Текст книги "Боруэлла"

Моё имя в современной прозе

– Не будь занудой, – бодро сказал Борька, щёлкнув меня по носу. – Получилось здорово! Особенно когда он всё не мог выговорить слово… Это… Как его… Ассигнаци… Ацисои… Ассоциировать, вот!

Я нехотя плёлся за Борей по шумящему, живущему своей жизнью коридору. Бросив взгляд в сторону, я увидел двух мальчишек. Один жевал большой бутерброд, второй читал учебник. Жующий бутерброд посмотрел на часы, толкнул локтем стоящего рядом. Тот отдал ему учебник и забрал бутерброд. Зрелище мне показалось странным и нелогичным, но интересным. Зря я всё не решался изучать школу раньше!

– Ты чего там, уснул? – окликнул меня Боря.

– Не мешай, – сказал ему я, прикрывая нос ладошкой. – Я абстрагируюсь.

– Абстригируешься? – хихикая, переспросил Боря. – Как это ты абстригируешься без ножниц? И вся причёска на месте.

– Аб-стра-ги-ру-юсь, – терпеливо повторил я по слогам и отмахнулся. – А, тебе не понять.

– Куда уж нам! – надменно сказал Боря. – Выучил все слова на букву «А» и радуется чему-то.

И пошёл молча, быстрым шагом. Я поторопился догнать его.

– Ая аещё ана абэ анесколько аслов азнаю, – сообщил я ему на бегу. – Ана апример, абутерброд.

Боря криво улыбнулся, не поворачиваясь ко мне, и снова посерьёзнел.

– А куда амы аидём? – поинтересовался я.

– Вмы видём вв вдругой вкабинет, – запинаясь, проговорил Боря.

– А ты по алфавиту дальше меня продвинулся! – удивлённо сказал я.

– Яестественно! – смеясь, воскликнул Боря.

Для подкрепления полученных знаний следующим уроком по расписанию стоял русский язык.

Когда учительница вошла в класс, Борька первым сорвался с парты.

– Брат! Троюродный! Элька! – поспешил сообщить он.

Учительница улыбнулась:

– Хорошо, Боря.

И это всё! И никаких больше расспросов, уточнений, выяснений, криков! Я всерьёз обиделся. Поэтому, когда в конце переклички учительница спросила, кого она пропустила, я хмуро сказал, что меня пропустила.

– Значит, ты есть? – заинтересованно спросила она.

– Я – есть, – серьёзно ответил я.

– Это замечательно, – улыбнулась учительница.

Я тоже подумал, что это замечательно, и довольно улыбнулся, высунув кончик языка. Потому что вдруг почувствовал: я и вправду есть!

И стал думать на философские темы. Сквозь мысли до меня доносились слова учительницы, которые я пропускал мимо ушей, пока не услышал слово «сочинение». Потому что слово оказалось очень интересным!

Я заглянул в Борькину тетрадь, но он поторопился прикрыть её рукой. Несколько строчек я успел прочитать – это услышанное мною слово «Сочинение», а чуть ниже – «Кем я хочу быть».

– Ух ты! – обрадовался я. – Сочинение на тему «Кем я хочу быть в следующей жизни»! Моя любимая тема!

Вслух я больше не говорил, чтобы не разочароваться в очередной учительнице, а использовал опыт общения с Петькой Сазоновым и говорил прямо в ухо. В ответ на мой радостный возглас Боря скорчил непонятную мину. Но приятного в ней было мало. Я решил – пусть Боря немного успокоится, и поэтому замолчал.

Заставить себя молчать – нелёгкое дело! Я вдруг отчётливо почувствовал, как воображение заполняет все нормальные мысли, здоровается за руку с вдохновением, приглашает его в гости, на совместный творческий ужин… Сорвался я на второй минуте. Я тоже хотел писать сочинение! Я что, хуже других, что ли?!

– Зачёркивай всё, что написал, срочно! – приказным тоном сказал я Боре.

Думаю, не стоит говорить, какую мину Боря состроил на этот раз. Я и сам испугался, но виду не подал. Резким жестом я отодвинул Борину руку и нырнул глазами в его тетрадь:

«Когда вырасту, я хочу стать юристом (аккуратно зачёркнуто) учителем (тщательно зарисовано, угадывается лишь по очертаниям букв)…»

Третью свою предполагаемую профессию Боря обвёл при помощи линейки чёрной рамочкой и закрасил сплошным непроглядным пятном. Начинать разговор с тетрадкой я не хотел, но мириться с нераскрытой тайной хотелось ещё меньше. А Борька ни за что не расскажет, если уж так зачеркнул!

– Третья страница. Четвёртая строчка сверху. Восьмое слово, первоначальный вариант, – сказал я тетради и по привычке решил добавить совершенно ненужное: – Пожалуйста…

– Более точные координаты? – спросила тетрадь.

– Я что, Пушкин? – возмутился я.

– Это не координаты, – серьёзно сказала тетрадь.

– Более точные координаты слова неизвестны, – исправился я.

– Поиск завершён. Объект найден, – через несколько секунд сообщила тетрадь. – От первой точки вниз линия размером в четыре миллиметра. На данном отрезке миллиметр сверху вниз – следующая точка…

Тетрадка постепенно воспроизводила движение Бориной шариковой ручки во время написания злополучного слова, а я чувствовал себя заправским дешифровщиком, пытаясь представить себе общую картину. Подобное поведение тетрадей казалось мне слишком уж неромантичным – ведь они таким же образом относились к любым текстам! Даже к стихам и книгам…

В результате оказалось, что Боря хотел быть певцом!

Задумавшийся Боря, который никак не мог придумать профессию взамен трёх зачёркнутых, наконец-то обратил на меня внимание.

– Элька, хватит плавать у меня в тетради, – шепнул Боря. – Ты мне сосредоточиться мешаешь.

– А ты не точься, – предложил ему я. – Ты дай профессионалам точиться, а сам готовься к светлому будущему – обучению певцов юридической грамоте.

– Свинья, – прошипел Боря.

– Где? – искренне поинтересовался я.

Уточнять Борька не стал, а лишь снова закрыл тетрадь рукой, опустив на неё голову. Жажда творческой деятельности меня не покидала.

– Борька, – жалостливо сказал я. – Давай я за тебя сочинение напишу, а?

Тот замотал головой, не убирая её с руки – поэтому затряслась вся парта, отбивая барабанную дробь по паркету. Учительница немного осуждающе посмотрела в нашу сторону:

– Боря, не шуми.

– Видишь, ты её расстраиваешь! – с надрывом в голосе сказал я. – Как ты можешь? Она тебя всему научила, а ты не соглашаешься на простую просьбу ребёнка… П-п-педаго-о-ог…

– Я сейчас из тебя такого педагога сделаю, – сказал Боря почти одними губами, зная, что я услышу. – Если не замолчишь. Разрешить тебе за меня писать сочинение – всё равно что пожелать в школе на второй год остаться.

Это мне что-то напомнило.

– Ты мне должен желание, – обрадовался я. – Помнишь?

– Не, – бесстыдно соврал Боря и отвернулся.

Я вкрадчиво поинтересовался:

– Напомнить? Кухня. Еда. Поход в школу. В общем, так – я диктую, ты записываешь.

Боря громко вздохнул, взял ручку и выжидательно посмотрел на меня. Я воспринял это как сигнал к действию:

– Я хочу быть морем…

– Это писать? – удивлённо переспросил Боря.

– Писать, конечно! И не мешай свободному полёту творческой мысли.

«Я хочу быть морем… Это я решил давно, в тот период, когда я много размышлял, сомневался, придумывал. Тогда мне это показалось удачной шуткой, я даже рассказал её паре-тройке знакомых. Как анекдот.

– Из тебя бы получилось хорошее море, – сказал серьёзно один из них.

С тех пор я стал мечтать. Выбирал время, когда вокруг никого не было, стараясь не прислушиваться к ветру и другим болтунам. Пусть себе разговаривают. Что мне до них? Ведь я – настоящее море. Светящееся море.

Мне непременно хотелось быть таким!

Оставить мудрость и доброту всех морей мира вперемешку с собственной непосредственностью и безалаберностью. if светиться…

Во время шторма брызги разбивающихся волн будут превращаться в искорки и улетать вверх, никогда не возвращаясь. Но я всё равно буду их чувствовать – там, в вышине. if они меня. Им будет весело и радостно.

А я буду разукрашивать ночи в яркое. И если кому-то станет ужасно грустно, он будет ходить по вечерам ко мне в гости. Купаться, разговаривать. Ему будет казаться, что море ему отвечает. Он не узнает никогда, что это на самом деле так…

Я мечтал стать морем, мудрым и добрым, но вместе с тем не хотел быть старым! Пусть я буду молодым морем. Даже маленьким. Ведь иногда мне захочется играть, резвиться и бегать ногами-волнами, поднимая переливчатый шум. Взрослым так поступать нельзя. Вернее, нежелательно.

Я задумывался – интересно, море действительно может быть ребёнком? Или это всегда море, и всё? Когда я смогу превратиться, то обязательно узнаю.

«Хочу быть серебристым морем» – это мой заговор от грусти. Тайное заклинание от всяческих бед.

…Я хотел быть морем – серебристым и светящимся, как ночные звёзды. Сегодня я с ним встретился. Морем оказался первоклассник Вадик…»

Продиктовав последнее предложение, я почувствовал себя немного странно. Мне было и плохо и хорошо. Казалось, что я сделал нечто важное. По крайней мере для себя…

Боря смотрел на меня, будто ждал ещё чего-то.

– Всё! – сказал я ему. – Расчёт окончен. Можешь сдавать.

Боря молчал и продолжал смотреть на меня так же.

– Ну чего? – смутился я. – Что… плохо так, да?

– Элька! Ты поэт…

В голосе Бори звучали уважение, гордость за меня и даже зависть немножко. Я расцвёл, но виду не подал:

– Это же не стихи.

– Не стихи, – согласился Боря. – Ну и что? Необязательно писать стихи, чтобы быть поэтом. Здорово у тебя получается. Только вот…

– Что? – встревожился я.

– Да ничего, просто хвалить-то меня потом будут. А это нечестно. Это – твоё.

– Ерунда, мне не жалко, – сказал я Боре и почувствовал, что жалко до ужаса! – Ты только потом расскажи, как хвалили. Можешь хвалебную речь даже на листочке записать.

– Я лучше расскажу, – улыбнулся Боря.

Семейный ужин в самом разгаре

К вечеру моё настроение немного улучшилось. Хоть мне снова пришлось надеть платье – ведь взрослым нельзя было рассказывать про превращения. Борина мама решила приготовить в честь гостьи (то есть меня, конечно же) пирог! Борин папа в честь гостьи принёс бутылку пива. Я радостно протянул к ней руки, но дядя Миша засмеялся и сказал, что если и угостит меня этой бутылкой пива, то только с пятнадцатилетней выдержкой. При этом он пожалел, что так долго пиво не живёт, особенно эта бутылка. Я повздыхал вместе с ним. Поговорив, мы пришли к выводу, что с этим надо что-то делать, но что именно – не придумали. Одним словом, в лице дяди Миши я нашёл интересного собеседника.

С тётей Надей оказалось сложнее. Когда мы остались с нею наедине на кухне (Боря делал уроки, дядя Миша читал), она стала подробно расспрашивать меня о школе. Больше всего её интересовало, как ведёт себя на уроках Боря. Из меня пытались сделать шпиона!

– Боря на уроках не ведёт, – отвечал я. – Ведут учителя. Боря на уроках сидит.

– И молчит? – интересовалась мама.

Поскольку я не знал, что хочет тётя Надя услышать, то решил с ней соглашаться:

– Молчит.

– А когда вызывают?

– Тоже молчит, конечно! – заверил её я и по удивлённому взгляду понял, что сказал что-то не то. Поэтому решил срочно исправиться: – Ответит и молчит, ответит и молчит, ответит и молчит…

Тётя Надя непонятно хмыкнула. Я решил переменить тему:

– Школа – это не место для детей, правда, тётя Надя?

– Почему ты так думаешь? – встревожилась она. – Это тебе Боря сказал?

– Не-е-ет, – успокоил её я. – Это и так понятно!

Тётя Надя решила всё списать на мой возраст:

– Конечно, тебе в школу ещё рано. Но через годик-другой… ты подрастёшь… поумнеешь… повзрослеешь… и тогда… Кстати! А как к тебе отнеслись учителя?

– Хорошо отнеслись. Особенно одной учительнице рисования понравились мои работы, – уклончиво сказал я. – Она сказала, что я малолетний талант, что меня нужно развивать и побольше воспитывать.

В ходе разговора я расслабился и проболтался, что познакомился с мальчиком-первок лассником.

– О! – обрадовалась она и почему-то подмигнула. В ответ я скорчил ужасную рожу – до этого успел потренироваться перед зеркалом.

Через некоторое время был семейный ужин. Наученный горьким опытом, я старался есть немного. Это давалось мне с трудом. Я вовсю болтал ногами, раз за разом попадая ими в сидящего рядом Борю, тот отвечал тем же. На пятой минуте и двадцать первой секунде ужин был прерван долгим, настойчивым звонком в дверь.

Вся семья дружно ринулась к двери, а я решил остаться на кухне – сторожить пищу, но всё же заинтересованно выглядывал в коридор. То, что вошло сквозь открытую дверь, заставило меня сделать пару шагов назад. Я закрыл глаза и часто дышал. Как просто быть туманом, но как нелегко быть человеком! Это нечестно – у людей намного меньше возможностей, и опасности просто пчелиным роем вокруг жужжат!

На пороге дома в пыльных кроссовках и спортивном костюме стоял Петька Сазонов.

– Здравствуйте, – нерешительно сказал Петька. – Я к Боре.

– Ты – Петя Сазонов? Ой, знаешь, а мы уже к ней так привыкли! Она просто умница! Золото! – доброжелательно и немного печально сказала тётя Надя, всплеснув руками.

По словам Бориной мамы я догадался, что Петька этот дом своим посещением никогда не радовал. В отличие от Бори, я ещё не терял самообладания и мог делать логические умозаключения.

Лицо же Борьки было бледным. Он выглядел так, будто видел перед собой не Петьку, а гигантского кролика-людоеда.

– Чего? – спросил растерявшийся Петька.

– Как съездили? – широко улыбаясь, поинтересовался дядя Миша. – Рыбалка, грибалка удались на славу? Давай-ка дуй к столу! У нас просто так родственников не принято возвращать. Если она ещё сама вернуться захочет.

Тут дядя Миша, конечно же, рассмеялся. В этот раз его радость казалась насмешкой надо мной и над Борькой.

– Кто «она»? – недоумевал Петька. – Я к Борьке пришёл!

Тётя Надя прошлась рукой по коротко остриженным волосам Петьки и улыбнулась:

– Сынок, какие у тебя интересные друзья! Она, конечно, не подарок… Но поверь мне, – доверительно сказала она. – Это не повод отказываться от сестры. Я сама через это прошла – у меня два младших брата.

– Какой сестры? – громко спросил Петька и схватился за дверную ручку. – Вы что?!

– Боруэлла, золотце, – смеясь, крикнула тётя Надя в сторону кухни. – Иди сюда, твой братик пришёл!

Ничего не оставалось – я сделал пару шагов и остановился в дверном проёме. Воцарилась условная минута молчания – ее нарушал смех Бориной мамы (наверное, по инерции смеялась).

– Ну вы даёте! – наконец-то сказал Петька, закрыв отвисшую челюсть. – Это же Борькин брат троюродный. Элеонор Веткин.

Тётя Надя и дядя Миша непонимающе посмотрели друг на друга, а Борька, преодолев испуг, несколько раз подмигнул Петьке.

– Я шучу, – вдруг спокойно сказал Петька. – Просто никак не могу поверить, что снова её вижу! Боруэлка, сестрёнка, как я по тебе соскучился! Иди сюда!

И открыл руки для объятий. Я подпрыгнул на месте, вытянув руки, радостно взвизгнул и побежал к Сазонову. Он засмеялся, поднял меня, крепко обнял (у меня чуть рёбра не хрустнули!), и только потом поставил на пол, держа меня за руку.

– Я себя хорошо вела, – сообщил я Петьке, посмотрев вверх. – Меня даже покормили.

Борька стоял, как замороженный, и смотрел на нас, боясь поверить в происходящее. Когда радостное семейство и мы с Петькой шли на кухню, Боря так и остался на месте. Через несколько секунд, спохватившись, он побежал следом.

– А теперь рассказывайте всё по порядку, – тихо сказал Петька, прикрыв дверь в Борькину комнату. – Я сразу понял, что здесь что-то не то. Ещё вчера. Думал, свихнулся, голоса всякие слышу, – он самокритично покрутил пальцем у виска. – Если бы не эти звуки, ещё вчера бы тебе, Боренька, уйти не дал.

– Уйти? – хмыкнул Боря. – Ты сам с позором смылся, а я остался лицом к лицу с опасностью!

И посмотрел на меня. Я вжал голову в плечи.

– Уходишь от ответа? Так-так… – сказал Петька, постукивая пальцем по столу. – На этот раз не отвертишься.

– Как же, жди, – хмуро сказал Борька.

– Не бойся, бить не буду, – сказал он. – Я клятву давал. Так что давай по порядку, и об этой ду… странной клятве тоже.

– Как же, жди, – как заведённый, повторил Борька.

– Слушай, Веткин, – взвился Петька. – Я вроде как тебя сегодня выгородил?

– Ну и что?

– А то! – сказал Петька. – Сейчас обратно загорожу!

Я, как школьник, потянул руку вверх, требуя слова. Петька с Борькой не обращали на меня никакого внимания.

– Эй, вы! – крикнул я. – Помолчите. Сейчас, Петька, я тебе всё объясню.

Мой рассказ длился около часа. Странно – ведь это грустная, можно сказать, трагическая история! И с чего они смеялись? Подумаешь, небольшая литературная обработка! Подробности о пределах моих возможностей я дипломатично опускал.

Если кратко пересказывать моё тогдашнее повествование, то можно остановиться на таких фразах:

«И вижу я, как один мальчик другому говорит – эй, ты, экскаватор!»

«…А Борина мама как схватит меня за уши да как закричит: «Умываться!!!»

«Примеряю я на голову кастрюлю, а Борин папа удивляется, что это за мода у современных девочек – вёдра на голову надевать?»

«И вот я ем второй день, третий, а еда всё не заканчивается… А потом просыпаюсь, и меня завтракать зовут!»

«И смотрю я, Петька идёт по классу, вытянув вперёд руки, как зомби… А я ему шепчу на ухо властным голосом – «Дальше! Дальше руки вытягивай, Пётр!»

«Ну, думаю, всё, сейчас Петька скажет Борькиным родителям, что я ему никакой не родственник, и выбросят меня прямо с балкона, как что-то ненужное»…

Я видел – Петьке с Борькой нравится то, что я рассказываю: они заливисто смеялись. И это раззадоривало меня ещё больше, и мне было уже всё равно что рассказывать, главное, чтобы веселье это не заканчивалось.

И я продолжал примерно так:

«А Борька берёт коробку из-под обуви и заявляет – теперь ты будешь жить здесь!»

«Двадцать уколов от бешенства за два дня – это вам не шутка! Это больно!»

«А я эту бабульку на руки беру – и вверх по лестнице!»

– Ну ты даёшь! – восхищённо сказал Петька, когда я замолчал.

– Ты, не только поэт, а ещё и фельетонист! – сказал Борька сквозь смех. – Тебе бы карикатуры рисовать!

Петька с Борей серьёзно посмотрели друг на друга и рассмеялись с ещё большей силой. А я тихонько подошёл и соединил их руки.

– Вы больше не ссорьтесь, ладно? – тихо попросил я.

И всё сразу стало хорошо. Боря с Петей даже ещё ничего не сказали друг другу, они лишь посмотрели на меня – вместе. А болтун ветер, подглядывавший в окно, вдруг стал читать красивые и грустные стихи. Такие, что мне показалось – всего мира будет мало, чтобы вместить их! Мне захотелось бежать – вперёд, без оглядки! Главное, чтобы рядом бежали, держась за руки, Петька с Борей, впереди терпеливо стоял с поднятой вверх рукой Вадик, а в спину дул ветер… С которым я теперь тоже не буду ссориться. То есть… постараюсь.

В доме Борьки меня снова оставили на неопределённое время. Петька рассказал Бориным родителям впечатляющую историю, как его отправили домой, под присмотр старенькой бабушки, которая с Боруэллой никогда не умела обращаться и боялась подходить к ней ближе чем на пять метров. Родители, как ни странно, обрадовались.

– Да я её даже усыновить готов! – сказал дядя Миша, похлопывая меня по плечу.

– Ну это уж слишком, – натянуто улыбнулась тётя Надя. – Боренька будет скучать по родителям. Кстати, они скоро приедут?

Позже, растягиваясь во весь свой маленький рост на Борькиной кровати, я думал, что сейчас усну, а завтра будет день – длинный и добрый. Завтра Борьку, то есть меня, будут хвалить за сочинение. Завтра я увижусь с Вадиком. Наверное, он будет ждать меня у ворот школы с самого утра. Завтра…

Я засыпал, и никто-никто не мешал мне разговорами.

Утро, которое вечер

Проснувшись, я почувствовал, что кровать не так удобна, как казалось мне вчера вечером. В спину впивались какие-то доски. К тому же они начали трещать…

– Элька! – донёсся до меня откуда-то снизу Борин голос. – Держись!

С чего это вдруг я должен держаться? Я, в конце концов, лежу на кровати, а не вишу где-то, случайно заброшенный злыми силами! Или нет?..

Непродолжительное время раздумий завершилось сильным дуновением ветра. Листья на тоненьких веточках любопытно заглядывали мне в лицо. Качнуло ещё раз, и я ухватился за ветку, которая оказалась вверху и росла параллельно кровати. Оказавшись в безопасности, я решил перейти к пробудите льным процедурам – зевнул и, отпустив одну руку, потянулся. Зевая, вспомнил, что Борька мне так и не купил зубную щётку, так что отделаюсь лёгким умыванием. Вот только с дерева спуститься как-то надо…

С дерева? С какого это ещё дерева?!

– Э-э-элька! – гремел снизу Петька. – Я за пожарными! Держись, Элька!

Я осторожно посмотрел вниз и тут же на практике проверил, где у человека находится сердце. Вниз – этажей шесть, не меньше!

Я изловчился, загнал страх в самый дальний угол вселенной и из лежачего положения переместился в сидячее. Сидеть было довольно удобно – впереди меня поддерживала ветка, а другая подпирала спину сзади. Я осмелел и даже ногой болтнул. Петька, не дождавшись моего ответа, куда-то побежал.

Всё вокруг было окрашено в оранжево-серое. Ещё немного, подумал я, и солнце совсем зайдёт, оставив только серый цвет. А чуть позже к светло-серому добавится чёрный…

Рассуждения показались мне красивыми, но в чём-то неправильными. Не совсем проснулся я ещё, что ли? Я замотал головой в разные стороны, чтобы привести мысли в привычный беспорядок.

Ага, вот оно что! По утрам закатов не бывает! Значит – или произошла природно-климатическая катастрофа, или сейчас вечер. Учитывая то, что я ни с того ни с сего оказался на дереве, природно-климатическая катастрофа не исключена.

Думать мне надоело, и я решился обратиться с философскими вопросами к подающему громкие сигналы Борьке.

– Держись, Элька! – разрывался он внизу.

– Да держусь я, держусь, – шепнул я ему на ухо, давая ему понять, что он тоже может не срывать голос, а говорить, как человек с вышестоящим (или вышесидящим) человеком.

– Элька-а-а, ты не свалишься? – продолжал кричать Боря.

– Разве что ты меня оглушишь, – тихо намекнул ему я. – Не кричи. Представь, что ты разговариваешь с деревом. Представил?

– Представил… – вполголоса сказал Боря через тридцать секунд. Он сосредоточился, слушая мой голос прямо в своих ушах, и действительно смотрел прямо перед собой, на дерево.

Странная была бы со стороны картина, увидь кто её! Мальчик, говорящий с деревом. Можно так и настоящую картину назвать. Говорящий с деревом мальчик. На картине будет ребёнок помладше, он доверчиво обнимет дерево и как будто будет рассказывать что-то. А дерево будет тянуться к нему ветками… Нет, картину я назову по-другому. Говорящий с ветками Веткин.

– Тогда объясни мне, дереву непонятливому, всё по порядку, пожалуйста, – попросил я.

– Например? – хитро спросил у дерева Боря.

– Например, у меня никогда не было привычки просыпаться на деревьях вечером. Я никогда не делал это позже обеда. Намёк понятен?

– Почти, – уклончиво сказал Боря.

Тут выяснилась ещё одна деталь, которая меня очень встревожила:

– А почему я снова девочка?

– Я не виноват! – развёл руками Борька. – Ты в неё по умолчанию превращаешься. Это даже не я превращал, а Петька. Я больше раза в день всё-таки превращать не могу…

Сейчас мне показалось, что быть девчонкой – не самое худшее. Вот остаться на этом дереве на веки вечные – это, пожалуй, похуже будет…

Из того, что сказал Борька, мне было понятно далеко не всё. Чтобы привести бредущие в разные стороны мысли из беспорядка в чёткую структуру, пришлось снова замотать головой. Ветка, на которой я сидела, закачалась. «Не упаду?» – спросила я у дерева. «Да я сотню таких, как ты, на этой ветке выдержу! Пушинка…» – ласковым шелестящим голосом сказало дерево. Я спокойно вздохнула. Деревья, как люди, бывают разными и непредсказуемыми.

– Так меня ещё в кого-то превращали сегодня? – удивилась я.

– Да, – извиняющимся голосом сказал Борька. – В листочек…

– В листочек?!

– Я утром… Ты спала… – замялся Борька. – Я сказал совсем случайно: «Начнём с чистого листа!» Ты тут же исчезла, а под одеялом я нашёл белый лист. В косую линеечку…

– Балда! А Вадик как же?! – испуганно спросила я. – Я же из-за него сегодня не хотела превращаться, а ты… Значит, он ждал, а я… Эх, вы!

– Вадик про тебя знает, – виновато сказал Борька. – Почти всё.

Я почувствовала себя очень-очень странно… Громко вздохнув, я устремила гневный взгляд на соучастника преступления. И даже не подумала, что из-за высоты Борька всей силы моего взгляда не заметит.

– Так как же я здесь оказалась? Рассказывай! – требовательно сказала я.

Я напрягла слух и тут же от неожиданности закрыла ладонями уши – воздух пронзили звуки пожарной сирены. Ветки держали меня крепко.