Текст книги "Кимка & компания"

– Можно по очереди, – разрешаю я. – Но вы привередливые.

И мы как понеслись вперёд, рассекая волны! Астя схватилась за какую-то трубу, чтобы удержаться, я за Астю схватился, а Демид просто стоял – такой он крепкий. Мимо со свистом проносились чайки.

– Вы чего?! – кричу я.

– Кругосветное путешествие, – говорят мне. – Чтобы побыстрее и домой. Уже четверть мира объехали, часа через два вернёмся.

– А как же всё разглядеть? – спрашивает Демид.

– Мы уже в прошлый раз глядели, нам хватит.

Мы тогда переглянулись, лодку спасательную отцепили, с нею в воду прыгнули и поплыли к какому-нибудь необитаемому острову. А попадались только обитаемые. На них люди столпились, руками машут и кричат:

– Плывите к нам!

А мы говорим:

– Не, нам необитаемый остров нужен.

А они:

– Ну есть тут один, только мы всё равно туда приплывём, раз вы туда плывёте. Давайте лучше к нам, поиграем в игру «Островная психология».

А Демид мне говорит:

– Давай, Кимка, поиграем. Я люблю, когда игры разные.

Я на него смотрю, а он продолжает:

– Тебя же сколько лет не было дома. Если бы ты был, я бы наигрался, а если тебя не было, то не наигрался.

А Астя ему шепчет на ухо:

– Давай, Демид, дави на жалость, она у него мягкая.

А я говорю:

– Я уже разжалобился, поплыли.

Только мы повернули к острову, вдруг птиц налетело, они зависли стеной и не пускают нас дальше. Мы тогда в воду попрыгали, чтобы поднырнуть, а там рыбы тоже стеной стоят и нас не пускают.

Выныриваем, и я говорю:

– Чего это они?

А Астя плечами пожимает:

– То ли защищают нас, потому что там плохо, то ли не пускают, потому что там очень уж хорошо.

Демид подплыл к птичьей стене и полез наверх, как по лестнице. Потом спустился и говорит:

– До самого конца атмосферы выстроились, а дальше я не полез, холодно.

И зубами стучит, замёрз так. Я птицам говорю:

– Давайте уже разлетайтесь, у меня брат замёрз.

Они обиделись, говорят:

– Ну ладно, – и разлетелись в разные стороны.

Только один птенец, маленький такой, меньше воробья, подлетает к нам, садится Асте на плечо, с лапы на лапу переступает нерешительно и говорит:

– А можно я не буду разлетаться? Я очень люблю стеной стоять, а эти птицы только раз в сто лет ею выстраиваются. Вы меня и не заметите, я выстраиваться вдалеке буду, только разрешите.

Я говорю:

– Пусть Демид решит, он самый замёрзший.

И Демид говорит:

– П-п-п-ус-ск-к-кай с-с-строится…

Мы сразу почувствовали себя как за птичьей стеной. На остров приземлились и говорим:

– Давайте уже в вашу «Островную психологию» играть.

А туземцы обрадовались и кричат наперебой:

– Вы тут стойте!

– А мы туда пойдём!

– Ждите!

– Не уходите никуда!

Отбежали к дальним деревьям, и их самый главный как завопит:

– Начинаем!

И все как начали на нас пальцами показывать, выкрикивать:

– Чужаки! Чужаки! Бейте их! Гоните их! – и на нас всей толпой ринулись.

Мы, раз такая игра, побежали по острову, несколько кругов сделали, Демид согрелся, мы с Астей вообще запарились, а туземцы всё бегут и бегут.

– Всё, – говорит Астя. – Давайте на месте постоим и посмотрим, что дальше будет.

Мы остановились, а туземцы ещё громче закричали и скорости прибавили. И как врежутся на огромной скорости в нашу невидимую птичью стену! А потом уселись рядом со стеной и говорят:

– Ну вот, вы выиграли, радуйтесь.

А сами нам праздничный ужин приготовили, только хмурые всё время ходили. Сами нам еду накладывают и приговаривают обиженно:

– Никто ещё не выигрывал, а они выиграли, посмотрите на них.

И от грусти они выстроили табуретки рядами, а мы получились как на сцене, и смотрят они, как мы их праздничный ужин есть будем. А потом один туземец отвёл меня в сторону и говорит:

– Давай, Кимка, вы с Демидом уедете, а Астю нам оставите, мы ей школу построим, она будет наших детишек учить, а то они глупые.

А я говорю:

– Вы Астю сначала спросите, а потом меня спрашивайте. А то сначала меня спрашиваете, а потом её спрашивать будете.

А они:

– А мы её вообще спрашивать не будем.

– Тогда ладно, – говорю, – давайте.

– Нет уж, – говорит инопланетянин (это пока мы говорили, рядом успел инопланетный корабль приземлиться). – Давайте лучше все втроём к нам в гости, вы нам очень нужны, потом скажем зачем.

Астя и Демид подбежали ко мне и думают, лететь или не лететь.

Демид спрашивает:

– А вы интеллектуалы?

Инопланетянин (тоненький такой, как ветка, и всё время форму меняет) говорит:

– Да, мы интеллектуалы, мы большие интеллектуалы, мы такие интеллектуалы, что ого-го!

А Астя нос сморщила, руки на груди скрестила и говорит:

– Как-то это неубедительно.

Тут туземец с острова говорит:

– А ты, девочка, вообще молчи, потому что этот мальчик, – и на меня показывает, – тебя нам в рабство отдать хотел.

Астя так запереживала, что запрыгала на одной ноге.

– Кимка! – говорит она, прыгая. – Ты правда меня в рабство отдать хотел?

Я ей руки на плечи положил, чтобы она не прыгала, и говорю:

– Они не так говорили. Они сказали: «Давай, Кимка, вы с Демидом уедете, а Астю нам оставите, мы ей школу построим, она будет наших детишек учить, а то они глупые».

– Что же вы всё врёте? – спрашивает Астя у туземцев.

Туземцы от стыда покраснели, копья сложили шалашом, костёр из копьев зажгли и стали водить вокруг него грустные ритуальные хороводы. Сначала в одну сторону, потом в другую, потом через костёр попрыгали, через нас попрыгали, через инопланетян попрыгали и уснули от усталости.

Инопланетянин (он как раз в форме яблони был) посмотрел на туземцев и говорит:

– Ещё как убедительно. У нас там все интеллектуалы. Зря я, что ли, форму нейронных связей принимаю.

Демид обошёл инопланетянина кругом и говорит:

– Полетели, Кимка, к ним. Я люблю, когда всякие интеллектуальные инопланетяне вокруг.

А Астя говорит:

– А я люблю деревья. Парки, сады и саженцы.

Инопланетянин говорит:

– А я люблю, когда я куст смородины.

– А мне вообще всё нравится, – говорю я. – Полетели.

Летим мы в инопланетном корабле, рассматриваем всё вокруг. А там куча кнопок, рычагов и педалей.

Астя спрашивает инопланетянина:

– Можно понажимать и подёргать?

– Нажимайте, – говорит инопланетянин в форме алоэ, – дёргайте. У нас всё это нерабочее, мы специально для вас сделали.

– А как же корабль движется? – спрашиваю я.

– На внутреннем позыве, – говорит инопланетянин. – Вы, если хотите, помогайте.

Только мы захотели помочь, как корабль стал из стороны в сторону метаться, а потом совсем завис. Это потому что у нас внутренние позывы были разные, а у Асти вообще девчоночьи. Инопланетянин форму арбуза принял, дулся и молчал. Тут Демид где-то на корабле скрипку нашёл и играть стал. Инопланетянин сразу же в бонсай превратился и дальше нас повёз.

– Здорово, – говорю, – ты играл, Демид.

И Астя говорит:

– Здорово.

Демид говорит:

– Да, нормально.

Прилетели мы на планету, из корабля выходим, а вокруг такая буйная растительность, просто шагнуть некуда. Мы свободный пятачок нашли и стоим спиной друг к дружке, а вокруг нас – непролазная чаща.

– Это торжественный приём, – говорит инопланетянин. – Сейчас ещё церемония будет.

И началась церемония. Деревья в клубки свернулись и превратились в перекати-поле, вокруг нас попрыгали, повыстраивали фигуры разного пилотажа, потом опять деревьями стали, потом полем пшеницы, полем кукурузы, полем свёклы, показали номер с баобабами, бамбуковыми зарослями, после чего обратно в перекати-поле превратились и бросились врассыпную. Осталась одна пустынная каменная площадь, а на ней мы да инопланетянин единственный, в форме розового куста.

– Тут у нас площадь, там у нас площадь, а за площадью ещё одна площадь, и только потом город, – говорит инопланетянин. – Пойдёмте, вы нам очень поможете.

– А вы нас научите в растения превращаться? – говорит Демид.

– Хотя бы попробуем, – пообещал инопланетянин. – Давайте скорее отсюда убегать, пока прериеделы не явились.

Мы бежим, инопланетянин рядом катится, и мы с Астей спрашиваем:

– В чём мы помогать-то будем? А то нам любопытно. Нам нравится, когда мы помогаем целым цивилизациям, а не так, поодиночке.

Инопланетянин тут виноградной лозой разостлался и говорит грустно:

– Нам тоже всей цивилизации не надо. Сыну моему надо помочь, а то он отпочковываться отказывается, уже четвёртый год в горшке растёт, а ему пора в люди выходить. Мне сказали, что вы, Кимка с Астей, специалисты, а Демид у вас учится.

Мы пришли к сыну инопланетянина, а он и правда на окне стоит и в горшке фикусом растёт. Маленький такой, беззащитный, к стеклу отворачивается.

– И не стыдно, – говорю я, – уже четвёртый год?

– Не стыдно, – говорит сын инопланетянина. – Мне в горшке расти нравится. Ты, Кимка, меня с собой возьми, на окно меня поставишь и будешь любоваться, а потом, когда я совсем вырасту, Асте отдашь, она меня посадит где-нибудь в землю.

Мы вернулись на остров вместе с фикусом (пришлось от инопланетянина сбегать, корабль захватывать, и сын его на внутреннем позыве нас до Земли довёз), а там, на острове, как раз какая-то женщина с миссией приехала. Бедным помогает, а богатым не помогает. Только на жаре все раздетые, и богатых среди бедных не видно, так что она и тем, и другим помогает и сама не знает об этом.

Мы ей говорим:

– Здрасьте, тётенька.

А она нам:

– Сейчас я вас возьму и усыновлю, а то мне тут никто кроме вас не подходит.

Я говорю:

– Я не могу, я семейный.

И Демид говорит, что семейный, и Астя подтверждает.

– Но вы не переживайте, – говорит Астя. – Вы зато нам очень понравились.

– Я всем нравлюсь, – грустно говорит тётенька. – Только вы тоже мне понравились.

И давай грустить.

Мы ей говорим:

– Вы тут не грустите. Вот, мы лучше вам фикус подарим, он будет вам в каком-то роде сын. Только вы его не отпочковывайте, он этого не любит.

– Здорово, – говорит тётенька. – Давайте.

Набежало репортёров, все кричат: «Усыновлён фикус!» – и всё время на нас камеры наводят.

У тётеньки сразу телефон зазвонил, и в телефон кричат:

– Там дети! Наши дети! По телевизору! Кимка, Демид и соседка Астя! Дайте нам с ними поговорить! Наведите на них ещё камеру!

– Нот андэстуд, – говорит тётенька и трубку положила, и все тут же камеры повыключали.

А мы молчим и друг на друга смотрим. Астя кроссовком землю ковыряет, Демид голову в плечи вжал, и мне как-то не по себе.

– Это хорошо, – говорю я. – Теперь в случае чего мы знаем, как с ними связаться. Давайте уже дальше пойдём, а то на этом острове ни лампочек не повзрывать, ни качели не повыкатывать – ничего на этом острове сделать нельзя.

Мы тогда на корабль к этой женщине, которая наш фикус усыновила, пробрались незаметно, в трюме сидим и печенье из мешка пожёвываем. Рядом с нами мыши сидят и тоже печенье жуют. И вздыхают потихоньку – грустно так, жалостно.

Я говорю:

– Хорошая компания у нас подобралась, никто мышей не боится.

А Астя говорит (у неё на каждом плече по мыши сидит):

– Ага, нормальная.

Мыши говорят:

– Это хорошо, что вы заговорили, а то мы думали, что вы от страха молчите.

А Астя говорит:

– Это вам ещё повезло, что мы не испугались. А то вы бы тоже испугались, если бы мы испугались.

Выгрузились мы в каком-то мегаполисе, а Демид говорит:

– Я вообще-то на необитаемый остров всё-таки хотел, а вы меня в мегаполисе выгрузили.

В это время мимо него машины едут, велосипедисты проносятся, в небе вертолёты гудят, музыка откуда-то играет и люди ходят такие деловитые.

И мы с Астей говорим:

– А?! Чего ты сказал?

– На необитаемый остров! – кричит Демид. – Чтобы никого вокруг!

– А как же мы? – обиделись мы с Астей.

– Вы будьте, – разрешил Демид.

Мы тогда пошли в центр города, а там у них как раз парк. Мы ров вокруг парка прокопали, водой наполнили и крокодилов в него напустили, и получился остров, на котором никто, кроме нас, не обитал. По вечерам мы собирались на берегу острова. Смотрели на материк, на людей на материке, на крокодилов во рву, на ров с крокодилами и чувствовали себя единственными людьми на планете.

– Одиноко как, – весело говорит Астя.

– Как печально, – радуется Демид.

– Но это наш остров, – говорю я.

Это я тем говорю, кто со стороны материка пытается в ров ногу сунуть.

Астя говорит:

– Мне что-то надоело заборы строить. Смотрите, какой у нас хороший и ровный ров получился. Давайте лучше рвы копать.

И мы накопали столько подземных ходов на нашем острове, что иногда заходили в один подземный ход, а в другой выходили. А один раз смотрим – к нам с материка какая-то мама ребёнка прямо в туннель забрасывает и уходит. А вечером приходит и говорит:

– Отдайте мне его обратно, он наигрался уже.

Мы ребёнка из туннеля выудили, плечами пожали и на материк перекинули. А на следующее утро уже две мамы забросили к нам своих детей, потом четыре, и так дальше в геометрической прогрессии. Геометрическая прогрессия – это когда в конце концов на всех детей не хватает зерна. Но нам зерна хватало, потому что мамы к нам ещё и еду в случайном порядке начали забрасывать, чтобы случайно выбравшиеся из подземелья дети могли перекусить.

– Что-то мне всё это напоминает, – говорю я.

– Кажется мне, мы в таком месте уже когда-то воспитывались, – говорит Астя.

Мы, раз так получилось, настроили разных горок, качелей, лесенок, чтобы случайно выбравшиеся из подземелья дети не только могли перекусить, но ещё и на солнце смотрели и прочие небесные светила.

Нам родители тогда ещё деньги стали на остров бросать, а мы их обратно выбрасывали. Но нам их снова перебрасывали. Тогда мы сделали ящик «для всяких нуждающихся» и туда деньги складывали. А потом стали приходить нуждающиеся, и мы деньги им отдавали.

– Всё! – говорит Астя. – Сплошная беготня, никакой жизни. У меня так сердце разорвётся от всего этого детского сада.

А её в это время два ребёнка в разные стороны тянут.

А я говорю:

– Хватит вам Астю пополам рвать, она нам целая нужна.

Тут мимо нас два ребёнка верхом на крокодилах проезжают, и Астя говорит:

– Прорвали оборону. Пора нам нормально обустраиваться, среди людей и прочей живности. Хорошо, что у нас вещей с собой нет, значит, нам и собираться не надо, пойдёмте просто так.

А к нам маленький мальчик подбегает и говорит:

– Астя-Кимка-Демид, возьмите меня с собой. Я не здешний, я за вами ещё с первого острова увязался, но хорошо прятался.

– Хорошо прятался, – подтверждает Астя.

– Вон и Астя подтверждает, – говорит мальчик.

А я спрашиваю, как зовут его, а он говорит:

– Не помню, давно это было, зовите меня как хотите, только возьмите с собой.

И мы говорим:

– Берём, берём, куда тебя денешь.

А Астя добавляет:

– Называться будешь смешно – Захаром.

– Ха-ха! – смеётся Захар. – Смешно.

А я говорю:

– Пойдёмте уже дом искать.

Мы пошли искать дом и у всех встречных спрашиваем, где тут поселиться можно. А у нас интересуются:

– Вам какой дом? С крышей или без? Трёхэтажный или трёхсотэтажный? Недавно покрашенный, или чтобы стены с царапинами?

Мы говорим:

– Обычный нам, нормальный дом белого цвета, где люди живут.

А нам показывают:

– А, так вам прямо и налево.

Ну и домик это оказался! Окон больше, чем нас, если нас умножить на тысячу, этажей много, людей вокруг не видно, а цвета белого. Мы выбрали подходящую комнату, но потолки там были такие высокие, что, даже забравшись друг на дружку, мы не могли до них достать. В доме было всё что угодно, и даже бесплатная столовая. По утрам какие-то люди здоровались с нами за руку, а по вечерам махали нам рукой. И мы им махали, нам несложно.

А иногда люди заглядывали к нам и спрашивали:

– Астя, Кимка, Демид, Захар, правда?

А мы им:

– Чего правда?

– Ну, мы говорим, – говорят люди, – что вот и дети подтвердят. Правда?

Мы тогда говорим:

– Правда, правда, делов-то.

А один раз мы ушли насовсем. Идём по прямой дороге, тут Демид и говорит:

– Ты, Кимка, хороший старший брат. А я хороший младший брат. А если мы в разные стороны пойдём, то станем вдвое лучше, потому что я многому научусь, а ты по мне соскучишься.

– Это ты интересно придумал, – говорю. – Тогда я Астю с собой возьму, потому что она лучше не станет, в какую сторону ни пойдёт.

Астя обиженно спрашивает:

– Это почему ещё?

А я ей говорю:

– Потому что ты и так лучше всех на свете.

Демид говорит:

– А я с собой Захара возьму, потому что он лучше меня знает, куда идти.

И мы как раз до конца дороги дошли, где она надвое делится. Смотрим, а за нами толпа людей идёт и за деревьями прятаться пытается. А как увидели они, что мы на них смотрим, так из-за деревьев вышли и стали бабочек ловить.

– Ну, мы пошли, – сказали мы с Астей и пошли налево.

У меня что-то в глазах защипало – наверное, моль какая-нибудь.

А Демид с Захаром направо пошли.

А люди, которые шли за нами, тоже пошли – кто направо, кто налево.

Мы остановились, подождали их, а они подошли к нам и выстроились в шахматном порядке.

– Вы чего это? – спрашиваю.

– Мы все по своим делам, – говорят люди. – Вы не переживайте, идите себе спокойно.

– Да, не переживайте, – говорит старичок, которому лет за сто.

Я говорю ему:

– За вас-то я спокоен, а вот Астя волноваться будет.

Астя говорит:

– А сколько вам лет? А почему вы такой седой? А где ваши вещи?

– Вот видите, – говорю, – уже переживает.

– Не переживай, девочка, – говорит старичок. – Мне сто двадцать, потому и седой, а вещей у меня нет, не нужны мне они.

Астя говорит:

– Пойдём, Кимка, дальше, всё нормально.

Мы с Астей сорвались и побежали. Бежим, а сзади топот, как будто конница. Мы притормаживаем, и топот смолкает. Тогда я посвистел немного, и сзади такой свист раздался – хоть прячься. Мы тогда совсем медленно пошли. Уже ночь настала, а мы всё идём и идём. Тут к нам подбегает человек из тех, что за нами идут, и говорит:

– Имейте совесть, мы спать хотим, а вы никак не останавливаетесь.

А я говорю:

– Вы же по своим делам шли?

А человек говорит:

– Конечно, по своим делам. А своё дело у нас одно – за вами идти и не отставать. Некоторые говорят, что вы просветлённые, и мы тоже хотим.

– Эх, вы, – говорю я. – Мы тёмные люди.

И мы с Астей тут же с дороги сошли в лес, и нас сразу же потеряли.

Астя говорит:

– Мы, Кимка, по дороге ходить больше не будем, только разве что она попадётся нам на пути.

Мы отошли порядочно, чтобы нас не нашли, развели костёр, и Астя стала свои пятки сушить.

– Это очень полезно, – говорит Астя, – сушить пятки, если ты их не сушил давно. Ты, Кимка, попробуй.

А я смотрю на костёр, а он то вид Демида примет, то Захара, то нас с Астей, то в толпу превратится. И я говорю Асте:

– Ты пятки-то суши, а на костёр не смотри, он тут принимает сигнал какой-то. Будем смотреть – так перед костром и останемся.

А Астя говорит:

– Раз принимает, то и отправляет. Давай сигналы посылать, а то за нас их другие пошлют.

Мы пару раз просигналили. Явился волшебник, грустно сказал:

– Ну чего?

– Да ничего, – говорим мы. – Просто так балуемся.

– Вы тогда меня отсюда снимите, – говорит он (а он как раз в ветках застрял), – а я вам потом уши надеру.

Мы говорим:

– Хоть вы и волшебник, но у нас таких желаний не было.

А он говорит обиженно:

– Мне лучше знать. И вообще, вы на своём дне рождения добрее были.

Я спрашиваю:

– И не трудно вам всё это вися вниз головой говорить?

– Трудно, – говорит волшебник, – но что поделаешь.

– Что-что, – говорим мы. – Наколдуйте.

А волшебник:

– Я тебе наколдую сейчас, – а сам на ветку влез нормально и уже вниз спускается.

Астя встала рядом со мной плечом к плечу, чтобы показать, какие мы бесстрашные, или ещё зачем-то.

Волшебник спустился на землю, отряхнулся и говорит:

– Не умею я всякие волшебства делать, если я на земле не стою. А вот теперь запросто. У вас, кстати, ещё несколько желаний осталось. Может, что-то уже придумали? – а сам в это время зарядку делает.

Мы тоже стали с ним зарядку делать, поприседали, поскакали на одной ноге, понаклонялись, вправо, влево, вперёд, назад, и говорим:

– Придумали, потому что за нами толпа, и им всем просветление надо, вот и делайте.

А волшебник скривился, стал нам всякие обидные рожи показывать. А потом, когда успокоился, говорит:

– Не много ли на одну планету просветлённых будет?

– Нормально, – говорим мы, – в самый раз.

На мгновение стало светло, как днём, и волшебник тут же исчез. А к нам подошёл тот старичок из толпы и говорит:

– Я сначала хотел подойти спасибо сказать, но теперь понимаю, что вам это и не нужно.

И ушёл, даже не касаясь травы – просто летел чуть выше.

А Астя говорит:

– Мог бы и поблагодарить вообще-то.

Я тут подумал, что мало на планете просветлённых, потому что надо было попросить, чтобы и Демидину толпу просветлёнными сделали. Тут снова светло над лесом стало – значит, волшебник мысли мои слушал и желания исполнял. А к нам тот самый старичок ещё раз подходит и говорит:

– Спасибо, – а потом добавляет: – Я и в твоей толпе был, и в Демида толпе, чтобы наверняка, так что теперь я дважды просветлённый. Ха-ха-ха-ха.

Мы тоже посмеялись, чтобы не подумали, что мы самые обычные. И почувствовали, что наша планета уже в космос серьёзно выходит (космические корабли залетали один за другим), и на другие планеты летят космические переселенцы, а на Земле решаются всякие проблемы вроде перенаселения и недостатка людей.

– Теперь, Кимка, к водопадам пойдём, раз всё так хорошо складывается, – говорит Астя.

А я говорю:

– Как же мы к ним пойдём, если мы не знаем, в какой они стороне?

– А мы на шум пойдём, – говорит Астя. – Где шумно, там и водопады.

Пришли мы к водопадам и смотрим на них – и сверху смотрим, и снизу смотрим – так красиво. Астя говорит:

– Я сейчас под один водопад залезу, а ты смотри, в воду ничего не роняй, а можешь тоже со мной вместе постоять.

Смотрим, а под водопадом уже стоит кто-то и смеётся зловредно.

Я говорю ему:

– Как-то вы мне не нравитесь.

А тот, под водопадом, вышел, мокрый весь такой, и сообщает злобно:

– Я никому не нравлюсь, я стандартный злодей потому что. Вот, девочка, становись под водопад.

Астя встала под воду, а злодей воду в лёд превратил. Астя ни рукой, ни ногой пошевелить не может.

– Ну, как-то так, – говорит он. – Тут на водопадах больше ничего и не придумаешь. Другое дело в пустыне, там хоть верблюдов в оазис – и убежать.

– Так это вы! – крикнул я, и так громко, что лёд раскололся, Астя освободилась и как занесёт кулак над головой злодея!

– Стоп, девочка! – говорит злодей. – Или я начну строить планы против планеты.

Астя заинтересовалась и спрашивает:

– Какие это?

А злодей залез по водопадному льду повыше и оттуда кричит:

– Телевизоры, например, все устраню!

– Да на здоровье, – говорю я. – Мы ещё поможем пойдём.

Злодей спустился, покрутился вокруг нас и грустно так говорит:

– Раз телевизоры разрешаете, тогда я лучше все цветы превращу тоже в цветы, но зубастые, я давно так сделать хотел.

Мы ему говорим:

– Вот ещё.

А я решил:

– Мы вас тогда перевоспитывать будем в нормального человека. Будете хорошие поступки совершать. Вот присядьте.

Злодей присел и спрашивает насмешливо:

– Ну присел, ну и что?

– А то, – говорю, – что полдела хорошего вы сделали.

– Какого это? – испугался злодей. – Я нечаянно, я не хотел.

– Приседание, – говорю я. – Хорошее дело. Вы, когда встанете, так не полдела, а целый хороший поступок совершите.

И злодей сидит, подняться не решается, а всякие цветы и растения в благодарность нам виться вокруг нас начали, откуда-то сакура полетела, и пахнет так приятно. Мы смотрим вдаль – а там внизу, в холме, деревья разрослись, и всё такое радужное, в цветах, и птицы летают.

– Слишком красиво, – говорит, сидя, злодей. – Вы жестокие и злые дети, зря я тут под водопадом стоял, ждал вас.

А вокруг становится всё красивее и красивее, и я вижу, что Астя, как заправская девчонка, разревётся сейчас от красоты. А мы со злодеем ещё как-то держимся.

– Хотите, маленьких злодейчиков покажу? – спрашивает злодей.

– Давайте, – говорю я. – Посмотрим.

И из травы тысячи маленьких злодейчиков выскочили и какими-то соломинками синхронно размахивать стали.

– Тоже красиво, – ревёт Астя.

Я говорю:

– Тебе, Астя, сейчас хоть палец покажи, всё тебе красиво будет.

А Астя ещё больше рыдает:

– У тебя вообще красивые руки, Кимка.

Я на свои руки смотрю – руки как руки, в царапинах.

А Астя надрывается:

– И царапины такие гармоничные-е-е-е-е…

– Не знал, – говорит сидя злодей, – что красота так людей доводить может. Я, тогда, пожалуй, встану и пойду в искусство. Пусть ревут, так даже лучше.

И я говорю:

– Так даже лучше. Хотя в искусстве таких злодеев полно. А ты, Астя, глаза закрой, и пойдём отсюда.

Как только Астя глаза закрыла, бывший злодей исчез, а реки повернулись вспять, и вода теперь не с водопадов стала спадать, а наверх, на скалы, забираться. Я Астю подтолкнул поближе к потоку и сам за нею наверх поплыл. Забрались на вершину, и Астя говорит:

– Где я нахожусь, я не представляю, но если ты мне, Кимка, глаза открыть разрешишь, то соображу.

А я ей:

– Мы, Астя, на вершине скалы, а внизу простираются поля, холмы и впадины. Вверху солнце сияет, птицы летают по прямой, а облака перистые.

Астя открыла глаза и как крикнет:

– Так и знала, Кимка, что ты кучевые облака от перистых не отличаешь!

А я ей:

– Так и знал, Астя, что ты глаза не по сигналу открывать будешь! Если бы ты глаза по сигналу открыла, то и перистых облаков дождалась бы, как ты и хотела.

А Астя говорит:

– Я не облаков хотела, а на следующий водопад забраться.

Смотрим, и вода на самом деле на следующую скалу забирается. А там, ещё выше и дальше, виднеется следующая скала, как ступенька, а за ней – ещё одна, и эта лестница не заканчивается. Мы за руки взялись и наверх поплыли. Вода в водопаде искристая такая, серебристая и освежает здорово. А Астя говорит:

– Если ты, Кимка, вдруг звёзды увидишь – маленькие такие, плоские, – то сгребай их рукой, надо набрать побольше.

А я говорю:

– Ну ты, Астя, и выдумываешь. Ты бы ещё пингвинов собирать придумала.

Но оказалось, что пингвинов не надо собирать, – они сами собрались, на самой верхней скале-ступеньке, выстроились у кромки бесконечной воды и ждут чего-то.

А я говорю:

– Смотри, Астя, море какое, и это так высоко, что моря тут быть не должно, – а сам в это время замерзать начинаю, потому что высоко забрались мы.

– Это потому, – говорит Астя, – тут море, что в море вся вода впадает, даже та, что из-под крана.

Я хотел что-то ответить, но тут кто-то из пингвинов табличку выставил, на которой написано было: «Расстройте нас, пожалуйста, видите, какие мы в линию выстроенные». И мне громкоговоритель протягивают, чтобы всем пингвинам слышно было.

И я говорю:

– Одна пингвиниха вышла на балкон, а там никого нет и скучно.

Пингвины загудели и говорят:

– Ещё давайте.

Я громкоговоритель Асте отдал, а она как крикнет в него:

– Глупые пингвины!

Пингвины расстроились и по воде блинчиками поскакали. Только один маленький пингвинёнок, ростом не выше моих ботинок, подходит к нам и говорит:

– Вы меня с собой возьмите, потому что я умный пингвин, по всяким пустякам не расстраиваюсь и в воду не бросаюсь. Можете даже задачки мне давать, но только чтобы без синусов и косинусов, а лучше всего я играю во всякие шашки и шахматы.

Я пингвина на плечо посадил, и мы смотрели, как скачут по воде большие взрослые пингвины. И я говорю Асте:

– Теперь мы можем в воду или ещё куда.

А Астя говорит:

– Лучше уж в параллельное пространство отсюда шагнуть, место как раз подходящее.

Только мы в параллельном пространстве появились, как люди вокруг нас забегали, нас плечами толкают, и все такие серые и невзрачные.

– Как вы тут? – спрашиваем мы.

– Да ничего, – говорят, – живём потихоньку, без пингвинов справляемся.

Пингвин засмущался и ко мне в карман рубашки залез.

– Пока мы тут ходим по своим делам, – говорят люди из параллельного пространства, – можете в краеведческий музей сходить и осмотреть достопримечательности. Так все делают, а зачем – мы не знаем.

Зашли мы в музей, а там кошка местная когти о музейные экспонаты точит.

– Хорошая кошка, – говорят нам сотрудники музея. – Вчера третье чучело достопримечательного животного доела, и ничего, даже живот не заболел.

Тут кошка к нам направилась, и хвост у неё трубой, и клыки как у тигра.

Мы из вежливости сразу говорить стали:

– Спасибо вам большое, очень у вас тут хорошо, и кошка ласковая, а мы дальше пойдём, – а сами к двери пятимся.

– А что это вы, – говорят люди из музея, – ещё не всё посмотрели, а уже к двери пятитесь? Не знаем, как там у вас, а у нас в параллельном пространстве это даже как-то неприлично.

А я говорю:

– У нас каждый обучен пятиться, и если вы даже такой ерунды делать не умеете, то непонятно, как вам целый музей доверили.

Но музейщики не обиделись даже, а наоборот, обрадовались – потому что в параллельном пространстве психология другая.

– Ура! – говорят. – Как радостно. Тогда идите дальше в музей, у нас там не только кошка дикая, а ещё и динозавры ожили.

– Нет уж, – говорю, а Астя меня тащит в глубь музея.

– Пойдём! – кричит. – Кимка, пойдём! Я всегда мечтала на оживших динозавров посмотреть, и чтобы они на меня тоже смотрели, а вокруг безмолвие. И это всё получится, если ты, Кимка, болтать не будешь.

А работники музея засуетились, собрались вместе, живой стеной проход закрывают и говорят:

– Нет у нас никаких динозавров, это мы так просто сказали, а то вдруг вы их у нас отбирать начнёте.

Мы через толпу перепрыгнули и в разные стороны разбежались, а один угол наш пингвин занял. И все как начали в пингвина нашего пальцами тыкать, как закричат:

– Чёрно-белое чудовище!

А я говорю:

– Зря вы так. Вполне себе симпатичный пингвин.

А пингвин наш в это время в тысяче зеркал отражается и сам этого так испугался, что ко всем спиной повернулся, и поэтому на нас из зеркал тысячи пингвиньих лиц смотрят. И жители параллельного пространства говорят спокойно так:

– Нас такими монстрами не возьмёшь, да и динозавры наши такие же, только мы боимся, что вы этого единственного динозавра у нас заберёте.

– Конечно, заберём, – говорит Астя. – Давайте его сюда.

– Не дадим, – говорят, – он маленький. Приходите, когда подрастёт. Только он не подрастёт никогда, он породы такой. Значит, до свидания.

Астя подошла ко мне и зашептала на ухо:

– Слушай, Кимка, а давай у них динозавра заберём, хоть он и маленький.

– Ну, вроде мух ваших или тараканов, – подсказывают работники музея.

Мы разговариваем, а наш пингвин с их динозавром уже, держась за лапы, из музея выходят. Оба одинакового роста и даже похожи друг на дружку. Я говорю:

– Ладно, Астя, пойдём отсюда, посмотрим, чем ещё это пространство от нашего отличается.

Мы быстро выбежали из музея, дверь за собой закрыли, а динозавр говорит тоненьким таким голоском:

– Мы у вас специально вымерли, чтобы не уменьшаться, а я вот уменьшился, и ничего.

Пингвин наш говорит: