Текст книги "Приманка для Цербера"

– Ну, не знаю… – он задумался, наморщив лоб. – Пожалуй, в одна тысяча девятьсот…

– Ага, еще в прошлом тысячелетии! Когда у нас Деникина разбили! Так что нечему удивляться!

– Послушай, Лолочка… – Леня пристально посмотрел на свою подругу. – А ведь у тебя это очень хорошо получилось…

– Что именно? – насторожилась Лола.

– Ну, вот это – «А вот кому платочки носовые! А вот кому колготки шерстяные»… – заорал Леня визгливым голосом.

– Я актриса, если ты еще не забыл! – гордо произнесла Лола. – Я могу сыграть все, что угодно! То есть кого угодно. Но вообще – на что ты намекаешь? На то, что наши дела совсем плохи и мне нужно подыскивать другую профессию?

– Ну, наши дела не настолько плохи, чтобы заниматься мелочной торговлей в поездах. До этого пока не дошло и, надеюсь, не дойдет. Просто я хочу, чтобы ты сыграла эту роль и попыталась найти того, кто потерял эту накладную.

– Что?! – возмущенно воскликнула Лола. – Ты хочешь послать меня торговать вразнос? Нет, лучше смерть!

– Что, слабо тебе сыграть такую роль? Пожалуй, действительно слабо… – Леня с сомнением взглянул на свою боевую подругу.

Его расчет был верен – Лола не стала даже отвечать, она развернулась на пятках и скрылась в своей комнате.

Два часа спустя Лола вошла в электричку на станции Удельная.

Впрочем, вряд ли кто-нибудь из ее знакомых узнал бы Лолу в бедно одетой девице с потрепанным рюкзачком и чересчур выразительным макияжем. Лола недолго возилась с нынешним своим прикидом. Джинсы с вышивкой и стразами, короткие сапожки, запыленные, чтобы не выглядели слишком новыми. Довершала наряд красная куртка с капюшоном, которую Лола собственноручно протерла в некоторых местах наждачной бумагой, чтобы она выглядела сильно потертой.

Лола села поближе к проходу и принялась листать рекламную газету с вакансиями.

Впрочем, это спокойное времяпрепровождение вскоре было нарушено.

Двери вагона широко распахнулись, и в него вошел здоровенный широкомордый детина в распахнутой телогрейке, с развернутым аккордеоном наперевес.

– Дорогие товарищи, граждане и господа пассажиры! – обратился он к притихшей публике. – Разрешите привлечь ваше внимание к моему бедственному положению, а также к художественному творчеству народов бывшего Советского Союза!

Он еще шире развернул меха аккордеона, инструмент издал рыдающий всхлип, а его хозяин затянул хриплым фальшивым голосом:

– По небу плывет луна, На улице тишина, А в доме не спит одна Только мама.

– Сынок! – подала голос старушка с корзиной. – Шел бы ты отсюда лесом, достал уже со своей «только мамой». Каждый день на этой электричке езжу, и каждый день приходится тебя слушать! Главное, сколько поешь, и все никак мелодию не выучишь!

– Заткнись, мамаша! – отмахнулся исполнитель. – Мне деньги зарабатывать надо? Ты вот у меня только время отнимаешь своими разговорами, быстрее умолкнешь – я быстрее отпою! А что мелодия тебе не нравится – так ты, мамаша, не в филармонии!

И он снова затянул:

– И если когда-нибудь Разлюбит нас кто-нибудь, То слезы утрет, поймет Только мама.

– Сынок, – снова вступила в разговор неугомонная старушка, – а если я тебе полтинник дам, уйдешь в другой вагон?

– Полтинник? – с интересом переспросил певец. – Это можно обсудить…

– Постой, парень! – оживился мужчина лет пятидесяти с красным обветренным лицом. – Это что же выходит? Допустим, мамаша уже твое творчество неоднократно слышала, и оно у нее сидит в печенке и других внутренних органах, а я, может, хочу послушать! Так что вот тебе стольник – и продолжай!

– Видишь, мамаша, народ желает искусства! – радостно сообщил певец и снова развернул аккордеон.

Но тут проснулся худощавый человек с руками в наколках и свистнул в два пальца:

– Ты, народное дарование, ты мне спать мешаешь! Чтобы через шесть секунд я тебя не видел в ближайших окрестностях, иначе я не отвечаю за последствия!

– Извиняюсь, все понял! – И народного исполнителя словно ветром сдуло.

Однако тишина была недолгой. Не прошло и десяти минут, как в вагон вошла здоровенная тетка с огромной клетчатой сумкой «мечта оккупанта».

Тетка шлепнула сумку на пол вагона, подбоченилась и закричала зычным, хорошо поставленным голосом:

– А вот кому лифчики седьмой-восьмой номер включительно! А вот кому носки и колготки шерстяные теплые на холодное время года, в нашем климате с августа по июнь включительно! А вот кому сумки-авоськи незаменимые, в сложенном виде помещаются в кошелек, в разложенном вмещают до сорока килограмм картошки включительно! А вот кому плащи-дождевики всех цветов, от красного до фиолетового включительно! А вот кому пластырь медицинский для любых надобностей от пореза до скандала с мужем включительно!

Какая-то пассажирка средних лет окликнула торговку:

– Женщина, мне бы лифчик, только как же тут примерить?

– А зачем примерять? – Торговка прищурилась. – Я вам, женщина, без всякой примерки скажу – вам надо восьмерочку брать, у меня глаз-алмаз! Пятнадцать лет торгую, ни разу не ошиблась!

Произошел короткий обмен по принципу «деньги-товар-деньги», и разносчица двинулась дальше.

– Тетенька, – окликнула ее Лола, – иди сюда!

– Ну, чего тебе? – Тетка подошла к Лоле, оглядела ее с ног до головы и проворчала: – Лифчик тебе пока без надобности, у тебя его надевать не на что, авоська тоже ни к чему по причине семейного положения…

– Тетенька, мне бы для друга подарок. У него, понимаешь, день рождения нарисовался, если ничего ему не подарить, сильно обидится, а я на него виды имею. Только, тетенька, – Лола шмыгнула носом, – у меня денег негусто, так мне бы что подешевле…

– Бери носки, – авторитетно предложила коробейница. – Носки мужику всегда пригодятся, они на них горят, как спички. Опять же, в новых носках с ним будет приятнее иметь дело.

– Носки это хорошо, – одобрила Лола. – Носки – вещь полезная. А сколько же они стоят?

– Если х/б – по пятнадцать рублей пара, если шерстяные, на холодное время – по пятьдесят.

– Лучше бы, конечно, шерстяные, – вздохнула Лола. – У вас тут почти все время холодное. Только уж больно дорого. Нельзя ли как-нибудь скидку сделать?

– Ты откуда же такая умная? – заинтересовалась торговка.

– Из Черноморска, – честно ответила Лола.

Она действительно родилась и выросла в прекрасном городе на берегу Черного моря и сохранила к своему родному городу самые теплые чувства.

– Ну?! – Тетка оживилась. – Так и я из Черноморска! Ты где в Черноморске жила?

– На Вокзальной улице, возле памятника Чапаеву!

– Ну?! А я – на Парковой, возле рынка! Так мы с тобой, выходит, почти соседки!

– Выходит так, тетенька!

– И давно ты тут?

Торговка опустилась на скамью рядом с Лолой. Скамья жалобно скрипнула под ее тяжестью.

– Да уж третий месяц, – Лола вздохнула. – У меня здесь тетя живет, практически родная, я думала, поможет по-родственному, хоть коечку выделит, приехала к ней, позвонила в дверь, а она мне говорит: я, говорит, тебя не звала, у меня тут не постоялый двор и не школа-интернат для слаборазвитых, так что езжай, племянница, откуда приехала, и передавай привет родным местам.

– Бывают же такие люди! Ну, и как же ты? – с живейшим интересом осведомилась торговка.

– Ну, нашла я одну старушку, сняла у нее угол, место хорошее, возле Удельной, да только дорого очень. Деньги у меня кончаются, работы не найти… а вот вы, тетенька, много ли зарабатываете? – Лола с интересом взглянула на клетчатую сумку.

– Ну, это как повезет, день на день не приходится. От погоды зависит, от дня недели… Бывает, что почти ничего, а бывает, что и две тыщи наторгую.

– Две тыщи?! – завистливо повторила Лола. – За один день? Это надо же, какие деньги! Вы, тетенька, наверное, уже миллионер!

– Ну, уж ты скажешь! – пригорюнилась торговка. – Еле концы с концами свожу.

– А как бы мне на такую работу устроиться?

– Да ты для такой работы больно хлипкая, – торговка с сомнением оглядела Лолу.

– Да нет, тетенька, это я только с виду такая, а так я крепкая! Я сколько раз папашин «Запорожец» из грязи вытаскивала… а когда сосед наш, Лев Борисович, рояль из магазина привез…

– Да и голос тут надо сильный… – сомневалась разносчица.

– Насчет голоса вы не думайте! У нас в Черноморске все голосистые, вот прямо как вы, к примеру. Я дома, бывало, на одном конце города спрошу, который час – мне с другого отвечают. Хотите, покажу? Только тут стекла не очень чтобы крепкие… – Лола с сомнением взглянула на окна электрички.

– Нет, не надо! – остановила ее тетка. – Мне тут еще работать, мне неприятности с начальством ни к чему. Ну ладно, если уж ты такая хваткая – я тебя научу, мне не жалко. Тем более, раз уж мы с тобой землячки.

– Вот спасибо! – обрадовалась Лола.

– Рано ты спасибо-то говоришь! Тут ведь у нас какая система – денег тебе никто не платит, наоборот, самой на свои деньги нужно товар покупать. А ты говоришь, у тебя денег не осталось…

– Ну, немножко еще есть, показать, где спрятаны?

– Это мне ни к чему! – отмахнулась торговка. – Главное, товар взять хороший, ходовой. А то я по первости взяла вязаные шапочки, польстилась на дешевизну, ходила с ними чуть не месяц – никто не берет, потом сообразила, что все их сами вяжут. Так что главное, землячка, с товаром не промахнуться.

– А где ж его взять? – не унималась Лола. – Неужто в магазине?

– Да ты что, соседка? – Торговка рассмеялась. – Ну, ты тундра! Хотя откуда тебе ума набраться. Если товар в магазине брать, так тебе за него еще доплачивать придется! Товар надо на оптовом складе брать, и то не на всяком. Вот тут-то, соседка, самая главная хитрость – в какой день на какой склад идти. По понедельникам – на тот, что возле Балтийского вокзала, там в этот день платки и шарфики завозят, опять же, передники кухонные. По средам – возле Круглого рынка, там белье. А самое главное – по пятницам на склад возле Витебского, там самый главный товар набирают – носки, колготки. Опять же, пятница – самый важный день, потому как перед выходными. В выходные, соседка, в два раза больше наторговать можно, чем в будние. Так что только знай – поворачивайся!

«Пятница! – подумала Лола. – На той накладной, обрывок которой Леня нашел в сумке на колесиках, стояла дата четырнадцатое октября, а это была как раз пятница!»

– Спасибо вам, тетенька, – поблагодарила она торговку. – Спасибо вам за науку. Только еще адрес тех баз скажите.

Она записала адреса оптовых баз и сердечно распрощалась со своей общительной землячкой.

– Ну, что тебе удалось узнать? – с порога накинулся на нее Леня. – Или зря потратила время?

– Отчего же зря, – гордо выпрямившись, ответила ему боевая подруга. – Я теперь, Ленечка, на новую дорогу выхожу. На светлый путь. Если ты со мной будешь грубо и невежливо обращаться, я собственное дело открою. Меня сегодня умные люди научили, как можно чуть ли не две тыщи в день зарабатывать!

– Долларов? – поинтересовался Леня.

– Это неважно, чего! Важно сколько! И еще, Ленечка, я тебе подарок принесла. Только ты мне должен заранее пообещать, что ты мой подарок будешь носить. Желательно каждый день.

– Ну, не знаю… – замялся Маркиз. – Это смотря какой подарок…

– Ну, ты же знаешь, Ленечка, я тебе плохого не подарю! Ну, пообещай, чего тебе стоит?

– Ну, ладно… показывай, что там у тебя!

Лола жестом циркового фокусника вытащила из своего рюкзачка ярко-зеленые носки с вышитыми на них котами.

– Вот, Ленечка, носи на здоровье!

– Что?! – Ленины глаза полезли на лоб, он на полминуты лишился дара речи, а потом возмущенно заголосил: – Что?! Ты хочешь, чтобы я носил зеленые шерстяные носки?!

– Но Ленечка, ты же обещал! – замурлыкала Лола и почесала своего компаньона за ухом.

– Мало ли, что я обещал! – гремел Леня. – Об этом не может быть и речи! Лучше смерть, чем это!

– Но Ленечка, ты только посмотри на этого кота! – не унималась Лола.

– На какого еще кота? – возмущенно фыркнул Маркиз.

– Ну, ты же видишь – на них вывязаны коты.

– Ужас какой!

– Ничего не ужас! Вот этот кот, посмотри, он удивительно похож на Аскольда.

– Где? – Леня уставился на носок и допустил грубую, непростительную ошибку. Он прекрасно знал, что в споре с Лолой, как и с любой другой женщиной, никогда ни с чем не нужно соглашаться. Нужно все отрицать – отказываться даже от собственного имени. Стоит согласиться хоть с чем-нибудь – и все, спор проигран.

– Да, действительно, – удивленно проговорил он, разглядывая черного вязаного кота. – Правда, похож на Аскольда!..

– Ну, вот видишь! – обрадовалась Лола. – Ты должен их немедленно надеть, Аскольду будет очень приятно!

Тут из-за холодильника неспешной походкой выплыл сам Аскольд. Он выразительно посмотрел на хозяина – что, звали?

– Аскольдик, ну, скажи этому ужасному человеку, что тебе будет приятно, если он наденет носки с твоим портретом! – обратилась к коту Лола.

Аскольд посмотрел на нее туманным взглядом и застенчиво мурлыкнул.

– Ты видишь, Ленечка? Он тебя тоже просит!

– И ты, Аскольд! – Леня тяжело вздохнул и отправился в свою комнату. Через пять минут он выглянул оттуда и проговорил: – Лолка, а все-таки, что тебе удалось узнать?

– А носки надел?

– Надел, надел! – Леня неохотно продемонстрировал ногу в зеленом носке.

– Ой, Ленечка, они тебе очень идут! – восхитилась Лола. – Уверяю тебя, скоро с твоей легкой руки… то есть ноги, такие носки будут носить самые модные люди города!

Леня только тяжко вздохнул, помня о том, что пятница послезавтра, и, стало быть, спорить с Лолкой ему не с руки, а то не пойдет она на склад ни за какие коврижки.

В четверг Лола совершенно озверела без необходимых телефонов и решила все же попробовать наведаться в клинику к Алене Коноплянко. С утра она позвонила в квартиру Коноплянко, и снова прислуга коротко ответила, что Алена Сергеевна в больнице.

«Очень хорошо, – подумала Лола, – не зря проезжу».

– Лолка, ты куда это такая расфуфыренная? – удивился Леня, увидев свою боевую подругу при полном параде.

Лола сделала все, чтобы по ней было видно всем и каждому – женщина она не то чтобы просто небедная, а вполне себе состоятельная. Точнее, не она сама, а ее муж. Муж, стало быть, зарабатывает денежки в поте лица, а его жена умеет с толком эти деньги потратить. Лола даже надела серьги с большими бриллиантами, чего никогда не делала, направляясь куда-нибудь днем. Носить бриллианты днем – в клинику, в офис, на деловую встречу – как известно, дурной тон.

– Насчет аварии, – туманно ответила Лола, она не хотела признаваться своему компаньону и боевому соратнику, что потеряла мобильник. Дело, конечно, житейское, но вовсе незачем давать против себя Леньке такой козырь. Станет потом говорить, что она забывчивая, рассеянная и вообще Маша-растеряша.

Машину Ухо починил, но сегодня Лоле требовалось что-то пошикарнее, поэтому Ухо выделил ей во временное пользование очень миленький двухместный синенький «ягуарчик».

Лола с шиком припарковала машину возле здания клиники доктора Мовсесяна. Здание впечатляло – большой особняк с колоннами, выкрашенный жизнерадостной розовой краской, красивое крыльцо с коваными чугунными перилами, двойная дверь, отдаленно напоминающая портал средневекового храма. Над дверью Лола заметила глазок камеры. Что ж, все как полагается.

Лола незаметно огляделась. Леня Маркиз учил ее: прежде чем соваться в незнакомое место, обязательно определиться – где вход, где выход, есть ли камеры, а также охрана. Камера в данном случае была одна, охранник мелькнул в крошечной стеклянной будочке на стоянке.

Здание было довольно большим, половину его огораживал железный забор, прикрытый с обратной стороны непрозрачными пластиковыми щитами, так что не было видно, что там находится. Лола подняла голову и решительным шагом направилась к двери.

За дверью находился просторный холл – с мягкими креслами, зеркалами и экзотическими растениями в кадках. О том, что посетитель попал не в дорогой отель, а в клинику, напоминала отгороженная стеклом стойка регистратуры и эффектная блондинка, облаченная в белоснежный халатик.

Лола шумно втянула воздух и облокотилась о стойку.

Последующие двадцать минут несчастная блондинка запомнила как самые ужасные в своей жизни. Лола безапелляционным тоном потребовала, чтобы ее провели к доктору Мовсесяну. На робкое замечание блондинки о том, что Левон Акопович принимает только по предварительной записи, Лола, не моргнув глазом, потребовала главврача. Выяснилось, что главврач – это именно доктор Мовсесян, и он тоже на данный момент принять Лолу никак не может.

Из того, что ей в прошлый раз бормотали по телефону, Лола сделала вывод, что «Медикор» – клиника общего профиля с уклоном к психическому здоровью. Среди специалистов назывались такие врачи, как психотерапевт, ароматерапевт, иридотерапевт и врач-релаксолог. Никакой пластической хирургии – там все же врач должен представить конкретные результаты своего труда. Эту клинику посещали исключительно богатые дамы, у которых от безделья болела душа. В клинике лечили синдром усталости от постоянного посещения тусовок, синдром потери интереса к жизни, когда все курорты уже изъезжены, и ничего нового не найти, а также синдром дежавю, когда модные магазины во всех точках земного шара кажутся совершенно одинаковыми.

Лола трясла бриллиантами и ненавязчиво показывала дорогие кольца, говорила ужасным ненатуральным голосом, растягивая слова, но девушка за стойкой стояла насмерть – она ничего не может сделать, посещения доктора Мовсесяна осуществляются только по предварительной записи. А сейчас вообще неприемные часы, так что придется Лоле прийти завтра. Или послезавтра. А сейчас можно посетить релаксолога или иридотерапевта.

– Не нужно! – отмахнулась Лола. – Не нужен мне никакой иридо… как его там. Кстати, что это такое?

– Это лечение цветами! – бодрым тоном воскликнула блондинка. – В смысле, цветом. Например, красный цвет вызывает устойчивое повышение тонуса, зеленый – спокойствие и умиротворение, синий – душевное равновесие.

– Ясно.

– Но я объясняю просто, на самом деле это целая наука! – не унималась блондинка. – Вы только попробуйте!

– Мне нужен доктор Мовсесян! – рявкнула Лола. – Мне его рекомендовали! Записывай на послезавтра! И… кофе в этом гадюшнике подают? От твоей болтовни голова разболелась.

– Конечно! – радостно воскликнула блондинка, осознание того, что Лола сейчас уйдет, придало ей сил. – У нас кафе дальше по коридору. Но если вы хотите, я позвоню, и принесут сюда, в холл.

– Сама найду! – буркнула Лола и ушла, не прощаясь.

Она прошла по коридору, который оказался не таким длинным, как она предполагала. В самом конце было небольшое кафе – несколько столиков, кофеварка и стойка с безалкогольными напитками. Лола призвала на помощь свой глазомер и прикинула, что здание на самом деле гораздо длиннее. Напротив кафе была лестница. Лола поднялась на второй этаж, там находились кабинеты врачей. И коридор был еще короче, потому что в конце его располагался небольшой зимний сад. Лола вздохнула и поднялась на третий этаж. И как оказалось, правильно сделала, потому что если на первом и втором этажах она уперлась в аккуратно покрашенную стену, то здесь она увидела железную дверь. Дверь была без ручки и выкрашена под цвет стены, чтобы не слишком бросалась в глаза. Но Лола зорким взглядом усмотрела неприметный зеленый огонек и щель электронного замка. Чем его открывают? Карточкой? Ключом? Набирают специальный код? Говорят секретное слово?

– Простите, – обратилась к ней проходящая медсестра, – вам помочь?

– Да-да, – Лола рассеянно улыбнулась, – я ищу туалет.

Возле туалета была еще одна дверь, Лола легко открыла ее английской булавкой, которую всегда носила с собой. За этой дверью была обычная бельевая. На стеллаже лежали стопками простыни, полотенца и салфетки, на кронштейне висели отглаженные белые халаты и зеленая форма медсестер. Лола на всякий случай сдернула один комплект с вешалки, скатала и убрала в объемистую сумку, после чего посчитала, что ничего больше здесь не выяснит.

Она вышла из клиники и села в свою машину. Неторопливо тронувшись с места, она объехала здание клиники и притормозила с другой стороны. Там был такой же непрозрачный забор. И никаких ворот и калиток. Лола не стала задерживаться, отъехала в переулок и затаилась в машине, на всякий пожарный случай переодевшись в форму медсестры и вытащив из ушей бриллиантовые серьги.

Прошло еще некоторое время, Лола приуныла и хотела уже тронуться восвояси, как говорят, несолоно хлебавши, но тут к забору подъехал белый микроавтобус. Лола мигом вытащила из бардачка театральный бинокль и приникла к окулярам. Машина напоминала автомобиль «Скорой помощи», но без красных крестов по бокам. Вместо них была нарисована синяя змея в круге и надпись «Медикор».

Из машины выпрыгнул мужчина в обычном костюме и протянул руки. На него буквально выпала внушительных габаритов дама в розовом спортивном костюме. Волосы у дамы тоже были почему-то розовыми. Лоле издалека было видно, что дама не первой молодости. И даже не второй. За дамой выпрыгнула из машины девушка в такой же форме медсестры, что была на Лоле.

– Куда… куда… – закричала дама в розовом, – куда вы удалились?

– Пошли в сортир и утопились, – не слишком вежливо ответил мужчина, – проходите уж, Анфиса Паллна, не стойте на холоде, а то простудитесь.

Девушка выхватила из машины пушистый клетчатый плед и заботливо закутала им даму в розовом, затем пошарила рукой по забору, и в нем немедленно открылась узенькая калиточка. Вся компания мигом втянулась в нее, причем даму едва пропихнули. Калитка закрылась, микроавтобус тут же уехал.

Лола выскочила из машины и перебежала дорогу. Остановившись примерно там же, где стояли предыдущие посетители, она провела рукой по забору. И с третьего раза нашарила крошечную кнопку.

– Что еще? – послышался недовольный голос.

– Анфиса Паллна сережку в машине потеряла! – В доказательство своих слов Лола потрясла своим бриллиантовым булыжником.

Хоть она и не видела камеры, несомненно, та наличествовала.

– Это Жеребцова теща? – уточнил голос.

– Она самая.

Калитка открылась, Лола проскользнула в нее, пробежала по дорожке и зашла в здание клиники, входная дверь была открыта.

– В приемную они пошли! – сказал Лоле шкафоподобный охранник. – А ты что – новенькая?

– Ага, – крикнула Лола на бегу.

Однако к приемной она не свернула, а увидела лестницу и поднялась на второй этаж.

Если в том, общедоступном крыле клиники на втором этаже располагались кабинеты врачей, то здесь, как правильно подумала Лола, были палаты пациентов. Лола насчитала восемь дверей, по четыре с каждой стороны. Правильно, это же все-таки не муниципальная больница на пятьсот коек.

Лола шла, ища какие-нибудь знаки на дверях, но там были только номера, по левой стороне – четные, по правой – нечетные. Дальше коридор поворачивал. И вдруг послышались голоса, и из-за поворота появился мужчина, при виде которого Лола покрылась от страха холодным потом. Мужчина был вальяжен и полноват, и одет модно и дорого. Лола сразу же узнала в нем мужа пострадавшей Алены Антона Степановича Коноплянко. Именно этот человек явился на место аварии по звонку, схватил Алену и увез ее в эту клинику, Лола помнила, как от натуги покраснела его шея. Сейчас мужчина тоже был красен, хотя ничего не нес в руках. Вот интересно, пришел к больной жене, так хоть цветочков бы прихватил. Или фруктов – просто как знак внимания.

Все эти мысли промелькнули у Лолы в голове со сверхзвуковой скоростью, она страшно испугалась, что мужчина тоже ее узнает. А если даже не узнает, то обратится с каким-нибудь вопросом, как к местному персоналу. А она понятия не имеет, чего он хочет, так что запросто может попасть впросак.

За десятую долю секунды до того, как мужчина обратил на нее взгляд, Лола юркнула в дверь ближайшей палаты, на ней была цифра пять. Она успела еще подумать, что господин Коноплянко наверняка идет к жене, и что будет, если она находится именно в пятой палате, но отогнала эту мысль, понадеявшись на свое везение.

Так и оказалось, тяжелые шаги остановились у предыдущей двери.

Лола огляделась. Палата представляла собой не слишком большую, но светлую комнату. Сотрудники клиники даже постарались придать ей некоторый уют. Были в палате низкий столик и два кресла с приличного цвета обивкой, также встроенный шкаф и небольшая этажерка, где лежали журналы и несколько книг в ярких обложках. Занавески на окне были под стать обивке, на чисто вымытом подоконнике стоял букет белых роз в вазе золотистого стекла. Все вместе производило вполне приятное впечатление.

Лола перевела взгляд на кровать, которая, собственно, и напоминала о том, что здесь больничная палата, а не гостиничный номер.

Кровать была, несомненно, больничной, на спинке прикреплена была табличка с какими-то записями, рядом находился большой сложный агрегат. Лола не слишком разбиралась в медицинском оборудовании, однако когда-то давно, учась еще в Театральном институте, она играла медсестру в пьесе Фридриха Дюрренматта «Физики». Преподаватель их упрямо хотел добиться правды жизни и с этой целью водил студентов на экскурсии в разные больницы. Так что сейчас, посмотрев на прибор, Лола заметила экран, по которому змеилась яркая линия. Прибор, несомненно, работал. От него отходили какие-то провода, которые шли к лежащей на кровати женщине. И хоть на голове ее было странное сооружение, похожее на маску, Лола сразу поняла, что перед ней не Алена Коноплянко. Об этом свидетельствовала и надпись на табличке.

«Галкина Илона Михайловна», – было написано там, а дальше какие-то цифры и латинские названия лекарств.

Женщина крепко спала, то есть глаза ее были закрыты, дышала она ровно и глубоко. Линии на экране прибора продолжали ритмично змеиться и опадать, ползли мелкими волнами и вздымались вдруг огромным верблюжьим горбом.

Удивляясь собственной сообразительности, Лола вспомнила какой-то телесериал и поняла, что так на экране прибора изображается звук человеческого голоса, то есть таким сложным образом больной что-то внушают во сне. Ну да, клиника-то с психическим уклоном, доктор Мовсесян потихоньку вправляет мозги своим пациенткам. Там, в общедоступной части клиники, дамы довольствуются аромо– и иридотерапиями, а тут дела посерьезнее.

Лола невольно поежилась, все же это очень неприятно, когда кто-то копается у тебя в мозгах. А вдруг он все перепутает и внушит что-нибудь не то? Хотя, может, у этой больной как раз в голове все перепутано, и доктор хочет это все поставить на место и привести в порядок. А на вид нормальная женщина, бледная только очень. Ну, психи все нормальные, когда спят.

Лола еще раз оглядела комнату и увидела вторую дверь, надо понимать, санузел. Сама не зная зачем, она сунулась туда.

Санузел как санузел – унитаз, кабинка душевая, зеркало большое, плитка кафельная. Все чисто и аккуратно. Удивляла только другая дверь, напротив той, в которую вошла Лола. Ей не понадобилось много времени, чтобы сообразить: санузел общий для двух палат, в данном случае для пятой и седьмой. И именно в седьмую палату вошел муж Алены Коноплянко, то есть там она и находится.

Лола тихонько повернула задвижку на двери и приоткрыла ее на малюсенькую щель. И тут же услышала крик. Орал муж.

– Ну, сколько же тебе надо твердить одно и то же? Ну, ты что – хочешь, чтобы у меня фирму отобрали?

– Ну, Тошик… – послышался слабый голос Алены.

– Ведь наехала баба по полной программе! – не слушая, продолжал он. – Ведь в суд она грозится подавать, а если так, то потребует несусветные деньги! А у нее лапа какая-то в Комитете по финансам, запросто могут мне кислород перекрыть! Ты что хочешь, чтобы я фирмы лишился? Ты этого хочешь?

– Но Тосик… – пыталась вклиниться в гневный монолог Алена, – но я не…

– Вроде бы не полная дура! – гремел муж. – Так за каким чертом подружке натрепала, где ты находишься! Мозги, конечно, у тебя куриные, но тут и соображать ничего не надо – только меня слушать!

Лола за дверью жутко возмутилась – попробовал бы с ней муж разговаривать в таком тоне! И совершенно неважно, что у нее нет мужа, дело вовсе не в этом! А может, как раз в этом, потому что она – самостоятельна и независима, поэтому никому и никогда не позволит так с собой обращаться. Даже Леня Маркиз, если очень на нее рассердится, и то никогда не позволяет себе такого! А тут… пускай у этого Коноплянко неприятности, но жена все-таки неважно себя чувствует, и такими словами нельзя ее оскорблять.

Тут до Лолы дошло, что никаких неприятностей у господина Коноплянко нету, то есть, конечно, может, они и существуют, но вовсе не со стороны Лолы. Не собирается она на него наезжать и в суд подавать не собирается, потому что с лицом у нее все в порядке (тьфу-тьфу, чтоб не сглазить). Так за каким бесом Антон Степанович запер свою жену в клинику, хотелось бы знать?

Что она серьезно больна – непохоже. Потому что тут, в этой клинике, травму черепа не лечат, для этого другие врачи нужны. А если она просто так отдыхает, то отчего нельзя никому звонить? Для чего эти тайны мадридского двора?

И ведь не объяснить его вопли чисто воспитательными соображениями, теперь Лола чувствует по голосу, что муж Алены здорово злится. Ну, не из-за машины же его так разобрало!

За дверью между тем послышалась какая-то возня.

– Где он? – рычал Коноплянко. – Где мобильник?

– Но Тося, я же говорю тебе, что у меня нет телефона! И я не звонила Ольге! – вскрикнула Алена. – Никому не звонила! Ты что – мне не веришь? Ой, больно.

– Что здесь происходит? – услышала Лола уверенный голос, несомненно, принадлежащий человеку южного типа.

Как уже говорилось, Лола прекрасно разбиралась в голосах, акцентах и диалектах, поэтому посчитала вошедшего доктором Мовсесяном. И не ошиблась.

Доктор с первого взгляда производил неизгладимое впечатление. Был он не слишком высок ростом, зато с пышной седоватой гривой и яркими темными глазами, похожими на две большие маслины. Еще имел доктор большой нос с горбинкой и красногубый рот. Этот самый рот как-то выпадал из общего впечатления, уж слишком красными были губы, Лола не могла отделаться от мысли о вампирах. Хотя, конечно, белый халат очень доктора облагораживал.

– Что здесь происходит? – строго повторил доктор. – Антон Степанович, разве я не предупреждал вас, что больной нужен полный покой?

– Я не больная, – послышался запыхавшийся голос Алены, – Левон Акопович, я хорошо себя чувствую, отпустите меня домой!

– Конечно, дорогая, конечно, – в голосе доктора появились мягкие, воркующие нотки, – вы просто немного устали, у вас был шок, вам нужен покой и тишина. Вы полежите, попринимаете витаминчики, а мы пока понаблюдаем за вашей головкой. Ничего страшного, человеческий организм – очень надежная машина, вы быстро восстановитесь, и мы вам в этом поможем.