Текст книги "Пьесы (сборник)"

Натали Саррот
Пьесы (сборник)

Знаменитый канадский пианист Глен Гульд, начав в 60-е годы делать радиопередачи и стремясь отразить в них окружающую сумятицу звуков, использовал наложение и перемещение звуковых планов, полифонию, контрапункт.

Натали Саррот, в сущности, делала то же самое: она изобрела прием перекрестных диалогов (понятно, почему она писала за столиком в кафе, никогда – дома) и разложила хор человеческих голосов на составляющие. Тем самым она максимально приблизилась к истокам речи, заставив читателя совершать своего рода синтез, восстанавливала ситуацию и характеры персонажей. Вообще-то говоря, эта тенденция появилась в искусстве еще в конце XIX века, когда художники-дивизионисты (они же пуантилисты) стали дробить на составляющие цвет и свет, рассчитывая на то, что синтез произойдет в глазу зрителя. Впрочем, все искусство ХХ века, кажется, готово было вовлечь зрителя (читателя, слушателя) в творческий процесс, сделать его соучастником созидания.

Саррот хорошо известна в России: на русский язык переведены ее роман «Золотые плоды», книги «Тропизмы», «Здесь», «Откройте» («ИЛ», 1999, № 5), повесть «Детство» («ИЛ», 1986, № 12) и др. К ее манере привыкли, и все же позволю себе напомнить, что в своих текстах писательница прослеживает драматургию человеческих отношений, столкновение позиций и мировосприятий, зарождение неприязни, формирование мысли. У нее всегда звучит гул голосов: это спор, поиск истины, докапывание до мелочей, до нюансов, первопричины. Это, как правило, диалог, даже если звучит лишь один голос, даже если этот диалог ведут сами мысли или рождающиеся в сознании слова. Персонажи обычно не произносят законченных фраз, они лишь нащупывают мысль – и бросают ее, фиксируют возникшее чувство – и спешат дальше, перебивая друг друга.

В 60-е годы Натали Саррот написала серию радиопьес. Это небольшие диалоги для нескольких персонажей: «Молчание», «Ложь», позже «Это прекрасно» и «Она тут». Впоследствии все эти пьесы ожили на театральной сцене.

Интерес к языку для Натали Саррот не случаен: манере говорить она посвятила не одну книгу. Например, сборник, озаглавленный «Дар речи», где в каждом из десяти эссе анализируется какое-нибудь часто употребляемое выражение. Или одна из поздних книг, «Откройте», где действующими лицами являются спорящие между собой слова. (Любопытно отметить, что нечто похожее написал в 1968 году итальянский классик Томмазо Ландольфи, его рассказ так и называется «Взбунтовавшиеся слова»).

Вот ведь как, оригинальные идеи буквально носятся в воздухе.

Молчание

Действующие лица

Мужские голоса:

М1.

М2.

Жан-Пьер.

Женские голоса:

Ж1.

Ж2.

Ж3.

Ж4 (молодой голос).

Ж1. Ах нет, расскажите еще… Это было так мило… Вы так замечательно рассказываете…

М1. О нет, прошу вас…

Ж1. Напротив… Расскажите. Это так прекрасно – ваши маленькие домики… мне прямо кажется, будто я их вижу… окошки с резными наличниками… как разноцветное деревянное кружево… А за заборами – сады, а в них – жасмин, акации, особенно вечером…

М1. Да нет же, все это глупости… не знаю, что на меня нашло…

М2. Право же, это было прелестно… Как это вы сказали?.. Детство, запечатленное… во всех этих… в этой неге… Бесподобно – как вы это сказали… Как там бишь?.. Не могу вспомнить…

М1. О нет, послушайте… вы меня в краску вгоняете… Поговорим о чем-нибудь другом, прошу вас… Это было нелепо… Не знаю, какой черт меня за язык потянул… Я смешон, когда поддаюсь таким порывам… Такой, знаете, иногда лиризм нападает… глупости, ребячество… сам не знаю, что говорю…

Голоса вразнобой.

Ж3. Вовсе нет, это было весьма трогательно…

Ж1. Это было так…

М1. Нет, прекратите, умоляю вас. Не смейтесь надо мной…

М2. Смеяться над вами? Да кто над вами смеется, помилуйте… Меня это тоже взволновало… Даже захотелось это увидеть… Я туда поеду… Я уже давно…

Ж3. Я тоже… Это было так… Такие… Вам удалось передать… Это было действительно…

М1. Нет, нет, хватит, бросьте…

Ж3. Но это так романтично…

М1 (с еле сдерживаемой яростью и отчаяньем). Ах, вот оно что. Ну конечно. Этого следовало ожидать. Можете радоваться. Вы своего добились. Именно то, чего я хотел избежать. (Стонет.) Любой ценой хотел избежать… (В ярости.) Да вы что, ослепли? Вы оглохли? Вообще уже ничего не чувствуете? (С мольбой в голосе.) Ведь я сделал все, что мог, я предупреждал вас, пытался остановить. Но разве вас удержишь? Вы же прете напролом… точно стадо… Вот именно, стадо. Ну что, теперь ваша душенька довольна?

Ж3. А что случилось? Что я такого сказала? Чем мы должны быть довольны?

М1 (ледяным тоном). Ничем. Вы ничего не сказали. И я ничего не сказал. Ну а теперь – вперед. Делайте что хотите. Валяйтесь по полу. Орите. Сейчас уже все равно. Зло свершилось. Если подумать… (снова стонет) что все это могло пройти незамеченным… Я, конечно, дал маху… такого маху… но можно еще было все исправить… пропустить мимо ушей, не обратить внимания… Я бы спохватился, я уже был близок к этому… И тут вы – вечно что-нибудь невпопад. Как всегда, медвежьи услуги. Но теперь – все. Можете продолжать. Делайте все, что вам заблагорассудится.

Ж1. А что? Что делать-то?

М1 (передразнивая). Что, что? Вы что ж, не чувствуете, какой механизм вы запустили, что вы раскачали?.. своими руками… О (со слезами), все, чего я так опасался…

Ж1. Но чего вы опасались? Что это такое?

Ж2. Что мы раскачали?

Ж3. Знаете, вы меня пугаете…

М1. Это я-то вас пугаю?.. Я?..

Ж3. Ну да, вы, разумеется. А кто ж еще, по-вашему?

М1 (возмущенно). Я! Я кого-то пугаю! Я, наверно, сошел с ума! Ну разумеется. Так всегда и бывает. Но вы-то, вы – ведь это бросается в глаза… Вы не убедите меня, что… Вы тоже это чувствуете, только притворяетесь… Вам кажется, что умнее поступить так, как будто…

М2. Но, черт подери, как будто что? Нет, должно быть, это мы какие-то бестолковые кретины… придурки…

М1. О, пожалуйста, не пытайтесь меня обмануть, не разыгрывайте невинность. Любой нормальный человек это мгновенно чувствует… Это как… как излучение… как если бы…

Приглушенный смех.

Вы слышали? Слышали? Не удержался-таки. Его проняло.

Ж1 (с достоинством). Это Жан-Пьер засмеялся. Честно говоря, было отчего. Действительно ухохочешься. Его прорвало.

Ж2. Жан-Пьер?.. Нет, это невозможно… Вы ведь не о нем говорите?

Ж3. Жан-Пьер, он такой миролюбивый, такой милый…

М1. А о ком же еще мы можем говорить? О ком, я вас спрашиваю?.. Вы, решительно, испытываете мое терпение…

М2 (спокойно). Жан-Пьер? Мило. Превосходно. Выходит дело, это он.

М1. Отнюдь. Это китайский император. (Посмеиваясь.) Царица сабейская… Шах персидский…

Ж1. О, Жан-Пьер, друг мой. Примите мои поздравления. Вы, оказывается, умеете действовать… исподтишка… Ах вы скверный притворщик… Вы хоть понимаете, что вы тут устроили? А сам сидит, как ни в чем не бывало…

Ж2. Так, значит, это из-за вас, мой бедный Жан-Пьер, весь этот сыр-бор.

Ж3. У-у, гадкий… Стыд-позор… Ужас и кошмар… Страшный человек. Жан-Пьер, такой скромный, такой рассудительный молодой человек… Посмотрите, что вы наделали, в какое состояние вы повергли нашего бедного друга.

М2. Жан-Пьер-спасайся-кто-может. Отныне я буду называть вас именно так. Вы опасный гангстер. Только посмотрите на него! Честное слово, он крайне опасен! У него же пистолет в руке!

Смех.

Ж1. Ну же, Жан-Пьер, разве вам это не льстит? А вам было и невдомек, а?

М1. Простите им, они не ведают, что творят. Не обращайте внимания, будьте снисходительны… Мне бы не следовало, это совершенно очевидно… Я и сам прекрасно это сознаю. Но вы должны понять…

Ж2 (хохочет). Вы слышите, Жан-Пьер, вы должны понять… Все понять (менторским тоном) – значит, все простить, Жан-Пьер. Имейте в виду.

ГОЛОСА И СМЕШКИ. Да-да, вы слышите? Будьте снисходительны…

– Заклинаем вас…

– Сжальтесь, Жан-Пьер, мы вас умоляем…

М1 (чрезвычайно серьезно). Вы ведь сейчас скажете, что все в порядке, не так ли? Я в этом убежден… Ведь вы бы сделали это, будь у вас такая возможность?.. Надо всего-то ничего. Одно словцо. Одно ваше словечко – и у нас гора с плеч. Мы все успокоимся. Угомонимся. Ведь они все, знаете ли, – в точности как я. Просто не решаются ничего показать, привычки у них нет… боятся… они никогда себе такого не позволяют, понимаете… играют в игру, как они сами выражаются, и считают себя обязанными делать вид… Одно словечко. Маленькое банальное замечание. Что угодно подошло бы, уверяю вас. Но, похоже, это сильнее вас, да? Вы, как говорится, «замуровались в своем молчании». Кажется, это так называется?.. И хочешь из него выйти – да не можешь. Как будто что-то держит… Как во сне… Я понимаю вас, я знаю, каково это…

Ж2 (возмущенно). Нет, вы только послушайте! Возможно, я действительно нерешительная, трусиха, но у меня хватит смелости попросить вас оставить нашего бедного друга в покое. Он удивительно терпелив… Я бы на его месте…

Ж3. Просто он очень робок, вот и все.

М1 (жадно). Да-да, робок. Он робкий. Именно так, мадам. Совершенно верно. Дальше можно не искать. Незачем и голову ломать. Слово найдено. Робость. Так и запишем. И повторим. Он робок. Великолепно, это так обнадеживает. Отличное успокоительное средство определения и точные эпитеты. Бывает, ищешь, споришь, мучаешься – и вдруг бац, и все встало на свои места. А что было-то? Да ничего. Так, пустяк какой-то… что-то невинное, в высшей степени обыденное. К чему давно уже… А это, оказывается, робость.

М2 (на повышенном тоне). Ну уж нет! Я лично против. Мы с этим не согласны. Это уже неинтересно. Мне так эта игра понравилась. Я вошел во вкус. (По-детски.) Нет, я отказываюсь останавливаться на этих поверхностных банальностях, на этих ленивых упрощениях… Нет-нет, давайте будем искренни… Разве не было в этом чего-то такого? Какой-то невиданной угрозы? Смертельной опасности? Я, знаете ли, обожаю фильмы ужасов, детективы. Так что не будем останавливаться на достигнутом. Робость. Фи! К черту все эти готовые формулировки. Нам пытаются задурить голову. При чем тут робость? Вы хотите усыпить нашу бдительность. Но у меня тоже есть чутье, и оно не дремало во время нашего разговора. Давайте разберемся. Возьмем тайну за горло – или, скорее, вернемся к первоисточнику. Все началось с фразы про резные наличники на окнах – разноцветное деревянное кружево – и с садов, заросших жасмином… Меня не так легко сбить с панталыку, я не забывчив… Вот после этого-то и начались всякие там излияния, перегибы, приступы удушья и крики о помощи. А теперь хотят прикрыть все это робостью… точно одеялом, чтобы загасить пламя… Да только поздно, одеяло все равно уже горит, да еще и потрескивает… принюхайтесь.

М1 (стонет). Смилуйтесь. Не слушайте его. Он сошел с ума. Он сам не знает, что говорит. Хоть одно слово. Слово прощения. Я в точности знаю, что именно вы думали. Я чувствовал это, пока говорил. Мне бы следовало остановиться, но я не смог. Ваше молчание… от него голова идет кругом… я попался на крючок… чертовщина какая-то… как во время мессы, когда так и тянет богохульствовать… Ваше молчание подталкивало меня всей своей массой… Я был где-то далеко, на краю, если не дальше…

Ж2. Он хватил через край. Вы слышали? Но, Жан-Пьер, скажите же что-нибудь. Я уже тоже начинаю беспокоиться. Вы выводите меня из равновесия.

Ж3. Оставьте его. Достаточно. Поиграли – и хватит. Займемся чем-нибудь другим, сделайте милость. Все это уже наскучило. А как туда добраться, вы нам так и не сказали. Как попасть в эту вашу сказочную страну?

М1 (с испугом). Не знаю… Понятия не имею… М-м, скорее, что-нибудь другое… Ну вот, теперь на этом зациклились, все это пухнет, как снежный ком… Куда бы спрятаться… Как это бестактно… Какая бесцеремонность… Видите, я наказан. С лихвой. За то, что оплошал.

Сам виноват, я вел себя бестактно. Я внушаю вам отвращение, не так ли? Вы никогда это не простите. Я посрамлен… Вам это претит. Ведь вы, вы такой чистый. Ну просто ангельской чистоты. Видите, какие пошлости я говорю, а все из-за вас. Я смешон. Уж и сам не знаю, что болтаю. Едва я оказываюсь в вашем обществе, как впадаю в высокопарность… Но знаете, я ведь все прекрасно понимаю. Вам было за меня неловко. Потому что вы все поняли. У меня постоянно это ощущение, что вы все понимаете. Когда вы так молчите и смотрите на наши забавы, а мы резвимся, точно дети, дурачимся, – от вас ничего не ускользает… Вам было за меня неловко. Ну да, мне действительно они нравятся, эти кружевные расписные наличники… вот я и растекся… да так все это вышло… по-дурацки как-то… Безвкусица… Литературщина… А? Так ведь? Так все было? А?

Во время этого монолога остальные персонажи разговаривают. Ровный гул, сквозь который пробиваются отдельные голоса.

ГОЛОСА. Он просто комок нервов…

– У его отца тоже…

– Что касается меня, то разлука… коллеж…

– А моя бабушка…

Потом отдельные голоса звучат явственней.

– Дурной вкус, литературщина.

– Ну вот, теперь он просит у Жан-Пьера прощения…

– Жан-Пьер, великий знаток…

– Знакомая история… Да подарите же ему книгу… Ах, да, книги у него уже есть… Хо-хо-хо. (Громкий хохот.)

М1 (продолжает). О, какие же они все глупцы. Они же ничего не понимают. Не нужно быть суперначитанным, чтобы обладать чутьем, чтобы разбираться… Это дар, талант. Либо он есть, либо его нет. Они могли бы проглотить целые библиотеки… Вы же, я всегда это чувствовал… для вас слово… Вы никогда не говорили ничего беспредметного, ничего претенциозного. Разумеется, вам приходится время от времени прибегать к помощи слов. Куда от этого денешься? Жить-то надо. Но вы – по минимуму. Слово – и вы это знаете как никто – оно имеет вес.

М2. Простите, что вмешиваюсь в вашу уединенную беседу, что нарушаю атмосферу взаимопонимания и прерываю ваши конфиденции (смеется), но мне кажется, что ежели и есть что-то, что не следовало бы говорить Жан-Пьеру, так это именно что слово имеет вес. Бедняга теперь смолкнет навеки… Кто-кто, а он-то знает, что молчание – золото… он совершенно с этим согласен…

М1. Вы видите, к чему они клонят… Видите… Но я, я так не думаю, заметьте. В настоящее время как-то принято говорить подобные вещи… Вот недавно, когда речь зашла о робости… Достаточно немного покопаться, как вот теперь… Даже глубоко рыть не надо, вы же понимаете. Но в конечном итоге наверняка что-нибудь да найдешь… Начать можно с гордыни. А оттуда до комплексов рукой подать… Признаюсь вам, что я и сам… иногда… когда вы упорствуете… но в глубине души, по правде говоря, я не думаю… Вы – и комплексы! Какая чушь… Вы, который…

Ж4 (молодым голосом, очень тихо). Вы не правы, вы же знаете, что таким способом ничего не добьетесь. Со мной такое тоже бывало, когда-то… Так вот, я вам говорю… Единственный способ – не обращать внимания.

М1. Не обращать внимания? Какая вы добрая…

Ж4. Да, я знаю (еще снижая тон), именно на это он и рассчитывает… что вы ничего не добьетесь. Он прекрасно это понимает… и этим вас держит. Это его забавляет. Вы же тем временем… Слушайте, что вам нужно. Я тут недавно встретила Бонваля. Он меня спросил, видимся ли мы с вами… просил передать вам привет… Я нахожу, что он очень изменился, сильно постарел. А его жена, напротив, все так же хороша собой… (Совсем тихо.) Ну же, поняли?..

М1 (дрожащим голосом). Да, она очень красива… Но если бы вы ее знали… Нет (со стоном), я не могу… Вы слишком много от меня требуете, это невозможно. Вы хотите, чтобы я бежал, а я едва передвигаю ноги, будто тащу на себе тысячу тонн… Я раздавлен, задыхаюсь… (Кричит.) Да не молчите же вы наконец, скажите хоть что-нибудь. Или вы полагаете, что нас это развлекает? Мы делаем над собой усилие, не жалеем себя, даже себя компрометируем – а все из сострадания, из любезности, чтобы поддерживать отношения. Да-да, можете меня презирать, можете изничтожить меня, задушить, а я все равно, покуда хватит дыхания, буду кричать. Человеческие отношения… мы жертвуем собой… идем даже на то, чтобы говорить глупости… плюем на чужое мнение…

Ж3. Ну вот, теперь он закатил ему сцену. Да он на него просто-таки наорал, честное слово… вот забавно…

Ж1. Я начинаю верить, что Жан-Пьер – скала, я бы ни за что так долго не выдержала.

М2. Заключим пари. Заговорит или не заговорит?

М1 (бесцветным голосом). Не имеет смысла. Не заговорит. Месье нас презирает. Наши пересуды. Нашу болтовню. Нашу литературщину. Нашу грошовую поэзию. Он бы сам ни в жизнь. Он ни за что не станет якшаться со всяким сбродом. Но я вам скажу, милейший, что я на самом деле думаю. Все мои мысли по этому поводу. Они правы. Вы – робкий. Чего тут думать? К чему все усложнять? Наше мнение вас пугает. А вдруг вы сморозите какую-нибудь глупость? Ведь такое вполне могло бы случиться, а? Какой-нибудь фантастический ляп – и вы как все. И тогда (пищит женским голосом) – ах какой ужас… Что об этом скажут? Ведь я, подумать только, могу сойти за скудоумного, за дурака. Нет, это невозможно вынести… А так сижу себе, как царь, и все вокруг меня суетятся…

Ж3. А знаете, лично на меня молчуны не производят никакого впечатления. Я просто думаю, что им нечего сказать.

Ж4. А я – напротив, должна признаться, что молчаливые люди… Когда мне было пятнадцать, я была влюблена в одного господина… издалека, разумеется, мне же было всего пятнадцать… это был приятель моего отца. Он все молчал и курил трубку… Он мне казался… ну прямо роковым!

Ж3. Да, в этом возрасте я тоже… но потом у меня это, знаете ли, прошло…

М1. Ну вот, видите, они вас за дурака держат. Вот чего вы добились. Впрочем, возможно, вам на это наплевать. Ну разумеется, вам до этого нет никакого дела. Иначе вы бы сделали что-нибудь. (Смягчаясь.) Вам все это безразлично, я был несправедлив, простите меня. Я же, совсем наоборот, понимаете, я чувствую, всегда чувствовал, что в вас… Именно поэтому мне с вами… Если кто другой молчит, я даже глазом не моргну. Но если вы… тут и гадать нечего… Совсем наоборот, ваше молчание наполняет собой пространство, оно весомо. Именно поэтому с интеллектуалами… Ах, так вот оно что!.. Я попал в точку… И как это я раньше не догадался?.. Но знаете, не нужно так думать, только не я… я – нет, я – ни за что, я – никогда. Я не из таких. Я их терпеть не могу… Я совсем не так выстраиваю шкалу ценностей, не так, как вы думаете. Совсем наоборот. Как раз с ними-то мне хуже всего. Они толстокожие, их ничем не прошибешь… Марта, послушайте меня, никогда не влюбляйтесь в интеллектуалов.

Ж4. Не беспокойтесь… Все в порядке. Продолжайте. Ничего страшного… Может, так оно и лучше… Может, вам удастся таким образом…

М1. На самом деле все мои друзья… Это всегда люди простые, ручного труда. Именно в них… Я помню, один плотник… Помнится, он… Впрочем, не знаю, чего это я… Хорошие люди везде есть… среди интеллектуалов тоже… А что это, собственно говоря, такое, интеллектуал? М-м? Тут надо еще разобраться… Вы, без сомнения, интеллектуал… Если уж на то пошло.

Ж1. И я так думаю. Если Высшая горная школа – не рассадник… как говорится…

Ж2. Вот именно. А откуда они берутся в этом случае, интеллектуалы?

М1. Вы абсолютно правы. Откуда они берутся? И потом, что это слово, собственно говоря, означает? Нет, я говорю это потому, что у некоторых людей имеются предрассудки… едва они почуют интеллектуала… как на них находит… что-то вроде ненависти… они с самого детства на них ополчаются. Я знал когда-то одну семью… Так вот, родители, оба, просто на дух не переносили… Бедняги… должно быть, на их совести, немало детей-мучеников… Кстати, Ани, дочка четы Мере… такая, знаете, зубрила… ну просто синий чулок… маленькая старушонка… Должен вам признаться, она и во мне будит такие инстинкты…

Ж2. Ах, как я вас понимаю…

Ж3. Так что же мне делать? Вы решительно не желаете сказать, как туда добраться… Наверно, лучше на машине… Вот только дороги…

М1. Да что вы так за это ухватились? Что вас так заинтриговало? Что тут интересного, ну, деревянные домишки… Знаете, что это? Впрочем, я и сам такой. Мы все рабы моды. В наши дни дерево, например, неизвестно почему… люди просто в ажиотаж впадают… Деревянные вещи… солонки там всякие, перечницы… И еще балки потолочные… Мне тут на днях попалась презабавная статейка, как раз о пристрастии к деревянным балкам… Ну прямо про меня…

М2. Вот уж правда. Это реакция на засилие железа и бетона.

М1. Но вместе с тем надо идти в ногу со временем. Я повторяю это себе всякий раз, как вместо живописной повозки вижу трактор… знаете, такие повозки… очень красивые… какого-то невообразимого голубого… Ах, простите… Вы слышали?

РАЗНЫЕ ГОЛОСА. Нет.

– Нет, ничего.

– А что слышали?

М1. Вроде свист… Он свистел… я сам слышал…

Ж3. Кто он? Опять Жан-Пьер? Опять вы за свое.

М1. Но я отчетливо слышал… Ах нет, оставьте нас… мне надо с ним поговорить. Вы произнесли слово «эстетизм»… Разве нет? Вы ничего не говорили? Но я готов поклясться… Да, я и вправду скатился… с этими повозками… Гротеск… Знаете, никак не могу избавиться от сентиментальности. От романтизма… (Пронзительно смеется.) Сколько ни сдерживаюсь, все равно прорывается. И так всю жизнь, представляете? Я из-за этого счастье свое упустил.

Ж1. Ой, расскажите скорее… Как вы его упустили? Какое счастье? Ну же, расскажите нам все!

М1 (покорно). Расскажу. Все-все… Ничего не утаю. Так вот. Я был ужасно влюблен. Безумно. Она была восхитительна. Замечательная девушка. Ну абсолютно то, что мне нужно. И сильная ровно настолько, насколько сам я слаб. А лицо… Вот смотрите, Жан-Пьер, когда он вот так сидит, в профиль, прямой, непреклонный и чистый, он мне ее напоминает. Она бы ни за что не стала, как я… Да еще из-за какой-то ерунды… Мы сидели на берегу Сены, в сквере Вер-Галан. Готовились к экзаменам. Пытались разобраться, в чем разница между репортом и депортом. Это был экзамен по финансовому праву. И тут я ей говорю… (Прыскает.) Посмотрите, как склонилась ива, как падает свет… какие на воде блики… в общем, какую-то чушь в этом духе… Она даже головы не повернула, так и сидела, уткнувшись носом в конспекты… Я повторил… А она посмотрела на меня строго и спросила, что же такое все-таки репорт… И тут я понял, что наши отношения дали трещину… Я так никогда и не смог это объяснить. Просто все рухнуло. Она так ничего и не поняла. А вся моя семья… И ее тоже. Они были сначала так счастливы… «Это ненормально», – сказал мой отец. Он был в ярости… У меня и вправду что-то не так, отец был прав… Именно поэтому…

М2. Хо, вот умора. Как же вы нас рассмешили! А ваши наличники все ж вам дороги, а, признайтесь?..

М1. Ну да, сами видите, чего мне это стоило. Я потом очень жалел… Может, потому и жизнь не удалась… Вы слышали? Он как будто произнес какой-то звук. Мне показалось, он засмеялся…

М2. Конечно, засмеялся. Вы всех уморили.

М1. Да, он засмеялся, это точно. Я его рассмешил. Как же я рад. Я все бы отдал, лишь бы… Пусть все забирает – все принадлежит ему. Все. Ему. Лишь бы смеялся. Ну что, вы перестали хмуриться? М-м? Я вас рассмешил… Может, вспомнили что-то?.. Что-нибудь смешное… из вашей жизни… Это было бы такое счастье, такая честь… Вам не нужно отдавать столько же, сколько я. Что касается меня (с неожиданным достоинством), я отдал много… и никто даже не заметил (подавленный вздох)… здоровенный кусок… А от вас требуется лишь маленький кусочек… Крупиночка… Былиночка… С нас и того довольно… Но нет, руки прочь! Не любите, когда к вам так, вплотную? Вы ни о чем меня не спрашиваете, не так ли? И с чего это вдруг я к вам прицепился… Вы прямо сжались весь. Это сильней… Ой, смотрите, он отодвигается. Прекратите… (Обращаясь к другим.) Да сделайте же что-нибудь, черт побери, придумайте что-нибудь наконец, это становится невыносимым, неприличным…

Ж1. Ну в самом деле, Жан-Пьер, скажите же что-нибудь…

Ж2. Право, Жан-Пьер нас презирает…

Ж3. Жан-Пьер, вы на меня тоску нагоняете… (Смех.)

М2. Ну хорошо, Жан-Пьер, молчите дальше. (Смех усиливается.)

М1. Они вас дразнят… А я вот что вам скажу в определенном смысле я вас понимаю. Просто это вещи, которых нельзя касаться. Они слишком дороги для вас, эти наличники. Неприкосновенны. С ними должно обращаться очень бережно, как с предметами культа, облачась предварительно в священные одеяния. Профанация вас возмущает. Вы хотите мне выразить свое неодобрение. Хотите отмежеваться. А ведь точно. Молчание – знак несогласия. Вам претит, когда опошляют… Как я вами восхищаюсь. Мне нравится ваша непримиримость. Ваша суровость. Вы поэт. Истинный поэт… Поэт – это вы…

Ж3. Ну вот. Опять вы впадаете в крайности. Только что он был тупица. Теперь – Бодлер. Знаете, Жан-Пьер, то, что вы делаете, – это круто.

Ж1. Ах, если бы я могла удержаться, я бы хранила молчание. Всю жизнь.

Ж2. Вы знаете, Жорж Санд… В этом был секрет ее очарования. Говорят, она рта не раскрывала.

Ж1. Да, и курила толстые сигары. Представляю себе: сидит, полузакрыв глаза, с таинственным видом. Меня не удивляет, что все современники были во власти ее чар.

М2. Вы забыли одну маленькую деталь: ее творения уже создали ей репутацию. Ее молчание было весомо.

М1. Да нет же, вы не понимаете. Как раз в этом и состояла ее слабость. Без романов было бы еще сильнее. Когда ничего не делаешь – это очень сильно. Вот так вот сидеть и молчать, ничего при этом не сделав… Простите, это я не о вас, я знаю, что вы работаете, я даже восхищаюсь вашей работой… Такие, знаете… Но эта область для меня совершенно герметична… Нет, мы говорим вообще. Просто это очень сильно, когда ничего в жизни не сделал, но при этом оказываешь определенное давление…

Ж3. Странное дело, вы знаете, это заразно. Мне передался этот ваш недуг… я чувствую себя, как бы… будто на меня что-то давит… Словно какие-то флюиды… Ах, Жан-Пьер, прекратите сейчас же…

Ж2. Жан-Пьер, уси-пуси, посмотрите, во-он птичка полетела… А ну-ка улыбнитесь… И еще разок… Тю-тю-тю… Ну вот.

Ж3. Он и впрямь улыбнулся… Я видела…

М2. Правда, я тоже видел. Улыбнулся. Абсолютно точно. Он веселится, на нас глядя, это совершенно очевидно… Мы его забавляем. Мы – забавные. Мы им загипнотизированы. Мы в плену. В сетях. Его молчание – это сети. А он наблюдает, как мы в них трепыхаемся.

Ж1. Я тоже буду так делать. Мы все будем. Давайте в это играть. Тишина. Все молчат, исполненные собственного достоинства…

Ж2. Но…

Ж3. Тс-с-с…

Молчание.

Ж2 (прыскает со смеху). Нет, чурики. Я больше не могу. Сил нет, язык чешется…

М2. Нет, мы явно не на высоте. Вынужден это констатировать. Круглый ноль! Никуда наше молчание не годится. Эффект – нулевой. Для меня, во всяком случае.

РАЗНЫЕ ГОЛОСА. И на меня никакого воздействия.

– И на меня.

– Никаких ощущений.

– Это легче воздуха. Пустота.

М1 (страстно). Вот видите, я же вам говорил. У него молчание весомо, оно наполнено до краев. Просто невероятно, сколько там всего. Увязнуть можно. Утонуть.

М2. По правде говоря, вы много насочиняли. Вы наполняете это молчание такими вещами, которых там, может быть…

Ж1. Дается, как известно, только тем, кто уже имеет. Взаймы дают только богатым. Я вот могла бы молчать до скончания времен…

М1. Теперь я знаю, в чем вы меня упрекаете. Вы правы. Все дело в форме. Я говорил вам это недавно… Но понял только сейчас… Форма. Чтобы вы их приняли, эти наличники, надо было, чтобы я вам их преподнес по всем правилам политеса, как должно – в белых перчатках и на серебряном подносе. В виде книги, например. В красивой обложке. С приятным шрифтом. Изящно оформленной. Стилистически выдержанной. А я ленивый – вы сказали, я понял это, – я ни на что не гожусь, все норовлю как-нибудь. Я хотел без усилий, без затрат произвести на вас впечатление, ошеломить, добиться легкого успеха – так просто, за здорово живешь, взять пустой болтовней. Надо было повкалывать в поте лица, посидеть над этим пару ночей. Приправить наличники стилистическими фигурами. Разве нет? Вот этого вы и не можете простить. Все должно быть разложено по полочкам. Если бы это был поэтический сборник, вы бы снизошли… Ах нет, простите. Почему снизошли? Может быть, вы бы даже насладились им сполна – этой квинтэссенцией, этим нектаром, в тиши уединения…

Ж1. Ага! Выходит, это золотое молчание. Теперь вы обязаны написать для нас прекрасную поэму. Вы про эти окна напишете поэму. Вы…

М2. Невозможно. Ничего не выйдет. Слишком обсосано. Банально донельзя. Отработанный материал. Пусть уж лучше так…

М1. Ну вот. Слышали? Все это ни к чему. Так, барахло. Одни только слова, ничего больше. Наши слова. У человека с утонченным вкусом это вызывает отвращение. Вы наш спаситель. Такие люди, как вы, просто необходимы. Они заставляют двигаться вперед… Высоко несут факел…

Неожиданно кричит.

Фальшь! Какая фальшь! Насквозь фальшиво. Я просто безумец. Не в меру расщедрился. На самом деле от вас никакого проку. Даже близко ничего похожего. Сам не знаю, чего я тут навыдумывал. И что вы себе позволяете?.. Как вы смеете меня учить? Вы ненавидите поэзию. Вы ненавидите ее во всех проявлениях, в чистом виде и в виде искусства. Вы прагматик. А то, что вы называете сантиментами… О нет, нам с вами тесно в этом мире. Рядом с вами даже находиться невозможно – мне не хватает воздуха, я задыхаюсь… Рядом с вами вянет все живое. Но я заставлю вас подчиниться, я поставлю вас на колени. Я стану описывать эти наличники, и вас заставят, хотите вы того или нет. Вы будете вынуждены… Он что, повторил слово «вынуждены»? Вы засмеялись и сказали «вынужден».

Ж1. Нет, это я сказала. Повторила за вами.

М1. Нет, он тоже сказал. Я это слышал. Он сказал: «Вынужден?» – и засмеялся. Я – вынужден? Так и сказал. «Вынужден?» Кто же может его вынудить? Что бы ему ни прочли, кто может заставить его восхищаться?

Ж2. О, не будем преувеличивать. У Жан-Пьера отменный вкус. Он своих любимых классиков наизусть знает.

М1 (жалобно). А я как?.. Как я могу?.. Как мне тягаться? Ведь у меня нет имени. А он не хочет признавать… Ни в грош не ставит. Месье – сноб, ему подавай признание. Прагматики, они такие. Какой у вас с этого доход в конце года? Сколько вы на своих наличниках заработали?

Молчание.

Ж3 (немного сомнамбулически). Есть на свете такие люди… одно их присутствие парализует голоса, сердца… И голоса, и сердца…

Ж2. Как красиво сказано. Чье это?

Ж3. Бальзак. Насколько я помню, это сказал Бальзак… Меня это поразило. Кажется, он написал это в «Луи Ламбере», некоторые, не будучи этого достойны, поднимаются до известных высот и одним своим присутствием парализуют и голоса, и сердца…

М1 (в изумлении). Это сказал Бальзак? Господи! Да что же вы раньше молчали? Почему вы раньше это не говори ли? А я-то безумец. Я! Когда Бальзак, сто лет назад… И надо же такому… Он видел, он чувствовал, как я… он понял… Одного мнения достаточно, чтобы доказать… И кто? Бальзак! Ни больше ни меньше! Вот если бы Бальзак был тут… (Радостно смеется.) Ну разумеется, что может быть проще?.. Да я же чувствовал это, я догадывался: этот человек затесался в нашу среду безо всякого на то права, он здесь чужой, самозванец. Он заставляет замереть…