Текст книги "Фея и Тот Самый Один"

Глава 7

Стоило труда держать лицо в течение всего дня, сегодня это было особенно сложно. День, когда жизнь Миши перевернулась с ног на голову, вернее сказать, отняла у него ноги.

Нет, физически ноги у него остались, но ходить, а тем более бегать, он больше не мог. И это в какие-то шесть лет! Почему, почему это случилось именно с моим мальчиком? Если бы была возможность, я бы забрала все его печали и недуги, сама бы села в это грёбанное кресло, умерла бы, лишь бы Миша был здоров. Жизнь не спросила, у неё оказались другие планы.

– Спокойной ночи, мамочка, – полусонно пробормотал Миша, довольно вздохнул и почти сразу уснул.

Какое счастье, что он или не помнил дату, изменившую его жизнь, или попросту забыл, отвлёкшись на мальчишеские интересы и школьные проблемы.

Я отложила в сторону книгу со сказками, выключила ночник и тихонечко вышла из комнаты. Сказка на ночь, то единственное, что позволял себе мой мальчик из детских привычек, это было его крошечной тайной. Он считал, что уже достаточно взрослый для нежностей, чтения волшебных историй и веры в чудеса, что не удивительно, учитывая, сколько ему пришлось пройти.

Ужасно хотелось плакать, реветь хотелось, выть во весь голос. Зажимая рот, я сползла по стене на пол и мелко затряслась, глотая обжигающие слёзы. Как же плохо, как несправедливо. Почему? За что?!

Взгляд уткнулся в инвалидное кресло в прихожей. Специализированное, с электроприводом, для улицы, со специальными колёсами. Раньше я понятия не имела, что кресла-каталки бывают разные. Представляете? То, что стояло в прихожей, было настоящим чудом техники, которое досталось нам от благотворительного фонда точно таким же чудом.

Больше мы от благотворителей ничего не получали, что понятно. Мы с Мишей жили в отличных условиях, у меня была работа, автомобиль, основные нужды я перекрывала, пусть иногда с огромнейшим трудом, поэтому то, что нам досталось чудесное средство передвижения, было огромной удачей.

А ведь всего-то год назад мы находились на выездных соревнованиях по футболу команды, в которой играл Миша. Огромных результатов он не показывал, надеждой родного футбола не являлся, но сынишке нравилась секция, тренер, друзья. Он был в восторге от всего, что происходило – тренировок, игр, сборов, шумных, весёлых приятелей, всего, – и это было более чем достаточно для того, чтобы и я была тоже счастлива.

Выезжали в соседний город на автобусе. Я сопровождала команду в числе нескольких мам, возглавляющих родительский комитет. Мише было важно, чтобы на игре присутствовал отец, который не слишком-то интересовался жизнью и успехами собственного ребёнка. Ведь это была первая выездная игра, и его должны были выпустить на поле, тренер обещал.

Откровенно говоря, Родиону было плевать с высокой колокольни на Мишу, он едва замечал его существование, только если тот с детской настойчивостью лез в глаза, или я тратила слишком большие суммы на нужды сына.

Родя отнекивался как мог, придумывал причины, по которым он никак, никоем образом не может приехать поддержать Мишу. Я же с упорством носорога настаивала на том, что он должен поехать. Обязан просто. Если бы я знала, если бы только могла предвидеть…

В итоге игра прошла великолепно, наши мальчишки выиграли, радовались искренне, от всей души. Соперники же, точно так же, искренне и от всей души расстраивались, некоторые срывались в слёзы. В итоге соперники оказались в одном детском кафе, где завязалась дружеская беседа за поеданием пиццы с вредной, но ужасно вкусной газировкой.

Родя, вопреки ожиданиям, на игру приехал. С кислой миной честно сидел на трибуне, глядя на поле. Уверена, он не видел, который из двадцати двух мальчишек его сын, форму, в которой тот играет, не помнил. Миша же старался изо всех сил, хотел порадовать отца, чтобы тот им гордился, любил его, понял, что он не настырная тень, требующая внимания, а человек шести лет от роду.

При выходе со стадиона я повисла на Роде, прося, чтобы он дождался, когда мальчишки выйдут из раздевалки, поздравил Мишу с первой в его жизни победой на выездном матче, ведь это так важно для него. Он мне все уши прожужжал тем, как ждёт папу, волнуется, понравится ли ему игра, поэтому тот просто не имеет право взять и молча уехать.

– Дома поздравлю, – отбивался Родя, поглядывая в телефон.

Я упорно делала вид, что не замечаю, куда он смотрит и по какой причине. Была пятница, день встречи с ненаглядной Виталиной, пропустить которую Родя не мог. Какой ребёнок, детские забавы, выездные игры, когда ждёт драгоценная, подходящая по всем параметрам женщина, готовая на что угодно, лишь бы заполучить ценный приз в лице отпрыска благородного семейства.

– Пару минут подождать ты можешь? – уставилась я на Родиона, искренне не понимая, что я когда-то в нём нашла.

Уродом он, конечно, не был, но и красавцем тоже. Среднего роста, не косая сажень в плечах, волосы русые с начинающими проглядывать залысинами по бокам, серыми, какими-то невыразительным глазами и узким ртом. В целом – приятный мужчина, пусть не со сногсшибательной харизмой, за последнее отвечали часы за сумму, представляющую бюджет какого-нибудь загнивающего государства, но если отбросить мишуру – совершенно никакой. Никакущий! Такой совершит преступление, попадётся на глаза, а фоторобот составить не смогут.

Главное же – гадкая ухмылка, которая не сходила с губ, когда он смотрел на людей ниже себя социальным положением или в чём-то уступающих ему, всё равно в чём. Меньше денег, слабее образование, хуже здоровье, всё, что угодно.

На меня же он смотрел не только уничижительно, давая понять, сколь ничтожна моя ценность в его глазах, ещё и с откровенной брезгливостью, которую в последнее время не считал нужным скрывать. Иногда хотелось вмазать ему со всей силы, забрать сына и уйти в туман, только куда бы я пошла?

Голой, босой, на мороз, с гордо задранным носом? Спасибо, там я уже была! Если представить, как я возвращаюсь в родные места, живу в доме барачного типа, хожу в туалет на улице, переступая через вечно пьяного соседа, я могла, то вообразить в таких условиях Мишу – нет, нет и нет.

– Пару минут могу, – огрызнулся Родя, сморщившись, словно проглотил слизняка живьём.

В это время выскочил Миша, опережая друзей по команде, так спешил к папе.

– Папа, папа! – довольно закричал сынишка. – Ты видел, как я играл?! Видел?!

– Видел, – ответил Родя, глядя сверху вниз на сына, засунув руки в карманы, словно боялся случайно прикоснуться и испачкаться.

– Тебе понравилось? – продолжал настаивать Миша, ему очень-очень хотелось, чтобы его похвалили, заметили, признали.

– Понравилось, – кивнул Родя.

Посмотрел недовольно на меня, спрашивая взглядом, выполнил ли он родительский долг, может ли ехать по своим делам, невтерпёж уже. Драгоценная Виталиночка заждалась, пылает вся, горит.

– Папа, а мы в пиццерию идём! – ничего не замечая, продолжил Миша. – Пойдём с нами! Все родители будут!

– Миша, – недовольно прогундосил Родя, готовясь отказаться, я в это время заранее придумывала слова утешения для сынишки.

– Родион Семёнович! – подошла глава родительского комитета не только нашей команды, всей спортивной школы. – Рада вас видеть, – продолжила она. – Правда, составьте нам компанию, дети будут рады, – засияла женщина средних лет, глянув заинтересованно на Родю.

Заинтересованность была не как в мужчине, а как в спонсоре. Родя перед посторонними исправно держал лицо добропорядочного гражданина, семьянина, образцового отца, потому не гнушался дополнительной финансовой помощью, чтобы блеснуть щедростью в глазах общественности.

– С радостью, – галантно ответил Родя, широко улыбаясь, едва губы не треснули.

Миша запрыгал от счастья, искренне думая, что остался папа из-за него, потому что хочет провести с ним время.

В пиццерии всё выглядело пристойно, мы смотрелись, как образцово-показательная семья из рекламы, Родя даже не заглядывал поминутно в телефон, хоть и ёрзал на месте, будто сидел на иголках.

Всё закончилось тем, что мы оказались у машины Родиона, который больше не мог ждать, но и бросить семью добираться на автобусе тоже не мог, глава родительского комитета не поняла бы.

– Здесь нет детского кресла, – заметила я, показывая на заднее сидение.

– Ничего страшного, – отрезал Родя.

– Это опасно, – зашипела я.

– Можете ехать на безопасной электричке или рейсовой маршрутке, мне насрать! – вспылил Родя.

– Купи кресло, – продолжала настаивать я. – Любое, самое простое, – показала в сторону Детского мира, он располагался с противоположной стороны от пиццерии, откуда мы вышли, изображая дружное семейство.

– Задолбала со своим «купи». Знаешь ещё какие-нибудь слова?

– Знаю, пошёл на хер, например, – взвизгнула я.

– Идиотка! – всё, что ответил Родя и рванул через дорогу в магазин.

Ничего страшного, думала я, деньги у Родиона есть, наверняка сегодня спустит стоимость нескольких автокресел на свою ненаглядную. Безопасность ребёнка то, о чём необходимо думать, раз его папаша не собирается это делать.

Вышел Родя из детского мира с бустером подмышкой, раздражённо подошёл к задней двери, начал пристёгивать устройство.

– Ему кресло нужно, – заартачилась я.

– Мишке шесть лет, по правилам можно бустер, – отрезал Родя.

– Но он же низенький, – пояснила я.

– Не морочь мне голову, – тихо проговорил муженёк, увидев, как Миша оторвался от компании друзей и направился к автомобилю. – Нам ехать меньше ста километров, почти все его ровесники ездят в бустерах, ни с кем ничего не происходит. К тому же это… – он назвал марку своего автомобиля, считающейся одной из самых безопасных в мире. – Садись, если едешь.

– Ладно, – согласилась я.

Решение, за которое я себя сожрала не одну сотню раз, то, что невозможно изменить, как бы ни хотелось, ни мечталось до выдранных в отчаянии волос.

В машине Миша, уставший от утренней дороги, матча, впечатлений и эмоций мгновенно уснул, мы же с Родей продолжили ругаться, вернее, продолжил он, я бы предпочла доехать домой молча.

Ничего нового мне не сообщили. Да, я прилипала, пью соки не только из него, несчастного, но и со всей семьи. Хорошо пристроилась, дрянь детдомовская. Его предупреждали, говорили, что такие как я не приспособлены к жизни в приличном обществе, что никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не станут людьми, попросту не могут.

Господи, о чём вообще говорить с дочерью наследственной алкоголички и залётного молодчика, наверняка из мест лишения свободы, как раз рядом с моим родным городком парочка «химий» расположились, куда, как известно, не лучшие представители человечества попадают. Сама я не лучше, как ещё Миша с ФАС[2]2
  ФАС – (Фетальный алкогольный синдром плода, алкогольная эмбриофетопатия) – симптомокомплекс, развивающийся у детей, рождённых от матерей, страдающих хроническим алкоголизмом.


[Закрыть] не родился.

Каждый раз на этих словах мне хотелось прибить бывшего, с особой жестокостью раскатать под колёсами товарняка, не меньше.

Алкоголизм? Я употребляла алкоголь не больше, чем все, иногда бокал вина, иногда два, точно меньше, чем его маман или благородных кровей Виталина, которая на фуршете могла заглотить пять-шесть фужеров шампанского, потом догнаться виски из закромов дедули-адмирала.

Сейчас, оглядываясь назад, не могу понять, почему терпела всё происходящее, но тогда, находясь в бесконечном давлении, постоянно слыша уничижительные эпитеты, я никак не реагировала на них. Привычка быть нелюбимой впиталась в меня с молоком матери, закрепилась в семье тётки, окончательно утрамбовалась в подсознание в детском доме.

Всё, сказанное Родей, отскакивало от меня, как от стенки горох, я пререкалась, чтобы пререкаться, говорила ради слов, спорила, только чтобы последнее слово осталось за мной, что неимоверно бесило Родиона и всю его семейку.

По их глубокому убеждению, я должна была, распластавшись на пузе, покорно внимать и соглашаться, а я, гадина такая, не собиралась раболепно слушать бред, что выливали на меня, особенно в последний год совместной жизни с Родей.

Машина почти повернула на дорогу, ведущую в наш посёлок, когда у Роди зазвонил телефон, выведя на громкую связь. Дисплей услужливо высветил имя звонившего: «Котёночек». Котёночку Виталине не терпелось упасть в объятья котика Родиончика.

Родя быстро перевёл звонок на телефон, начал копаться в карманах в поиске аппарата, одновременно поворачивая руль. Следующее, что помню – оглушительный звук удара, похожий на взрыв, шипение подушек безопасности, и в то же мгновение меня накрыла гулко-звенящая тишина.

Следующее воспоминание – лицо спасателя, который вытащил меня из покорёженного автомобиля, и мгновенное, как вспышка молнии, понимание, что я не знаю, где Миша. Где мой сын, мой мальчик, что с ним?!

– Девушка, девушка! – кричал кто-то вслед, когда я неслась к проблесковым маячкам карет скорой помощи в поисках Миши.

Периферическим зрением видела стоявшего в стороне Родиона, который разговаривал по телефону, отстранённо наблюдая за происходящим, будто не с его сыном произошло несчастье, не над ним, пока я неслась так быстро, как только могла, колдовали фельдшера.

– Мама? – глянув на меня, спросила хмурая врач.

– Да! – выпалила я. – Что с Мишей? Что с моим сыном?

– Татьяна, посмотри, что там, – обернулась та к напарнице, показывая на меня рукой.

Мельком я глянула на свой белоснежный плащ, увидела, что ткань в красных пятнах, только тогда почувствовала, что от носа по губам и подбородку идёт кровь.

Позже я узнала, что основной удар пришёлся на заднюю правую дверь, основным пострадавшим стал Миша, и мне следует благодарить бога, что шейный отдел позвоночника, как это часто бывает в подобных случаях, не пострадал.

Предаваясь воспоминаниям, я распалялась сильнее и сильнее, контролировать собственные всхлипы, которые того и гляди перерастут в вой, становилось сложно.

Распахнула дверь, выбралась на лестничную площадку, уселась в одно из кресел, начала считать до ста и обратно, чтобы успокоиться, счёт до десяти меня бы не привёл в чувство. Плачь, не плачь – жить надо, Мишу растить нужно, и необходимо, чтобы он рос в здоровой обстановке, не видя моих слёз.

– Фея? – услышала я знакомый голос над своей головой примерно через полчаса после того, как успокоилась, пришла в себя, начала строить планы на будущее.

Хорошо бы на море свозить Мишу, очень он любит море, нанять репетитора по английскому, пройти очередной курс реабилитации и всё-таки добиться консультации того врача…

– У вас что-то произошло? Я могу чем-то помочь? – спросил Лёва, он же любитель русской кухни и деятель искусств.

– Нет, – заморгала я, – Это я так… ноготь сломала.

– Ноготь? – Лёва задумчиво посмотрел на меня. – Может, стоит чуть-чуть выпить за почивший ноготь?

– А подруга вам разрешает пить с посторонними девушками? – прищурившись, спросила я.

Глава 8

– А подруга вам разрешает пить с посторонними девушками? – услышал Леонид.

Окинул взглядом соседку. Ничего сказочного в этот раз в образе Феи не было, совершенно ничего волшебного. Домашний костюмчик, конечно, очаровательный, трикотаж в ромашку смотрелся мило, на этом любая прелесть заканчивалась.

Заплаканное лицо с разводами косметики, опухшие глаза, красный кончик носа, какое-то загнанное выражение глаз. И всё равно красивая, просто чудо чудное, что истерика – а что Фея плакала не один час, было очевидно – не испортила красоты.

Впрочем, её не испортили губы и филлеры в скулах, над которыми поработал косметолог. Врач определённо знал меру, личико хоть и выглядело как с обложки журнала, что в глазах Леонида было отнюдь не комплиментом, не теряло природного очарования.

А вот слова определённо удивили. Разрешает ли ему подруга пить с посторонними девушками? Интересно, интересно… откуда это создание знает о том, где только что он был, с кем проводил время.

Хотелось ответить, что Маша, как она представилась, Мара, не его подруга, а если бы и была, он сам в состоянии разобраться с кем и что ему пить.

Леонид забыл о разговоре с Лёкой и её попытках сосватать за него сестру Насти, семейство, похоже, не забыло. Иначе чем объяснить настойчивость, с которой Валерка предлагал совместный ужин. Он с невестой, Леонид с Машей.

– Хватит киснуть, – увещевал Валерка, дружески хлопая по плечу старшего брата. – Развеяться полезно, мне ли тебе объяснять. Сидишь дома один, как сыч.

– Я дома-то почти не бываю, хорошо, если ночевать прихожу, – отмахнулся Леонид.

Не хотел он никаких совместных ужинов, знакомств, женских ожиданий, особенно с сестрой без пяти минут жены родного брата. Незачем в родственные отношения впутывать личные, хуже того – интимные.

В итоге Валерка продавил, не без помощи Лёки, той ещё занозы в его заднице, о чём он подзабыл, живя на чужбине.

Ужинали в камерном ресторане недалеко от центра. Настя довольно лепетала, мысленно примеряя свадебное платье старшей сестре, Валера время от времени терял нить разговора, традиционно скатывался к обсуждению рабочий моментов, забывая о цели встречи. Леонид стоически держался, несмотря на то, что откровенно скучал.

Маша, вернее Мара, – Леонид впервые встретил подобное сокращение, однако, комментировать не стал, имя, ему совершенно безразлично, хоть Георгелина – никакого впечатления не произвела.

Несомненно, весьма привлекательная особа. Высокая, стройная, с крупными чертами лица, чуть грубоватыми, что ей удивительным образом шло, копной каштановых волос с заметным рыжим отливом. Ухоженная и стильная. Продуманный образ от обуви до оправы. Обладательница безупречных манер, чистой речи, вдобавок к учёной степени. Мечта, а не женщина.

Не чета зарёванным феям с точно таким же именем – Фея. Леонид первый раз видел, чтобы имя настолько шло обладательнице.

По всем параметрам, и Леонид это понимал, Мара идеально подходила ему, вписывалась в образ жизни семейства Одиных, как влитая, но что-то отталкивало его, может, слишком выхолощенная речь, словно со словарём русского языка разговариваешь, или подчёркнутые манеры, будто на приёме в Букингемском дворце.

Вероятно, Мара волновалась перед встречей, потому так вышло, а на самом деле она мягкое облачко, белое, пушистое, иногда неразумное. Леонид не исключал подобного, но проверять желания не возникало, хотя повторная встреча неизбежна, как минимум на свадьбе.

Естественно, он ни словом, ни делом не дал понять, что Мара пришлась не по душе. Они немного прогулялись, пользуясь тем, что стояла хорошая, по-настоящему весенняя погода, замечательно поговорили, посмеялись, обсудили с десяток тем. После Леонид вызвал такси для Мары, стараясь не замечать расстройство спутницы, сам уехал на втором в другую сторону.

Чёрт знает, может, звёзды так встали сегодня, и при следующей встрече Мара покажется куда более интересным вариантом. Сегодня же продолжать знакомство желания не возникло даже на физиологическом уровне.

Только откуда Фее знать о сегодняшнем времяпрепровождении Леонида? Не иначе, и правда, сказочное существо. Захотелось посмотреть на спину волшебницы, вдруг там крылышки – крохотные, полупрозрачные, сказочные.

– Она красивая, – невозмутимо продолжила Фея, посмотрев в упор на Леонида.

– Трудно не согласиться, – кивнул тот в ответ, ничем не демонстрируя удивление.

Всем чем угодно можно объяснить этот странный диалог. От незамутненности соседки до банального совпадения. Фея могла оказаться в том же месте, в то же время, где проходили «смотрины». Ресторан камерный, в центре, однако недоступным его не назвать, и вряд ли соседка бедная родственница полевой мыши, квартиры в этом доме даже на этапе котлована стоили приличных денег.

– Прошу, – Леонид показал жестом на свою дверь, тем самым приглашая Фею в гости.

В то же время попытался вспомнить, в каком состоянии оставил жильё утром. Он считался аккуратистом – насильно привитая привычка в пору бесшабашной юности. Нижнее бельё в прихожей точно не валялось, груды грязной посуды в раковине не выращивали новые виды жизни, но вдруг он не закрыл шкаф или швырнул тапки посредине прихожей. Мелочь, но Леонид бы чувствовал себя неловко.

– Спасибо, я не могу, – вздохнула Фея, косясь на свою дверь.

– Что ж, – Леонид помолчал.

Правильным было убраться восвояси, не навязывать свою компанию, но что-то удерживало его, настойчиво уговаривало остаться. Объяснение нашлось само собой: не мог он бросить женщину в настолько разбитом состоянии. Собственно, из-за убитого вида соседки он остановился, предложил помощь, а потом и составить компанию в не богоугодном деле распития спиртных напитков. Ему чертовски хотелось смыть душок от «свидания», Фее определённо нужно было расслабиться, что бы у неё ни случилось. Соседские посиделки – то, что нужно им обоим.

– Предлагаю устроить пикник, – нашёлся Леонид, показав на стол, за которым и сидела соседка, рядом с панорамным окном.

– Здесь? – уставилась на него Фея.

Он отметил, насколько красивые у неё глаза. Разрез, цвет, ресницы – обалдеть можно, какая сказочная красота. Чудеса, да и только.

– Здесь, – с лёгкой ухмылкой ответил Леонид, вспоминая, что несколько недель назад этой же особе ничто не помешало устроить веселье не только себе, но и управляющей компании, и той, что обслуживала противопожарную сигнализацию в доме. – Ничего противозаконного, тридцать граммов коньяка и приятная беседа. По рукам?

– Только если ваша подруга не придёт выдирать мне волосы, когда снова приедет к вам, – со сладкой улыбкой, которую так бы и слизать, как джем с печенья, ответила Фея.

«Снова», – врезалось в Леонида. Он пребывал в своём уме, совершенно точно помнил, что не приводил в свой дом никого, никаких подружек, красивых или нет – неважно. Всё равно, какого возраста и с какой целью – не приводил. Ему, чтобы вырваться на сегодняшнюю встречу, пришлось перекроить график на целый день, одну консультацию, после тысячи извинений, перенести на завтра, благо случай не тяжёлый и пациент сговорчивый. Не до подруг и личной жизни ему в последнее время, впрочем, как и всегда.

– Не придёт, гарантирую, – уверенно ответил Леонид, поняв, наконец, о ком говорит прекрасное создание в костюме с ромашками. – Подождёте меня? – показал взглядом на дверь. – Я быстро.

Фея молча кивнула, улыбаясь так, что не хотелось никуда уходить, пусть всего-то на семь-десять минут. Или затащить её в квартиру, прижать к себе крепко-крепко, не отпускать долго, до самого утра.

– Коньяк, виски? – спросил он уже у двери. – Из еды что?

– На ваш выбор, – милостиво ответила Фея, вот прямо милостиво, с выражением уставшей от праздных вопросов императрицы.

Это уметь надо, с размазанной косметикой по всему периметру зарёванного личика вещать с королевской снисходительностью.

– А на ваш? – посмотрел он внимательно Фею.

– На мой – эскарго и брют, – пропела та.

Что ж, Один Леонид Борисович, не задавай вопросов, на которые не хочешь получить ответы.

Брюта у него, конечно, не было, коньяков и шоколадных конфет – небольшое внутреннее море. По заведённой каким-то идиотом традиции пациенты именно этим набором благодарили врачей. Леонид Борисович не стал счастливым исключением, скоро в его рабочем столе образовалась целая коллекция того и другого.

Эскарго и подавно. Он не мог вспомнить, пробовал ли хоть раз этот деликатес французской кухни. Не брезговал, нет, но улитки… не собирался он есть улиток, пока на свете существует старый, добрый стейк средней прожарки. За язык никто не тянул, пришлось быстро ориентироваться, организовывать в ближайшем ресторане моллюсков, шампанское, заодно заказал сыр, фрукты, мясную нарезку, пару лёгких закусок.

Пока любезный женский голос принимал заказ, Леонид про себя усмехался. Смотри, какой кавалер. Со свидания на свидание, ведь то, что происходит – это свидание, правильно? Антураж неожиданный, но кто сказал, что лестничная клетка, вернее, вестибюль между двух квартир – неподходящее место для встречи с понравившейся девушкой?

Ещё и подруга у него молоденькая, красивая, оказывается, имеется, приходит регулярно, смущает соседку. Вот так вот, не успел оглянуться, а родную дочь за любовницу принимают. Может и правда пора жениться? Старость не за горами, если дочь настолько взрослая.

Соня заканчивала школу, собиралась поступать в медицинский, что никого не удивляло. Если бы дочь Одина намылилась в театральный или в институт сельского хозяйства, тогда бы решение вызвало вопросы, медицинский же воспринимался как естественный ход событий. Родилась, выросла, поступила в мед.

С матерью Сони Леонид почти не общался, изредка, на единственную общую тему – ребёнок. Они не были никогда женаты, сколько-нибудь бурного романа между ним и Лиат Фридман не случилось. Они, будучи отпрысками тесно общающихся родителей, вместе ездили на подготовительные курсы в медицинский, честно корпели над учебниками, подтягивая и подбадривая друг друга.

В момент помутнения поставили эксперимент по разделу биологии «размножение человека», который закончился беременностью Лиат, намертво вбив в сознание Леонида знания о пользе презервативов.

Он отчётливо помнил, как они стояли на семейном совете, опустив головы, а Одины и Фридманы старшие решали их судьбу.

– Ни о какой свадьбе не может быть и речи, – отрезала мама Фридман, поджав губы. – Об аборте тем более. Поступит через год, ничего страшно.

– Мы готовы всячески помогать, – кивнула бабуля Одина.

– Несомненно! – отчеканил Один-отец.

– Решено, – заключил Фридман Абрам Наумович, в будущем учитель Леонида.

Поначалу Леонид пытался честно выполнять родительские обязанности, но учёба, студенческая жизнь занимала всё время, мысли, планы далеко и не слишком идущие. Лиат же заметно нервничала, когда появлялся Леонид, было очевидно, что видеть и слышать отца дочери она не желала, лишь стоически терпела из-за чувства долга и тёплых, дружеских отношений родителей.

Когда Соня подросла, Леонид стал брать её на выходные, праздники, пару раз возил на море. Он в полной мере ощущал отцовские чувства, был готов нести ответственность, но особенной близости между ними не сложилось. Впрочем, с матерью Соня тоже не была близка. Слишком рано на Лиат свалилось счастье материнства, которое та с радостью переложила на плечи собственной матери, как только поступила в институт.

Лиат не создала семью, насколько Леонид знал, не собиралась никогда. Она была замужем за своей работой – один из ведущих кардиологов-аритмологов в институте кардиологии, сейчас активно продвигала новое направление «трансляционная медицина», слыла фанатом своего дела в лучшем смысле этого слова.

Однажды чуть подвыпивший Абрам Наумович в приступе сентиментальности сказал:

– А я ведь должен тебя благодарить, Лёнечка, если бы не твоя неосторожность, не было бы у нас с Ребеккой внучки.

Сейчас, когда Леонид вернулся, он, естественно, обозначил своё присутствие и желание общаться с дочерью. Лиат никак не отреагировала, сухо заметив, что не возражает, оставляет решение за Соней.

Соня, естественно, не возражала. Несмотря на отъезд, они продолжали общение, созванивались, обменивались сообщениями в мессенджерах, поздравлениями. Леонид не забывал присылать на день рождения дочери хороший букет и подарок, приправленный приличной суммой. Соня ответить взаимностью не могла в силу возраста, но тоже одаривала отца милыми безделушками, которые привозила из поездок с бабушкой и дедушкой.

Одним словом, ему нравилось быть отцом взрослой дочери, только что дочь настолько взрослая, что её принимают за его подругу, всё равно стало неожиданностью… Леонид Борисович, не пора ли тебе на свалку?

Откинул дурные мысли, свалка – шикарный план, но завтра три операции, две консультации, и один бог знает, что ещё. Работа врача всегда полна сюрпризов, не всегда приятных.

Вышел на лестничную клетку в тот момент, когда из дверей лифта выходил курьер, а из соседских выпорхнула Фея в образе… феи. Пышная юбка чуть ниже колена, топ, подчёркивающий аппетитную грудь, туфельки на шпильке, с бантиком на мыске. Не хватало крылышек, впрочем, под топик он пока не заглянул, вдруг его там ждёт сюрприз.

– Ваши эскарго, – объявил Леонид.

– Мои благодарности, – протянула Фея, оглядывая то, что доставал курьер.