Электронная библиотека » Наталья Андреева » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Утро ночи любви"


  • Текст добавлен: 4 апреля 2014, 23:44


Автор книги: Наталья Андреева


Жанр: Современные детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Буратино из полена, – важно сказал тот, тараща подслеповатые глаза. – А я, Кот… Я на восемьдесят процентов из воды! Я – человек!

– Кто? Ты? Ты человек? Может, скажешь еще, что ты мужик? Да ты за всю жизнь ни одной бабы не трахнул!

Мотало всхлипнул:

– Я тебе… как человеку… а ты…

Андрей уже понял, что сказал лишнее. Даже пьяному не стоило. Ну, не стоило так. Пробормотал:

– Ну извини. Извини, слышишь?

– Нет, ты прав, – Эдик заплакал. – Я ничтожество. Прав ты. Ты, Кот, всегда прав. Потому что ты из породы правых. Есть такая порода людей. Они правые по праву силы…

Пьяные люди ведут себя по-разному. Одни становятся буйными, другие навязчивыми, третьи начинают швыряться деньгами, четвертые хамят, пятые просто-напросто отключаются. А напившийся Эдик раскисал и начинал заниматься самобичеванием. Он как раз вошел в эту стадию. В ответ на откровенное хамство Мотало по-детски расплакался и разразился следующим монологом:

– Вот ты говоришь, ни одной бабы… И это ужасное слово: трахнуть. Я их все знаю, эти ужасные слова. Но они из меня не идут, понимаешь? Ну не идут. Вот я говорю: пенис… И такая муть в душе поднимается! Такое ощущение, что меня сейчас вырвет! Или, к примеру: оргазм. Или вот это: эякуляция. Ну, это еще ничего. А вот: вагина. Ну не могу я… – Эдик всхлипнул. – А почему? Может, потому что я несовременный? Или больной? И кто их только придумал, эти ужасные слова? Ведь с этого все и начинается. Я знаю. Я книжки умные читал. Главное: это назвать. Понимаешь? Назвать процесс… Ты все понимаешь… Вот я не могу сказать: трахнуть. Поэтому и трахнуть не могу! Ну не хочу я трахать! Я любить хочу, а не трахать! А кого мне любить, когда все хотят трахаться?

– А! Вот видишь: назвал! Этот, как ты говоришь … процесс. И неоднократно. Значит – можешь! И трахаться можешь!

– Отстань! Отвяжись от меня!

– Да кому ты нужен?

– Я несчастный человек, – всхлипнул Эдик. – Мне надо было бросить эту работу десять… нет, пятнадцать лет назад. Когда все только начиналось… Уйти из органов… Заняться любимым… – всхлип, – любимым делом… Хотел ведь. Я трус, понимаешь? Я – жалкий трус!

– Ты просто болен. Тебе надо лечиться.

– Надо. Только это болезнь… Как бы тебе объяснить? Это и не болезнь вовсе. Я, может быть, лучше вас всех! Да! Я лучше! Я к женщине отношусь, как к существу высшего порядка!

– Чего-о?

– Она для меня всегда на пьедестале. А тут ты со своим: трахнуть! – И Эдик потянулся к бутылке водки.

– Дай сюда! – он тоже схватился за бутылку. – Все! Мотало больше не наливать!

– Тебе что, жалко?

– Водки? Нет! А тебя жалко!

– А со мной теперь все будет в порядке. И даже без водки… Да забирай!

Эдик выпустил из рук бутылку, добавив при этом:

– Тебе нужнее.

– Ты на что намекаешь? – набычился он.

– Я не намекаю.

– Нет, ты намекаешь! Слухай, Мотало, давай без этих своих психотерапевтических штучек! Меня лечить не надо!

– Ты так думаешь? Да у тебя диагноз на лбу написан! Огромными буквами! Ты просто боишься… Потому что ты тоже трус! Ха-ха! Андрон! Я тебя раскусил! Ты – трус!

– Тебе точно надо в отпуск.

– Отведи меня домой, – тихо попросил Мотало.

Андрей взял со стола очки, нацепил Эдику на нос, потом легко поднял с табурета самого Мотало. Поставил на ноги, прислонив к себе, налил водки, выпил, отшвырнул пустую рюмку, обнял Эдика за талию и повел к дверям.

– А как же шашки? – пролепетал тот.

– Шашки будут завтра. Что-то ты, друг, совсем расклеился. А вообще, спасибо, что зашел.

Эдик закрыл глаза, похоже, засыпая на ходу.

«Ничего, донесу», – подумал он. – «И не такое носили…»

В юности Андрюха Котяев занимался тяжелой атлетикой, потом, правда, бросил, надоело. Спорт, он для упертых. Для тех, у кого, кроме физических данных, есть еще воля к победе. Вот насчет воли у Кота было слабовато. Особенно к победе. Он даже курить не мог бросить, хотя пытался это сделать вот уже лет пять. Зачем, правда, не понимал. Просто хотел хоть что-нибудь сделать, хоть как-то изменить свою жизнь, которая была серой и скучной, как ноябрь месяц. В самом начале праздники, а потом нескончаемое ожидание. И время от времени вспышка в мозгу: а ведь это все, конец! И ничего хорошего в жизни уже не будет!

Но что-то случилось сегодня. И Мотало тоже это почувствовал. Их зацепило краем грозовое облако, оно висело здесь, в этой точке, над этим городом, а конкретно над коттеджным поселком, где сегодня был найден труп Вани Курехина. «Авось, пронесет!» – думал Котяев. Но в глубине души, или, как говорил Эдик, в области бессознательного, вытесненное туда усилием воли, было совсем другое…

* * *

Проснувшись, он не сразу вспомнил, что день-то выходной. Вроде, и выпили вчера немного, и спорили недолго, но голова гудела, во рту было сухо. Глянул в окно – пасмурно. Хотя дождя пока нет. Надо вставать. Надо начинать и этот день тоже.

Выходные он в последнее время проводил по отработанной схеме: утром к маме на дачу, вечером к Оле. Оля была его женщиной с прошлого января, старый год они провожали в одной компании, а новый встретили в одной постели. Работала она в районной поликлинике, в регистратуре, там же они и познакомились, вскоре после того, как Андрей Котяев официально развелся со второй женой. Как-то не задалось: обе бабы были скандалистки, а из-за второй он теперь почти не общался с сыном. Приезжал к нему, но бывшая жена не отпускала ни на шаг, ни его, ни мальчишку, и ни на минуту не умолкала. Говорила в основном о том, как ей сейчас хорошо, как ее ценят на работе, как она похудела и похорошела, как нравится мужчинам и поэтому вот-вот выйдет замуж. Он же все никак не мог разглядеть, как ни старался, ее якобы стройности и похорошевшего лица. Волосы покрасила, да. Но ей не идет. Может, кому-то и нравится, а на его вкус так напротив, подурнела.

– Ну, покажи хоть одного! – не выдерживал он. Послушать бывшую жену, так с ней знакомятся чуть ли не на пороге дома! И тут же замуж предлагают!

– Я тебя лучше на свадьбу позову, – отнекивалась та.

Этой свадьбы он ждал вот уже три года, и процесс, похоже, затягивался. И к сыну Котяев ездить перестал. Во время последнего визита возникло ощущение, что все это говорится для того, чтобы его вернуть. Ленка цену себе набивает. Вот он мог жениться хоть завтра, только не хотелось. Они с Олей жили так. Не гражданским браком, а так. Время от времени, то у него, то у нее. Потом разбегались, находя какие-то срочные дела, и вновь сходились, договаривались о том, чтобы вместе провести выходные, ожидая каждый раз, что эти совместно проведенные выходные сблизят их окончательно, и решение, наконец, будет принято. Но получалось наоборот.

Оле недавно исполнилось двадцать пять, она была очень хорошенькой: среднего роста шатенка, стройная, но не худая, а вся такая аппетитная, с высокой налитой грудью, упругими ягодицами и красивыми, хотя и не длинными ногами, не от ушей, как принято говорить. Эти хорошенькие ножки с округлыми коленями невольно притягивали мужские взгляды. Ступни были маленькие, аккуратные, на ногтях всегда яркий лак, иногда розовый, иногда алый. Глаза у Оли были огромные, серые и наивные.

Вот на этот наивный взгляд он и купился. Подумал, что перед ним ангел, и тут же рванул прямо во врата рая. Открылись они сразу, в то время как он развелся Оля тоже рассталась со своим парнем. Сказала: дурак, мол, и денег заработать не умеет. Детей у нее не было. И все бы ничего, но у нее была очень уж вульгарная речь. Она сыпала всеми этими «блин», «на фиг», «херня какая» и т.д., как из ведра, даже нормальные человеческие слова произносила в нос, и на поверку все буквы выговаривала, но почему-то казалось, что у нее дефект речи. И хотя Котяев был человеком без особых претензий и сам не слишком образованный, Олино косноязычие его сильно напрягало. А Эдик Мотало ее просто терпеть не мог, хотя никак это не комментировал. Эдик вообще об этом не говорил, но взгляд его, когда Мотало смотрел на Олю, был удивленный. Лишь однажды Эдик выдал витиеватую фразу о том, что несоответствие формы содержанию есть преступление против гармонии и с этим надо бы что-то делать, но объект дрессировке не поддается вследствие своего примитивизма. На что Котяев привычно ответил:

– Иди ты на х… вместе со своим Фрейдом.

И все.

Он давно уже жил по инерции, как живет большинство людей. День прошел – и слава Богу! Положено у мужчины быть женщине – женщина есть. Красивая, между прочим, с чем не каждому везет. И вообще. Список того, что должно быть у настоящего мужчины, весь отмечен галочками: квартира, машина, дача, женщина… Все это у него есть. Можно запросто доказать теорему, что жизнь удалась. А толку с того? Ну, поставь себе пять баллов и купи пузырь. Вот так и становятся алкоголиками, ежедневно обмывая доказанную теорему о полной своей состоятельности.

Вспомнив, что сегодня выходной, Котяев тут же подумал о матери, об Оле и об Эдике Мотало, после чего потянулся к телефону.

Позвонил он Эдику, чтобы спросить:

– Ты как после вчерашнего?

– Мне нормально, – напыщенно ответил тот.

– Совсем нормально?

– Более или менее.

– Похмелиться хочешь?

– Ты же к маме едешь.

– Я могу к тебе заскочить.

– Спасибо не надо.

– Уверен?

– Отвяжись. Я спать хочу.

– Ну, как знаешь.

Потом он позвонил матери. Сказал:

– Я скоро приеду. Что привезти?

Она начала перечислять. Он знал, что половину забудет, и она это знала, но таков был ритуал. По крайней мере, у него всегда есть повод вернуться в город, в магазин, и немного отдохнуть от «загруза». Он боролся с преступностью, она с тлей, которая поедала томаты, но ее война, разумеется, была масштабнее и гораздо важнее для общества. Послушать мать, так присоединения к рынку овощей продукта ее суверенной теплицы ждало все прогрессивное человечество.

– … и хлеба, черного и белого.

– Хорошо.

Запоминается последняя фраза, это еще Штирлиц заметил. Хлеба он привозил столько, что сосед за их счет все лето кормил кур. Мать его каждый раз ругала, он отговаривался:

– Составляй список.

– Андрей! В твоем возрасте я не страдала склерозом! Это стыдно!

– А зачем ты каждый раз просишь привезти хлеба?

– Ну как же без хлеба?

Вот и сегодня он с корзиной в руках стоял у полок с продуктами в супермаркете и мучительно вспоминал: что же там было, перед черным и белым? Но кроме «и хлеба привези», хоть убей! Надо спросить у Мотало: что бы это значило и как с этим бороться? У Эдика наверняка есть методики. Тренировка памяти и все такое прочее. Надо спросить, а пока… Навалив в корзину для покупок хлеба, он для верности добавил макароны с гречкой и пошел на кассу.

К большому удивлению, на этот раз его не стали ругать. Оказалось, что с соседом, дядей Колей, мать заключила бартерную сделку. В обмен на черствый хлеб тот приносил ей куриные яйца, немного, но матери хватало. Она очень этому радовалась: экономия. И теперь говорила взахлеб:

– Таких в магазине не купишь! У них желтки ярко-желтые!

– Ну и что?

– Как что? Это же свои… понимаешь? Свои яйца!

Он едва удержался, чтобы не сказать пошлость. Закусив губу, выскочил на улицу, и тут же из-за забора окликнул сосед:

– Андрюха, зайди. Пропустим по рюмочке.

Пить ему не хотелось, но дядю Колю нельзя не уважить. Он приезжает усталый, замотанный, злой, все время хочет спать, а у матери что ни день, то проблема. Дом старый: то крыша протекла, то половица сгнила, забор завалился… Что бы они делали без дяди Коли?

Потому переломил себя и зашел. Звал его сосед по вполне понятной причине: раньше они были коллегами. Дядя Коля всю жизнь проработал участковым, а этой весной пошел, наконец, на пенсию, но по работе скучал, это было заметно. Каждый пенсионер проходит период адаптации, надо привыкнуть к мысли, что он не в отпуске, а свободен пожизненно, и так теперь будет всегда. Вот и сосед, хотя и маялся, но говорил, что всем доволен. У практичного дяди Коли всего было в достатке, кроме общения.

Они расположились в беседке. Оплетшее ее растение в народе называли «бешеный огурец». Оно и впрямь бешено размножалось на соседние участки, бороться с ним было бесполезно, проще использовать для создания спасительной в жаркий летний день тени. Сейчас не было ни жары, ни тени, один только «бешеный огурец».

Сели. Дядя Коля, не спеша, разлил водку, с чувством нарезал розовое домашнее сало, положил смачный кусок на ломоть хлеба, протянул Андрею:

– На. Закуси.

Выпили. Он с аппетитом принялся за сало.

– Заночуешь? – спросил дядя Коля.

– Не. Поеду.

– Зря. Хорошо здесь. Тихо, спокойно.

– Привыкаешь потихоньку? Ну, как оно, на пенсии?

– А, хорошо! – оживился дядя Коля. – Хозяйство у меня большое, пока работал, недосуг было заняться, а теперь живу как барин! Овощи свои, курочек держу, кролей развел. Осень придет – кабанчика заведу. Буду откармливать.

– Ты корову заведи, – посоветовал Котяев. – Тогда и молоко будет свое.

– А что? Заведу и корову! Жизнь здесь здоровая, на свежем воздухе, на родниковой воде. Не то, что у вас в городе.

«Вот вам! Уже и у вас!». Он уперся взглядом в «бешеный огурец» и попробовал отключиться. Дядя Коля взахлеб продолжал расхваливать жизнь в деревне.

Все это нам давно известно. Как говорит начитавшийся всякой заумной пакости Мотало, сработал механизм защиты. Если человеку чего-то не хватает, и он не может заполучить то, чего ему не хватает, включается этот самый механизм. Работает он по двум принципам: «кислый виноград» и «сладкий лимон». Мне это не надо, потому что виноград еще зелен. И вообще, он невкусный, кислый. Или: то, что у меня есть, как бы ничтожно это ни было, все равно слаще меда. Вот если человек это говорит, значит, он сильно разочарован в жизни.

Дядя Коля, который, видимо, очень тосковал по своей работе, жал на обе педали: ругал город и взахлеб расхваливал своих кролей.

«Кролики – это не только ценный мех…»

– Опять пьешь? – раздался звонкий голосок.

Андрей поднял глаза и обомлел. Тоненькая, почти прозрачная девушка городского вида, с короткой стрижкой, в обтягивающих джинсах и топике, открывающем пупок с пирсингом, смотрела на них и морщила носик. Он сидел, она стояла, его взгляд невольно уперся в пупок, в золотое колечко. Одинокий солнечный луч прошил облака, царапнул колечко; камушек сверкнул, Андрей невольно зажмурился. Аж дыхание перехватило. Стало вдруг так сладко…

– Тебе чего, Машка? – недовольно сказал дядя Коля. – Ишь, вырядилась! Пупок прикрой!

– А мне не холодно!

– Тебе-то не холодно. А детей ты рожать собираешься? Так и застудиться недолго!

– Отстань! Алкоголик!

– Чего-о? Это я-то алкоголик?!

– Да ты каждый день пьешь!

– Да я с соседом…

– Какая разница, с кем? Я ухожу. Можешь пить дальше.

– Куда это ты собралась?

– Гулять!

– Я тебе покажу: гулять!

– Я уже взрослая! Что хочу, то и делаю!

– Погоди, я вот матери позвоню.

– Я ей уже звонила. Вернусь поздно.

Тоненькая девушка резко развернулась и пошла, нет, полетела по саду. Андрей, не отрываясь, смотрел ей вслед.

– Эй! Машка! – закричал дядя Коля. – Чтоб в десять дома была!

– Еще чего! – не оборачиваясь, сказала та. И исчезла.

– Внучка, – вздохнул дядя Коля. И начал жаловаться. – Ну и молодежь пошла! Нет, ты скажи, Андрюха, почему они такие?

– Не знаю.

И в самом деле, почему? Почему они такие красивые? Ну, откуда?

– Давай, Андрюха, еще по одной, – и дядя Коля потянулся к бутылке.

– Не, я не буду, – закрыл он огромной ладонью свою рюмку. – Мне ехать. Вот сальца – с удовольствием!

– Да это ради Бога! Угощайся!

Дядя Коля щедро принялся нарезать сало. После чего опрокинул рюмку водки, вытер усы и продолжил:

– Воспитываешь их, воспитываешь. И, вроде, правильно воспитываешь. И все одно, делают по-своему. Ты глянь – пупок проколола! Да мать ее, Анька, серьги в уши вставила, только когда ей восемнадцать стукнуло! Деньги с год копили, потом всей семьей пошли в магазин, купили. Золотые! Вот радости было! А этой шестнадцать, так у нее не только уши в трех местах, уже и пупок проколот! А дальше что? Кольцо в нос? И куда только родители смотрят! Вот Анька приедет, я ей скажу. Скажу: упустишь дочку. Погоди: в подоле принесет. И школы не закончит.

– Да ладно тебе, – не выдержал он. – Хорошая девушка.

– Да что ты понимаешь, – махнул рукой дядя Коля. – Хорошая. Все они хорошие. Мозги только у них засра…е. Я перед тем, как на пенсию уйти, одного такого из петли вынул. Тоже: в ухе серьга, ногти как у девки намазаны. И чего, спрашивается, не жилось? Они, вишь ли, в жизни разочарованные! С жиру бесятся! Пишет: «В моей смерти прошу никого не винить, я, мол, ухожу из жизни добровольно и без всякого принуждения».

Он невольно вздрогнул:

– Как-как?

– Добровольно и без всякого принуждения, – зло сказал дядя Коля. – Будто таких можно принудить! Самостоятельные больно!

– А больше в записке ничего не было?

– А чего там еще должно быть? Число, подпись. И так все понятно.

– Постой… Когда это было?

– Весной.

– А точнее?

– Ну, в начале марта. А тебе зачем?

– Да так. Странно все это.

– Это уж точно! Ну, с чего парню лезть в петлю? Из благополучной семьи, родители оба работают, значит, деньги есть, папка шибко не пьет. Машина, опять же, дача. Они на дачу – а он в петлю. Ну, с чего?

– А выводы следствия?

– Повестка ему пришла, – нехотя сказал дядя Коля. – В армию. Говорят, испугался. Ну, этого я хоть убей, не понимаю! Все служили. И ни о какой дедовщине слыхом не слыхивали. А сейчас, что ни день: избили, убили, изнасиловали, застрелился, повесился. Запугали ребят. Такую бучу подняли! Я газеты каждый день читаю. Что творится, а? В какой стране живем?

– Да, наверное, – рассеянно сказал он.

– Я тебе говорю, Андрюха: всех захватят китайцы. Они надвигаются с Дальнего Востока. Чистая саранча! И здесь уже одни китайцы!

– Где? – он обернулся. Взгляд уперся в зеленую стену «бешеного огурца». Через просветы он усиленно старался разглядеть оккупировавших страну китайцев.

– Да везде! Ты в город съезди! Сам увидишь!

– Я там живу. Китайцев нет.

– Плохо смотрел, – сердито сказал дядя Коля. – Я тебе говорю: идет порабощение русского народа. Вот иду я вчера по нашей деревенской улице и вижу: навстречу на велосипеде едет негритенок!

– А… Это ж внук Веры Федоровны. На каникулы, значит, приехал. У нее старшая дочь вышла замуж за француза.

– Это я знаю, – отмахнулся дядя Коля. – А почему ж он негр?

– Ты футбол смотришь?

– Ну, смотрю.

– Кто играет за Францию?

Дядя Коля задумался. Нехотя сказал:

– Разный народ. И эти есть. Кучерявые.

– То-то. Так что все в порядке, – сказал он. – Дочка Веры Федоровны живет во Франции, все у нее хорошо, страну оккупировать не собирается.

– Все одно получается белибердень. Я ему говорю: как тебя зовут? А он мне на чистом русском отвечает: Саша!

– Андрей! Вот ты где!

Он невольно вздрогнул: мать! Стоит на пороге беседки, лицо недовольное.

– Я тебя обыскалась!

– Да мы тут, Тонь, посидели немного с Андрюхой, – загудел дядя Коля. – Ты уж не сердись.

Лицо у матери сделалось умильное.

– Да ничего страшного, – залебезила она перед благодетелем-соседом. – Дел много, а он, небось, сегодня же и уедет.

– Тонь, ну надо же человеку отдохнуть!

– Надо-то надо. Насос мне кто наладит? А? Андрей?

– Мать, какой насос? – оторопел он. – У нас и так болото на участке! Лягушки квакают!

– Ну не вечно же это будет продолжаться?

– Да надо неделю жары, чтоб просохло! А кто ее обещает? Наоборот. Вчера в новостях сказали: и август месяц тоже будет дождливым.

– Точно! – подтвердил дядя Коля. – Сам слышал!

– Мало ли что говорят, – надулась мать. – Ты сделай, а там пусть говорят, что хотят. Я буду готова ко всему.

– А дамбу тебе не построить? – разозлился он. – А то вдруг речушка, что в километре отсюда выйдет из берегов и затопит твое Гадюкино? А, может, ты рис будешь выращивать? Во, кстати! Понаедут скоро китайцы, а тут ты со своим рисом! Ко всему готова!

– Да ладно, чего ты, – хлопнул его по плечу дядя Коля. – Мать надо уважить. А ты, Антонина, не переживай. Ежели что, налажу я тебе насос. Делов-то на пять минут!

– Ой, спасибо! – расцвела мать. – Что бы я без тебя делала!

Он уже понял суть маневра. Мать – великий дипломат. Сражается она на всех фронтах: с захватчицей тлей при помощи химикатов, с проживающим на ее территории сыном путем непрерывного давления, а дядя Коля – влиятельное соседнее государство, с которым надо дружить, тогда оно окажет помощь. Поднялся, нехотя. Хотелось вытянуть из дяди Коли побольше информации о парне, который повесился в начале марта. Ну да ничего. Можно пойти и другим путем.

– Идем, – сказал матери. И направился к калитке.

Едва за ним поспевая, та продолжала тараторить:

– Ты бы, Андрюша, привез свою-то сюда. Я гляну, какая она хозяйка. Вот когда Лена была, так она раньше меня вставала. Я чую: блинами пахнет. Откуда блины-то? А она уже встала, тесто закрутила, сковороду разжарила…

Лена – это и есть его вторая бывшая. Звонила, что ли? И когда это Ленка вставала засветло? Ну, пару раз было. Почему-то эти считанные разы мать помнит, а как собачилась со снохой и та на ночь глядя уезжала отсюда, схватив в охапку маленького сына, не помнит! Теперь Ленка, которая всегда была плохая, стала вдруг хорошей! Избирательное свойство человеческой памяти. Надо бы у Эдика спросить: в чем причина? Тоже механизм защиты?

– А эта твоя, Оля, гулящая.

Он резко обернулся:

– Ты-то откуда знаешь?

– Так весь город знает!

– А ты там бываешь, в городе?

Отвела глаза. Точно: Ленка звонила! Видать, не получается у нее замуж. Зашагал широко к своей калитке, мать засеменила следом.

– Андрюша, мать плохого не посоветует, – сказала ему в спину.

– Ты бы, мама, не слушала сплетни. Оболгать можно кого хочешь.

– Ну, как же, Андрюша? Раз люди говорят…

Он остановился у крыльца.

– Мам, где насос? Тащи его сюда!

Та не трогалась с места. Тихо сказала:

– Ну так как же, Андрюша? Ждать мне вас? Когда?

И он сдался, не выдержав ее просящего взгляда.

– Хорошо, я поговорю с Олей. Может, она и поедет.

– Как так не поедет? Сколько вы уже вместе живете, а она здесь ни разу не была!

– Мам, ну сколько можно повторять: мы не живем вместе. Она мне никто, понимаешь?

– Тогда зачем ты сегодня едешь в город?

– Потому что я мужик! – заорал он. – А мужику нужна баба!

– Вот что значит: ребенок вырос без отца!

– Я не понял, – набычился «ребенок». Сорок шестой размер обуви, в плечах косая сажень. – А какая связь?

– Ты никогда меня не понимал! И не поймешь!

Развернулась и ушла в дом.

Финиш. Понятно, зачем он ей был так нужен, не в насосе дело. Попытка влияния на его сознание, с Ленкиной подачи, между прочим! Вот зараза! Бывшая, разумеется, не мать. Мать что? Она и в самом деле желает ему добра. Но у него-то память покрепче будет, и хорошего было так мало, а плохого так много, что он до сих пор с содроганием вспоминает о семи годах совместной жизни с Еленой Евгеньевной.

Вместо того чтобы подключить насос, он занялся машиной, попутно думая о том, что поведал в беседке дядя Коля. Завтра надо рассказать и Мотало о парне, который повесился в начале марта. Или не пока не стоит?

* * *

Следователь Мамаев, а среди своих Мама, к которому Андрей Котяев обратился за помощью, долго не мог взять в толк: а в чем, собственно, дело?

– Видишь ли, Сан Саныч, – пытался втолковать он, – у меня на днях был похожий случай.

– Что, парень повесился после того, как повестка в армию пришла? Так весенний призыв, вроде, закончился. Хотя, постой… Студент, что ли? Или старшеклассник? Выпускник?

– Нет. Гастарбайтер. И, насколько я знаю, уже отслужил.

– Постой… Так что ж ты мне мозги паришь?

– А ты уверен, что он повесился?

– Кто? Крылов?

– Как ты говоришь? Крылов?

– Ты что, и фамилии его не знаешь? – рассердился Мамаев. – Тогда я вообще не понимаю…

– Ты, Мама, не горячись. Я просто хочу узнать обстоятельства, при которых он… Ну, допустим, повесился.

– Что значит, допустим?

Он отвел глаза:

– В нашей работе всякое бывает.

– Кот, да ты что?! Ты за кого меня принимаешь?!!

– Постой. Не горячись.

– Ну, ты… – следователь судорожно сглотнул, но, видать, сдержался. – Сильно ты меня обидел, Андрей.

– Извини. Я ж тебе говорю: на днях был похожий случай. И у эксперта возникли сомнения. Выстрел, мол, сделан с близкого расстояния, но расположение входного отверстия…

– Стоп. Какой выстрел? Я ж тебе говорю, что Саша Крылов повесился!

– Все дело в записке, – терпеливо пояснил он.

– Записка как записка, – пожал плечами Мамаев.

– Ага. «В моей смерти прошу никого не винить. Я ухожу из жизни добровольно, без всякого принуждения». Число, подпись. И ни единой грамматической ошибки.

– Ты-то откуда знаешь?

– В пятый раз тебе, Сан Саныч, говорю: на днях был похожий случай. Все бы ничего, предсмертная записка и в самом деле написана покойником. Все дело в том, что парень учился плохо, русский язык знал еле-еле на троечку. И сам текст. Ну не похоже это на Курехина. Я говорю о якобы застрелившемся гастарбайтере.

– А если списал?

– Не понял?

– В книжке прочитал. В кино увидел. Да мало ли?

– Скажи мне, Мама, честно… Только без обид! – взмолился он. – Есть хоть какие-нибудь сомнения в том, что этот… как его, Саша Крылов, не добровольно ушел из жизни? Что ему помогли?

– Нет, – твердо ответил следователь. – Абсолютно никаких сомнений. Не веришь мне – спроси судмедэксперта, который делал вскрытие, оперов. Все чисто, поэтому я с чистой совестью закрыл дело. Записка написана Крыловым, квартира, в которой он повесился, заперта на замок изнутри, следы борьбы, и вообще, какого бы то ни было беспорядка, отсутствуют. Посторонних там не было.

– А мотив? Почему восемнадцатилетний парень вдруг полез в петлю?

– Это что, единичный случай? Ты газеты читаешь?

– Слыхал, что подростки нынче с крыш многоэтажек сигают. Но это ж от несчастной любви!

– Или от разочарованности в жизни. Крылов был из хорошей семьи. Дом, что называется, полная чаша. Родители его баловали, учебой он, по слухам, не напрягался. А тут вдруг: армия! Ну и сломался парень.

– А девушка у него была?

– Девушки не было. Я всех опрашивал. Главная причина, по которой подростки кончают жизнь самоубийством – несчастная любовь, здесь ты прав. Но Крылов – это не тот случай.

– А почему это у восемнадцатилетнего парня не было девушки? Самое время романы крутить!

– А у него были прыщи!

– Как-как?

– Собственно, у кого их не было? – пожал плечами следователь. – У меня вот сын тоже мается. Веришь, нет? Даже к врачу его водил! Ничего не поморгает! Мази какие-то выписали, гели… Воняют, сил нет! А толку чуть! Вот и Саша Крылов… Ну прямо беда! Не лицо, а… В общем, неприятно.

– Тогда несчастная любовь вполне могла послужить мотивом, – задумчиво сказал он.

– Слушай, Кот, чего ты пристал? Да какая тебе разница, почему?

– Вот когда у нас будет третий труп, вот тогда все забегают! А я не хочу, чтобы он был, понимаешь? У меня тоже есть сын…

– И у меня есть, – перебил его следователь. – Почти ровесник Крылова, между прочим. Шестнадцать лет. И потому, когда погибает подросток, я землю носом рою. И тоже хочу знать: почему? С ними работают только СМИ, и ты сам знаешь, как, а нужны психологи. Профессионалы нужны. Если бы было кого привлечь к ответственности, я бы завел уголовное дело, клянусь! Но он сам, понимаешь? Сам! Ну не военкомат же мне привлекать? Есть закон о всеобщей воинской обязанности.

– Да не в законе дело, – махнул он рукой. – Тут, похоже, другое. Я в совпадения не верю.

– Если я чем-то могу тебе помочь… – развел руками Мамаев.

– В том-то и дело, – он тяжело вздохнул. – Крылов жил в городе, там же и повесился, Курехина нашли в районе, и вообще, он не местный. Эти два дела объединить не удастся, как ни крути. И вообще: кто этим будет заниматься? Спасибо, хоть что ты мне не отказал. Нормально поговорили.

– Да ладно. Не первый год друг друга знаем. – Следователь вдруг улыбнулся: – Как там этот ваш поживает, Мотало? Забавный мужик!

– Эдик – умница.

– А с головой у него все в порядке? Такие перлы выдает! Читал, как же.

– Мотало, между прочим, умнее нас всех, – слегка обиделся он за Эдика.

– Ах да! Вы ж приятели! Кто ж спорит? Ума ему не занимать. Видать, книжек много читает, – усмехнулся Мамаев. – Ну, привет ему передавай.

– Обязательно.

Они пожали друг другу руки и разошлись. Накрапывал дождь. Он шел к машине и думал: а что дальше? Эти два дела связывала только предсмертная записка. Причем, один парень сам ушел из жизни, а другому, похоже, помогли. Надо будет у Эдика спросить: каковы результаты вскрытия? И узнать, что там с оружием? Откуда взялся пистолет? Дождь расходился, и он невольно поежился. Опять начинается! Это лето, похоже, побьет все рекорды по количеству выпавших осадков!

Потом Андрей Котяев какое-то время сидел в машине, тупо смотрел на капли дождя, облепившие лобовое стекло. Они были такие крупные, что казалось, машину атакует пчелиный рой. Стояло беспрерывное гудение, капли-пчелы разбивались о препятствие, возникшее на пути, обильно орошая его наполняющей их влагой. Он сидел и ждал, когда перемежится дождь.

…Машину он остановил у выезда на трассу, на окраине коттеджного поселка. Того самого, где трудился Ваня Курехин со товарищи. Дождь прекратился, но тучи сдружились так, что и не собирались расходиться. У них, похоже, все только начиналось. Небо было тяжелое, мрачное, и настроение не лучше. Андрей Котяев брел вдоль ряда глухих заборов высотою в два человеческих роста и думал о своем.

Похоже, дождь на время разогнал и строителей. В прогалы знакомого забора он увидел только горы блоков, кирпича и мокрые доски. Рабочих не было, хотя потрепанная «девятка» стояла на своем месте.

Хотел было уходить, но тут его кто-то окликнул. Обернулся: мужик в заляпанной робе, с дочерна загорелым лицом. Спросил нехотя:

– Чего тебе?

– Я знаю, куда он ходил.

– Кто?

– Ванька. Идем, я тебе покажу.

Его потянули за рукав. Пока шли, спросил:

– Ты кто?

– Петр.

– Ты с ним работал?

– Да.

Его спутник был немногословен. Они дошли до конца улицы, где Петр указал на трехэтажный особняк под крышей из металлочерепицы. Все тот же высокий забор, у калитки переговорное устройство и глазок видеокамеры.

– Здесь, – кивнул на дом Петр.

– То есть, ты хочешь сказать, что Ваня Курехин ходил сюда?

– Ходил.

– Часто?

– Один раз.

– Всего один раз? Или ты видел его здесь один раз?

– Да.

– Зачем он сюда ходил?

Петр молчал. Они стояли на почтительном расстоянии от переговорного устройства.

– Может, его попросили что-то починить? – предположил он.

Петр молчал.

– Ты сам откуда? Тоже пензенский?

Петр молча кивнул.

– Как хозяева? Не обижают?

Петр так же молча пожал плечами: хозяева как хозяева.

Андрей тяжело вздохнул:

– Ну иди, – И добавил: – Разберемся.

Напарник Вани Курехина ушел. Он какое-то время топтался у забора. Достал из кармана пачку сигарет, машинально вытянул одну, потом спохватился и засунул обратно. Сердито затолкал пачку в карман джинсовой куртки. Посмотрел на небо: дождя пока не было.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации