Текст книги "Тайна старой газеты"

Вспомнив, что давно уже собиралась разморозить холодильник, она отправилась на кухню. Бейсик, естественно, увязался за ней и выразительно уставился на пустую миску.

– Как? Уже? – изумилась Надежда. – Я же буквально полчаса назад ее наполнила!

Кот возмущенно мяукнул: мол, и вовсе не полчаса! И вообще, у меня молодой, растущий организм, и меня нужно кормить семь… ну, в крайнем случае пять раз в день!

– Да уж молодой! – отмахнулась от него Надежда. – А витамины почему-то принимаешь для котов пожилого возраста.

Не обращая внимания на вконец разобидевшегося кота, она выдвинула нижний ящик холодильника и обнаружила давно забытый ананас. Она купила его неделю назад и хотела разрезать перед ужином, но отвлеклась и забыла.

«Это же надо – забыла про ананас!» – подумала Надежда, разглядывая экзотическую шишку, которая на одном конце начала уже немного подгнивать.

Узор из выпуклых ячеек на ананасе что-то ей напомнил… Тут она сложила два и два – и сразу вспомнила, что за цифры выписаны на листке.

Бросив ананас обратно в ящик, Надежда Николаевна захлопнула холодильник и помчалась обратно в кабинет мужа, чтобы проверить догадку.

Газеты по-прежнему лежали на полу, кот не успел до них добраться.

1, 1, 2, 3, 5, 8, 13, 21, 34, 55… – было выписано на листочке.

Ну да! Числа Фибоначчи!

Числовой ряд, изученный итальянским математиком Леонардо Пизанским по прозвищу Фибоначчи. Он ввел этот ряд, решая математическую задачу о количестве регулярно размножающихся кроликов.

Впоследствии многочисленные проявления этого ряда обнаружили в природе – в частности, в соответствии с числами Фибоначчи располагаются семена подсолнуха, сосновые шишки, лепестки некоторых цветов, листья деревьев и – внимание – ячейки на поверхности ананаса.

Поэтому подпортившийся ананас и навел Надежду на мысль о последовательности Фибоначчи, которую она изучала в институте, когда проходила курс математического шифрования.

Но что это значит? Это не может быть случайным совпадением. Вероятность такого совпадения для ряда из четырех чисел меньше одной тысячной, для ряда из семи чисел уже меньше одной миллионной, а дальше вообще стремится к нулю…

«Все-таки высшее техническое образование не проходит бесследно», – с удовлетворением подумала Надежда Николаевна.

Значит, тот, кто поместил числа Фибоначчи в выходные данные газет, ставил перед собой какую-то цель. Но какую?

Может быть, в этих газетах зашифрован какой-то текст, какое-то сообщение, и для кодирования использовали шифр на основе чисел Фибоначчи?

Надежда вспомнила, что в большинстве таких шифров первоначально выбирается только последний знак числа и дальше на основании новой последовательности строится выборка, при помощи которой можно прочесть зашифрованный текст.

Она выписала последние знаки из ряда Фибоначчи: 1, 1, 2, 3, 5, 8, 3, 1, 4, 5, 9…

Теперь нужно было найти только текст, из которого следовало выбирать соответствующие буквы… Однако что это за текст, Надежда не представляла.

Таким образом, у нее в руках был ключ, но она понятия не имела, какую дверь этот ключ открывает.

Зато теперь Надежда Николаевна точно знала, что столкнулась с очередной загадкой и не успокоится, пока ее не разгадает.

В ванной ее настиг звонок мужа. Он сказал, что поезд подошел вовремя, проводница симпатичная и сосед по купе с виду человек приличный и тихий. Надежда пожелала Сан Санычу счастливого пути, а он ей в ответ – спокойной ночи.

Кот уже занял свое место в кровати, чего Надежда, в общем, не одобряла, но сегодня решила смириться.

– Ладно уж, – она почесала его за ушами, – пока Саши нет…

Ночью ей снился странный сон: все числа Фибоначчи в образе людей в странной черно-белой форме выстроились в ряд, но Надежда знала, что они всё сделали неправильно, и замучилась, отыскивая ошибку. Поэтому утром, попивая кофе, она точно знала, что это дело так не оставит.

Вымыв оставшуюся после завтрака посуду, подметя пол и запустив стиральную машину, Надежда Николаевна на мгновение задумалась… и осознала, что сидит за столом перед теми же злополучными газетами.

Однако они не спешили открывать свою тайну, и Надежда решила начать с малого – найти те квартиры, куда эти газеты в свое время были доставлены.

Конечно, маловероятно, что почти через полвека в них живут те же самые люди, но чем черт не шутит?

Тут позвонила Вероника Павловна, и Надежда очень обрадовалась, что ей лучше.

– Как вы? – спросила она.

– Да ничего, – вздохнула старая адвокатша, – только скучно очень. Все есть, даже телевизор в палате, да что там смотреть-то? А читать без очков не могу.

– У меня ваши очки, собаченция Анатолия на них наступила, но не сломала, а только погнула.

– Принеси, Надя, а то я сыну говорила, где запасные лежат, а он не нашел.

– Да когда эти мужчины могут что-то найти? – поддакнула Надежда Николаевна. – Им все надо в руки положить и под нос подставить!

Вероника Павловна заметила, что хорошо бы прийти в больницу после двенадцати, а то с утра обходы и разные процедуры, спокойно поговорить не дадут. И Надежда решила, что у нее есть время кое-что поразведать.

На газете от первого января наискосок был написан адрес: Кузнец. 24–42, то есть Кузнецовская улица, дом двадцать четыре, квартира сорок два. Совсем рядом, так что, по крайней мере, много времени она не потеряет.

Надежда торопливо оделась и под осуждающим взглядом Бейсика покинула квартиру.

Кузнецовская улица и впрямь располагалась неподалеку, но оказалась очень длинной, и Надежда Николаевна шла по ней минут сорок, прежде чем увидела на очередном доме табличку с номером 22. По логике, следующий дом должен быть двадцать четвертый, тот самый, который искала Надежда… но не тут-то было!

Следом за двадцать вторым домом стояло какое-то непонятное строение без окон и дверей, на котором красовался номер 22-В.

Почему именно В?..

Надежда Николаевна прошла еще сотню метров – и оказалась рядом с блочной пятиэтажкой, на которой вообще не было номера. Зато перед этим домом стояла плотная широколицая тетка пенсионного возраста, чем-то неуловимо похожая на соседку Антонину Васильевну.

Надежда подумала, что эта женщина не может не знать номер дома, и задала ей соответствующий вопрос.

Женщина взглянула на нее неодобрительно и нехотя ответила, что этот дом – двадцать восьмой.

– Как двадцать восьмой? – удивилась Надежда. – Почему двадцать восьмой? А где же двадцать четвертый и двадцать шестой? Я с той стороны шла, там только двадцать второй и еще какой-то непонятный двадцать два В…

– Двадцать два В – это трансформаторная будка, – авторитетно сообщила незнакомка.

– Допустим, так и есть, а где же двадцать четвертый и двадцать шестой дома?

– А вам, женщина, какой нужен? Двадцать четвертый или двадцать шестой? Потому что двадцать шестого дома вовсе нет…

– То есть как – нет? Двадцать восьмой есть, а двадцать шестого нет? Разве так бывает?

– Выходит, бывает. Когда эту улицу застраивали, сделали неверные расчеты. По плану домов было больше, а когда построили – места не осталось… Для двадцать четвертого еще нашлось, а двадцать шестой даже строить не стали.

– А где же двадцать четвертый?

– Вы обойдите этот дом, там будут гаражи, а за ними пустырь. По этому пустырю идет тропинка, она вас как раз к двадцать четвертому дому и выведет.

Надежда Николаевна уже была не рада, что отправилась на поиски, но раз уж пошла – нужно довести дело до конца.

Она поскорее поблагодарила незнакомку и отправилась восвояси, не дожидаясь вопросов, для чего ей нужен двадцать четвертый дом, кто у нее там – родственники или просто знакомые, а если знакомые, то отчего же она понятия не имеет, где они живут… А если идет по делу, то, откровенно говоря, этот дом такой, что у приличного человека там и дел никаких быть не может.

Женщина уже открыла рот, чтобы задать все эти вопросы, но Надежда благодаря многолетним тренировкам с Антониной Васильевной уже обогнула дом и действительно увидела десяток старых железных гаражей, возле которых большая мужская компания темпераментно обсуждала достоинства какого-то известного футболиста. Мужички покосились на Надежду неодобрительно – видно, это была их территория и женщинам вход сюда был запрещен.

За гаражами раскинулся пустырь, через который тянулась узкая тропинка. Пройдя по ней, Надежда Николаевна вскоре вышла к мрачному шестиэтажному зданию из темно-красного кирпича, возле которого посреди посреди тротуара стоял человек лет сорока в изящном черном пальто, застегнутом не на ту пуговицу. Из-под пальто выбивался темно-синий галстук с жирным пятном на самом видном месте. Мужчина смотрел перед собой бессмысленным оловянным взором и что-то тихо бормотал.

Услышав шаги Надежды, он вздрогнул, очнулся и обратился к ней:

– Женщина, дорогая женщина! Представьте, со мной случился такой казус: вчера я немного выпил…

– А мне кажется, много! – возразила Надежда, задержав дыхание и пытаясь обойти незнакомца.

Однако, он загородил ей дорогу и продолжил:

– Вы правы, наверное, я много выпил. Но дело не в этом. Дело в том, что сегодня мне не на что опохмелиться. Я вижу, вы добрая, внимательная женщина и не сможете пройти мимо чужого несчастья…

– Ну, по крайней мере, честно! – усмехнулась Надежда Николаевна.

В эту минуту из-за угла выбежал дворник, вооруженный уличным пылесосом, и бросился на мужчину в галстуке, направив на него мощную струю пыльного воздуха.

– Пошел вон, шайтан! – закричал он. – Сколько раз тебе говорил – не попрошайничай здесь!

Мужчина в галстуке ойкнул, взмахнул руками и умчался, как будто его сдуло струей воздуха.

Дворник проводил его взглядом и проговорил:

– И вот так каждый день! Гоню его, гоню, а он снова появляется! И ведь народу-то никого, а если кто пройдет, так все равно ему ничего не даст. А его сюда как магнитом тянет…

С этими словами он пошел дальше, сметая воздушной струей мусор и сухие листья.

Надежда подошла к дому и стала изучать список квартир возле подъезда. Список оказался странным, каким-то беспорядочным. На первом этаже располагались квартиры 2 и 4, на втором – 3, 5 и 6, на третьем – 8, 9 и 11, на четвертом – 12, 13 и 15, на пятом – 10 и 14, и, наконец, на шестом – всего одна квартира под номером 17.

Квартиры 1, 7 и 16 отсутствовали.

Это показалось Надежде странным, но так как ее интересовала только квартира 42, которой в этом подъезде точно не было, она отправилась на поиски других подъездов.

Второй подъезд Надежда Николаевна нашла без труда, но искомой квартиры и там не оказалось.

Значит, она должна находиться в третьем подъезде, логично предположила Надежда, однако третьего подъезда и вовсе не нашла, хотя обошла дом по часовой стрелке и на всякий случай в обратном направлении. Зато нашла прежнего дворника. На этот раз он был без пылесоса и кормил с руки тощую трехцветную кошку.

– Женщина, что это вы все ходите и ходите? – проговорил дворник, покосившись на Надежду. – Здесь не парк и не спортивный зал, здесь просто так ходить не положено! Или заходите в дом, или уезжайте прочь!

Надежда Николаевна хамство терпеть не могла, тем более такого немотивированное, и постоять за себя всегда умела, несмотря на интеллигентность и бабушкино воспитание. Вот что она этому дворнику сделала? Тоже мне, секретный объект! Но достойно ответить дворнику в данном случае было никак нельзя: дело прежде всего. Поэтому Надежда скроила самую покорную физиономию и вздохнула:

– Я бы зашла, да не могу найти нужную квартиру. У вас здесь все номера перепутаны.

– Это точно, дом старый, порядка нет! – Дворник ожидал, что она начнет ругаться, и уже приготовил достойный ответ, но поскольку Надежда Николаевна выглядела смирно, сменил гнев на милость. – А вам, женщина, какая квартира нужна?

– Сорок вторая.

– Сорок втора-ая? – переспросил он с какой-то явно неодобрительной интонацией. – А зачем это вам сорок вторая квартира понадобилась?

– А вы почему спрашиваете? Понадобилась, значит, понадобилась! – Надежда все-таки рассердилась на любопытного дворника. – Вы мне лучше скажите, где эта квартира находится.

– Где надо, там и находится! – отрезал тот, поджав губы. – Если вы не хотите сказать, зачем она вам нужна…

«Ну и характер!» – подумала Надежда Николаевна, однако, не желая возвращаться ни с чем, пару раз глубоко вдохнула-выдохнула и проговорила примирительным тоном:

– Ну, не обижайтесь, пожалуйста. Мне письмо пришло по ошибке, на нем адрес написан: Кузнецовская, двадцать четыре, квартира сорок два. Вот я и пришла это письмо отдать.

Отчего-то ей не хотелось говорить, что дело не в письме, а в газете сорокалетней давности.

– Ах, письмо! – Взгляд дворника потеплел. – Если письмо, тогда ладно. А то я подумал, что вы туда на вечеринку пришли.

– На вечеринку? – переспросила Надежда Николаевна. – Так, значит, квартира с таким номером все же есть, если там вечеринки устраивают?

– То-то и оно, что вечеринки устраивают, а квартиры нет! – замогильным голосом проговорил дворник.

– Как так? Я уже ничего не понимаю.

– И никто не понимает! В том-то и дело.

Дворник убедился, что смог произвести на Надежду сильное впечатление, и продолжил, понизив голос:

– Лет сорок назад, здесь появился странный человек. Почти каждый день приходил в этот дом, а в какую квартиру – никто не знал. А ведь это непорядок, правда?

Надежда Николаевна на всякий случай кивнула.

– А когда дворник его спросил, из какой он квартиры, тот ответил, что из сорок второй. Ну ладно… Потом к нему гости стали приходить – все из себя, в черных костюмах, в длинных платьях. Если их спрашивали куда, отвечали: в сорок вторую! На весь дом музыка, шум, как будто где-то гулянка, а где именно – понять невозможно! Всю ночь шумят, а под утро расходятся! Понятно теперь, кто это такой?

– Нет, не понятно, – честно ответила Надежда.

– Шайтан! – гордо заявил дворник. – Черт, если по-вашему.

– Ну а чем все закончилось?

– А ничем. Гости перестали к нему ходить, гулянки эти ночные прекратились, а потом и сам он пропал.

Надежда Николаевна мысленно усмехнулась. Вроде бы этот дворник не производил впечатления умалишенного. Ну, скучно человеку, вот он и болтает всякую ерунду, раз слушатель нашелся. И то сказать, не с кошкой же ему разговаривать? Нет, надо отсюда уходить, причем как можно быстрее.

– Значит, точно в этом доме нет сорок второй квартиры? – уточнила она напоследок.

– Куда уж точнее! Мне ли не знать, какие квартиры здесь есть, а каких нет.

На обратном пути Надежда Николаевна принялась размышлять об истории со старыми газетами, которая обрастала все новыми и новыми странными подробностями. Дорожно-транспортное происшествие, один в один повторяющее описанное в газете. Несуществующий адрес доставки. Вероника Павловна, схлопотавшая сердечный приступ, едва увидев одну из этих газет…

Кстати, нужно навестить ее в больнице, а заодно узнать, что именно произвело на нее такое сильное впечатление…

В больнице царили обычная суета и умеренное хамство, но Надежда Николаевна, минуя общую справочную, отправилась прямиком в платное отделение. Там по ошибке ее отправили в другой корпус, где сердитый охранник сказал, что пропуска к Веронике Павловне нет. Пришлось снова идти в справочное, и после долгих мучительных уговоров и пререканий Надежде выдали заветный картонный квадратик.

– Пускаем только родственников! – сказал насупившийся охранник. – Вы ей кто?

– Дочка! – не моргнув глазом соврала Надежда Николаевна, и охранник, как ни странно, отстал.

В отделении было потише и почище, все сестры были довольно приветливы, так что она сразу нашла нужную палату.

Увидев Надежду, Вероника Павловна очень обрадовалась, но не столько самой посетительнице, сколько очкам.

– Это же просто с ума сойти, что по телевизору показывают! – начала жаловаться она.

– Просто вы давно его не смотрели, отвыкли, – усмехнулась Надежда Николаевна.

На вопрос о своем самочувствии Вероника Павловна ответила уклончиво, мол, все сообразно возрасту, но, заметив недоверчивый взгляд Надежды, вздохнула и покорилась судьбе.

– Ох, Надя, все я про тебя знаю, тебя хлебом не корми, только дай какую-нибудь криминальную загадку разгадать.

– А есть загадка? – Надежда Николаевна вроде бы невзначай достала из сумки ту самую газету и разложила ее на кровати.

– Как не быть… – Вероника Павловна помолчала. – Ладно, скажу. Терзает меня эта история…

Она развернула газету и нашла на третьей странице черно-белую фотографию довольно плохого качества. Надежда едва разобрала, что на ней изображено. А изображена была стена дома с большим, красивой формы окном. Стало быть, не какая-нибудь пятиэтажка на окраине города. Возле дома стояли несколько человек, в основном пожилые – самые обычные, скромно одетые. В сторонке виднелась группа детей. У одного из мужчин был открыт рот и поднята рука – стало быть, речь говорил. Неподалеку стоял мужчина попроще, почему-то с молотком наперевес.

Надежда наклонилась и прочитала подпись под снимком:

– «Вчера в нашем городе была открыта мемориальная доска, которая увековечит память нашего замечательного соотечественника академика Шаргородского».

Доска была видна не полностью: «В этом доме с 1958 по 1981 годы жил и… …к Иван Петрович Шаргородский».

Вот почему один из мужчин был с молотком – доску прибивал, а тот, что на первом плане, наверное, мелкое начальство, ему по должности положено на таких мероприятиях присутствовать. А те, которые позади, судя по всему, пенсионеры из какого-нибудь клуба при жилконторе. И пионеров еще пригнали. Судя по всему, академик Шаргородский умер давным-давно, так что никаких соратников, коллег и учеников уже не осталось.

– И что? – Надежда оторвалась от созерцания снимка и повернулась к Веронике Павловне. – В чем, как говорится, подвох?

– А ты на окно посмотри!

И действительно, из окна выглядывал какой-то мужчина, верно, жилец, заинтересовавшийся происходящим. Он был молод, лет тридцати на вид, но совершенно лысый. Что ж, дело житейское, бывает, что и в двадцать лет люди лысеют.

– Слушай, – вздохнула Вероника Павловна, – около сорока лет назад было у меня дело… Не первое, конечно, но вела я его одна и потратила много сил. На несколько месяцев как села в процесс, так больше ничем вообще не занималась. Сын до сих пор мне то время вспоминает, в жизни, говорит, столько сосисок не ел! Тогда ведь еду в ресторане нельзя было заказать, на дом ничего не приносили и с продуктами было плохо.

– Да помню я… Все детство в очередях прошло…

– В общем, дело было резонансное – убийство на почве ревности. То есть моему подзащитному вменяли убийство из ревности, но он утверждал, что не виноват и жену свою не убивал. И взялась я его защищать…

Вероника Павловна снова замолчала, вглядываясь в далекое прошлое.

– Этому Журавлику – такая фамилия необычная – было двадцать восемь лет, но женаты они были уже лет шесть, тогда рано женились…

«Мне ли не знать, – мысленно усмехнулась Надежда. – Сама в двадцать два года замуж выскочила. А почему? По глупости. Жизни не знала, в человеке не разобралась, вот и не получилось у нас ничего. Нет, то есть Алена, конечно, получилась, хорошая выросла, и внучка уже есть…»

– Ты слушаешь? – вторглась в ее мысли Вероника Павловна.

– Извините… – Надежда Николаевна призвала себя к порядку. Может, Вероника Павловна и очень пожилая, и давно не работает, но выучка и опыт никуда не делись, так что она сразу чувствовала настроение собеседника.

– Значит, дело было так. Жили они сначала с родителями жены, потом те построили молодым кооперативную квартиру. Детей у них не было. Вроде бы и хотели, но ждали, когда квартирные условия улучшатся. А как улучшились, тут и начали они ссориться. Во всяком случае, так подруга убитой рассказывала, но в показаниях путалась и вообще была настроена против моего подзащитного. Все произошло под Новый год. Жену Журавлика нашли соседи. Утром первого января проспались, смотрят – дверь открыта. Сразу зайти постеснялись, потому что дом новый, друг с дружкой мало кто знаком… А как зашли – так и обалдели. Женщина лежала на кровати вся в крови, ей нанесли шесть ран ножом, две смертельные. Остыла уже, конечно. Потом в заключении написали, что смерть наступила в ночь с тридцать первого на первое. Ну, стали расследовать это дело. Опросили соседей, кто что слышал, но в новогоднюю ночь что можно услышать? Может, и кричали из квартиры, и мебель падала, только никто внимания не обратил – празднуют люди. Ну, конечно, первый подозреваемый всегда муж. Хватились, а его нет. Два дня искали, а потом сам появился. Не успел к дому приблизиться, как его взяли. Он ничего не понимал, спрашивал, что случилось. Оказалось, к матери он ездил, в Калинин, уехал поездом в ночь на тридцать первое, там Новый год встретил, на второе января отгул взял, раньше ведь только первого отдыхали, и третьего утром явился. Ну, конечно, взяли его в оборот, тем более других подозреваемых не было. Он на своем стоит, билеты туда и обратно предъявляет. А подружка жены на него наезжает по полной программе. Жена, дескать, с ним разводиться собиралась, они, говорит, совсем разные, детей нет, ничего их не связывало. А парень не спорит – да, говорит, жили в последнее время не очень дружно, оттого и уехал к матери, чтобы с родным человеком посоветоваться, как дальше быть.

– А вы ему верили? – спросила Надежда.

– Ну, Надя, адвокат ведь не словам верит, а фактам. А факты таковы, что билеты он предъявил и проводница в поезде его опознала, дала показания, что подсел он в Калинине точно. Мать, конечно, тоже спрашивали, но ее показаниям суд не поверил бы, мать что угодно скажет, лишь бы сына спасти. А Журавлик как приехал тридцать первого утром, так и застрял у матери в квартире. Друзья, одноклассники бывшие его звали, но он к ним даже не вышел, мать с ними разговаривала. Сказала, что приехал очень расстроенный из-за жены: дескать, она ему твердо заявила, что после праздников подаст на развод и якобы есть у нее на примете кто-то получше. Как Журавлик мне потом объяснил, стыдно ему было перед друзьями появляться, что он таким рохлей оказался, а врать не хотел. В общем, видела его только соседка по площадке, когда забежала к матери перед Новым годом не то за солью, не то за уксусом.

В палату вошла сестричка, принесла лекарства, проверила что-то и ушла.

– Ну, вышли мы на процесс, – продолжила Вероника Павловна, – прокурор мне сказал, что дело верное, и велел не пытаться доказать невиновность подзащитного, а только побеспокоиться, чтобы ему срок скостили. Ну, убийство из ревности, от пяти до восьми, он, прокурор, будет требовать восемь из-за отягчающих обстоятельств – все же шесть ножевых ран, а я должна упирать на то, что человек молодой, под следствием ни разу не был, характеризуется со всех сторон положительно, так что суд это учтет и даст пять лет. А там, может, и по досрочному выйдет, как получится… Я тогда спорить не стала, прокурор был старый, маститый, все его боялись, но на процессе все сделала по-своему.

Вероника Павловна закашлялась и махнула Надежде рукой, чтобы подала ей бутылку воды, стоявшую на столике.

– Я тот процесс запомнила на всю жизнь, – продолжила она, переведя дух. – Коллеги мне советовали прокурора послушаться, потому что, откровенно говоря, противный был мужик и очень злопамятный. В случае проигрыша мог здорово мне жизнь подпортить. И если честно, помогло мне то, что следствие очень плохо провели. Они, понимаешь, как узнали, какой прокурор будет на процессе, так и расслабились, потому что у него проколов не бывает. Следователь кого допросил? Соседей по дому, а дом, как я уже говорила, новый, никто никого толком не знал, так, здоровались просто друг с дружкой. Может, и ссорились супруги, только дома, на лестницу не выбегали и на балконе не орали. Родителей убитой, конечно, допросили. Они-то, конечно, настроены были против парня, но ничего определенного сказать не могли. Когда все вместе жили, молодые не ругались, Журавлик этот парень вежливый, теще по хозяйству помогал, и все соседи это подтвердили. Далее следователь опросил нескольких знакомых жены. С другим мужчиной ее никто не видел, и она никому не говорила, что у нее кто-то есть.

– Умная, стало быть, была, – усмехнулась Надежда Николаевна, – лишнего подружкам не болтала…

– А может, и не было у нее никого. Про другого мужчину знали только со слов ее закадычной подружки, она якобы была в курсе, но лично того мужчину не видела. Ну, подружку-то я на суде разделала под орех, – довольно усмехнулась Вероника Павловна. – Там, понимаешь, такая история. Дружили они все давно, еще с института, учились в одной группе. И вначале Журавлик вроде как с этой подружкой стал встречаться. Так, ничего особенного, и все же… Короче, если бы что серьезное было, то после замужества жена Журавлика не стала бы с этой подружкой отношения поддерживать. Ну я не поленилась, расспросила их бывших одногруппников, и одна девица вспомнила, что застала как-то эту подружку в слезах и та ей призналась: мол, обидно, что не ее парень предпочел.

– Дело житейское, – Надежда пожала плечами, – с кем по молодости такого не было.

– Верно, – согласилась Вероника Павловна, – про это и забыли уж все. Но мне-то нужно было парня защитить. Вот я и напомнила подружке в суде ту историю. Дескать, не потому ли она так настроена против обвиняемого, что когда-то давно, лет десять назад, он ее бросил и на другой женился?

– Жестко, – заметила Надежда Николаевна.

– А ты как думала? Мне надо было дело выиграть. В общем, здорово я на нее наехала, она и не выдержала – стала рыдать, кричать что-то несусветное… в общем, судья поняла, что свидетель она ненадежный. Дальше: орудие преступления – обычный кухонный нож – не нашли, его в квартире не оказалось. Следов крови на одежде подозреваемого тоже не было, так что судья даже на доследование дело не отправила и прямо в зале суда обвиняемого оправдала.

– Фантастика!

– Да, бывало раньше и такое, но редко. – Вероника Павловна вздохнула. – С тех пор дела мои пошли в гору. Дело-то было резонансное, про него даже в газетах писали, хоть тогда старались о жестоких убийствах помалкивать, чтобы народ зря не пугать. Коллеги меня зауважали – еще бы, такого прокурора переиграла! Правда, сам он после суда приватно мне высказал, что зря я это сделала, что у него за много лет нюх на преступников и про этого Журавлика он точно знает, что он – убийца.

– А вы?

– Да что я? Не стала ничего ему отвечать, подумала, что старик исключительно от обиды такое говорит, проиграл молодому адвокату, да еще и женщине.

– А Журавлик этот?

– Спасибо сказал, гонорар заплатил, да и все, исчез с моего горизонта. А меня другие дела захватили, семья опять же, сын… Годы летели, а я нет-нет, да и вспоминала то дело.

– А прокурор вам не мстил потом?

– Может, и хотел, да только его через два месяца инсульт разбил. Ну, немолодой уже был, нездоровый образ жизни вел, выпивал, опять же… Короче, когда его наконец выписали из больницы, то с работы вежливо попросили. – Вероника Павловна разгладила газету у себя на коленях. – А теперь представь, что я почувствовала, когда этот снимок увидела? У меня аж в глазах потемнело! Ведь это значит, что тогда, тридцать первого декабря днем, он был в Ленинграде! А на суде утверждал, что в ночь на тридцать первое уехал к матери и до второго января пробыл там! То есть его алиби, на котором я построила защиту, летит к черту!

– А вы не могли ошибиться? – осторожно спросила Надежда. – Все-таки столько лет прошло.

– Намекаешь, что я все перепутала и ничего не помню? Зря. Я свой возраст не скрываю, конечно, и память уже не та, порой забываю, куда счет за электричество положила. Но что касается прежних дел, то все тут, – Вероника Павловна постучала себя по лбу. – Так что этого Журавлика я отлично помню, он это.

– И надо же, как его случайно фотограф застал… – задумчиво проговорила Надежда Николаевна, – и газета у нас во дворе случайно оказалась. Какое совпадение…

Она решила пока не говорить про вчерашний инцидент с машиной и Марфой Петровной.

– И что вы теперь собираетесь делать?

– А что теперь делать? – вздохнула Вероника Павловна. – Как бы то ни было, а срок давности существует. Так что Журавлику этому ничего не грозит. Да и жив ли он вообще? Но для себя я хочу это дело прояснить, тем более что связи у меня остались.

– А убийцу тогда так и не нашли?

– Этого я не знаю, – сухо ответила Вероника Павловна. – Мое дело было – человека защитить, а убийцу найти другие должны были. В общем, я все непременно выясню, и насчет того дома, откуда этот Журавлик выглядывал, тоже.

– Это и я могу выяснить, – фыркнула Надежда, – не нужно занятых людей привлекать.

Она набрала в смартфоне «академик Иван Петрович Шаргородский» и тут же получила исчерпывающую информацию: родился тогда-то, а умер тогда-то, очень многое сделал для отечественного машиностроения, на доме четыре по Большой Монетной улице, где когда-то жил, установлена памятная доска.

– Вот, смотрите, и доска до сих пор висит. Умели делать вещи в Советском Союзе, что и говорить.

– Она гранитная, что ей сделается…

На этом Надежда ушла, оставив газету Веронике Павловне.

На выходе из больницы ее застал звонок мужа, который сообщил, что доехал благополучно, номер в гостинице вполне приличный, из окна не дует, табаком застарелым не пахнет и постельное белье не влажное, и даже поздним завтраком накормили.

– А ты, Надя, где находишься? – спросил он в конце разговора.

Надежда хотела удивиться и ответить, что дома, потом решила сказать, что бегает по магазинам, но в самый последний момент сообразила, что Сан Саныч может услышать посторонний шум и сирену с улицы, и ответила честно: навещает в больнице Веронику Павловну. Муж Веронику Павловну знал и уважал, так что просил передать ей привет и пожелание скорейшего выздоровления.

Вернувшись домой, Надежда Николаевна столкнулась на лестнице с соседом Димкой, с которым ее связывали самые теплые отношения. Надежда помогала Димке с математикой, а он в благодарность за это решал ее компьютерные проблемы, а в более сложных случаях обращался к своему знакомому, компьютерному гению по имени Боб.

Сейчас Димка несся по лестнице, перескакивая через две ступени, и едва не сбил Надежду с ног.

– Ты куда так летишь? – остановила его Надежда Николаевна.

– Ой, тетя Надя, это вы? – Димка смутился. – Извините, я вас не заметил! Мне нужно успеть… представляете, сейчас можно будет солнечное затмение наблюдать, я хочу сделать несколько снимков… это такое редкое явление на нашей широте!

– Солнечное затмение? – удивленно переспросила Надежда. – Ведь сейчас солнце вовсю светит!

– Ну и что? – Димка взглянул на нее с удивлением. – Пока светит, а через семь минут перестанет светить! Затмение продолжится всего несколько минут! Редчайшее явление, первый раз за девяносто лет! Так что идите скорее, вы тоже сможете увидеть. Только не забудьте темные очки надеть.