Текст книги "Свадьба собаки на сене"

В девять часов она прошла на кухню и, не зажигая свет, стоя почему-то на одной ноге и облокотившись о шкаф, выпила два стакана молока и съела пачку печенья «Юбилейное». Потом заглянула в холодильник и прямо руками подхватила кусок картофельной запеканки с мясом и точно с такой же жадностью его съела. Все показалось очень холодным и безвкусным, и голод она не утолила.

В десять часов Младшенькая зашла в родительскую спальню и, присев на кровать, проверила, работает ли параллельный телефон. Убедившись, что все в порядке, она повалилась на бок и коснулась щекой жесткого стеганого покрывала.

В одиннадцать ее разбудили родители.

– А кто был у нас в доме?! – спросила мать, когда наконец Младшенькая открыла глаза. Она не сразу сообразила, что заснула, и теперь ее разбудили приехавшие из гостей родители.

– Никого, – ответила она и не соврала. Никто в этот вечер к ней не приехал и учебники английского не привез.

– А что это в гостиной? – Маруся развела руками.

– Я хотела, чтобы в доме было веселее, – только и ответила Младшенькая и побрела к себе в комнату.

Но как она ни старалась, заснуть не удавалось. Младшенькая лежала в темной комнате с закрытыми глазами, слышала, как пришла старшая сестра, слышала ее ровный спокойный голос, когда та рассказывала матери о том, куда они с Лукиным ходили сегодня вечером. Младшенькая позавидовала уверенности, с которой ее сестра рассказывала о своих отношениях с мальчиком. Не было ужимок, смешков, не было таинственных и глупых пауз. И мать в ответ точно так же уважительно и спокойно отвечала. Младшенькая почувствовала себя совсем несчастной – старшая сестра словно уже вырвалась из плена детства и опеки, она стала почти взрослой, отсюда и такое уважение со стороны взрослых.

– Ты представляешь, мама, сегодня Вадим нам показывал свои фотографии. Он сделал снимки гор, когда они с отцом путешествовали. Очень красиво. Вадим умеет фотографировать, хотя нигде не учился… – вдруг послышалось из гостиной.

Младшенькая не поверила своим ушам – вот, оказывается, почему не пришел к ней Вадим! Вот, где он был весь вечер!

– Вадим с вами тоже ходил? – спросила мать.

– Да, я его позвала. Он и согласился.

Младшенькая свернулась калачиком и заплакала. Нет, она даже не плакала, она скулила, как скулят щенки, которых бросили на произвол судьбы. Все, что с ней происходило, казалось теперь горем, одним большим и непоправимым горем. И ее поведение, дурацкое поведение выскочки, ее слова и поступки, ее стремление быть не такой, как все… Ей свое поведение уже не исправить, все равно все будут смеяться над ней, а мама поморщится от неловкости. И сегодняшний вечер с этой мелкой, как мама бы сказала, дешевой суетой – это тоже была она, неудачница во всем. И что толку в этих глазах, которыми все восхищаются? Проку от них никакого, если в твоей жизни все идет наперекосяк. Младшенькая плакала, с головой закутавшись в одеяло, от избытка жалости к себе, она зачем-то гладила угол подушки и приговаривала: «Так мне и надо! Так мне и надо! Они все еще узнают!» Горе все не заканчивалось, и слезы все не заканчивались. И все же, несмотря на все ее расстройство, где-то очень далеко, где-то на дне души теплилась мысль, которая могла бы служить утешением: «А учебники Вадим, наверное, передал с сестрой». И хотя это выводило ее, Младшенькую, на чистую воду, от этого становилось легче.

Наутро она встала разбитой, с головной болью и температурой. Марусе было достаточно одного взгляда, чтобы распознать ангину.

– Молоко из холодильника, при твоих-то гландах, – только и произнесла она. Младшенькую заставили переодеться в теплую байковую рубашку, надеть на ноги колючие носки и полоскать горло каждый час. Ее поили брусникой, калиной, медом, и ей делали легкую манную кашу, чтобы не навредить и без того раздраженному горлу. На пятый день температура не спала, и врач прописала уколы.

– Что-то на этот раз она очень тяжело болеет! – поделилась тревогой Маруся.

– Что вы хотите?! – улыбнулась врач. – Дело не только в ангине, дело в возрасте. Она у вас стремительно растет. Вот и еще у вас одна девица на выданье.

– Ты у нас герой! Не боишься уколов! – шутил с ней отец, словно ей было не пять лет и словно она была ребенок, которого необходимо утешать. Но она не возмущалась, в этот раз она болела с удовольствием. Ей нравилось быть несчастненькой, опекаемой, окруженной вниманием. Когда она лежала с температурой, она представляла себя героиней фильма или романа, заболевшей от любви и тем самым наказывающей неверного избранника. «Вадим наверняка удивится, что меня нигде не видно! – думала Младшенькая. – И в школе меня нет, и я не звоню. Даже когда он не пришел и не принес учебники, я не позвонила. Пусть, пусть помучится». Она осталась верна себе – ей нравилось играть роль.

– Ты заниматься думаешь? – поинтересовалась старшая сестра через три недели. – Температуры давно нет. У вас такая сложная программа, а ты бездельничаешь! Не нагонишь ведь!

– Отстань. Разберусь сама, – резко ответила Младшенькая. Она повзрослела за время болезни. В ее голосе появились новые интонации, она даже внешне переменилась – очень похудела, словно бы выросла и еще больше похорошела. На лице с красивыми фиалковыми глазами обозначились высокие скулы, придававшие чертам утонченность. Все это произошло так внезапно, так неожиданно, что казалось, в доме появился другой человек.

– Почему так разговариваешь? – удивилась сестра.

– Как хочу, так и разговариваю, – отрезала Младшенькая.

– Жаль! Я хотела как лучше. – Старшенькая рассмеялась и вышла из комнаты. А Младшенькая посмотрела ей вслед и подумала, что иногда очень полезно болеть – узнаешь страшно много нового. Разговоры, которые по вечерам вела старшая сестра с матерью, были очень интересными. Младшенькая не узнала секреты, но поняла, что в отношениях надо прежде всего ценить себя. Ведь именно так поступает ее сестра.

В первый день своего полного выздоровления она дождалась, пока мать уйдет к знакомой, а отец закроется в своем кабинете. «Надо поторопиться!» – думала она, быстро одеваясь. Главной задачей было незаметно выскочить из дома – ей очень не хотелось надевать теплое пальто, а хотелось достать из шкафа легкий клетчатый плащ, который они с матерью купили совсем недавно.

– Это тебе на весну. На теплую весну, когда уже не будет снега, когда зацветут деревья.

Сейчас на улице была весна, но Младшенькая так тяжело переболела, что мать ни за что бы не отпустила ее в плаще на улицу. А может, и вообще бы не отпустила. А ей очень надо было сегодня уйти из дома.

Пока Младшенькая болела, ее переживания по поводу Вадима отошли на второй план. «Ну и что, что он не принес учебники! Не смог. Лукин его отвлек чем-то, дела у них могли быть какие-то, занятия. Ну, не из-за сестры же он не приехал! Она вообще здесь ни при чем. Вадим дружит с Лукиным, а не с ней! Конечно, он мог позвонить, но не позвонил, потому что был занят, а когда опомнился, уже поздно было. Он – человек воспитанный, он поздно звонить в дом не будет!» Она все это несколько раз повторила про себя и наконец поверила своим домыслам. Она собралась продолжить осаду Вадима. «Я хочу его увидеть. И чтобы он увидел меня. Так, невзначай, случайно. Вот представим, я поеду… А зачем можно поехать на Садовую-Кудринскую?! Вопрос. Ну, допустим, я заказываю экскурсию в планетарий. Он как раз там находится. Точно, я туда еду по делам, и мы случайно встречаемся!» Так был найден смысл жизни на то время, пока она болела. Младшенькая придумывала себе наряд, потом речь, слова, которыми она встретит якобы случайно Вадима, столкнувшись с ним на улице. Потом она соображала, как бы ей отстричь челку – сделать это совершенно необходимо, ведь она теперь взрослая. Младшенькая так расфантазировалась, что Маруся даже забеспокоилась:

– Дочь, что с тобой?! Ты такая рассеянная, такая невнимательная!

– Все хорошо, только спать хочется, – отвечала та.

– Это очень хорошо, пей таблетки и ложись. Я закрою дверь и никого в твою комнату не пущу. Спи. Сон – это лучшее лекарство.

Мать задергивала шторы и плотно прикрывала дверь. Младшенькая, довольная уединением, без помех предавалась мечтам.

И вот это день настал. Она быстро оделась, вышла в прихожую и оттуда крикнула отцу:

– Пап, я в школу, узнать домашнее задание и списать варианты контрольной по алгебре! – Она подождала, выйдет ли отец, но тот только пробасил в ответ:

– Иди, дочка, осторожней улицу переходи.

– Ох, уж этот папа. Словно мне пять лет, – пробурчала она, тихо раскрыла большой стенной шкаф и вытащила новый плащ.

«Как же хорошо я в нем выгляжу!» – подумала она, затянула потуже пояс и выскочила из квартиры. У нее было совсем немного времени, а успеть надо было до двух часов во Вспольный переулок, где находилась школа Вадима. По двору Младшенькая прошмыгнула как мышка, потом глухим переулком прошла к остановке, и тут ей повезло – троллейбус подошел сразу. В салоне почти никого не было, и Младшенькая этому обрадовалась, словно ребенок. Она взяла билет и, тихонечко пошмыгивая носом, устроилась у окна. Сейчас уже она не думала о Вадиме, сейчас было уютно ехать, смотреть по сторонам и чувствовать себя совсем взрослой.

– Это не свидание, но все же встреча! – сказала она сама себе и погладила рукой сумочку. Ее она стащила у матери – цвет натуральной кожи совпадал с клеткой плаща.

«Влетит! Влетит от мамы!» – подумала она, но совершенно не расстроилась.

Доехала она быстро, в те времена пробок в Москве не было. Выйдя на остановке, она замешкалась – не могла решить, как лучше пройти к школе: через двор старого сталинского дома или по самому Вспольному переулку. «Интересно, как он обычно ходит?!» Младшенькая взглянула на свои часики и поняла, что до окончания уроков осталось всего пять минут. И за это время ей надо добежать до школы, чтоб уж наверняка встретить Вадима. Она выбрала короткий путь – через двор, промчалась мимо изумленных бабулек, мимо кричащих детей и выскочила прямо к воротам школы.

Уроки закончились, и шумные стайки расхристанных по случаю весны учеников носились по двору. Кто-то прятался, чтобы покурить, кто-то, болтая, стоял у высокого крыльца, кто-то что-то кричал, размахивая портфелем. Младшенькая юркнула за старую сирень и там притаилась. У нее бешено колотилось сердце – она боялась, что ее могут увидеть если не с улицы, так с верхних этажей школы. На всякий случай Младшенькая влезла в гущу ветвей и замерла. Она щурилась, пытаясь разглядеть идущих мальчишек, потом вышли ребята постарше, но десятиклассников видно не было. Младшенькая пошевелила затекшей рукой, переступила с ноги на ногу и тут же зацепилась колготками за ветку. «Все! Новые немецкие колготки! Мама же предупреждала!» Она вспомнила слова матери: «В обычные дни можно носить простые эластичные колготки. На выход всегда должен быть тонкий капрон естественного телесного цвета!» Она и покупала дорогие, немецкие, из тончайшего капрона колготки, которые берегли для выходов в театр или на школьные вечера. И вот сегодня она порвала последние. Младшенькая попыталась рассмотреть длинную «стрелку», но у нее ничего не получилось, она, мысленно махнув рукой, опять посмотрела на ворота школы. И тут увидела его. Он шел один, чуть отстав от одноклассников, которые его окликали.

– Ты идешь?! – слышала она их голоса.

– Нет, у меня дела, – отвечал Вадим, но шаг не изменил, шел так же неторопливо, прижимая рукой папку с учебниками. Он выглядел совсем взрослым, непохожим на десятиклассника. Выражение лица у него было грустным, но Младшенькая все равно замерла – он показался ей таким красивым, таким недосягаемым, таким принцем, что сердце у нее сжалось и захотелось расплакаться от обиды. Ну почему она такая еще маленькая, несмотря на свои почти пятнадцать лет! И что такое пятнадцать лет?! Ничего! В них нет ничего, кроме мечты, которая отличается непостоянством неясного желания, которое иногда пугает, и страха, что возраст, который даст свободу, так никогда и не наступит.

– Ты что здесь делаешь?! Зачем кусты ломаешь?! – громко окликнули ее.

Младшенькая вылезла из зарослей и, покраснев от смущения, попыталась объясниться, но бабка, спугнувшая ее, уже громко ворчала на весь маленький переулок, привлекая внимание. Младшенькая видела, что Вадим остановился, оглянулся на них, мгновение выждал, а потом быстро пошел в сторону Садового кольца.

Возвращалась домой она на метро – там можно было затеряться, потонуть в гуще людей и сделаться незаметной. Младшенькая гадала, видел ли ее Вадим? «Конечно, видел! И все слышал – бабка орала как резаная из-за этой сирени. Но почему он не подошел?!»

– Привет! – через пять дней Вадим встретил Младшенькую у школы. В руках у него были учебники.

– Английский еще актуален? – спросил он, всматриваясь в ее лицо.

– Да, актуален, – ответила она. И постаралась принять беззаботный вид. Все эти дни она мучилась от стыда – выслеживать мальчика было некрасиво. Что он подумает о ней, как себя с ним вести и что делать со своей влюбленностью – на эти вопросы она ответить не могла. И вот он здесь, стоит напротив нее и как ни в чем не бывало расспрашивает о делах и английском языке.

– Как успехи, или без этих учебников процесс не идет? Хотя тебе надо начинать с чего-нибудь попроще. С самого первого уровня. Для этого хороши школьные учебники. Мой преподаватель заставлял меня зубрить по целому параграфу за занятие. А потом давал более сложный материал. Он говорит, что базовые знания – самые важные. А базовые знания – это и есть школьная программа. Ну, все равно, ты поступай, как вам велят. А учебники – вот! – Он показал ей стопку книг.

Младшенькая от растерянности залилась краской. У нее совсем не получилось быть взрослой и независимой – она ощущала себя виноватой и маленькой. «Как он не вовремя! Предупредил бы! А я еще в этих жутких колготах!» Младшенькая старалась не смотреть на свои ноги. С утра мама заставила ее надеть плотные хлопчатобумажные колготки. «Ты только-только переболела. Еще кашляешь. Давай-ка теплее одевайся». Маруся даже проснулась раньше, чтобы проследить за дочерью.

– Я… Я собиралась после школы… Я с мамой должна была поехать… – Младшенькая совсем смутилась. Ко всему прочему, она помнила про куст сирени, из которого ее выгнала бабка. Теперь же она пыталась понять по лицу Вадима, помнит он тот нелепый случай или нет. Но на его лице, кроме спокойного внимания, ничего не отражалось.

– У тебя уже закончились уроки?

– Да, – кивнула Младшенькая.

– Ну, тогда пойдем?

– Куда?

– Как куда? Домой! Или у тебя еще что-то есть в школе?

– Нет, нет, – спохватилась Младшенькая и, наконец придя в себя, победно посмотрела по сторонам. На них смотрели, и этот факт вернул ей присутствие духа.

«Не знаю, что он там видел или слышал. Он приехал сюда, ко мне в школу. И привез свои учебники. И все это видят. И еще они увидят, как мы вместе пойдем домой», – это все промелькнуло у нее в голове, она кротко улыбнулась и произнесла:

– Ты, наверное, спешишь? Не волнуйся, давай учебники, я донесу до дома, – сказала она, протягивая руку.

– Ну уж нет! Они же тяжелые, – ответил решительно Вадим, и они пошли точно так, как ходила ее старшая сестра со своим Лукиным. Пошли не спеша, болтая, останавливаясь у витрин, у афиш, цепляясь взглядами за прохожих и находя новые темы для разговора. Они незаметно пошли длинной дорогой, Младшенькая даже не заметила этой хитрой уловки Вадима – он сказал, что обязательно нужно заглянуть в табачный киоск. Она обнаружила, что они проходили два с половиной часа, только когда подошли к арке ее дома.

– Спасибо за учебники. – Она улыбнулась. – Теперь я просто обязана выучить английский.

– Да, хороший язык, нужный, – солидно ответил Вадим и добавил: – Я завтра загляну к тебе в школу. После шестого урока?

– Хорошо! – согласилась Младшенькая и пошла к подъезду.

Она так и не поняла, обрадовала ее встреча с Вадимом или нет.

Это чувство было совсем другим, непохожим на то, которое она испытывала неделю назад. И дело было не во времени, не в болезни, не в появившемся ощущении взрослости. Дело было в страхе, что повторение опыта может иметь тот же результат. Младшенькая не обладала характером сестры, но имела отличную интуицию, а также понимала, что характер Вадима ей неясен, мотивы его поступков для нее закрыты. Она чувствовала, что под красивой, мужественной внешностью скрывается что-то еще, и это что-то было ей непонятно, потому-то она не знала, как с Вадимом обходиться. «Кто он? Каков он? Какой у него характер, какой нрав?» – это было ей еще неведомо.

И все же на следующий день она была рада его видеть. Он точно так же встретил ее у школы, они не торопясь шли до ее дома, там около арки остановились, разговаривая о пустяках, и точно так же договорились встретиться на следующий день. Так повторилось несколько дней подряд, и последовало приглашение в кино, и Младшенькая согласилась, но в последний момент Вадим позвонил и, извинившись, сказал, что не сможет. Она расстроилась, но не обиделась – всякое может случиться, у него выпускной класс, экзамены. Но в тот же вечер стало ясно, что не пришел он из-за Лукина и Старшенькой. Он целый вечер был с ними. Младшенькая узнала об этом из разговора сестры и матери.

Пять дней переживаний, а потом она утроила усилия по преследованию Вадима. В свои «почти пятнадцать лет» она действовала так же безрассудно, как действуют первоклашки, пытаясь привлечь внимание сверстников. При этом Младшенькая сердилась на сестру и обожествляла Вадима.

– Я тебе подарю клоунский колпак, – жестко сказала старшая сестра после того, как Младшенькая целый вечер пыталась копировать известную актрису.

– Знаешь, это хоть весело в отличие от твоих вечно нудных разговоров, – ответила она Старшенькой.

– Иногда люди встречаются, чтобы поговорить, обменяться мнениями, обсудить что-то, – нарочито вежливо пояснила сестра и ехидно добавила: – Это я на всякий случай говорю тебе, вдруг ты не догадываешься.

Но Младшенькую уесть сейчас было сложно – в ее ушах еще стояла фраза Вадима: «У тебя талант! Нельзя загубить такое актерское дарование!» И действительно было смешно, когда она пропела песню из кинофильма, скорчив соответствующую физиономию. И было это уместно, потому что в общем разговоре возникла заминка – никто не мог вспомнить ни название фильма, ни фамилию актрисы. И пока все цокали языками, вспоминая хотя бы первый слог, Младшенькая изобразила главную героиню. Это было такое точное попадание, это было так ловко и лихо, что все восхищенно уставились на нее. Вадим же даже захлопал в ладоши. После этого эпизода она скинула с себя застенчивость и уже участвовала в беседе и спорила, хотя и наивно, и слишком пылко. В тот вечер она поймала на себе два взгляда – сестры и Вадима. Если взгляд сестры был суров и строг, то Вадим смотрел заинтересованно. Во всяком случае, Младшенькой так показалось.

Как давно заметила Маруся, младшая дочь, несмотря на то что была красавицей, особым успехом у мальчиков не пользовалась. Но это не означало, что в классе она никому не нравилась. Вовсе нет. Пять или шесть человек всем своим поведением давали понять, что она им интересна. В младших классах ей от них доставалось портфелем по голове, потом они пытались стащить прямо из-под носа учебники, став старше, перешли к молчаливому обожанию. Младшенькая старательно раздавала авансы, дабы свита не поредела. Впрочем, ее опасения были напрасны – эта категория ее поклонников, достигнув юношеского возраста, была способна на немое обожание. Влюбившись в Вадима, Младшенькая решительно принялась формировать того, кому суждено было сыграть роль Отелло. «Впрочем, если будет ревновать Вадим, это даже лучше», – размышляла она на уроке химии, выбирая среди поклонников жертву. На свою беду, прямо перед ней сидел белобрысый и востроносый Семочкин. «Вот он!» – радостно воскликнула она про себя и ткнула Семочкина линейкой.

– Ты алгебру сделал? – прошептала она, когда жертва повернулась к ней. Семочкин сделал круглые глаза – весь класс знал, что у него по этому предмету твердая двойка.

– Дашь списать?! – продолжила Младшенькая.

Семочкин замер, в его голове шла напряженная работа мозга.

– Дам, – наконец прошептал он.

На ближайшей перемене Семочкин скорописью сдул все упражнения у отличника из соседнего класса и потом торжественно отдал тетрадь Младшенькой.

– Что бы я без тебя делала! – воскликнула она и очаровательно улыбнулась. Семочкин окончательно увяз в паутине.

В последующие дни Младшенькой оставалось закрепить успех – немного болтовни на переменах, восхищенное «ах» при падении Семочкина с брусьев на физкультуре и три дня совместного возвращения домой. Семочкин не верил своим глазам, ушам и почти перестал ощущать реальность. На пятый день на горизонте появился Вадим. Появился случайно – в поисках Старшенькой, но домой проводил Младшенькую. Просто так получилось. Тенью за ними шел несчастный Семочкин.

– Слушай, что это он за нами идет? – не понял Вадим.

– А, – отмахнулась Младшенькая, – надоел хуже горькой редьки. Не знаю, куда деваться от них.

Вадим посмотрел на нее, потом бросил взгляд на преследователя и засвидетельствовал факт:

– Ты пользуешься успехом! Ох уж эти фиалковые глаза.

Младшенькая, скрывая радость, потупила взгляд.

Через месяц был выпускной вечер. Старшенькая, в платье с пышной юбкой и с распущенными волосами, опять весь вечер напролет танцевала с Лукиным. Казалось, что эту пару уже ничто и никто не разлучит. Петр Никанорович с Марусей весь вечер просидели рядом с родителями Лукина, словно уже был сговор и из школы выходили жених с невестой. И учителя шептались, и другие родители тоже, хотя должны были привыкнуть к этой паре. Ко всеобщему удивлению, к ним на выпускной пришел Вадим. Он не танцевал, только раз поинтересовался, куда пропала Младшенькая.

– Она на два дня уехала с подругами за город, – ответила Маруся, сама удивленная таким поступком дочери. Еще больше ее удивила фраза, которая была произнесена очень насмешливо и даже пренебрежительно: «Мама, как они друг другу не надоели!»

– Не говори так. Некрасиво. Надо бы сходить и тебе в школу, у сестры такое событие! – попыталась уговорить она младшую дочь.

– Мама, там и так будет достаточно народу, зачем там я.

– Сестре приятно будет, – уговаривала Маруся.

– Ничего страшного, без меня обойдутся. – Дочь была непреклонна.

Маруся еще не знала, что накануне состоялся разговор между Старшенькой и Младшенькой. Разговор был неприятный, сестры почти поссорились, и, как водится, каждая считала себя правой.

– Зачем тебе Вадим? – Младшенькая воспользовалась моментом и завела разговор, когда они с сестрой остались дома одни.

– Я не понимаю тебя? – удивленно спросила сестра.

– Ты отлично понимаешь. Ты таскаешь за собой Вадима, хотя Лукину это неприятно. Да и ты делаешь вид, что любишь Лукина. Но зачем тебе тогда Вадим?

– Что с тобой?! Ты перегрелась на июньском солнце! – воскликнула старшая.

– Перестань! Не делай из меня дуру!

– Я и не делаю. Я просто не понимаю, с чего ты взяла, что я его таскаю? Тебе не приходило в голову, что ему нравится с нами везде ходить?!

Младшенькая растерялась. Вопрос был прост, но разговор повернулся как-то неожиданно. Ей казалось, что сестра будет отнекиваться, все отрицать, а она ответила вопросом на вопрос. И действительно, откуда она, Младшенькая, взяла, что Вадиму не нравится быть рядом с ними? Откуда она взяла, что его почти насильно таскают за собой? Только сейчас ей пришло в голову, что не тот человек Вадим, чтобы делать что-то против собственного желания.

Старшенькая сосредоточенно перекладывала книжки на своем столе.

– Ладно, – она вдруг повернулась к сестре, – ты сама завела этот разговор, и я отвечу тебе честно. Да, я сделала все, чтобы он был с нами. Это было несложно. Я ему нравлюсь.

Младшенькая даже оторопела – как просто и как обыденно получилось у сестры признаться в этом. Словно речь шла о чем-то незначительном и повседневном.

– А тебе? Тебе он нравится?

– Сейчас это не имеет значения. Ты меня спросила о другом. Так вот, я не хотела, чтобы он морочил тебе голову. Я не знаю, видит ли это мама, но то, что ты в него влюбилась, я заметила очень давно. Он слишком взрослый для тебя. Слишком опытный и слишком самостоятельный. Он для тебя был бы искушением, перед которым тебе не устоять.

– А ты это знаешь? Ты в этом уверена?!

– Я уверена, что тебе еще рано бегать на свидания.

– А может, ты ревновала? Может, ты боялась, что Вадим в меня влюбится? И не видать тебе тогда его?

– Не говори глупости. Ты же все знаешь про Лукина.

Младшенькая ничего не ответила. Здравый смысл подсказал ей, что если Вадим поддавался на уговоры сестры, то, значит, не так много было шансов у нее, у Младшенькой. И все же поведение сестры было сродни предательству.

Окончание школы для Вадима было событием скорее радостным. Он не испытывал сентиментальных чувств ни к родным стенам, ни к однокашникам. Он понимал, что учителя, которые сейчас так растроганы, вздохнут с облегчением, выпустив в мир еще двадцать пять человек, которые изрядно потрепали им нервы. В эмоциональном смысле для него мало что значили эти годы – он очень рано был ориентирован на будущее, оно его занимало гораздо больше, чем настоящее и прошлое. С теми людьми, которые ему были дороги, он не расстанется все равно, как бы ни сложилась жизнь, и выпускной вечер никак на это не повлияет. На выпускном в своей школе он пробыл ровно столько, чтобы не показаться невежливым, а потом поехал к Лукину. Там, проявив необходимую вежливость ко всем знакомым, нашел Лукина и Старшенькую и уже весь вечер не отходил от них.

За прошедшее время в отношениях этих троих произошло столько перемен, сколько порой происходит за более длительный срок. Была старая детская дружба, которая переросла в дружбу зрелую, был разрыв, почти ссора, и было воссоединение. Причиной этому была влюбленность Вадима в Старшенькую. Была попытка «поделить» ее любовь, не нарушив дружеских отношений. И неизвестно, чем бы это все закончилась, если бы не она. О причинах этого ее поступка он не задумывался. Ему достаточно было видеть ее, а Старшенькая сумела их объединить и не дала пропасть дружбе. Она сделала так, что все трое они стали неразлучны. Словно они договорились ждать неизвестно каких событий. И равновесие треугольника, основанное на мужской выдержанности и женском благоразумии, казалось, было прочным, непоколебимым. Но что скрывалось под этим благоразумием и как долго оно могло продолжаться?! Вадим везде бывал с ними, ходил на все вечера в школу, в кино, ездил в Серебряный бор на пляж, а однажды взял и отказался от встречи. Это случилось, когда он понял, что между Лукиным и Старшенькой случилась близость, что что-то неуловимо поменялось, из-за чего он теперь всегда будет в стороне от них. Нет, они все сделают, чтобы сохранить с ним отношения, они оба любят его, дорожат им, но никогда он уже не будет так близко от той любви, за которую когда-то имело смысл бороться. Вадим проиграл – он все ждал, что Лукину надоест Старшенькая – не может же быть столь долгой любовь зеленого юнца. Вадим ждал, что Лукину надоест противостояние, надоест влюбленность и что он ослабит внимание, на минуту выпустит из поля зрения Старшенькую. И тогда появится он, Вадим. И предложит ей любовь. Зрелую, взрослую любовь, любовь со слегка ироничной улыбкой – он имеет на это право. Ведь смешно цепляться мертвой хваткой за отношения и тащить их за собой, как щенок таскает старую резиновую игрушку. Нет, любовь Вадима будет любовью победителя, человека с выдержкой настоящего борца, сумевшего дождаться своего выигрыша.

Но этого не случилось. Лукин оказался несгибаемым. И Вадиму ничего не оставалось делать, как отойти в сторону. Вадим так и поступил, но покинуть их окончательно так и не смог.

Это лето тысяча девятьсот шестьдесят девятого года было в их жизни самым непонятным, самым запутанным, полным недоразумений и недосказанности. И неизвестно отчего так случилось – из-за их взросления, из-за перемен в жизни или из-за того, что вся их предыдущая история только и могла привести к большому узлу, который по силам было лишь разорвать. Но они, все трое, продолжали существовать подле друг друга, словно спутники, не имеющие возможности покинуть орбиты. Каждый из них наверняка тяготился этим, стремился покинуть это общее пространство, но не мог.

Старшенькая после разговора с сестрой не почувствовала ни малейших угрызений совести. «Ей еще учиться два года, а она влюбчива. Отношения с Вадимом – это слишком рано!» Сама того не замечая, Старшенькая в точности повторила слова матери, произнесенные когда-то в адрес Лукина. Но Старшенькая не вспомнила, не обратила внимание на то, что мать не помешала их дружбе, а потом уже и влюбленности. Она была всегда начеку, всегда рядом, готовая посоветовать и предостеречь, но никогда не мешала.

Это лето довершило их окончательный переход во взрослую жизнь, в которой решения принимаются самостоятельно. Когда были сданы вступительные экзамены, когда уже каждый из них получил студенческий билет, Лукин сделал Старшенькой предложение. Она ответила утвердительно, но заставила ждать почти четыре года.

– Послушай, что изменится, если мы распишемся? – спросила она его напрямик.

Он задумался – измениться могло многое, но, правда, не в лучшую сторону. Жить пришлось бы с родителями – или теми, или другими.

– Так вот. Давай пока ничего менять не будем. Мы это сделаем, когда сможем жить самостоятельно.

Лукин намек понял и ринулся учиться и работать. Он хотел как можно быстрее жениться на Старшенькой. Маруся, которой дочь все рассказала, сначала с тревогой наблюдала за происходящим. Она понимала, что отношения с Лукиным давно не платонические, что возможна беременность, и это ее очень волновало.

– Я тебя прошу, никакой самодеятельности. Ты понимаешь, о чем я? – спросила она строго дочь.

– Да, я все поняла. Никакой самодеятельности не будет, – пообещала та, и Маруся успокоилась.

Старшая дочь была с сильным характером и умела держать слово. Младшая же доставляла немало хлопот – за два последних школьных года она сумела основательно потрепать ей нервы. Прогулы уроков, сигареты в сумке, мальчики и позднее кино – весь этот классический набор проблем свалился на Марусины плечи. Петр Никанорович умер осенью семидесятого, оставив их всех обеспеченными, но осиротевшими. Только после его ухода стало ясно, что он значил для этой большой семьи.

* * *

– Дочь, я уже потеряла терпение, что же говорить о Лукине! – однажды шутливо произнесла Маруся, и Старшенькая наконец согласилась сыграть свадьбу. Это был семьдесят третий год. Она и Лукин оканчивали институты.