Слушая их, Джемма раскрыла от изумления рот. Она дождалась, пока Мария, разложив приборы и расставив тарелки с салатом и холодным мясом, вернулась в дом, и обратилась к Фелипе:

– Она что, знает тебя?

– Ясное дело. Можно сказать, еще с пеленок. – Он обернулся и холодным кивком предложил ей сесть за стол. – В то наказание, которое я для тебя придумал, голод не входит…

– Может, прекратишь этот вздор, – взорвалась Джемма, – и объяснишь мне, что происходит? Я сюда приехала писать портрет, но пока ничего, кроме оскорблений, не получила. – Эта вспышка ни на йоту не изменила мрачного выражения его лица. – Ты что, живешь здесь? – не дождавшись ответа, бросила она.

– Время от времени – да.

Вне себя от потрясения, Джемма опустилась на ближайший стул. По тому дружескому тону, которым Фелипе разговаривал с Марией, можно было догадаться, что они знакомы, но принять тот факт, что он живет здесь, было выше ее сил. Она знала, что у него есть дом в Нью-Йорке, еще один – в Латинской Америке, но, помня о его колумбийском происхождении, считала, что этот дом находится в Колумбии, а никак не в Венесуэле.

– Это… это не поместье Агустина Дельгадо де Наваса? – сипло выдавила она. Какая жестокость! У нее было столько надежд, а теперь этот удар исподтишка добавил еще одну рану к тем, что уже достаточно истерзали ее душу.

Улыбка, промелькнувшая на его губах, нисколько не смягчила жесткого выражения его глаз, и у Джеммы мороз побежал по коже.

– Разумеется, он живет здесь. И тебе действительно предстоит написать его портрет. Вообще-то это была моя идея. Я убедил Агустина, что ему не обойтись без портрета. Пришлось потрудиться, можешь мне поверить. Говоря его словами, у него нет времени на подобные чудачества. Да и мысль пригласить художника-женщину не слишком его воодушевила.

– Великолепно, этого достаточно! – оборвала Джемма, позабыв о страхе. – Твои угрозы мести и пыток, да еще и женоненавистник в придачу, не желающий, чтобы с него писали портрет! Как приятно осознавать, что ты желанный гость! Фелипе цинично улыбнулся.

– О да, ты желанный гость, любовь моя. В мести и пытках будут моменты наслаждения, обещаю. А насчет Агустина не волнуйся. Я убедил его в твоем огромном таланте художника, но об остальных умолчал. У тебя уйма талантов, Джемма. Постель – лишь один из них, и гарантирую, что все они подвергнутся испытанию, пока ты будешь жить здесь.

– Ты предполагаешь, что я отправлюсь с тобой в постель? – не поверила она своим ушам. Когда-то его интимная откровенность приводила ее в восторг; сейчас же от его самонадеянности она покрылась ледяным потом.

– Я не предполагаю; я требую – причем везде и всегда, когда и где мне будет угодно.

Он сделал к ней шаг, и Джемма напряглась и впилась в него глазами, когда его пальцы нежно коснулись ее щеки. Несколько месяцев назад эта ласка мгновенно вызвала бы в ней ответный огонь, но сейчас она лишь разозлилась и резко отдернула голову.

– Я тебе настолько отвратителен? – Он холодно улыбнулся. – Это ненадолго, моя дорогая; вожделение, подобное нашему, неподвластно времени. Я заставлю тебя молить о страсти задолго до того, как покончу с тобой.

Мария вернулась с бренди для Фелипе, и Джемме стоило огромных трудов сдерживать ярость до тех пор, пока та не ушла. Фелипе уселся в кресло напротив нее, повертел бокал с бренди в ладонях, а потом осушил его одним глотком.

Джемма вымученно улыбнулась:

– Испытываешь необходимость в выпивке? Станешь заядлым алкоголиком, прежде чем услышишь от меня мольбу о сексе, без которого, как тебе кажется, я никак не обойдусь.

Вот теперь лицо его осветилось искренней улыбкой.

– Об этой Джемме Соумс я и не догадывался. Какое язвительное лицемерие! Мне нравится. По крайней мере не сравнить с обычной жеманной уступчивостью, которую я, как правило, встречал в женщинах. – Он безразлично пожал плечами. – Впрочем, невелика разница. Всего лишь приправа к тому, что совершенно определенно произойдет.

– На твоем месте я бы не была так уверена. Я уже далеко не та женщина, которую ты с такой легкостью соблазнил полгода назад.

– В самом деле, это было несложно, верно? – грубо прервал он.

Джемма подавила приступ ярости и даже нашла в себе силы использовать его же грязные методы.

– Весьма, – парировала она. – Да и тебя оказалось так же несложно затащить в постель, не так ли?

Кулак его сжался на кованой ручке кресла, а глаза сверкнули гневным огнем, – Не смей говорить в подобном тоне, как продажная тварь!

Обида обожгла ее, словно удар бичом, но Джемма выдержала этот удар, не сводя глаз с его лица. Она вдруг перестала бояться Фелипе, как и бояться его обидеть, потому что это был не тот человек, которого она так страстно любила полгода назад и даже в мыслях бы не обидела ни за что на свете. Этот человек был жестоким, бессердечным незнакомцем.

– А ты тем временем можешь спокойно оскорблять меня, верно? – Она театрально вздохнула. – Ну да, разумеется, это ведь Латинская Америка, а не Сент-Джонс-Вуд, и женщины здесь, как ты мне говорил, делают то, что им приказывают.

– Потому что хотят этого. Они любят своих мужчин так сильно, что готовы преклоняться перед любым их желанием.

– Какие мудрые старомодные обычаи! Непаханое поле для феминистского движения!

– Здесь феминисткам не выиграть.

– Наверное, ты прав, – снова вздохнула Джемма. – Эта тема меня не очень волнует, так что не буду спорить с тобой.

– Видимо, подобное самодовольство и стало причиной того, что ты не позвонила мне в Нью-Йорк? – с горечью произнес он.

Джемма долго молчала, прежде чем у нее достало сил ответить. О Боже, неужели все это из-за того отвратительного телефонного звонка?

– А ты что, в самом деле ждал, что я позвоню? – мрачно спросила она. Неужели он действительно надеялся, что она побежит за ним после того, как он с ней поступил?

– Я должен был бы сам догадаться. Женщинам твоего сорта нужно только одно – чтобы все было как они хотят. Ты получила от меня все, что хотела, а потом отшвырнула в сторону, чтобы освободить место для очередного приобретения. Каковых, без сомнения, в твоих кругах немало.

Его слова вызвали у Джеммы бурное возмущение.

– Так ты только для этого появился тогда на выставке? Чтобы подцепить женщину такого сорта, которые, по твоему мнению, постоянно посещают такие места? Я-то раньше полагала, что на выставки ходят ради искусства, а не ради вылавливания беспутных блудниц. Но я снова ошиблась – как, похоже, ошибалась во всем, что касается тебя.

– Ты ничего не ешь, – произнес он, кивнув на нетронутую еду.

Весьма показательно, подумала Джемма. Никогда не вредно попытаться сменить тему.

– После твоей грубости у меня пропал аппетит. – Она отпихнула тарелку. – А кстати, как поживает Бьянка? – язвительно осведомилась она, добавив к его жестокости порцию собственной, и в ту же секунду поняла, что сильнее ранила себя, а не Фелипе.

Он угрожающе скрипнул зубами.

– У нее все прекрасно. Сама убедишься, когда она приедет на следующей неделе, – со злостью выговорил он.

Жду не дождусь, буркнула про себя Джемма, протянув руку за бокалом с апельсиновым соком, который оставила Мария. Есть она не могла – напряжение убило в ней чувство голода, – но промочить горло было совершенно необходимо. От жары у нее кружилась голова. А может, не от жары, а от кошмарной мысли, что Фелипе специально устроил приезд Бьянки, чтобы ко всем уже имевшим место оскорблениям добавилось еще одно?

– Зачем ты вызвал меня сюда? – спросила она, утолив жажду.

– Потому что устал заниматься с тобою любовью в мечтах. Ты была нужна мне во плоти. Я больше ни дня не смог бы прожить, не овладев тобой по-настоящему.

Джемма смотрела на него с мукой в глазах. В его устах любовь вдруг превратилась в голый секс. Неужели он именно так представлял себе их роман? Тысячу раз он говорил, что любит ее, а она, легковерная, думала, что это правда. Больше она не верит ему. Он мечтает наказать ее, разжечь в ней огонь страсти, а потом оттолкнуть с презрением, как это сделала, по его мнению, она. Его злоба и жестокость неизмеримо далеки от прошлой любви и ласки.

– Чтобы наказать меня – или же для собственного удовольствия? – ровным тоном осведомилась она.

– И то и другое. Я ненавидел и себя самого, и тебя за то, что случилось в Лондоне. – Он послал в ее сторону язвительную ухмылку. – Беда в том, что я все еще хочу тебя, и тебе известно лекарство от навязчивой идеи, не так ли? Нужно столкнуться с ней лоб в лоб. И делать это до тех пор, пока не освободишься от нее полностью.

– Ты до такой степени ненавидишь меня, – печально вздохнула Джемма, – и всего лишь потому, что я тебе не позвонила? – Она нервно сглотнула и продолжила:

– Фелипе, я не позвонила тебе потому, что ты исчез из моей жизни с такой же легкостью, как и появился в ней…

– У меня была причина, но ты не дала мне надежды…

– А стоило ли давать? Ты позвонил через неделю! Почему не раньше? – Она с несчастным видом покачала головой. – Не знаю, зачем я трачу время на споры с тобой. Теперь это уже не имеет никакого значения. – Джемма встала и еще раз взглянула на него. – Я действительно любила тебя, Фелипе, и благодарна за то, что ты заставил меня приехать сюда. Ты избавил меня от призрачных надежд, что теплились во мне после твоего отъезда. Если тебе нужна помощь, чтобы выбросить меня из головы, отправляйся к психологу. И речи быть не может о том, чтобы ради этого ты спал со мной, когда и где пожелаешь.

Он тоже поднялся и замер напротив нее, помрачнев от злости.

– Очень может быть, что мне не придется пасть так низко, – прохрипел он, – потому что теперь я увидел тебя в новом свете. Куда подевалась та нежная, мягкая Джемма, в которую я влюбился?

– Она долго страдала, Фелипе. Так что нам обоим известно, каково это. – Она с вызовом приподняла подбородок. – Ты не можешь заставить меня страдать больше, чем уже заставил. Полагаю, с твоей опытностью тебе нетрудно было бы увлечь меня в постель – но ради чего? Секс – ни больше ни меньше. Никогда это не сможет стать для меня чем-то большим, Фелипе, слышишь, никогда!

Как легко слетела с губ ложь! Секс; никогда любовь с ним не была для нее просто сексом, и никогда не будет, если ему удастся заполучить ее к себе в постель. Она так искренне любила его, и все же сейчас ей хотелось доставить ему такую же боль, какую он доставлял ей. Ей вдруг стадо даже безразлично, что своими словами она роняет себя в его глазах.

– Ты говоришь как шлюха! – зло выдохнул он.

– Пусть будет так, – ледяным тоном согласилась она и повернулась, чтобы уйти.

Он не остановил ее, и Джемма направилась в дом тем же путем, как и пришла, – вокруг виллы, к парадному входу. Слезы боли и гнева обжигали ей веки, но она усилием воли сдерживала их. Хотя бы до своей спальни. В доме было божественно прохладно, и Джемма, откинув с пылающего лица волосы, стала быстро подниматься на второй этаж.

– Сеньорита, вам не понравиться еда, которая я приготовить?

Джемма рывком развернулась и встретилась взглядом с обеспокоенно смотревшей на нее Марией. Ей потребовалось несколько минут, чтобы понять, о чем та спрашивает.

– Нет-нет, Мария, дело не в этом. Просто сейчас я слишком измучена жарой и перелетом, чтобы что-то есть. Извините, что доставила вам столько хлопот.

Нужно было поесть, если не ради себя, то хотя бы ради Марии. В эти часы здесь, наверное, у всех сиеста, а Мария, вместо того чтобы отдыхать, беспокоилась о ней.

– Это не хлопоты. Вы кушать потом, с Фелипе, si?

– Нет! – Ответ вырвался у нее слишком быстро, и Мария нахмурилась. Джемма улыбнулась и постаралась произнести как можно мягче:

– Я хочу отдохнуть… и… – И что? Ей нужно время и место, чтобы подумать, вот что. Необходимо как-то выбираться из этого кошмара.

– Si, я понимать, – расплылась в улыбке Мария. – Позже я приносить вам еду. – Она засеменила в глубь темного коридора.

Облегченно вздохнув, Джемма бегом побежала к своей комнате. Она сбросила одежду, выкупалась и, завернувшись в полотенце, рухнула на кровать. От перебранки с Фелипе у нее дико разболелась голова. Как много было сказано за эту короткую, но мучительную ссору. Такую Джемму Соумс он не знает – так он сказал. Какая разница? Когда-то она была счастливой и беззаботной, а потом стала угрюмой и желчной, и все по его вине.

В самом деле, как мало они знают друг о друге. Они были близки физически – но и только. Ни за что на свете она не могла бы предположить в нем столько жестокости. Сама мысль о том, что он вызвал ее сюда, чтобы заставить страдать, повергала в изумление. Он решил, что она его отвергла, испанская кровь взыграла от подобного унижения, и теперь он полон решимости подвергнуть ее такому же унижению.

Джемма зарылась лицом в прохладный атлас покрывала. Она чувствовала себя больной и измотанной. Господи, лучше бы она послушалась маму и не приняла этот заказ!

Очнувшись наконец от глубокого сна, она обнаружила, что уже совсем темно. Свечки в витых железных подсвечниках разливали мягкий янтарный свет. Над кроватью еле слышно шелестел вентилятор. На какую-то долю секунды Джемма не могла сообразить, где находится, но потом черная тоска снова, как облаком, накрыла ее.

Она поднялась и, плеснув на заспанное лицо воды, увидела, что ее белый халатик, свежевыглаженный, висит на двери ванной.

Джемма набросила его и, вернувшись в комнату, обнаружила, что Мария разобрала все ее вещи, выгладила их и развесила по шкафам.

– Вы просыпаться, – произнесла Мария, неслышно входя в комнату. – Фелипе хотел бы вас видеть за ужином, но он не велеть вас беспокоить, если вам еще плохо после самолета.

Подобное внимание со стороны Фелипе раньше ничуть бы не удивило Джемму, но сейчас показалось подозрительным. Правда, у него было время подумать и понять, насколько необоснованными были его обвинения.

– Мне немножко лучше, Мария, но я еще не в силах одеться и спуститься к ужину. Сеньор де Навас не вернулся?

– Нет, и не раньше чем через два дня, – ответила Мария, заправляя постель.

Жаль, подумала Джемма, для него, для отца, я бы сделала усилие. Но мысль об отце уже не возбуждала ее, она вызывала лишь сожаление. Не стоило сюда приезжать.

Итак, придется помаяться день-другой, пока он не приедет. При других обстоятельствах она даже обрадовалась бы ожиданию. Смогла бы отдохнуть после полета и собраться с силами перед встречей с родным отцом. Но теперь, рядом с Фелипе, готовым постоянно ее мучить, ожидание превратится в двойную муку. Тоска накрыла ее второй волной отчаяния.

– Сеньорита… – начала Мария, но вдруг застеснялась и замолчала, смущенно зардевшись.

– Называйте меня Джеммой, пожалуйста, – ласково, чтобы успокоить ее, произнесла Джемма. Мария улыбнулась.

– Джемма, – повторила она. Мягкое «дж» далось ей с трудом, как будто что-то застряло у нее в горле. – Фелипе – он мне говорить, зачем вы здесь…

Джемма замерла, держа расческу над головой. Нет, не мог же он посвятить экономку в их секрет, сообщить ей, что когда-то они были любовниками, и объяснить ей причину, по которой он устроил этот заказ?!

– Это есть моя дочка, Кристина. Она любить американо, и он в один день вернуться домой и, может быть, взять мою дочку с собой… а она все, что я иметь. Может… у вас есть время… делать… делать маленькая картинка… – Она вдруг замотала головой. – Нет, я не должна просить…

Джемма улыбнулась – от облегчения и удовольствия.

– О, Мария, вы хотите, чтобы я написала портрет вашей дочери?

Мария снова замотала головой и в умоляющем жесте сцепила перед собой руки.

– Я не должна была просить…

– Нет-нет, я очень рада, – рассмеялась Джемма. Бесподобная мысль! Теперь ей есть чем занять себя! За это время, может быть, уляжется сумбур в голове. К тому же отказать в такой отчаянной материнской просьбе просто невозможно.

– Я платить, – улыбнулась Мария.

– Ни за что! – запротестовала Джемма. – Это будет моим подарком. Я сделаю это с удовольствием. – И она подтвердила свои слова легким пожатием руки женщины.

Зардевшись от смущения, Мария направилась к выходу и у самой двери снова остановилась.

– Я приносить еду. Вы должны есть, а я расскажу Кристине. Она будет в восторге.

Джемма еще несколько раз провела расческой по волосам, жалея, что нельзя с такой же легкостью избавиться от черной хандры. Что ж, по крайней мере одна проблема решена. Ей есть чем занять себя до приезда Агустина де Наваса. Однако как отнесется к этому Фелипе, не будет ли он возражать? Она полагала, что дочь Марии тоже работает в доме, но почему бы девушке не попозировать в свободное от работы время? Да и вообще, при чем тут Фелипе – ведь это, в конце концов, дом Агустина, верно? Но Фелипе здесь живет, и Мария обращается к нему так, как будто в отсутствие Агустина главой дома является он…

Джемма озадаченно нахмурилась и положила щетку на трюмо. А в самом деле, почему Фелипе здесь живет? Правда, лишь время от времени, но сейчас-то он как раз здесь. Кажется, он связан с финансами в нефтяной промышленности. Может, он консультант ее отца… Агустина? Ведь если Агустин управляет своей империей из дому, из такой дали, то должен же у него быть помощник? Но это всего лишь предположение. Джемма мечтала узнать правду, только… разве правда изменит что-то в ее кошмарном положении?

Придерживая одной рукой тяжелые шторы, она вглядывалась в окно, словно хотела найти за ним ответы, но темнота была безмолвна. Как странно поворачивается и изменяется жизнь, почти всегда заставая человека врасплох. Джемма летела сюда с тревогой в душе, вызванной предстоящей встречей с человеком, который оказался ее родным отцом. Но теперь еще большую тревогу вызывал в ней другой человек, ее бывший любовник, Фелипе Сантос. Страх пред встречей с отцом был ничто по сравнению с тем страхом, который вызывали угрозы Фелипе.

– Мне очень жаль, что ты не в силах присоединиться ко мне за ужином в гостиной. Гора идет к Магомету – полагаю, именно этого ты и ожидала.

Заслышав полный сарказма голос, Джемма резко повернулась.

– Ничего подобного я не ожидала! – Она нахмурилась, увидев Фелипе, который принес поднос с ужином и поставил его на одну из тумбочек. – Чтоб ты знал, я не играю с тобой в игры. Вряд ли можно было бы предположить, что ты, выполняя обязанности прислуги, сам принесешь мне еду!

– Ты могла бы предположить все что угодно – меня бы ничего не удивило. Ты достаточно умна, чтобы догадаться, что твое упрямство меня разозлит и я этого так не оставлю.

– У меня создалось впечатление, что мне предоставили выбор – присоединиться к тебе внизу или же поужинать в своей комнате, – парировала Джемма. – Я даже подумала, что ты заботливо вспомнил о моей усталости после полета. Как же я ошиблась!

– А что, ты в самом деле устала от перелета? – Он холодно улыбался, глубоко посаженные глаза ощупывали ее тело под соблазнительным белым атласом халата.

Джемма и бровью не повела, не поддалась невольному желанию поглубже запахнуться ради приличия. Ему и так прекрасно известно все, что скрывается под халатом, подумала она с вызовом.

– Надеюсь, мне не откажут в столь малой слабости? – с горечью бросила она.

– Только если и мне не откажут в моей.

Такого она не ожидала, и поэтому ее тело оказалось не готово к отпору. Он протянул руку, рывком обхватил ее за талию, и она не успела даже глазом моргнуть, как оказалась прижатой к нему. Его дыхание обожгло ее, жаркий, требовательный, беспощадный в своем сиюминутном желании рот прижался к ее рту. Фелипе языком раздвинул ей губы и прошелся им по нежной коже десен. Джемма просто окаменела от неудержимого напора его страсти.

Животный крик вырвался из его горла. Такой знакомый, в прошлом приводивший ее в восторг. Дыхание замирало у нее в груди от этого безмолвного признания, что она нужна ему вся без остатка – здесь, сейчас и всегда. Глубина ее ответного желания не замедлила заявить о себе, и вот уже она повторялась, та самая страстная вспышка чувств, которая столько раз заставляла ее мечтать о слиянии с ним. Его руки прошлись по атласной поверхности ткани, пробрались под халатик, погладили нежную кожу – и раскаленное добела желание превратило в пепел все ее возражения, как будто смертельный вирус в один миг овладел ее телом.

От страсти у нее помутилось сознание, и она забыла о том, что это всего лишь наказание, месть, пытка со стороны Фелипе. Его ладони, жаркие, жадные, забрались под тонкую ткань, завладели грудью, и Джемма не сдержала резкого выдоха.

Яростно стиснув ее грудь, он прикоснулся ртом к твердому соску, а потом втянул его губами, как будто наслаждался редким, изысканным вином и не хотел потерять ни капли драгоценного напитка.

Джемма вскинула руки и поиграла дрожащими пальцами в знакомых упругих шелковистых кольцах его волос, потом прижала его голову к себе. Она тоже боялась потерять своего возлюбленного.

Но он уже потерян, возражали ей ее измученные чувства. И он ее ненавидит. Считает, что она оскорбила их любовь – а не наоборот. И это как раз та пытка, что он обещал. Но ведь и для него это должна быть не меньшая пытка? Разве это игра? Чувство мести здесь ни при чем – он желает ее, страстно желает! Невозможно поверить, что все это фальшь и притворство: огонь жаждущего тела, хриплое дыхание, рвущееся из груди, жаркий рот, властно и требовательно завладевший ее грудью.

И вдруг все внезапно оборвалось: желание исчезло в водовороте мучительных воспоминаний о предательстве. Мысли их в этот миг слились воедино, а вот телам, похоже, не придется больше никогда.

Они одновременно отпрянули друг от друга, и в затуманенных глазах обоих блеснула боль.

– Такого окончания я не ожидал, – прохрипел он, запахивая полы ее халата и с силой затягивая пояс.

Джемма обхватила себя руками, пытаясь успокоиться. Тело ее под халатом мелко дрожало. Не от желания, она это знала.

– Я… я полагала, что в этом-то и заключалась суть данного опыта, – прошептала Джемма осипшим голосом. В этот миг она поняла, что хочет его так же сильно, как всегда, и это желание питалось отнюдь не физическим вожделением, но любовью. Она не ошиблась в своих чувствах к нему, и недели вполне хватило, чтобы доказать истинность ее любви. Любовь не исчезла, она померкла от его жестокости, но все же оставалась здесь, в ее сердце. Но он-то, неужели он не понимает, что между ними есть что-то особенное и что все происшедшее можно и нужно обсудить?

– Ты бы поела, пока не остыла еда, – дрогнувшим голосом произнес он, останавливаясь у двери.

Не этой очередной смены разговора ждала она от него. Ей хотелось схватки с ним, шумного скандала, потому что именно после яростных столкновений часто получается что-нибудь хорошее. Но он остановился, он смотрит на нее и хочет что-то сказать. Джемма затаила дыхание, ожидая, как последняя идиотка, что с этих прекрасных губ сорвутся грубые и жестокие слова, оскорбления, на которые она сможет ответить тем же, чтобы запустить маховик ссоры.

– Завтра, когда ты хорошенько отдохнешь, я покажу тебе поместье. Увидишь, тебе будет чем заняться до приезда Агустина.

– О, у меня уже нашлось занятие, – выпалила она, тая смехотворно нелепую надежду, что он вспылит, узнав о ее договоренности с прислугой, чем и вызовет скандал, которого она так ждала. – Мария попросила меня написать портрет Кристины.

Сердце у нее зашлось от радости при виде его злого взгляда.

– Ей не следовало этого делать! – резко произнес он. – Я с ней поговорю.

– Нет! – вскричала Джемма, стискивая ладони в кулаки. Вот уж чего она не собиралась делать, так это доставлять неприятности Марии.

Она неверно повела разговор, и теперь его ярость направлена на Марию, а не на нее.

Услышав ее выкрик, он сузил глаза и с такой силой вцепился в косяк двери, что побелели пальцы.

– Нет, – повторила Джемма. – Она стеснялась попросить меня, сама сказала, что не должна была этого делать, но Кристина у нее одна… и ей хотелось бы оставить что-нибудь на память, если… если дочь когда-нибудь решит уехать.

Она не упомянула Майка. Возможно, он и не знает о любви летчика-американца к дочери Марии. Ради Марии она, можно сказать, ходила по проволоке.

– Она предлагала деньги, но я сказала, что напишу портрет бесплатно. Мне будет чем заняться, пока я дожидаюсь клиента. Я не знаю обязанностей Кристины, но обещаю не отрывать ее от работы.

Ей внезапно расхотелось возбуждать ссору, которую она перед этим провоцировала. Все пошло наперекосяк, он сердится не на нее, а на Марию, а это совсем ни к чему.