Текст книги "Долгий путь к Причалу…"

«Лживым…»

 
Лживым
        не верю словам!
Сколько
        ни произноси…
Судят,
         мой друг,
                  по делам,
Напрочь забыв:
                  «Не суди»…
Есть же и боли —
                   предел.
Есть же и скорби —
                   рубеж…
Не «возлюби»,
                 не «спаси», —
Просто живи —
                 тем утешь.
 

«Прочь…»

 
Прочь,
       тревоги и печали,
И душевный
                      непокой,
И бессонницы
                        ночами,
Ревность,
               злоба, —
                    все долой!
 
 
Все – к чертям!
              Шипы и розы!
Взгляд,
      нежнее райских нег!…
 
 
Отрыдала сердца осень.
Ночью выпал первый снег…
 

«Я ушла от тебя навсегда…»

 
Я ушла от тебя навсегда:
Не пытайся назад вернуть.
Не выпытывай слово: «Да», —
У меня уже новый путь.
 
 
Наконец, как «здесь и теперь» —
Жить позволить себе смогла!
Я другая давно, поверь,
Не вернусь к тебе никогда!
 
 
Дорогой мой, меня прости,
Но былое– не ерунда.
По – хорошему отпусти.
По – плохому – уйду всегда…
 

«Этот дом – дом не твой. Никогда…»

 
Этот дом – дом не твой. Никогда
Не войдешь ты сюда – раз не звали.
Промелькнули былые года.
Все разрушили и потеряли…
 
 
Фотографии на стене
Смотрят жалостно и виновато,
Бледной памятью о тебе —
Незатейливой и неприглядной.
 
 
Все хорошее – впереди!
И тебе я желаю удачи
На твоем непонятном пути
И в свершеньях, которых не начал…
 

Недругам

 
Я – пламя огня, вы – льдины.
Скучна беспорядочность дней.
Отшельницею в пустыне,
Живу посреди людей.
 
 
Что мне разговоры пустые?
Враждебна мне ваша злость.
Что мне ваши мысли простые,
Которые вижу насквозь?
 
 
Я – грешница, а вы – судьи?
А, может, наоборот?
Кто знает меня – тот любит,
Кто любит меня – поймет!
 

«Весна наводит грусть…»

«Весна наводит сон»…

М. Цветаева

 
Весна наводит грусть…
И пусть!
Тщетою долгих снов
снегов,
Зимы расторгнут плен, —
взамен
Потоки грязных слез
и грез…
Но в мнимости потерь
не верь
И в суетность надежд —
там брешь…
И раннею весной
мечтой
Не обольщайся все ж…
 
 
Весной не майся – кайся,
не клянись,
Не зарекайся, —
лучше не тревожь
Привычный ритм, размер —
была ведь жизнь
И до весны —
и будет впредь —
так что ж?
 
 
Жить без иллюзий трудно,
но честней…
Обман вокруг,
зачем же лгать себе?
Не обойтись
без боли и потерь…
Приемли все,
не жалуясь Судьбе…
 
 
Весна наводит мысль:
«В чем смысл?»…
 

«Вдумываюсь в ночь…»

 
Вдумываюсь в ночь…
Вслушиваюсь в тишь.
Суетное – прочь!
В сто колокольцев ночь
Вызванивает: «Услышь!»
 
 
Вмалчиваюсь в даль,
Вглядываюсь в тень,
Влениваюсь в лень.
Благословен день,
Прожит – не возвратишь…
 

Слушая Баха

 
Клонюсь под звуками… Бреду…
Созвучья комьями глотаю…
На главное ответ найду:
Предчувствую – не понимаю…
 
 
А своды музыки растут,
Тяжелой красотою тлея, —
Меня торжественно гнетут,
А храм души моей светлеет.
 
 
Непостижимо глубока
Моя причастность к Откровенью.
И Бога узкая рука – как равному —
Мне для спасенья.
 
 
Светла, спокойна и чиста.
Все недоступное – открыто.
Гармония и Красота —
В божественном сиянье слиты.
 

У могилы Чаадаева. Москва. Донской монастырь

«Он высшей волею небес

Рожден в оковах службы царской,

Он в Риме был бы Брут,

В Афинах – Периклес?

А здесь он – офицер гусарский».

А. С. Пушкин

Петр Яковлевич Чаадаев кончил

жизнь в 1856 году, 14 апреля.

(надпись на могильной плите)

 
Я стою у надгробья его…
В смерти он, как и в жизни – один.
Тишина – и вокруг – никого.
Позабытый, непонятый сын.
 
 
Сын России! Ее он бранил
За отсталость, бесцветность идей.
За отсутствие целей клеймил
Бесполезные жизни людей.
 
 
В Свете он «сумасшедшим» прослыл.
Всех смущал – в глаза трудно смотреть.
Никого никогда не любил.
Даже подпись – «Некрополис» – Смерть.
 
 
Дом на Ново – Басманной в Москве
Отгонял от себя светских крыс:
«Боже правый, проклятье пошли,
Порази – там присутствует Мысль!»
 
 
Умер он, когда теплый апрель
Землю к жизни иной пробудил.
Обливалась слезами капель,
В путь последний его проводив.
 
 
Одинокий, спокойный лежит
Под тяжелой чугунной плитой.
О, прохожий, прошу не спеши,
Сбавь свой шаг, хоть минуту постой!
 
 
Тишина и вокруг никого…
Только шепот листвы под ногой
Доверяет рассказ мне простой…
Или, может, то – голос его?
 

Актеру и режиссеру Игорю Васильеву
впечатления от домашнего спектакля

«Я давно уж не приемлю чуда,

Но как сладко слышать – чудо есть!»

Максимилиан Волошин

 
Шаманство это? Чародейство?
Сомнамбулический экстаз?
Что испытала я от «Действа» —
Со мной такое – в первый раз…
 
 
Был душен свет и свечи жгли,
И странно ворожило Слово…
Глаза пронзительные Йова
Печаль Земли в себе несли…
 
 
Монументальность серых рубищ…
Пот от лица до ног босых…
И страшная открытость судьбищ
Великих пращуров Руси…
 
 
Лампадный запах наползает
И пластику ломает рук…
А душу песни стон терзает —
Иль эта песня – сердца стук?
 
 
И вдохновение – до звона
В ушах. На сердце благодать…
Лишь нежность белая пионов
Восторг мой может передать…
 

В мастерской скульптора Боброва

 
Ясный взгляд доверчив и открыт —
Так глядят в бескрайнюю долину.
Так дитя на мать свою глядит…
Мнет в руках кусочек пластилина.
 
 
Вы простите, в этот ранний час
Утренних туманов и зевоты,
Я невольно оторвала Вас,
Мастер, от раздумий и работы.
 
 
Пробужденье глаз из-под очков…
Встал большой, поспешно пальцы вытер.
«Проходите. Очень рад. Бобров.
Кажется, я Вас когда-то видел».
 
 
В комнате уютно и тепло.
На стене трагические маски.
Пьем глотками мелкими ликер.
Растворяюсь в атмосфере сказки.
 
 
Запах масла голову кружит.
Напряженно всматриваюсь. Резко
Сдергивает ткань. Рука дрожит.
Падает под ноги занавеска.
 
 
Вздыбленный огромный серый конь
Рвется ввысь, струной натянут звонкой.
Сильною, не девичьей рукой
Взлет его сдержала амазонка.
 
 
Страстное красивое лицо.
Гневные полузакрыты очи.
Сжала в пальцах грубое копье.
Целится – попасть в кого-то хочет.
 
 
Я кричу: «Вы – гений, мастер, бис!!!
Так прекрасно передать движенье!»
Он в ответ: «Да так, пустяк, эскиз,
Знаете – игра воображенья.»
 
 
«Вот еще… а вот еще… и вот…» —
Он из шкафа старенького вынул
Полчище бесчисленных работ.
Рядом встал. Расправил плечи, спину.
 
 
Говорил красиво, горячо.
Снял очки. Рубил ладонью воздух.
Я молила: «Ну, еще, еще,» —
А себя кляла: «Сейчас бы розы!»
 
 
Перевел меня в соседний зал.
Нежен вдруг он стал лицом и светел.
С гордостью большою показал
Выставку: “ А это – мои дети!
 
 
Я при ЖЭКе здесь уж третий год.
Мы рисуем, мастерим и лепим.
Презабавный все-таки народ
И одни таланты – эти дети!»
 
 
Я смотрела в добрые глаза,
Улыбалась солнечной улыбке,
Думала: все, что ты рассказал —
Истинно. Нет, это не ошибка —
 
 
Вам певцу гармонии, любви
Имя уготовано на вечность!
Кланяюсь Вам в пояс до земли
За талант, добро и Человечность.
 

Рождение

 
Я так стихи рождаю, как женщина – дитя.
Внезапно понимаю, что я – уже не я —
А боль и муки мысли, летящей в пустоте,
Которая стремится излиться на листе.
 
 
Рывок – и появились те главные слова:
Они – есть суть творенья, они есть – голова.
За ними уж невольно несется цепь других,
Которые есть – тело. И появился стих!
 
 
Усталость и разбитость в душе и теле, но
Есть жизнь! И муки боли, что пережил – ничто,
В сравненье с этим счастьем – узреть свое дите,
В блаженство погружаясь, себе сказать – ну, все!
 
 
И к миру возвращаясь, почувствовать себя…
Я так в стихи врождаюсь, как женщина – в дитя.
 

Зима в Москве

 
Зима в Москве! Румяные мадонны
Торопятся, закутавшись в меха.
Задорная лукавость взглядов томных
И мерность в гарцеванье каблука.
 
 
Ударили крещенские морозы,
Жестокостью своей ошеломив.
И от мороза выступили слезы
У всех прохожих и у постовых…
 
 
В Крещение берет такая одурь,
Мерещится такая ерунда —
Что ежится насквозь продрогший Гоголь
Под бронзовой шинелью в кромке льда…
 

«Пишу затем, чтоб вытащить себя…»

 
Пишу затем, чтоб вытащить себя
Из собственного «эго» заточенья.
Лишь Творчества нелегкая стезя
Полна Любви и тайного значенья.
 
 
Сквозь суетные будни Бытия,
Сквозь топи болтовни и толстосумства,
Веди меня, Поэзия моя —
Религия моя, мое безумство!
 
 
—
Вкусивший Рай – да не познает Ад.
Любовь вкусивший – расставанья яд.
Творца, спаси Господь от тех преград,
Которые бездействие сулят
 
 
Вкусивший Ад – очистится в Раю.
Дар за разлуку – нежное «люблю».
А за бездействие расплаты нет страшней,
Чем голос совести измученной своей.
 

«Миновала знакомую арку…»

 
Миновала знакомую арку
И пылающий куст георгин…
В глубине опустевшего парка
На скамье, как всегда, Вы – один.
 
 
После спора с собой осторожно
Я на цыпочках к Вам подхожу.
Как всегда вздрогнет голос мой: «Можно?»
Равнодушное: «Да. Ухожу».
 
 
Удаляетесь, глядя под ноги,
Оставляя следы на песке.
Кто Вы, рыцарь печальный, далекий,
Почему в безысходной тоске?
 
 
Ветер крепче сжимает объятья,
Дождь холодный меня не щадит.
И для Вас ночью сшитое платье,
Серой тряпкой уныло висит.
 
 
На глазах моих слезы – не дождик,
Отражается горе в пруду…
Но шепчу как в бреду я: «Ну, можно
Завтра снова я к Вам подойду?»
 

Подражание Анне Ахматовой

 
—
 
 
А куст багряной мальвы
Зажегся и …увял.
Тебя, любимый, славлю,
Покинувший меня.
 
 
В платок закутав плечи,
Смежив ресницы глаз,
Я вспоминала вечер,
Тебя, предавший нас.
 
 
Любовь твоя – куст мальвы,
Пылка, но – не долга…
Но я тебя прощаю,
Отвергнувший меня.
 
 
И свой наряд венчальный
Запру на сто замков.
На небе, пусть случайно,
Меня ты встретишь вновь.
 
 
Там Бог соединит нас,
Ликуя и любя…
Я славлю, милый, славлю,
Ушедшего тебя!
 

 
—
 
 
Я не спала, я думала о нем.
Не грел камин и не горели свечи.
И комната, знакомая нам днем,
Была чужой в холодный хмурый вечер.
 
 
За окнами вздыхал наш старый сад.
Ложились грустно листья на дорогу.
Я вспоминала равнодушный взгляд —
Терзала руки и молилась Богу.
 
 
—
 
 
Прости, я все-таки приду,
Такой счастливой – до бессилья,
К руке устало припаду
И захлебнусь в ночной трясине.
 
 
Мне не искать других утех —
Лишь целовать твои ресницы,
И слышать напряженный смех,
И верить – что все это – снится…
 

Экспромт

 
С тобой мы так привычно далеки…
Другим улыбки, но тебе – мечты.
Тебе – душа. Другим – рука и губы.
Другим слова. Но лишь тебе – стихи…
 

Одному симпатичному Льву

 
А что влечет к тебе – не знаю.
Наверное – созвездье Льва…
Соцветья слов перебираю:
Идет незримая игра.
 
 
Доверие держу в ладошке:
Возьмешь его – оно твое…
Я все же – мартовская кошка,
А на дворе сейчас тепло.
 
 
Зима как будто ошалела:
Снегов гробница ей тесна!
Ей до приличий мало дела —
И на душе ее – весна!
 

«Не верится, что скоро Пасха…»

 
Не верится, что скоро Пасха…
Пройду через народа лес.
В твоих глазах тоска и ласка…
Я прошепчу: «Христос воскрес!»
 
 
Под колокольный звон я с силой
К губам порывисто прильну
И зашепчу: «Мой милый, милый,
Ты видишь, как тебя люблю?»
 
 
Что мне твой удивленный возглас
И гнева полная жена?
Я выдерну на счастье волос,
Шатаясь, отойду пьяна…
 
 
В твоих глазах тоска и ласка
В них скалится лукавый бес…
Как хорошо, что скоро Пасха!
Хвала Всевышнему небес!
 

«Как заговорщики, спешим…»

 
Как заговорщики, спешим
Укрыться от людского взгляда.
До слез хохочем от души, —
А, нам другого и не надо!
 
 
Ничто не связывает нас —
Ни страсть, ни долг, ни дом, ни дети…
Нам оттого легко сейчас —
Что повенчал свободный ветер.
 
 
Не изменили нас года —
Ты все такой же враль и спорщик.
Шумят деревья, как тогда,
И улиц смел свободный росчерк.
 
 
На трубах дождь играет туш,
Выстукивает град сонеты…
Родство и близость наших душ…
Ах, юность, юность… Где ты? Где ты?
 

Признание

 
Взгляну в глаза – кружится голова,
А я стараюсь тверже быть и суше…
К чему же здесь нелепая игра?
Ведь мы близки – сроднились наши души.
 
 
Блаженно бы к груди твоей припасть!
Забыть про боль печали и разлуки.
Нас близости сожжет святая страсть —
Ведь мы близки – как близки наши руки.
 
 
Но не себе, увы, принадлежим! —
Мы вспоминаем, делаемся строже…
Вот тайна, нам известная двоим:
Мы так близки, что ближе быть не можем.
 

Смятение

 
Что смущает меня? Что тревожит покой,
Угнетает и гонит из дому?…
Может быть, это голос взволнованный твой,
Задыхавшийся по телефону?
 
 
Был вчера мне – никто, просто – друг, просто так,
Первый встречный мне был даже ближе.
Почему же теперь бьется сердце не в такт,
Когда профиль в окне твой увижу?
 
 
Кто же мне объяснит, что случилось вчера?
Был четверг – день обычный средь прочих…
Ты ко мне подошел, заглянул мне в глаза —
И… в глазах потемнело как ночью.
 
 
Что за шум в голове? Что во мне за напасть?
Мною странное чувство владеет.
Я боюсь одного – с тобой рядом пропасть…
Ты смеешься? Твой взгляд молодеет…
 

Амок

 
Кто-то из нас все же спятил!
Хуже – если вдвойне…
Жадным двойным распятьем
Распластаны по стене…
 
 
Губы шарят в смятенье —
Рот познают… живот…
Милый, к чему сомненья?
Это произойдет.
 
 
Бешенным вдохновеньем
Щелки цыганских глаз…
Рук бесконечность сплетенья…
Милый, в последний раз!
 
 
Сбросим тряпичный панцирь,
Тот лишь блажен – кто нищ!
Вздрагивающими пальцами
Жизни моей коснись…
 

Чара

 
В темном зале было душно
И от крика, и от брани,
И светился равнодушно
Желтой лампы тусклый глаз.
В едком дыме сигаретном
Плыли лица пред глазами,
Пели пьяные цыгане
Пели, как в последний раз!
 
 
Чародейка-чаровница,
Чара – черная цыганка.
Чародейка-чаровница,
В гордом трепете ресниц —
Гордость дьявола, презренье,
Сила чертова таится,
Разбегайся – кто боится,
Раз увидел – не спастись!
 
 
Чара-Чара, лебедь черный,
Яркой гибкою змеею,
Пляшет, вьется над землею,
Гордым взглядом так и жжет!
В тонкой коже краска рдеет,
Взять такую кто посмеет?
В сердце страсть и смуту сеет
И навек в полон берет!
 
 
Чара, смуглая чертовка,
Чара, черная царевна,
Дочерью веселой, верной,
Тебя дьявол в ночь родил!
 

 
Ты сошла с картины древней,
Красотой сверкая гневной,
Только вот характер скверный
Бес-отец в тебя вселил!
 
 
Чара-Чара, ветер шалый,
В сердце – боль, тоска и страх,
Ах, как томен звон гитары, —
Звон малиновый в ушах!
Ах, как томен звон гитары!
В душах – буйные пожары,
По ночам – в бреду кошмары
С твоим именем в устах!
 

Бюллетень ночи

 
Всего трудней – наедине с собой:
Лишь совесть выступает, как посредник,
Глядишь в глаза себе: О, Боже мой,
Какой же непонятный собеседник!
 
 
Хоть плач и бей ты кулаками в грудь,
Хоть смейся и тряси себя за плечи,
Не стал себе понятнее ничуть:
А, как-нибудь потом, – до новой встречи!
 
 
Вот так бредем мы по земле одной
Друг с другом и с душой своей в разладе…
Всего трудней – наедине с собой,
Себе в глаза и душу честно глядя.
 

Старый Арбат

 
Как разуверенный в кресте
Глядит во страхе и смятенье,
Так все больнее видеть мне
Арбатских улиц вырожденье.
 
 
Предчувствие конца во всем:
На всем тяжелый запах тленья.
Пропитан тайной каждый дом,
Печально бродят чьи-то тени.
 
 
И юность позабыв, и трон,
Седые гордые старухи
Себя еще находят в том,
Что ночью вызывают духов.
 
 
И черных окон пустота,
И мысль, что здесь когда-то жили, —
Невыносимее креста
На позаброшенной могиле.
 

«Хочу себя раздать…»

 
Хочу себя раздать
Всю – до последней нитки!
Как можно жизнь проспать?
Смешон удел улитки…
 
 
Переборя испуг
Пред страшным неизвестным,
Птенец в яйце: «Тук-тук»…
И вдруг – орлом воскреснет!
 

«Твердо знаю, – что лучше сгореть и пропасть…»

 
Твердо знаю, – что лучше сгореть и пропасть
На последнем дыханья пределе,
Чем тоски паутину ненужную прясть
И шарахаться собственной тени.
 
 
Твердо верю в Любовь, Красоту, Доброту,
В жизнь – суровую, грубо земную.
С благодарностью нежной живу и уйду,
Осознав ее мудрость простую.
 
 
Твердо помню истоки и корни свои.
Донесу я до самого неба
Горсть, с отцовской могилы, продрогшей земли
И горбушку черного хлеба.
 

«Ты для меня как НЛО…»

 
Ты для меня как НЛО:
Далекий, неопознанный…
И думаю я: «Е – мое! —
В тумане папиросы.
 
 
Меж нами пропасть лет и бед,
И все-таки я знаю:
Какой-то мимолетный след
В душе своей оставлю!»
 

Сыну земли русской
поэту и музыканту Николаю Емелину

 
—
Разве можешь меня не понять
Ты, родной мне по духу и крови?
Землю мыслью способный объять,
Боль чужую готовый принять
В свое сердце – и выразить в Слове!
 
 
Как же всем нам тебя уберечь?
Богом послан на ратное дело:
Ведь великая русская речь
Бьет наотмашь врагов, как картечь —
Под набатные песни Емели.
 
 
И встает вседержавная Русь —
Будем жить! Будем вместе, ребята!
Прочь – уныние, скука и грусть!
Будет трудно, мы знаем – и пусть!
С нами Бог и великая Правда!
 
 
Мы живем на отцовской земле.
Наши дети – славянские дети.
Пронесется по алой заре
В чистом поле на белом коне
Русь в далекие тысячелетья!
 
 
Не дано нам доподлинно знать,
Но пока я живу – твердо верю:
Над Россией уже благодать,
Если может Россия рождать
Сыновей – как могучий Емелин.
 
 
—
Николай… Ни кола, ни двора…
Лишь гитара – жена и подруга…
«Королева ночей – Луна»,
Да «Бессонница» – в помощь дана,
Зазвучали чтоб струны упруго…
 
 
И польется, забьется ключом,
Стих хрустальным пронзительным Словом…
Все преграды ему нипочем!
Он прорвется весенним ручьем
К новой жизни и к помыслам новым.
 
 
—
Ты только продержись еще немного!
Я знаю: больно, трудно, одиноко.
Сомнения – туда ли, той дорогой?
Ты только продержись еще немного!
 
 
Ты очень сильный, но ты не всесилен!
И все-таки я свято в это верю:
Они поймут, проснутся и прозреют:
ПОЭТ – ЕСТЬ ДОСТОЯНИЕ РОССИИ!!!
—
Мы – близнецы, ты – брат мой, я – сестра.
Рука в руке шагаем рядом в ногу,
Боль облекая в мысли и слова,
Но, поворот – а дальше две дороги.
 
 
Колючками усеяна одна,
Избороздили рытвины другую,
Но все же ДВЕ дороги – не одна…
Мой милый брат, ты выберешь какую?
 

 
Вопроса знак в конце той и другой.
Пересекутся или параллельны?
Куда ведут – в блаженный райский дол
Или в тупик? Кто знает непременно?!
 
 
И если вдруг заблудишься в ночи,
Завоешь от тоски не человечьей,
Мой милый брат, ты свистни, покричи
Иль прошепчи – и я всегда отвечу.
 
 
—
По «ящику» кажут – сплошным хороводом:
Народный Киркоров и Галкин народный…
Народный слуга – (тот еще– депутат!),
Народный политик (тире спекулянт),
Народный артист и народный дантист,
Народный избранник (контрабандист),
Народный сатирик, народный атлет…
И только поэта народного нет!
 
 
Народный поэт потому и народный,
Что вместе с народом он ходит голодный.
Он громко нигде о себе не кричит —
Лежит на печи да гитарой бренчит.
Когда же встает во весь рост богатырский:
Народное Слово,
Народные Мысли,
Народные чаянья в песнях звучат!, —
Предатели – гады враз замолчат…
Боятся Емелю!!!
 

—

 
Мне очень одиноко без тебя.
Я знаю – у тебя своя дорога:
Призвание, работа и семья…
Но как же без тебя мне одиноко!
 
 
Я счастлива, что я тебя нашла,
Мой брат родной по духу и по сути.
Я заново надежду обрела
На лучшее – а значит, так и будет!
 
 
И знаю, что могу я доверять
Тебе во всем: и радость и невзгоды, —
Раз смог понять, принять и оправдать
Отверженных людей – «Штрафную роту».
 
 
И чувствуешь ты то же, что и я —
«В огромном городе», «Ничей», «Бывало хуже»,
«Сон матери», «Набат», затем «Ладья»,
«Беда – бедовая», «Один» – кому я нужен?
 
 
Эх, «Развернись могучее плечо»,
Несутся в «Тройке» «Золотые сани»…
Я слушаю – и беды нипочем
Коль «Братина» по кругу! Мы же сами
 
 
Вселенные способны открывать,
Мы – мощные и молодые боги,
А значит, «Вороны», на вас нам наплевать,
И нет причин для грусти и тревоги!
 
 
Емеля! Всей душой тебя люблю.
Среди поэтов, ты – могучий Один…
Тальков… Высоцкий… – кто еще в строю?
Я честно и открыто говорю:
Один Емелин и остался, вроде…
 
 
А посему изволь себя беречь-
И зельем не губи златое сердце.
И помни, друг, что наш «Священный меч»
В твоих руках горит гитарным древцем!
 
 
Я помню, что – призванье и семья…
Я знаю – у тебя дорога – строки…
И глубже, глубже понимаю я:
Пока ты жив – мы все не одиноки!
 

—

 
Разве можешь меня не понять
Ты, родной мне по духу и крови?
Землю мыслью способный объять,
Суть вещей донести в Русском Слове!
 
 
Мы живем на отцовской земле.
Наши дети – славянские дети.
Пронесется по алой заре
В чистом поле на белом коне
Русь в далекие тысячелетья!
 
 
И должны мы друг друга беречь!
Воевать всем давно надоело:
С нами силища – русская речь
И великое русское дело!
 
 
Будем жить! Будем вместе, друзья!
Прочь – уныние, скуку! Мы – рядом!
Ведь за нами большая страна:
С нами Бог и Великая Правда!
 
 
Мы живем на отцовской земле.
Наши дети – славянские дети.
«И летит на крылатом коне»
Русь в далекие тысячелетья!
 
 
Русь!!!!!
 
 
—
 
 
Солнечный Бог улыбнулся в окно
И – на душе моей стало светло.
 
 
Старый Ярило смеется, лукавит,
Значит, покуда Землей нашей правит…
 
 
Даст Бог – наш день!
Аль плох? Аль лень?
 
 
Светись Земля!
Встряхнись от зла!
 
 
Цепей трезвон —
В колокольный звон!
 
 
«Бом – бом – бом -бом,
Мир – света полн!!!
 
 
—
 
 
ДЕРЖИСЬ, БРАТОК!
                ДЕРЖИСЬ, СТАРШОЙ!
                                      БУДЕМ ЖИТЬ!
Тревожить Словом души,
                                           ворожить…
ДЕРЖИСЬ, ЕМЕЛЯ!!!
 

Светлане Гребневой

 
Девочка моя, милая,
Песня моя неспетая,
Юность невозвратимая,
Молодость беспросветная!…
 
 
Сколько же вместе пройдено!
И не сломались – сдюжили!
Лишь сединой подернулись
Волосы, словно стужею…
 
 
Жизнь нас учила стойкости,
Щедрости – хоть и в бедности!
Мы не приемлем подлости,
Мы избежали вредности…
 
 
Сколько же вместе прожито!
Жизнь уже клонит к осени…
По провиденью Божьему,
Стали родными сестрами.
 
 
—
И брат наш – хоть сейчас не с нами —
Он все же здесь – своей душой!
Я твердо верю, твердо знаю —
Гордиться нами наш старшой!
 
 
В бою легко – да не в ученье —
До слез, бывало, доводил —
И крут бывал в своем реченье —
Уж коли кто не угодил!
 
 
Но долго не умели злиться —
И вот опять в кругу родном
Бок о бок брат и две сестрицы!
И это называлось – ДОМ!
 
 
Священный Дом – он не разрушен,
Хоть разметала нас Судьба,
В едином ритме наши души,
И знаем – это НАВСЕГДА!
 
 
—
Две мамы – Валя с нашей Павловной…
Два папы – Палыч да Иваныч —
Все вечно живы в нашей памяти.
Давай, сестра, мы их помянем!
 
 
Споем любимую, застольную…
«Спасибо» за рожденье наше,
За жизнь прекрасную, привольную,
Увы, мы им уже не скажем!
 
 
Они не видят наших деточек,
Без них резвятся наши внуки.
Деревья тянут свои веточки,
А вижу я не ветви – руки,,,
 
 
Обнять пытаются, родимые,
И солнышка лучом коснуться,
И под ногами – не ковыльною —
Травой пушистой обернуться…
 
 
За поколеньем поколения,
Все повториться бесконечно…
А тайны Бытия, Рождения,
Уносим в мир далекий – Вечность.