Текст книги "– Автора!"

– Что из вышеперечисленного сказала жена, а что теща? – задумчиво спросил Алексей.

– Сказала все жена. От тещи похвалы не дождешься. Упорствует в своем «он тебе не пара». Пополняет ряды настоящих тещ. А ты чего звонишь-то, коммерческий? – подозрительно спросил Барышев. – Пора заканчивать вводные процедуры. Излагайте суть.

– Погоди. Я только переверну котлеты сочные из мяса молодых бычков.

Серега хмыкнул. Поддев ножом котлету, Алексей понял причину. Добрая половина мяса молодых бычков прилипла ко дну сковороды, словно бы котлета была склеена из картона. Под воздействием высокой температуры картон стал превращаться в неприятную массу бурого цвета.

«Ничего, – утешил себя Алексей. – Как-нибудь». И вернулся к телефону.

– Тебя не удивляет, Серега, что у меня неприятности?

– Ты для них родился. Но Анюта ничего не говорила. Неужели тебя уволили? – ахнул Барышев.

– Да не на работе неприятности. Вернее, те, что на работе, меня мало задевают. Тут другое…

– Ну?

– Мой сосед по даче, то есть сосед по даче моей жены, отдал богу душу. Все было бы ничего, если бы это произошло без цианистого калия и если бы этот злодей не оставил посмертные мемуары, где упоминается моя жена, я в амплуа ревнивого мужа, и тупые менты, которые никогда не находят убийц. В перспективе меня ждет скамья подсудимых. Как тебе?

– Неплохо. Стиль изложения подкачал, но суть я уловил. А не врешь?

– Если бы! Самое гнусное, что под меня копают. Мои же бывшие коллеги. В частности, капитан Михин. Из районного ОВД.

– И что ты собираешься делать?

– Тебе вот звоню.

– У вас есть план, мистер Леонидов?

– Есть ли у меня план? У меня всегда есть план!

– И моя роль?

– Погоди, у меня, кажется, молодые бычки горят.

– Картон не горит. Он тлеет, – вздохнул Серега. – Мне приходилось этим питаться.

– И каково на вкус?

– Сносно, если никогда не был женат. Тебе, Леха, понравится вряд ли. Я знаю, что Александра готовит хорошо.

– Я все-таки сниму сковороду.

Он переставил мясо молодых бычков на соседнюю холодную конфорку. Бычки продолжали шипеть, возмущаясь, что их так варварски смешали с картоном. Барышев продолжал вздыхать в телефонную трубку. Сочувственно.

– Ты давно на шухере не стоял? – спросил его Алексей.

– С детства, когда яблоки у соседской бабки воровали.

– А как насчет отмычек и небольшого конфликта с законом?

– Ну, ради нашей дружбы… Если надо…

– Очень надо, Сережа, – серьезно сказал Алексей.

– И куда ты хочешь влезть?

– На дачу к этому недоделанному Тургеневу. К Пушкину-Лягушкину, – со злостью сказал Алексей.

– Эк тебя проняло!

– Потому что я прочитал его пасквиль. Это был не писатель, это был… Гадюка, и та не так ядовита.

– А что нам надо на его даче?

– Мне нужны его бумаги. Последняя рукопись.

– Издать хочешь? – хмыкнул Барышев.

– Понимаешь, Серега, мне достались только два отрывка. Остальное, как утверждает правосудие в лице капитана Михина, – философские измышления. Не представляющие никакого интереса для следствия. Но я уверен, что из пятнадцати листов мелким шрифтом можно выловить немало. Меня кое-что насторожило, когда я присутствовал на осмотре места происшествия. Я просто уверен, что продолжение этой «Смерти на даче» есть, только где?

– Как-как? «Смерть на даче?» – удивился Серега.

– Именно. Ну не везет мне в жизни, и что?

– Как тебе, Леонидов А. А., капитан в отставке, в роли подозреваемого? Сухо, комфортно?

– Ага, только памперс слишком быстро намокает, а запасного нет. Ну что, Серега?

– И когда грабим банк?

– Давай по-тихому завтра ночью. Чтобы Сашка не знала, да и твоя супруга тоже. Бабы нам в этом деле ни к чему, потому что отговаривать будут непременно.

– А мое алиби для второй половины?

– Ночное дежурство.

– Ох, попаду я с тобой под дело о разводе!

– Я тебя прикрою. Кто за кем заезжает? Твоя машина в каком состоянии?

– В таком же, как и твоя. «Жигули» на пенсии. Когда ты себе джип-то купишь, коммерческий директор?

– Когда сам на пенсию пойду. Или когда научусь воровать и брать взятки. Значит, ты приезжаешь ко мне на своем «жигуле», как только улизнешь из дома, и отправимся на дачу к писателю, прихватив соответствующий инвентарь.

– Что брать?

– А я знаю? Ключи какие-нибудь, отмычки… Или лучше выставить раму и залезть через окно?

– Ладно, на месте обсудим. Жди.

– До завтра.

Леонидов положил трубку и почувствовал, что ему стало легче. Лезть в чужой дом, опечатанный казенной печатью, удобнее с надежным и физически сильным товарищем. В Сергее Барышеве он не сомневался. Они давно уже забыли зимнюю размолвку и примирились окончательно.

Весь следующий день Леонидов сидел на рабочем месте как на иголках. Думал о ночной вылазке и не реагировал на неприятности, которые были такими же, как всегда: там не отгрузили, тут забыли, здесь не состыковались… И все в итоге шло как по маслу: чем меньше нервничаешь, тем быстрее рассасывается. Причем само собой.

В семь часов вечера Алексей быстренько свернул дела, заехал в хозяйственный магазин, купил зачем-то топорик, тиски, набор отверток, пару нитяных перчаток и бельевую веревку. «Господи, на гору я, что ли, собираюсь лезть? Там окно на высоте полутора метров! Всего-то!» – мысленно ругнул он себя, все же беря веревку.

Барышев появился в десять часов, когда уже начало темнеть. Огромный, одетый в камуфляжную форму, со спортивной сумкой в руке.

– Что там? – кивнул на нее Леонидов.

– А, всякая хрень. Думаешь, я когда-нибудь лазил в чужие дома? Я честный.

– Думаешь, я профессиональный взломщик? Но мне эти бумаги знаешь как нужны?

– Что, так серьезно?

– Тут не до шуток. Писатель даже улики подбросил. Чтобы меня стали подозревать. Пуговицу от моей рубашки и Сашкин платок. Основательно подготовился.

– А зачем?

– Это я и хочу понять. Поехали, нечего время тянуть.

– Погоди, еще не стемнело.

– Пока доберемся, пока в кустах посидим… Стемнеет. Еще пара часов и… А потом не собираешься же ты прямо к дому подъезжать? Надо хотя бы полтора километра пешочком протопать.

– Зачем так много?

– Опыт подсказывает. Лучше вблизи места предполагаемого взлома не засвечиваться.

– А опыт не подсказывает тебе, что взломщиков привлекают к уголовной ответственности?

– Меня и так привлекут. Из двух зол надо выбирать меньшее, – философски заметил Алексей.

– Тогда карту местности давай, Леонидов. Я на даче у тебя ни разу не был, а в темноте могу и не сориентироваться.

– Обойдешься. Это не приграничная зона, а всего-навсего деревня Петушки Московской области. Где там блуждать?

– Если нет карты, обязательно нужен проводник. Поскольку ты местный житель, ты и поведешь.

С ролью проводника Алексей согласился. Надел темную ветровку и спортивные штаны в тон. Потом взял сумку со всякой всячиной и вместе с Барышевым спустился вниз, к машине.

…Доехали они часа за полтора, когда уже окончательно стемнело. Оставили машину в кустах и направились к поселку, стараясь держаться поближе к дороге. Трава была влажной. Как только на шоссе появлялась машина, оба невольно вздрагивали. Пару раз даже нырнули в кусты. Леонидов злился:

– Так мы до утра будем идти! Давай представим, что мы просто люди. Что, здесь не ходят, что ли, по ночам?

– Чего бы с фонарем и с флагом не шагать прямо по дороге и под барабанный бой? Вопя при этом: «Мы хотим влезть в чужую дачу!» – разозлился и Серега.

– Но не шарахаться же в кусты все время? Давай сворачивай. Вот она, проселочная дорога! Которая ведет прямо к дому Клишина! Нам сюда.

– Мать честная! В лес!

– Ну и что?

– Да так. Темно, хоть глаз выколи!

– Будто ты ни разу не участвовал в ночных марш-бросках, – буркнул Алексей.

– Тише ты! Опять кто-то шуршит!

– Тьфу! Это ж мышь.

– Мышь!

– Что ты орешь?

– Я не люблю маленьких животных, – виновато сказал Барышев. – Чем меньше живая тварь, тем она противнее. Вдруг кусается?

– Хрен прокусит такая маленькая твою слоновью кожу.

– Понимаешь, я медведей не боюсь. Волков не боюсь. Даже тигра не испугаюсь. Но мышь! Это ж такая пакость! Это ж…

– Стой! Хватит бормотать, вот она, дача! – Леонидов махнул рукой на темный дом, показавшийся впереди. Потом сказал: – Боюсь, петли на воротах ржавые, будут скрипеть. Давай-ка через забор махнем.

Серега вновь начал ворчать. Алексей же подумал о том, что им повезло. Дом Клишина – крайний. И подошли они со стороны леса. Он перемахнул через забор первым. Следом перевалился Серега. Жидкий штакетник не выдержал, раздался треск.

– Барышев, слон! Мать твою… – выругался Алексей. И добавил: – Тише.

– И что? – спросил Серега, очутившись на дачном участке.

– Что, что, к дому давай!

Они осторожно подошли к писательской даче. Обе двери – и черный ход, и парадный – были опечатаны. Алексей выбрал, разумеется, заднее крыльцо. По деревенской улице могут прогуливаться влюбленные парочки, и они наверняка заметят, что кто-то ломится в дом Клишина, если идти с парадного. Еще ментов вызовут!

– И что? – вновь спросил Серега.

– Что, что! Поднимайся на крыльцо и замок ломай! – прошипел Алексей. – Либо дверь снимай с петель!

– Бездарность ты, Леонидов, в чужой дом влезть не можешь. Тут легче окно выставить. По переду-то они рамы заменили, а здесь только наметили. Старье! – Серега презрительно сплюнул. – Рамы гнилые. Сейчас поддену легонько, и… И печать вашу милицейскую не нарушим, и шума не так много произведем. Думаешь, так легко сломать амбарный замок? Или дверь высадить?

– Выставляй окно.

Серега взял сумку с инструментами и отправился штурмовать окно.

– Леха, помоги! – гулким шепотом позвал он через несколько минут.

– Чего?

– Шатается, надави посильнее. Раз-два!

– С…

– Е…

– Заткнись! Сашка в доме на соседнем участке! Знаешь, какой у беременных сон чуткий?

– А почему надо от Александры скрывать?

– Потому что она врать не умеет. Если спросят, обязательно будет краснеть… Ой! Нога!

Усердствуя, Серега наступил ему на ногу. Алексей едва не закричал в голос. Барышев – слон! Никогда не думал, что так тяжело залезть в чужой дом. Оказывается, как тяжело работать преступником! Им надо за вредность молоко давать. Вместе со сроком.

– Серега, а я пролезу? – с сомнением спросил он, когда рама была выставлена. Она и в самом деле оказалась гнилой. В порядке у писателя был только фасад.

– Пролезешь, – оскалился Барышев.

– Ладно, жди тут.

– Быстрее только. Фонарик возьми.

– Подсади-ка!

Барышев буквально впихнул его в окно. Алексей неловко плюхнулся на пол. Лезть в чужой дом оказалось не только трудно, но и некрасиво. В смысле, что никакой эстетики. Культуры производства.

Алексей очутился в темных сенях и зажег фонарик. На цыпочках прошел в комнату, где первым делом включил компьютер, нашел дискету и скопировал на нее «Смерть на даче». На всякий случай скопировал и другие текстовые файлы, те, что хранились на диске «С». Марать бумагу покойник не любил. Во всяком случае, Алексей не нашел ничего интересного ни в тетрадках на столе, ни в его ящиках. Так, мелочовка: несколько писем, порванный пополам конверт, парочка фотографий. Письма Леонидов прихватил, все остальное оставил. Пару дискет с пометками, сделанными кривым «пьяным» почерком, Алексей тоже прихватил. Потом направился в сени, где почувствовал себя немного увереннее. Выглянул и позвал Барышева:

– Серега!

– Ну?

– У меня идея!

– Не надо.

– Надо. Ты сможешь восстановить все так, чтобы никто не догадался о взломе?

– Не смогу, – сердито засопел Серега. – Рама развалилась. Я ее малость сдавил, и…

– Сашка мне рассказывала, что на здешних дачах местные хулиганы по ночам орудуют. Ничего ценного не берут, а просто тусуются. Пьют и по пьяни все громят. Все равно поймут, что сюда влезали, давай под местных закосим?

– Точно?

– Конечно! Если и будут искать, то не те, кто занимается убийством Клишина, факт. Я эту процедуру знаю. Да и кто заявит? Наследники? Подумаешь, хулиганы вломились! Ничего ведь не взяли!

– Ладно, тогда давай быстрее. Надоело мне здесь стоять.

– Сейчас.

Леонидов вернулся в дом и постарался по-быстрому «навести бардак»: перевернул несколько стульев, запачкал ковер на полу, повалялся с ногами на кровати. Сойдет. Главное, что ничего не пропало. Пара писем не в счет. На всякий случай он порвал несколько листков бумаги, выдрав их из тетрадей, и бросил на ковер клочки. Потом вернулся к окну:

– Все. Лови меня!

– Грязные следы остались? – деловито спросил Серега, подставляя руки.

– А что? – спросил Алексей, приземлившись.

– Так на тебе были нитяные перчатки. Получится смешно, если отпечатков пальцев не найдут, а отпечатков ног сколько угодно. Какие-то странные хулиганы получаются, безрукие. Ботинки сожги на всякий случай. Надеюсь, они не новые.

– Точно! У меня старые кроссовки в машине есть, я переобуюсь, а эти по дороге в болотце заброшу. Или на помойку.

– Хорошо бы дождь пошел, – задумчиво сказал Серега.

– Почему?

– Потому что на меня трудно купить ботинки. Своими я дорожу.

– Погоди, сейчас твои следы затопчем.

– Все, Леха, с меня достаточно. Пошли отсюда. В крайнем случае получим срок за мелкое хулиганство. Дадут условно, учитывая прошлые заслуги. Надеюсь. – И Серега грустно усмехнулся.

Алексей вздохнул: «Вот до чего дошло!» Но кто бы ему дал эти бумаги?

Они пошли все к тому же забору. Оглянувшись, Алексей заметил, как в его доме зажегся свет.

– Черт, Сашка все-таки проснулась! – прошипел он.

– Главное, она не видела, что это ты.

– Тьфу-тьфу. Ты спать-то где будешь?

– На ночном дежурстве. У тебя, конечно! Не возвращаться же в такое время к жене. Глаза выцарапает!

– Спасибо тебе, Серега. Ты настоящий друг, – с чувством сказал Алексей.

– Не за что. Ты все время в мою жизнь вносишь разнообразие. Только не забудь рассказать, что там с этим писателем. Интересно.

– Погоди, мы еще вместе будем над этими бумагами колдовать, может, и ты чего-нибудь разглядишь. Мне личная обида мешает.

– Если там про тебя гадости написаны, я с удовольствием почитаю. А вот и забор! Давай лезь.

– Тю… Да тут дыра! Ну, ты, Серега, и слон!

– Не я. Хулиганы.

…Минут через двадцать они добрались до машины: Серега вставил ключ в замок зажигания. Словно внимая его мольбам, старушка тут же завелась. Только очутившись на переднем сиденье и расслабившись, Алексей почувствовал, что смертельно устал. Совмещать работу на фирме и частное расследование – это, знаете ли…

Когда выехали на трассу, он уже сладко спал. Снился ему Павел Клишин. Писатель бродил по своей разгромленной даче и сокрушался. «Так тебе и надо!» – злорадно подумал Алексей.

Глава вторая
Пашины мысли

1

В течение двух последующих дней Алексей просто не мог добраться до записей Павла Клишина. Работы было так много, что об остальном на время пришлось забыть. Дискета и прочее, изъятое в частном порядке с дачи писателя, лежали дома в ящике письменного стола. Оно и понятно: реакция происходит только тогда, когда срабатывает катализатор, ускоряющий процесс. Пришел, например, капитан Михин, завел Леонидова, и тот залез к Клишину на дачу. Не проявляли к Алексею два дня никакого интереса правоохранительные органы, и творения Клишина валялись в ящике письменного стола невостребованными.

Алексей уже успел пожалеть о том, что сдернул Барышева и решился на действия противоправные. Работа навалилась, затянула, как болотная ряска; упавший в нее камень только на мгновение нарисовал на поверхности круг чистой воды и канул на дно. И тина тут же сомкнулась. Леонидов тонул, увязая в своем болоте по самые уши. И почти уже захлебывался. Он уже пожалел, что согласился на предложение Серебряковой. Уволенный им Костя Манцев, по слухам, неплохо устроился в конкурирующей фирме. Да и Саша Иванов процветает там же. Самое смешное, что Леонидов туда звонил, предупреждал. Мол, эти люди неразборчивы в средствах. И на руку нечисты. А в ответ услышал: «Нам такие и нужны!» И чего он добился? Теперь эти двое активно играют против него, против Серебряковой, против «Алексера». Война не закончилась, напротив. Разгорелась с новой силой. Но это уже совсем другая история.

Так было до среды, и Алексею уже начало казаться, будто произошедшие в выходные дни неприятности – случайный эпизод, не имеющий последствий. Поэтому Леонидов слегка растерялся, когда Марина Лазаревич, секретарша, доставшаяся ему в наследство от бывшего коммерческого директора Паши Сергеева, открыла дверь и голосом заговорщицы произнесла:

– Леша, там из милиции.

– Из какой милиции? Кто? Зачем? – удивленно спросил он.

– Представился как старший оперуполномоченный Михин. Я даже документы его проверила на всякий случай. А вдруг врет? С удостоверением все в порядке.

– Михин? А!.. Нет, этот не врет, он оттуда.

– Сказать, что ты в банк собираешься?

Алексей вдруг вспомнил, как сам в первый раз пришел сюда, в офис «Алексера». Он работал тогда по делу об убийстве А. А. Серебрякова. И все начальство в спешном порядке «уехало в банк», узнав о его приходе.

– Не будем уподобляться… – Он сладко потянулся в кресле, расправляя плечи.

– Кому? – удивилась Марина.

– Всем. Зови сюда этого парня, я готов лечь на амбразуру, не хватает только связки гранат. Чтобы по пути взорвать танк.

– Ты какой-то нервный, Леша, – покачала головой Марина. – Что-то серьезное?

– Принеси-ка нам лучше кофейку.

– Сделаю. Тебе как обычно, без сахара? А ему?

– Ему даже с молоком.

Марина, пытаясь сдержать смешок, открыла дверь и сказала тому, кто ждал в приемной:

– Проходите, пожалуйста. – Она ослепительно улыбнулась, отчего появившийся в дверях Михин побагровел и уставился в пол. Секретарша у Алексея была очень хорошенькой. Но без последствий. То есть для него самого ослепительные улыбки Марины последствий не имели. Занятое сердце – лучшая броня. А про Михина Алексей подумал: не женат.

– Алексей… Алексеевич, вас соединять с кем-нибудь? – сладко пропела секретарша.

При посторонних и клиентах они с Леонидовым соблюдали субординацию и были строго на «вы». Начальник и подчиненная.

– Пока нет, Марина. Скажите, чтобы перезвонили минут через пятнадцать.

Она вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

– Садитесь, пожалуйста, Игорь Павлович, – Леонидов кивнул на кресло напротив. – Сейчас нам принесут кофе.

– Вот, значит, где работают коммерческие директора? – Михин оглядел просторный кабинет. – Что ж, круто! Секретарша-красавица, кофеек.

– А без атрибутов? Без монитора на столе, кожаных кресел и секретарши в приемной не смотрюсь?

Кабинет, в который въехал Леонидов, так и оставался безликим. Алексей удовлетворил все просьбы сотрудников, но потратиться на себя так и не решился. Шикарный же кабинет Серебрякова, убитого в августе прошлого года, пустовал по-прежнему, Ирина Сергеевна, его вдова и нынешняя хозяйка фирмы заглядывала в офис редко.

– Я тут о вас справки навел, Алексей Алексеевич. Вы ушли из органов пять месяцев назад и в таком же звании, как я, только не из какого-то РОВД, а из Главного управления, и с хорошей репутацией ушли. Вам очередное звание должны были присвоить. Затянули, потому что у вас было взыскание. О вас чуть ли не легенды ходят! Мол, Леша Леонидов такое дело сразу раскрывал. Так мне сказали по поводу убийства Клишина.

– И что? Люди с министерских постов уходят, из президентов даже, но живут же после этого! Решение оставить карьеру сыщика – это не смертельно. Поверьте, можно не только выжить, но и достойно прожить.

– Это уж точно: достойно! На большие деньги польстились?

– Да. Польстился на большие деньги. О моей бывшей работе все?

– Это больная тема?

– Нет. Но хотелось бы знать, я что, подозреваемый?

– Подозрение с вас лично я не снимаю, хотя ясно начинаю понимать, что если убили вы, то доказать это практически невозможно.

– Это еще почему?

– Вы ведь прекрасно знаете, на чем можно засыпаться, и постарались улики уничтожить. В доме все чисто, отпечатков нет, следов грязной обуви тоже, никто вас не видел ни входящим в дом Клишина, ни выходящим оттуда. Все-таки профессионал, чего уж тут…

Леонидов едва сдержал улыбку, вспомнив, как ночью они с Барышевым, бывшим десантником, а ныне сотрудником вневедомственной охраны, весьма непрофессионально лезли в чужое окно. И сказал насмешливо:

– Да, ампулу из-под цианистого калия я бы не стал оставлять на месте преступления. И вообще не стал бы оставлять. Ибо на ней есть маркировка. Нетрудно вычислить, с какого химико-фармацевтического завода она взялась. Свидетелей нет, кроме покойника, а в его способности предсказывать будущее ни один суд не поверит. Тоже мне, Нострадамус из деревни Петушки!

– Вам весело, как я вижу?

– Грустно. Если я на Библии сейчас поклянусь, что не убивал никакого писателя и вообще не знал о том, что он заходил в мое отсутствие к моей жене, вы же мне не поверите? Что значат слова человека, не замеченного до сих пор ни в какой антиобщественной деятельности, против пуговицы от рубашки и голубого платка?

– Отчего же? Я как раз вчера беседовал с вашей супругой. Она, похоже, вообще врать не умеет. Честно рассказала мне про школьный роман с Клишиным, про то, что он был мстительным человеком. И по характеру не подарок.

– Вы были у Саши? – насторожился Алексей.

– А что странного? Из-за нее же весь это шум.

– И что заставило вас принять ее взгляд на проказы Клишина? Насчет его мстительности и злобы?

– Я разговаривал кое с кем из его знакомых. Надо же было узнать, писал он, основываясь на реальных фактах, или был мастер приврать.

– И что вы услышали, Игорь Павлович?

– С детства литературу не люблю и, признаюсь, ни черта в ней не понимаю. Например, нормальный человек просто скажет: «Я вышел из дома и пошел на электричку». А тот, который писатель, непременно выдаст: роса на траве блестела, что-то там звенело где-то в воздухе, гудок электрички был похож на набат, сама электричка еще на кого-то. И из обычной двухчасовой поездки в вашу, допустим, деревню Петушки на поливку огорода выйдет лирическая поэма о том, какое это счастье просыпаться рано утром и слушать пение птиц. Весь этот бред и есть литература.

– А почему бред?

– Да потому что все вышесказанное неправда! Все чепуха. Реалистом надо быть, а не пудрить людям мозги, – сердито сказал Михин. – Вот взять, например, этого писателя Клишина. Врал он? Конечно, врал! Все говорят, что был он человеком особенным. И эта особенность заключалась в том, что Павел Андреевич исключительно умел наживать себе врагов. У него не складывались отношения ни с кем: ни с женщинами, хотя он и был красавцем; ни с издателями, хотя он, без сомнения, был талантлив; ни с друзьями, хотя многие хотели бы таковыми стать. Он обладал уникальной способностью говорить людям вещи, которые они меньше всего хотели бы услышать. И люди переставали с ним разговаривать и вообще общаться.

– Как интересно! И кто конкретно?

В это время Марина Лазаревич торжественно внесла поднос с двумя чашечками кофе и вазочкой с конфетами. Михин прервал свой патетический монолог, невольно уставившись на ее стройные ножки, открытые короткой юбкой. Марина поставила поднос на стол, и ее каблучки зацокали обратно к двери. Дверь закрылась, а Михин все еще сидел. Открыв рот.

– Секретарша у вас, я смотрю… – покачал головой капитан.

– И что?

– Как жена на это смотрит?

– Положительно. Она не ревнивая. Так что именно говорил людям этот писатель?

– Писатель? А, да, мы о Клишине… Кофе можно пить?

– Да. Это настоящий, не муляж. – Михин отхлебнул кофе и сказал:

– Вкусно. Она еще и кофе умеет варить! Простите. Я тут изложу некоторые факты. Все знакомые Клишина в один голос утверждают, что Павел просто не умел говорить и писать приятных вещей. Вернее, как утверждает один издатель, не мог себя переломить. Ведь не секрет, что идеальный вкус есть у единиц, а дорогие вещи покупают все, и все хотят подтверждения тому, что не зря потратили деньги. Попробуй скажи откровенно человеку, что он отвалил кучу денег за ерунду, которая гроша ломаного не стоит! Наживешь себе врага на всю жизнь. Поэтому нужным людям обязательно надо врать. На комплиментах карьеру делают. Не умей хорошо работать, умей льстить начальству. Всем приятно слушать дифирамбы. Даже очень умные начальники попадаются на такой крючок просто потому, что боятся трезво оценить себя и своих жен. А Клишин умел замечать в людях все самое смешное, нелепое, потаенные движения души, которые человек и сам от себя порою скрывает. У каждого есть больное место, так вот Павел Андреевич обладал необыкновенным даром сразу же это место нащупывать и просто из интереса туда тыкать: что будет? Было очень плохо. У писателя в итоге оказалась куча врагов. И ни одного друга. Он был очень одинок.

– А как же талант? – спросил Алексей, который внимательно слушал разговорившегося Михина. «А мальчишка-то не так уж и глуп! И хорошо поработал! В нужном направлении».

– Так и талант был того же рода. Клишин изумительно описывал все гадкое, что отлично умел в людях замечать, – со вздохом сказал Михин.

– Значит, в моем случае я больше всего на свете боюсь, что жена мне изменит? – предположил Леонидов.

– Видимо, так. Вернее, вы ее наверняка очень любите, это ваша опора в жизни, что Клишину казалось нелепым и смешным.

– И я действительно тощий и красноглазый?

– Во внешности у каждого есть недостатки. Люди в массе своей далеки от идеала, а те, которым повезло, большие деньги на этом зарабатывают. Вспомните свою работу в розыске. Как описывают свидетели других людей? Например, спрашиваешь: «Кто к нему приходил?» Ответ: «Какая-то женщина в очках». Сразу представляешь возрастную грымзу, смотрящую целый день телевизор или читающую книжки под настольной лампой, а потом оказывается, что это ослепительно красивая девушка с отличной фигурой и белозубой улыбкой, но действительно в очках, хотя очки ей и идут. Вы худой, пусть даже тощий, и глаза у вас воспалены от постоянного недосыпания. Но можно ведь сказать и так: стройный. Человек, волосы у которого густые, черты лица правильные. Перечисли все это – возникает совсем другой образ. Вот из чего я делаю вывод, что Клишин мог просто описать события под тем углом зрения, под которым он привык воспринимать события и окружающих его людей.

– И кто же, по-вашему, его убил?

– А вот это вычислить необыкновенно сложно. Насолить Павел Андреевич успел всем своим знакомым и любимым женщинам. Если таковые у него были. Любовницам. Так будет вернее.

– Почему это он не мог влюбиться?

– С таким критическим взглядом на людей? Я тут пробовал читать его книги…

– И?

– Ни черта не понял! – в сердцах сказал Михин. – Это ж бред!

– Знаете, Игорь Павлович, у меня такое чувство, что вы пришли сюда посоветоваться. Так?

Михин вздохнул и как бы между прочим сказал:

– На дачу к Клишину в понедельник ночью какие-то хулиганы влезли.

– Что, все следы уничтожили? В которых вы хотели еще разок покопаться? – Алексей уткнулся в чашечку с кофе, чтобы Михин не поймал его взгляда.

– Да не в следах дело! Что следы! Вот и жена ваша говорит, что ничего не слышала, спала. А ведь сон у беременных женщин такой чуткий…

– Исключения из любых правил есть.

– Я человек конкретный, Алексей Алексеевич, у меня нет склонностей к аналитике…

– Я не заметил. Вы прекрасно изложили писательскую концепцию Клишина.

– С чужих слов, Алексей Алексеевич, с чужих слов. Чтобы понять этого писателя и вообще всю их братию, надо самому писателем родиться или хотя бы что-то в жизни прочитать. А я школьную программу еле-еле одолел и до сих пор не помню, кто старуху пришил топором: Рахметов или Раскольников. Чую, что «висяк» у меня будет. Да. Я понимаю, когда убивают из-за денег или ножом в пьяной драке. Но когда убивают из идейных соображений…

– А почему вы решили, что здесь какие-то идеи?

– Да роман этот покоя не дает! Эта злосчастная «Смерть на даче»! Вы почитайте некоторые места и сразу поймете.

– Где ж почитаю? Дайте!

Леонидов через стол протянул Михину руку. Тот посмотрел грустно, глаза у него оказались сиреневыми и глубокими, как две чернильницы. Алексею тут же захотелось обмакнуть в них гусиное перо и написать что-то о чудных мгновениях. Ресницы у его визави были длинные и пушистые, как у девушки, а губы пухлые. Симпатичный парень Игорек Михин, если отбросить слово «опер». Все правильно: описать человека можно по-разному. Смотря какие прилагательные оставить, а какими пренебречь.

– Не имею права, – сказал Михин, уставившись в потолок. А потом вдруг выдал: – Ну, залезли и залезли, ничего же не взяли! Ни ценных вещей, ни компьютер, ни одежду. Так, покуролесили немного, и что? Все равно наследник пока не объявился. Заявление о взломе никто не писал. А без заявления какое ж дело? Вы подумайте об этом деле на досуге, Алексей Алексеевич, а я еще зайду.

При этих словах Леонидов едва сдержался, чтобы не покраснеть: как раз сегодня дискета с творчеством Павла Клишина была при нем. Михин же вздохнул, залпом выпил остывший кофе и попрощался. Дверь не успела за ним закрыться, как в кабинет с вытаращенными глазами влетела Марина:

– Ты от нас уходишь?!

– С чего ты взяла?

– Разве он тебя не уговаривать приходил?! Чтобы снова в милицию?! Неужели Ирина Сергеевна отпустит?!

– Тише ты. Все гораздо проще. Моего соседа по даче убили, я только свидетель, а никак не рулевой.

– Да? А зачем же он тогда еще раз придет?

– Марина, я сколько раз говорил, чтобы ты дверь плотнее закрывала?

– Я только конец разговора слышала. Ваши коммерческие тайны меня мало интересуют, все равно через мои руки проходит вся документация. Но тут такое!

– Ты только молчи. И Серебряковой не говори. Этой фирме уголовных преступлений на весь оставшийся век хватит.

– А Саша знает?

– Да, ей не повезло. Ладно, Марина, кто там по мою душу? Соединяй. – Он с откровенной тоской посмотрел на телефон.

2

Жару, что пришла в Москву в начале июня, в общем-то, ждали. Количество холода прямо пропорционально количеству тепла, – такую формулу давно уже вывел для себя Алексей Леонидов. Если в мае были морозы, значит, в июне должна быть жара. Чем сильнее был мороз, тем больше градусов тепла покажет термометр. Но таково непременное свойство природных катаклизмов: сваливаться на голову неожиданно. Неожиданно для всех стало очень жарко. Бешеным спросом стали пользоваться кондиционеры, прохладительные напитки и мороженое. Людям порою казалось, что они сходят с ума. Зацементированный и заасфальтированный город был раскален добела, словно адова сковорода. Кто мог, уехал за город, в райские кущи. Кто не мог, работал. Варился в этом котле. А безжалостное солнце, хозяин этого ада, все подбрасывало и подбрасывало поленьев в топку.

Как правило, Леонидов выходил из офиса уже под вечер и всегда мерз. В кабинете у него исправно работал климат-контроль, установленный еще роскошным Пашей Сергеевым. Двадцать три градуса. И не меньше. За что деньги плачены! Сегодняшний вечер стал для Алексея настоящим открытием. Он вышел из офиса и почувствовал, что жарко. На него, одетого в пиджак, смотрели как на сумасшедшего. Улицы Москвы теперь напоминали гигантский пляж: мужчины разделись до трусов, женщины до бикини. Поверх бикини были накинуты полупрозрачные платки. Почувствовав себя идиотом, Алексей быстренько снял пиджак и пошел к машине.