Текст книги "Ангард!"

Настя не была красавицей, скорее напротив. Петр-то Андреевич был видным мужчиной высокого роста, аж метр девяносто, а Настя не больше метра шестидесяти, на фоне богатыря-супруга просто кроха. В юности худенькая, субтильная, после трех тяжелых родов она располнела, черты лица расплылись, начались болезни. Настя страдала от тяжелого заболевания почек, кожа ее лица была пористая, землистого оттенка. Супруга Волового постоянно ходила по врачам, а порой ложилась в больницу, очищать измученный организм от всякой дряни. Но хотеть еще детей из-за этого не перестала. По натуре Настя была неисправимой оптимисткой, ее ничто не могло подкосить, заставить впасть в уныние, перестать надеяться.

– Я тебе, Петька, еще сына рожу. Обязательно! – смеясь, говорила Настя, возвращаясь из очередной больницы.

Про таких женщин говорят: в них что-то есть. В том, что Воловой обожал жену, не было ничего странного. Путь от бедности к богатству они прошли вместе, бывало всякое. Настя смеялась, разбавляя водой тушь для ресниц, когда не было денег, чтобы купить новую. Смеялась, штопая мужу носки и ставя кожаные заплатки на истрепанные джинсы сына. Смеялась, когда маленькая дочка подарила на день рождения бусы, сделанные из макаронных изделий, теперь уже от счастья. Нанизанные на суровую нитку «перья», любимые Настины бусы. И до сих пор любимые, хотя супруг задарил золотом-бриллиантами. Потом она также звонко смеялась, стоя на Эйфелевой башне, рядом с любимым Петей. Внизу был Париж. Ей было смешно, что жизнь такая странная, непредсказуемая штука.

Непредсказуемая…

Леонидов знал, что восемь лет назад Анастасия вывозила мужа с модного курорта, со сломанной в двух местах ногой и травмированным позвоночником. На экскурсии в Аквапарке огромный Петр Андреевич неудачно упал с водяной горки. Точный диагноз могли поставить только в Москве, по месту жительства, там же оказать квалифицированную медицинскую помощь и при необходимости сделать операцию. На руках у Насти кроме стонущего от боли мужа было двое детей. Четырехлетняя девочка плакала от страха. Надо было срочно найти вертолет, потом погрузиться на самолет. Но Настя справилась. Маленькая женщина, которая мужественно переносила любые невзгоды.

Справится ли она теперь?

– Спокойно, Леша, – положил ему руку на плечо Серега Барышев.

– Я спокоен.

Дверь в секцию, где находились обе квартиры Воловых, была не заперта. И дверь в саму квартиру, как оказалось, тоже. Друзья долго шаркали ногами в прихожей, чтобы обозначить свое присутствие. Никто к ним не выходил. Но, наконец, в просторном холле появилась хозяйка. Леонидов отметил, что, быть может, впервые в жизни, Настя не улыбается. А тогда, на юге? Какое у нее было выражение лица?

– Я знала, что вы придете, – устало сказала маленькая женщина с землистым лицом. – Потому и не поехала с ним. Я…

Леонидов испугался, что она сейчас упадет в обморок. В квартире было тихо. В первой квартире. Должно быть, дети и гувернантка ушли в другую половину.

– Я в порядке, – сказала Настя. Анастасия Вячеславовна.

И тут Алексей поймал ее взгляд. «Как ты, начальник его службы безопасности, мог допустить?!» А как, если ничего не было?!

– Анастасия Вячеславовна, у нас к вам несколько вопросов, – официально сказал Серега. – Если вы, конечно, в состоянии ответить.

– Я отвечу. Уверена: вы его поймаете…

– Задержим, – мягко поправил Барышев.

– Какая разница? Мне-то теперь какая разница?

– Настя, вы должны вспомнить, – вздохнул Алексей. – Что было? Вчера он уехал с работы в прекрасном настроении. Вы собирались на дачу…

– Да, – кивнула Настя. – Я хочу вам показать… Пройдемте в его кабинет.

Следом за хозяйкой они прошли в квартиру. Леонидов прекрасно знал расположение комнат, ибо бывал здесь не раз. Там, на другой половине, жили дети. Трое детей, три комнаты. Если бы родился еще ребенок, Воловой купил бы третью квартиру и присоединил ее к двум другим. Деньги, которые он зарабатывал, были предназначены его детям.

На этой же половине была огромная кухня, точнее сказать, столовая, а также зал, спальня супругов и рабочий кабинет хозяина. Анастасия Вячеславовна открыла дверь в него:

– Прошу.

Они вошли. Алексей промолчал, зато Барышев невольно присвистнул. То, что в кабинете стоял рабочий стол, а на нем плоский, жидкокристаллический монитор, было в порядке вещей. Рабочее место крупного бизнесмена. Телефон, модем, принтер…

Но одну из стен занимал роскошный ковер ручной работы. На ковре красовались две шпаги. Судя по инкрустированному камнями эфесу и позолоте, век минувший. Не исключено, что раритет. Ведь Петр Андреевич Воловый был богатым человеком. Итак, шпага. Дуэльное оружие. Тут же пристроились огромных размеров фехтовальный колет и маска. Все это не вязалось с компьютером и прочей оргтехникой.

– Петина тайная страсть, – тихо сказала жена Волового.

– Он занимался фехтованием? – спросил Барышев, подходя к ковру. И протянул руку к шпаге.

– Осторожнее! – предупредила Настя. – Настоящие. Для учебных боев у Пети были другие. Это оружие девятнадцатого века. Дуэльные шпаги. Колет и маска сделаны на заказ. Петя очень крупный мужчина. Был, – тихо добавила она.

И вновь не заплакала.

– Так что с фехтованием? – осторожно напомнил Алексей.

– В детстве он ходил в фехтовальный клуб «Рапира». А лет двадцать назад их четверка, все из «Рапиры», выиграла первенство города. У Пети первый юношеский разряд, – с гордостью сказала Настя. – Потом он забросил тренировки, поступил в институт. Учиться было трудно, а Петя… Он закончил престижный вуз с красным дипломом. Было не до фехтования. Прошли годы. Петя работал экономистом на крупном предприятии, потом открыл собственное дело. Было трудно, иногда очень трудно, – равнодушно сказала она.

Ее взгляд скользнул по ковру. Дуэльная шпага казалась в огромной руке мужа игрушкой. После тридцати Петр Андреевич заметно отяжелел. Мечтал похудеть, сел на строгую диету. Беспокоила травма позвоночника, полученная восемь лет назад. А он так мечтал возобновить тренировки…

– А фотография есть? – спросил Алексей. – С кубком, который выиграла четверка?

– Да, конечно. Для Пети это была святыня. Так же, как их дружба, – сказала Анастасия Вячеславовна. – Хотя они не собирались вчетвером лет двадцать. Так, чтобы всем вместе. Но у них была договоренность…

Она подошла к шкафу и осторожно, словно та была хрустальной, открыла дверцу. Мебель в кабинете была старинная, красного дерева. Женщина достала старый альбом в бархатном переплете синего цвета. Подошла к столу и аккуратно положила альбом на сверкающую поверхность:

– Вот.

Леонидов открыл альбом. В свое увлечение хозяин фирмы его не посвящал. Это была тайна за семью печатями. Работа есть работа, а друзья есть друзья. А хобби есть хобби. Петр Андреевич в быту был человеком немного застенчивым. Если уж предстать перед знакомыми со шпагой в руке, то так, чтобы не показаться смешным. Тренировался он тайно. Теперь Алексей был уверен: да. Тренировался.

Леонидов и не подозревал, что в юности Воловой был неплохим фехтовальщиком. Шпаги и колет в кабинете видел, но предполагал, что это так называемые «понты». Когда деньги девать некуда, начинается охота за экзотикой. Всяк мечтает прослыть оригиналом. Некоторые крокодилов в доме держат или гремучих змей, а Петр Андреевич держал дуэльные шпаги. Оказывается, Воловой умел отлично обращаться с холодным оружием!

И вот тому подтверждение. Четверка парней салютует шпагами. Команда спортивного клуба «Рапира». А вот они же после финального боя. В руках у того, что стоит в центре – кубок. Алексей внимательно вгляделся в лицо явного лидера. Парень и сам похож на стальной клинок. Худой, гибкий и весь какой-то узкий. И губы узкие, а нос хрящеватый, хищный. Жесткие черные волосы, глубокие темные глаза…

Тут он понял: знакомое лицо. Это же…

– Да. Евгений Рощин. Известный театральный режиссер, – кивнула Анастасия Вячеславовна. – Его часто показывают на канале «Культура». Рощин в моде.

В ее голосе прозвучало легкое презрение.

– Значит, Рощин – тоже фехтовальщик? – на всякий случай спросил он.

– И какой! Петя говорил, Рощин мог бы стать чемпионом. Мастером спорта международного класса. Если бы захотел.

– А вот этот, – ткнул пальцем в фотографию Барышев. – В сериале снимался! Точно!

– Валерик Белкин, – равнодушно сказала Анастасия Вячеславовна. – Актер.

– И он тоже?

– Вы же видите.

– А вот этот подходит под описание, – задумчиво сказал Барышев.

– Под какое описание? – заволновалась хозяйка.

– Описание убийцы. Среднего роста, широкоплечий, волосы темно-русые, коротко стриженые, глаза карие. Под левым глазом заметный шрам. В виде подковы.

– Да что вы! – замахала руками Настя. – Этого не может быть!

– Почему же? – пожал плечами Леонидов.

– Потому что это – Рома Самарин! Самый близкий Петин друг! Так мой муж всегда говорил. Им абсолютно нечего было делить. И Рома не такой человек, – она запнулась. – Чтобы сбить и проехать колесами…

И вот тут она разрыдалась. Леонидов кинулся на кухню за водой, Барышев принялся говорить что-то бессвязное. Слова утешения, которые в данный момент были бессмысленными. Алексей принес воду. Настя взяла себя в руки. Отпила из стакана пару глотков и вытерла лицо рукавом домашнего халата. Они вернулись к фотографии.

– И все-таки, – мягко, но настойчиво сказал Барышев. – У Самарина есть машина?

– Да.

– Какой марки?

– Кажется, «Форд». Старый «Форд». Черного цвета.

Они переглянулись. Леонидов покачал головой. Мол, бывают совпадения.

– Номера машины, вы, разумеется, не помните.

Женщина отрицательно покачала головой. Потом вдруг сказала:

– Знаете, когда мы с мужем были моложе лет на десять и страстно любили путешествовать, мы ездили на юг на машине. Мы… Словом, я ехала на переднем сиденье, справа от Пети, и от скуки читала номера машин. Из букв иногда получаются смешные комбинации. Я пыталась его развеселить. Так вот, у Ромы смешная комбинация букв. «АГУ». Как младенцы говорят: «агу, агу…». Я еще над этим пошутила, когда Рома приехал к нам на дачу. Куда, мол, тебе жениться, если ты еще агукаешь.

– Это его машина, – мрачно сказал Барышев.

– Не понимаю, о чем вы.

– Скажите, а чем он по жизни занимается? Этот Самарин?

– Он писатель. Малоизвестный. То есть, по образованию Рома инженер. Специалист по системам охлаждения, так, что ли. Но давно уже этим не занимается. С мая по октябрь он шабашит. Работает в строительной фирме, но работа сезонная. Они строят дома, копают колодцы, печи кладут. У них есть проверенная бригада, вместе уже не один год. Заработав за лето деньги, Самарин запирается на всю зиму у себя в деревне и пишет свои странные книги.

– Хорошая компания! – не удержался Леонидов. – Известный режиссер, малоизвестный актер и никому не известный писатель. Извините, но я сериалов не смотрю, а про романы Романа Самарина никогда не слышал. Лишь вот эта личность мне знакома, – он показала на Рощина. – И все – мушкетеры! Скажите, а где сейчас кубок?

– У Рощина, – сухо сказала Анастасия Вячеславовна. – Всегда был у Рощина.

– Насчет договоренности, – сказал вдруг Барышев. Алексей посмотрел на него с уважением. Молодец! Кое-чему научился за эти годы!

– Да, – кивнула Анастасия Вячеславовна. – Петя очень любил рассказывать, как они выиграли этот кубок. Как пили потом из него дешевое вино в пустом зале. И как потом дали клятву. В том, что обязательно встретятся двадцать лет спустя. И если у кого-то возникнут проблемы…

Она вдруг замолчала. Лицо у женщины стало странное. Во взгляде мелькнуло что-то похожее на сожаление.

– Если у кого-то возникнут проблемы? – повторил Алексей.

– Так, ничего. Детская клятва.

– Понятно: романтика. Дюма начитались наши мушкетеры. И все-таки. Двадцать лет спустя они встретились?

– Судя по тому, что Петя возобновил тренировки и сел на диету, – вяло сказала Анастасия Вячеславовна, – да. Встретились.

– Кого он ждал сегодня на перекрестке?

– Я не знаю.

– Но ведь был звонок?

– Был. В половине третьего.

– У мужа ведь не было от вас никаких тайн.

– Мы собирались на дачу. За город. Но потом раздался этот звонок. Вы правы: я в курсе всех его дел. Его друзья – мои друзья. Мои подруги часто приходят в наш дом, и Петя охотно сидел с нами за столом, пил вино, шутил. Так же и я себя веду, его друзья – мои друзья. Он сказал, что должен встретиться со старым другом. Я очень удивилась. Говорю: «Пусть он придет сюда, мы посидим, вы обсудите все проблемы. Зачем куда-то идти?»

– И что ответил муж?

– Он ответил: «Этот человек тебе неприятен». Потом сказал, что это займет не более десяти минут, чтобы я собиралась на дачу. Что ночевать мы будем там. Примерно с полчаса он ходил и все посматривал на часы. Напряженно о чем-то думал. Потом он взял с вешалки куртку и вышел. Все.

Она так и сказала: «Все». Словно поставила точку. Все, мол, конец. Петя домой не вернулся. Барышев угрюмо смотрел на фотографию двадцатилетней давности. Потом тяжело, словно роняя не слова, а булыжники, сказал:

– Это был Самарин. Описание внешности водителя и номера машины сходятся.

– Но ведь Петя сказал, что этот человек мне неприятен! – отчаянно воскликнула Анастасия Вячеславовна. – Я очень люблю Рому! Многие считают его неприятным человеком. Он странный, угрюмый. У него случаются запои. Но Петя не мог встретиться с ним на улице! Не мог! Петя обязательно привел бы Рому в дом, зная, как я к нему отношусь!

– Настя, успокойся, – сказал Леонидов.

– Ждал кого-то другого, а приехал Самарин, – добавил Барышев.

Алексей вновь посмотрел на него с уважением. Умно! Но тогда Самарин должен был знать о назначенной Воловым кому-то встрече.

– Надо ехать, – сказал Серега, поднимаясь. – Найти его машину. И самого Самарина найти не мешало бы.

И тут у него зазвонил мобильный телефон.

– По работе, – сказал Барышев, взглянув на определитель номера, и вышел из кабинета.

Они остались вдвоем. Повисла долгая пауза. Леонидов мялся. Потом сказал:

– Настя… Анастасия Вячеславовна…

– Не надо, Леша. Всего не предусмотришь. Когда муж сломал ногу и сильно ушиб позвоночник, мы ехали на юг отдыхать. У нас появились первые большие деньги, и мы решили их весело потратить. Когда ехали туда, было так хорошо! Кто виноват в том, что стало так плохо? Архитектор, который так неудачно спланировал водяную горку? Строители, которые ее соорудили? Петя, не рассчитавший свой вес? Я, которая его туда пустила? Кто? Всего не предусмотришь, – повторила она.

Алексей хотел что-то сказать, но вошел Барышев. Глянул выразительно и изрек:

– Установили, откуда был звонок. Оперативно работают!

– И? – Алексей даже привстал.

– С квартиры Рощина. Звонили Петру Андреевичу на мобильник, но звонили с домашнего телефона режиссера.

– Немного странно, ты не находишь? – спросил Алексей. – Почему не с мобильного? Почему не на домашний?

– К телефону всегда подхожу я, – сказала Настя. – Видимо, не хотели посредников.

Она упорно не называла имен. Этой женщине трудно было поверить, что Петю убил кто-то из близких. Друг семьи.

– Понятно, – вздохнул Алексей. И Барышеву: – Что делать будем?

– Надо ехать к Рощину. Самарин живет за городом. А Рощин в центре. Нам все равно по пути. Поедем к Самарину через Рощина. Леха, придется воспользоваться твоей машиной.

– Машина что, – пробурчал Леонидов. – Завтра утром мы с женой тоже на дачу собирались. Ночевать, мол, там еще холодно, а на солнышке погреться в самый раз. А теперь, получается, накрылись мои выходные.

– Ошибаешься, – ощерился Барышев. – Работа – да. Накрылась. А что касается входных… Ты теперь свободен, и, кажется, надолго.

Алексей скрипнул зубами. Не удержался-таки, упрекнул! Ну да, он, Леонидов, бывший офицер милиции, гениальный, как все говорили сыщик – лох. И какой лох! Он сам себя в этот момент ненавидел. И избегал смотреть жене Волового в глаза.

Анастасия Вячеславовна провожать их не пошла. Гувернантка и дети на половине их родителей так и не появились. А интересно было бы побеседовать с женщиной. Молоденькая, хорошенькая. И – при чужих детях. В том, что касается шашней хозяина и гувернантки, Леонидов не дал бы ни единого шанса. Гувернантке. Но хозяин – не единственный мужчина, бывающий в доме. Есть и другие.

Теперь он знал: трагическая гибель Петра Андреевича связана с его хобби. Фехтование. Только эта сторона жизни большого человека и большого бизнесмена была окружена тайной. Обо всем остальном Леонидов по долгу своей службы знал.

Значит, четыре мушкетера. По аналогии Воловой должен был быть Портосом. Высокий, могучий, добродушный. Женившийся на госпоже Кокнар и обзаведшийся кучей маленьких Портосиков. Алексей невольно усмехнулся, представив Настю Воловую в роли госпожи Кокнар. Кто ж не играл в детстве в мушкетеров?

А что такое тогда Евгений Рощин? Не иначе как д’Артаньян. Неудержимый, весь заряженный на победу. Интересно на него посмотреть. Как же! Знаменитость! Чего хотел – добился.

реприза

Первый раз Евгений Рощин женился по расчету. Когда учился на последнем курсе, осваивал профессию театрального режиссера, и вскоре должен был защищать диплом. То есть, показать комиссии свой дипломный спектакль.

И вновь фехтование. На этот раз Шекспир. На «Гамлета» Рощин тогда не замахнулся, решил поставить «Двенадцатую ночь». Веселую комедию со счастливым концом. Постановка была насыщена фехтовальными репризами, которые Рощин всегда ставил с блеском. Спектакль получался веселым, но на душе у Евгения было мрачно.

А что дальше? Он уже понял: без родословной в мире искусства пробиться трудно. Ну, получит он диплом, где будет отмечена его отличная работа над дипломным спектаклем. Да, мило, хорошо, просто замечательно. Но на хорошее распределение рассчитывать не приходится. Все теплые местечки давно уже закреплены за своими. Талантливы они или бездарны, значения не имеет. У того-то папа заслуженный артист, у того-то известный режиссер, у той-то театральный критик. И все. В этой обойме Жене Рощину местечка нет. Хотя и его родители люди непростые. Но папа – ученый, к искусству отношения не имеет. Вот если бы Женя хотел заняться наукой… Более того, отношения с сыном у Рощина-старшего напряженные. Есть мнение: режиссер – это не профессия. Нет, папа будет только рад, если единственное чадо чувствительно щелкнут по носу.

Все, на что Рощин может рассчитывать, это провинциальный заштатный театришко. Либо свободный диплом. Это только звучит громко: театральный институт! И конкурс туда огромный! Уж сколько их упало в эту бездну? Талантливых мальчиков и девочек. В бездну безвестности. Везет единицам, остальные годами ждут своей удачи, и большинство из них так и не дожидается. Спиваются, становятся наркоманами, кончают жизнь самоубийством.

Он живо представил себе захолустный городок: комната в общежитии, отвратительные дороги, население сто тысяч жителей, а то и меньше, один рынок, один парк, который, как правило, называется Центральным, и один Драмтеатр. Либо Дом Культуры. Вот и все места культурного отдыха населения. Зал на двести мест, в холле ряды откидных стульев и полутора– литровые стеклянные банки вместо пепельниц. На стульях сидят «артисты». Курят. Беспрерывно курят. Это вполне может быть Народный театр, значит, люди приходят сюда после работы. То ли играть, то ли расслабляться. И первым делом изливают душу. Жалуются на бытовые проблемы и начальство. И он, Евгений Рощин, в отвратительном пиджаке, с засаленными волосами, пытаясь преодолеть сонливость и равнодушие, объясняет, как и что надо играть…

Рощина невольно передернуло. Можно, конечно, бросить камень в это болото. Не спиться, не опошлиться, сколотить блестящую труппу, поставить сногсшибательный спектакль, вызвать столичную прессу на премьеру и добиться перевода в Москву. Но сколько лет на это уйдет? Два года, три, пять? Заканчиваются восьмидесятые, в воздухе чем-то запахло. Словно грозовые разряды носятся. Нет, надо во что бы то ни стало остаться в Москве. Нельзя отсюда уезжать, необходимо держать руку на пульсе жизни.

И выход есть. Рощин давно уже его нашел. Курсом младше учится на артистку единственная дочь «народного», чье лицо известно всей стране, от мала до велика. Она некрасива, и, кажется, бездарна, но кого это волнует? Тот, кто взял ее в свой мастер-класс, близкий друг папы. Вместе они появляются в популярных телевизионных передачах, и о многолетней дружбе своей отпускают веселые шутки. В том, что после окончания института Милочка получит работу в одном из лучших столичных театров, куда публика валит толпами, никто не сомневается. Потому что папа там звезда первой величины. На него и идет публика. И он, не стесняясь, диктует главному режиссеру свою волю. Вот бы устроиться туда режиссером! Хотя бы на полставки! На Малую сцену! На Большую, понятное дело, никто не пустит. Но Малая…

Надо жениться на Милочке. И все. Примкнуть к клану. Обзавестись родословной. Получить протекцию. Тогда все увидят, наконец, какой талантливый парень Женька Рощин. А не будут равнодушно пожимать плечами: «Да, мило. Но таких много».

Рощин знал, что нравится женщинам. По принципу, чем меньше, тем больше. Потому что сам он никогда ни за кем не бегал. Ведь у него была Марго. Их роману было уже лет пять. Имеется в виду, серьезному роману, не вздохам на скамейке и боязливым пожатиям руки. Этап, который давно уже пройден, как и первые поцелуи, первое, осторожное узнавание друг друга, как мужчины и женщины. Пять лет они с Марго спят вместе. Урывками, когда есть возможность остаться наедине. Пять лет он клятвенно обещал, что женится. И она верила.

У него были причины, чтобы жениться на Марго. И веские причины. Во-первых, любовь, во-вторых, любовь, и, в-третьих, любовь. Четвертая причина вызывала прилив чего-то, похожего на раскаяние, и Рощин старался об этом не думать. Он был законченным эгоистом и любил также, эгоистически. Для своего же спокойствия, чтобы не отвлекаться и сохранить силы для дел более важных. Любовь он к таковым не относил.

Итак, у него был шанс. Маленький шанс добиться успеха. И большая проблема, из-за которой сражение можно было запросто проиграть. Эта проблема называлась Марго. Сначала Рощин провел блестящую атаку. Он завоевал Милочку за один вечер, показав все, на что способен. Актрисе как нельзя кстати муж-режиссер. Со стороны профессии Евгения Рощина у Милочки не было никаких возражений. Кроме того, он был хорош собой, остроумен, умел изъясняться в любви по-французски, что безумно нравилось женщинам, и целовался так, что у Милочки ноги подкашивались. В кольце его железных объятий она теряла остатки разума.

Потом ответную атаку провел папа. Народный артист. Его выпад был не острым, а, скорее, сглаженным: «девочка, ты хорошо подумала?» Острие скользнуло, не причинив вреда. Рощин легко парировал: «а где вы найдете лучше?» Все ж таки, его папа был ученый, и жили они в центре, в прекрасной квартире, и мама ни дня не работала, родом она была из обеспеченной и уважаемой семьи, а единственный сын Рощиных хотя и не учился в детстве играть на скрипке, но зато имел разряд по фехтованию. Как это изысканно! Благородно! И он блестяще знает французский! Где вы найдете лучше?

Оставалась проблема: Марго. Рощин все оттягивал момент решительного объяснения. Все ж таки, он не законченный негодяй, а разумный человек, который просто не хочет пускаться в авантюру. В конце концов, его будущее это и ее будущее тоже. В институте Марго не доучилась, взяла академический отпуск. Значит, ей тоже надо остаться в Москве. Если он уедет в провинцию, кому будет лучше? Живет Марго вместе с матерью в однокомнатной квартире, где молодым просто нет места, Вера Федоровна Лепаш – портниха. Не квартира, а проходной двор, куда постоянно заходят клиенты. Мадам Рощина не исключение: появляется, чтобы заказать к очередной вечеринке «что-нибудь этакое». Если сын женится на «этой девице», его отлучат от дома. Причина презирать Марго у матери Евгения есть веская.

И потом: ему светит армия. Отец уже озвучил, что устал доставать липовые справки. Раз институт закончен, диплом получен, будь любезен: отдай долг Родине. Что делать с этим? В общем, Рощин заготовил массу аргументов. Не пригодился ни один.

Марго молчала. Он внимательно разглядывал ее лицо, пытаясь угадать, когда же начнется истерика? А думать мог лишь о том, что она удивительно, просто-таки невероятно красива! В глазах цвета моря, у самой поверхности, притаились солнечные зайчики. Момент – и лицо озаряет вспышка света. Когда Евгений наклоняется к ней, чтобы поцеловать. Как только их взгляды встретятся, глаза ее вспыхнут, засияют, губы дрогнут в улыбке. Полные, чувственные губы, словно бы обведенные по контуру коричневым карандашом, а между носом и верхней губой – очаровательная глубокая ямочка. Ни у кого больше губ таких нет! Во всем мире! Что же он делает?

Что?!

– Je suis coupable, – взволнованно сказал он. – Виноват… Je vous ai fait du mal…

Марго покачала головой: не надо. По-французски он объяснялся ей в любви. Почему-то по-русски не хотел или не умел. Такой уж он был человек, Евгений Рощин.

Пауза затянулась.

– Почему ты молчишь? – спросил он зло, пытаясь скрыть свои чувства. Если бы она сейчас заплакала, стала умолять, чтобы он не женился на другой, Рощин бы не выдержал. Черт с ним! Пусть будет провинция!

– А что сказать?

– Так что мне делать? – с нажимом спросил он.

– По-моему, ты уже все решил.

– А ты?

– Я буду ждать. Как всегда.

– Умница, – с облегчением сказал Евгений Рощин. – Понимаешь, Рита, этот брак не продлится долго. Я получу диплом, получу работу в Москве, закреплюсь в театре, и… Годика через три разведусь. Потом женюсь на тебе.

– Хорошо.

– Это все, что ты можешь сказать?

– Она красивая?

– Что?!

Он был в шоке: и это все, что ее волнует?! Красива ли его невеста? Ну что за народ эти женщины!

– Она не красивая, – сказал Рощин успокаивающе. И Марго с удовлетворением кивнула. Рощин поспешно добавил: – Все будет как прежде. Я буду к тебе приходить. Ничего не изменится в наших отношениях.

Он врал. Не собирался он сюда ходить. Зачем рисковать? Но как потом оказалось, сказал чистую правду. Не видеть ее Рощин не мог. Эта женщина держала в своих руках его сердце. И не знала, что с ним делать. Просто держала. Не разжимая рук, но и не пытаясь крепко сжать пальцы, чтобы брызнула кровь. Рощин никогда не мог ее понять.

Но она его прекрасно понимала…

Потом была пышная свадьба. Маргарита Лепаш на свадьбу, разумеется, не пришла. Зато ее мама-портниха сшила мадам Рощиной сногсшибательное платье. Евгений знал, что модель была придумана Марго. Талант модельера у нее был. Это Евгений виноват, что ничего у Марго не получилось. Но жизнь длинная. Как знать?

Мадам Рощина хвалилась, что платье привезли из-за границы. Чуть ли не из самого Парижа! Мол, приятель мужа, с которым они в соавторстве опубликовали научную статью в тамошнем журнале, во французском, привез платье для такого торжественного случая. Якобы Рощин-старший остался в Москве, а его соавтор был делегирован на симпозиум. Вот с этого симпозиума и…

Евгений морщился, слушая весь этот бред. Какой соавтор? Какой симпозиум? Но люди искусства ничего, слушали. Жевали и глотали. Челюсти интенсивно работали. Дочка Народного артиста СССР выходит замуж за сына известного ученого. Почему он, Евгений Рощин, не пошел по папиным стопам? Не корпел днями и ночами над учебниками, как Петька Воловой? Не вгрызался отчаянно в гранит науки?

Потому что умный. Жизнь – лотерея. Надо в нее играть. Не быть лошадью, которая вращает ворот, в свою очередь вращающий барабан Фортуны. А таскать из него лотерейные билетики. Пока не попадется счастливый. Прочие, пустые кидать под ноги и главное: не оглядываться! Петька Вол копыта сотрет, пока добьется успеха, а ему, Женьке Рощину, непременно повезет. Быстро и сразу.

Он смотрел на невесту, пышногрудую девицу, на лице которой выделялись нос картошкой и узкий, слишком уж узкий лоб, и презрительно улыбался. Дорогое платье идет Милочке как корове седло. Три года. Всего лишь три года. Такой срок он себе наметил.

Потом он разведется. Это всего лишь отступление. И перед кем? Перед любовью, которая в сущности, тьфу! Ничто! Есть вещи более важные.

…Это брак продлился без малого десять лет. Детей у них с Милочкой не было.

контратака в отступлении

– Ну, что? В гараж? – спросил он Серегу, выйдя на улицу. – Поедем на моей.

– Погоди.

Таким Алексей его еще не видел. Темнить и ходить кругами не Серегин стиль. У них случались размолвки, но говорили они друг другу все. Напрямую, в лоб. А теперь Серега мнется.

– Видишь ли, Леха. Ты теперь получаешься свидетель. По делу об убийстве. Короче, мне нужны твои показания.

– Показания?

– Ну да. Чем занималась фирма, как обстояли дела у Волового, какими были его отношения с сотрудниками.

– Его убийство связано с фехтованием. Это кто-то из шпажистов. Братство Кубка.

– Докажи.

– Интуиция.

– Интуиция у тебя больше не работает. Когда-то ты был гениальным сыщиком…

– Что-о?

– А теперь у тебя под носом твоего же шефа убили.

Они стояли у подъезда. Взгляд у Сереги был злым.

– Ты же знаешь, что я не при чем, – тихо сказал Алексей. – Это была машина Самарина. О нем Воловой мне не рассказывал. И опасности с этой стороны не видел.

– Неизвестно, кто был за рулем. Короче. Официальные показания, – отрывисто сказал Барышев.

– Докатились! Между прочим, я тебе верил на слово. И протоколов не составлял.

Барышев побагровел. Должно быть, вспомнил дело Серебрякова. И ту знаменательную поездку в санаторий, под Новый год.

– Короче так: или ты меня привлекаешь к расследованию, или я – свидетель, – жестко сказал Алексей.

– Короче так. Мы едем к Рощину, потом к Самарину. Если убийца он – дело закрыто. От тебя ничего не требуется. Протокола не будет.

– А ты, Барышев, повзрослел, – усмехнулся он. Когда познакомились, Сереге было двадцать с маленьким хвостиком. «Пацан», – как думал тогда о нем тридцатилетний Леша Леонидов.

– А ты постарел.

– Если добавишь «разжирел», я тебя убью.

– Силенок не хватит, – миролюбиво сказал Барышев.

– А я тебя интеллектом. Интуицией. Я тебе говорю: Братство Кубка. Не случайно это случилось двадцать лет спустя. Как в «Трех мушкетерах».

– Хватить шутить. Пошли на стоянку, – хлопнул его по плечу Барышев.

– А наши жены?

– Вот черт! Хорошо, что вспомнил!

Одновременно они выхватили из карманов мобильные телефоны.

– Сашенька… – сладко пропел Алексей.

– Анюта, – басом сказал Барышев.

– Я вернусь поздно…

– К ужину не жди…

– Ну, я же тебе обещал: завтра поедем на дачу.

– Сказал: железно. В зоопарк.

– Что передать? – хором сказали они и переглянулись. Леонидов убрал мобильник и пожал плечами: – Не очень-то мы им и нужны.