Текст книги "Легенда об Иных Мирах"

– Не смейте касаться меня, Сенатор, – прошипела разозлённой кошкой. Он покорно убрал руку.

Классически – красивое, холодное личико Леди так и осталось бесстрастным. Бесстрастным, несмотря на деланное волнение в голосе. Когда-то ее холодная красота кружила голову, как и многим другим, пусть недолго, но он был ей увлечён. Когда-то она казалась такой беззащитной, обаятельной и милой, голосок журчал, как ручей по камням, но слишком много с тех пор было сказано и сделано, что б он мог всё так же, улыбаясь не насмешливо, а с грустинкой смотреть на неё.

– Успокойтесь, Леди, – проговорил он, – не стоит так волноваться. Я думаю, все в порядке, просто юноша переутомился.

В комнату влетела охрана, она оторвала медика Оллами от Иланта, увела прочь. Алашавар вздохнул, эти парни, как всегда, оказались оперативней, но следом влетели и медики. Он посмотрел на Леди, бросил взгляд на Юфнаресса, поджал губы, вышел в сад.

– Бардак! – проговорил наедине с собой.

Илант сидел в саду, на мраморной скамье возле фонтана, выбрасывающего в небо струи воды, подкрашенные медленно меняющим окраску светом. Сначала они были жёлтыми, потом свет загустел, позеленел, теперь отливал синью, на воде играли блики, переливались жемчужными отсветами. Он смотрел на маленькую нимфу, прятавшуюся за завесой водяных струй. За их туманом она казалась улыбающейся и живой. Казалось, она наблюдает за ним, так же молчаливо, как он за ней. Менялся свет, и, как будто, менялось выражение на её лице.

– Вот и свиделись, – проговорил юноша, – а я думал, что более тебя не увижу.

Он замолчал, понимая сколь это глупо – разговаривать с каменной нимфой, которая не в состоянии даже оценить обращение. Выглядеть глупо не хотелось, но с другой стороны, он мог себе позволить выглядеть глупо, сад был пуст, или почти пуст. Парни из спецслужб его не беспокоили, зная, что у него, как совсем у немногих есть право находиться в этом саду. Когда-то в садах Сената уединиться было невозможно, туристы ходили по аллеям с утра и до утра наполняя сад своими голосами. Теперь было тихо и пусто, и можно было выглядеть глупо – наедине с самим собой. Всё равно никто не увидит, не узнает.

Он услышал тихие лёгкие шаги. Шёл мужчина, он уже научился распознавать шаги женщин и мужчин по звукам, и потому не сомневался ничуть. Мужчина остановился, не доходя до скамьи и фонтана.

– Отдыхаешь? – спросил негромко. Это был Элейдж.

– Отдыхаю, – отозвался Илант.

Алашавар постоял, помолчал, присел рядом.

– Не сердишься, что в тот день я учинил допрос?

– Я что, ребёнок?

– Хэлан бы сердился.

– Ну, я не Хэлан. – отозвался юноша тихо.

Алашавар вздохнул.

– Ну и как ты?

– Нормально, – ответил Илант, – только скучно у вас тут, и заняться нечем.

– Погибаешь от тоски? – усмехнулся Сенатор.

– Почти что. Впрочем, с Локитой не соскучишься.

Юноша переплёл пальцы рук, вздохнул, проговорил слащаво и манерно, подражая интонациям Локиты:

– Илант, мальчик мой.... Похоже, она всё ещё принимает меня за ребёнка.

– А что ты хотел? – усмехнулся сенатор снисходительно, – Тебе всего-то двадцать лет.

– Да, смешная цифра. – согласился Илант, – Но ведь это только цифра, не правда ли?

Юноша, вздохнув, взглянул на небо, оно было тёмным, практически беззвёздным, подумал, что слезы так некстати подступили к глазам. Последний раз, последний раз он любовался этим небом, этими восходами и закатами еще до бунта, лет шесть назад, когда отец брал их с собой на Софро. Он показывал им, детям, удивительные сады, аллеи, фонтаны, выстреливающие в небо подсвеченные золотом струи воды, водил по музеям. Особо задержав их, мальчишек около сини камней Аюми. Вспомнив его лицо, Илант невольно вздохнул. И Хэлан тоже был очарован и игрой света и тайной, что окружала наследие Странников, их подарок. Координатор сам был похож на мальчишку – избалованного, взрослого мальчишку, так и не повзрослевшего

– А, знаете, – внезапно, облизнув губы, сохшие от волнения, проговорил юноша, – я вас искал недавно, но вы были заняты. Я хотел спросить, мне говорили, будто вы – последний, кто разговаривал с отцом. Это правда?

– Да.

– А Локита? Она ничего не говорит, или говорит, что не знает. Я пытался ее расспросить, но она лишь отмахивается....

– Локита была на Ирдале, Илант, – заметил сенатор.

– Как он держался? – спросил юноша негромко, – ведь он тогда уже знал.

Элейдж вздохнул, положил ладонь на плечо юноши, помолчал.

– Вы не хотите отвечать? – вновь проговорил Илант.

– Нет… – Элейдж вздохнул вновь, – дело не в том. Держался он тогда неплохо, не паниковал, если ты об этом, хоть и понимал, что ситуация, в которую он попал – безвыходная. Но изменился сильно, я его не сразу признал. Он посерьёзнел, Илант, и не перекладывал ответственность ни на чьи плечи. Говорил, что виноват в случившемся один. Хотя, конечно же, не бывает, что виноват кто-то один. В общем-то, всё это – стечение обстоятельств. Я, если разобраться, тоже виноват. И Локита, твоя бабка, и Стратеги.

– А Локита распустила Стратегов.

Сенатор вздохнул, покачал головой, рассматривая юношу, отмечая внимание и волнение, серьезность взгляда и разочарование.

– Не распустила, Илант, – ответил сенатор, подумав, – разогнала. Чувствуешь разницу?

Илант кивнул головой.

– Разумеется, чувствую. Но лучше б она этого не делала. Для нас, рэан, лучше.

– Понимаю, возможно, сейчас бы всё было б уже иначе. Но она не позволила Стратегической Разведке даже послать разведдесант. В Сенате об ту пору интересные реверансы делались. Ну, да это не так и важно. Если б Хэлан сумел-таки добраться до Софро, всё тоже было б иначе. Он законный координатор, он мог бы попросить помощи у Лиги. Но она этого не сделала. Она, Илант, боялась, что её не правильно поймут. – Элейдж вздохнул и невесело усмехнулся. В глазах читалась неприкрытая ирония, и что-то такое, что выдавало его истинное отношение к Локите. И это нечто никак нельзя было назвать ни любовью, ни добрым отношением. Скорее это походило на скрытую ненависть или открытую неприязнь, – Ты прости, но вот чего я в толк никак не возьму, так это того только, что она не боялась, что её действия неправильно истолкуют, когда назначала своего сынка на пост координатора Рэны. Он тогда был еще совсем молод. А навести порядок, когда свергнут законный правитель и на планете творится бардак, боится, что это будет воспринято как кровная месть. Это ты понимаешь?

Илант невесело усмехнулся.

– Этого – нет. Я много не понимаю на Софро, раньше, кажется, всё было иначе …

– Тогда, и впрямь, многое было иначе. Тебе не кажется. Софро изменилась. Весь наш мир стремительно меняется, Илант. На дальних мирах это не так заметно, как на Софро, но меняется не только Софро, меняется всё.

Сенатор вздохнул, замолчал, поднялся со скамьи. Илант поднялся следом.

– Я Вас провожу. – предложил он.

По аллее шли молча и медленно, Илант разглядывал камень под ногами, всплески радужных струй бивших из фонтанов. От непривычной пустоты, от тишины было жутковато и хотелось обернуться и посмотреть, не крадется ли кто-нибудь следом.

– Раньше всё было иначе, – проговорил юноша, неожиданно прервав затянувшееся молчание, – и та Софро мне больше нравилась.

Сенатор медленно повернул голову и посмотрел на него с интересом, которого не счел нужным скрывать.

– Продолжай, – проговорил он.

– Порой, на Рэне, я мечтал, что вернусь сюда победителем. Что мне хватит сил перевернуть ход событий на Рэне, отомстить за отца, и я вернусь сюда. Наверно, всё это – только глупость. Глупые, наивные детские мечты. Наверно, Да-Деган прав, что постоянно напоминает мне, что я глупый мальчишка.

– Твой воспитатель жив?

– Жив, как ни парадоксально. Да и я жив, благодаря ему. У него хватило ума увести нас из города в самом начале восстания. Говорят, в первые три дня было страшно, а потом уже не так. Когда я вернулся, Амалгира перестала быть полем боя. Мне удалось раствориться в ней, смешаться с народом, и хватило ума не говорить, кто я таков есть. Ну, какое дело до меня людям? У всех полно своих забот, а на моем лбу не написано крупными буквами, что я сын координатора. Таких, как я, мальчишек, потерявших всех своих, был полон город.

Илант внезапно смутился, заметив на себе пристальный взгляд Сенатора, пожал на ходу плечами, поддел ногой мелкий камушек, откинул в сторону.

– Почему Вы так на меня смотрите? – спросил он

– Уверен, что Леди ты об этом не говорил.

– Она не поймёт, Алашавар, ей без толку говорить. Единственное, на что она способна, так это без конца повторять своё сладкое «мальчик мой».

Алашавар усмехнулся, остановился, показал на скамью.

– Присядь, – предложил он, – если я задержусь на лишних пять минут, дела не убегут, а поговорить нам стоит.

Илант, не спеша, подчинился.

– Чем ты занимался после бунта? – спросил Сенатор, оставаясь стоять.

Илант слегка улыбнулся.

– Дела были, – ответил негромко. Мыл посуду в кабаке, драил полы за харчи и ночлег. Ничего интересного.

– А потом?

– Потом … – протянул Илант, – потом служил в доме Да-Дегана.

– Юлишь, – заметил Сенатор, – не думаю, что удар ножом ты получил за плохую службу.

Илант улыбнулся.

– На Рэне полно мерзавцев, – ответил он, – я отправил к праотцам одного.

– Почему ты об этом не сказал сразу?

– На Софро подобное поведение не приветствуется, Алашавар, не так ли? Внук Леди и – убийца?

– Прекрати… – отмахнулся Сенатор, слегка поморщившись. Глаза смотрели пристально, а на лице отражалось сочувствие, – при мне не нужно делать реверансы. Можешь считать, что я понимаю. В отличие от Леди. И догадываюсь, что мерзавец был не один.

– Я тоже. Но меня задели. Ну что вы хотите? – проговорил Илант, чувствуя, что не может больше молчать, – Эти новые рэанские господа уже научились убивать, а со мной были такие же мальчишки, как я сам, одержимые идеей мести. Жаль, вывернулся Корхида, убей я его, всем было бы лучше.

– Почему?

– Это отъявленный негодяй, Алашавар. Вы о таких здесь, на Софро, не слышали.

– Кто он такой?

– Один из главарей. Господин Энкеле Корхида. Вы, правда, о нём никогда не слышали?

– Кем он был до бунта?

– Никем.

– Значит, не слышал.

Илант вздохнул, сцепил пальцы рук в замок.

– Я так понимаю, Рэну тебе помог покинуть твой воспитатель? – задал вопрос Алашавар.

Илант кивнул, поджал губы.

– Еще он предостерегал ехать на Софро, – ответил, не зная сам почему, – теперь я вижу, он был прав, и здесь мне делать нечего. Только и забот, что бродить по садам, я пошёл бы к Стратегам, но это ведомство разогнали. Я не хотел покидать Рэну, но так получилось, что оставаться там я не мог. Единственное, чего я желаю, так это вернуться. Там я нужен. Здесь – не особо. Знаю, вы сейчас скажете, что Рэна – Закрытый Сектор, и тому подобное…

Алашавар улыбнулся.

– Не скажу.

– Почему?

– Без толку. У вас с Хэланом одна порода – убеждать вас в чем-то – напрасный труд. Если ты вбил в свою голову, что должен вернуться – ты вернёшься, что б я не говорил. Так?

Илант вздохнул, пожал плечами.

– Я здесь лишний, – проговорил устало.

– Кто тебе это сказал?

– Я чувствую. Вы думаете, я нужен Локите? Мне кажется, что я ей только обуза.

– Не забивай себе голову ерундой. – посоветовал Сенатор, – Если тебе нечем заняться, могу предложить навести порядок в моей библиотеке, ради разнообразия. Предложение не прельщает? А то у меня до этого руки не доходят, у Юфнаресса тоже.

Илант негромко рассмеялся, переплёл пальцы в замок.

– Всё-то у вас просто, – проговорил он, отсмеявшись. – И вы не меняетесь

– Ну если ещё и я изменюсь, – отозвался Сенатор, с усмешкой – то, пожалуй, ты не найдёшь на Софро ничего знакомого. Хотя, порой, и мне хочется сбежать отсюда.

Илант поёжился от налетевшего порыва ветра, всколыхнувшего листву, посмотрел на небо, яркая звездочка уходила от горизонта, поднималась выше и выше, меняла траекторию. Корабль был маленьким и быстрым.

– Почтовик? – спросил, заметив, что Сенатор тоже наблюдает за стартом.

– Скорее кто-то из контрабандистов, – вздохнул сенатор, – ты будешь смеяться, но их корабли на Софро – не редкость.

– Быть не может!

– Может, Илант, я же говорю, что Софро изменилась…

– А спецслужбы?

Сенатор качнул головой, взъерошил волосы.

– Знаешь, – промолвил тихо, – хотя это, разумеется, ни для кого не секрет, всё ж не болтай об этом везде – парни из спецслужб, впрочем, как и диспетчера тоже, берут взятки.

Илант легонечко присвистнул.

– Бабка знает?

– Должна понимать, – отозвался Сенатор, – Но, мне кажется, её заботит, как и прежде, только одно – как свести с ума побольше мужиков в округе. Ты извини, но подобных… дам, Софро давно не видела.

Сенатор поднялся со скамьи, вздохнул, обернулся.

– Да, – проговорил, словно внезапно что-то вспомнив, – ты заходи как-нибудь вечером, у меня где-то лежит запись последнего разговора с Хэланом. Приберёг для Локиты, так, на всякий случай, думал она спросит, все же мать, но она не спрашивала, так я почти и забыл. Но если тебе она нужна – заходи.

Илант кивнул коротко, облизнул пересохшие губы.

– Я зайду, Элейдж, обязательно зайду… – проговорил тихо.

Сенатор как-то странно усмехнулся, качнул головой. Потом недоуменно пожал плечами, что-то буркнул негромко себе под нос и пошёл прочь, несколько раз по дороге оглянувшись. Илант посмотрел ему вслед, улыбнулся, и вдруг, внезапно понял, каким именем назвал Сенатора.

«Элейдж», – подумал он, смутившись, и чувствуя, что краснеет. Несмотря на то, что за глаза этим прозвищем Сенатора величали чаще, нежели именем, в глаза называть не решались.

– Элейдж, – проговорил он вслух, словно покатав имя на языке, прислушался к звучанию слова, слегка улыбнулся.

Прозвище Сенатору удивительно шло, оно прилипло к нему давно и всерьёз, сколько Илант ни помнил себя, а Сенатора, за глаза, все называли именно так, лишь в глаза упоминая настоящее имя. Когда-то Хэлан смеялся над этим прозвищем, но, тем не менее, так же как все, употреблял его. Смеялась и Локита.

– Как ты его назвал? – спросила не далее, чем вчера, вертясь перед зеркалом, поправляя изумительный жемчуг с Сиоль-Со, в три нити обёрнутый вокруг тонкой высокой шеи, несмотря на возраст, лишённой даже малейших морщинок.

Жемчуг был крупный, слегка сероватый, слегка отливающий голубизной, сияющий перламутром. Из этого жемчуга были и подвески серег, вдетых в уши Локиты. Сколько Илант её помнил, Локита носила именно такие, словно поседевшие, жемчуга Сиоль-Со, оправленные платиной или просто нанизанные в нити. Иногда к жемчугу добавлялись редчайшие цветные бриллианты, синие как сапфир, или чёрные, как беззвёздное ночное небо Софро, но только бриллианты. Иных камней и украшений она не признавала. Это был стиль или шик, знал лишь то, что для Локиты эти цвета и камни были ещё одним способом выделиться и отличиться.

А ещё поражали её духи, запах, тяжёлый, чувственный, что обволакивал её невидимым облаком, укрывал ореолом, одетая этим запахом, словно укутанная в него, она казалась во сто крат прекрасней и милее, нежели любая другая женщина, пусть даже много моложе Леди. И странно было осознавать, что он – её внук, не знает возраста своей бабки. Локита скрывала его, держала в тайне, на все вопросы, которые он задавал ещё тогда, ребёнком, улыбалась загадочно, выглядела же, словно юная девушка.

Илант усмехнулся, подумав, что не будь она его бабкой, он бы, наверное, как и все вокруг, увлёкся ей. Её очарование не действовало разве что на Элейджа, он, да ещё его секретарь, Юфнаресс Антайи, умудрялись держать между собой и Леди приличную дистанцию, не позволяя себе увлечься. Впрочем, обоих Локита откровенно недолюбливала, словно платя взаимностью на их нелюбовь.

– Ох, уж этот Элейдж, – говорила она сладко, рассматривая своё отражение. – Старомоден и древен, как тот, чьё прозвище ему дали. Он отстал от времени, он совершенно не считается с реалиями нынешнего дня. Он неплохой специалист, но, …но он всё чаще откровенно мешает. Гнать таких из Сената, в шею. Но не могу, народ его любит, но пусть только чего-нибудь наворотит, выгоню без жалости. На Софро нужны люди молодые и смелые, как ты. Не правда ли?

Он смутился, а Локита улыбнулась ласково. Её глаза сияли бриллиантовым блеском, как сияли редко когда. Но отчего-то он чувствовал в чистом, приятном голосе фальшь, сладкую неискренность, непонимание и совершенное безразличие.

– Мальчик мой, – продолжала она сладко, не обращая внимания на его смущение, на то, что у него полыхали от стыда, что выслушивает такое, молча, щеки, – не надо стесняться комплиментов. Тем более что ты их заслужил. Тебя ждёт великое будущее. А Элейдж – старый трухлявый пень, и место ему, где угодно, только не в Сенате. Надо быть ослом, что б проглядеть бунт на Рэне, а ведь это – его Сектор. Его слегка оправдывает только то, что и Стратеги пропустили бунт. Надо было тогда его выгнать, но, …но не к чему было, формально, придраться.

Илант вспомнил недоумение, проступившее на её лице, сдержанное, слабое, выглядевшее как тень удивления на любом ином лице, но для неё это была весьма заметно проступившее на лице чувство, когда она поняла, что он отнюдь не разделяет ее взглядов. Он потер ладонь о ладонь, словно от озноба. Он слишком уважал Элейджа, что б разделять подобное мнение.

Идти к ней, в её покои не хотелось, не хотелось слышать её карамельно-сладкого: «мальчик мой», улыбаться, разговаривая с очередным из её кавалеров – молодым, здоровым, сильным, самоуверенным красавцем, что, будучи ненамного старше Иланта, и не имея стольких событий за плечами, сколько их было у него, смотрел на него, как на ребёнка. Свысока и чуть с насмешкой, как и сама Локита. Усмехаясь неизвестно чему, что можно было принять за скрытую издевку.

Илант замечал, как, побыв рядом с ней, мужчины становятся похожими на неё. Как меняется всё – интонации, высказывания, выражение лица и жесты, мимика и мысли, как на лицах проступает лёгкая вуаль высокомерия, незаметного сразу поверхностному взгляду, но если присматриваться, то очевидного.

Вздохнув, юноша поднялся на ноги, посмотрел на здание Сената, подумав, зашагал прочь. Захотелось провести ночь где-то ещё, но не в этих опустевших, словно вымерших садах. На выходе он кивнул парням из спецслужб, и усмехнулся – лицо одного показалось знакомым, не успело забыться, кажется, тому вчера улыбалась бабка. Молодой человек улыбнулся в ответ.

– Я в город, – сообщил Илант, – прогуляюсь. Пусть не ищут.

Караульный усмехнулся, подмигнул понимающе. «И ничего ты не понимаешь, – подумал Илант, – надоело здесь и не нужны мне никакие связи на одну ночь. Хочется чего-то иного – покоя, свободы…»

Он зашагал быстро, не оборачиваясь. Сады Сената плавно перетекли в городские сады, если б не эта охрана по периметру, не было б заметно границы. Аллея уводила вниз, к заливу, на берегах которого, на холмах, расположился город. Навстречу стал попадаться люди, шли парами, группами, ошеломлённые городом и ночью, поражённые великолепием Софро, её необычностью, не замечавшие того, что разглядел он сам, то, что Софро, совсем не та Софро, которой была когда-то, каких-то пять лет тому назад.

Спускаясь к морю, он решил пройти мимо здания лётной Академии, когда-то его влекло туда, и, как любой мальчишка, он бредил звездами и полётами, мечтая о форме пилота Даль-разведки.

Проходя мимо серого здания рвущегося ввысь, Илант усмехнулся, вспомнив, что Аторису Ордо, некогда учившемуся в стенах этого здания, не было равных среди пилотов. И это тоже не было секретом ни для кого, как и семь его звезд – высших наград для пилота.

Стало смешно, почти до слёз, ведь, до бунта, Ордо если и не ходил в героях, то только благодаря потере корабля и странной истории, отголоски которой до сих пор ходили по Лиге. После бунта об Ордо, само собой, разумеется, старались не вспоминать. «Интересно, – подумал юноша вдруг, почему же Ордо все же поднял бунт? Что тому причиной?»

Парикмахер быстро и споро начёсывал локоны, укладывал их в причудливую причёску, но иногда неловко задевал какую-то прядь, заставляя господина нервно поджимать губы. Да-Деган сидел перед зеркалом, наблюдая за происходящим за его спиной, и мысленно поругивался. Шёл второй час, как он занял это место, а конца происходящему заметно не было. К тому же парочка слуг усердно трудилась, пытаясь привести его руки в законченно – совершенный вид.

Управляющий стоял чуть поодаль, не понимая, зачем его позвали, руками, уверенно обхватив рукоятку хлыста. Он не поигрывал ей, как Илант, держал жёстко и умело.

«Не нравишься ты мне, – мысленно отметил Да-Деган, – только два дня прошло, а в доме совсем иная атмосфера, хоть беги из него, и я знаю, чьих это рук дело». Он высвободил левую руку, поманил управляющего к себе небрежным и одновременно ленивым жестом.

– Ты по что ударил вчера мальчишку на кухне? – спросил неодобрительно.

– Нерадив, – коротко ответил управляющий, – больше спит и ест, нежели работает.

Да-Деган вопросительно вздёрнул бровь.

– Неужто, – проговорил, насмехаясь, – если б он только спал и ел, был бы не таким тощим. Придумай иное объяснение.

– Я уже сказал, что он нерадив.

Да-Деган вздохнул.

– Друг мой, – проговорил донельзя ласково, так что в голосе почувствовалась приторная сладость, – я не люблю, когда в моём доме размахивают плетью. Когда не находится слов, что б убедить рабочих в том, что работа – насущная потребность и необходимость, тогда и хватаются за плеть, но это так же говорит и о некомпетентности управляющего. Еще раз случится подобный инцидент, и можешь считать себя уволенным без выходного пособия. Считай данный разговор первым и последним предупреждением. На твоё место найдётся не один десяток желающих, я ведь плачу так, что жизнь кажется райской, даже если принимать во внимание все мои прихоти. Ты согласен?

Управляющий нехотя кивнул.

– Это так, – согласился с утверждением хозяина, – платите вы по-царски.

– Я никогда не видел, что б Илант размахивал плетью, – проговорил Да-Деган с грустью, – у него всегда находились аргументы, заставляющие пошевеливаться лентяев.

– Говорят, ваш Илант был замешан в связях с повстанцами. – заметил управляющий с изрядной долей злой иронии.

Да-Деган машинально пожал плечами и тут же невольно зашипел как ошпаренная кошка.

– Поосторожнее нельзя? – спросил у парикмахера, – или ты забыл, что имеешь дело с живым человеком?

Управляющий усмехнулся.

– Может быть лучше напомнить ему об этом плетью?

Да-Деган сделал круглые глаза, воззрился на управляющего так, словно видел его впервые.

– Может, не делая лишних движений, и вовсе найти нового? – задал неожиданный вопрос, – так как после порки этот на меня обозлится, и решусь ли я доверить ему свою голову, которая у меня одна, остаётся неясным. Боюсь, что после порки, от которой пострадает его спина, на моей голове не останется и волоса.

Цирюльник улыбнулся Да-Дегану едва заметно, поблагодарил взглядом. Да-Деган тихонько улыбнулся в ответ.

– Ну, тогда можно с него и вовсе снять шкуру.

– Дали Небесные! – тихо изумился Да-Деган, – да на что мне нужна снятая шкура этого плута, коли, пострадает моя?! А ко всему прочему должен заметить, что на Рэне парикмахера такого класса придётся ещё поискать, нежели как сменить дурака – управляющего дешевле и проще. И пусть Илант даже и якшался с мерзавцами – повстанцами, как управляющий он меня весьма устраивал. И, если быть предельно честным, то я жалею, что он ушёл, в его бытность управляющим рабочие шевелились втрое быстрее.

Управляющий поджал губы.

– Слишком много церемоний, – заметил он, – смотрите, вы их разбалуете, так и вовсе работать не станут. Заигрывания с рабами ни к чему хорошему не ведут.

На сей раз глаза округлять не пришлось, они округлились сами, и, глядя на свою вытянутую физиономию, Да-Деган отметил каким-то глубинным пластом сознания, что сыграть лучше б не получилось. Удивление было искренним и полным. Он жестом отодвинул цирюльника и слуг, встал и очень медленно развернулся. Никакая сила на свете не могла в эту минуту скрыть или замаскировать силу и опасность исходящие от него.

– Как ты их назвал? – спросил Да-Деган, кивком головы указывая на прислугу. Сладость мёда из голоса улетучилась, его заменил какой-то пахнувший перекаленным металлом отзвук, принёсший ничем не объяснимый, но, вполне осязаемый, страх. Управляющий дрогнул, побелел, бисерины пота выступали у него на лбу, а горло перехватило судорогой так, что ответить он был и рад, но только сделать это оказался не в силах. – Как ты их назвал? – переспросил вельможа по-прежнему тихо, – рабами? Друг мой, иди и скажи Аторису Ордо, что на Рэне появились рабы, и, будь уверен, он прикажет тебя повесить на первой попавшейся ветке, которая окажется достаточно прочной для этого. На Рэне нет рабов. Есть несостоятельные должники, которым приходится отрабатывать свой долг. И только. А, если ты думаешь, что Да-Деган Раттера хочет вступить в конфликт с законом и его представителями, то лучше уйди из этого дома сам, иначе я прикажу тебя выкинуть. А, если хочешь остаться, выкини хлыст, и что б я больше этого предмета в твоих руках не видел. Это – приказ.

Управляющий кивнул, отёр пот со лба, ладони тоже были влажными.

– Ну и хорошо, – проговорил вельможа, допуская в голос мягкость пушистого меха, – будем считать, что договорились. И, можешь быть свободен…

Он вновь опустился в кресло, кивнул парикмахеру, дождавшись ухода управляющего, промолвил:

– А ты,… шевелись побыстрее, пожалуйста.

Он поджал губы и вновь посмотрел в зеркало, вздохнул устало и разочарованно, отражавшееся в зеркале лицо ему не нравилось, временами казалось чужим и чуждым. Слишком молодым, даже волосы казались белыми по природе своей, а не седыми, как было на деле. Он прекрасно понимал, что его истинный возраст известен всем на Рэне, и это лицо, делало его если не смешным, то странным. А морщин не прибавлялось, кожа оставалась свежей, как кожа двадцатилетнего юнца, оставались чёткими, твёрдыми черты, и только взгляд иногда выдавал истинный возраст. Временами вид этого лица доводил его до бешенства, до приступов хандры и меланхолии, напоминал слишком многое, то, что хотелось забыть навсегда, вычеркнуть, выкинуть из своей жизни и никогда не возвращаться к памяти о нём.

Отчего-то, некстати вспомнился визит Таганаги. Воин пришёл вчера под вечер, незаметно прокрался по дому так, что никто из многочисленных слуг не заметил его присутствия, возник, словно сгустился из темноты у него за спиной. Если б какое-то неведомое чутьё не сказало о присутствии воина в доме, чуть ранее этого действия, он бы обернулся и ударил, и как всегда, наверняка бы попал.

– Таганага, – проговорил он, не отрываясь от созерцания дождя за окном, – никогда более так не делай. Не выношу, когда кто-то неожиданно появляется за спиной. Напрягает. Лучше возникай перед глазами, а ещё лучше – дождись приглашения, как в первую встречу, там, под фонарём.

Телохранитель оскалился, и хоть Да-Деган стоял к нему спиной, этот оскал он тоже почувствовал.

– Прикажете рисоваться перед всеми желающими? – ответил грубо, – мне помнится, вы желали, что б о моих визитах к вам никто не знал.

– Не ерепенься, – всё так же тихо промолвил Да-Деган, – прости, и рассказывай. Что у вас там?

Таганага слегка пошевелился, положил что-то на стол, Да-Деган слышал, как зашуршала ткань, обернулся, посмотрел на предмет, лежавший на столе. Взяв в руки, долго рассматривал причудливый контейнер, заполненный черной, синеватой на просвет жидкостью.

– Что это?

– Яд, – заметил воин спокойно, – излюбленный яд Энкеле Корхида. Он добавлял его в воду Ордо уже давно, и понемногу. Хотел, что б всё выглядело естественно. Ещё бы месяца три, и – прощайте, Аторис. С год он точно угощал Ордо этим зельем. Ордо уже почти не контролирует себя, вы, наверное, заметили.

– Заметил, – откликнулся Да-Деган, – только списал на другие причины. Старею.

Таганага усмехнулся шире.

– Такие как вы не стареют, – заметил негромко. – Могу сказать лишь одно, вы умрёте неожиданно, даже не успев понять, что это – финал. Но вы не из тех людей, что умирают в своей постели, так какая вам разница?

– Нет желания умирать молодым. Но вернёмся к Ордо. Зачем Корхида пытался его отравить?

– У Аториса и Энкеле несколько разные понятия о том, куда должно двигаться Рэне. Корхида – не дурак, свои планы скрывать умеет, тогда, как Ордо даже не считает нужным этого делать. За то и платит.

– Значит, разногласия велики, – заметил вельможа, помолчал, посмотрел на воина пристально, – скажи, Таганага, а кому служит Корхида?

– Пока не ясно, генерал осторожен, но будьте уверены, если он кому-то служит, то я дам вам знать, как только узнаю это.

Да-Деган склонил белую голову, вновь отошёл к окну, постоял молча.

– Таганага, – проговорил, чувствуя, что воин собирается уходить, – запомни, пожалуйста, только одно – жизнь Аториса Ордо мне дороже собственной.

Таганага кивнул, помолчал, в какой-то момент мужчина понял, что в комнате остался один, а невысокая жилистая фигура телохранителя уже мелькнула среди редких прохожих, там, за окном, на улице.

Поджав губы, Да-Деган невольно вспомнил слова Таганаги: «Такие не умирают в своей постели». Когда– то он и не подумал бы сомневаться в этих словах. Это было давно, в другой жизни, в другом мире, это было тогда, когда в прядях его волос, ныне белых как снег, играли отблески лесного пожара, придававшие чертам его лица выражение свойственное лисам – хитрое, умное, внимательное и цепкое.

Стратеги специалистов по Контактам долго без дела не держали, выкидывали без жалости и сожалений в миры со статусом Закрытого Сектора, что б не теряли квалификацию, и, собственно, занимались делом, а не страдали от безделья. А, что бы выжить в Закрытых Секторах, приходилось становиться и специалистом по выживанию. И, если говорить предельно откровенно, форт Файми, не был раем, но это было далеко не самое страшное, что ему, за свою бурную жизнь когда-либо приходилось испытывать.

Судьба побросала его по разным мирам, где только не приходилось бывать благодаря её причудливым капризам. И везде нужно было вживаться в окружающий мир, забывать, что он пришелец из мира иного, и тихо, осторожно, дозируя влияние, подбирать и задавать нужные вопросы, те, на которые, нужно было найти правильный ответ. Но, даже, задавать некоторые из вопросов было небезопасным.

Сейчас, на Рэне, он чувствовал себя как тогда, на задании, в очередном из Закрытых Секторов, но была и разница. Недавнее прошлое Рэны вставало перед глазами, прошлое, так тесно переплетённое с ниточкой его жизни и судьбы, и, может быть, именно оттого никак не удавалось заглушить лишние эмоции, подавить их и жить только тем, о чём говорил разум.