Текст книги "100 историй великой любви"

София и Феликс Потоцкие

Что может быть прекраснее подарков любимым? Хочется подарить любимой если не всю землю, то хотя бы ее кусочек? Создать рай там, где до этого была пустыня? Вы скажете, что такое бывает только в сказках? О нет! Это случилось на самом деле. И это рукотворное чудо, созданное человеком, чья любовь к собственной жене пережила века, существует и поныне и называется Софиевским парком. Многие верят, что душа этой женщины все еще здесь…

Портрет Софии Потоцкой. Лампи Иоганн Баптист Старший

Кто же была та, которую любили столь пылко и страстно, горячо и необузданно, нежно и терпеливо? Кем была эта женщина, ради которой до сих пор журчат фонтаны, купают в воде свои ветви стыдливые ивы и гордо плывут по пруду лебеди – символ вечной и чистой любви?

Кем же все-таки была София Потоцкая, та, которую называли то Матой Хари своего времени, то украинской Анжеликой? Для того чтобы приоткрыть завесу тайны над личностью этой незаурядной женщины, придется совершить прогулку вглубь времен и заглянуть в прошлое. Итак, начнем…

Примерно в 1775 году на рабовладельческом рынке в Стамбуле изможденная, доведенная до крайней степени нужды женщина, вероятно гречанка, а может быть и турчанка, продавала двух очаровательных девушек тринадцати и пятнадцати лет, только-только начинавших расцветать редкостной, яркой красотой – своих собственных дочерей.

Мать продает дочерей – что может быть ужаснее? Но когда умирает муж и сгорает дом, сначала сама мать идет на панель, чтобы хоть как-то прокормить семью, а затем ситуация становится совсем уж безвыходной. Занятие проституцией в стамбульском районе Перу, где расположены иностранные посольства, сначала дает ей и ее дочерям, которые сейчас испуганно жмутся друг к дружке, хоть какой-то кусок хлеба, но со временем заработок становится все скуднее и скуднее. Никто не хочет эту уже немолодую женщину с изборожденным преждевременными морщинами лицом и печальными глазами.

Девочкам несказанно повезло – они не попали в бордель, обслуживающий моряков, в котором женщины за пять лет кабалы становились старухами, и их не купил для своего гарема какой-нибудь сластолюбивый старик. В тот день на рабовладельческий рынок забрел польский посол Кароль Боскамп-Лясопольский, он и обратил внимание на незаурядное изящество юных красавиц. Он купил у матери обеих сестер, чтобы отправить их в Польшу – в подарок королю Станиславу-Августу.

Однако за те несколько недель, пока посол ждал попутного корабля, София так пленила его сердце, что он не только оставил ее в своем дворце, но и нанял ей учителей, в том числе и преподавателя французского языка. И буквально за считаные месяцы неотесанная крестьянская девочка превратилась в изысканную пани! Она сопровождает своего покровителя на приемах, прекрасно танцует, может поддержать светскую беседу.

Но вскоре король отзывает своего посла обратно в Польшу. Взять с собой в Варшаву Софию Лясопольский не может, поэтому он снимает ей апартаменты, а также кладет в банк на ее имя солидную сумму – это приданое на тот случай, если она надумает выйти замуж. Софию перспектива замужества не прельщает: здесь, в Турции, где женщина издавна считается существом низшего сорта, она больше жить не хочет. Она ведет активную переписку со своим покровителем, и тот убеждается: этой юной девушке со зрелым и острым умом место в Европе.

По пути в Варшаву София понимает: признание в том, что ее купили на невольничьем рынке как рабыню, не сделает ей чести. И она придумывает себе историю, а также богатых и знатных родителей греческого происхождения. Теперь она – наследница двух знатных греческих родов: Маврокордато и Челиче.

Однако до Польши девушка, сопровождаемая двумя опекунами, не доезжает. Остановившись в Каменец-Подольском, она соглашается быть гостьей в доме сорокалетнего коменданта города, майора Юзефа Витта. Тот не на шутку увлекается красотой юной «гречанки», однако София, хорошо понимая цену девственности и не имея никакого опыта в любовных делах, на все предложения Витта отвечает гордым «нет!».

Ухаживания пылкого майора длились почти год, и в это время София активно занималась польским и французским, совершенствовала свои навыки в верховой езде, много читала. Витту не терпелось предъявить свои права на гостью, особенно после того, как он окольными путями узнал всю правду о ее происхождении. Противостояние обуянного страстью майора и бывшей невольницы закончилось тем, что в ответ на попытку овладеть ею насильно София выхватила нож и, уперев его в грудь Витта, заявила, что она расстанется с девственностью только после свадьбы! И случилось неслыханное: польский дворянин решил жениться на бывшей рабыне.

Молодые, несмотря на активное противостояние родителей Юзефа, с пышностью обвенчались в Зиньковецком костеле. То, что сын пошел против воли родителей, так действует на свекровь Софии, что вскоре та, не пережив удара, отдает Богу душу. Но молодожены в это время уже разъезжают по Европе – и, гордый тем, что на его красавицу жену не оборачивается только слепой, Витт придумывает ей новую родословную. Теперь София, ни много ни мало, принадлежит к роду византийских императоров!

Молодая женщина действительно держится с поистине королевской осанкой – и на приеме у короля Станислава-Августа, и на балу, где ее представляют самому королю Пруссии Фридриху II. Дальше – больше: вот она уже пьет кофе в обществе австрийского императора Иосифа II, ее общества ищут князья и графы, и вскоре в своей резиденции ее с почетом принимает французская королева Мария-Антуанетта!

Истина о том, что карьеру великих мужей делают их умные жены, подтверждается на примере супругов Витт: после рождения Софией наследника рода Виттов сам король Станислав приезжает поздравить счастливую чету. Юзефу же присваивают звание генерал-лейтенанта.

Но Каменец-Подольский вскоре становится мал для амбиций Софии. Ей тесно в стенах супружеского особняка, и она решает попробовать себя на дипломатическом поприще. Путешествуя из Вены в Стамбул, молодая женщина все чаще находится в обществе иностранных послов, а в Крыму ее представляют русской императрице. Неизвестно, какую миссию выполняла София для последней, но то, что Екатерина II пожаловала ей звание генерала русской армии и наградила дворцом в Белоруссии, говорит само за себя.

Несомненно, пани Витт обладала огромным дипломатическим талантом – именно ей удалось примирить враждующие стороны возле местечка Хотын. Она попадает в штаб главнокомандующего русской армией – князя Григория Потемкина, и вскоре сама становится частью европейско-азиатской политической игры.

Известно, что в большой политике дела альковные зачастую так тесно переплетаются с делами государственными, что порой просто невозможно отделить одно от другого. София теперь именуется мадам де Витт, и по просьбе всесильного фаворита Екатерины Потемкина австрийский император присваивает ее мужу Юзефу графский титул. Витт становится графом Священной Римской империи, а его жена – постоянной спутницей Потемкина.

София имела удивительное политическое чутье и способность улаживать самые щекотливые дела. Дарования ее не остаются незамеченными, и щедрые подарки сыплются на графиню как из рога изобилия: земли в Симеизе и Мисхоре, Массандра, дача у Симферополя и дворец в Санкт-Петербурге… Из недостоверных источников известно, что София родила от Потемкина дочь, но о судьбе этого ребенка история умалчивает. Известно лишь то, что с очередного задания всесильного князя она к нему уже не вернулась.

Принятие в 1791 году Польшей Конституции идет вразрез с державными планами Российской империи, и Потемкин посылает Софию в Варшаву. Данное ей поручение, которое сегодня назвали бы шпионским, по тем временам было в порядке вещей: графиня Витт должна была соблазнить имевшего чрезвычайное влияние на политику графа Потоцкого и склонить его на сторону России.

Как и многие другие до него, Станислав-Феликс Потоцкий был пленен и очарован посланницей Екатерины: она виделась ему не столько дипломатом, сколько ангельским посланником и гласом небес. Потоцкий подписывает акт о конфедерации и тем самым губит не только свою собственную голову, но и предает родину… Зато прелестная графиня отныне принадлежит ему, и только ему одному. Он просто-напросто выкупает жену у Юзефа Витта!

Зная, что будущая жена – большая ценительница природы и всего прекрасного, еще задолго до венчания граф втайне от возлюбленной приказывает возвести в одном из своих имений парк. И в маленьком городке Софиевка Черкасской области буквально на голом месте, на бывшей пустоши, возникает прекрасный, вечный памятник любви – огромный парк в пейзажном стиле, с водоемами, греческими скульптурами, редкими породами деревьев и растений.

На строительство этого чуда ландшафтной архитектуры было потрачено около пятнадцати миллионов злотых, а помимо титулованных архитекторов над созданием парка трудилось восемьсот крепостных. Были выкопаны пруды, созданы искусственные ручьи и гроты и даже воссоздана мифическая подземная река Стикс, протекающая в мрачном царстве Аида! Говорят, графиня любила кататься по Стиксу на лодке, причем двигалась она всегда в одном направлении – от смерти к жизни.

София до глубины души была тронута подарком возлюбленного. Даже алмазы рассыпаются в прах в огне пожаров и переходят из одних алчных рук в другие. Но Софиевский парк и спустя столетия поражает своим размахом и красотой. Сюда едут туристы, здесь гуляют влюбленные, здесь, по преданию, по аллеям все еще бродит душа самой Софии, потому что оставить это место вечной любви просто невозможно…

Франсиско Гойя и Каэтана Альба

Великий живописец Франсиско Гойя и загадочная герцогиня Альба… Воистину, эти две незаурядные личности, две звезды Испании не могли не встретиться! Их судьбы переплелись так же тесно, как когда-то переплетались их объятия. А история их любви то шокировала католическую Испанию, то заставляла рукоплескать им обоим: ему, гению, автору не только парадных портретов монархов, но и знаменитых «Капричос» – офортов, выставивших саму королеву в смешном и неприглядном свете; и ей – аристократке, чей род превосходил своей знатностью и древностью даже королевский, женщине, чья смелость и безрассудство граничили с безумием.

Портрет Марии Терезы Каэтана де Сильва, герцогини Альба. Франсиско Гойя

Франсиско Хосе де Гойя-и-Лусьентес родился 30 марта 1746 года в деревенском доме близ Сарагосы. Отец крепкого, сразу же закричавшего громким басом мальчишки был позолотчиком, а мать происходила из дворянского, но обедневшего рода. Ни математика, ни иные науки не интересовали молчаливого мальчугана, и даже читать он научился с трудом, но зато в рисовании ему не было равных. И, когда юноше исполнилось семнадцать, отец отправил его в Мадрид – учиться живописи.

Всю жизнь Франсиско сжигали две страсти: любовь к женщинам и огромное желание создать в живописи нечто такое, чего до него не делал никто. Он мог не отходить от мольберта целыми днями и точно так же был неутомим в постели. Его любовницами становились простолюдинки и аристократки, проститутки и даже монашенки… Любовная история, связанная с похищением девушки из монастыря, вынудила Гойю бежать на три года в Италию. Впрочем, пребывание в стране, которая считалась колыбелью искусств, пошло молодому Франсиско только на пользу.

Вернувшись на родину, Гойя повстречал своего старого друга, Франсиско Байеу, и познакомился с его сестрой, Хосефой. Конечно же, девушка не устояла под страстным натиском друга своего брата, но… интрижка закончилась беременностью, и Гойе пришлось остепениться. Он женился и зажил в Мадриде своим домом.

Женитьба вовсе не означала, что бледнокожая золотоволосая Хосефа отныне будет единственной женщиной в его жизни, однако таинственная болезнь, которая свалила живописца с ног в 1792 году и надолго уложила в постель, оказалась сильнее влечения к женщинам. Гойе пришлось на время умерить свой темперамент, и, если бы не его изначально крепкое здоровье, возможно, он не пережил бы страшных приступов, скручивавших его тело и даже приведших к временному параличу.

Некоторые исследователи жизни Гойи предполагают, что болезнь, в результате которой живописец почти оглох и последствием которой стали преследовавшие его всю жизнь видения, могла быть сифилисом. После выздоровления характер художника, и до того не кроткий, претерпел страшные изменения: до конца жизни Гойю будут изнурять истерики, мания преследования, панические страхи, депрессии и стремление к одиночеству…

Перенесенная болезнь сказалась на слухе, после нее долго восстанавливалось зрение, но тяга Гойи к женщинам только усилилась. Он проводил ночи напролет в объятиях красавиц ровно до того момента, когда в его жизнь властно вошла Она – двадцатидвухлетняя Мария дель Пилар Тереса Каэтана де Сильва и Альварес де Толедо – тринадцатая герцогиня Альба, надменная аристократка кровей настолько голубых, что это могло смутить любого, но только не Гойю!

Каэтана Альба вышла замуж в двенадцать лет. Ее мужем стал пятнадцатилетний герцог Медина-Сидония. Династический брак сделал супругов скорее друзьями, чем настоящими любовниками, сжигаемыми постоянной страстью, и что такое любовь, Каэтане довелось узнать только в объятиях Франсиско.

Красавица покорила сердце художника с первого взгляда, и на все семь лет их связи другие женщины для Гойи перестали существовать. Первая встреча будущих любовников произошла в мастерской художника. К тому времени Гойя уже прославился как непревзойденный мастер портрета, и Каэтану привело к нему любопытство. Она желала своими глазами видеть «непревзойденного Гойю». После того как дверь за чернокудрой красавицей захлопнулась, Гойя воскликнул: «О, теперь наконец я знаю, что значит жить!»

Каэтана Альба не слыла образцом благопристойности – в высшем обществе любили посудачить о скандальных романах герцогини. Муж смотрел на увлечения жены сквозь пальцы: у каждого из них были собственные друзья и жизнь. Более того, покровительствуя талантливому художнику, герцог Медина обустроил в своем мадридском дворце студию для Гойи.

Любовные безумства художника и герцогини сказались не только на их личной жизни, но и на творчестве Гойи. Он действительно сделал то, что строжайше запрещалось делать в католической Испании, под самым носом у инквизиции, а именно: написал несколько картин с обнаженными женскими телами.

И хотя споры о том, кто послужил натурой для «Махи обнаженной» и «Венеры перед зеркалом», продолжаются до сих пор, современники утверждали, что на обоих полотнах изображена она – его муза, герцогиня Альба. Художник намеренно немного исказил ее черты, чтобы не вызвать скандала вокруг имени любимой. Однако, положа руку на сердце, можно утверждать: Каэтана Альба не боялась никого и ничего. Ни слухов, ни инквизиции, ни монаршего гнева. Все годы, пока продолжался их с Франсиско бурный роман, для нее существовал только один человек и его прихоти – великий Гойя.

Махами в Испании называли девиц свободного поведения, независимых и насмешливых, частенько торгующих своими телами. Во время романа с Каэтаной Гойя написал две знаменитые картины: «Маха одетая» и «Маха обнаженная». Несмотря на свое более чем высокое положение и титул, Каэтана могла поплатиться жизнью, обнаружь инквизиция у нее в поместье картины с обнаженной натурой.

Однажды на одном из таких портретов, где Гойя написал ее совершенно нагой, Каэтана начертала своей рукой: «Хранить такое – просто безумие. Впрочем, каждому – свое…» Но чем, как не безумием, был их роман? В конце концов они и получили каждый свое: Гойя обессмертил свое имя, а имя герцогини Каэтаны Альбы осталось в веках лишь потому, что она была рядом с ним.

После того как в возрасте сорока лет внезапно умер муж Каэтаны, герцог Медина, в обществе заговорили о том, что герцогиня отравила его. Однако кому и зачем это было нужно? Супруги давно не жили под одной крышей, и даже детей у них не было. На время годичного траура герцогиня уехала в свое родовое поместье. Сопровождал ее все тот же Франсиско Гойя.

Больше года пара провела в уединении, но, вернувшись в Мадрид, герцогиня променяла объятия мрачного неразговорчивого живописца на утехи с другим кавалером, более знатным и молодым. Гойя стойко перенес удар, однако в его творчестве появились новые мотивы: он то изображал Каэтану в образе ведьмы, то делал ее неразборчивой шлюхой, а то и деревенской дурочкой…

В конце концов Каэтана поняла, что потеряла, и вернулась к нему. К тому времени Гойя был не только знаменит, но и богат. У него был титул придворного живописца, и сильные мира сего выстраивались в очередь за портретами, написанными его талантливой кистью.

Умерла Каэтана неожиданно. Летом 1802 года в своем мадридском дворце Буэна Виста герцогиня давала пышный прием в честь помолвки племянницы. Съехалось множество гостей, а сама хозяйка дома была как-то уж слишком возбуждена. После ужина она устроила небольшую экскурсию для желающих: провела гостей по мастерской Гойи. Показывая неоконченные полотна, она беспрерывно болтала, нервно потирала руки, а на ее щеках горел лихорадочный румянец… Гости недоуменно переглядывались, а герцогиня все говорила, говорила… Она показывала краски художника и поясняла, что некоторые из них сделаны из таких ядовитых веществ, что достаточно буквально одной капли, чтобы убить человека!

Утром Каэтану нашли мертвой в постели. Ей было сорок лет; в том же возрасте умер и ее муж. Смерть герцогини была столь неожиданной, что родственники потребовали провести расследование. В отравлении обвиняли даже ее лечащего врача, но признаков того, что он был причастен к этому, так и не нашли. Подозревали многих: и любовника, которого бросила Альба, и слуг, и даже саму королеву Марию-Луизу, которая всю жизнь считала высокомерную герцогиню своей соперницей и открыто ненавидела ее.

Только Гойя понимал, что произошло… Каэтана, не имевшая детей и завещавшая его сыну Хавьеру изрядную сумму, добровольно ушла из жизни. Она не хотела стареть; не хотела, чтобы любимый видел на ее лице морщины, замечал, как ее черные кудри пронизывает седина… Она хотела навсегда остаться в его памяти той самой Махой, чьи безупречные формы вызывали в нем то безумную страсть, то безграничную нежность… Что ж, эта женщина была по-своему права… Каждому – свое.

Сальвадор Дали и Гала

Об истории любви великого испанского художника-сюрреалиста Сальвадора Дали и его жены Елены Дьяконовой, больше известной под именем Гала, можно написать не один захватывающий роман. Однако в рамках этой книги попробуем рассказать ее кратко.

Сальвадор Дали

Елену Дьяконову никто не назвал бы писаной красавицей, однако было в этой женщине нечто такое, что заставляло бросаться к ее ногам художников, поэтов и вообще людей того круга, который принято называть богемой.

Родилась Леночка в Казани в 1894 году. Рано овдовев, мать девочки вскоре снова вышла замуж, и вся семья переехала в Москву. Здесь Лена Дьяконова училась в одной гимназии с сестрой будущей прославленной русской поэтессы Марины Цветаевой, Анастасией. Сама Анастасия также не чуждалась литературного поприща; вот составленный ею словесный портрет Галы той поры: «В полупустой классной комнате на парте сидит тоненькая длинноногая девочка в коротком платье. Это Елена Дьяконова. Узкое лицо, русая коса с завитком на конце. Необычные глаза: карие, узкие, чуть по-китайски поставленные. Темные густые ресницы такой длины, что на них, как утверждали потом подруги, можно рядом положить две спички. В лице упрямство и та степень застенчивости, которая делает движения резкими».

Болезненная хрупкость Леночки Дьяконовой, похожей на маленькую певчую птичку, происходила от слабых легких. В 1912 году ее отправили лечиться в Швейцарию – тогдашнюю Мекку туберкулезных больных. Именно там, в санатории «Клавадель», «русская птичка» и знакомится со своим первым любовником – молодым французским поэтом Эженом-Эмилем-Полем Гренделем.

Больные легкие были только у Елены, а вот Поля его отец, богатый торговец недвижимостью, отправил в швейцарские Альпы, для того чтобы сын излечился от… поэзии! О, то была тяжкая болезнь, совершенно несовместимая с представлениями Гренделя-старшего о приличной жизни! К сожалению богатого папаши, альпийский воздух подействовал на Поля чудотворным, но самым непредсказуемым образом: сын не только не выздоровел, но стал самым настоящим поэтом, прославившимся под псевдонимом Поль Элюар.

Леночка распрощалась со своей болезнью навсегда, но подцепила другую, не менее опасную хворь – она влюбилась. Любовь оказалась взаимной. Поль души не чаял в новой подружке. Именно в то время она и обрела свое второе имя – Гала, с ударением на последнем слоге. По-французски Гала значило «оживленная, веселая» – и так оно и было. У Галы был легкий характер, и влюбленным было хорошо вместе. Настолько хорошо, что они решили завершить свою связь браком. Но прежде жениху и невесте пришлось расстаться – Поль уехал во Францию, а Гала вернулась в Россию. Письма, полные признаний в любви и той замечательной легкости, которая так хорошо характеризовала наступивший век автомобилей, отказа от корсетов и длинных платьев, а заодно и от надоевшей миру мещанской морали, неслись от страны к стране стремительно, как почтовые голуби.

«Мой дорогой возлюбленный, душенька моя, мой дорогой мальчик! – писала Элюару Гала. – Мне не хватает тебя, как чего-то незаменимого». Она, которая была всего лишь немного старше, обращалась к Полю как к маленькому мальчику. В ней всегда было сильно именно материнское начало, стремление оберегать, наставлять, держать за руку… быть прежде всего матерью, а уж потом – любовницей.

В 1916 году Гала, не выдержав более разлуки, отправилась в Париж. Ей было уже двадцать два, но жених до сих пор не надел ей обручальное кольцо. Впрочем, у него были на то серьезные причины: Поль служил в армии. Русская девушка с по-французски звучавшим именем добилась своего – свадьба все-таки состоялась. В начале февраля 1917-го влюбленные обвенчались.

Поль Элюар превратил скромную русскую девицу, сидевшую у окна с книгами Толстого и Достоевского, в настоящую женщину-вамп, разбивательницу сердец и музу, роковую, знающую себе цену дочь парижской богемы.

Несмотря на то что через год у пары родилась дочь Сесиль, обожаемая обоими родителями, Элюар и Гала в конце концов расстались. Возможно, дело было в том, что, несмотря на всю поэтичность натуры, Поль требовал от своей жены вести домашнее хозяйство? Сама же Гала без обиняков признавалась: «Я никогда не буду просто домохозяйкой. Я буду много читать, очень много. Я буду делать все, что захочу, но при этом сохранять привлекательность женщины, которая себя не переутруждает. Я буду, как кокотка, сиять, пахнуть духами и всегда иметь ухоженные руки с наманикюренными ногтями!»

Полю не сиделось на месте, а постоянные переезды утомляли жену. Гала желала быть равнозначной единицей, а не просто музой и супругой поэта. В довершение всего Поль приобрел привычку показывать всем и каждому снимки обнаженной жены. Результаты не заставили себя ждать: Галу стали считать доступной, а то, что поэты, как и художники, смотрят на мир совершенно другими глазами, обыватели просто сбрасывали со счетов.

Поль и Гала постоянно ссорились и бурно выясняли отношения, частенько вынося свои скандалы на люди. И если Элюар находил утешение и разрядку в стихах, то его жене для этого вскоре потребовалось дружеское плечо. Образовался любовный треугольник: Поль Элюар – Гала – художник Макс Эрнст. Свободная любовь тогда была в моде, и Гала не чувствовала себя виноватой. Более того, она уже ощутила на своих губах привкус той вольной жизни, к которой всегда стремилась.

Летом 1935 года Элюар с женой, которой уже исполнилось тридцать пять, и одиннадцатилетней дочерью отправились на отдых в Испанию, в небольшую деревушку Кадакес. Там их с нетерпением ожидал молодой испанский художник Сальвадор Дали, с которым Поль познакомился в парижском ночном клубе. Семья ехала в испанскую глушь отдохнуть от шума столицы, и всю дорогу Поль с восторгом рассказывал жене о ломающем классические каноны живописи творчестве молодого испанца, о его эпатажном фильме «Андалузский пес», о странностях характера и красоте… Гала, утомленная поездкой, слушала вполуха. Позже она в разговоре с друзьями заметила: «Он не переставал восхищаться своим милым Сальвадором, словно нарочно толкал меня в его объятия, хотя я его даже не видела!»

Молодой и действительно чрезвычайно талантливый испанец, которому на тот момент исполнилось всего двадцать пять, волновался перед встречей с поэтом, а особенно – с той самой знаменитой Галой. Он был настолько наслышан о ней, что решил предстать перед незнакомкой, прибывшей из Парижа, в самом экстравагантном виде. Сальвадор выбрил подмышки и выкрасил их в синий цвет, а свою шелковую рубашку распустил на длинные полосы. Чтобы поразить не только зрение, но и обоняние, он натер тело смесью рыбьего клея, лаванды и козьего помета. За ухо герой дня воткнул красную герань, цветы которой в изобилии росли возле его маленького домика, и, с удовлетворением посмотревшись в зеркало, уже собирался выйти к гостям. Нечего и говорить, что эффект от такого появления превзошел бы все ожидания!

Однако, выглянув в окно, он внезапно заметил Галу. Элегантная парижанка показалась ему верхом совершенства: лицо ее было словно выточено резцом скульптора, а худощавое тело было не телом взрослой женщины – оно принадлежало молодой девушке… Не зря Элюар писал ему о ягодицах своей жены: «Они удобно лежат у меня в руках!» Посмотрев на собственные руки, выпачканные козьим пометом, Дали ринулся в ванную. Смыть рыбий клей, а особенно синюю краску, оказалось делом нелегким, но зато теперь он мог выйти к гостям с чистыми и блестящими волосами – и с бурей в душе…

Едва взяв в свои руки узкую прохладную ладонь Галы, Дали понял, что вот она – единственная любовь всей его жизни, женщина, которую он искал и которой могло не существовать вовсе… Однако же она существовала: дышала, улыбалась и смотрела на него во все глаза. Потому что от потрясения на Сальвадора напал приступ истерического хохота!

Гала сразу поняла, что Дали не просто талантлив – он гениален. Рядом с этим гигантом, который, когда его исключили из группы сюрреалистов, заявил: «Сюрреализм – это я!», ее собственный муж казался просто мальчишкой, а не видавшим виды парижанином, известным поэтом… Любовь сразила наповал не только Сальвадора – она прострелила навылет их обоих. И поэтому Елена-Гала почти сразу и безоговорочно покинула Поля. Любовная лихорадка, которой она заболела, была так сильна, что она оставила не только супруга, но даже дочь!

Элюару, который явно был лишним здесь, где эти двое – его бывший друг и его уже бывшая жена – не сводили друг с друга глаз, оставалось только собрать чемоданы и уехать. Дали отнюдь не был монстром, которым он так часто любил себя выставлять и которым его нередко рисуют биографы, он также не был лишен понятий о чести, достоинстве и дружбе. Может быть, поэтому на прощание он подарил Элюару его собственный портрет? Сам Дали скажет об этом так: «Я чувствовал, что на меня возложена обязанность запечатлеть лик поэта, с Олимпа которого я похитил одну из муз».

Несмотря на внешний эпатаж, Гала наверняка чувствовала себя неловко перед бывшим мужем и перед дочерью, которая уж никак не могла стать для нее «бывшей». Поэтому обвенчались они с Сальвадором лишь после смерти Элюара, через двадцать девять лет после своей первой встречи. До этого Гала и Сальвадор, хоть и зарегистрировали светский брак, вели достаточно вольный образ жизни. Вернее, вела богемную жизнь лишь Гала, которую второй муж к этому даже поощрял. У нее не переводились любовники, как правило, намного моложе ее – словом, это был странный брак во всех отношениях. Но на самом деле это был даже и не брак – это был творческий союз!

Им было хорошо вместе – и в постели, и вне ее. Как ни странно, в быту эти, такие непохожие во всем люди, также оказались гармоничной парой. Гала стала для непрактичного Дали всем: матерью, нянькой, секретарем, психоаналитиком… Странности Дали проявлялись не только в живописи или экстравагантных выходках – он действительно не переносил и боялся многого: ездить в лифтах, присутствия детей, животных, особенно различных насекомых. Кузнечики и замкнутые пространства вызывали у него приступы паники.

Дали был великим художником, но не слишком удачливым коммерсантом. Именно Гала уговорила его писать более понятные для зрителя картины, она искала для них покупателей и внимательно просматривала договоры, прежде чем ее муж ставил на них свою подпись. Сама Гала вспоминала об этом так: «Утром Сальвадор совершает ошибки, а во второй половине дня я их исправляю, разрывая легкомысленно подписанные им договоры».

Позже, когда имя Дали уже гремело, Гала станет еще и талантливым менеджером при муже, превратит его имя в ходовой товар. Когда стопорилась продажа картин, она заставляла мужа сниматься в рекламе, придумывать логотипы компаний, оформлять витрины магазинов, заниматься дизайном бытовых вещей, таких как пепельницы или чашки. Некоторые говорят, что Гала давила на Дали, но, возможно, она, постоянно предлагая мужу заниматься все новыми видами творчества, вынуждала его расти.

Эта звездная пара очень любила сниматься. Сохранился огромный фотоархив портретов Дали с женой. Они жили на редкость дружно, несмотря на то что у Галы постоянно были любовники. Однако, заключая брак, они оговорили и эту деталь. Жене гения не возбранялось иметь свою личную жизнь, – а она всегда была охоча до плотских утех. И если в молодые годы она брала у любовников что-либо на память: украшения, картины, книги, то, постарев, уже сама приплачивала им…

В 1964 году жене Дали исполнилось семьдесят, она уже носила парик и подумывала о пластической операции – потому что в этом возрасте ей хотелось любви как никогда! Гала пыталась соблазнить буквально каждого, кто появлялся на ее пути. «Сальвадору все равно, у каждого из нас – своя жизнь», – убеждала она друзей мужа или же его поклонников, затаскивая их в постель.

Среди многочисленных любовников Галы оказался и Джефф Фенхольт – исполнитель одной из главных ролей в рок-опере «Иисус Христос – суперзвезда». Эта связь разбила брак певца, и жена, только что родившая ребенка, ушла от него. Должно быть, Гала чувствовала себя виноватой: она подарила певцу роскошный дом на Лонг-Айленде и в дальнейшем помогала ему продвинуться. Это была последняя громкая связь Галы – дальше пошли годы, омраченные старческими болезнями, дряхлостью, неминуемым распадом организма…