Текст книги "Алмазная принцесса"

Еще я нашла упаковку бумажных носовых платков, флакончик спрея от насморка, использованные резиновые перчатки, пару рекламных календариков на прошедший год, несколько дисконтных карт из одежных и обувных магазинов…

На оборотной стороне нескольких карт были записаны номера телефонов, и я эти карты на всякий случай сунула в карман.

– Эй! – окликнул меня бомж. – Ты же говорила, что только накладную ищешь!

– Остынь, дядя! – отмахнулась я. – Сам же признал, что я – обстоятельство непреодолимой силы!

Продолжив свои археологические раскопки, я нашла складную вешалку для одежды, пересохшую губку для чистки обуви, упаковку ментоловой жевательной резинки без сахара, две круглые резинки для денег, несколько английских булавок… я сама всегда ношу при себе пару – не то чтобы от сглаза, а на случай внезапной аварии – вдруг что-нибудь из одежды порвется…

Бомж недовольно пыхтел у меня за спиной. Явно он считал, что я покушаюсь на его законную добычу.

Я активизировала поиски, но больше не нашла в коробке ничего заслуживающего внимания. Прихватила еще на всякий случай какие-то бумажки, чтобы после с ними разобраться, и вернулась в магазин.

– Ты что так долго? – недовольно спросила Лена, когда я вошла в подсобку.

– Да покурила немножко, – соврала я. – Здесь же нельзя курить, растения не выносят дыма…

– Это точно, – вздохнула Лена. – А главное – Римма его на дух не выносит. Устраивает скандал, если ей только померещится запах курева. Хорошо, она не засекла, что ты так долго отсутствовала, а то бы сразу без разговоров уволила.

Я снова приступила к уходу за растениями. Одни подкормить удобрением, другие опрыскать, убрать пожелтевшие листья…

От любимого занятия полегчало на душе, и незаметно пролетело время до обеда.

Лена взглянула на часы и сказала, что мы можем прерваться на полчасика и сходить перекусить в кафе через дорогу.

В кафе было почти пусто, к нашему столику сразу подошла официантка – слишком ярко накрашенная брюнетка лет двадцати семи. Она поздоровалась с Леной, как с хорошей знакомой. Лена кивнула на меня и сказала:

– Лиза, а это Василиса, она у нас теперь вместо Татьяны работает…

– Эта Татьяна!.. – фыркнула официантка. – Век бы ее не видать! Та еще зараза!..

Я удивленно переглянулась с Леной.

Мы заказали блинчики с вареньем, кофе и горячие бутерброды, и официантка удалилась. Я только хотела спросить Лену, почему у этой девицы вызвало такую реакцию упоминание о Тане, но у нее зазвонил мобильный телефон. Она взглянула на дисплей, тяжело вздохнула и поднесла трубку к уху.

– Да, тетя Люда… нет, тетя Люда… конечно, тетя Люда… ну вы же знаете – я на работе! О господи! Как вас угораздило? Ну ладно, хорошо, я скоро приеду!

Закончив разговор, Лена вздохнула еще тяжелее и пояснила:

– Тетка моя одна живет и чудит… ей и лет-то не так много, восьмидесяти еще нет, но вечно с ней случаются какие-то истории. Сейчас звонит – вышла на лестницу, у соседки хотела соли попросить и захлопнула дверь. Ключи взять забыла и теперь стоит на площадке, ждет, когда я к ней приеду… у меня на всякий случай запасной комплект ключей имеется, но я представляю, что придется выслушать от Риммы…

– А что – у соседки подождать не может?

– Да в том-то и дело, что эта соседка на работе! Пока она вернется, тетка моя воспаление легких заработает! Нет, Вася, ты не представляешь, как тяжело со стариками!

Нам принесли заказ, Лена торопливо заглотала блинчики и убежала, оставив на столе деньги.

К моему столу подошла официантка – не Лиза, другая, постарше и посолиднее. Пока она собирала на поднос Ленину посуду, я воспользовалась моментом и спросила, покосившись на дверь в подсобку:

– А что это Лиза такая нервная? Только упомянули Татьяну из цветочного магазина – у нее прямо истерика началась!

Официантка взглянула на меня настороженно. Видно, ей хотелось поговорить, но меня она пока мало знала… однако она не удержалась, понизила голос и сообщила доверительно:

– Так у нее же эта Татьяна мужика увела!

– Мужика? – переспросила я заинтересованно. – А мне говорили, что эта Татьяна такая тихоня…

– Ага, знаешь, как говорят – в тихом омуте черти водятся… Так это прямо про нее, про Таньку!

Она замолчала – видно, решила, что и так сказала лишнее. Мне же хотелось узнать о Татьяне как можно больше, а для этого требовалось разговорить официантку. Лучший способ развязать человеку язык – усомниться в его осведомленности, что я и сделала.

– Извини, но что-то мне не верится… – проговорила я, вяло ковыряясь в тарелке с остатками еды. – Все говорят, что Татьяна ни на кого, кроме своего мужа, и не смотрела. Так что вряд ли она могла у кого-то отбить мужика…

– Так это он и был! – воскликнула моя собеседница, не справившись с эмоциями.

– Кто – он? – удивленно переспросила я.

– Да муж ее!

И официантка рассказала мне душераздирающую историю прямо для женского журнала.

Года два назад к ним в кафе начал захаживать интересный парень. Рослый, широкоплечий, с густыми красивыми волосами. Не сказать, что киношный красавец, но хорошее открытое лицо, ясный взгляд, приятная улыбка…

В общем, официантка Лиза вздыхала, строила симпатичному клиенту глазки, и он в конце концов не устоял. У них завязался роман.

Лизавета буквально расцвела, похорошела, казалась выше ростом и – можете себе представить? – даже перестала грубить посетителям кафе. Валерик, так звали ее возлюбленного, являлся каждый день, шутил с девушками и обедал всегда за ее столиком. Причем, по наблюдению моей собеседницы, денег за обед не платил, Лизавета выкручивалась сама – где припишет, где свои доложит. Словом, Валерик вел себя по-родственному, и от этого у Лизаветы даже появились мысли о замужестве.

Правда, было одно «но» – ни у Лизаветы, ни у ее ясноглазого избранника не имелось собственного жилья. Оба иногородние, оба жили на съемных квартирах, и Валера дал своей подруге понять, что всякие мысли о свадьбе придется отложить до тех времен, когда он сумеет решить квартирный вопрос.

И тут в магазине напротив появилась Татьяна. До этого она работала в другом цветочном, возле метро «Пионерская».

На первых порах общительная Лизавета подружилась с цветочницей, болтала с ней о своем, о девичьем, и даже между делом познакомила ее со своим потенциальным женихом… То есть не то чтобы познакомила, но отвлеклась на работу и позволила своему Валерику с Татьяной пару раз поболтать. В конце концов, не в вакууме живем, кругом люди, за всеми не уследишь…

Это и стало ее роковой ошибкой. Потому что следовало сразу же вцепляться Татьяне в волосы или надеть на голову кастрюлю с остатками овощного рагу. Или макарон по-флотски. Чтобы наглая цветочница сразу поняла, что брать чужое нехорошо и что за это можно схлопотать по полной программе.

Как только Валера узнал, что у Татьяны имеется собственная квартира, он тут же охладел к черноглазой официантке и бросил все свое мужское обаяние к ногам цветочницы. Лизавета слишком поздно поняла, что ее карта бита.

Татьяна была девушка скромная, неискушенная, большого опыта в сердечных делах не имела и вскоре сдалась на милость обаятельного широкоплечего красавца.

Лизавета, разумеется, закатила бывшей подруге грандиозный скандал с криками и битьем посуды, но это не принесло ей никакой пользы, а только вычли за посуду, и хозяин обещал уволить, если еще хоть раз такое случится.

После скандала и Татьяна, и Валерий перестали посещать кафе, и вскоре от других девушек из «Виолетты» стало достоверно известно, что они поженились.

С тех пор у Лизаветы очень испортился характер, а при одном упоминании о Татьяне у нее начиналась истерика. Немного полегчало ей только тогда, когда она узнала, что Валерий развелся с женой, не прожив с ней и двух лет.

– Так ей и надо, мерзавке! – говорила Лиза в тот день, нервно куря в подсобке. – Думала на моем несчастье свое счастье построить… так вот тебе, стерва!

– Ну так тоже нельзя, – проговорила я, выслушав эту житейскую историю. – Нельзя же радоваться чужому несчастью… а теперь Татьяна вообще исчезла…

– Да вернется она, никуда не денется! – отмахнулась официантка. – Она же со своим знакомым уехала…

– С каким знакомым? – переспросила я удивленно. – Девушки из цветочного ничего не говорили про знакомого…

– Да они ничего не видели! – она снова понизила голос, глаза ее загорелись. – Его машина на этой стороне улицы стояла, прямо возле нашего окна, а у нас в кафе как раз клиентов не было, так что я без дела маялась и все видела…

Я невольно покосилась на большое окно кафе. Через него и правда хорошо просматривалась улица, немногочисленные прохожие и проезжающие мимо автомобили. При желании здесь можно было устроить отличный наблюдательный пункт. А желания, как и свободного времени, у моей собеседницы имелось в избытке.

– Я эту кошку уже раза три видела! – увлеченно продолжала разговорчивая официантка. – И Татьяна каждый раз к нему подходила, разговаривала…

– Кошку? – переспросила я. – Какую кошку? Ты же сказала, что это был мужчина…

– Ну да, за рулем – мужчина, а на машине – кошка… ну, знаешь, дикая кошка, как она называется… пантера!

– Ягуар, что ли? Фигурка ягуара на капоте? А Лена говорила, что это был «Опель»…

– Да не знаю я, «Опель» или «Тойота», я в машинах не разбираюсь! Это не моя стихия! А пантера не на капоте, а сбоку на машине нарисована! Знаешь, как сейчас рисуют – кто льва, кто акулу, кто орла… а на этой машине – розовая пантера!

– Аэрография, что ли? – догадалась я.

– Ну я не знаю, как это называется, а только сейчас много таких разрисованных машин. Так вот, я эту самую пантеру уже три раза под нашим окном видела. И в тот день, когда Татьяна пропала, она здесь остановилась. Татьяна подошла, поговорила с водителем, села и уехала. Ну и больше я ее не видела…

Тут официантку окликнул клиент, который давно дожидался ее за дальним столиком. Она спохватилась, что слишком заболталась со мной в ущерб своим профессиональным обязанностям, и резко оборвала интересный разговор.

Я неторопливо пила чай и размышляла. Как видно, Татьяна Степановна ничего не преувеличила, давая характеристику бывшему мужу своей племянницы. Подловатый, прямо скажем, мужик. Решил свою карьеру строить исключительно за счет женщин. Ничем не брезговал. Казалось бы, что возьмешь с официантки? Зарплата у нее маленькая, сама приезжая, статуса никакого, жилплощадь съемная и связей тоже никаких… Только и тут Валерик пристроился – обедал каждый день забесплатно. Как говорится, курочка по зернышку клюет, с паршивой овцы хоть шерсти клок… А как только появилась у него на горизонте одинокая девушка с собственной двухкомнатной квартирой, он тут же переметнулся к Татьяне. Пришлось даже жениться на девушке, чтобы постоянную прописку получить. А уж потом-то, когда оказалось, что Танечка его в богатую семью ввести сможет, он и развернулся. Да, спокойно мог такой тип жену бывшую убить, чтобы она его планы не нарушила. Этот за возможность красивой жизни на все пойдет!

Все оно так, но официантка-то видела Татьяну с другим мужчиной. Уж Валерика-то она бы узнала. И машину его тоже. Кстати, какая у него машина? Надо выяснить. Скорей всего что-нибудь покруче «Опеля», надо же жену молодую на приличной машине возить! Или папочка выдаст машину с водителем. Так, наверное, проще: не угодит зятек – можно его под зад коленом выгнать. С чем пришел, с тем и ушел.

– Еще что-нибудь принести? – раздался надо мной неприветливый голос.

Это Лизавета подошла, а я и не заметила, погрузившись в размышления.

– Спасибо, ничего не надо…

Она уже протягивала мне счет. Я раскрыла сумочку, углубилась в нее в поисках кошелька, не нашла его, рассердилась и вывалила на стол все содержимое. Клянусь, я сделала это не нарочно, просто кошелек вечно оказывается на самом дне, такая уж у меня сумка.

– Что это? – Лизавета наклонилась и выхватила из кучи барахла на столе фотографию.

На снимке был изображен Валерий Окунев, муж Тани. С разрешения нашей клиентки я разрезала свадебную фотографию пополам, чтобы показывать их по отдельности – мало ли как дело обернется. И вот Лизавета поднесла к глазам эту фотографию и тут же уставилась на меня волком:

– Откуда это у тебя?

– А твое какое дело! – Я сделала попытку выхватить у нее из рук снимок, но не тут-то было. – Отдай! – Я начала нервничать.

Если мы сейчас с Лизкой раздеремся, как бы не накостылял мне охранник. Скажет еще, что я платить не хочу. Можно, конечно, первой пожаловаться на ее хамство, но мне не с руки привлекать к себе лишнее внимание.

– Ты не зарывайся, – сказала я спокойно, – вот, получи по счету, и простимся прямо сейчас.

– Ага, разбежалась! – усмехнулась Лизавета. – Пока не скажешь, откуда у тебя эта фотография, никуда отсюда не уйдешь!

– А может, мне ее Валерик подарил на память о нашей любви! – Я решила показать зубки.

– Врешь! – закричала Лизка. – Все врешь! Чтобы он на такую швабру, как ты, внимание обратил?

– Но-но, – обиделась я, – на себя-то посмотри, тоже мне, королева красоты! И что ты так переживаешь, – продолжала я, потихоньку собирая вещи в сумку. – Валерочка-то женится на днях, так что ни тебе, ни мне не достанется. Так зачем нам ссориться?

– Нет, но когда он успел? – горестно спросила Лизавета. – Вроде бы все время он с этой своей мымрой находится, когда не на работе. А в магазине тоже все время на виду…

Я хотела спросить, где Валерик теперь работает, но вовремя спохватилась. Лизка все равно ничего не скажет, а меня еще больше заподозрит.

Я положила на стол деньги и осторожно, не поворачиваясь спиной к очумевшей от ревности официантке, вышла из кафе.

К Лизавете мы подошлем дядю Васю, он учинит ей допрос по всем милицейским правилам, уж он умеет. И если Лизка владеет какой-либо информацией о Татьяне, дядя Вася из нее это вытрясет.

Я перешла дорогу и открыла дверь цветочного магазина. И сразу же попала в эпицентр циклона. Или тайфуна, как кому больше нравится. Или торнадо, имя которому было Римма Михайловна.

– Ты что это себе позволяешь? – заорала она визгливым голосом, из чего я сделала вывод, что в магазине не было ни одного покупателя. – Ты где это шляешься в рабочее время?

– Обедала, – коротко ответила я, пытаясь плавно обойти фурию, – могу я пообедать? Или у вас в магазине сотрудники должны с голоду умирать?

Римма поперхнулась воздухом и заступила мне дорогу.

– Ты… – пыхтела она, – ты… еще смеешь возражать? Да ты никто, и звать тебя никак! Да я на твое место завтра же сто человек найду!

Ага, найдет она. То-то четвертый день объявление у них висит, что продавец требуется. Никто не торопится на такую-то зарплату!

Я молчала, прикидывая про себя, нужно ли мне еще оставаться в магазине. Вроде бы все сведения я уже получила, вряд ли девочки еще что вспомнят. И даже вещи Танины просмотрела. Стало быть, пора отсюда уходить.

Римма восприняла мое молчание как знак покорности и еще больше разошлась.

– Уродка безрукая! Ничего не умеет, а туда же – права качать! С голоду она помирает! Да ты у меня вообще без обеда работать будешь!

Глаза у нее потихоньку вылезали из орбит, лицо стало красное, как помидор, а голос приобрел диапазон дисковой электропилы.

Лечиться надо, Римма Михайловна!

Я огляделась вокруг. Если сейчас метнуть этой заразе в лицо вон ту кливию, то жалко цветок. Земля высыплется на голубой свитерок, это приятно, но кливия как раз собирается цвести, так что ей вреден такой стресс. А если брызнуть Римме в лицо раствором удобрения, еще привлекут за хулиганство.

– Не смейте говорить мне «ты», – отчеканила я, – в последний раз предупреждаю, а то за себя не ручаюсь.

– Вон из магазина! – заорала Римма. – Ты здесь больше не работаешь!

– И не собиралась никогда работать в этой богадельне, – я пожала плечами, – цветы все больные, вялые, ассортимент скудный, директриса дура и истеричка. Разоришься скоро!

Римма зашипела, как кошка, позабыв от злости все слова, и бросилась на меня.

Я ловко увернулась и метнула в нее круглый кактус. И как только сил хватило!

Кактус сбил Римму с ног да еще обсыпал землей из горшка. И еще колючки застряли в волокнах свитера. Римма пыталась их вытащить, но укололась. Стоявшая в дверях Лена кусала губы, чтобы не расхохотаться, и показала мне за спиной Риммы большой палец.

– Счастливо оставаться! – сказала я на прощание.

Мне никто не ответил.

Василий Макарович положил телефонную трубку и еще несколько минут смотрел на нее с детской обидой и откровенной неприязнью. Вот они какие, эти женщины! Даже Василиса, к которой он относился по-отечески, которую научил азам трудной и опасной работы детектива, к которой, чего греха таить, привязался за время совместной работы, – даже она оказалась черствой, неблагодарной и безжалостной эгоисткой! Вместо того чтобы окружить больного человека заботой и лаской, вместо того чтобы подавать ему каждые полчаса горячий чай с медом или малиновым вареньем и три раза в день кормить вкусной и калорийной домашней пищей – вместо этого она нагружает его работой! Его, тяжелобольного, немолодого и глубоко страдающего!

Василий Макарович тяжело вздохнул и закатил глаза.

Но его страдальческого выражения лица никто не видел, его вздохов также не слышал никто, если не считать Бонни, валявшегося на полу возле кровати. Так что можно было не стараться.

Дядя Вася устроился поудобнее и подоткнул сбившееся одеяло.

Прислушавшись к себе, он вынужден был признать, что чувствует себя вовсе не так плохо. Правда, в горле хрипело и сипело, как в неисправной батарее, но жар спал, мучительная ломота во всех суставах прошла, и отвратительный озноб, еще утром сотрясавший все тело, тоже прекратился. А самое главное – Василий Макарович вынужден был признать несомненную правоту Василисы: работа им необходима как воздух, а поскольку их в фирме всего двое (если, конечно, не считать Бонни), то ему нужно взять часть нагрузки на себя.

– Бонни, дармоед, мог бы и ты потрудиться на благо нашего агентства! – проговорил дядя Вася, неодобрительно взглянув на дога. Бонни ответил ему преданным взглядом, который можно было понять так: «Да я всей душой! Да я всегда готов! Только покажи мне своих врагов – и я раздраконю их на тысячу крошечных кусочков! Или, на худой конец, разорву им брюки и обслюнявлю с ног до головы… Но вот разговаривать по телефону и допрашивать свидетелей, к сожалению, не умею…»

– Не умеешь! – подтвердил дядя Вася с тяжелым вздохом и снова взялся за телефон.

За время работы в милиции он обзавелся большим количеством друзей и знакомых в самых разных подразделениях, от лаборатории графологической экспертизы до морга. В том числе был у него приятель и в ГИБДД, или, по-старому, ГАИ. Это был «горячий финский парень» по имени Матти Пустонен.

Василий набрал его номер и прохрипел в трубку:

– Здорово, Матти!

– Это кто-о? – протянул Пустонен в недоумении.

Матти перебрался в Северную столицу из Петрозаводска больше двадцати лет назад, но так и не избавился от финского акцента.

– Что, не узнаешь? – дядя Вася откашлялся. – Это я, Василий Куликов! Ты меня забыл, что ли?

– Не-ет, не запыл!.. – отозвался Матти голосом протяжным и печальным, как сумерки на финском хуторе. – Только не узна-ал… покатым будешь, Васи-лий…

– Каким? – удивленно переспросил Куликов.

– Покатым… ну, тенек мноко пудет!..

– Ах, богатым! – сообразил наконец дядя Вася. – Твоими бы устами… только, знаешь, вряд ли я разбогатею – не тот у меня характер!

– А что ты так хрипишь, Васи-лий? Заполел?

– Да, заболел, заболел! – Дядя Вася грустно закашлялся. – Грипп, наверное…

– Свинячий?! – всполошился Матти, трепетно относившийся к здоровью. – А ты, Васи-лий, маску нател?

– Маску? – удивился Василий Макарович. – Разве грипп по телефону передается?

– Кто его зна-ает… – протянул гаишник. – Переженого пок пережет…

– Пережженного? – переспросил дядя Вася. – А, береженого!

– Тебе, Васи-лий, лекарства какие-нипудь нужны? – забеспокоился Пустонен. – Я привесу…

– Да нет, спасибо, Матти, за мной есть кому ухаживать! – Дядя Вася взглянул на Бонни и страдальчески скривился. – Я тебе чего звоню-то… ты бы не мог помочь мне найти одну машину?

– Машину? Нет проплем… Ты мне только скаши номер – я тепе сразу все узнаю…

– Да в том-то и дело, что нет у меня номера! Знаю только, что это – черный «Опель» и на борту у него картинка… эта, как ее… – Дядя Вася напрягся, припоминая слова Василисы.

В голове у него зазвучала привязчивая мелодия, перед глазами мелькнули кадры из мультфильма. – А, ну да – розовая пантера!

– Аэрокрафия? – уточнил Пустонен.

– Во-во, аэрография! – подтвердил Василий Макарович, вспомнив мудреное слово.

– Ну, это кое-что! – Матти задумался. – Ну ты потожди, Васи-лий, я потумаю и перезвоню…

– Подумай, Матти, подумай! – обрадовался дядя Вася. – Только не очень долго, дело важное! И… спасибо тебе большое!

– Не сто-ит… – протянул гаишник. – Ты высторавливай поскорее, Васи-лий!..

Василий Макарович повесил трубку и обессиленно откинулся на подушки.

Потом он вспомнил, что его страдания никто не видит, и расслабился.

По прошествии некоторого времени, прислушавшись к себе, он понял, что чувствует себя лучше, но очень хочет есть.

Снова недобрым словом помянув про себя легкомысленную Василису, которая бросила его без помощи и заботы, Василий Макарович спустил ноги с кровати, нашарил тапки и отправился на кухню.

Бонни тут же вскочил и устремился за ним в надежде, что ему тоже что-нибудь перепадет.

Однако содержимое холодильника разочаровало обоих голодающих.

Как поется в старой трогательной песне, в холодильнике была «зима, пустынная зима».

– Вот так с голоду умрешь, и никто не пожалеет! – привычно вздохнул дядя Вася и задумался о своем трагическом положении.

Есть хотелось мучительно.

В желудке ныло и подвывало, как подвывают голодные волки в зимнем лесу.

Он еще раз обследовал холодильник и не нашел там ничего, кроме половинки лимона и засохшей корки сыра. Эту корку он бросил Бонни. Пес машинально заглотал угощение и тут же обиженно взглянул на дядю Васю – мол, не ожидал от тебя такого!

– Извини, ничего другого предложить не могу! – Василий Макарович развел руками.

Положение было безвыходным.

Точнее, как раз выход был: следовало одеться и выйти из дому. Кстати, заодно уж и поговорить с той официанткой, о которой упоминала Василиса…

Ну ладно, так и быть – придется соединить приятное с полезным: можно поесть в том кафе, где работает эта официантка, а заодно, между основным блюдом и десертом, провести профессиональный допрос. Он еще покажет Василисе свой настоящий профессионализм! Он еще докажет, что его рано списывать!

В кафе народу было мало, потому что время обеда уже миновало, а время ужина еще не наступило. Василий Макарович разделся в гардеробе и задержался перед зеркалом, тщательно приглаживая редеющие волосы. Не то чтобы его вдруг одолел интерес к своей персоне, просто он разглядывал в зеркале полупустой зал и пытался определить столики, которые обслуживает официантка Лизавета. Пока что никого похожего на знойную брюнетку с ярко накрашенными губами, как описала ему Василиса интересующий их объект, в зале не наблюдалось. Крутилась возле занятых столиков женщина постарше с усталым невыразительным лицом, но это было типичное не то.

Открылась дверь, и в кафе вломилась компания развеселых мужичков рабочего вида. Едва не сметя дядю Васю, они рванули в зал. Там сразу стало шумно и тесно.

Немолодая официантка скрылась на кухне, и тотчас на смену ей явилась Лизавета. Все верно, определил Василий Макарович, девица яркая, броская, заметная. Хоть и одета вызывающе. Василиса сказала – безвкусно, но дядя Вася понятия не имел, как сейчас молодежь одевается. Вроде бы все одинаковые, но про одну Василиса говорит – высший класс, а про другую – полный отстой. Василий Макарович плохо улавливал разницу.

Работяги оживились и шумно приветствовали Лизавету как старую знакомую. Она на заигрывания не отвечала и даже весьма ощутимо хлопнула одного зарвавшегося шутника по затылку, когда он попытался ущипнуть ее за попу. Наконец она отделалась от работяг и подошла к столику дяди Васи.

– Что будете заказывать? – И отвернулась равнодушно. Василий Макарович для нее интереса не представлял.

– А ты, дочка, что посоветуешь? – миролюбиво спросил он.

– Какая я вам дочка! – фыркнула Лизавета, как рассерженная кошка. – Оборони бог от такого папаши!

– Что ж вы так невежливо клиентам отвечаете, – расстроился Василий Макарович, – этак весь аппетит пропадет…

Лизавета промолчала, но дернула плечом, давая понять, что ей все равно, пропадет у него аппетит или останется.

Василий Макарович подумывал уже предъявить свое милицейское удостоверение, но тогда вряд ли удастся поесть. Еще подсыплет чего-нибудь в еду вредная девка!

– Значит, так, – он провел пальцем по меню, – суп мне принеси вот этот, грибной, и картошку с мясом.

Тут он вспомнил, что давно уже побаливает зуб, на котором держится задний мост. Если честно, то едва держится, последние дни доживает. Так что мясо ему явно противопоказано.

– Котлеты есть? – спросил он, решительно отодвигая меню. – Или биточки?

– Какие биточки? – возмущенно заорала Лизавета. – Вы, мужчина, куда пришли? Тут у нас кафе приличное, а не заводская столовка! Биточки ему подавай!

– Тебе поскандалить хочется? – кротко спросил дядя Вася. – У тебя настроение плохое? Хахаль бросил?

– Да вам-то какое дело! – Лизавета почти вырвала из его рук меню.

– Вот именно, что никакого, – согласился Василий Макарович, – было у меня настроение поесть спокойно, да ты его успела испортить. Самой, значит, мало неприятностей, норовишь другим устроить.

– Жаловаться будете? – спокойно спросила Лизавета.

– Кой черт жаловаться! – дядя Вася повысил голос. – Я сюда не жаловаться, а обедать пришел!

В это время к столику подскочила другая официантка – та, что постарше. Она отодвинула Лизавету, выразительно взглянула на нее и примирительно затараторила:

– А вы возьмите вот блинчики с мясом, они мягкие и повару всегда удаются!

Лизавета нехотя ретировалась.

– Вы уж извините, – бормотала ее коллега, – у нее неприятности на личном фронте. Живые люди, не машины, сами понимаете… машины и те ломаются…

«Не понимаю», – подумал Василий Макарович, но пока решил промолчать.

Грибной суп оказался и не супом вовсе, а странной бурдой однородной субстанции.

– Это крем-суп из шампиньонов! – заторопилась официантка. – Вы попробуйте, вам понравится.

Дядя Вася с опаской сунул в рот ложку. Какой-то грибной кисель, а не суп. Вот у покойной жены был грибной суп! Пальчики оближешь, с тарелкой вместе съешь, ночью встанешь, чтобы доесть!

Василий Макарович привычно расстроился и выхлебал суп из шампиньонов – чего с голодухи не сделаешь…

Блинчики и правда оказались ничего себе, есть можно. И к чаю принесли булочку с вареньем, почти теплую.

Василий Макарович не спеша пил чай и внимательно поглядывал по сторонам. Работяги съели свои бифштексы, запили их пивом и ушли. Пара средних лет допила кофе и тоже засобиралась. В зале остался только лысый мужчина в очках, он читал газету и грыз соленые орешки, запивая их отчего-то не пивом, а сладкой кока-колой.

– Еще что-нибудь? – официантка приветливо улыбалась.

– Ты вот что… – Василий Макарович протянул ей деньги, – мне больше ничего не надо, а ты Лизавету позови.

– Зачем? – удивилась он.

– Да просто так. Передохни там, в подсобке, а то все бегаешь, а она сидит.

– Ругаться будете… – грустно улыбнулась официантка.

– Это уж как она себя поведет, – уклончиво ответил Василий Макарович, – скажи, дело у меня к ней серьезное.

Лизавета явилась минут через десять, видно, надеялась, что настырному клиенту надоест ждать и он уйдет. Увидев дядю Васю на прежнем месте, она расстроилась.

– Садись, – Василий Макарович кивнул ей на свободный стул, – разговор есть.

– Это с какого же перепугу я буду с вами разговаривать? – усмехнулась Лизавета.

– А вот с какого, – он показал вредной девице свое милицейское удостоверение. Ловко так показал, чтобы она не заметила, что оно давно просрочено.

– Протокол составлять будете? – радостно вскричала Лизавета. – Ой, не надо, ой простите меня, гражданин начальник, уж даже не знаю, майор вы или настоящий полковник! Ой, простите, не узнала вас сразу, оттого и нагрубила!

– Ты дурака-то не валяй, – посоветовал Василий Макарович, – мне твое хамство по барабану. Я таких на своем веку знаешь, сколько перевидал? Что делать, если уж такая уродилась. Себе же самой хуже делаешь, с такими манерами так и проторчишь всю жизнь в этой забегаловке. Это если еще сумеешь доказать, что ты к убийству непричастна.

Он нарочно решил сразу огорошить вредную девку страшными словами, чтобы сбить с нее маленько спесь. Взяли моду: чуть что не по ним – сразу в крик! Он ей в отцы годится, хоть бы немножко постеснялась!

– Какое еще убийство? – оторопела Лизавета. – Ты, дядя, что мне шьешь?

– Выражайся нормальным языком! – припечатал Василий Макарович. – Какой я тебе дядя? Мне племянницы под следствием не нужны! А на зоне – тем более! Я для тебя – майор Куликов, так и называй. А пока лучше помолчи да послушай.

Видно, Лизавету проняло, она вылупила глаза и поудобнее утвердилась на стуле.

– Я расследую дело об исчезновении Татьяны Окуневой. – Василий Макарович устал ходить вокруг да около и решил действовать быстро и энергично. – Только не мотай головой и не говори, что понятия не имеешь, кто это такая.

– Так вы по Танькину душу? – протянула Лизавета. – А я-то, интересно, при чем?

– А при том, что все знают: вы с Татьяной были врагинями лютыми, она у тебя парня увела, и ты на всех углах орала, будто смерти ей желаешь.

– Так то когда было… – протянула Лизавета, но в голосе ее дядя Вася отметил некоторую неуверенность.

– Примерно два года назад тебя Валерий бросил? – Василий Макарович нарочно не стал щадить вредную Лизавету и называл вещи своими именами.

Он делал это не из мелкой мести, просто хотел вывести ее из себя в надежде получить некоторую информацию.

Усилия его увенчались успехом. Лизавета заорала:

– А твое какое дело, старый мухомор?

И сделала попытку вскочить со стула.

– Сидеть! – рявкнул дядя Вася вроде бы тихо, но отчего-то тонко и испуганно задрожали бокалы, подвешенные над стойкой небольшого бара.

До Лизаветы наконец дошло, что с ней никто шутить не собирается, а воплями да руганью она в данном деле не отобьется, только хуже себе сделает.

– В камеру посажу! – пригрозил дядя Вася. – Посидишь пару деньков – шелковая станешь!

Он блефовал, но Лизавета испугалась.

– Да что вы от меня хотите… – забормотала она, отводя глаза, – не знаю я, кто Таньку похитил…

– Ага, похитил, значит, – обрадовался дядя Вася, – а я тебе про похищение не говорил…