Текст книги "Клад Наполеона"

Она покосилась на Матвея, чтобы увидеть, не обиделся ли он на «богатого лоха», и продолжила:

– Виталик сперва его поднял на смех – мол, кто верит в такие детские сказки! Тогда Костя обиделся и все ему выложил – что у тебя есть какая-то верная наводка и что в группе опытные аквалангисты и специалист-гидролог, он сам эту девчонку привлек, так что дело, можно сказать, верное. Тут Виталик вроде заинтересовался и говорит: если тот тип, про которого ты рассказываешь, и вправду такой лох, так надо его кинуть. Ты, говорит, Костя, дай мне знать, если вы и вправду что-нибудь найдете, а я с ребятами подъеду, и мы вещички по-тихому приберем и с тобой поделимся…

– Вот как? – Матвей мрачно поглядел на девушку. – Так ты понимаешь, тупая твоя голова, что этот самый Виталик и убил твоего Константина, а заодно и еще трех человек?

– Быть этого не может! – отрезала Кристина. – Виталик, может, и не шибко правильный, наркотой торгует и вообще, но и не убийца. И уж Костика он бы точно убивать не стал. Да я точно знаю, что он тут не при делах…

Она снова замолчала, прикрыв рот ладонью, и испуганно взглянула на Матвея.

– Ну, раз уж начала – договаривай! – потребовал тот. – Почему это ты так точно знаешь?

Кристина поводила длинным ногтем по скатерти и наконец проговорила:

– Я вчера Виталика встретила. Точнее, он меня сам возле дома подкараулил. Злой такой. Остановил меня и спрашивает: куда, говорит, Костя твой пропал? Я, говорит, как дурак жду звонка, а от него ни ответа ни привета! А я уже знала, что Костика и остальных убили, и сначала тоже, как ты, подумала, что это Виталик их приговорил. Поэтому очень испугалась, когда его увидела. Но он, как узнал, что их всех убили, прямо в лице переменился, зеленый весь стал. Ты, говорит, запомни, что меня знать не знаешь и никогда с Костей вместе не видела. Если, говорит, кому-нибудь проговоришься – я тебя из-под земли достану… Ой! – Кристина уставилась на Матвея широко открытыми глазами и зажала рот рукой. – Ой, что же теперь будет?!

– А это уж от тебя зависит, сестренка! – усмехнулся Матвей. – Если сама будешь помалкивать – никто про наш разговор не узнает, но уж если сама растреплешь – я тут ни при чем!

Он внимательно посмотрел на нее и добавил:

– Ну, скоро я тебя оставлю в покое. Только еще одно скажи, последнее: где этого Виталика можно найти?

– И все? И ты меня отпустишь? – Кристина жалобно шмыгнула носом и вытерла глаза.

– Клянусь.

– Виталик обычно ошивается в кафе «Космос». Он там наркоту студентам толкает. Только… – спохватилась она. – Только уж ты не говори ему, что это я тебя на него навела!

– Обижаешь, сестренка! Я вообще человек не болтливый, как писали в советских производственных романах – немногословный…

– Чего? – переспросила Кристина.

– Не бери в голову, это было еще до твоего рождения. Я, пожалуй, пойду, а ты тут угощайся. Здесь очень хорошо готовят, и я все оплачу, – Матвей положил на стол деньги и поднялся.

Кристина смотрела на него мрачно.

– Или что – у тебя нет аппетита? Ну, на ранних сроках это очень часто случается!

Славик Переверзев вышел из кабинета и махнул рукой Матвею – все, мол, в порядке, пугнули парня как следует, надолго запомнит.

Покинув ресторан, Матвей направился в сторону кафе «Космос», расположенному здесь же, на Петроградской стороне.

Это заведение общепита было открыто еще в семидесятые годы прошлого века, о чем красноречиво говорила его архитектура: полукруглое здание из стекла и бетона чем-то отдаленно напоминало то ли искусственный спутник Земли, то ли инопланетный космический корабль, в просторечии именуемый летающей тарелкой.

Основными посетителями кафе, как в прежние времена, так и сейчас, были студенты расположенных поблизости институтов – медицинского и технического. Правда, цель посещения кафе за время, прошедшее с его открытия, существенно изменилась.

Если в минувшие времена студенты и студентки приходили сюда выпить чашечку кофе (кстати, кофе здесь всегда неплохо варили), перекусить и пофлиртовать, то сейчас многих из них одолевала совсем другая, не столь приятная забота.

Этих клиентов можно было сразу узнать по лихорадочному блеску глаз, озабоченному выражению лица и болезненной бледности.

Войдя в кафе, они обычно заказывали чашечку двойного эспрессо и высматривали в толпе одного из скользких опасных типов с бегающими глазами, которые дежурили здесь посменно, вахтовым методом, как нефтяники на буровой.

Матвей поступил так же: подойдя к стойке, заказал чашку кофе и обежал взглядом присутствующих.

В основной массе это были студенты – ярко одетые девушки обсуждали своих однокурсников или результаты последней сессии, влюбленные парочки разговаривали вполголоса, взявшись за руки, тщедушные «ботаники» листали конспекты, маленькими глотками отпивая остывший кофе. Но среди них Матвей тут же выделил худенькую девушку с красными слезящимися глазами и нервными порывистыми движениями. Она сидела за столиком в одиночестве и непрерывно озиралась, кроша в пальцах кусочек бисквита.

Вдруг эта девушка вскочила и бросилась через зал к сутулому парню в черной кожаной куртке. Подойдя к нему, она сцепила руки в умоляющем жесте и что-то горячо и тихо проговорила.

Парень взглянул на нее с неприязнью, как на назойливую муху, и отошел. Но девушка продолжала вертеться вокруг него как собачонка и жалобно заглядывать в глаза.

Странная парочка обменялась несколькими словами, и парень вдруг, резко развернувшись, скрылся в туалете.

Как ни странно, девушка явно оживилась и устремилась следом за ним.

Матвей отставил свой кофе и пошел в том же направлении.

Войдя в мужской туалет, он тихонько притворил за собой дверь.

В глубине помещения, возле раковины, стояли те же двое. Парень в кожанке цедил с презрительной растяжкой:

– Ну чего тебе надо? Ну что ты за мной таскаешься? Ты мне принесла деньги?

– Виталичек, ну я их принесу, я их обязательно принесу! Ты мне еще раз поверь, только сегодня! Ну самый последний раз!

– Ты вчера то же самое говорила! Ты что, думаешь, ты у меня одна такая? Знаешь, как мне эта песня надоела?

– Но Виталичек, мне так худо… только один раз, самый последний!

– Я что, по-твоему, благотворительностью здесь занимаюсь? Я здесь работаю! И, между прочим, за мной серьезные люди стоят. Если я стану товар даром раздавать, они со мной знаешь что сотворят?

– Но Виталичек, что же мне делать?

– Достать деньги! Ты что – малолетка? Не знаешь, как можно заработать на дозу?

Тут он заметил Матвея и повернулся к нему, сделав зверскую рожу:

– А тебе, мужик, чего здесь надо? Не видишь – туалет закрыт на санобработку!

– Да, санобработку здесь провести не мешало бы! – Матвей двинулся вперед, внимательно следя за скользким типом. Тот насторожился и сунул правую руку в карман куртки. – Ты бы девушку отпустил, – проговорил Матвей, когда между ними оставалось два-три шага.

– Правда, Белоснежка, ты бы пока погуляла! – прошипел парень, не сводя глаз с Матвея.

Девушку словно ветром сдуло.

В ту же секунду парень выбросил руку из кармана, и в ней сверкнуло, распрямляясь, пружинное лезвие ножа.

Матвей плавно отступил, повернулся, перенеся вес тела на левую ногу, и сделал быстрый ритмичный поворот, как будто танцевал медленный фокстрот или танго. Парень с ножом метнулся вперед, выбросил лезвие, но угодил в пустоту и потерял равновесие. Матвей слегка подтолкнул его, схватил за локоть и вывернул руку за спину.

Нож выпал из разжавшихся пальцев и, звеня, покатился по кафельным плиткам пола.

– Ты, козел, соображаешь, на кого клешню поднял? – пропыхтел парень, безуспешно пытаясь вывернуться из сильных рук Матвея.

– Конечно, – спокойно ответил Матвей, который даже не запыхался во время короткой стычки. – На мелкого дилера, на помойную крысу, которая травит молодых девчонок «дурью» и посылает их на панель!

– Считай, что ты уже покойник! – прошипел Виталик.

– Как те четверо на озере?

Виталий вздрогнул, как будто среди июльского зноя его прохватило ледяным январским ветром.

– Я к этому не имею никакого отношения! – проговорил он изменившимся голосом. – Клянусь, никакого!

– Твоим клятвам грош цена! – ответил Матвей и холодно и сильно надавил на плечо дилера. Виталий завопил дурным голосом:

– Отпусти, сволочь! Ты мне руку сломал!

– Я тебе не только руку, я тебе шею сломаю, гад! – проговорил Матвей, с трудом сдерживаясь. – Ведь это ты со своими дружками к деду моему вломился да голову старику разбил! Ты, мразь, скажи спасибо, что дед у меня крепкий, если бы с ним что случилось – я бы с тобой разговаривать не стал, я бы тебя на куски раскромсал и свиньям скормил!

– Да твоего деда об асфальт не расшибешь! – пропыхтел дилер, безуспешно пытаясь высвободить руку. – Подумаешь, по голове маленько стукнули…

– Значит, это действительно ты был! – Матвей почувствовал дикую злость при мысли о том, что этот подонок мог стукнуть деда сильнее – и тогда страшно подумать, что было бы. Ему захотелось схватиться за эту тонкую шею и сжимать ее до тех пор, пока дилер не испустит дух. Глаза застлала красная пелена, но усилием воли Матвей взял себя в руки. Он глубоко вдохнул спертый воздух и спросил, стараясь, чтобы голос не дрожал: – Ты хоть объясни мне, козел, какого черта тебе понадобилось от старика?

– Ну… мы хотели тебя маленько пугнуть.

– Меня? – удивленно переспросил Матвей. – Какого черта?

– Мы когда узнали, что Костька и все остальные убиты, подумали, что это ты их… того… ну и решили на тебя наехать, чтобы ты все понял и поделился… тебя дома не застали, зато застали старика и решили, что так даже лучше…

– Ах ты, мразь! – рявкнул Матвей и еще сильнее надавил на плечо. Там что-то хрустнуло.

– Черт, теперь точно сломал!.. – вскрикнул Виталий.

– Нет, не сломал, – Матвей чуть ослабил хватку. – Но непременно сломаю, если ты не расскажешь мне все, что знаешь!

– Да говорю же – ничего я не знаю!

– Ответ неправильный, – Матвей снова нажал на плечо, и дилер позеленел от боли.

– Ну что – будешь говорить? Или что – попросишь помощь зала или звонок другу? Так вот, имей в виду: друзей у таких, как ты, не бывает, а публика в зале тебя охотно бы утопила в канализации…

– Шутишь, гад? – выдохнул Виталик. – Хорошо смеется тот, кто смеется последним, а это мы еще посмотрим, кто из нас…

Договорить он не успел, потому что Матвей подтащил его к раковине, пустил в нее холодную воду и сунул наркодилера в воду лицом. Тот мычал, пытался вырваться, но Матвей крепко держал его за шею и не давал вдохнуть.

Дверь туалета открылась, на пороге появился долговязый парень в очках. Увидев сцену возле раковины, он попятился, растерянно проговорив: «А, вы тут разговариваете… не буду мешать…» – и тут же исчез, захлопнув за собой дверь.

Матвей дернул Виталика за волосы, поднял его голову над водой. Тот хрипел, кашлял и пытался отдышаться.

– Ну как, освежилась твоя память? – спросил Матвей заботливым тоном, как добрая бабушка спрашивает любимого внука, помог ли ему от простуды чай с малиной.

– Сво… сволочь… – пропыхтел Виталий. – От… отпусти меня сейчас же…

– Вижу, что еще не совсем освежилась! – И Матвей снова сунул его лицом в воду.

Дилер дергался всем телом, пытался высвободиться, но Матвей не разжимал хватку. По телу Виталия пробежала мучительная судорога, и он обмяк.

Матвей поднял его голову, встряхнул. Дилер затрясся, с хрипом выдохнул воду и застонал.

– Ну, что… – проговорил Матвей деловито. – Пожалуй, следующего раза ты не выдержишь. Ну и черт с тобой, невелика потеря! Все равно ты ничего не знаешь…

– Не надо! – прохрипел Виталий из последних сил. – Я расскажу все, что знаю…

– Да что ты знаешь-то? – Матвей встряхнул дилера и прислонил его к стенке. – Ты же только что клялся, что не имеешь к этому делу никакого отношения.

– Я врал…

– Ну, ладно. Даю тебе еще один, самый последний шанс. Только имей в виду – еще раз соврешь, и тебе крышка!

– Мне про эту экспедицию рассказал Константин… он вообще трепло ужасное…

– Списывать все на мертвых – дурной тон! – остановил его Матвей. – И потом, это мне неинтересно, это я и так знаю. И то, что тебе проболтался Костя, и то, что ты подговорил его сообщить, если экспедиция что-то найдет…

– Ах, сволочь Кристинка! – в сердцах выпалил Виталий. – Это она тебе рассказала?

– Не в моих правилах раскрывать источники информации. Знаешь поговорку – не пей из колодца, может, плюнуть придется! Давай рассказывай и постарайся на этот раз вспомнить что-нибудь такое, чего я еще не знаю!

– Значит, Костька мне рассказал про экспедицию… я сперва не поверил, думал – туфта, детский лепет, но он очень серьезно к этому относился. Он в ту команду с трудом пробился, пообещал гидролога привести, его и взяли…

«Зря», – подумал Матвей.

– Я ему и сказал – если что найдете, сразу дай мне знать, мы с ребятами подъедем и разберемся… но у меня и в мыслях не было кого-нибудь убивать! Так, думал – пригрозим пушкой, они нам все сами отдадут. Тем более Костька – наш человек…

– Ага, а все пошло не так, Андрей начал драку, и вам пришлось его пристрелить, а потом и остальных… а под конец и Костика решили убрать, чтобы не оставлять свидетелей! Мы же с тобой знаем, какой он разговорчивый!

– Да не было ничего такого! – истерично выкрикнул дилер. – Не было! Никого мы не убивали!

– А мужика с биноклем в санатории поселить – твоя идея?

– Какого мужика? В каком санатории? – недоуменно переспросил Виталий. – Да клянусь тебе – мы там вообще не были! Я Костьке не слишком поверил и не ждал его звонка. Так он и не позвонил. А потом, когда я узнал, что их всех убили, то здорово перепугался… вдруг, думаю, кто-то узнает, о чем мы с Костей договаривались…

– Вот кто-то и узнал! – подвел итог Матвей, пристально глядя в глаза дилеру. – А знаешь, я тебе почти верю. У тебя кишка тонка с таким, как Андрей, справиться… И Витька тоже парень тертый был, на флоте служил… Такие, как ты, могут ножом пырнуть безоружного человека, но чтобы хладнокровно четырех человек перестрелять…

– Я же и говорю – я на том озере вообще не был! – проговорил Виталий, обретая надежду.

– Одна беда – кроме тебя и тех четверых, никто не знал про экспедицию. Ну, еще я, но самого себя я не подозреваю. Так что смотри – если сможешь меня убедить, что еще кто-то мог про это знать, я тебя, так и быть, отпущу!

– Да почему ты так на мне замкнулся? – взмолился дилер. – Каждый из них мог кому-то разболтать!

– Ну, уж не каждый, – Матвей мрачно глядел перед собой, думая вслух. – Андрей – человек серьезный, проверенный, мне его хорошие люди рекомендовали. Прошел огонь, воду и медные трубы, воевал в горячих точках. Такой человек лишнего слова зря не скажет. Виктора он сам привел. Конечно, я про Виктора мало знаю, можно сказать, почти ничего, но только рекомендация Андрея дорого стоит, а самое главное – он прилетел из Сибири всего за день до начала экспедиции, так что у него просто времени не было что-то разболтать. Да и знакомых здесь у него тоже не имелось, так что он, получается, вне подозрения. Остается только Константин, и вот как раз он разболтал все тебе…

– Еще та девица, Надя! – напомнил дилер.

– Вот как? – заинтересовался Матвей. – Выходит, ты и ее знал? Откуда такие познания?

– Так она же Кости старая знакомая, – заторопился Виталий. – Учились они вместе, что ли… он же ее и привел в группу! Вот с ним я ее как-то и встретил…

– Верно, – согласился Матвей. – Он ее привел. Нам как раз гидролог требовался…

– Так вот, могла она кому-то проболтаться про экспедицию!

– Ну, не знаю… – Матвей с сомнением покачал головой. – Говоришь, встретил ее с Костей?

– Ну да… и потом еще раз, она в кафе с каким-то дедом сидела…

– С дедом? – удивленно переспросил Матвей. – С каким еще дедом?

– Смешной такой дед, – Виталий торопливо вываливал слова, как будто надеясь, что этим потоком сумеет пробить недоверие Матвея, сумеет смягчить его. – С галстуком таким, знаешь, как в старых фильмах показывают…

– Бабочкой, что ли?

– Во-во, бабочкой! И шляпа такая, как в кино, и еще – не поверишь! – тросточка!

– Да, колоритный тип! – хмыкнул Матвей. – И ты говоришь, Надя с тем стариком сидела в кафе? Может, случайный знакомый? Или преподаватель из института?

– Да нет, – Виталий честно пытался припомнить мельчайшие детали. – Знаешь, они так разговаривали, как старые знакомые или даже как близкие люди. Надя этому деду во время разговора галстук поправила, он ей шарфик на плечи накинул так заботливо…

– Все? – спросил Матвей неприязненно. – Больше ничего не знаешь?

– Ей-богу! – заныл Виталий. – Слушай, отпусти меня…

– Надо бы тебя в сортире этом утопить, – брезгливо сказал Матвей. – Да только возиться неохота. И про историю эту забудь, если больших неприятностей не хочешь.

– Уже забыл! – с готовностью закивал Виталий.

Матвей дал ему напоследок по шее и ушел.

Вся эта история выбила его из колеи. Виталик, конечно, на редкость гнусный тип, но он прав в одном: кто угодно из четверых мог проболтаться. Причем именно из этих четверых, потому что за себя Матвей был уверен. Что касается того человека, который рекомендовал ему Андрея, то он всей истории не знал, просто откликнулся на просьбу найти хорошего специалиста по подводным работам. Еще там, на озере, по горячим следам они с Василием выяснили, что человек, который наблюдал в бинокль за аквалангистами, приехал в санаторий за день до того, как они организовали на противоположном берегу свою базу. Стало быть, знал обо всем заранее.

Андрей, конечно, слыл парнем серьезным и неболтливым, но вот взял же он с собой Костика, обманулся в человеке. Ну, с Виктором все ясно, он просто не успел бы кого-то предупредить. А вот Надя… Ну и что, что девушка показалась ему неглупой и порядочной, она могла рассказать кому-то про свою работу просто так, без задней мысли. Но тогда она должна была тому человеку полностью доверять. Стало быть, нужно искать кого-то из ее окружения. Парня, например, или подружку закадычную.

Матвей отмахнулся от мысли, что у такой девушки, как Надя, не могло быть близких друзей из криминальной среды – в наше время все возможно.

Взять того же Костика. Казалось бы, что у них общего? А вот учились в одном классе. Отчего мы доверяем людям только потому, что учились с ними когда-то в одном классе? Мерзавец все-таки этот Костик. Так подставил хорошую девушку! На что он рассчитывал? Что два здоровых, крепких парня, Андрей и Виктор, за просто так отдадут им ящики? Разумеется, они стали бы сопротивляться, а те подонки чуть что – за ножи хватаются. Кого-то могли сильно порезать, если не убить, так что пришлось бы и Надю тоже… Нет, единственный, кто получил по заслугам, – это Костик, тут все правильно.

Но, однако, нужно все-таки кое-что выяснить про Надю. Поговорить бы с ее друзьями. К родственникам сейчас соваться не стоит, у людей горе, а он тут с разговорами.

Перед глазами встала страшная картина: мертвая Надя лежит на брезентовом полу палатки, а вокруг разбросаны разные дамские мелочи – расческа, зеркальце, тюбик помады…

Снова неприятно кольнуло сердце. Ну, в конце концов, чем он виноват в этой трагедии? Ну никому он про эту экспедицию не говорил, даже деду! А вот все же стыдно в глаза смотреть людям, близко знавшим ребят.

А придется. Матвей криво усмехнулся, вспомнив старый анекдот. Потому что если он хочет узнать подробнее о Наде, то придется идти на ее похороны. Другого пути нет.

Матвей поежился. Он не любил похороны, а кто их любит-то? Но нужно взять себя в руки.

– Остановитесь! – проговорил Наполеон, приподнявшись на подушках. Он чувствовал себя сегодня особенно скверно – болела голова, кололо в груди, какая-то тяжесть лежала могильной плитой на сердце.

Так же скверно он чувствовал себя в день страшного Бородинского сражения. Да и все дни после него были ничуть не лучше.

Карета свернула на обочину и остановилась.

Император отдернул занавеску и выглянул в окно.

Вокруг расстилалась унылая, однообразная равнина, кое-где покрытая редким безлиственным лесом. Сколько хватало глаз, повсюду одно и то же – тоскливый, безрадостный пейзаж. Должно быть, такая тоскливая местность в аду… а может быть, это и есть ад? Может быть, он давно уже мертв и теперь до скончания века будет трястись в дорожной карете по бесконечной русской равнине и смотреть в окно на жалкие остатки своей Великой Армии…

По разбитой, разъезженной дороге тянулись бесконечные колонны солдат. Унылые, замерзшие, закутанные в немыслимое тряпье, ветераны Тулона и Арколе, Маренго и Аустерлица, Йены и Ваграма, гордые воины Старой гвардии, львы египетского похода плелись без всякого выражения надежды и мужества на лицах. Они мечтали только об одном – уцелеть, добраться живыми до дома, до прекрасной Франции… Никому из них уже не нужна победа, однако каждый сгибается под грузом трофеев. В солдатских ранцах бренчат русское золото, серебро, драгоценные кресты, церковные чаши и подсвечники – кто что успел раздобыть, украсть, выменять на рынках и площадях сгоревшей Москвы, на улицах покоренных русских городов. Гренадеры и егеря, линейные пехотинцы и гвардейцы, карабинеры и пешие драгуны – все они шли по дороге вперемежку, не соблюдая строя, растеряв свои части.

Утопая по ступицу в осенней грязи, тащатся возки и телеги с трофеями офицеров и генералов – там грудой навалены ковры и статуи, меха и картины, драгоценная посуда и дворцовая мебель. Тощие голодные клячи едва справляются с этим грузом, едва ползут под ударами и окриками возниц.

И тут же, среди вереницы мародеров, среди этого позорного каравана трофеев, такие же тощие, обессиленные клячи волокут остатки артиллерии, последние пушки Наполеона.

Как старый артиллерист, император не мог смотреть на это зрелище без душевной муки. Артиллерия – это сердце армии, ключ к победе, его последняя надежда… но что он мог сделать? Лишить своих солдат и офицеров трофеев? Лишить их последнего доказательства ускользнувшей из их рук победы? Они не поймут его, не поймут и не простят…

Тем более что здесь же, среди жалких повозок, ползут крытые возки с трофеями его маршалов и с его собственными трофеями – вывезенные из Кремля старинные доспехи и оружие, древние иконы в золотых окладах, усыпанных драгоценными камнями, роскошные церковные облачения, бесценная утварь русских царей, крест с колокольни Ивана Великого… сотни пудов сокровищ, зримый и осязаемый результат русского похода.

Нет, он не может бросить трофеи, потому что они – единственное доказательство того, что война не проиграна… по крайней мере, проиграна не окончательно.

Как средневековые викинги, солдаты и офицеры Великой Армии возвращаются домой с добычей, а это значит – все потери, все страдания были не напрасными. Если они вернутся с добычей – дома их встретят с радостью, с почестями, как победителей. Если вернутся с пустыми руками – встретят совсем по-другому…

К его карете подъехал молодой драгунский офицер в залитом кровью мундире. Покачиваясь в седле, он что-то торопливо доложил офицеру свиты.

– В чем дело? – Император приоткрыл дверцу, выглянул из кареты.

– Сир, казаки опять напали на наш арьергард! – хрипло проговорил драгун и покачнулся. – Потери ужасные… кроме всего, они отбили часть артиллерии…

Наполеона охватило внезапное раздражение.

– Как вы держитесь! – проговорил он тихо и зло. – Вы разговариваете со своим императором! Извольте сидеть прямо! И что за вид? Что с вашим мундиром?

– Это кровь, сир! – ответил драгун, стараясь держаться прямо, но вдруг лицо его залила смертельная бледность, и он завалился в седле, выпустив поводья, испуганная лошадь метнулась в сторону, волоча всадника, как тряпичную куклу.

– Что с ним? – смущенно спросил император своего адъютанта графа Сегюра.

– Этот человек мертв, сир! – ответил адъютант, сверкнув глазами. – Он был тяжело ранен, но нашел в себе силы…

– Едем! – Наполеон захлопнул дверцу кареты, откинулся на подушки, закрыв глаза, чтобы не видеть весь этот позор и унижение.

Но едва карета тронулась, он приподнялся и приказал:

– Избавьтесь от моих личных трофеев. Выбросьте, утопите все, что угодно, – только освободите лошадей. Запрягите их в пушки. Пушки – это наша последняя надежда, они гораздо нужнее нам сейчас, чем золото и драгоценности!

– Слушаюсь, сир! – ответил де Сегюр и отъехал от кареты императора, чтобы сделать распоряжения.

Он нашел кирасирского офицера из прибалтийских немцев барона фон Армиста – умного, энергичного, сообразительного человека – и передал ему приказ императора.

– Возьмите несколько человек… как можно более надежных. И сделайте все, чтобы трофеи императора не попали в чужие руки. Вы меня понимаете?

– Так точно! – Фон Армист приподнялся в седле, салютовал адъютанту императора и отправился выполнять приказ.

Матвей оставил машину перед воротами кладбища и пошел по центральной аллее в сторону церкви. День был жаркий, в воздухе чувствовалось какое-то нервное напряжение, как перед грозой. Слева от аллеи несколько человек в черном стояли вокруг могилы с горящими свечами в руках – видимо, собрались здесь на годовщину близкого человека.

Матвей почувствовал беспокойство и какое-то щемящее чувство – кладбища всегда так действовали на него, поэтому он старался избегать посещения похорон и поминок.

Но сегодня он должен был появиться здесь – не только потому, что чувствовал себя отчасти виновным в происшедшем, но и потому, что хотел взглянуть на тех, кто придет на похороны, увидеть людей, окружавших при жизни Надю.

Он миновал церковь. Легкое деревянное здание с мозаичной картиной на фронтоне казалось плывущим в небо голубым парусником. На крыльце переговаривались несколько старушек в черных платках и грелся на солнышке толстый рыжий кот.

Вчера он звонил в институт, где училась Надя, и секретарь деканата любезно объяснила ему, куда нужно прийти. Еще она сказала, что народу будет мало, так как сейчас лето и все в отпусках.

После церкви Матвей свернул направо, туда, где ровными рядами расположились новые могилы.

Около одной из них стояла небольшая группа – две или три женщины, старик. Тут же стояли двое мрачных мужиков в кирзовых сапогах, с большими, как лопаты, руками – могильщики. Чуть в стороне на козлах стоял гроб, обитый голубым шелком.

Матвей приблизился к могиле, оглядел присутствующих.

Две женщины неопределенного возраста зашептались, неприязненно поглядывая на него. Это были чьи-то тетушки или свояченицы, невзрачные особы с глупыми, некрасивыми и озабоченными лицами, какие всегда попадаются на свадьбах и похоронах, как будто главная их жизненная задача – выдать замуж и потом похоронить своих родственников.

Третья женщина стояла чуть в стороне и держалась обособленно от тетушек.

В первый момент, увидев ее, Матвей невольно вздрогнул.

Ему показалось, что это Надя стоит возле собственной могилы, нервно сжимая в руках платок.

В следующий миг он убедился в своей ошибке.

Конечно, это была не Надя, хотя они с этой женщиной были чем-то удивительно похожи. Нет, не чертами лица, но чем-то более важным – осанкой, фигурой, движениями, едва заметными жестами. Хотя, пожалуй, различий между ними нашлось бы еще больше, чем сходства.

Эта женщина была чуть старше Нади, хотя довольно молода, самое большее – лет тридцать. В первый момент она показалась Матвею не очень красивой, но, приглядевшись, он почувствовал необычное очарование ее лица. Чуть широкие скулы были усыпаны мелкими веснушками, глаза необычного разреза расставлены широко, как будто женщина смотрела на мир с постоянным детским удивлением.

Матвей почувствовал, что так пристально разглядывать незнакомку просто неприлично, и перевел взгляд на высокого старика, стоявшего по другую сторону могилы.

Послышался шум, говор, это к могиле спешила группа молодых парней и девушек – человек семь. Они проскочили нужный поворот и, чтобы не возвращаться, стали прыгать прямо через глубокую канаву, одна девчонка провалилась и завизжала. Тетки в черном тотчас испепелили ее взглядами. Точнее, только пытались это сделать. Ребята не обратили на них никакого внимания.

Матвей пристально оглядел компанию. Обычные молодые ребята, студенты. Одеты как всегда, им и в голову не приходит, что на похороны полагается приходить в черном. Не знают они еще об этом, да и слава богу, пускай подольше в неведении находятся. Четыре девочки и трое парней. Насчет парней сразу все ясно – никто из них с Надей особыми отношениями не был связан, так просто, друзья, скорее даже приятели… Теперь хорошо бы хоть подружку закадычную обнаружить… Эта красотка с белыми волосами, распущенными по плечам? Или та толстушка-хохотушка, что провалилась в канаву? Ну хоть какая-то из четверых заплакала бы, по-особенному посмотрела… Нет, все одинаково себя ведут, стоят кучкой и перешептываются.

Заметив, что Матвей пристально рассматривает девушек, Надины тетки снова покосились на него и зашептались. В это время со стороны церкви подошел пожилой тщедушный батюшка в забрызганной грязью рясе и начал отпевание.

Священник повторял знакомые слова молитвы, и Матвей чувствовал, как в груди развязывается тугой узел, который стянул его сердце в тот миг, когда он вышел на берег озера и увидел трупы. Зато в душе зрела твердая решимость найти виновника этого кровавого преступления и заставить его заплатить за содеянное.

Он понимал, что это – не по-христиански, что месть – из области язычества, но в то же время понимал, что не успокоится, пока не заставит этого мерзавца сполна рассчитаться.

Невольно он снова взглянул на высокого старика, стоявшего отдельно от остальных, по другую сторону могилы.

Старик был высок и удивительно прям, в нем чувствовалась незаурядная сила, несмотря на то что было ему никак не меньше восьмидесяти. Единственной поблажкой преклонному возрасту стала черная трость, на которую он опирался, – да и та казалась в его руке скорее изящным аксессуаром, а не необходимой принадлежностью дряхлого старца.

Вообще он был старомодно, подчеркнуто, даже излишне элегантен – белоснежные манжеты рубашки чуть заметно выглядывали из рукавов черного пиджака, ботинки сверкали, как будто он шел сюда не по кладбищенской грязи, а по ковровой кинофестивальной дорожке. На шее была черная бабочка.

Матвей вспомнил рассказ наркодилера Виталия.

Без сомнения, именно с этим элегантным стариком он несколько раз встречал Надю. Наверное, какой-нибудь родственник, хотя вряд ли близкий…

Еще раз взглянув на старика, Матвей увидел, что по его морщинистой щеке медленно сползает слеза. Горюет, значит, любил он девушку. А больше-то никто и не плачет. Красотка с белыми длинными волосами достала платочек, но это у нее соринка в глаз попала, толстушка перемигивается с низеньким парнем, который в своих широченных штанах похож на клоуна, только носа красного не хватает. Две другие девчонки стояли молча, и видно, что откровенно скучают. И эта, постарше, кажется, родственница, глядит поверх могилы невидящими глазами, не слушая батюшку.