Текст книги "Клиент Пуаро"

Присмотревшись, Лола узнала маленькую несчастную девчушку с круглыми голубыми глазами, на которую недавно безобразно орал в коридоре дородный мужчина в длинном плаще.

Голубые глазки наполнились слезами, хрупкие плечики тряслись от рыданий.

Лола, которая сама только что была готова разреветься от унижения, при виде чужого горя взяла себя в руки и, взяв девушку за хрупкое плечико, протянула ей пачку «Вог».

– Брось переживать, – проговорила она, щелкая зажигалкой, – они все того не стоят. Давай лучше покурим.

Девчушка благодарно улыбнулась сквозь слезы и дрожащей рукой вытащила из пачки тонкую сигарету.

– Это ты из-за того старого козла? – поинтересовалась Лола, округлив рот и выпустив аккуратное колечко дыма.

Девчушка кивнула. Сделав две затяжки, она немного успокоилась и подняла на Лолу глаза:

– Он вообще-то не козел… это очень известный писатель Алексей Волкоедов!

– Подумаешь. – Лола пожала плечами. – Никогда такого не слышала!

– Ну как же, у него столько романов… Цикл про Могильщика… такой ужас…

– А даже если известный – разве это дает ему право так разговаривать с женщиной? – не согласилась Лола. – Тебя как зовут?

– Таня, – ответила несчастная девчушка.

Ее бледное личико, до сих пор напоминавшее своим цветом клиента городского морга, постепенно приобретало нормальный живой оттенок.

– А меня Лола. Что он на тебя так наехал-то?

– По его книгам сейчас снимают сериал – «Могильщик-5», может, смотрела «Могильщик-4»?

Лола отрицательно помотала головой.

– Ну, неважно… короче, в титрах должны указывать его фамилию – «по роману Алексея Волкоедова». Они фамилию указали, но она держалась на экране только полсекунды, а за полсекунды разве кто-то разглядит? Ну, вот он и приехал скандалить. Начальство с ним не захотело сталкиваться, всем велели говорить, что Сам у губернатора, а зам в мэрии, хотя на самом деле зам на месте, а Сам поехал смотреть унитазы…

– Что?! – поразилась Лола. – Что смотреть?

– Унитазы, – спокойно повторила Таня. – А ты что, не заметила, какие у нас туалеты приличные?

Лола огляделась. Действительно, войдя в туалет, она обратила внимание на дорогой кафель, зеркала, блестящие аксессуары.

– А все остальные помещения тесные, запущенные, сто лет не ремонтированные. – продолжала Танечка. – Все дело в том, что Сам – председатель правления телекомпании – раньше занимался оптовой торговлей сантехникой и по старой памяти сохранил к сантехнике теплое отношение… Он и теперь в первую очередь тратит деньги на отделку туалетов… ну, и очень следит за всеми новинками в этой области. Вот сегодня уехал на выставку европейской сантехники. А зам его, Охмуряев, заперся в кабинете и никого не велел пускать. Ну вот Мальва Левкоевна, секретарь Самого, и послала меня на амбразуру… усмирять Волкоедова. Ну, дальше ты сама видела… он меня чуть не съел!

– Ты-то чем виновата?

– У сильного всегда бессильный виноват! – Танечка снова начала всхлипывать. – Еле от него в туалет улизнула… сюда он, к счастью, не посмел вломиться… но теперь он наверняка караулит в коридоре и не даст мне выйти! – Хрупкие Танечкины плечики снова затряслись от рыданий.

– Да что же это такое! – Лола вскинула голову, ноздри у нее возмущенно раздувались. – Подлый мужской шовинизм переходит все границы! Одни наглые, бессовестные мужики разбежались и попрятались, спихнув всю работу на слабые женские плечи, другой беззастенчивый шовинист вытирает об тебя ноги… доколе же мы будем это терпеть! Пойдем, я ему все выскажу! – И она потянула Танечку к дверям.

Надо сказать, что такой боевой задор возник в ее душе не столько из сочувствия к Танечке, сколько под влиянием постигшего ее саму разочарования. Но важны не побудительные мотивы наших поступков, а результаты.

Не успели две внезапно сдружившиеся девушки выйти в коридор, как из-за его поворота вылетел, раскинув полы плаща, как старый коршун пыльные крылья, известный писатель Алексей Волкоедов.

– А-а! – злорадно воскликнул он, стремительно пикируя на бедную Танечку. – Затаилась? Думала, отсидишься? Ты еще не знаешь Алексея Волкоедова!..

– А ты еще не знаешь, на что способна оскорбленная женщина! – воскликнула Лола, загораживая своим телом сжавшуюся от страха Танечку. – Нашел себе достойного противника! Совсем заклевал слабую девушку! Ты попробуй со мной в таком тоне поговорить! Я тебя живо на место поставлю! Я не посмотрю, что ты якобы известный писатель!

– Что значит – «якобы»? – оскорбился Волкоедов. – Позвольте! Меня знает народ! Меня читают миллионы! Меня любят в «Крестах» и во Владимирском централе!

– Вот там тебе самое место! – отрезала Лола. – И вообще, запомни, любимец народа: еще раз повысишь голос на Татьяну – я тебе лично глаза выцарапаю! Честное слово, не пожалею маникюра и выцарапаю!

В Лолиной угрозе было столько подлинного чувства, что Алексей Кириллович невольно отшатнулся и бросился прочь по коридору, раскинув полы плаща, как крылья, и что-то обиженно бормоча себе под нос.

Оглянувшись, Лола увидела восхищенное личико Татьяны, ее круглые незабудково-голубые глазки, восторженно уставившиеся на бесстрашную спасительницу.

А в стороне стояла белобрысая девица с лошадиным лицом – та самая, из Аглаиного кабинета. Она смотрела на Лолу без восхищения – напротив, с удивлением и испугом.

– Как ты его! – воскликнула Танечка. – Просто класс!

– Никогда нельзя спускать мужикам проявления шовинизма! – проговорила Лола, настороженно покосившись на белобрысую.

Дома все было как обычно. Все Лолино семейство находилось в сборе. Леня с Аскольдом в гостиной смотрели по видику фильм из жизни домашних кошек, который назывался «Ночные хищники». Попугай дремал на шкафу, Пу И с увлечением катал по полу тюбик Лолиной губной помады. Словом, все были довольны и счастливы.

Маркиз вопросительно оглянулся на Лолу, сразу же заметил, что его боевая подруга вернулась откуда-то явно не в духе. Лола молча разделась и скрылась в своей комнате. Леня переглянулся с котом, тот отвернулся и уставился на экран с самым своим невозмутимым видом. Попугай приоткрыл один глаз и тихонько что-то пробормотал.

– Пу И, – приказал Леня, – пойди проведай Лолу, кажется, у нее неприятности.

Пу И нехотя бросил свою игрушку и отправился на разведку.

– Пуишечка, детка! – Лола порывисто схватила песика на руки и осыпала поцелуями. – Один ты меня любишь в этом жестоком и несправедливом мире! Только ты, видя, что мне плохо, проявил сострадание и пришел меня утешить!

Понемногу она входила в раж, в голосе появились нотки подлинного страдания, ведь Лола была актрисой, ей ничего не стоило войти в образ.

– Брошенная всеми! – продолжала она «сценическим» голосом. – Удаленная от мира…

Тут Лола остановилась, потому что Маркиз вошел в комнату и демонстративно зааплодировал:

– Браво, дорогая, ты в прекрасной форме!

– Если бы! – горестно вздохнула Лола. – Твои слова да Богу в уши…

– Ну что у нас опять случилось? – Леня подошел ближе и погладил Лолу по голове, как маленькую. – Что у нас стряслось? Тебя обидели? Обругали в общественном транспорте? Не нужно в нем ездить…

– При чем тут общественный транспорт! – возмутилась Лола. – Неужели ты думаешь, что такая малость может вывести меня из себя?

Пу И, вися на руках у Лолы, сделал слабую попытку освободиться, но не тут-то было. Лола крепко прижала его к груди и осыпала поцелуями.

– На твоем месте, – кротко начал Маркиз, отметив страдальческое выражение в глазах песика, – я бы отпустил Пу И. Ему явно не по себе от твоих сильных чувств-вс-вс… Если тебе необходимо излить душу, я готов тебя выслушать.

– А ты не будешь смеяться? – грустно спросила Лола.

– Ни боже мой! – заверил Леня. – Дорогая, как ты можешь так плохо обо мне думать?

– И ругаться тоже не будешь?

– Ну, разумеется, нет, ведь мы же друзья и компаньоны, кто же тебе еще поможет в трудную минуту? Ну, давай рассказывай, что у тебя стряслось.

– Понимаешь, там, у профессора, специалиста по говорящим птицам, я встретила Аглаю Михайловну. Ты ее не знаешь, а мы знакомы давно, и теперь она работает на телевидении, занимается кастингом, то есть набором персонала. И она пригласила меня прийти, сказала, что как раз занимается подбором актеров для нового сериала.

– Ну-ну, – сказал Леня, – это к ней ты потащилась сегодня с утра пораньше, расфуфырившись, как кукла на чайник?

– При чем тут чайник? – надулась Лола. – Сам обещал выслушать, а сам грубишь!

Но все-таки ей очень хотелось выговориться, и она продолжала, хотя в глубине души понимала, что лучше этого не делать.

– И там, понимаешь, оказалось, что…

– Все ясно! Тебя не взяли! – воскликнул Леня. – Ты считаешь, что тебя незаслуженно обошли, и призываешь все кары на счастливую соперницу! Ты снова будешь дуться, ругаться и рыдать! Лолка, ну неужели тебе не надоело?

– Да подожди ты… – попыталась вклиниться Лола.

– Тебе мало, чтобы я один восхищался твоей неземной красотой! – Маркиз тоже вошел в раж. – Тебе обязательно нужно, чтобы вся страна пялилась в экраны телевизоров, глядя на тебя, и чтобы какой-нибудь козел тискал тебя в кадре! Лола, твои амбиции когда-нибудь тебя погубят! – произнес Маркиз и остановился перевести дух.

Лола махнула рукой и ушла на кухню. Попугай Перришон встрепенулся на шкафу, встряхнулся и полетел за ней. На кухне он уселся на верху пенала и поглядывал оттуда на Лолу с опаской.

– Явился! – завелась Лола, заметив попугая. – Глаза бы мои на тебя не глядели, карьерист несчастный!

– Кошмар-р! – ответил попугай.

– Не притворяйся, что расстроен! – прикрикнула Лола. – Ну надо же, вырастили на свою голову! Пригрели змею на груди!

– Кого ты имеешь в виду? – удивился Маркиз.

– Кого же еще, как не его! – бросила Лола. – У, интриган несчастный!

– Стр-рах! – крикнул попугай.

– Шею бы тебе свернуть, да руки марать неохота, – продолжала Лола.

– Дорогая, – забеспокоился Маркиз, – что происходит?

– А ты знаешь, кого, оказывается, Аглая пригласила в сериал? В кого она влюбилась без памяти, кому обещала выгодные условия и рекламу? Ему, Перришону! Потому что главный герой сериала – попугай, как раз такой, как наш!

И Лола бросила Лене книжку в яркой обложке, которую прихватила у Аглаи Михайловны, чтобы почитать на досуге.

Маркиз внимательно взглянул на обложку, сравнил изображенного на ней попугая с живым Перришоном, после чего плюхнулся на кухонный диванчик, задыхаясь от хохота.

– Ой! А ты, значит, подумала, что это тебя приглашают? Разоделась тут… а эта самая Аглая запала на Перришона? А что, он у нас парень видный…

– Гад ты все-таки, Ленька, – горько сказала Лола. – Обещал ведь не издеваться, а сам…

Она ушла в спальню, чтобы немного поплакать, не на публику, а для себя. Маркиз усовестился и решил сбегать в магазин, чтобы купить для Лолы что-нибудь вкусненькое, от сладкого, к примеру, всегда улучшается настроение.

– Лолочка, – постучался он к ней через полчаса, – давай чай пить с пирожными. Раз ты не будешь сниматься в сериале, можно себе позволить больше сладкого, оно стресс снимает. Я и Перришону фисташек купил, и Пу И орехового печенья.

Про Аскольда он не упомянул, Лола и так знала, что о коте Ленька позаботится в первую очередь.

Лола думала всю ночь, а потом решила, что она не вправе лишать попугая Перришона его единственного шанса. Если она из зависти и от обиды откажется от предложения Аглаи Михайловны, то чем в таком случае она отличается от тех эгоистичных матерей, которые держат детей около своей юбки, не давая им свободы выбора?

И профессор Пуаро говорил, что Перришону обязательно нужна смена обстановки. Что ж, Лола пересилит себя и пойдет с попугаем на телестудию, пускай никто потом не говорит, что она пыталась чинить препятствия его карьере на телевидении!

Алексей Кириллович Волкоедов выбрался из машины и, недовольно пыхтя, двинулся к подъезду.

Поездка в телецентр получилась совершенно бесполезная. Руководство от встречи с ним благополучно уклонилось, подсунули ему девчонку для битья, и даже на нее не удалось как следует покричать, чтобы выпустить пар, израсходовать излишки адреналина: выскочила какая-то дикая кошка, наорала на него сама, да еще чуть не выцарапала глаза…

Правда, впереди его ожидал покой, любимое глубокое кожаное кресло, рюмка хорошего французского коньяка и компакт-диск с итальянской оперной музыкой…

Во всех интервью Алексею Кирилловичу приходилось говорить, что он слушает исключительно радио «Русский шансон», чтобы не оскорбить эстетическое чувство своих многочисленных читателей, на самом же деле он предпочитал Россини и Верди.

Алексей Кириллович тяжело вздохнул, нажал кнопки кодового замка и вошел в свой подъезд.

Возле лифта он увидел сутулую фигуру.

Узнав этого человека, Алексей Кириллович еще больше огорчился.

Это был не приступ отвратительного настроения, которое он испытывал после бесполезной поездки на телестудию.

Это было тоскливое предчувствие утомительного разговора с занудой. К тому же еще ненормальным занудой.

– Зачем вы пришли? – недовольно спросил Волкоедов. – Ведь я вам вчера уже все сказал!

– Я пришел, чтобы восстановить историческую справедливость! – пробубнил занудный псих.

– Вы на часы не смотрели? – Алексей Кириллович скривился, как от негативной рецензии. – Вы что же, думаете, если я писатель, человек свободной профессии, то меня можно мучить круглосуточно? У меня совершенно нет сил! Ну разве так можно? Приходите завтра, в первой половине дня, я уделю вам часа полтора… хотя честно вам скажу – не знаю, о чем мы станем говорить! Я вчера все вам сказал, и, если повторять это еще раз, честное слово, мне просто жалко своего и вашего времени!

– Вот видите! – Псих оживился, как будто нашел в словах Волкоедова неожиданную поддержку. – Вы сами сказали, что приходить завтра совершенно бессмысленно…

– Ну и что из этого? – беспокойно переспросил Алексей Кириллович, чувствуя, что странный человек пытается перехитрить его, заманивает его своими словами в какую-то ловушку.

– Значит, нет никакого смысла откладывать это на завтра!

– Что откладывать? – Волкоедов взглянул на лестницу, надеясь, что появится кто-нибудь из соседей и поможет ему выкарабкаться из этого бесполезного, бесцельного и утомительного разговора.

Никого, конечно, не было.

– Что откладывать? – тоскливо повторил Волкоедов, поняв, что подмоги не будет и придется выпутываться самому.

– Восстановление исторической справедливости.

Нет, все-таки какой зануда! И почему он привязался именно к нему, к Алексею Кирилловичу, известному и преуспевающему писателю?

Он чувствовал, что покой в удобном, глубоком кожаном кресле и рюмка хорошего выдержанного французского коньяка откладываются, что прежде ему придется снова разговаривать с этим занудным кретином, обсуждать его дурацкие амбиции…

Сутулый человек подошел к нему вплотную, словно хотел что-то сказать на ухо. Волкоедов брезгливо отстранился, и вдруг он увидел, что в руке психа блеснуло что-то острое и тонкое. Алексей Кириллович открыл рот, чтобы возмутиться, чтобы как следует отчитать этого идиота, который вообразил о себе невесть что, но идиот снова придвинулся к нему вплотную и коротким сильным ударом воткнул в грудь свое тонкое и острое оружие.

Почему-то Волкоедов в первое мгновение очень расстроился из-за того, что этот кретин испортил замечательный и очень дорогой серый плащ от Хьюго Босс.

Во второе мгновение он почувствовал страшную, пронзительную боль и удивительную щемящую тоску, как будто он внезапно понял, что никогда не напишет тот настоящий, тот удивительный роман, о котором мечтал многие годы и в котором хотел высказать все то, что за эти годы накопилось в его душе… Впрочем, так оно и было – ведь у Алексея Кирилловича Волкоедова попросту больше не было времени на то, чтобы написать этот роман. У него вообще ни на что больше не было времени, потому что его жизнь неожиданно и катастрофически завершилась.

Алексею Кирилловичу стало совершенно нечем дышать, как будто в мире внезапно кончился воздух. Даже те жалкие, ничтожные крохи воздуха, которые удавалось невероятным усилием втянуть в легкие, совершенно не годились для дыхания – они были сухими и горькими, как страницы газет с ругательными рецензиями.

Волкоедов успел еще подумать, что ему так и не удастся получить Нобелевскую премию по литературе, да что там – даже жалкого «Букера» ему уже не дадут, и на этой грустной мысли он скончался.

Алексея Кирилловича Волкоедова, известного писателя, горячо любимого широкими уголовными массами, больше не существовало.

Тело в дорогом плаще от Хьюго Босс сползло по грязной стене подъезда и застыло на каменном полу перед дверью лифта.

Сутулый человек внимательно посмотрел на дело своих рук, наклонился над бездыханным телом и сделал еще одно… это было неприятно, но необходимо. После этого он убрал свои окровавленные инструменты в полиэтиленовый пакет и спрятал в карман.

Оглянувшись по сторонам, он торопливо направился к выходу, вполголоса проговорив:

– Историческая справедливость восторжествовала…

Чуть подумав, он добавил:

– Частично восторжествовала!

На этот раз Лола вошла в дом на улице Чапыгина без прежнего радостного, победного настроя. В душе у нее пели не бодрые фанфары, а скорбные трагические скрипки.

Она старалась внушить себе мысль, что несет на телестудию Перришона, как заботливые матери ведут своих талантливых детей в музыкальную или художественную школу, надеясь открыть перед ними ворота к славе… Однако не могла при этом отделаться от сложного неоднозначного чувства и с невольной ревностью поглядывала на клетку с попугаем.

Перришон, наоборот, выглядел совершенно счастливым и поглядывал по сторонам с видом наследного принца, объезжающего свои будущие необозримые владения.

Когда дежурный в вестибюле телецентра выписывал Лоле пропуск, Перришон прокашлялся и хрипло выкрикнул:

– Р-работаем? Пр-ривет, пр-ривет!

Дежурный от неожиданности выронил авторучку. Лола покосилась на попугая и прикрикнула на него:

– Веди себя прилично!

Потом она повернулась к охраннику и проговорила:

– Извините, он волнуется, первый раз на студии… кстати, на него пропуск не нужно оформлять?

– Нет, – дежурный, наголо выбритый военный отставник, с интересом посмотрел на Перришона, – не нужно, он проходит как инвентарь.

– Инвентар-рь? – истошно завопил попугай, оскорбленный до глубины души. – Дур-рак! Кр-ретин!

– Все понимает! – изумился отставник.

– Извините, – пробормотала Лола, схватила пропуск и от греха подальше помчалась к лифту.

На третьем этаже царило какое-то беспокойство. То есть телецентр и в обычные дни здорово напоминал разоренный муравейник, но сегодня он был похож на муравейник в ожидании ревизии.

Сотрудники передвигались по коридору или стояли возле дверей парами и группами и о чем-то озабоченно переговаривались.

Лола, не обращая внимания на всю эту суету, подошла к двери триста восьмого офиса и заглянула внутрь.

В комнате присутствовали в данный момент только Аглая Михайловна и прежний длинноволосый парень, как всегда, поглощенный созерцанием экрана монитора.

Поскольку парень представлял собой всего лишь приложение к компьютеру и не годился в собеседники, Аглая Михайловна не находила себе места и очень обрадовалась Лолиному появлению.

– Аглая Михайловна, душечка, – начала Лола тоном христианской мученицы, – я принесла его… Перришона…

– Здр-равствуйте! – гаркнул вежливый попугай. – Р-работать! Р-работать!

– Ах, до работы ли тут! – театрально простонала Аглая Михайловна, прижав тонкие пальцы к вискам. – У нас просто сумасшедший дом! Натуральный сумасшедший дом!

Лола удивленно посмотрела на Аглаю, которая всегда была энергична и решительна и не опускалась до таких жалоб.

– Что случилось?

– Студия полна милиции… всех допрашивают, у всех требуют алиби… это какой-то ужас!

– Кошмар-р! – поддержал разговор вежливый попугай.

– Да что случилось-то? – повторила Лола.

– Как, Олечка, ты ничего не знаешь? У нас такой ужас, такой ужас! Вся студия бурлит!

– Да, я заметила, – растерянно проговорила Лола. – Так что же все-таки у вас стряслось?

– Два убийства! – трагическим шепотом сообщила Аглая Михайловна. – Сначала Животовский, а потом – Волкоедов!

– Как – Волкоедов? – удивилась Лола. – Писатель Волкоедов? Я его только вчера видела…

– Вот вчера вечером его и убили, – прошептала Аглая, – и так страшно убили! Так жестоко!

Лола подумала, что покойный был удивительный хам, но вслух этого не сказала, руководствуясь известной поговоркой: о мертвых говорят или хорошо, или ничего, кроме того, не убивать же каждого хама!

Вслух она сказала совсем другое:

– Ну надо же, еще вчера он был полон сил…

– Тр-рагедия! – вставил реплику разговорчивый попугай.

В это мгновение дверь офиса распахнулась и на пороге появилась вчерашняя белобрысая девица.

Увидев Лолу, девица резко побледнела, а ее лошадиное лицо еще больше вытянулось. Она попятилась, не сводя с Лолы испуганных глаз, как будто увидела привидение, и проговорила заплетающимся от страха языком:

– Она! Это она!

– Что это с ней? – Лола повернулась к Аглае Михайловне.

Странная девица тем временем вылетела из офиса как ошпаренная и с конским топотом понеслась прочь по коридору.

– Да что это с ней? – повторила Лола.

Аглая Михайловна пожала плечами, но при этом она смотрела на Лолу с некоторым подозрением.

– Так что, – не дождавшись ответа, проговорила Лола, – сегодня у вас нерабочая обстановка? Нам с Перришоном лучше прийти в другой день?

Не успела Аглая Михайловна ответить, как дверь комнаты снова открылась. На пороге появился невысокий лохматый мужчина лет тридцати пяти с мрачным широким лицом. Засунув руки в карманы мешковатых брюк, он переводил взгляд с Аглаи на Лолу.

Из-за его спины высунулась все та же белобрысая девица. На этот раз, кроме страха, на ее лошадином лице отчетливо вырисовывалось торжествующее выражение.

– Вот она! – воскликнула девица, указывая рукой на Лолу.

– Та-ак! – угрожающе проговорил лохматый и сделал шаг вперед. – А вам – спасибо! – Он покосился на торжествующую девицу.

– В чем дело? – растерянно осведомилась Лола.

– Капитан милиции Хвощ, – представился лохматый и небрежным жестом протянул Лоле раскрытое удостоверение.

– А в чем дело-то? – снова спросила Лола, невольно попятившись.

– Это она! Это точно она! – снова высунулась из-за спины милиционера белобрысая девица.

– Вопросы буду задавать я! – сурово ответил Лоле капитан и тут же задал свой вопрос: – Вы вчера были здесь, на телестудии?

– Ну, была, – испуганным голосом ответила Лола, – а что, разве это преступление?

– Я же сказал – вопросы задаю я! – Капитан Хвощ повысил голос. – А встречались ли вы вчера с господином Волкоедовым?

– Ну, встречалась, – неохотно отозвалась Лола, чувствуя, что лохматый капитан загоняет ее в какую-то ловушку.

– Она это, она! – снова подала голос белобрысая девица, подпрыгивая от возбуждения.

Капитан посмотрел на нее строго, и белобрысая виновато затихла.

– Был ли у вас с господином Волкоедовым конфликт?

– А потому что он… – начала Лола, но потом потупилась под суровым взглядом капитана и лаконично призналась: – Да, был.

– Угрожали вы покойному господину Волкоедову? – продолжал милиционер неотвратимо, как бульдозер.

– Да ничем я ему не угрожала! – вспыхнула Лола. – А что он, в самом деле, набросился на беззащитную девчонку?

– Угрожала, угрожала! – взвизгнула белобрысая из-за надежной спины милиционера. – Я слышала! Она ему грозилась глаза выцарапать! Так и сказала – «маникюра не пожалею, а глаза тебе выцарапаю»!

– Было это? – сурово спросил капитан Хвощ, уставившись на Лолу немигающими стальными глазами.

– Ну, это же не всерьез! – воскликнула Лола, отступая в проход между столами. – Это же просто так говорится! Не думаете же вы, что я на самом деле…

– Не всерьез? – насмешливо повторил капитан. – Вы так считаете?

Он достал из кармана пиджака фотографию и протянул ее Лоле.

Лола в ужасе уставилась на четкий снимок.

На грязном цементном полу в жалкой и неестественной позе лежал крупный мужчина в мятом сером плаще. Не было никаких сомнений в том, что этот мужчина мертв.

В нем трудно было узнать известного писателя Волкоедова.

В первую очередь из-за того, как выглядело его лицо.

Лицо было залито кровью, но не это самое главное. И не из-за этого у Лолы неожиданно пересохло во рту и сердце бешено забилось в каком-то совершенно неподходящем месте.

Дело в том, что у писателя Волкоедова не было глаз.

Они оказались выколоты, и на их месте темнели отвратительные кровавые провалы.

– Не всерьез? – повторил капитан Хвощ, но на этот раз в его голосе не чувствовалось насмешки. – А по-моему, все это очень даже серьезно!

– Это она, это она! – истерично завизжала белобрысая девица, выскочив из-за спины капитана. Она подскочила к Лоле и схватила ее за руку, уставившись на удлиненные, ухоженные ногти. – Маникюра, сказала, своего не пожалею, а глаза выцарапаю!

Капитан Хвощ поморщился, взял белобрысую за плечо и отвел в сторону. Затем он повернулся к Лоле и потребовал:

– Ваши документы!

Лола трясущимися руками протянула милиционеру паспорт. Капитан уселся за свободный стол, расчистил место, сдвинув в сторону стопки бумаг и грязную кружку с густыми потеками кофейной гущи на стенках, и начал заполнять какую-то бумагу.

Перришон неожиданно запрокинул голову и гаркнул во все свое попугайское горло:

– Тр-ревога! Дежур-рная бр-ригада, на выезд с ор-ружием!

Милиционер вскочил из-за стола, схватился за кобуру, но тут до него дошло, что тревога ложная, он вытаращил глаза и погрозил попугаю кулаком:

– Это что за шуточки?

Попугай склонил голову набок и проникновенно произнес:

– Дур-рак мусор-р, кр-руглый дур-рак!

Капитан выпучил глаза и заорал:

– Это еще что за гадство? Я тебя за оскорбление при исполнении в обезьянник засажу! Посидишь ночку, научишься органы уважать!

Тут вдруг подала голос молчавшая до сих пор Аглая Михайловна:

– Капитан, ну что вы! Разве можно попугая – в обезьянник? Он там такого нахватается, а ему у нас играть! И вообще, он же просто птица – не отвечает за свои слова! Он вообще не думает, что говорит! Капитан, вы любите телевидение? Вы же не хотите сорвать съемки?

– При чем здесь, блин, попугай? – Милиционер все не мог успокоиться, его глаза горели недобрым блеском.

– Он не просто попугай, – не сдавалась Аглая, – он артист, он наш сотрудник. У него, как у всякого артиста, тонкая, ранимая душа…

– А если сотрудник, то должен отвечать по всей строгости закона! – проговорил капитан, постепенно успокаиваясь.

– Пр-рошу пр-рощения! – прохрипел попугай, покаянно опустив голову.

– Во, блин, дает! – восхитился капитан. – Артист! А вы говорите – птица!

Он снова сел за стол и продолжил заполнять бумагу.

«Небось за попугая Аглая вступилась, – обиженно подумала Лола, – потому что он ей в сериале нужен, а я ей никто!»

Капитан тем временем переписал Лолины паспортные данные и приступил к вопросам.

– Насколько близко вы знали потерпевшего?

– Кого? – переспросила Лола, которая от волнения плохо соображала.

– Потерпевшего, – раздраженно повторил капитан, – убитого. Фотографию которого я вам показывал.

Вспомнив ужасное лицо на снимке, Лола вздрогнула и поспешно проговорила:

– Я его вообще не знала.

– Нехорошо! – задушевно проговорил милиционер. – Очень нехорошо!

– Пер-ренька хор-роший! Хор-роший! – подал голос попугай, услышав знакомое слово.

– Попрошу соблюдать тишину! – не поворачиваясь к попугаю, прикрикнул капитан Хвощ.

Попугай испуганно замолчал, выразительно хлопая круглыми глазами.

– Что нехорошо? – спросила Лола.

– Только что вы под давлением фактов показали, что вчера у вас был конфликт с потерпевшим, а теперь утверждаете, что вы его вообще не знали! Это вас очень плохо характеризует…

– Да что вы меня запутываете! – от волнения Лола повысила голос. – Я его не знала, вчера первый раз встретила в коридоре, первый и последний…

– Вот именно – последний, – мрачно повторил за Лолой милиционер, – и незачем повышать на меня голос.

– Я не повышаю… – Лола чуть не плакала.

– Повышаете. И объясните мне, как такое получилось – вы встретили потерпевшего, по вашим словам, первый раз в жизни, и у вас с ним тут же произошел конфликт?

– Бр-ред! – не удержался Перришон.

– Вот именно! – Капитан впервые согласился с попугаем.

– Он… потерпевший… очень грубо разговаривал с девушкой, сотрудницей телестудии. Она была очень расстроена… ну, я за нее просто вступилась! Нельзя же, в конце концов…

– Какая девушка? Как фамилия? – милиционер поднял на Лолу недоверчивый взгляд.

В это время дверь комнаты резко распахнулась, и в офис влетела вчерашняя голубоглазая девчушка Танечка, бессловесная жертва покойного Алексея Кирилловича Волкоедова.

Но как она изменилась!

Голубые глазки метали громы и молнии, на круглом кукольном личике горел гневный румянец, Танечка, кажется, стала даже выше ростом.

– Отпустите ее! Отпустите ее немедленно! – закричала она на капитана Хвоща, замахиваясь на него маленькими твердыми кулачками. – Сейчас же отпустите! Она ни в чем не виновата!

– Это еще кто? – удивленно уставился на Танечку милиционер.

– Вы спрашивали, за какую девушку я вступилась, – проговорила Лола, взяв себя в руки, – вот за эту. Это на нее безобразно кричал потерпевший.

– Да! – взвизгнула Танечка. – Он меня довел до истерики! Он хам! Он ужасный хам! А она вступилась за меня, не дала меня в обиду! И я тоже не отдам ее вам на растерзание!

С этими словами Танечка встала перед Лолой, заслоняя ее от грозного капитана своим тщедушным телом.

– Да никто и не собирается ее… терзать! – пробормотал Хвощ, растерянно глядя на неожиданную Лолину защитницу. – Ворвалась тут, понимаешь… а до истерики вас довести, как я погляжу, ничего не стоит! Это что же – каждого придется убивать?

– Никого она не убивала! И арестовать ее я вам не дам! – трагическим голосом выкрикнула смелая девчушка, гордо вскинув голову, как Галилео Галилей перед инквизиторами.

– Вот уж не спрошу у вас, кого мне арестовывать, а кого не надо! – обиженно пробурчал капитан. – Да с чего вы взяли, что я собираюсь ее арестовывать? У меня пока недостаточно для этого оснований! А вести себя так с представителем закона нельзя! Ваша фамилия? – Он достал ручку и потянулся за листком бумаги.

– Моя фамилия Пеночкина! – гордо откликнулась девчушка. – Можете меня арестовывать!

– Да кому вы нужны, Пеночкина! – недовольно отмахнулся милиционер, записывая ее фамилию. – Я просто собираю показания… а за что на вас потерпевший так напустился?

– Ни за что… – Танечкины круглые глазки снова наполнились слезами. – Все начальство от него попряталось, а меня выдали ему… на растерзание… – И она, вспомнив вчерашние обиды, захлюпала носом.