Текст книги "Морфоз. Повесть белой лилии"
Автор книги: Наталья Алмазова
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава XXIII
На пороге Рая
Наконец, мы с моей новой знакомой добрались до интересующего меня дома. Дверь парадной была открыта, магнитный замок не работал, а потому мы беспрепятственно вошли внутрь. В подъезде нас поприветствовало глухое эхо и бетонная пыль. Поскрипывающий лифт, один из двух имеющихся, радушно распахнул перед нами свои выкрашенные серым створки.
Выйдя на нужном этаже и дойдя до дверного порога моего ученика, я упёрся взглядом в незнакомую дверь, что впрочем, не слишком меня изумило: я редко пользовался дверьми как таковыми. Перед кнопкой звонка я в нерешительности замер. Я разглядывал пристально и внимательно этот чёрный, вырезанный из пластика, прямоугольник с чуть выщербленным правым нижним углом, обрамлённый белой пластиковой каймой, слегка забрызганной извёсткою после побелки стен. Бесхитростный предмет ведал ответ, что пока ещё для меня оставался неявным, так как я боялся его узнать. Просто принцип суперпозиции[34]34
Квантовая суперпозиция (когерентная суперпозиция) – это суперпозиция состояний, которые не могут быть реализованы одновременно с классической точки зрения, это суперпозиция альтернативных (взаимоисключающих) состояний.
[Закрыть], – мрачно усмехнулся я про себя.
Хлоя с некоторым изумлением следила за мной, не понимая, в чём причина такого необъяснимого поведения. После нескольких тягостных минут, взглянув исподлобья с долей иронии на моё отрешённое лицо, моя спутница решительно позвонила в дверь. Я очнулся и замер. Звук, похожий на колокольный, превратился для меня в набат. А секунды вытянулись, словно точки при астигматизме, в длинные линии. Ожидание стало настоящим мучением. Я мог услышать, будучи ещё на первом этаже, шаги в квартире Мигеля или даже дыхание, однако я не хотел того, и свёл к минимуму всякую чувствительность, кроме базовых ощущений, которыми обладают и люди.
Спустя секунды, счёт которым я потерял, дверная защёлка повернулась. На пороге стоял мой ученик, мой Мигель. Вполне живой и вполне настоящий. Немного растерянный и изумлённый. Коллапс волновой функции[35]35
Коллапс волновой функции (Редукция фон Неймана) – мгновенное изменение описания квантового состояния (волновой функции) объекта, происходящее при измерении: когда система перестаёт существовать как смешение двух состояний и выбирает одно конкретное.
[Закрыть]. Мои губы растянулись в совершенно бессмысленной отстранённой улыбке. Я слегка склонил голову к правому плечу и полностью погрузился в собственные внутренние переживания. Это было нечто совершенно мною непознанное и фантастичное. Хлоя, оттолкнув меня в сторону и кивнув Мигелю, небрежно его поприветствовала, так, будто они знакомы, и вошла в квартиру, сказав, что стоять и мёрзнуть на пороге ей надоело. Мой ученик рассеянно проводил девушку мимолётным взглядом и вновь перевёл свои глаза на моё чудаковатое лицо. Я… видел то, что происходило в его душе: будто потоки резко отличающегося по температуре воздуха встретились, образуя дрожащую муаровою дымку. Он многое хотел мне сказать. Но слов не осталось – фразы выгорели дотла. И их неосязаемый пепел кружился в воздухе. Я желал бы остановить этот миг. Зафиксировать как на фотопластинке. И остаться в нём. Кошмары разоблачены и рассеяны. Жизнь продолжается. И она будет вечна.
Если бы Рай для меня существовал, он был бы именно таким – замершим мгновением безбрежного покоя и блаженства.
Мои абстрактные размышления прервал окрик со стороны кухни. Хлоя спрашивала, долго ли ей нас ещё ждать.
Вернувшись на землю в прямом и переносном смысле, я переступил порог, и дверь за мною захлопнулась. Мигель отошёл на несколько шагов, любезно пропуская меня вперёд. Мы проследовали на кухню, где, уже облекшись в одежду юноши, то есть, накинув одну из его рубашек и застегнув её на пару пуговиц, Хлоя заваривала чай. Что же, распоряжалась в чужом жилище она вполне по-хозяйски. Её собственные вещи не до конца выветрились даже после длительной нашей прогулки из-за большой влажности воздуха и теперь сушились на спинке одного из стульев.
Мигель в лёгком смущении тихо обратился ко мне, дабы узнать, кто она такая. Однако девушка опередила меня с ответом и представилась сама, присовокупив к тому не без доли оптимистического сарказма, что тоже чрезвычайно рада знакомству. После чего я всё же ответил моему ученику, охарактеризовав гостью всего одним словом – утопленница. Discipulus meus совершенно тому не удивился и со спокойным видом задал следующий вопрос: зачем я её сюда привёл. Глубокомысленно устремив взор в потолок, я попытался найти хоть одну объективную причину и не смог её обнаружить. Я действовал алогично, поддавшись настроению. Так я и ответил, растерянно разведя руками. Хлоя взглянула на нас с укором, заметив, что обсуждать человека в его присутствии неэтично, и опустилась на стул, придвинув к себе чайник и наливая тёмную коньячного цвета жидкость в кружку. Мигель беззвучно вздохнул и отправился в соседнюю комнату, возвратившись оттуда с ещё одним стулом, который он предложил мне, и я любезно согласился.
Чай эти двое пили в молчании, настороженно переглядываясь. Девушка хотела налить и мне согревающий напиток, но Мигель прервал её действие фразой, что это совсем ни к чему. В знак согласия я покорно кивнул: вкус я мог ощутить без непосредственного употребления какого-либо продукта – он для меня был сродни запаху, да и у людей эти ощущения были связаны. К тому же, моё тело не было адаптировано к усвоению грубой материи, которой являлось вещество органической или же неорганической природы. Я не нуждался в физическом восстановлении структуры. Принципы функционирования моего организма, если можно так сказать, были отличны от людских, подчиняясь законам иного уровня. Я дышал космическими ветрами, а не воздухом, вкушая ткани порядка более тонкого – звенящее эхо в сосудах и капиллярах Сущего.
После непродолжительного чаепития, моя подопечная отправилась в ванную комнату, заявив, что после грязной речной воды ощущает себя земноводным с гадкой склизкой кожей, и что она желала бы избавиться от подобного ощущения как можно скорей. Мой juvenis alumnus, молча, проводил её глазами. Мы остались одни. Подперев подбородок кистями, рук я глядел в окно. Мой ученик – на меня. Я воспринимал его взгляд как нечто вполне материальное. «Magister…» – тихо позвал меня Мигель. Я обернулся. Я не вмешивался во внутренний мир мыслей юноши и не знал, что происходит там. Когда-то я дал ему это обещание. Возможно, пришло время жалеть о том: иногда я совершенно переставал его понимать. К примеру, как сейчас. Он хотел мне что-то сказать, что-то очень важное, но почему-то не проронил и звука.
Хлопнувшая дверь прервала затянувшееся безмолвие. Хлоя, укутанная в полотенце и с мокрыми волосами, стояла в коридоре. Улыбнувшись, она сказала, что так ей намного лучше, однако не мешало бы и поспать. Немудрено: возвращение из посмертья – процесс весьма утомительный, – догадался я. Мигель поднялся со стула, чтобы проводить гостью до спальни и предложить что-нибудь из одежды. Устроив нашу новую знакомую, он возвратился ко мне. Я стоял у окна, облокотившись на стену, и наблюдал, как выцветает рассыпанная по небу берлинская лазурь, всё более тускнея.
«Тебе тоже не мешало бы отдохнуть, Мигель. Ночь была длинной. Прости за внезапный визит и незваную гостью. Сам не знаю, зачем я вытащил её из воды. Жизнь так нелепо прервалась. Мне показалось, что это был… не совсем подходящий вариант для завершения.
Она смелая. Выносливая. Просто слишком уж любопытная и… немного устала. Этот её шаг… жажда перебороть страх и познать… Может, способ она выбрала и не вполне подходящий, но… Жаль, что люди не умеют исправлять смерть. Хотя, может, вам это и не нужно вовсе: ведь вы всё равно возвращаетесь. Все возвращаются – рано или поздно, за редкими исключениями. Лишь изменяя форму. Хотя, в пространственно-временной длительности можно повториться практически в любом моменте, который существовал или только грядёт. Дух свободен в своих перемещениях и многоличен в персонификациях, проживая неисчислимое количество жизней в параллелях одного или даже нескольких миров. Но однажды все лики соединяются. Тогда человек становится Богом – Осознающим себя как единое со всем. Это величайшее озарение и безграничное… счастье? Вероятно, так.
А знаешь, Мигель, я хотел бы… быть тобой…» При этих словах мой ученик вздрогнул. «…чтобы стать Им». Немного помолчав, я продолжил: «Бог ассимилируется с Высшей Волей в активном проявлении, и далее, переходя на неописуемый и непознаваемый уровень, Он сливается с Абсолютом. Но однажды…
Ты слышал про День и Ночь Брахмы, Мигель? Думаю, да. Когда наступает Ночь, все реки возвращаются обратно в истоки. И Творящая Ипостась – Демиург будто бы засыпает, растворяется, сохраняя собственную суть в латентном состоянии до наступления следующего Дня».
Рассветное небо уподобилось аквамарину. Я заворожено глядел сквозь его слепящую синь на звёзды. Я видел и слышал их. Границы – условность. Необходимый инструмент для познания Частного от Всеобщего. Мигель стоял неподвижно по левое плечо от меня и также неотрывно смотрел на проясняющиеся небеса. И было ещё что-то… но я никак не мог проникнуть в потаённый смысл того. Я заметил, как губы юноши едва дрогнули, будто с них невесомою пушинкой вот-вот должно вспорхнуть слово. Но вокруг царила тишина, и только шёпот города бесцеремонно вторгался в её чертоги.
«Отправляйся спать, мой juvenis alumnus: я уже вижу, как пестрыми крыльями мотыльков тебя окружают сны – иди». Мигель, послушно склонив голову, внял моему совету без возражений и проследовал в соседнюю комнату, так как спальню свою он галантно уступил нежданной гостье. Я ещё несколько часов провёл у окна, после чего отправился блуждать в уже досконально изученных мной спутанных лентах переулков и проспектов, затерявшись в них подобно песчинке, увлекаемой течением полноводной реки.
Глава XXIV
Тождество
Я исчез, как и прежде. На месяц, быть может, чуть более того. Мне казалось, как бы нелепо это не звучало, что моё присутствие будет подвергать опасности моего ученика и Хлою. После того, что я видел в недрах собственных кошмаров, я не переставал думать об Их приходе. Впрочем, я и ранее непрестанно думал о том. Всеведающие Стражи, что должны были явиться за головой беглеца: мысли о Них вселяли суеверный страх в мою неспокойную душу, лишённую опоры под ногами. Однако терзал меня не только один лишь страх, но и неизвестность. Противоречивость двух моих видений сбивала затуманенный разум с толку. Я никак не мог разобраться в их последовательности по отношению к «здесь» и «сейчас». Оба эпизода могли быть вполне объективно реальны, но хронология их представлялась задачей куда более сложной, нежели могло казаться на первый взгляд. Угасание мира и смерть человека. Я безуспешно пытался расплести туго стянутую сеть из этих реальностей, приняв за фиксированную точку в системе отсчёта данную консолидацию собственной личности в конкретной эпохе и Вселенной, и проследить движение прочих миров относительно неё в той же плоскости Бытия. Но тщетно. К разгадке все старания не приближали меня ни на миг.
…Помню, был вечер. Мягкий, обволакивающий аметистовый туман стелился покровами над стихающей суетностью дня. Я бродил в его влажных фантомных объятиях, разглядывая занимательную структуру кластеров молекул воды в микроскопических аэрозольных каплях. Это занятие было столь увлекательным, что я и не заметил, как неопределённый маршрут привёл меня к знакомому дому.
Я неспешно поднимался по лестнице – этаж за этажом. Я не пытался почувствовать или узнать, просто сосредоточился на процессе движения и на грязно-жёлтом дрожащем свете электрических ламп.
Та же дверь и знакомый звонок. Не секунду я замер, отпустив свои способности и ощущения на волю, вне сводящих их к нулю рамок, что я любил устанавливать, чтобы почувствовать себя одним из людей… И внезапно понял, что произошло. Видимо, потому я пришёл сюда, ведомый внутренним голосом. Я в мгновение ока оказался в комнате Мигеля.
Свечи. Аромат мирта. Как всё было знакомо. Колышущийся в полумраке свет, запахи воска и эфирного масла, блики зеркал. Книжные шкафы, полные оккультной литературы и фолиантов по магии на разных языках. Не знаю отчего, но вся эта обстановка взволновала меня, окутав терпкой дымкою неясных эмоций. Однако для переживания всего многообразия чувств мне хватило и мига. В следующую за тем секунду я увидел Хлою, что сидела в углу на полу, прислонившись спиной к книжному шкафу. Она прижимала плотно сомкнутые ладони к губам и прерывисто дышала. Обернувшись, я заметил и моего ученика. Юноша находился в сидячем положении, голова его, безвольно повёрнутая на бок, покоилась на столешнице, руки, словно плети, лежали на коленях. Я видел осколки стекла, разбросанные по комнате, в чьих зеркальных каплях отражались блики пламени. Опрокинутый канделябр и разорванные страницы одной из книг.
Остановившийся взгляд Мигеля, пустота в суженых зрачках, неестественная для человека белизна кожных покровов, слегка приоткрытые бескровные губы: по всем признакам можно было бы сказать, что он мёртв, но я прекрасно сознавал, что это не так. Discipulus meus любил играть с магией. Именно играть, используя её как инструмент для ненасытного познания Бытия. Это были довольно опасные забавы, хотя он обладал и навыками, и талантами – бесспорно, так. Пожалуй, я раскрыл ему слишком много сокровенных тайн, которые были излишни. За сим была моя вина – целиком и полностью: Мигель переходил границы дозволенного роду людскому и многократно переступал пороги, определённые лично ему, заглядывая в миры, к созерцанию которых он подготовлен не был. Эта тяга, как я понимал, была сродни азарту – желанию испытать себя, всё больше повышая сложность игры и увеличивая ставки. Кроме того, знал я также, что юноша ищет какой-то личный ответ, важный ему. Но самого вопроса я не ведал – ведь я дал обещание не вмешиваться в мысли и переживания молодого мага.
Ныне же его тело простиралось на некогда расчерченном моими когтями столе, а душа в то время обреталась далеко вне своей оболочки. Там, откуда не возвращаются. Люди не возвращаются. Я только сокрушённо покачал головой.
Подойдя к Хлое, я помог ей подняться и попытался успокоить. Девушку бил озноб, вероятно, от всего произошедшего, но это был не страх. Скорее, как электрический удар – шок от касания до энергий иных частот, диссонирующих с человеческими. Но моя подопечная не сошла с ума и не поддалась истерике. Хотя этот вариант являлся вполне вероятным для неподготовленного разума. Сильная. Я знал. Хлоя медленно перевела взгляд на моё лицо и почти ровным голосом спросила меня, что с Мигелем. Положив ей руки на плечи, я ответил, что разберусь с этим, а ей лучше отдохнуть. Девушка прижалась лбом к моей груди, замерев на несколько секунд, а после отправилась в соседнюю комнату, бросив короткий взгляд в сторону моего ученика.
По качествам характера, как я успел заметить, моя подопечная лучше подходила на роль ученицы для меня, но Мигель был более одарён, однако, импульсивен. Впрочем, в этом мы с ним стали похожи. Моя человечность тоже зачастую подталкивала меня к необдуманным действиям и нелогичным поступкам. Что же до одарённости – это достаточно размытое понятие. Каждый индивидуум осенён способностями в равной мере, однако разнообразные свойства так и остаются латентными без Воли, их проявляющей. Таким образом, таланты – не что иное, как плоды усердия Воли. Я мог бы помочь проявиться многим дарам, что скрывала натура Хлои, сделав её не менее способною, чем был Мигель. Я знал, что она была бы послушной и последовательной, не смотря на амплуа самоубийцы и напускную развязность поведения. И НИКОГДА бы не сотворила того, что я запретил. Моя подопечная вполне могла скрасить моё пребывание здесь своим обществом и ученичеством. Она тоже искала разгадку противоречий своего мира. Может, стоит оставить самоуверенного и непослушного юношу там, куда он имел неосторожность попасть? Означенная мысль блеснула короткой вспышкой в моём разуме. Это было бы рационально. Оправдано. Заслуженно. За легкомысленность в обращении с полученными Знаниями, с осведомленностью о последствиях, адептов везде и во все времена карали наистрожайшим образом. «Dura lex, sed lex»[36]36
лат. Каким бы ни был суровым закон, его следует соблюдать.
[Закрыть]. Он этого достоин. Остаться в своём личном Аду. Данные размышления быстро проносились у меня в голове. Это ведь был не первый безрассудный поступок Мигеля. В предыдущий раз он в равной мере подверг опасности нас обоих. Сейчас – себя и Хлою. Он эгоцентричен. Беспечен. Инфантилен в некотором роде. Он часто не слушал моих предупреждений и указаний, и, я был уверен, не стал бы их слушать и в дальнейшем. В своей неутолимой жажде всеведения этот упрямец презирал любые запреты! Он…
…был таким же, как я сам.
Глава XXV
Сумеречная анфилада
Я неспешно подошёл к столу, глядя на оплавляющиеся свечи. Медленно провёл своими тонкими бледными пальцами по чёрным как смоль, разметавшимся по спине волосам моего ученика. Подтолкнув ладонь под его щёку, опирающуюся на стол, я приподнял голову Мигеля и посмотрел ему в глаза. В этой реальности время для меня остановилось. Моё сознание переместилось в иную сферу существования.
Сумрачный мир – один из множества известных мне, предстал пред очами, развернув свой хмурый шатёр над моей головой. Видимо, через это пространство низшего плана discipulus meus рассчитывал добраться до миров на ступень выше Земли, как ни парадоксально бы это звучало. Можно сказать, пройти тайным коридором между вложенными одна в другую вселенными, нарочно меняющим направления, дабы оставаться сокрытым. Нужно было скорее отыскать моего ветреного ученика в этой анфиладе мирозданий низшего порядка, нанизанных на одну ось, – думалось мне. Атмосфера здесь была слишком тяжела и грузна для меня, однако вряд ли могла причинить ощутимый вред. Так я считал. Мой разряжённый дух принял форму, так как существовать в столь материальном пространстве без формы представлялось недопустимым. Я уважал чужие законы.
Овеществившись, я медленно побрёл в направлении, куда, как мне показалось, уходит тонкая серебристая нить Ариадны – антакарана. Мнилось, что я ступаю по чему то довольно вязкому, похожему на ил. Взглянув под ноги, я заметил, что это черви: их скользкие, блестящие от слизи тела извивались под снежно-белыми ступнями, оплетая кончики моих достаточно длинных чуть изогнутых когтей. Я не испытывал отвращения к этим созданиям – ведь они – одна из ступеней эволюционного процесса, и старался идти как можно осторожнее. Звёзд в этом мире ещё не было – они только начинали зарождаться из пылевых облаков, однако, прототипы планет уже существовали: в каждой Вселенной своя последовательность циклов. И своя логика Сотворения.
Небеса, лишенные светил, были покрыты тёмно-бурыми разводами, растекающимися на чёрном фоне. Озарял эту беззвёздую юдоль блуждающий свет далёкого взрыва. Сделав следующий шаг, я услышал пронзительный оглушающий визг – из-под стоп моих вырвалось нечто, похожее на диковинное ракообразное, чертами своими напоминающее мокрицу, только чудовищных размеров относительно моих собственных «околочеловеческих» габаритов. Лишённое глаз, изворотливое существо. Мне пришлось подпрыгнуть, дабы оно не сбросило меня со спины. Занятное создание в тот же миг ретировалось, высоко вскинув голову с подёргивающимися жвальцами, и зарывшись в шевелящуюся «почву». Я размеренно пошёл далее. Вновь подняв глаза наверх, я увидел полчища чёрных насекомообразных тварей, отдалённо напоминающих саранчу, только крупнее. Маневренных, но безглазых, как и прочие обитатели мира без солнца. Они пронзительно стрекотали, скрыв собой значительную часть небосвода. Следя за их передвижением, я думал о том, что же ощущал Мигель, пробираясь такой негостеприимной, мрачной тропой? Ведь он человек. У него есть чувства и страхи, и критерии оценок безобразного и прекрасного. Ощущение собственной уязвимости. Как он прошёл здесь, не отступив, не испугавшись? За этими размышлениями я незаметно добрался до портала – следующего перехода, где плёнка пространства-времени была наиболее тонкой.
Новый простёршийся передо мной мир несколько отличался от предыдущего. Здесь поверхность небесного тела была сплошь усыпана крошечными скелетами неизвестных на Земле существ, чьи хрупкие кости, похожие на белоснежное кружево тончайшей работы, крошились, когда я ступал на них. Чуть погодя я заметил, что филигранные скелеты временами перемежались с ещё живыми созданиями и полуразложившимися их трупами. Казалось, для людского обоняния запах тлена тут должен был быть просто невыносимым. Пускай я и оставался к нему равнодушен, но как же мой ученик?.. Астральные проекции людей, насколько мне было известно, могли быть восприимчивы к окружающим раздражителям. Своей настойчивостью юноша меня просто поражал. Для какой цели, зачем все эти усилия? Что он искал? Ради чего спустился, можно сказать, в миры Преисподней, сквозь тьму и смрад бредя в неизвестность? Я не понимал. Я не знал устремлений его мятежного духа. Я дал ему слово не знать. А клятвы бессмертных священны.
Шорох костей, обращающихся в муку под ногами и едкий запах гниющей падали. Мигель прошёл этой дорогой, не замешкавшись, не усомнившись. Пожалуй, я недооценивал степень упрямства молодого мага.
Следующий мир был подобен каменистой пустыне – царству минералов и простейших форм, молчаливый и недвижный в собственной неосознанности. Наводнённый потусторонней тишиной. Пожалуй, даже более пугающей, нежели странные скрежеты и шорохи предыдущих вселенных. Ибо тишина заставляет обращаться вовнутрь Себя.
Находящийся за миром безмолвия мир, напротив, кишел причудливыми обитателями, не имеющими аналогий с поселенцами Земли. Шумными и пёстрыми, словно тропические попугаи. Я с грацией хищника пробирался меж их гомонящих стай, изящно и осторожно. И ума не мог приложить, как мой ученик сумел зайти так далеко. Тихо идя дальше по восходящей последовательности вселенных, я вновь и вновь задавался этим вопросом. Да, целеустремлённости Мигелю было не занимать. Впрочем, как и безрассудности. Временами анфилада миров ветвилась, число поворотов казалось бесконечно. Жизненные формы варьировались, то уплотняясь, то становясь киселеподобными или вовсе эфирными.
Наконец, проследив путь юноши, я добрался до одного из мирозданий, где обитали низшие астральные сущности – лярвы и прочие паразиты, неупокоенные, алчущие земного пристрастно и жадно. Кроме них, в этих сферах обретались и те, кого люди прозвали «демонами» – злыми духами порядка много выше. Злыми в людских категориях. Ведь объективно понятия зла не существует, – рассуждал я. Так или иначе, это было угрюмое, враждебное живому, место. И он был где-то здесь, discipulus meus. Я не сомневался.
Отчётливо ощущая, как пристально и напряжённо за мной следит множество фантомных глаз, я искал след моего ученика. Напасть открыто или же оказать какое-либо иное противодействие гении мрачных чертогов пока не решались: я видел их смятение и задумчивость. Они будто совещались о том, что можно сотворить с таким созданием чуждой, непонятной природы. Хозяева скорбных мест пытались обнаружить мои слабые места или же потаённые страхи, дабы использовать их как рычаги воздействия, но мои мысли для них оставались тайной за семью печатями. Иероглифом мёртвого языка, который невозможно было прочесть никому, кроме начертавшего этот знак. Я был призраком меж призраков, потусторонним даже для потустороннего, оттого демоны удивлялись. Однако я сильно сомневался, что размышления Мигеля также остались неразоблачёнными, подобно моим. И это очень меня беспокоило.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
