Текст книги "Тайна тринадцати апостолов"

Ей захотелось закутаться в дивный шарф поплотнее, устроиться поудобнее в кресле, зажмуриться и замурлыкать. В общем, майор Ленская почувствовала самое настоящее счастье.

Такое состояние продолжалось минуту или две, после чего Ленская усилием воли сбросила с себя наваждение вместе с шарфом. Для этого пришлось напомнить себе, что она на работе.

– Видите, – хозяйка смотрела с пониманием, – вы и сами почувствовали. Есть люди, которые просто не могут носить ничего другого. У кого-то – болезнь кожи, у кого-то что-то психологическое. Во всяком случае – мои клиенты все приличные небедные люди, и я не могу их подводить. Им это не понравится, а я не хочу потерять клиентов.

Ленская посмотрела хозяйке в глаза и поняла, что та не уступит, даже если пригрозить. Не боится хозяйка, что полиция испортит ей жизнь и торговлю, стало быть, есть у нее кто-то высокопоставленный, кто заступится и разрулит все ее неприятности.

– Ну, хорошо, – сказала она, – я вовсе не собираюсь проверять всех ваших клиентов. Но… не случилось ли в последнее время чего-то необычного?

И тут же поняла, что она на правильном пути, потому что в глазах хозяйки что-то мелькнуло. Она тут же взяла себя в руки и отрицательно покачала головой. И губы сложила в извиняющуюся улыбку – мол, сожалею, но ничем помочь не могу, но Ленская-то прекрасно умела читать по глазам. Что-то тут было. Но хозяйка не скажет.

– Не хотите ли шарфик взять, – неуверенно спросила хозяйка, – не в подарок, скидку большую сделаю…

– Не получится. – Ленская отодвинула от себя соблазнительный шарф и вышла из кабинета.

И столкнулась с Кариной, которая, надо думать, подслушивала возле дверей. Увидев Ленскую, Карина сделала странное движение глазами: сначала скосила их влево, потом покрутила вокруг своей оси, после чего вопросительно уставилась на Ленскую.

Как уже говорилось, соображала майор Ленская быстро. Так, сейчас она догадалась, что Карина велит ей выйти на улицу, свернуть налево, обойти квартал и подойти к бутику с черного хода. Ленская кивнула в ответ и устремилась к выходу из магазина, прихватив по дороге буклет с фотографиями.

Повернув налево, она очень скоро нашла неприметный проезд между домами, затем вышла в узкий переулок и очень скоро нашла калитку, которая вела во двор. С пространственным воображением у майора Ленской был полный порядок, так что она приоткрыла калитку и вошла во двор. И тут же увидела Карину, которая выглядывала из довольно обшарпанной двери и манила Ленскую.

– Вы уж извините, – сказала Карина смущенно, – извините, что я с вами так… Мне перед этим от хозяйки здорово попало. Это она перед клиентами стелется, прямо не женщина, а пирожное с кремом, а когда надо, умеет так разораться, что стекла дрожат. Ох, чует мое сердце, уволит она меня скоро…

Ленская не стала ее прерывать, слушать она умела.

– Вы вот спрашивали выжигу нашу, не случилось ли чего необычного, – зашептала Карина, – так она ни за что не скажет, а я скажу. Приходила она вчера.

– Кто?

– Ну, клиентка наша. Приносила кардиган такой длинный… – Карина вырвала из рук Ленской буклет и мигом нашла нужное изображение.

Кардиган был прекрасен, Ленская тут же подавила в себе мысль, как хорошо бы ей было в этом кардигане.

– В общем, порвала она его где-то. И сразу не заметила, а он пополз. Из маленькой затяжки широкая петля. Она и прибежала к нам – что делать? А сама вся красная. Какая-то у нее аллергия на другую одежду, только в нашей ходить может.

– Так что – у нее один кардиган, что ли? – удивилась Ленская.

– Я так поняла, что не в нашем городе она живет, что у нее здесь одежды мало. Ну, наша выжига ей и говорит – можем вам поменять, только не сразу, потому что в наличии нету, работаем на заказ по каталогу. Та просит адрес мастерицы, что зашить сможет, поскольку ждать долго клиентка не станет, уезжает скоро. А хозяйка ни в какую, потому что у нее свой секрет. Она вещи, которые с браком, обратно поставщику не отдает, а только сообщает, что брак есть. Тот цену снижает, тогда она мастерице отдает, у той тетки руки золотые, она все устранит, а хозяйка потом за полную цену вещь продает и разницу себе в карман складывает. Одежда дорогая очень, ей выгодно. А я и решила – сделаю доброе дело, ну и сказала клиентке адрес той мастерицы, Вера ее зовут.

– Что, денег она тебе мало дала, что ты мне про это рассказываешь? – усмехнулась Ленская.

– Вообще не дала! – Карина махнула рукой. – Тут как раз наша выскочила и разоралась, а эта клиентка и смылась. Мне попало, уволят теперь небось, так что я их покрывать не собираюсь. Вот, возьмите. – Она протянула клочок бумаги, на котором был нацарапан адрес и имя – Вера Щукина.

Тут из-за внутренней двери послышался грозный вопль:

– Карина, где тебя носит!

– Иду уже! – гаркнула в ответ Карина. – Покурить нельзя пять минут! Что я, не человек?

– Звони, если проблемы какие будут, – шепнула Ленская, всунув в карман Карины бумажный квадратик с телефоном, – да, клиентку опиши. Молодая, старая?

– Молодая, чуть за тридцать, – уверенно сказала Карина, – худая, высокая. Волосы светлые, по плечо. Так, в общем, ничего особенного, в глаза не бросается… Но что-то в ней есть.

– Карина! – взвыли уже прямо за дверью, и Ленская скакнула прочь быстрой ланью, откуда и прыть взялась.

– Николай! – на бегу она взялась за телефон. – Я тебе сейчас вышлю фотографию кардигана. Значит, в него одета была блондинка, высокая, худощавая, волосы прямые до плеч. Что еще? Сумка у нее должна быть размеров приличных, не ридикюль театральный. Значит, в Эрмитаже на камерах должна она быть хоть как-то. Пошли кого-нибудь просмотреть записи, хоть сутки пусть сидит. Но лучше быстрее, главное – лицо чтобы было видно. А сами меня с машиной подберите возле… – она назвала адрес портнихи Веры Щукиной.

– Есть! – по-военному ответил Николай.

Мастерица Вера Щукина жила в обычной пятиэтажке на первом этаже. Дом, как водится в таких районах, затеняли высокие деревья, сейчас неспешно роняющие пожелтевшую листву.

Машину поставили в сторону, поскольку возле пятиэтажки стоянки не было. Зато была лавочка, которая в данное время пустовала, очевидно, старушки пили дома чай и смотрели любимый сериал.

Один из молодых людей с рысьими глазами придержал дверь подъезда, когда оттуда выскочили две девчонки с самокатами, и троица вошла. Дверь нужной квартиры была самой обычной, как у всех. Ленская подняла уже руку к звонку, но что-то ее остановило. Какое-то ощущение. Точнее, запах. Из квартиры очень неприятно пахло.

– Газ, – сказал Николай, приложившись носом к щели, – точно, газом пахнет.

Ленская убрала руку – раз в квартире утечка газа, то звонить нельзя, звонок может спровоцировать взрыв. Тут раскрылась дверь квартиры напротив, и на площадку выбежал джек-рассел-терьер. Увидев такое непривычное скопление народа, криволапый пес грозно залаял. Тут же появилась его хозяйка – бодрая старуха в стеганой куртке и резиновых сапогах.

– Это вы тут что? – спросила она. – Это вы зачем?

– Спокойно, бабушка. – Сергей уже показывал ей служебное удостоверение и теснил в квартиру, Николай же в это время стучал в дверь нужной квартиры.

Старуха от неожиданности попятилась, но пес был начеку, он подпрыгнул и цапнул полицейского за палец.

– Ох ты! В камеру посажу! – рявкнул тот.

– Соседку свою когда в последний раз видели? – спросила Ленская, убедившись, что никто и не думает открывать.

– Веру-то? – задумалась старуха. – А пожалуй, что вчера вечером. Сказала, работа у нее срочная, утром клиентка придет. А чем это пахнет? – Старуха потянула носом. – Батюшки, никак газ!

Пес вдруг присел на задние лапы и взвыл.

– Слесаря надо, – сказала Ленская, – дверь железная, просто так не сломаешь.

– Зачем ломать? – встрепенулась соседка. – Не нужно ломать. У меня ключи Верины есть.

Пес уже выл, не переставая. Старуха охнула, метнулась в свою квартиру и мигом вернулась с ключами. Из открытой двери так воняло, что даже собака закашлялась. Николай прикрылся платком и бросился на кухню.

– «Скорую» надо! – крикнул он оттуда.

Когда потянуло сквозняком, Ленская протиснулась на кухню, ее второй подчиненный в это время сдерживал набежавших соседей и вызывал «Скорую помощь». По крошечной кухне гулял ветер из раскрытого настежь окна. На полу головой к раскрытой духовке лежала женщина в домашней одежде. Ручка духовки была уже выключена Николаем, однако в кухне здорово пахло газом.

Женщину вытащили, лицо ее было сине-серым.

– Неужели опоздали? – Ленская покачала головой, пока Николай искал пульс.

– Вроде пульс есть… – неуверенно сказал он и похлопал женщину по щеке.

Тут подоспела «Скорая». Ленскую оттеснили, врачи засуетились возле Веры, сказали, что срочно везут в реанимацию.

Посторонних кое-как разогнали, а Ленская отправилась побеседовать с соседкой.

– Как думаете, обойдется? – спросила соседка, наливая Ленской крепкого горячего чая.

У Ленской от крепкого чая начиналось сердцебиение и проблемы со сном, однако пришлось отхлебнуть пару глотков для разговора.

– Состояние тяжелое, – вздохнула она. – Вот что, ее саму вы не видели, так, может, видели, кто к ней утром приходил?

В это время зазвонил ее телефон.

– Есть, Александра Павловна! – рапортовал оперативник из Эрмитажа. – Нашли ваш кардиганчик. Точно, девица в нем была, фотку немедленно высылаем!

Телефон блямкнул, показывая, что пришла эсэмэска. На фотографии видно было слегка размытое лицо. Нос чуть длинноват, волосы светлые, прямые…

– Эту женщину вы сегодня не видели?

– Сегодня не видела, – соседка нахмурилась и поднесла телефон ближе к лицу, – а вчера во второй половине дня точно она приходила. У меня Мартик тявкнул, я – в глазок, мало ли что… Смотрю – девица к Вере звонит. Только на ней курточка другая была и волосы в кичу забраны. А шея вся в прыщах, вот.

– И что дальше было?

– Да ничего, Вера дверь открыла, проходите, говорит. Ну, я вижу, что все в порядке, клиентка к ней пришла по договоренности, я и пошла дальше оладьи жарить.

– На чем она приехала, не видели? – без надежды на успех спросила Ленская.

– Не знаю, чья, а только чужая машина у нас в это время стояла. Марку не знаю, цвет красный, и номер на две восьмерки заканчивается.

Опрос остальных соседей ничего не прояснил, только один пенсионер сказал, что красная машина была «Тойотой».

– Вот и ищи теперь по городу красную «Тойоту» с номером, оканчивающимся на две восьмерки… сколько таких номеров в городе? Тысяча, а то и больше, да может, бабка еще и напутала, – вздохнул один из подчиненных.

– Значит, она вчера приехала к мастерице, сказала, что ей срочно нужно кардиган в порядок привести, а сегодня кардиган забрала и Щукину отблагодарила, головой в духовку сунув. Боялась, что та ее опознать сможет, если что. И нас на след навести.

Ленская на мгновение задумалась и добавила:

– И искать ее нужно сейчас поблизости от бутика «Прекрасная скво». Дуреху Каринку она убить должна, потому что та на ее след точно выведет. Хозяйку бутика она не тронет – та насмерть стоять будет, мол, не знаю ничего и не ведаю. Едем сейчас туда! – Ленская вскочила с места, так что спину пронзило болью.

На бегу она велела спине заткнуться и не мешать расследованию. Помогло.

В бутике никто не брал трубку телефона. Послали туда ближайшую патрульную машину, та что-то замешкалась, так что Ленская уже начала волноваться.

В бутике «Прекрасная скво» все так же смотрели со стен красивые индианки в обнимку с такими же красивыми ламами. В помещении не было ни души. Входная дверь захлопнулась с грохотом, и тогда только из подсобки выглянула продавщица. Чем-то она была неуловимо похожа на Карину, но не она.

– Где Карина? – крикнула Ленская.

– Не знаю… – Девушка попятилась. – Ее Алла Геннадьевна уволила, меня срочно вызвала… а вы кто?

– Карина давно ушла?

– Т-только что… а вы кто?

Николай выругался сквозь зубы и выбежал из магазина.

– Черный ход! – осенило Ленскую.

И правда, Карина курила очень часто. И наверняка прятала где-то там свои сигареты. И уж конечно, не собиралась оставлять их выжиге-хозяйке.

Додумывала эту мысль Ленская уже на бегу. Пока она плутала в коридорах, пока толкала тяжелую дверь, прошло время. Карину она увидела во дворе. Она отбивалась от высокой девицы, одетой в тот самый кардиган. Видно, и правда, никакую другую одежду носить не может, раз даже сейчас такую приметную вещь надела.

– Помогите! – верещала Карина, но девица поддала ей ногой в живот и тут же подняла руку с зажатой в ней дубинкой.

– Стоять! – закричала Ленская. – Полиция! Стрелять буду!

Это было полное вранье: стрелять она, конечно, умела, но по причине плохого зрения никогда не попадала в мишень, так что пистолет ее очень давно пылился в сейфе.

Убийца же оглянулась на мгновение, и в глазах ее отразилась майор Ленская – затурканная, сутулая, бледная немочь. Очки в простой дешевой оправе и жидкий хвостик волос, стянутый на затылке аптечной резинкой. Посчитав, надо думать, что от этой тети ничего плохого можно не ждать, девица повернулась к Карине, но тут мимо Ленской стрелой пронесся Сергей. Одним прыжком он достиг середины двора и схватил убийцу за руку.

Точнее, хотел схватить, но она умудрилась выскользнуть, оставив в его руках кусок рукава того самого кардигана. Тут Карина пошевелилась и ухватила его за ногу. Пока он вырывался, убийца выбежала через калитку в переулок. Сергей бросился за ней.

– Жива? – сказала Ленская, присаживаясь перед Кариной на корточки, при этом коленки ее предательски заскрипели.

– Ой, что это было? – лепетала Карина. – За что она на меня?

– Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, – вздохнула Ленская, – радуйся, что цела осталась. Вере Щукиной хуже пришлось…

– Ой-ой-ой… – С опозданием до Карины дошло, как ей повезло.

– Ушла, – сказал, вернувшись, запыхавшийся Сергей, – ушла стерва. У нее машина тут рядом стояла, номер я запомнил.

Он взялся за телефон, связался с дежурным дорожно-патрульной службы и объявил машину в розыск.

– Пока они раскачаются, она успеет бросить машину и сбежать! – проговорила Ленская, выразительно взглянув на своего подчиненного. – Движение здесь одностороннее, так что ей деваться некуда – она сейчас по набережной Фонтанки едет!

Два раза повторять не пришлось: Сергей бросился к своей машине и помчался за преступницей.

В глубине души Сергей считал, что уже опоздал, что та уже затерялась в потоке городского транспорта, но он так уважал свою начальницу и так привык беспрекословно ей подчиняться, что у него и мысли не возникло обсуждать ее приказ. Не приказ даже – а всего лишь намек.

И как всегда, оказалось, что Ленская права.

Выехав на набережную Фонтанки, Сергей увидел длинную пробку, и в ней – знакомую красную машину.

Прицепив на крышу своего автомобиля проблесковый маячок, он выехал на тротуар и, распугивая прохожих, поехал за красной «Тойотой».

Преступница увидела его, тоже свернула на тротуар, потом через арку въехала во двор.

Сергей повернул за ней.

Красная машина на полной скорости пересекла двор, едва не сбив зазевавшуюся старушку, и выехала в другую арку.

Сергей не отставал от нее.

Выехав из арки, красная машина хотела свернуть направо, но навстречу ей ехал микроавтобус с надписью «Цветы». «Тойота» резко вывернула, чтобы избежать столкновения, женщина за рулем не справилась с управлением, и красная машина на полном ходу врезалась в фонарный столб…

– Черт-те что! – Сергей припарковался и выскочил из машины.

Микроавтобус затормозил так резко, что двери открылись, и на мостовую вывалились ящики, где стояли горшки с азалиями. Силуэт водителя в «Тойоте» оставался неподвижным. Сергей осторожно подошел ближе и потянул носом воздух. Бензином не пахло, стало быть, в ближайшее время не взорвется. Он потянул на себя дверцу машины, женщина качнулась и повернула голову.

– Вы ранены? – спросил Сергей.

Никто ему не ответил. Женщина смотрела на него неподвижными стеклянными глазами.

– Ну что там? – спросила Ленская.

– Мертва, – ответил врач, – на месте умерла. Руль в грудную клетку врезался, все в клочья… как говорят в таких случаях – повреждения, несовместимые с жизнью.

Труп увезли, Ленской отдали сумку убитой. В сумке нашли дубинку – какое-то очень прочное тяжелое дерево. Дубинка была убрана в чехол от обычного зонтика.

– Вот и орудие убийства, – пробормотала Ленская, – этим она проломила голову тому типу в Эрмитаже. И пронесла свободно, в дамской сумке – зонтик и зонтик, никто не подумает…

Машину обыскали и в тайнике под сиденьем нашли узкий сверток в плотной бумаге. Открыли сверток, и перед ними предстал холст небольшого размера. На холсте был изображен немолодой мужчина в сверкающих латах с жезлом в руке. Выражение лица мужчины поражало суровой непреклонностью.

Как уже говорилось, Александра Павловна Ленская обладала феноменальной фотографической памятью. Так, сейчас она сразу же вспомнила репродукцию в альбоме Тинторетто. Это был портрет адмирала Джузеппе Морозини. Даже на ее непросвещенный взгляд по состоянию холста было ясно, что картина старая. Стало быть, именно эту картину похитила убийца, а вовсе не унесли ее на реставрацию, как утверждали в Эрмитаже.

– Очень интересно, – пробормотала Ленская и взялась за телефон.

Настал момент поговорить с Дмитрием Старыгиным в официальной обстановке.

Однако на ее вопрос, где ей отыскать господина Старыгина, ответили, что в данный момент это сложно, поскольку Дмитрий Алексеевич Старыгин буквально сегодня утром улетел в Венецию. Повез картину на временную выставку. Какую картину? Портрет адмирала Морозини, автор – Якопо Тинторетто.

А хранитель отдела итальянской живописи господин Лютостанский на больничном. Сердце прихватило, человек все-таки немолодой…

– Вот тебе и здрасте, – сказала Ленская сама себе.

Получалось, что она проворонила важные вещи. Получалось, что ее обошли, обманули, объехали на кривой козе, и кто? Этот несчастный реставратор, чтоб ему никогда больше кисть в руки не взять!

Любезный стюард помог Старыгину вынести ящик с картиной из самолета. Возле самого трапа к Дмитрию Алексеевичу подошла высокая молодая женщина в узких джинсах и короткой куртке мягкой коричневой кожи. Длинные волосы цвета палой листвы рассыпались по ее плечам. Девушка была не только красива, чувствовалось, что есть у нее и ум, и характер.

Впрочем, Старыгину было не до того, он переживал за картину. Как только служба безопасности Эрмитажа доставила картину прямо к самолету и передала ему с рук на руки, так с тех пор Дмитрий Алексеевич не знал ни минуты покоя. Он летел бизнес-классом, так что ему разрешили держать картину при себе. И все равно, за весь рейс он не сомкнул глаз и не встал с места. Он уговаривал себя, что в полете с картиной ничего не может случиться, но в голову как назло лезли кадры из каких-то боевиков про захват самолета и ограбление в воздухе.

Так что Дмитрий Алексеевич смотрел на незнакомку сдержанно и настороженно.

– Доктор Старигин? – осведомилась она, забавно коверкая русскую фамилию.

– Да, я Старыгин. – Дмитрий Алексеевич осторожно улыбнулся. – А вы…

– Я – доктор Контарини. – Девушка по-мужски протянула ему руку. – Сотрудник музея Коррер.

За спиной девушки стояли два молчаливых карабинера.

– А это – та самая картина. – Старыгин показал на громоздкий ящик, как будто представляя итальянке своего знакомого.

– Мальчики! – Доктор Контарини повернулась к карабинерам. – Возьмите ящик!

Парни послушно подхватили ящик с картиной и понесли его к зданию аэропорта. Старыгин проводил их глазами и почувствовал, что с души его свалился гранитный валун.

Он ожидал, что его вместе с бесценным багажом прямо на поле посадят в автомашину. Во всяком случае, именно так все обстояло, когда он сопровождал картину Врубеля в музей Гугенхейма в Нью-Йорке. Но здесь было иначе: вся компания пешком прошла служебными коридорами аэропорта и вышла на крытый пирс, за которым распахнулись сизо-зеленые воды лагуны. Только теперь Старыгин вспомнил, что Венеция – это город, в котором нельзя перемещаться на автомобиле. И вместо такси у них моторные лодки.

Возле причала покачивался на волнах небольшой катер с трехцветным флажком на носу. Высокий рулевой в форме карабинера помог перенести на катер ящик с картиной, Старыгин перебрался на борт и протянул руку синьоре Контарини. Она, однако, недовольно поморщилась и отвергла его помощь.

Все ясно, подумал Старыгин, синьора доктор хочет показать, что ни в чем не уступает мужчинам и не нуждается ни в каких поблажках. А всякие попытки помочь расценивает как мужской шовинизм. Он мысленно пожал плечами.

Одно хорошо – за картину теперь отвечает она, а не он. И это радует.

Катер отвалил от пирса и заскользил по узкому протоку, выходящему к венецианской лагуне. По сторонам этого протока торчали из воды подгнившие столбы, на каждом из которых сидели крупные самоуверенные чайки. Одна из этих чаек сорвалась со столба и полетела вслед за катером как почетный караул.

Навстречу один за другим проплывали лодки и катера самых различных форм и размеров и медлительные кораблики-мотоскафы – единственный общественный транспорт, соединяющий аэропорт с островным городом.

Вскоре проток закончился, и катер вылетел на простор лагуны. Впереди показались стройные силуэты церквей и колоколен самого прекрасного города Европы.

Дмитрий Алексеевич перегнулся через борт, любуясь открывшейся панорамой.

– Вы первый раз в Венеции? – вежливо осведомилась итальянка, чувствовалось, что она задала дежурный вопрос и ответ ее не слишком интересует.

– Нет, что вы, конечно, не первый, но все равно каждый раз это производит на меня ошеломляющее впечатление! Особенно этот первый взгляд…

Старыгин сказал это с таким искренним жаром, что молодая женщина невольно улыбнулась. Улыбка была довольно сдержанной, но все равно красила ее.

Катер пересек лагуну, развернулся и по широкой дуге подошел к причалу, расположенному рядом с Пьяццеттой – площадью, непосредственно примыкающей к главной площади города, единственной, которую называют площадью, точнее – Площадью с большой буквы сами венецианцы – площадью Сан-Марко, в любое время дня и ночи заполненной шумными, многоязычными толпами туристов и такими же шумными стаями голубей.

Старыгин ничуть не удивился, что они прибыли в самый центр туристической Венеции: ведь именно здесь, на площади, прямо напротив собора Святого Марка, располагается музей Коррер, куда он привез картину Тинторетто.

На причале их поджидали еще два немногословных карабинера, которые бережно приняли ящик с картиной. Теперь вся группа выстроилась ромбом – один карабинер впереди, за ним двое с ящиком и затем – замыкающий. Следом за карабинерами шли Дмитрий Алексеевич и доктор Контарини.

Карабинеры с важным видом проследовали через площадь, раздвигая толпу туристов, как ледокол раздвигает весенние льды, вошли под опоясывающую площадь аркаду и оказались перед служебным входом музея. Старыгин со своей итальянской коллегой вошел в музей, и тут к нему подошла служительница в строгом черном костюме, с музейным бейджем на лацкане.

– Доктор Старигин? – осведомилась она.

– Да, это я.

– Для вас есть письмо. – Женщина протянула ему узкий конверт, на котором было отпечатано имя реставратора.

– От кого это? – удивленно осведомился Дмитрий Алексеевич.

Однако служительница, не ответив, уже исчезла в боковом коридоре.

Заинтригованный, Старыгин разорвал конверт по краю и достал из него листок желтоватой бумаги. На этом листке было написано от руки по-итальянски:

«Исповедальня церкви Святого Моисея».

Чуть ниже было указано время и добавлены еще два слова, на этот раз латинские: «Secretum Secretorum».

Старыгин не представлял, кто оставил ему эту записку, но два латинских слова, приписанные внизу, те самые два слова, которые он прочел на портрете адмирала Морозини, заставили его сердце забиться от волнения.

Он должен пойти на встречу! Должен увидеть автора лаконичной записки! Должен узнать то, что известно ему!

Старыгин взглянул на часы.

До времени, указанного в записке, оставалось меньше получаса.

– Простите, доктор, – смущенно обратился он к своей итальянской коллеге, – я не слишком хорошо знаю Венецию. Где находится церковь Святого Моисея?

– Церковь Сан-Моизе? – в голосе итальянки прозвучало удивление и неодобрение. – Но это совсем неинтересная церковь! Один из худших образцов венецианской архитектуры! Мэтр Джон Рескин назвал ее самой неуклюжей постройкой Венеции! В нашем городе множество куда более интересных церквей и соборов!

– Не сомневаюсь. Но все же… кажется, эта церковь где-то совсем неподалеку?

– Ну да, в двух шагах отсюда по калле Валларессо.

– Тогда – простите, но я вас должен ненадолго покинуть.

– Как? Но мы с вами не успели переговорить о картине…

– Ну, пока вы ее распакуете, я уже вернусь! Простите… – И Старыгин, не дожидаясь возражений, покинул музей. Он шел быстро, не оглядываясь, потому что не хотел встречаться глазами с коллегой. Что она подумает про него? Что он – несерьезный человек.

«Да и пускай, – неожиданно подумал Старыгин, – в конце концов, я только сопровождал картину. Пока они там с документами разберутся, я уже вернусь. Я должен разобраться в этой странной истории с портретом адмирала».

Он поймал себя на мысли, что не слишком удивился записке, в глубине души он ожидал чего-то подобного. На его пути уже встречались тайны, ему приходилось пускаться во все тяжкие, чтобы разгадать их. Старыгин почти смирился, видно, такая уж у него судьба, и даже себе не признавался, что от спокойной жизни начинает немного скучать.

Он прошел по нарядной торговой улочке, где в витринах были выставлены наряды от самых знаменитых модельеров Италии. Ценники на этих нарядах были астрономические.

Не отвлекаясь на высокую моду, Дмитрий Алексеевич дошел до одного из бесчисленных мостов, обернулся и увидел белоснежный, покрытый лепниной барочный фасад церкви.

Он понял причину неодобрительного отзыва своей итальянской коллеги: в этой церкви все действительно было чересчур, всего было слишком много. Особенно забавными были белокаменные верблюды на фасаде.

Время, указанное в записке, стремительно приближалось, и поэтому Дмитрий Алексеевич, не задерживаясь перед пышным фасадом, вошел внутрь церкви.

Внутри она тоже была отделана с избыточной роскошью. В стеклянной будочке возле входа сидел пожилой служитель, который за три евро продал Старыгину билет и план церкви. Взглянув на этот план, Дмитрий Алексеевич узнал, что в капелле слева от входа находится «Тайная вечеря» Пальмы Младшего и «Омовение ног» Тинторетто. Но сегодня его интересовало совсем другое.

Оглядевшись, Старыгин направился к резной кабинке исповедальни, которую он увидел справа, за мраморным надгробием какого-то средневекового аристократа.

Отдернув шторку, он вошел в кабинку, опустился на деревянную скамью и взглянул на часы.

Он успел вовремя. До назначенного времени оставалась всего одна минута.

И тут за деревянной решеткой послышался шорох, скрип скамьи, и затем прозвучал приглушенный голос:

– Secretum Secretorum!

Неизвестный замолчал, словно ожидая какого-то ответа.

Старыгин на мгновение замешкался, но потом сообразил, чего ждет от него неизвестный собеседник. Он пригнулся к решетке и вполголоса проговорил:

– Ventisei diciassette. Двадцать шесть семнадцать.

– Слава богу! – прозвучало из-за решетки. – Вы ее привезли? Она здесь, в Венеции?

– Вы говорите о картине? – уточнил Старыгин. – О портрете адмирала Морозини?

Вместо ответа за решеткой раздался какой-то странный звук – хрип, перешедший в стон. Затем наступила тишина.

– Что с вами? – удивленно проговорил Дмитрий Алексеевич. – Что случилось?

Ему никто не ответил.

В душу Старыгина закрался страх. Он торопливо выбрался из кабинки, взглянул на ее вторую половину – ту, где находился его невидимый собеседник.

Дверца кабинки была приоткрыта.

Старыгин не удержался и заглянул в проем.

В полутьме исповедальни он разглядел привалившегося к стене человека в черном плаще и классической черной маске. Человек этот не подавал никаких признаков жизни.

«О господи! – подумал Старыгин. – Он, кажется, мертв!»

Первым его побуждением было открыть кабинку, попытаться оказать помощь неизвестному, позвать кого-то…

Но тут он оглянулся и увидел в глубине церкви быстро удаляющуюся фигуру. В этой фигуре было что-то странное, неправдоподобное, фантастическое…

Ну да, на удаляющемся человеке, как и на незнакомце в исповедальне, был черный шелковый плащ, полы которого были распахнуты, как крылья летучей мыши. Гигантской летучей мыши.

Старыгин бросился было за этой зловещей фигурой по гулким камням церковного нефа…

Но вдруг фигура поравнялась с колонной и тут же исчезла, исчезла без следа, как будто растворилась в полутьме церкви.

И тут Старыгин осознал весь ужас своего положения.

Кроме него и служителя при входе, в церкви не было ни души. Если он обратится к служителю – тот, разумеется, вызовет полицию, и его, Старыгина, несомненно, арестуют как единственного подозреваемого в убийстве.

И он не сможет ничего привести в свое оправдание! Не рассказывать же полицейским о странной, непостижимым образом исчезнувшей фигуре, похожей на гигантскую летучую мышь!

Этого еще не хватало! И так не слишком они поверят иностранцу, да еще сочтут его ненормальным. Старыгин представил долгое нудное разбирательство в полицейском участке, как придется ждать представителя русского консульства и как из музея Коррер явится эта высокомерная итальянка и будет смотреть на него чуть насмешливо, а он будет оправдываться и мямлить. А возможно, она не станет его защищать, ведь, с ее точки зрения, он, Старыгин, повел себя весьма и весьма странно, сбежал из музея, сунув им картину Тинторетто…

Может быть, это было малодушием, но Дмитрий Алексеевич проскочил мимо служителя, опустив глаза, вышел из церкви и смешался с шумной толпой туристов, в восторге любующихся самой безобразной церковью Венеции.

Взволнованный и напуганный сценой, невольным свидетелем которой ему пришлось стать, Старыгин с толпой китайских туристов прошел несколько кварталов.

Решив, что этого достаточно и никто не свяжет его с трагическим происшествием в церкви Сан-Моизе, он отделился от туристов и свернул в первый попавшийся переулок.

Прикинув, в какую сторону нужно идти, чтобы вернуться в музей, он быстро пошел в избранном направлении.

Казалось, он попал в совершенно другой город.

Только что вокруг была многоголосая толпа, сверкали яркие витрины магазинов и кафе, а теперь Старыгин шел по тихой, безлюдной улочке, на которой трудно было бы разминуться двум пешеходам. Мрачные каменные стены были покрыты многовековой плесенью, в них не было не только витрин, но даже окон.