Текст книги "Волшебница страны коз, или Рассмешить Бога"

С утра Надежда занималась обычным делом – прыгала по телевизионным каналам. Попала на новости и выслушала сообщение о зверском убийстве известной тележурналистки Елены Серебровской. Надежда наморщила лоб, вспоминая, где она слышала эту фамилию. То есть слышала, конечно, и не раз, по телевизору, и видела репортажи, кстати, весьма хлесткие, на злобу дня…

Показали кусочки передач… Ну да, вот она сама – симпатичная молодая женщина, без всякого глянца – ни прически шикарной, ни туалетов немыслимых. Лицо серьезное, умное, голос приятный, а в остальном ничего лишнего – нет ни слишком белозубой улыбки, ни нарочитого загара зимой.

Задушили, можно сказать, прямо на рабочем месте, в туалете телестудии, надев на голову полиэтиленовый пакет. Страшное дело!

Надежда Николаевна зябко поежилась и переключила на другую программу. Там было все то же самое. И на другом канале тоже. Все сходились на том, что убийство заказное – Серебровская многим успела перейти дорогу.

Надежда зевнула и выключила телевизор.

«Однако странно, – думала она, потихоньку ковыляя на кухню, – теперь у нас каждый ребенок знает, как происходят заказные убийства. Вот Анну Политковскую убили в собственном подъезде выстрелом в упор. Убийца действовал в перчатках, бросил оружие рядом и убежал. Все по схеме, так они и делают. Никто его не видел, и никогда его не найдут. А тут среди бела дня, при всем честном народе… а если бы кто-то случайно вошел в туалет, когда он ее душил? Уж не знаю, как там у них на телевидении, а у нас на работе бабы вечно торчали в туалете – то причесаться, то поправить макияж, то чашку помыть, то петля на колготках спустилась, то еще что-нибудь… С другой стороны, я же не знаю, как жила эта Елена Серебровская, может быть, у нее подъезд и стоянка охраняемые. Тогда, конечно, удобнее ее было на студии убить, там народу полно… Опять же, и пакет тогда можно объяснить – все же какая-никакая охрана на входе присутствует, с оружием не пропустит, а с обычным пакетом – всегда пожалуйста, мало ли, может, человек после работы на рынок наладился или еще куда…»

И на миг Надежду вдруг охватило знакомое чувство – легкое жжение в корнях волос. Именно так проявляло себя знаменитое Надеждино любопытство.

Надежда Николаевна всегда была женщиной деятельной и энергичной. Много лет она проработала инженером в научно-исследовательском институте, работой своей была довольна, поскольку окружали ее за редким исключением люди интеллигентные, с широким кругозором, а работа позволяла занять голову каким-нибудь важным техническим вопросом. Не то чтобы была она гениальным конструктором, но для женщины средних лет соображала очень даже неплохо, это признавали все ее коллеги.

Все кончилось после перестройки. То есть кончилось не сразу, а как в старом анекдоте, где хозяин жалел собаку и отрезал ей хвост по частям (Надежде всегда безумно жалко было собаку). В ее институте начальство поступало примерно так же. Сначала выгнали молодых мамаш с маленькими детьми и пенсионеров. Старички покорились неизбежной судьбе, мамаши только обрадовались. Потом начальство избавилось от всяких крикунов и горлопанов, а также людей, которые горели на общественной работе. Затем на выход попросили обычных лентяев, бездельников и хронических неудачников. И уже потом, когда все, включая начальство, вздохнули с облегчением и готовы были, ни на что не отвлекаясь, приступить к работе, оказалось, что работы этой нету. И зарплаты тоже.

И тогда из института ушли умные немолодые мужчины (умные и молодые ушли гораздо раньше, еще до многодетных мамочек и свежеиспеченных пенсионеров).

А в самом конце пришел приказ из министерства сократить всех, а институт не то закрыть, не то перепрофилировать.

Таким образом, Надежда Николаевна, интеллигентная женщина средних лет с высшим образованием, перешла в разряд домохозяек. Муж ее такой перемене был безумно рад, она потихоньку привыкла к своему новому положению и не заводила уже разговор о том, чтобы поискать другую работу. Однако голова, привыкшая за много лет быть все время загруженной задачами разной степени сложности, не смогла сразу перестроиться.

Надежда Николаевна обожала разгадывать криминальные загадки. По иронии судьбы, ее многочисленные знакомые все время попадали в сложные ситуации, в которых не обходилось без криминала. И Надежда всегда оказывалась в нужное время в нужном месте, чтобы с головой влезть в какую-нибудь подозрительную историю. И выйти из нее с победой и без потерь.

Муж Надежды, Сан Саныч, эту ее склонность очень не одобрял. И даже неоднократно ругался с Надеждой по этому поводу, хотя, как уже говорилось, по натуре был человеком на удивление вежливым и спокойным. Он утверждал, что Надежда сама, по собственной воле ищет сомнительных приключений и неприятностей на свою голову. И что это добром не кончится. И что нельзя раз за разом безнаказанно искушать судьбу. И что как веревочке ни виться, а кончик будет. И еще много всяких слов на эту тему.

Тысячу раз давала ему Надежда честное-пречестное слово, что больше никогда и нигде, ни под каким видом и ни при каких обстоятельствах она не вмешается ни в одну криминальную историю! Однако по прошествии некоторого времени все начиналось сначала. Всему виной было пресловутое любопытство.

Вот и сейчас, узнав по телевизору про убийство Елены Серебровской, она вдруг почувствовала жжение в корнях волос, ей показалось даже, что волосы зашевелились.

Надежда Николаевна очень удивилась – кто ей эта журналистка? Жалко, конечно, но мало ли людей убивают? С чего это волосы дыбом встали?

Она подошла к зеркалу, и тут же смерть Елены Серебровской выскочила у нее из головы. В зеркале отражалась жуткая изможденная физиономия под цвет зеленого спортивного костюма. Глаза казались неестественно вылупленными, а щеки, наоборот, глубоко запали. Нос заострился – странно, Надежда думала раньше, что так бывает только у покойников. Впрочем, у нее как раз и вид был соответствующий – краше в гроб кладут.

Впечатление довершали волосы – торчат во все стороны, как у соломенной куклы, на корнях предательски пробивается седина, а сами какие-то пегие.

– Боже мой! – в ужасе вскричала Надежда. – Как я могла допустить такое? И как Саша меня терпит в таком виде? Я бы на его месте немедленно выбросила меня на помойку! Уже больше месяца я болтаюсь по квартире в таком жутком виде, удивительно, как у него хватило терпения!

Она тут же закашлялась – таким образом ее многострадальный организм напоминал, что он ни в чем не виноват, что его долго травили антибиотиками, не давали дышать свежим воздухом и вообще всячески над ним издевались. И Надежда Николаевна вспомнила, как ей было худо, как не спала она ночами, а потом совершенно ослабела от слоновьей дозы лекарства.

«Хорошо хоть хватило совести убирать на день постель и не шляться по квартире в халате и ночной рубашке! – подумала она. – Но этот жуткий помятый костюм я сегодня же выброшу!»

Немедленно в парикмахерскую, решила Надежда Николаевна, иначе она просто выдерет с корнем это безобразие, что у нее на голове. Однако врачи строго-настрого запретили ей выходить из дома в слякоть и сырость.

– И что, – сказала Надежда появившемуся в прихожей коту Бейсику, – мне теперь в таком виде ждать до лета? Ну уж нет, закутаюсь как-нибудь, салон-то рядом, а ты меня не выдавай.

Кот поглядел очень выразительно, только что лапой у виска не покрутил, и Надежда сообразила, что муж, увидев ее с новой прической, все поймет.

Она позвонила парикмахеру Зинаиде, у той как раз оказалось окно. Надежда посчитала это руководством к действию и прямым указанием свыше, надела непромокаемую куртку с капюшоном и теплые ботинки. Потом постояла немного, чтобы голова перестала кружиться, сделала коту ручкой и поплелась в салон, который, к счастью, располагался в соседнем доме.

Когда Надежда Николаевна вошла в парикмахерскую, Зина заканчивала работать с предыдущей клиенткой.

– Надя, посиди минутку! – бросила она, увидев Надежду в зеркале. – Вон журналы полистай…

Повернувшись к женщине средних лет, на голове которой она создавала сложное сооружение из волос и лака, Зинаида продолжила прерванный появлением Надежды разговор:

– Это просто ужас! Прямо на работе… а она была такая милая, такая лапочка! Я все ее передачи смотрела! И причесана всегда хорошо… уж я-то понимаю!

– Говорят, там все было кровью залито, как… как на мясокомбинате! – подала голос клиентка.

– Да что вы, милая, какая кровь? – Зина отстранилась и любовно оглядела прическу. – Ее же задушили. Пакетом.

Надежда оторвалась от толстого глянцевого журнала и повернулась к Зине:

– Это вы о Серебровской?

– Ну да, конечно! – Зина стряхнула с фартука волосы и отступила на шаг. – Я же все знаю буквально из первых рук! Галя ходит к ней два раза в неделю, прибираться и готовить… то есть ходила…

– Галя? – переспросила Надежда.

– Ну да, сестра моя двоюродная. Она ведь живет в Петергофе, а там у них работы совершенно не найти, вот она и согласилась работать у Лены… ей очень удобно, у нее ведь двое детей…

– У кого двое детей? У Серебровской? – Надежда честно пыталась следить за рассказом.

– Да бог с тобой! У какой Серебровской? У Лены, слава богу, детей не было, а то бы сиротами остались… у Гали, у сестры моей двоюродной, которая из Петергофа, двое детей, мальчик и девочка, так ей очень удобно было – два дня в неделю поработает, а остальные свободна… Как она теперь выкручиваться будет – ума не приложу! К Серебровской-то ее по знакомству взяли, мама ее, тетка моя родная, с Марией Тимофеевной дружила…

– С кем? – снова переспросила Надежда. – Кто такая Мария Тимофеевна?

– Ну что ты, Надя, какая непонятливая! – обиделась Зина. – Мария Тимофеевна – это мама Ленина…

– Она тоже Серебровская? – уточнила Надежда.

– Ну да, – кивнула Зина. – Садись, Надя!

Предыдущая клиентка попрощалась и направилась к кассе, Надежда устроилась в кресле.

– Боже мой! – Зина всплеснула руками. – До чего же ты себя довела! Что у тебя с волосами? Это же не волосы, это какой-то кошмар! Твои волосы только в фильме ужасов снимать!

– Болела… – вздохнула Надежда Николаевна.

– Сейчас все болеют, – подхватила Зина. – Просто эпидемия какая-то! У кого грипп, у кого пневмония… ну это еще ничего, пройдет, а Леночку-то убили… а она такая лапочка… и всегда причесана хорошо… я все ее передачи смотрела! Но это ведь какой ужас – прямо на работе задушили! Ведь у них там охрана…

Надежда Николаевна слушала Зинаиду вполуха. Она усиленно пыталась вспомнить, где же она совершенно недавно слышала эту фамилию – Серебровская. Лена Серебровская… Нет, не Лена.

– Что будем делать-то? – вторглась в ее мысли Зинаида. – Ну, стричь – это однозначно. Красить, мелировать?

Надежда тряхнула головой и включилась в обсуждение. Порешили на том, что красить обязательно, но поскромнее, учитывая Надеждино состояние здоровья, но Зина взяла с нее слово, что, как только Надежда оклемается, она придет снова, и тогда уже будет и мелирование, и колорирование, и еще много всего сразу.

– Да ты меня и не слушаешь совсем? – обиделась Зинаида.

Надежда и вправду не слушала.

В голове у нее как будто прокручивалась магнитофонная запись – звучал резкий голос глухой старухи:

«…им грозит опасность! Они все могут погибнуть – Маша Чонишвили, и Настя Рубинина, и Эля Маленко… И дочка Муси Серебровской…»

– Дочка Муси Серебровской уже погибла!..

Сама не заметив, Надежда произнесла эти слова вслух.

– Да, – удивленно проговорила Зина, на мгновение прекратив работать. – Мы ее так и называли в детстве – тетя Муся! А ты откуда ее знаешь?

– Да нет, я так, – опомнилась Надежда, – случайно сказала. Так ты говоришь – у этой Лены детей нету? А муж, стало быть, есть, раз твоя сестра к ней убирать и готовить ходила?

– Вот это ты верно заметила, – согласилась Зина, – если мужика нету, то и готовить ни к чему. Поклевала чего-нибудь, того-сего, орешков погрызла, как белка, чайку попила – и довольна. Ох, если бы ты знала, Надя, как я готовить не люблю! Ну просто ненавижу! А куда денешься, если мой, к примеру, ни в одну еду без мяса не обходится! Даже чай пьет не с конфетами, а с колбасой!

– Что делать, – философски отметила Надежда Николаевна, – такая наша судьба.

И тут же вспомнила, что в последнее время готовит она из рук вон плохо, то есть совсем почти не готовит. Разогреет какие-нибудь готовые котлеты в печке. Или муж в выходные что-нибудь сообразит. Она вздрогнула, до того стало стыдно, за что и получила замечание от Зинаиды – краска потекла за шиворот.

– Да еще у меня такая фишка, – продолжала Зинаида, – каждый день обед готовлю. Это бабушка меня приучила, царствие ей небесное, домовитая была старушка. Так и говорила: Зинуша, подогретое жаркое – это не жаркое! Мясо должно быть свежее! Вот теперь мучаюсь, бабушкины гены покоя не дают.

– Неужели и суп каждый день варишь? – ужаснулась Надежда.

– Ну, с супом уж куда ни шло, а второе – каждый день! – гордо ответила Зинаида.

«Есть еще женщины в русских селеньях», – подумала Надежда и тут же задала новый вопрос:

– Стало быть, и сестра твоя хорошо готовит?

– Ясное дело, – ответила Зина, – бабушка-то у нас общая была. Галка меня помоложе, но тоже бабушку застала, научилась от нее.

– Значит, хозяева-то ее довольны были? – продолжала допытываться Надежда.

У нее не было никаких мыслей, никакого плана, просто на всякий случай она решила выкачать из Зинаиды побольше сведений про убитую Лену Серебровскую.

– Да как тебе сказать… – слегка задумалась Зинаида. – Лены-то самой вечно дома не было, Галя с ней и не пересекалась никогда. А муж, конечно, бывал иногда – деньги сестре платил, поручения давал.

– Ну и каков он собой? – лениво поинтересовалась Надежда.

– Да ничего, постарше Лены, молчит все больше. Они вообще жили каждый сам по себе – у нее свои дела, у него свои.

– Зачем тогда вообще замуж выходить?

– И я о том же! – закивала Зинаида. – Но у них свои заморочки… А уж как теперь будет… как муж-то это переживет, я и не знаю. Галка звонила – плачет, и Лену жалко, и работу она, считай, потеряла…

Надежда поняла, что разговор сейчас пойдет по кругу и ничего нового она больше не узнает.

Она заскочила еще в магазин на углу и вернулась домой за час до прихода мужа. Времени хватило только для приготовления запеканки из цветной капусты, пришлось снова разогреть готовые куриные котлеты. Но это в последний раз, пообещала себе Надежда.

Она отыскала в шкафу брюки, которые отставила в прошлом году – были тесноваты. Теперь оказались в самый раз, и это радовало. Надежда подобрала к брюкам свитерочек поярче и в таком обновленном виде стала ждать мужа. И вот когда лифт уже открыл двери на их площадке, Надежда вспомнила, что за весь день ни разу не выпила швейцарское лекарство. От взгляда на бутылку она почувствовала устойчивое непреодолимое отвращение. В дверях скрипел ключ, тогда Надежда аккуратно отмерила две столовые ложки и вылила их в тот же фикус. Некогда было мчаться с бутылкой на кухню.

«Пускай смерть фикуса останется на моей совести, – скорбно подумала Надежда, – но лучше умрет он, чем я…»

Кот злорадно блеснул желто-зелеными глазами.

Настя отступила чуть в сторону и полюбовалась делом своих рук.

Чудесный домик с черепичной крышей, с резными ставнями и нарядным крылечком. На крыше, возле аккуратной кирпичной трубы, пристроилось гнездо аиста, сам аист стоит на одной ноге, посматривая сверху вниз на прохожих, а на крылечке свернулся кот…

И все это – из нескольких сортов шоколада: черного, молочного и белого.

Настя очень любила свою работу.

Таких специалистов, как она, в городе было всего четверо. Назывались они по-разному: дизайнер элитных кондитерских изделий, шоколатье, скульптор-кондитер… сама Настя предпочитала простое название – шоколадница.

У нее над рабочим местом висела репродукция известной картины Жана Лиотара с таким же названием: симпатичная девушка в белоснежном фартуке и крахмальном чепце держит в руках поднос с горячим шоколадом…

Друзья говорили Насте, что она чем-то похожа на эту девушку. Впрочем, немудрено: она носила на работе такую же крахмальную наколку и белый передник, только, конечно, не такой длинный, как у девушки на картине.

Ей очень нравился нежный аромат шоколада и добавляемых в него специй, нравилось выдумывать и создавать из этого лакомства удивительные, хотя и недолговечные, композиции.

Нравилось Насте и то, что время от времени ей случалось работать на выезде – оформлять своими изделиями корпоративные праздники, проводить презентации новых сортов шоколада, элитных конфет и сладостей.

Она считалась специалистом высокого уровня – недаром окончила курсы кондитерского дизайна в Женеве.

Но больше всего, пожалуй, Насте нравилось смотреть, как дети, придя в их магазин, замирали на пороге, изумленно открыв глаза, а то и рот.

Впрочем, заведение, в котором работала Настя, не полагалось называть магазином.

«Магазин – это ширпотреб, это место, где можно купить сладкую плитку за двадцать рублей, – говорила на вечерних пятиминутках Ангелина Васильевна, совладелица и управляющая заведением. – А вы, девушки, работаете в салоне элитного шоколада! Запомните это, ведь если даже вы не будете чувствовать разницу, то как ее почувствуют посетители?»

Настя была полностью с ней согласна.

Ее собственный сын Дениска, когда она впервые привела его на работу, тоже замер в восхищении, увидев шоколадные замки с высокими зубчатыми стенами и башенками, шоколадных коров и овечек и, конечно, главное украшение салона – огромный, полутораметровый шоколадный фонтан.

Когда Дениска первый раз пришел к ним в салон, был как раз канун Рождества, и, кроме постоянных композиций, на видном месте красовалась специальная рождественская – ясли со святым семейством, ослик и вол, дыханием согревающие младенца Иисуса…

Выездная работа не всегда бывала творческой – иногда Настя просто сопровождала и обслуживала заказанный клиентами шоколадный фонтан. Впрочем, это тоже было приятно – чаще всего этот аттракцион заказывали на детские праздники, а что может быть приятнее, чем доставлять радость детям?

Настя еще раз оглядела шоколадный домик и добавила последний, завершающий штрих – повесила над дверью подкову из черного шоколада. На счастье.

В таком домике она и сама не прочь поселиться. Вместе с Дениской.

Домик с аистом на крыше, с котом на крылечке и подковой над дверью…

Композиция была готова, ее можно выставить в витрину.

В мастерскую заглянула Ангелина Васильевна.

– Настя, ты не забыла, что сегодня выезд?

Ну да. Сегодня корпоративная вечеринка крупной риелторской компании. Они заказали шоколадный фонтан, оформление стола и подарки – мобильные телефоны из темного шоколада с логотипами своей фирмы. В принципе с такой работой вполне справился бы кто-нибудь из девчонок-продавщиц, но за выезд фирме перечисляли хорошие деньги, и Ангелина всегда посылала Настю, чтобы все проходило на самом высоком уровне. Идейно-художественном, как говорила острая на язык Лиза Воронько.

Настя не возражала против таких поездок по двум причинам. Первая – Ангелина за выезд хорошо доплачивала, а деньги всегда очень нужны. Особенно когда ты одна растишь ребенка.

Вторая причина…

Вторую причину Настя старалась не обсуждать. Даже с самой собой.

Она сменила простой рабочий передник на нарядный кружевной, поверх униформы накинула пальто и поспешила к машине.

Игорь, водитель, погрузил в грузовой отсек оборудование для фонтана, флягу с запасным шоколадом, аккуратно установил коробки с композициями. Настя села рядом с ним в кабину «Форда», и они отправились на Васильевский остров.

Риелторы толпились вокруг стола – молодые, веселые, хорошо одетые. Шоколадный фонтан имел большой успех – все подходили к нему и макали кусочки фруктов в теплый молочный шоколад, плавным потоком непрерывно струящийся по стенкам установки. Все оформление стола было Настиного изготовления – шоколадные макеты успешно проданных компанией домов, припаркованные вокруг них автомобили, кусты и деревья вдоль газона…

Красивый парень лет тридцати макнул в теплый шоколад кусочек банана и вымазал шоколадом носик миловидной пухленькой блондинки. Та радостно рассмеялась.

Настя вздохнула и отвела глаза.

Второй причиной, по которой Настя охотно ездила на такие презентации, была мечта, в которой она сама боялась себе признаться. Мечта, что когда-нибудь на такой вечеринке она встретит Его. Настоящего мужчину. Красивого, умного, внимательного. Конечно, обеспеченного. Но самое главное – такого, который по-настоящему полюбит и ее, и Дениску…

Но это все мечты. Даже не мечты, а глупости, которым позволительно водиться в голове у пятнадцатилетних девчонок. А Настя умная. Теперь стала умная. Трезвому взгляду на вещи очень помогает отсутствие твердого плеча, на которое можно опереться в трудную минуту. А трудные минуты случаются часто, когда у тебя на руках шестилетний ребенок.

На самом деле все, кто вертится вокруг ее стола, давно и безнадежно женаты. Даже если среди них и попадаются отдельные неженатые экземпляры, вроде этого развязного красавчика, – так на них очередь, как на квартиру в прежние времена. Они, конечно, с интересом посматривают на румяную, белокожую девушку в кружевном переднике, удивительно похожую на «шоколадницу» Лиотара, но этот интерес не простирается дальше короткой необременительной интрижки…

Такое Настя уже проходила.

Однако несвоевременные глупые мысли упорно появлялись. Ведь вот же, думала Настя, перед ней множество веселых, счастливых людей! Некоторые пары выглядят действительно влюбленными – хотя бы вот тот парень маленького роста, что, задрав голову, смотрит на девицу с бордовыми волосами. Она и без каблуков-то будет выше его на полголовы, а еще каблучищи надела. И ничего, нисколько им это несоответствие не мешает, лопают себе шоколад и смеются.

Настя спохватилась, что у нее хмурая физиономия, а это недопустимо на празднике, и снова напустила на лицо дежурно-приветливую улыбку.

Вдруг среди десятков взглядов – равнодушных, заинтересованных, насмешливых – она ощутила совершенно особенный взгляд.

Внимательный, пристальный, изучающий.

Отчего-то ей стало как-то беспокойно.

Настя провела рукой по лицу, снова поискала этот встревоживший ее взгляд в толпе, но не встретила его. Зато увидела лицо, которое показалось ей смутно знакомым.

Где она видела этого человека?

Кто-то из постоянных покупателей? Или она встречала его в садике у Дениски?

– Дорогие друзья! – раздался рядом с ней усиленный микрофоном голос директора компании. – А сейчас мы назовем имена наиболее отличившихся сотрудников компании… кто в этом году сделал больше всего продаж в секторе одно-двухкомнатных квартир.

Директор взял в руки конверт, разорвал его, сделал драматическую паузу и торжественно произнес:

– Василиса Олябкина!

Под дружные аплодисменты коллег вперед выскочила невысокая девчушка с усыпанным веснушками лицом.

– Компания премирует Василису поездкой в Париж и небольшим, но очень вкусным подарком! – И директор протянул Василисе один из приготовленных Настей шоколадных телефонов.

Вечеринка закончилась. Последние риелторы поспешно покидали зал, под руки вывели лысого типа, умудрившегося напиться буквально до потери сознания.

Вот странно, всегда, на любой вечеринке, найдется один такой. Даже если не подают ничего крепче шампанского.

В зал вошел Игорь, Настя помогла ему отключить и разобрать фонтан, собрала во флягу остатки шоколада.

Рабочий день закончился.

Прежде чем вернуться в салон, Игорь завез ее домой. Он остановился на углу, напротив сквера – к самому дому подъезжать было неудобно, точнее, неудобно было потом выруливать на проспект. Впрочем, Настя и не настаивала – главное, что добралась домой без проблем, не пришлось давиться в метро, дожидаться на холоде маршрутку…

Настя махнула рукой, перебежала улицу, свернула на темную, покрытую раскисшим снегом дорожку.

Днем погода была неплохая, по небу неслись тревожные облака, на какое-то мгновение среди них даже промелькнуло солнце. Но к вечеру опять пошел дождь со снегом.

Настя пожалела, что не попросила Игоря довезти ее до самого подъезда. Она зябко подняла воротник и прибавила шагу. Позади показалась какая-то сгорбленная фигура. Настя опасливо покосилась на нее, вышла в круг размытого света возле фонаря и свернула к своему подъезду. Незнакомец прошел мимо и остановился возле следующего подъезда, загремел ключами.

Настя перевела дух – кто-то из припозднившихся соседей возвращался с работы или с вечеринки…

Она набрала номер на кодовом замке, вошла в подъезд.

Внутри, как всегда, было полутемно.

Кто-то из бомжей, забредавших к ним в подъезд погреться, опять разбил лампочку над дверью.

Давно пора поменять допотопный кодовый замок на нормальный домофон, но соседи подобрались на удивление равнодушные. Или просто скупые.

У Насти и у самой, конечно, нет лишних денег, но за безопасность и покой для себя и Дениски она отдала бы последнее…

Она отряхнулась, как выбравшаяся из воды собака, и направилась к лифту.

При этом ей нужно было пройти мимо неплотно прикрытой двери подвала.

Замок на этой двери снова сбили, и Насте показалось, что за ней кто-то прячется. Сердце забилось в груди, как пойманная птица. Настя сунула правую руку в карман, сжала в кулаке связку ключей – какое-никакое, все же оружие…

Темнота за дверью казалась живой, угрожающей. И еще ей отчего-то вспомнился тот странный взгляд на сегодняшней вечеринке – внимательный, пристальный, изучающий…

Она проскочила мимо подвальной двери, но теперь ей казалось, что живая, шевелящаяся темнота смотрит ей в спину. Смотрит пристально, настойчиво, угрожающе.

Она хотела обернуться, удостовериться, что все это – не больше чем фантазии, ни на чем не основанные страхи, но невозможно было заставить себя взглянуть на то, что пряталось за спиной…

Теперь ей послышался позади совершенно отчетливый шорох.

Настя вскрикнула и бросилась вперед, к лифту…

И как раз в эту секунду двери лифта распахнулись, и на площадку вывалился сосед, Лешка Коршунов.

Лешка, как всегда, был навеселе.

– Настюха! – заорал он, широко раскинув руки. – Дай я тебя поцелую! Ты моя любимая женщина! Вот как бог свят – никого так не люблю, как тебя! Настюха, выходи за меня замуж!

– Проспись сперва, – беззлобно отозвалась Настя, обходя Лешку и протискиваясь в кабину лифта. – Если трезвый придешь – поговорим!

– Ну, ты сказанула – трезвый! – рассмеялся Лешка. – Я сам-то себя трезвым не помню! Значит, не хочешь за меня замуж? Ну, как знаешь! Тогда я к Ленке пойду, она – моя самая любимая женщина! После тебя. Она точно за меня замуж согласится.

Настя нажала кнопку своего этажа. Сердце понемногу успокаивалось.

Дома все было тихо. Настя сняла сапоги, скинула пальто прямо на пол в прихожей и босиком прокралась в комнату сына. Дениска спал, раскинувшись на кровати, румяный и растрепанный. Медведь Федя, как всегда, валялся на полу. Настя глядела на сына, ощущая, как волна теплой нежности приливает к сердцу, и на душе становится спокойно и радостно.

Ребенок пошевелился во сне, и Настя, пятясь, вышла из комнаты.

Кто-то осторожно постучал в дверь. На площадке стояла соседка Ирина, запахивая на груди халат.

– Ну, ты даешь, Настасья, – зевая, сказала она, – гуляешь до полуночи. Мужик-то хоть того стоит?

Это были ее обычные шуточки, Ирка прекрасно знала, что Настя не гуляет, а работает допоздна, оттого и просит ее приглядеть за сыном. На нее всегда можно положиться – своих трое, да еще муж и собака, и все в полном порядке – сыты, умыты, одеты.

– Все в порядке? – спросила Настя, отдавая соседке шоколадные фигурки, оставшиеся от вечеринки.

– Ух ты! – изумилась Ирка, разглядывая мобильный телефон. – Прикольно! Завтра своему в карман вместо настоящего положу – вот смеху будет! Имей в виду, я твоего Дениску той гадостью, что ты оставляешь, кормить не стала. Дала ему картошки с мясом – вот это еда, а то парень и не вырастет никогда!

Настя отвернулась, чтобы Ирка не заметила ее лица и не завелась с полоборота. Они всей семьей любят поесть, и все больше мяса со шкварками да жирной ветчины. Дениске жирного совсем нельзя, у него сосуды слабые. Врач прописал строгую диету – фрукты, овощи, ничего копченого, жирного, острого. Но с Иркой не договоришься, она вообще врачей за людей не считает. Да и как Настя может ставить ей условия? Соседка по доброте душевной ей помогает, денег не берет. Да у Насти денег особо и нету…

Против всех опасений Надежды, муж не стал ее воспитывать по поводу самовольной отлучки из дома, он одобрительно оглядел свою обновленную жену и похвалил новую стрижку. А уж когда Надежда вытащила из духовки запеканку с хрустящей корочкой, муж едва не прослезился, видно, и впрямь оголодал за последнее время.

– Вот видишь, Надя, как на тебя хорошо действует это замечательное лекарство, – радостно говорил Сан Саныч, сидя после обеда в гостиной с котом на коленях, – ты меняешься буквально на глазах. Кстати, ты не забыла принять сегодня порцию?

– Да-да, – ответила Надежда, – я пила.

По натуре она была женщиной честной и правдивой, обманывать мужа ей было как нож острый под ребра. Однако частенько приходилось это делать, потому что, как уже говорилось, Сан Саныч строго-настрого запретил ей ввязываться в опасные авантюры. А ей не то чтобы очень хотелось это делать, но обстоятельства всякий раз складывались так, что без Надежды никак нельзя было обойтись. Поэтому Надежда Николаевна выработала свою собственную тактику обмана мужа: не врать в открытую, а слегка недоговаривать. Или умолчать.

Муж был человек чрезвычайно проницательный, Надежду успел хорошо изучить и заподозрил бы вранье, если бы оно было явным. Вот и сейчас Надежда чуть помедлила, прежде чем ответить, и этого оказалось достаточно.

– Надежда! – строго сказал муж. – Сейчас же отвечай, пила ты лекарство или не пила?

– Да пила, – ответила она с досадой, видя, что вредный кот ушел от Сан Саныча и вспрыгнул на подоконник, поближе к фикусу, – конечно, пила…

Бейсик выразительно фыркнул и потерся боком о многострадальный фикус. Затем поглядел на Надежду ехидно и потрогал лапой сыроватую землю.

– Посмотри мне в глаза! – потребовал муж.

Надежда сделала над собой усилие и уставилась на мужа честными глазами. Это не помогло.

– Немедленно говори правду, ты выпила сегодня лекарство три раза?

– Ну, не три… – Надежда опустила глаза в пол, – не три, а только два…

Сан Саныч, ожидавший худшего, был так приятно поражен, что даже не стал ругаться. Кот по-прежнему демонстративно рыхлил фикус. Надежда Николаевна походила по комнате и, видя, что рыжий предатель наблюдает за ней исподтишка, показала ему ершик для пыли, свернутую газету и покачала ногой в шлепанце. Все три предмета успешно использовались при экзекуции: ершиком лупили кота по наглой морде, шлепанцем – по филейной части, а газетой куда придется. Разумеется, все это проделывала только Надежда, Сан Саныч своего ненаглядного Бейсика и пальцем не тронул бы.