Текст книги "Божий лекарь. Православный календарь-целебник"

Наставления святых отцов о праведной жизни, о том, как противиться злу, как воспитывать детей в добре и любви

Слово в Неделю мытаря и фарисея

Мытарь и фарисей пришли в церковь помолиться. Фарисей во время молитвы своей хвалился своими делами и осуждал других, а мытарь в глубоком сознании своего недостоинства молился так: «Боже, милостив буди мне, грешному». Первого осудил Господь, а последнего оправдал, говоря: «Всякий возносящийся уничижен будет, а уничижающий себя – возвысится» (Лук. 18: 13–14). Дорогие, если смотреть на внешние поступки, а не на внутреннее расположение сердца, то фарисея никак нельзя назвать дурным человеком. Во всяком случае, он был человек беспорочный в гражданском смысле и наружно благочестивый. При всем том молитва его была отвергнута. Напротив, мытарь был не без грехов и пороков. Он сам сознает свою греховность, и однако же молитва его была услышана. Почему же это так? А вот почему: фарисей молился высокомерно – с таким настроением духа, в котором он сам весь обнаружился. Ведь в молитве люди высказываются такими, какие есть на самом деле и как живут. К жизни евангельского фарисея и его молитве можно применить слова Апостола: «Люди… самолюбивые, сребролюбивые, гордые, надменные, злоречивые… имеющие вид благочестия, силы же его отвергшиеся» (2-е Тим. 3: 2–5). Фарисей с надменностью держал себя по отношению к Богу. Гордо вошел он в храм, стал впереди всех, на видном месте. В нем не заметно было никакого признака подобающего благоговения к Богу и Его Дому, он презрительно обращается с ближними. Считая себя праведным, он называл других людей дурными: хищниками, неправедными, прелюбодеями (судя об этом по внешним поступкам, ложно и превратно истолковывая их, – а не по внутреннему расположению сердца). Так гордость везде поступает. О себе самом думает высоко, а о других – низко.

Молитва фарисея была греховная молитва. Он благодарил Бога, но без смирения и сознания собственных немощей, благодарил не за избавление от тяжких искушений к греху и грубых пороков, а за то, что он не таков, как прочие люди. В его устах слышался голос гордости, которая кичится своею праведностию и обращается к Богу не с молитвой покаяния, а с молитвою самовосхваления. Каяться, по мнению фарисея, ему было не в чем. В действительности, вся молитва фарисея была обращена к собственному кумиру гордости…

И Бог ее не слышал.

Молитва мытаря была воплем души, в смирении взиравшей на свои грехи и в дерзновении веры призывавшей милосердие Божие уврачевать страдания немощи. И Бог с благоволением внял ей, ибо Он видел человека, требующего Его помощи, сознающего собственное бессилие для обновления своей природы. Смирение сделало мытаря достойным благодати Божией. Мытарь встал вдали в храме и не смел даже поднять очей своих на небо. Он не шел вперед, хотя был человек должностной, собиратель пошлин, и, вероятно, с хорошим состоянием. В церкви нет различия. Все имеют равные права. Самое невидное место вполне достаточно для того, чтобы возноситься в молитве к Творцу. Мытарь ударял себя в грудь. Истинная, пламенная молитва не может быть без внешнего выражения. Внутренние движения сердца невольно проявляются вовне. Мытарь молил Бога о помиловании: «Боже, милостив буди мне, грешному». Его единственное желание – получить прощение грехов. Словом, в своей молитве мытарь выказывался таким, каким он был на деле и как жил. Он молился со смирением. А «смиряяй… себе вознесется» (Лук. 18: 14).

Дорогие! Пред нами в жизни две дороги: мы или пойдем стопами фарисея к собственному покою, внешнему почету, ко всему, чем питается тщеславие и услаждается гордость, или же выступим вслед мытаря, с его сокрушенным сердцем, смиренным духом, заставляющим его в смущении перед живою совестью опускать глаза долу, в сокрушении бить себя в перси. Первый путь земного благополучия – путь к погибели в вечной жизни; второй – стезя горькая и темная здесь, приведет нас к источнику света и правды.

Избегайте фарисейской гордости, которая искушает и извергает людей в погибель, делает их слепыми. Ведь слепой не видит пути и спотыкается. Не образ ли это нам и современной нашей жизни? Слепота наша в том, что считаем себя зрячими: слишком горды мы. Мы все видим, все переживаем, только не видим греха своего, и оттого слепы, и грех остается в нас! Фарисейство – наша слепота губительная. Всякий фарисей, оставь свою гордость, приди со смирением мытаря ко Христу, и в Нем найдешь просвещение.

Праведный Алексий Мечев

Своеволие и послушание

Чтение житий двух величайших отцов церкви – святого Пахомия и Евфимия Великого – дают нам повод обсудить некоторые вопросы, касающиеся наших повседневных обязанностей. Я хотел бы напомнить вам, что Святая Гора состоит в особой духовной связи со святыми отцами лавры Саввы Освященного. Именно от них Студийский монастырь получил свой устав, который впоследствии был перенесен на Афон основателем общежительного монашества святым Афанасием. Этот устав соблюдается здесь и по сей день. В житиях обоих отцов важно обратить внимание на то, что они советуют следить за точностью в осознании и соблюдении нами житейских обязанностей, и в особенности избегать «своеволия». Своеволие грозит нам в разных видах, главными из которых являются следующие два: своеволие «справа» – когда человек поступает по своей воле якобы из благочестия, и своеволие «слева», происходящее из себялюбия. И то, и другое пагубно, однако своеволие «справа» более опасно. Пагубность «левого» очевидна: потакающий своим желаниям из сластолюбия чувствует стыд за свои поступки. Человек же, подчиняющийся своим «правым» желаниям, практически неисцелим, потому как трудно убедить его в том, что он грешит. Значит, он не раскаивается, но, напротив, пребывает в уверенности в том, что подвизается в благочестии. Таков некий брат, упрямствующий «справа», о котором читаем мы в житии святого Пахомия.

В чем смысл желаний «справа»? В том, что человек получает спасение в награду за свою борьбу. Однако, как мы уже много раз отмечали, спасение не продается и не покупается. Господь не властитель, рассчитывающий на труды Своих слуг и лишающий их вознаграждения, если они не выполняют возложенных на них поручений. Даже сама мысль об этом нелепа и богохульна.

Отношение Господа к нам является отеческим, а наше к Нему – сыновним. Это в полном смысле слова отношения Отца и сына. Таким образом, мы спасемся не за дела наши. Нас спасет только отеческая любовь Господа нашего, изливаемая на Его возлюбленные чада, если они самой жизнью своей докажут Ему свое сыновнее к Нему отношение. Именно такой смысл имеет наше желание подчинить себя Воле Божией. Мы трудимся не для того, чтобы набрать баллы, предъявив которые, мы вынудим Господа дать нам то, что нам причитается. Такова вера ортодоксальных иудеев и западных еретиков.

Брат, описываемый в житии, со рвением подвизался в духовной борьбе, в аскетической жизни и в воздержании. Стало быть, по его мнению, ему должна была причитаться и большая награда. Однако Христос не принял его жертвы, и вместо того, чтобы получить больше благодати, как он рассчитывал, им овладел дьявол. Лишь святой Пахомий своей молитвой смог освободить его.

Похожее повествование читаем и в житии святого Евфимия. Один из его учеников был высоким и сильным человеком. Община нуждалась в его помощи при переноске тяжестей для своих насущных жизненных потребностей. Этот брат, бывший ранее крестьянином, как нельзя более подходил для этой работы. Святой Евфимий призвал его и сообщил ему, что выбрал его для сего послушания. Тот же возроптал, сказав: «Старче, не могу я этого сделать. Если вы возложите на меня сие послушание, то я буду вечно уходить из обители, пропускать службы и нарушать порядок, и не смогу удержаться от соблазнов». Он говорил с позиций своего бессильного рассудка, с позиций логики купли-продажи, а не логики любви. Святой Евфимий утешил его: «Чадо мое, не случится того, чего ты боишься. Мы, возлагающие на тебя сие послушание, хорошо знаем, что делаем, и будем молиться, чтобы этого не произошло, напротив, пойдет сие тебе на великую пользу».

Монах же продолжал упорствовать, оставаясь в плену своего бессильного рассудка и говоря, что если он отойдет от буквы установлений отцов и займется многотрудным и многозаботным делом, он якобы пропадет. Тогда сказал святой: «Чадо мое, на благо тебе давали мы тебе сие послушание. Ты же, упорствуя в своих желаниях, смотри, не вини нас, когда будешь пожинать плоды дел своих». И лишь стих звук голоса старца, как в его собеседника вошел дьявол. Внезапно упал он на землю и начал биться и пускать пену изо рта и делать все то, что обычно происходит с людьми, одержимыми дьяволом. По просьбам других отцов святой исцелил его. Как только монах пришел в себя, он сразу же с ревностью взялся за послушание старца, в котором и преуспел.

Знаменательно, что мы находим такие примеры в житиях святых отцов по занимающим нас вопросам. Эти мысли искони посещают и смущают монаха. И слово старца нередко воспринимается как простой совет, к которому относятся с подозрением: «Для нашего ли блага говорит он нам это или же ради своей выгоды?» К счастью, святые отцы подробно описали нам симптомы, предлоги и последствия этих искушений, чтобы мы могли почерпать уроки из поучительных примеров.

Взгляните на отцовскую нежность и на сыновнюю любовь. Рассмотрим в качестве примера идеальную семью. Как относится отец к детям своим, которых он правильно воспитал, и как, в свою очередь, относятся к нему дети? У каждого из нас есть некое представление об этом. Если не посчастливилось нам самим жить в такой семье, мы видели эти семьи вокруг нас или же слышали о них. Такую семью связует любовь, благоухание благодати, проистекающей из всеобщей любви Господней. Господь не есть имеющий или источающий любовь. Он Сам есть Любовь. Апостол Иоанн, великий хранитель глубочайших тайн, громогласно провозглашает: «Бог есть Любовь» (1-е Иоан. 4: 8). Он не говорит: «Бог зовется любовь», «имеет любовь», «источает любовь» – но провозглашает: «Бог есть Любовь». Он Сам есть абсолютная Любовь, а «пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1-е Иоан. 4: 16). Исходя из этого, наши отношения целиком основаны на любви. Мы покоряемся Богу не из страха, но из любви. Это есть наш ответ на Его любовь, ибо Он первый «возлюбил нас».

Стало быть, послушание есть проявление подлинной любви. По послушанию и только по нему мы распознаем настоящую любовь. Вы и сами знаете, что когда вы любите кого-то, с какой готовностью вы ждете любого его желания, дабы немедленно исполнить его, находя уже в одном этом себе отдохновение. Послушание, одна из основных добродетелей нашей монашеской жизни, есть не что иное, как действенная любовь. Ибо Бога невозможно увидеть и ощутить доступными нам органами чувств, вместо Него у нас есть Церковь, есть отцы наши. «Слушающий вас Меня слушает, и отвергающийся вас Меня отвергается; а отвергающийся Меня отвергается Пославшего Меня», – говорит Христос (Лук. 10: 16). Мы стремимся дать отдохновение тому, у кого мы находимся в послушании. Все наше послушание нашему духовному отцу – старцу – начинается и основывается на нашей любви к Богу. Подвизающийся в смирении непрестанно видит перед собой пример Иисусов, который «смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Филип. 2: 8). Наше смирение и послушание в большинстве случаев налагается на нас жизненной необходимостью: природой, местом, обстоятельствами, людьми. Ни одна из вышеназванных причин не могла быть причиной послушания Божественного Слова Богу Отцу. «Никто не сравнится с величием Отцовым» – вот совершенный образец послушания и смирения для всей твари, чтобы показать нам, изгнанным за свою строптивость и за своеволие из вечности и жизни, что лишь чрез эту дверь мы сможем вернуться назад. Господь возложил на Себя полное смирение не на минуту, но на всем протяжении Своего пребывания с нами. И как Он открыл нам устами пророка: «И Я не воспротивился, не отступил назад» (Ис. 50: 5).

Даже там, где, как нам казалось бы, Он был вправе возразить или оправдаться, Он не сделал этого, но «предал хребет Свой биющим и ланиты Свои поражающим; лица Своего не закрывал от поруганий и оплевания» (Ис. 50: 6). Все это помогает нам понять смысл послушания и смирения. Ибо если мы не поймем этого смысла, тщетны будут все усилия наши.

Мы должны находиться в готовности, потому что грядут лукавые дни. «Да будут чресла ваши препоясаны» самоотречением и «светильники горящи» тем рвением, которое возожжет в нас благодать Божия, как только мы таким способом выразим свою готовность. Да не упустим мы никакого повода доказать всеми своими поступками, что мы истинно верим и подлинно любим Христа, и лишь благодаря этим двум силам живем мы, и что ничто больше нас не интересует, и ничто не волнует, ибо ничего не имеем мы в этом мире.

Для того мы и пришли в этот мир, чтобы стать «мертвыми для мира» по пророческим словам: «И потому выйдите из среды их и отделитесь, говорит Господь, и не прикасайтесь к нечистому; и Я прииму вас. И буду вам Отцем, и вы будете Моими сынами и дщерями, говорит Господь Вседержитель» (2 Коринф. 6: 17–18).

Память великого светильника Евфимия, учителя монахов, да найдет нас способными принимать мужественные решения и правильно оценивать все вокруг, чтобы принесло наше послушание у наших отцов добрые плоды, ибо «много может усиленная молитва праведного» (Иак. 5: 16). Если мы подготовим себя таким образом, действенными станут и молитвы отцов наших. Иисус говорит: «Се, стою у двери и стучу» (Откр. 3: 20). Он говорит, что к тому, кто отопрет Ему дверь, Он «войдет, и будет вечерять с ним», от того же, кто оставит ее закрытой, Он уйдет и постучит в другую дверь. Постараемся же, чтобы Он не только нашел нашу дверь открытой, но и распахнутой заранее, чтобы не пришлось Ему стучать, но мог бы Он войти как долгожданный гость. Аминь.

Старец Иосиф Ватопедский

Проповедь к Великому посту

Великий пост – это то время, которое дается нам для очищения от грехов. Мы все время грешим. Грехи наши, может быть, и не очень тяжелы, но они постоянны, они совершаются нами многократно в течение каждого дня, каждого часа, каждой минуты.

Мы постоянно друг друга осуждаем и очень хорошо видим друг у друга недостатки. Есть такая интересная психологическая особенность. На вопрос «За что ты человека любишь?» ответить очень трудно – «Я его люблю, потому что люблю». Но вот если спросить: «А за что ты его не любишь?» – то в ответ можно написать целые тома: «Я его не люблю потому что, потому что, потому что и потому что». Вместо того чтобы помолиться, чтобы Господь дал силы другому человеку преодолеть грех, дал и нам силы не осуждать человека за его недостатки, мы их фиксируем. Так и собирается огромный ком ненужного знания в нашем сознании, мы его храним, помним, приумножаем вместо того, чтобы бороться.

Великий пост даруется нам как особое благодатное время, когда мы можем побороть и преодолеть или хотя бы потеснить наши многочисленные грехи. Мы об этом и молимся: «Даруй мне зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего». В этих двух строчках молитвы св. Ефрема Сирина так много содержится! Если бы мы видели свои грехи вместо того, чтобы обращать внимание на недостатки окружающих, молились бы, чтобы Господь простил нам прегрешения наши и дал силы их преодолеть и не повторять, если бы мы вкладывали свою душу в такую молитву, молились бы об этом горячо и постоянно, то, конечно же, Господь бы нас услышал.

Мы можем сказать: мы ведь молимся, что-то делаем, стараемся, может быть, мы не умеем молиться, может быть, Господь не исполняет наших прошений? Один подвижник веры, исповедник, который много лет провел в страшных лагерях, говорил: «Это все чепуха! Ведает Господь желания сердца вашего прежде вашего прошения». Не важно, как вы просите, важно – как вы желаете. Если не получаете просимого, значит, не хотите его получить. Если вы желаете победить грех, то будете просить искренне, от всей души, если верите, что Господь силен победить грех, то сможете его победить! А если мы повторяем в молитве постоянно что-то дежурное (что тоже само по себе и не плохо: помолиться как-то лучше, чем вообще не молиться), вот тогда и получается, что наш грех остается с нами, получается, что наша молитва не достигает цели.

Так мы и осуждали и продолжаем осуждать, потому что не хотим победить свой грех и не верим, что Господь силен дать нам возможность, дать нам свою божественную благодатную силу. Мы так привыкли терпеть поражения в духовной жизни, что утрачиваем надежду победить грех в корне, возможность его полностью изжить. Ведь можно измениться так, что этот грех станет нам полностью чуждым, мы о нем и вспоминать перестанем.

В этой строчке краткой молитвы св. Ефрема Сирина, которую мы читаем каждый день Великим постом, начиная с воскресенья вечером, заканчивая пятницей утром: «Даруй мне зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего», – содержится огромная духовная мудрость и сила. Сложно себе представить, какие грехи были у самого Ефрема Сирина, у святого – он и так преподобный, и так святой, и так в пустыне, и так в удалении от всего, что может искушать, раздражать или вводить в грех. Но как он плакал о том, чтобы Господь дал ему возможность видеть грехи. Как ярко и пламенно он молился, чтобы Господь дал ему зрети его прегрешения, а ведь он избегал мира, избегал общения, всего, что препятствовало ему духовно возрастать.

И нам Господь дает эти дни Великого поста, чтобы мы могли хоть как-то отдалиться от привычной суеты, отдалиться от привычного образа мыслей, характерного для нас в течение всего года, чтобы хоть чуть-чуть приблизиться к тем преподобным мужам и женам, которые достойно прошли пост, чтобы мы могли сказать, что не напрасно мы подвизались Великим постом. Не напрасно Господь каждому из нас даровал это время, но для того, чтобы оно прошло созидательно, оно прошло творчески, потому что настоящее покаяние – это процесс богочеловеческий: человек с любовью и доверием открывает свою душу, и Господь свободно чудотворит в ней, когда мы каемся, Господь исправляет человека, исцеляет искаженную грехом человеческую природу. Покаянием человек преображается, он становится лучше, чем был до покаяния; все лучшее, что есть в нем, раскрывается, все греховное и темное изгоняется из души, из сердца. Человек становится сильнее и свободнее, потому что настоящая свобода – это свобода от греха, это свобода быть сотворцом Творца.

Господь избрал нас по своей милости, а не по нашим заслугам, мы все собраны в храме во Имя Божие. Дай Бог, чтобы мы всей Церковью, соборно, церковно двигались по духовному пути возрастания и чтобы, приближаясь к концу поста, наши души были бы настолько очищены, что могли бы в полноте воспринять светоносный праздник Воскресения Христова.

Иерей Александр Ильяшенко

Что же нам делать? Собор Предтечи и Крестителя Господня Иоанна

Жизнь без Бога – это путеводитель по смерти. Ты вроде бы делаешь что-то: наслаждаешься, куда-то торопишься, строишь какие-то планы, снаряжаешь себя какими-то новыми идеями – но на все это, как тень, наброшена порфира смерти.

Безобразие – это не просто что-то некрасивое внешне или хулиганская выходка, аморальный поступок. Безобразие – это когда человек не хочет раскрыть и осуществить в себе полноту собственного образа. Безобразие – это замыкание на себе самом, «заземленность», когда человека совершенно не интересуют метафизические вопросы: Бог, Вечность, жизнь, смерть, бессмертие, страдание, совесть, боль, любовь… Современный человек – это беглец от Бога, беглец от Вечности, беглец от самого себя.

…Один человек побывал в Европе, когда там праздновалось Рождество. Он рассказывал, что там было все: реклама, елки, гирлянды, распродажа, смех, иллюминация, веселье, – но ему показалось, что среди всей этой броской мишуры не было только одного – не было Христа. Почти все забыли, чье Рождество они так весело и непринужденно отмечают.

Бога нельзя постичь. Его нельзя увидеть, познать… Его можно только встретить. Поэтому начало христианской веры – это встреча Христа и узнавание в Нем Бога. И где произойдет она, эта встреча Христа, для каждого из нас: вблизи Вифлеемской пещеры, или в хрустальных струях Иордана, или на стенающей Голгофе, или внутри Божественной кувуклии – мы не знаем. Но для того, чтобы эта встреча произошла, мы должны смириться, как празднуемый ныне Креститель Господень Иоанн, который считал себя «недостойным, наклонившись развязать ремень обуви Его», который слезяще восклицал: «Мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне?»

Для Предтечи местечко Вифавар и его собственное сердце стали той точкой, в которой произошла встреча Христа и узнавание в Нем Бога. «Я не знал Его, – смиренно свидетельствовал “друг Жениха”, – но Пославший меня крестить в воде сказал мне: “На Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым!” И я видел и засвидетельствовал, что Сей есть Сын Божий».

И когда Иоанн Предтеча призывал людей сотворить плоды, достойные покаяния, когда предупреждал, что «уже и секира при корне древ лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь», то собравшийся народ с испугом, трепетом, сокрушением спрашивал: что же нам делать? «Он сказал им в ответ: У кого две одежды, тот дай неимущему, и у кого есть пища, делай тоже. Пришли и мытари креститься, и сказали ему: учитель! что нам делать? Он отвечал им: ничего не требуйте более определенного вам. Спрашивали его также и воины: а нам что делать? И сказал им: никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйтесь своим жалованием».

Сегодня каждый из нас тоже спрашивает: что же нам делать? Как спастись в океане современной жизни, в этом «зазеркалье» трансгуманизма, в мире, где навязывается религия человекобожия, где сама жизнь становится путеводителем по смерти? Как остаться живым в мире, символом которого является «почивай, яждь, пий, веселися»?

«Взыщи разума, а не золота, – говорит прп. Исаак Сирин. – Облекись в смирение, а не в виссон; стяжи мир, а не царство». Несмотря на то, что в супериндустриальном обществе человечество превращает боготканный мир в гигантскую помойку, несмотря на то, что человек своими страшными грехами засоряет космос, оскверняет самого себя, коверкает в себе образ Божий, несмотря на все это, мир, созданный Творцом, все равно остается прекрасным! А человек – удивительным, таинственным, хрупким, царственным Божием созданием! И человек, хочет он этого или не хочет, несет ответственность за этот печальный, трагический, но очень красивый, чуткий и ранимый мир! И эта ответственность, эта любовь ко всему созданию Божию должна вернуть нас к детскому видению, к чистому, светлому, невинному, неиспорченному, радостному, творческому взгляду на мир и на нашего ближнего.

Мир – это не прогноз погоды, не сводка новостей, не тайные конфигурации мировой политики и не «темница, выстроенная из снов», как говорит прп. Иустин Сербский. Мир – это отпечаток Божественной Любви, это вдохновенная симфония, автор которой Сам Господь. Поэтому в чине освящения великой агиасмы и возвещается: «Ты, от четырех стихий тварь сочинивый».

И человек, который находится с нами рядом, тот, которого послал Господь сегодня на нашем пути, – это не соперник, не враг, не конкурент… Ближний – это «как бы бог после Бога», как говорит прп. Исаак Сирин. Ближний – это пространство любви, а не объект интервенции. Старец Софроний говорит, что «мы должны научиться чувствовать все человечество как одну семью… И ощущать трагическое разделение человечества как нашу собственную трагедию…»

«Величайший из рожденных женами» святый Предтеча Иоанн пришел, чтобы исполнить всякую правду. Это путь каждого христианина. Самая главная Правда – это встреча человека с Богом! Человек и задуман Господом так, чтобы эта встреча могла произойти! Бытие человека без Бога – это путеводитель по смерти. Нам же нужна жизнь!

«Что же нам делать?» – снова и снова вопрошают наши беспокойные сердца. «Воду жизни почерпните и верою утвердитеся!»

Старец Оптиной пустыни

Православное воспитание и современный мир

Современная эпоха, которую все чаще и чаще называют постхристианской, совершила еще не осознаваемый многими переворот. Слова (да уже не слова, а термины) «новая эра», «новое поколение» – не просто слова, а констатация «нового», перевернутого осмысления основных фундаментальных понятий веры, нравственности, законности, любви, свободы; тех понятий, которыми держался 2000-летний мир, называвший себя христианским. Таким образом, вся «новизна» здесь заключается в ошеломительно бесстыдной перверсии, которая, к примеру, уже давно была увидена и описана в антиутопии Дж. Оруэллом (война – это мир). Мы вступили в эпоху, в которой мир в своем апостасийном стремлении не решается прямо отречься от Христа, но подменяет все идеалы христианства, наполняя их своим ложным содержанием. Но сам факт подмены, переворота, «перемены знака» неотвратимо влечет за собой то, что мир, желающий стать не-христианским, становится антихристианским (Матф. 12: 30).

Такие понятия, как любовь, свобода, терпимость, благотворительность и др., всегда были наполнены христианским содержанием, а сейчас они наполнены содержанием совершенно либеральным. Достаточно соединить два слова – Свобода и Любовь, чтобы получилось сочетание, которое христиане понимают как блуд, а современный мир – как одно из достижений демократии. Между тем любовь, завещанная нам Богом, может осуществляться только в свободе: Бог сотворил человека свободным (и тем самым не закрыл для него возможность склоняться ко злу) только для того, чтобы тот мог любить – Бога и ближнего. Здесь налицо переворот понятий; состоит он в том, что любовью называется только физическое влечение; при этом исключаются душевная склонность, поиск духовной общности, уважение к человеку как к образу Божию, верность и благодарность. Наша свобода выкуплена ценой крестной смерти Спасителя, и называть этим словом сатанинскую (в самом прямом и точном смысле) вседозволенность, ничего общего не имеющую с реальными потребностями человека, – с христианской точки зрения, кощунство; с точки зрения простого здравого смысла – нелепость.

Перевернутые понятия стали идеологией этого «бравого нового мира», как назвал свою антиутопию О. Хаксли. Тот, кто не согласен с этим новым пониманием, становится отщепенцем, врагом свободы и демократии, фундаменталистом, и чем далее, тем ужаснее. В этот мир входят наши дети – в мир, который очень хочет, оставаясь привлекательным, перекроить человека под себя. И есть очень большая опасность, что, входя в этот мир, который навешивает на себя рекламные щиты со словами «мир и безопасность» (1-е Фес. 5: 3), наши дети могут пойти по одному из неправильных путей: или не смогут устоять и примут подменные ценности этого мира, внешне оставаясь христианами, имеющими вид благочестия, или, наоборот, отгородят себя от мира и уйдут в подполье, некое «православное гетто», и займут абсолютно враждебную позицию ко всему окружающему миру. И тот и другой пути проигрышны для нашего православного воспитания. Вообще-то мы и сами часто ставим перед собой подобные цели: мы или пытаемся адаптировать детей к этому миру, или, наоборот, дезадаптировать их, то есть законсервировать, напугать миром, или научить их презрению и чувству превосходства над теми, кто не входит в круг твоей общины. Эти позиции проигрышные. Мы должны осознавать, что цель нашего православного образования и воспитания может быть только одна – готовить для Христа живых членов Церкви. Мы готовим те самые живые камни, из которых строится дом духовный, наша Церковь. Ну а наша Церковь и каждый человек в ней – это свет миру, это соль земли. Так вот и в воспитании: нельзя допустить, чтобы наши дети были солью только по виду – без вкуса и запаха, солью, потерявшей силу, или были бы светильником, светящим под спудом – только для себя и для своих. К сожалению, именно это и может с нами произойти.

Христос говорит, что соль должна оставаться солью, а свет должен светить всем. Здесь возникает наша основная болезненная проблема: как сделать так, чтобы наши дети, выходя в этот мир, оставались настоящими христианами?

Мы часто недоумеваем, почему дети-подростки из христианских семей, с детства наученные молитвам, посещающие воскресную школу или православную гимназию, часто причащающиеся, почти начисто лишены «духовного иммунитета», падки на греховные приманки, податливы дурным влияниям. Мы пытаемся ограждать их от дурных компаний, от телевизора, от скверных разговоров и картин, от пошлой музыки и псевдокультуры, но именно это – неожиданно – их притягивает и с особенной убийственной силой влияет на них; они создают впечатление оранжерейных растений, которые гибнут от легчайшего мороза, и в какой-то мере это так. Но в чем прививка, где искать иммунитет? Прежде всего мы должны понять одну горькую вещь: наши дети уже говорят на другом языке, они уже восприняли идеологию новой эры подсознательно, но часто очень глубоко. Как это получилось? Очень просто – из воздуха, да-да, из воздуха, из окружающей среды, из постоянной навязчивой, построенной по принципу внушения независимо от воли человека рекламы на улице, по телевизору, в метро – везде; из постоянно орущей пошлятины в подземных переходах или из соседней квартиры, из порножурналов, выставленных на развалах, – из воздуха, которым мы дышим. Да, но мы учим их молитвам, мы водим их в церковь, мы воспитываем их в Законе Божием. Все правильно, но… Но мир Закона Божиего – это мир подвига, мир труда духовного, мир сораспятия Христу. Он не просто дается, его нельзя просто принять наравне с другими ценностями или интересами души. Он – сокровище, ради которого необходимо продать то, что имеешь.

Когда-то так и было с теми, кто обратился ко Христу в советский период. Люди, жаждущие Правды, отрекались от неправды; ищущие Любовь – отсекали блуд и похоть; люди, возжелавшие настоящей Свободы – свободы во Христе, могли мужественно идти на подвиг и претерпевать гонения. Но мир тогда был еще другим. Уже были такие понятия, как «свободная любовь», – но это был вызов общественной нравственности, содомия вызывала всеобщее омерзение. Права и свободы в СССР попирались, но за них боролись мужественно и бескорыстно, часто рискуя личной свободой и жизнью, а не получая за это гонорары. Удивительно, но за многие десятилетия советской власти безбожное общество сумело сохранить основные критерии христианской нравственности, и даже некий нравственный иммунитет, который был накоплен тысячелетием христианских поколений в России. Тогда мы не могли учить детей Закону Божиему, но слово, сказанное шепотом, «возвещалось на кровлях»; мы не могли водить детей в храм регулярно, но каждое посещение храма меняло душу ребенка, так как было подвигом и духовным трудом. Нынешние дети родились уже в другом мире – в семьях христианских, но лишенных всяких корней и традиций, порвавших с обществом, в котором они выросли, и отгородившихся от общества, в которое готовы вступить дети. Может быть, дети и видят в семье опыт обращения, но понять его они не могут. Им дают христианское образование люди, которые не получали христианского образования, их пытаются воспитывать по-христиански родители, которые не были воспитаны по-христиански. И совершенно пагубным предстает в этом случае обычное родительское тщеславие: люди часто забывают, какими они были в детстве, и требуют от детей того, на что сами неспособны. Нововоцерковленные (и если бы воцерковленные!) еще только с переменным успехом начинают учиться жить по заповедям, а от детей требуют только праведности, причем в своем понимании, не всегда выверенном по учению Церкви. Очень часто, гораздо чаще, чем можно подумать, в результате дети не только отходят от Церкви, но и теряют связь с родителями; лишенные дома понимания, любви и тепла, они становятся легкой добычей любого сомнительного учения, поддаются пропаганде любых пороков…