Текст книги "Гость из прошлого"

Глава 6

Светлана открыла глаза, сощурилась от яркого света. Повернувшись на другой бок, почувствовала неприятный запах. Что это? Оказывается, на полу стоит поднос с пустыми бутылками из-под пива и водки, а на маленьком блюдце – несколько кусочков селедки и вялые перья зеленого лука. На ковре разбросаны куски хлеба, огурцов и раздавленные помидоры. Закрыв глаза, чтобы не видеть этого беспорядка, Светлана для верности отвернулась, положила на голову подушку, прижала ее к уху. Теперь звуки улицы стали отдаленными. Как надоел первый этаж – все, что творится за окном, происходит словно у тебя в квартире: смех и крики детей, ругань дворника, шум и выхлопы проезжающих по двору автомобилей. Утром все это особенно раздражало.

Протянув руку, Светлана взяла пустую бутылку из-под водки, перевернула ее вверх дном, с сожалением отметила, что в ней нет ни капли. Придется снова идти в магазин, а так не хочется выходить из дома. Голова раскалывалась, во рту было сухо и гадко. Отбросив подушку в сторону, Светлана медленно поднялась. Тело было ватным, непослушным, подташнивало. Шатаясь, села на край кровати. Попыталась достать ногой тапочку, но только отодвинула ее еще дальше.

– Вот дерьмо…

Бросила недовольный взгляд на закрытую балконную дверь. Светлана щелкнула языком: оставила бы открытой, не было бы такой вони. Теперь не отвертеться – Дима улавливает самые тонкие запахи. Нюхач, одним словом. Придет, начнет морали читать. Разве ему понять, что для нее любые укоры сейчас – пустые слова. Она пропускает их мимо ушей, потому что они ей не нужны. Ей больше никто и ничто не нужны… без Илюши.

Звонок в дверь заставил Светлану сжаться. Это были колокола над самой головой, как только барабанные перепонки выдержали. Может, ошиблись и не стоит подходить к двери? Дождавшись повторного звонка, Прохорова поднялась и, отряхнув мятый халат, поплелась в коридор.

– Кого еще принесло в такую рань, – пробурчала она, но неожиданно наткнулась взглядом на часы: половина первого.

Это означало, что спала она долго и крепко. За последнюю неделю, кажется, впервые. С того самого дня, как в их дом пришла страшная весть, ее организм включил программу самоуничтожения. Она работала в нескольких направлениях: бессонница, апатия, отсутствие аппетита и непомерное потребление спиртного. Светлана и раньше могла позволить себе рюмку-другую, теперь она не выходила из угарного состояния алкогольного опьянения. Тщетно надеялась на облегчение страданий. Становилось только хуже. К боли душевной прибавилась физическая – ужасно болело под правым ребром, тошнило, желудок не желал принимать пищу. Светлана чувствовала себя все хуже, получая необъяснимое удовлетворение от этого. Так она наказывала себя за то, что все еще была жива.

Слез не осталось. Боль не успела притупиться – прошло всего несколько дней со дня смерти сына. Периодически Прохорова впадала в странное состояние возврата прошлого. Она вдруг начинала перебирать вещи Ильи, собирая его на море. Он как раз собирался съездить в Ялту с друзьями после сдачи сессии. Несмотря на то что поездка стоила немалых средств, ни Дмитрий, ни Светлана не отговаривали сына. Уж очень хорошей была компания: молодой задорный коллектив из четырех юношей. Они росли вместе, никогда не ссорились и вообще не были похожи на современную молодежь. Казалось, они живут в своем мире, в котором нет цинизма, жестокости и распущенности. Их не привлекали шумные застолья с обязательными спиртными излишествами. Позволяли себе все, но в меру. Все четверо не курили, хотя, как многие, однажды попробовали и не стали продолжать. Они предельно вежливо вели себя с девушками, не допуская пошлости, ставшей нормой в общении для многих.

Светлана не смогла пройти мимо фотографии сына с траурной лентой. Взяла в руки, прижала к груди.

– Мой мальчик… – прошептала, надеясь, что хотя бы одна слезинка скатится по щеке. Нет, она больше не плакала. Илюша всегда очень огорчался, когда видел ее в слезах. Голубые глаза сына смотрели с фотографии. В них, как всегда, искрилась неуемная жажда жизни, новых впечатлений, уверенность в будущем. Он знал, что будет хорошим хирургом, как его отец. С первых классов школы на вопрос о том, кем быть, Илья с гордостью отвечал одно:

– Врачом, как папа!

Из него бы получился настоящий хирург: спокойный, рассудительный, решительный, смелый. Преподаватели пророчили ему блестящую карьеру. У него все должно было получиться. Как истинный мужчина, он успел посадить вишневый сад, вместе с отцом осваивая участок земли за городом. Активно помогал строить маленький дом, мечтая о том, как зимой они всей семьей будут приезжать сюда и встречать Новый год, отмечать Рождество. Настоял, чтобы во дворе посадили елку, – Илья собирался наряжать ее к празднику.

Остался недостроенный дом, растущие вишни, небольшая, ростом с шестилетнего ребенка, ель, а Ильи больше не было. Свыкнуться с этим не получалось не только у его родителей. Ошарашенные бедой одноклассники, однокурсники все эти дни приезжали к свежей могиле, молча глядя на деревянный крест. Говорят, памятники можно ставить не раньше чем через год, пока земля осядет, пока… Ровесники никак не могли поверить, что Илюши Прохорова нет, что он не сыграет им на гитаре, не споет Yesterday так, как мог только он.

Вслед за безответным «за что?» следовало «что делать?». Друзья пытались отвлечься на подготовку к экзаменам. Кому-то удавалось, большинство пока не могло настроиться на учебу. Слишком велико было потрясение. Опустошенные, испуганные, они пытались как можно больше времени проводить вместе – так им было легче пережить боль утраты.

Родителей Ильи горе не сплотило. Оба ушли в свои переживания каждый на своей территории: Дмитрий Ильич в своей однокомнатной квартире, а Светлана Николаевна – в своей трехкомнатной, оставшейся ей после развода с первым мужем. Здесь раньше жила она, два ее сына, муж. А потом она вдруг влюбилась в Прохорова…

Этого нельзя было делать. Она разрушила семью, настроила против себя сыновей, укоротила жизнь мужу. Теперь старшие дети далеко: Иван в Америке, Леня в Польше. У них там то, что называют расчетливым, холодным словом «бизнес». Иногда они вспоминают о ее существовании. Не чаще двух раз в год: в день ее рождения и восьмого марта. Сыновья не простили ей разрыва с отцом. Для них она навсегда осталась предательницей, которая пошла на поводу плотских желаний, изменив отцу, забеременев от Прохорова. Им не был нужен младший брат. Иван прямо сказал ей об этом. Ему было семнадцать, а шестнадцатилетний Леня во всем поддерживал брата. Сыновья решили жить с отцом. Как ни странно, она не стала их уговаривать. Может быть, потому, что впервые в жизни носила под сердцем ребенка от любимого мужчины.

Господи, ей самой в то время еще не было сорока. Но на третьего ребенка она решилась сразу. На его появление не могли повлиять ни развод, ни отчуждение сыновей, ни раздел имущества. Муж проявил благородство и оставил ей их квартиру. Сам переехал в жилье, доставшееся от родителей. Мальчишки за ним… Все это время она пыталась понять, что обо всем этом думает Прохоров. Он был удивлен таким развитием событий. К тому времени они успели расстаться, выяснив, что их отношения ведут в тупик. Но, став свободной, Светлана перестала быть изменницей, предательницей. Она открыто призналась в своих чувствах, а главное – в том, что беременна.

Прохоров выслушал ее с каменным выражением лица. Тогда Круглова не знала, чего стоило ему сделать выбор в ее пользу. Выбор: безумная страсть к Саше и безысходность, в которую втягивала его опытная женщина… Собственно, теперь он точно знал, что, узнав о ребенке, Саша почувствует себя обманутой. Наверное, в той же степени, что и он. Даже если Дмитрий сможет ее простить, им не найти общего языка. Можно было бы сказать, что они квиты, но разве с таким багажом живут долго и счастливо?

Светлана как будто ни о чем не просила, просто сообщила как факт:

– Будет мальчик. Назову Илюшей… – это был стратегический ход дать ребенку имя его деда. Видя, как колеблется Прохоров, она вдруг поняла причину. Ну, конечно, он не уверен в том, что это его ребенок. Тогда пришлось внести уточнения: – Скажу для ясности, Дмитрий Ильич. С мужем я уже полгода не живу… Ребенок твой, но можешь не напрягаться. Я оставлю его, что бы ты ни сказал. От тебя, прости, ничего не зависит.

Как настоящий мужчина Дмитрий Ильич не видел иного решения: ребенка оставить. Они расписались за три месяца до рождения Ильи. Круто изменив свою жизнь, Светлана не жалела об этом ни дня. Для себя она решила, что эта любовь дана ей свыше, как награда за долгие годы серой, безрадостной жизни с первым мужем. Даже рождение сыновей лишь на какое-то время скрашивало пропитанный пьяным угаром мужа быт. Она презирала мужчину, с которым делила постель, за которым приходилось ухаживать, перенося свое недовольство на сыновей. Это было неправильно, несправедливо по отношению к ним, но она так устала от необходимости делать вид, что у нее все в порядке. Роман с Прохоровым оживил, закружил, заставил забыть обо всем.

Она давно обратила на него внимание. Дмитрий Ильич не выказывал ни к одной из медсестер особого отношения. Он был вежлив и строг со всеми, а Светлане хотелось, чтобы он заметил ее, посмотрел на нее другими глазами. Время шло, а их отношения оставались в рамках, определенных субординацией. Немного моложе, намного умнее, с большими перспективами, отчаянно привлекательный – она не могла заставить себя не думать о нем. С тех пор как он поселился в их доме, она только и делала, что подстраивала встречи, «случайно» попадалась на глаза, заговаривала, кокетничала. К тому же увела его из-под носа у самонадеянной девчонки, раздумывавшей слишком долго. Она, замужняя женщина, мать взрослых сыновей, не обладающая идеальной фигурой, внешностью, характером, влюбила в себя молодого, интересного, перспективного. Она славно постаралась. Теперь она знала, что впереди ее ждет только хорошее.

Как жестоко она ошиблась. Наверное, то, что произошло с Илюшей, – возмездие. Господь наказал Светлану за пренебрежение к общепринятым нормам, за уход из семьи, за равнодушие к судьбе старших сыновей. Но как жестоко это наказание. Кому стало легче? Мужу на небесах? Он умер через четыре года после развода, отравившись паленой водкой, – для него это был логичный конец. К тому времени сыновья перешагнули рубеж двадцатилетия, посчитав себя окончательно и бесповоротно взрослыми, не нуждающимися в ее заботе и внимании. Прохоров предлагал им жить вместе – отказались.

Они выбрали свой путь, и она не мешала им идти. Они злились на нее, практически вычеркнув из своей взрослой жизни. Неужели сейчас, когда так свежа боль утраты, ее сыновьям стало легче? Неужели они думают, что она получила по заслугам? Что они чувствуют, узнав, как страдает их мать? Она получила сполна, авансом на всю оставшуюся жизнь. Но несправедливо и жестоко, что за ее грехи расплатился Илюша. Ее воспитанный, красивый, умный, талантливый ребенок ушел так рано. Вокруг столько бесполезных, презренных типов, мешающих жить родным и близким, а ее мальчик, приносивший только радость, умер так рано.

С нежностью поцеловав фотографию, Светлана вздрогнула: снова звонили в дверь. Кто-то настойчивый, только она не хочет никого видеть, не хочет ни с кем говорить. Поэтому она не спешила открывать. Ей плохо одной, но еще хуже будет, если кто-то попытается в очередной раз проявлять сочувствие. Все эти дни она пьет в одиночку, пытается заглушить боль, сделать так, чтобы в голове не осталось ни одной мысли. Сегодня получилось: Светлана не заметила, как уснула. Тяжелое пробуждение – следствие перебора со спиртным, но несколько часов сна стоило того.

– Мой мальчик… – Прохорова положила фотографию на стол.

Это Дмитрий сфотографировал сына за несколько дней до… Он никогда не жаловался на сердце. Но в тот день, когда Илья возвращался домой после консультации перед экзаменом, ему стало плохо. Водитель маршрутки остановил такси. Среди пассажиров был один врач. Попросив всех выйти из салона до приезда реанимационной бригады, он пытался оказать первую помощь, но все усилия были напрасны, как и потом в больнице.

Оторвался тромб. У двадцатилетнего юноши… Здоровый образ жизни, чистые мысли, поступки, которыми гордились его родители, все это закончилось нелепо и страшно. Одни, чтобы успокоить Светлану, говорили, что Господь всегда забирает лучших. В ответ на эти слова ей хотелось выцарапать говорившим глаза. Она вообще стала очень агрессивной, особенно с Прохоровым. Раньше они редко повышали голос друг на друга, но последнее время что-то у них совсем разладилось, а со смертью Илюши исчезли последние границы взаимопонимания, уважения. От семьи ничего не осталось, только штамп в паспорте.

– Иду, иду, – прошептала Светлана, отзываясь на очередной звонок в дверь. Теперь она решила открыть. На ходу поправляя полы измятого халата, Прохорова представляла, какое недовольное лицо будет у Дмитрия. Сколько раз она просила его больше не приезжать, оставить ее в покое. Она не может видеть его, слышать его голос, смотреть в глаза. Все в этом мужчине напоминает о сыне. И хотя говорили, что Илья похож на нее, у мальчика были отцовские глаза. Красивые голубые глаза. Эти глаза с укором смотрели на нее, когда Светлана открыла входную дверь.

– Проходи, – она посторонилась, пропуская Прохорова в квартиру.

– Ты опять пила. – Он поставил тяжелую сумку на пол, сел на невысокий табурет.

– Зачем пришел?

– Принес тебе поесть.

– Спасибо, лучше бы водки принес – голова раскалывается. – Нетвердой походкой Светлана зашла в комнату. Дмитрий остался в коридоре. Потирая лоб, он словно силился что-то вспомнить. Прошло несколько минут, прежде чем хозяйка снова вышла к нему. – Ты еще здесь?

– Как будто.

– Я не звала.

– Знаю. Я пришел сказать… Мы делаем только хуже. К чему мы придем, Света?

– О чем это ты? – Она села на тумбочку для обуви. Поправляя спутавшиеся волосы, недовольно поморщилась: – Я лично больше вообще никуда не иду. Для меня все кончилось. Хочу пить и спать. Спать, чтобы ни о чем не думать. И ты мне не нужен со своей помощью, поддержкой. Ишь, какой внимательный выискался!

– Не говори того, о чем потом будешь жалеть.

– А ты меня не пугай! – она повысила голос, поднялась, подперев руками бока. – Уходи! Нас связывал только сын, теперь его нет. Нет его, нет и нас.

– Нет его, – как эхо повторил Прохоров, – и как же нам быть, Света?

– Нам? Это смешно, Прохоров. Я тронута твоим «нам». Это ты меня спасаешь? Не нужно. Сыта твоим благородством. Я сама во всем виновата, – резко воткнула указательный палец в грудь. – Я! Только я!

Дмитрий Ильич молчал. Он смотрел на давно не мытый пол, разбросанную обувь. Взгляд остановился на тапочках Ильи. Он не любил приходить в эту квартиру. Особенно когда стал постарше и понял, что в отношениях между родителями не все гладко. Его это мучило, потому что однажды ни с того ни с сего Илья сказал:

– У меня будет совсем другая семья, другая жизнь, пап… – Тогда Прохоров не сразу нашелся с ответом, а потом посчитал его запоздалым. Оправдываться перед сыном за свои ошибки не рискнул – боялся потерять авторитет. Какая непростительная глупость. Обнаженная правда могла сблизить их. Хотя какое это имеет значение теперь, когда сына больше нет.

– Нам вообще не стоило все это затевать. У меня было все: дом, муж, дети, а теперь… С чем я осталась теперь? Дима, ты слышишь меня?

– Слышу, не кричи. Ненавижу, когда громко разговаривают, – поморщился Прохоров.

– Ты пришел мне морали читать? Поздновато. Нашлось говорящее совершенство! Ты только посмотри на себя!

– Прости меня, пожалуйста, – тихо, чуть не плача, произнес Дмитрий. Это охладило наступательный пыл Светланы. – Я виноват, как же я перед всеми виноват. Прости, пожалуйста.

– За что? – Она вдруг присела рядом, взяла его руки, прижала ладонями к своему лицу.

– Я должен был остановить тебя тогда, двадцать лет назад. Мы совершили ужасную ошибку. Ты ведь не любила меня, а я – тебя. Ты хотела победить ее…

– Кого? – она медленно отпустила его руки.

– Ту, которая была моложе, красивее. Ты хотела доказать, что еще можешь управлять своей жизнью. У тебя получилось, но… Я не понимал, что рано или поздно мы будем наказаны.

– Ах, вот оно что… – Прохорова поднялась, открыла дверь. От мгновенно вспыхнувшей жалости не осталось и следа. Светлана вспомнила, как сгорала от ревности, узнав о молодой и красивой сопернице. Только та легкомысленная девица не смогла по достоинству оценить такого мужчину, как Дмитрий. А Светлана смогла и всегда знала, что ей несказанно повезло. Несмотря на то что в какой-то момент она осталась у пепелища своей разрушенной семьи, она считала Прохорова самой большой удачей в своей жизни. – Вали отсюда со своими извинениями. Если снова придешь, не пущу! Хочешь на развод подавай, хочешь – не подавай. Мне один хрен. Только оставь меня в покое.

– Девять дней еще не прошло, а ты такое несешь.

– Девять, потом сорок, потом год. Ты что же думаешь, я буду терпеть тебя все это время? Раньше грызлись, как кошка с собакой. Домой с работы не торопился, а теперь вспомнил обо мне?

– Ты мать моего единственного сына.

– Ильи больше нет. Я тебя освобождаю от заботы о себе. Тебе ведь многое не нравилось. Есть возможность все исправить. Тебе чуть за пятьдесят. Ты не забыл, что младше меня?

– Какая разница, кто старше.

– Большая, огромная. Тебя еще кто-нибудь подхватит. Мужик видный, при жилплощади. Только не пей много, а то сразу лет двадцать себе прибавишь… аппарат будет работать со сбоями.

– Света!

– А что я такого сказала? Да и с работы могут выгнать. Тебя и так уже почти списали. Руки-то дрожат, – Светлана стукнула кулаком по двери. – Уходи. У меня голова болит. Если не принес выпить, иди с богом.

– Ты спиваешься, Света. Я не могу этого допустить.

– А ты мне не указ, – отмахнулась она. – К тому же раньше вместе пили, забыл?

– Собирайся, поживем у меня.

– Еще чего. Зачем это?

– Не глупи.

– Спасибо тебе, сердечный доктор. Только я не твоя пациентка. У меня не грыжа. У меня омертвение всех тканей, всех органов! Некроз… Ты способен ампутировать мою душу? – надрывно спросила Светлана.

– Я сделаю все, что скажешь, только давай сейчас не добивать друг друга.

– Мне от тебя ничего не нужно. Ты прав, нам не стоило все это затевать. Недолгим было счастье.

– Было? Счастье? Что ты знаешь о счастье? – Прохоров поднялся, подошел к жене. Как же от нее разит перегаром. – Кстати, я здесь больше оставаться не намерен – вернусь на родину. Там никто не будет смотреть на меня как на затравленного зверя. Да и от тебя подальше, от всех.

– Дима! – Прохорова оперлась о дверь.

– Что?

– Кроме Илюши, у меня есть еще два сына. – Светлана пожала плечами. – Есть или нет? Рожать рожала, растить растила, а, получается, нет у меня детей. Ни мужей, ни детей… Жила не жила.

– Подумай об этом на трезвую голову, – уже спускаясь по ступенькам, посоветовал Дмитрий Ильич.

В ответ Светлана с грохотом закрыла дверь. Прохоров оглянулся, покачал головой и вышел из подъезда. Подняв голову, увидел, что жена стоит у окна, спрятавшись за портьерой. Борясь с желанием вернуться, Дмитрий пошел домой. Миновав один подъезд, вошел в соседний, поднялся на третий этаж, уже вставил ключ в дверь, но в квартиру заходить не стал. Сев на ступеньки, Прохоров обхватил голову руками.

Глава 7

Раньше он любил свой дом. После долгих лет суматошного неустроенного существования в общежитии собственная отдельная квартира показалась Прохорову дворцом. В то далекое время, когда еще можно было получить жилье по очереди, Дмитрий Ильич оказался в числе таких счастливчиков. На новоселье позвал сослуживцев: Аркадия с Риммой и, конечно, Сашу. Этот веселый вечер Дмитрий запомнил на всю жизнь. Может быть, потому что все происходившее с ним дальше никак не напоминало праздник, о котором он мечтал. Но тот шумный вечер врезался в память. В нем все было до нереальности прекрасно, а особенно присутствие молодой красивой девушки. Дмитрий смотрел на Сашу, пытаясь представить ее хозяйкой своего маленького дворца. Но в ее глазах было столько хаоса… Александра оставалась для него закрытой книгой. Да и слишком большая разница в возрасте – от нее никуда не деться. Он испугался форсировать события, а Саша приняла это как должное.

Дмитрий вспоминал, как постепенно обзаводился всем, что помогало благоустроить быт. Очень гордился своей любовью к чистоте и порядку. Он знал, что для холостяка со стажем его квартира выглядит уютно. Ему нравилось просыпаться на чистой постели, заходить в убранную кухню, где все стоит на своих местах. Накрахмаленные занавески на окнах – предмет его особой гордости. Покой и порядок, которому недоставало лишь одного звена – умелых женских рук.

Нет, он не был ханжой, но глубокие чувства испытал лишь однажды. Еще в институте влюбился в одногруппницу, а она предпочла ему другого. Обошлась с ним непорядочно: на словах одно, а на деле, оказалось, выбирала из двух женихов того, кто богаче. С тех пор Дмитрий настороженно прислушивался к своему сердцу: оно билось ровно. Женского внимания хватало, но той, с кем Прохоров хотел бы пройти по жизни рука об руку, душа в душу, не было в зоне его внимания. Пожалуй, Саша – вот искра, которая могла бы разжечь большой костер. Если бы не страх перед ее молодостью, перед ее неопытностью. Дмитрию она казалась ангелом, недоступным, чистым. Он не мог позволить своим чувствам прорваться наружу, считая себя недостойным такой девушки. А тут еще Аркадий подливал масла в огонь:

– У меня с Риммой не складывается, хоть ты не оплошай.

Отношения между Аркадием и матерью Саши прервались так же неожиданно, как и завязались. Роман оказался недолгим. К началу лета Римма Григорьевна переживала сильнейшую депрессию по случаю очередного разочарования. Ссора с Аркадием зашла слишком далеко и свелась к последнему «прощай». У Шуры с Дмитрием все было неопределенным, непредсказуемым. Они не выпускали друг друга из виду, но и не становились ближе. Римму Григорьевну настораживал сам факт продолжения отношений между дочерью и другом Аркадия.

– Ты вытащила самый дорогой билет, – не могла не признать мать, напутствуя колеблющуюся дочь. – Пусть у меня полное фиаско. Ты должна заполучить этого чудо-врача в полное и безраздельное пользование. Отомсти за меня этим мужикам! Покажи небо в алмазах! Говорю грубо, чтобы дошло!

Но Римма Григорьевна не знала, что ее дочь не так наивна, как хочет показать. Девушка играла восторженную невинность, зная, что на мужчин возраста Прохорова этот трюк действует безотказно. Наконец, вместо привычной программы, включавшей в себя походы в кино, театр, скучные выставки, кафе, Дмитрий предложил уик-энд за городом. Не так давно Прохоров купил машину и хотел в первую же поездку пригласить Сашу. Как мальчишка, он волновался, боясь, что она откажет. Но Саша с радостью согласилась. Радовалась в душе, внешне демонстрируя крайнюю степень волнения и некоторой неуверенности.

Поездка на базу отдыха с сауной, плаванием в холодной реке, обязательным шашлыком и ночевкой предполагала двухдневное проживание в небольшом домике на двоих. Сашин опыт общения с мужчинами подсказывал, что пришло время качественных перемен в отношениях. Она не ошиблась. В их первую ночь они стали близки. Для Дмитрия – полный восторг, всплеск желаний, жар вспыхнувшего с новой остротой чувства. Прохоров испытал ощущения полета, когда за спиной вдруг выросли и крылья, и не осталось боязни перед будущим. Он знал, что в его сердце есть место только для любви к Саше, от которой он сходил с ума. Самая сладкая мука – любить желанную женщину, любить, не будучи уверенным в том, что в ее сердце вспыхнет такое же животворящее пламя.

– О чем ты думаешь? – спросил Дмитрий, когда они возвращались поздним воскресным вечером домой.

– Честно? – Саша засмеялась счастливым беззаботным смехом. – Ни о чем! Впервые за долгое время я не хочу думать, и это так здорово!

– Иногда да, – Прохоров не смог скрыть разочарования. Он уже тогда понял, что ничего не получится. События этих двух безумных дней важны только для него. Это он придумал продолжение, это он весь в мечтах о будущем, а девочка просто хорошо провела время и радуется этому, как ребенок. То, что произошло между ними, впечатлило Дмитрия: он получил столько наслаждения от обладания совершенным телом. Телом, которое уже знало мужскую ласку.

– У тебя были мужчины до меня? – как глупо звучал его вопрос. Глупо вдвойне, потому что Дмитрий задал его через несколько минут после их близости.

– Был, – закрыв глаза, Саша откинулась на спину. Она уже не стыдилась своей наготы, как это было днем в сауне. Тогда ей был нужен купальник, полотенце, а теперь она словно нарочно демонстрировала упругую грудь, стройные бедра, их удивительный изгиб, сводящий Прохорова с ума.

– Ты любила его? – он не мог остановиться, едва ли понимая, как неуместны его расспросы.

– Нет.

– А он тебя?

– Нет, – улыбнулась Саша и, повернувшись к Дмитрию, нежно провела кончиками пальцев вокруг его соска, скользнула по напряженному животу вниз, взяла в ладонь его пробуждающуюся плоть.

– Тогда зачем?

– Просто он оказался первым. – Саша поцеловала Прохорова в губы. Он вдруг с силой прижал ее к себе. В это мгновение Александра поняла, что шутит с огнем. Она пробудила страсть во взрослом мужчине, который слишком серьезно относится к происходящему. А ведь она для себя еще ничего не решила.

Второй раз страх перед чувствами Прохорова она ощутила в машине, когда он, едва справляясь с волнением, ждал от нее признания в любви. Он не мог поверить в то, что она просто получала удовольствие, а о замужестве пока не думала. К тому же близость с Дмитрием не впечатлила Шуру. Для себя она точно знала, что серый скучный секс не для нее. Этот мужчина казался слишком доступным и предсказуемым, чтобы быть для нее интересным. Ошибка, за которую Саше очень скоро пришлось расплачиваться.

Сначала он перестал звонить так часто, как она привыкла. Нет, она не ждала звонков, продолжая общаться со своими друзьями, забывая вписать в свой плотный график встречу с Дмитрием. Он выслушивал, как она занята, и снова ждал. Саша готовилась к сессии, сдавала экзамены, а Прохоров ограничивался телефонными звонками да парой визитов, прошедших под неусыпным контролем Риммы Григорьевны. Желая досадить дочери, она ни на минуту не оставляла их наедине. Дмитрий пытался пригласить Сашу к себе, но каждый раз она находила новый повод, чтобы отказаться. В это же время она вдруг закрутила страстный роман с рыжеволосым Гришей. У них был такой горячий бесшабашный секс, что от здравого смысла в голове у Саши ничегошеньки не осталось. В их близости больше не было места для третьего, что очень огорчило Славу, но после одного сильного внушения тяжелого кулака товарища пришлось принять как должное: их девушка теперь девушка Григория.

Саша больше не зависала в «Кухне». На Лескову обижались однокурсники, друзья, но у нее физически не хватало времени на посиделки в привычном месте сбора. После занятий, практики она мчалась к Григорию в общежитие. Наладила отношения с дежурными, комендантом. Лескова умела располагать к себе, когда искренне хотела этого, а ради того, чтобы лишний час провести с Гришей, была готова на все. Удовольствие, которое она получала от близости с ним, затмило и их непростое знакомство, и долгое отчуждение. Она открыла для себя новую жизнь в безвременье и наслаждении, в жаре прикосновений, в пламени слов.

– Что-то ты худющая стала, – Римма Григорьевна недоверчиво смотрела на дочь. – У тебя все в порядке, девочка?

– У меня все замечательно, мам! – Саша отвечала, не задумываясь, потому что была уверена в своем нежданном счастье.

Все у нее в полном порядке: с учебой порядок, есть отличный любовник, есть мужчина, который любит и хочет жениться. Сама она – бурлящий поток. В ней столько желаний! Она еще немного погуляет, еще немного подышит пьянящим воздухом свободы и, может быть, остановится. Она была любезна с Дмитрием, страстна с Гришей, кокетлива со многими. Она хотела нравиться, кружить голову, волновать. Ей это удавалось даже слишком хорошо. Девчонки смотрели с осуждением, мальчишки – с вожделением. Она читала в их глазах желание и наслаждалась мгновениями триумфа. Лишь позднее она поняла, как близко подошла к краю, как едва не сорвалась в пропасть. А пока она наслаждалась свободой, откладывая будущее на потом. Жить сегодняшним днем стало для нее неписаным правилом. Такой ритм, такие нравы не могли понравиться Дмитрию, но Саша наивно полагала, что он никогда и ни о чем не узнает.

Прохоров не думал, что его девочка может быть такой расчетливой, такой жестокой с ним. Ее нежелание встречаться списывал на счет девичьей застенчивости, скромности. Он испугал ее настойчивостью. Да, она расслабилась с ним тогда, на базе, а потом пожалела. Решила, что вела себя легкомысленно, и теперь старается доказать ему, что на самом деле она другая. Но однажды он приехал к ее дому без предупреждения. Поставил машину на площадке возле дома, а сам вошел в подъезд, поднялся на нужный этаж. Позвонил – никто не открыл. Прохоров был уверен, что в такое время его Саша всегда дома. Очень огорчился, что ошибся. Почему он решил дождаться ее? Ревность вскружила ему голову. Устроившись на подоконнике, Дмитрий приготовился ждать хоть всю ночь.

Примерно через час он увидел Сашу. Она шла, зябко кутаясь в одетый не погоде плащ. Невысокий парень шел рядом, бесцеремонно обнимая ее за плечи, время от времени целуя в губы. Они словно приросли друг к другу. Прохоров прижался к холодному стеклу лбом. Он следил за каждым их шагом. При свете уличных фонарей он пытался разглядеть лицо Сашиного провожатого. Тщетно. Зато ему «посчастливилось» услышать его голос: парочка стремительно вошла в подъезд. Они решили не пользоваться лифтом, поднимались по лестнице, шумно переговариваясь. Прохоров пулей взлетел на этаж выше. Там на площадке остановился и, прижавшись к стене, стоял, как грабитель, которого застали на месте преступления.

– Ты не пригласишь меня войти? – приятный голос юноши только удесятерил ревность Дмитрия.

– Нет, – она отвечала устало, едва слышно.

– Ты же говорила, что мать уехала на пару дней.

– Уехала, но в мои планы не входило принимать тебя дома, – призывно улыбаясь, сказала Александра.

– Думаешь, я такой рыцарь, чтобы провожать тебя до самой двери и не войти, – настойчивость юноши была вознаграждена. Прохоров осторожно подошел и посмотрел вниз через пролет перил: парень целовал Сашу в губы. Потом они качнулись, неуклюже сошли с места, Шура оказалась прижата спиной к панели. – Я хочу тебя.