Текст книги "Фея и Тот Самый Один"

Глава 7

Стоило труда держать лицо в течение всего дня, сегодня это было особенно сложно. День, когда жизнь Миши перевернулась с ног на голову, вернее сказать, отняла у него ноги.

Нет, физически ноги у него остались, но ходить, а тем более бегать, он больше не мог. И это в какие-то шесть лет! Почему, почему это случилось именно с моим мальчиком? Если бы была возможность, я бы забрала все его печали и недуги, сама бы села в это грёбанное кресло, умерла бы, лишь бы Миша был здоров. Жизнь не спросила, у неё оказались другие планы.

– Спокойной ночи, мамочка, – полусонно пробормотал Миша, довольно вздохнул и почти сразу уснул.

Какое счастье, что он или не помнил дату, изменившую его жизнь, или попросту забыл, отвлёкшись на мальчишеские интересы и школьные проблемы.

Я отложила в сторону книгу со сказками, выключила ночник и тихонечко вышла из комнаты. Сказка на ночь, то единственное, что позволял себе мой мальчик из детских привычек, это было его крошечной тайной. Он считал, что уже достаточно взрослый для нежностей, чтения волшебных историй и веры в чудеса, что не удивительно, учитывая, сколько ему пришлось пройти.

Ужасно хотелось плакать, реветь хотелось, выть во весь голос. Зажимая рот, я сползла по стене на пол и мелко затряслась, глотая обжигающие слёзы. Как же плохо, как несправедливо. Почему? За что?!

Взгляд уткнулся в инвалидное кресло в прихожей. Специализированное, с электроприводом, для улицы, со специальными колёсами. Раньше я понятия не имела, что кресла-каталки бывают разные. Представляете? То, что стояло в прихожей, было настоящим чудом техники, которое досталось нам от благотворительного фонда точно таким же чудом.

Больше мы от благотворителей ничего не получали, что понятно. Мы с Мишей жили в отличных условиях, у меня была работа, автомобиль, основные нужды я перекрывала, пусть иногда с огромнейшим трудом, поэтому то, что нам досталось чудесное средство передвижения, было огромной удачей.

А ведь всего-то год назад мы находились на выездных соревнованиях по футболу команды, в которой играл Миша. Огромных результатов он не показывал, надеждой родного футбола не являлся, но сынишке нравилась секция, тренер, друзья. Он был в восторге от всего, что происходило – тренировок, игр, сборов, шумных, весёлых приятелей, всего, – и это было более чем достаточно для того, чтобы и я была тоже счастлива.

Выезжали в соседний город на автобусе. Я сопровождала команду в числе нескольких мам, возглавляющих родительский комитет. Мише было важно, чтобы на игре присутствовал отец, который не слишком-то интересовался жизнью и успехами собственного ребёнка. Ведь это была первая выездная игра, и его должны были выпустить на поле, тренер обещал.

Откровенно говоря, Родиону было плевать с высокой колокольни на Мишу, он едва замечал его существование, только если тот с детской настойчивостью лез в глаза, или я тратила слишком большие суммы на нужды сына.

Родя отнекивался как мог, придумывал причины, по которым он никак, никоем образом не может приехать поддержать Мишу. Я же с упорством носорога настаивала на том, что он должен поехать. Обязан просто. Если бы я знала, если бы только могла предвидеть…

В итоге игра прошла великолепно, наши мальчишки выиграли, радовались искренне, от всей души. Соперники же, точно так же, искренне и от всей души расстраивались, некоторые срывались в слёзы. В итоге соперники оказались в одном детском кафе, где завязалась дружеская беседа за поеданием пиццы с вредной, но ужасно вкусной газировкой.

Родя, вопреки ожиданиям, на игру приехал. С кислой миной честно сидел на трибуне, глядя на поле. Уверена, он не видел, который из двадцати двух мальчишек его сын, форму, в которой тот играет, не помнил. Миша же старался изо всех сил, хотел порадовать отца, чтобы тот им гордился, любил его, понял, что он не настырная тень, требующая внимания, а человек шести лет от роду.

При выходе со стадиона я повисла на Роде, прося, чтобы он дождался, когда мальчишки выйдут из раздевалки, поздравил Мишу с первой в его жизни победой на выездном матче, ведь это так важно для него. Он мне все уши прожужжал тем, как ждёт папу, волнуется, понравится ли ему игра, поэтому тот просто не имеет право взять и молча уехать.

– Дома поздравлю, – отбивался Родя, поглядывая в телефон.

Я упорно делала вид, что не замечаю, куда он смотрит и по какой причине. Была пятница, день встречи с ненаглядной Виталиной, пропустить которую Родя не мог. Какой ребёнок, детские забавы, выездные игры, когда ждёт драгоценная, подходящая по всем параметрам женщина, готовая на что угодно, лишь бы заполучить ценный приз в лице отпрыска благородного семейства.

– Пару минут подождать ты можешь? – уставилась я на Родиона, искренне не понимая, что я когда-то в нём нашла.

Уродом он, конечно, не был, но и красавцем тоже. Среднего роста, не косая сажень в плечах, волосы русые с начинающими проглядывать залысинами по бокам, серыми, какими-то невыразительным глазами и узким ртом. В целом – приятный мужчина, пусть не со сногсшибательной харизмой, за последнее отвечали часы за сумму, представляющую бюджет какого-нибудь загнивающего государства, но если отбросить мишуру – совершенно никакой. Никакущий! Такой совершит преступление, попадётся на глаза, а фоторобот составить не смогут.

Главное же – гадкая ухмылка, которая не сходила с губ, когда он смотрел на людей ниже себя социальным положением или в чём-то уступающих ему, всё равно в чём. Меньше денег, слабее образование, хуже здоровье, всё, что угодно.

На меня же он смотрел не только уничижительно, давая понять, сколь ничтожна моя ценность в его глазах, ещё и с откровенной брезгливостью, которую в последнее время не считал нужным скрывать. Иногда хотелось вмазать ему со всей силы, забрать сына и уйти в туман, только куда бы я пошла?

Голой, босой, на мороз, с гордо задранным носом? Спасибо, там я уже была! Если представить, как я возвращаюсь в родные места, живу в доме барачного типа, хожу в туалет на улице, переступая через вечно пьяного соседа, я могла, то вообразить в таких условиях Мишу – нет, нет и нет.

– Пару минут могу, – огрызнулся Родя, сморщившись, словно проглотил слизняка живьём.

В это время выскочил Миша, опережая друзей по команде, так спешил к папе.

– Папа, папа! – довольно закричал сынишка. – Ты видел, как я играл?! Видел?!

– Видел, – ответил Родя, глядя сверху вниз на сына, засунув руки в карманы, словно боялся случайно прикоснуться и испачкаться.

– Тебе понравилось? – продолжал настаивать Миша, ему очень-очень хотелось, чтобы его похвалили, заметили, признали.

– Понравилось, – кивнул Родя.

Посмотрел недовольно на меня, спрашивая взглядом, выполнил ли он родительский долг, может ли ехать по своим делам, невтерпёж уже. Драгоценная Виталиночка заждалась, пылает вся, горит.

– Папа, а мы в пиццерию идём! – ничего не замечая, продолжил Миша. – Пойдём с нами! Все родители будут!

– Миша, – недовольно прогундосил Родя, готовясь отказаться, я в это время заранее придумывала слова утешения для сынишки.

– Родион Семёнович! – подошла глава родительского комитета не только нашей команды, всей спортивной школы. – Рада вас видеть, – продолжила она. – Правда, составьте нам компанию, дети будут рады, – засияла женщина средних лет, глянув заинтересованно на Родю.

Заинтересованность была не как в мужчине, а как в спонсоре. Родя перед посторонними исправно держал лицо добропорядочного гражданина, семьянина, образцового отца, потому не гнушался дополнительной финансовой помощью, чтобы блеснуть щедростью в глазах общественности.

– С радостью, – галантно ответил Родя, широко улыбаясь, едва губы не треснули.

Миша запрыгал от счастья, искренне думая, что остался папа из-за него, потому что хочет провести с ним время.

В пиццерии всё выглядело пристойно, мы смотрелись, как образцово-показательная семья из рекламы, Родя даже не заглядывал поминутно в телефон, хоть и ёрзал на месте, будто сидел на иголках.

Всё закончилось тем, что мы оказались у машины Родиона, который больше не мог ждать, но и бросить семью добираться на автобусе тоже не мог, глава родительского комитета не поняла бы.

– Здесь нет детского кресла, – заметила я, показывая на заднее сидение.

– Ничего страшного, – отрезал Родя.

– Это опасно, – зашипела я.

– Можете ехать на безопасной электричке или рейсовой маршрутке, мне насрать! – вспылил Родя.

– Купи кресло, – продолжала настаивать я. – Любое, самое простое, – показала в сторону Детского мира, он располагался с противоположной стороны от пиццерии, откуда мы вышли, изображая дружное семейство.

– Задолбала со своим «купи». Знаешь ещё какие-нибудь слова?

– Знаю, пошёл на хер, например, – взвизгнула я.

– Идиотка! – всё, что ответил Родя и рванул через дорогу в магазин.

Ничего страшного, думала я, деньги у Родиона есть, наверняка сегодня спустит стоимость нескольких автокресел на свою ненаглядную. Безопасность ребёнка то, о чём необходимо думать, раз его папаша не собирается это делать.

Вышел Родя из детского мира с бустером подмышкой, раздражённо подошёл к задней двери, начал пристёгивать устройство.

– Ему кресло нужно, – заартачилась я.

– Мишке шесть лет, по правилам можно бустер, – отрезал Родя.

– Но он же низенький, – пояснила я.

– Не морочь мне голову, – тихо проговорил муженёк, увидев, как Миша оторвался от компании друзей и направился к автомобилю. – Нам ехать меньше ста километров, почти все его ровесники ездят в бустерах, ни с кем ничего не происходит. К тому же это… – он назвал марку своего автомобиля, считающейся одной из самых безопасных в мире. – Садись, если едешь.

– Ладно, – согласилась я.

Решение, за которое я себя сожрала не одну сотню раз, то, что невозможно изменить, как бы ни хотелось, ни мечталось до выдранных в отчаянии волос.

В машине Миша, уставший от утренней дороги, матча, впечатлений и эмоций мгновенно уснул, мы же с Родей продолжили ругаться, вернее, продолжил он, я бы предпочла доехать домой молча.

Ничего нового мне не сообщили. Да, я прилипала, пью соки не только из него, несчастного, но и со всей семьи. Хорошо пристроилась, дрянь детдомовская. Его предупреждали, говорили, что такие как я не приспособлены к жизни в приличном обществе, что никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не станут людьми, попросту не могут.

Господи, о чём вообще говорить с дочерью наследственной алкоголички и залётного молодчика, наверняка из мест лишения свободы, как раз рядом с моим родным городком парочка «химий» расположились, куда, как известно, не лучшие представители человечества попадают. Сама я не лучше, как ещё Миша с ФАС[2]2
  ФАС – (Фетальный алкогольный синдром плода, алкогольная эмбриофетопатия) – симптомокомплекс, развивающийся у детей, рождённых от матерей, страдающих хроническим алкоголизмом.


[Закрыть] не родился.

Каждый раз на этих словах мне хотелось прибить бывшего, с особой жестокостью раскатать под колёсами товарняка, не меньше.

Алкоголизм? Я употребляла алкоголь не больше, чем все, иногда бокал вина, иногда два, точно меньше, чем его маман или благородных кровей Виталина, которая на фуршете могла заглотить пять-шесть фужеров шампанского, потом догнаться виски из закромов дедули-адмирала.

Сейчас, оглядываясь назад, не могу понять, почему терпела всё происходящее, но тогда, находясь в бесконечном давлении, постоянно слыша уничижительные эпитеты, я никак не реагировала на них. Привычка быть нелюбимой впиталась в меня с молоком матери, закрепилась в семье тётки, окончательно утрамбовалась в подсознание в детском доме.

Всё, сказанное Родей, отскакивало от меня, как от стенки горох, я пререкалась, чтобы пререкаться, говорила ради слов, спорила, только чтобы последнее слово осталось за мной, что неимоверно бесило Родиона и всю его семейку.

По их глубокому убеждению, я должна была, распластавшись на пузе, покорно внимать и соглашаться, а я, гадина такая, не собиралась раболепно слушать бред, что выливали на меня, особенно в последний год совместной жизни с Родей.

Машина почти повернула на дорогу, ведущую в наш посёлок, когда у Роди зазвонил телефон, выведя на громкую связь. Дисплей услужливо высветил имя звонившего: «Котёночек». Котёночку Виталине не терпелось упасть в объятья котика Родиончика.

Родя быстро перевёл звонок на телефон, начал копаться в карманах в поиске аппарата, одновременно поворачивая руль. Следующее, что помню – оглушительный звук удара, похожий на взрыв, шипение подушек безопасности, и в то же мгновение меня накрыла гулко-звенящая тишина.

Следующее воспоминание – лицо спасателя, который вытащил меня из покорёженного автомобиля, и мгновенное, как вспышка молнии, понимание, что я не знаю, где Миша. Где мой сын, мой мальчик, что с ним?!

– Девушка, девушка! – кричал кто-то вслед, когда я неслась к проблесковым маячкам карет скорой помощи в поисках Миши.

Периферическим зрением видела стоявшего в стороне Родиона, который разговаривал по телефону, отстранённо наблюдая за происходящим, будто не с его сыном произошло несчастье, не над ним, пока я неслась так быстро, как только могла, колдовали фельдшера.

– Мама? – глянув на меня, спросила хмурая врач.

– Да! – выпалила я. – Что с Мишей? Что с моим сыном?

– Татьяна, посмотри, что там, – обернулась та к напарнице, показывая на меня рукой.

Мельком я глянула на свой белоснежный плащ, у