Текст книги "Мономах – страж земли Русской"

Наталья Иртенина
Мономах – страж земли Русской

Первый поход

Давным-давно это было, почти тысячу лет назад…

Берега лесной реки терялись в густых порослях орешника, кустах лещины и ветвях склонённых ив. Дебри по обе стороны речной глади звенели на разные лады птичьими голосами. Солнце, сходя к закату, ещё пекло, смаривало в сон. Тут бы и лечь на палубе ладьи, под навесом, смежить веки, задремать под сладкозвучный лесной гомон. Но нельзя.

Гоня предательскую дрёму, княжич тряхнул кудрявой головой. Этот лес только с виду безмятежен. В самом его спокойствии таится враждебность. Непролазные чащобы лишь кажутся безлюдными, но это обман. Здесь – страна вятичей, дикого и воинственного племени, говорящего на славянском языке.

Вятичи в ладу с Русью жить не хотят. Их давно принудили платить дань киевскому великому князю, но вольный путь через свою землю, что лежит вдоль Оки и её притоков, вятичи никому не дают. Ни купеческому речному обозу, ни даже малому воинскому отряду тут не пройти. Здешние лесные жители грабят путников, топят ладейки, а взятых в плен людей убивают или того хуже – приносят в жертву божкам-идолам. Вятичи – упрямые язычники, поклоняются своим богам, а Христа, Сына Божия, знать не хотят. Только большая княжья дружина может охолодить их разбойные намерения.

Сам княжич Владимир настоял на том, чтобы плыть в северную залесскую Русь, в град Ростов, прямоезжей речной дорогой через страну вятичей. Его отговаривали и отец, и отцовы бояре – мол, сквозь вятичей идти всё равно что через вражий стан. Но тринадцатилетний отрок, впервые посланный в настоящий поход, всех переупрямил. Дух захватывало от предстоящего пути, и хотелось испытать себя, свою храбрость.

– Видишь, княжич, вятичские стрелы, направленные в нас?

Рядом с Владимиром встал у борта ладьи старый боярин Твердята Олексич, воспитатель юного князя. Он же был воеводой в этом походе.

– Не вижу, – удивился и насторожился Владимир. – А ты разве видишь, Твердята?

– И я не вижу, только чую вражью силу, что неотрывно следит за нами. Дружинникам велено смотреть в оба, но и ты, княжич, не зевай. Помни, я за тебя перед твоим отцом головой отвечаю.

Три больших княжеских ладьи ходко шли на вёслах. День догорал, и для ночлега высмотрели на берегу удобное место без зарослей. Зачалили суда. Тихо переговариваясь, люди сошли на твердь. Разводить костры воевода запретил – нечего лишний раз дразнить здешних обитателей. Ужинали холодным вяленым мясом с хлебом.

У княжича после долгого дня слипались глаза. Он хотел уже завернуться в плащ да повалиться спать. Но боярин не дал, позвал с собой ставить дозорных.

– Да ты сам, воевода, поставь…

– Э, нет, княжич. На войне или в походе, как и в своём дому, ни на воевод, ни на младших дружинников не полагайся, – начал поучать Твердята Олексич. – Сам всё делай, не ленись: сторожей снаряжай, за людьми смотри, весь распорядок устанавливай. Спанью не потворствуй, ложись позже всех, вставай раньше всех.

– Я же князь… – ворчливо отозвался Владимир, сонно плетясь следом за наставником.

– А раз князь, то и покою себе не должен давать, – заключил боярин.

Расставив и ещё раз проверив дозорных, Владимир вернулся к постланной для него на траве постели, лёг и тут же крепко уснул.

Разбудила его тревога. Кто-то кричал, топали сапоги дружинников, звякали мечи, выхватываемые из ножен. В рассветной заре князь видел, как воины россыпью бегут к лесу, стрелки пускают в чащобную тень стрелы из луков. Боярин Твердята, поручив княжича троим воинам, сам унёсся командовать зачинавшимся боем. Владимир наконец-то отыскал в высокой траве свой пояс с ножнами и мечом, надел и ринулся следом за воеводой.

Однако битвы не случилось. Вятичи стремительно отступили. Ловко прячась в лесу, они расточились без следа. Только по пятнам крови на траве выяснилось, что кого-то из них всё-таки ранили – но подбитого унесли свои. Княжич разочарованно спросил у боярина, отчего струсили вятичи, не приняли боя. Ведь это было бы первое его, Владимира, сражение!

– Разведчики их малость пощупали нас. Понимают, что не сладить им с такой ратью, а показать зубы хочется. – Твердята Олексич оглядел княжича и насмешливо кивнул на меч: – Вперёд тебе наука – не бросай где попало оружие, держи рядом, когда ложишься. Да и снимай не сразу, а оглядевшись – мало ли откуда опасность на тебя смотрит, погибель твою готовит.

Владимир смутился. И впрямь, ложась спать, он беспечно кинул в траву пояс с мечом и даже не заметил куда. Неповадно князю так поступать, срамясь перед дружинниками!

– Ну, в путь, ребятки, – негромко крикнул воевода. – Кончен отдых.

Под утренний птичий перезвон рать быстро погрузилась в суда. Ладьи поплыли. Заработали, заплескали вёсла. Княжич Владимир творил утреннюю молитву перед походными образа́ми Богоматери и Христа-Спаса:

– Благодарю Тебя, Боже, что не предал меня и дружину мою в руки язычников-вятичей. Помоги нам и далее совершать путь мирный к дальнему граду Ростову, куда отец мой отправил меня ради княжьих дел. Господи, просвети очи мои и душу! Приложи мне год к году, дай исправно прожить жизнь, воздавая Тебе хвалу и каясь в грехах своих. Сотвори меня не ленивым, но пригодным ко всяким человеческим делам…

Царская кровь

Таких походов, как самый первый, из конца в конец обширной Руси, князь Владимир Мономах за всю свою долгую жизнь совершит больше восьми десятков. Он сам посчитал их, когда приблизилась к нему старость. И это только большие походы! А малых и не счесть было.

Если сложить все известные пути князя Владимира, которые он проделал на своём веку, то получится огромное число – шестнадцать тысяч километров. Кто-то может удивиться: экий непоседливый князь! Но такая непоседливость была необходима. Ведь Владимир Мономах был настоящим стражем Русской земли, её защитником и устроителем.

Он берёг Русь не только от внешних врагов, но и от другой опасности, которая была ничуть не меньше, чем грабительские нашествия воинственных соседей из южных степей. Эта опасность – вражда между собой самих русских князей, владевших в те времена разными городами и землями Руси. Все эти князья были роднёй друг другу, потому что происходили от одного предка – от князя Рюрика, и потому назывались Рюриковичами. Но братская любовь между ними частенько пересыхала, как ручей знойным летом. И тогда русские князья принимались раздирать единую Русь на куски. Они ополчались друг на дружку войной, отбирали один у другого лучшие владения, брат становился брату врагом…

Владимиру Мономаху такая вражда Рюриковичей была как нож в сердце. Он-то хорошо понимал, что, дерясь между собой, князья ослабляют Русь и делают её легкой добычей завоевателей. А жили бы все в ладу и в мире, в дружбе и в братской любви, то и отпор злейшему врагу – степнякам-кочевникам давали бы дружный. И те крепко бы думали, прежде чем идти разорять русские земли. Не раз Владимиру приходилось напоминать сородичам-князьям:

– Пока вы рознь между собой держите, поганые тому радуются и Русь зубами рвут!

Он и сам не раз мирился с двоюродными братьями после больших раздоров и обид, и прочих заставлял мириться. А потом, собрав единое войско, братья вместе шли против хищных степняков и громили их. В конце концов само имя князя Мономаха и один вид русских полков стали до того страшны степным кочевникам, что пришлось им убираться подальше от русских рубежей!

Сама судьба готовила князя Владимира к роли славного воителя и защитника Руси. Он родился в 1053 году. Тогда ещё жив был его великий дед – князь Ярослав Мудрый. Дед-то и назвал внука громким именем – в честь князя Владимира Крестителя, который обратил Русь в христианскую веру и сделал её сильной державой.

Отец Владимира Мономаха был князь Всеволод Ярославич, который правил в Переяславле. Этот самый южный в те годы русский город стоял на границе степи – Дикого поля, где хозяйничали кочевники. А матерью Владимира была настоящая принцесса. От неё он и унаследовал прозвание Мономах – такое же носил его другой дед, византийский император Константин Мономах.

Столицей Руси в то далёкое время был Киев. Юный княжич, конечно, не мог знать, доведётся ли ему когда-нибудь стать великим киевским князем, старшим над всеми прочими русскими князьями. Но в его жилах текла царская кровь! Поэтому с отроческих лет Владимир твёрдо верил: его ждут великие труды, ратные и государственные, ко благу своей земли.

У края Дикого поля

Когда княжич был ещё мал и позже, когда он стал отроком, его родной Переяславль переживал немало военных тревог. Не однажды мальчик слышал от гонцов, приносивших вести из сторожевых застав в степи:

– Поганые торки идут ордой на Русь!

Или:

– Над Диким полем волчий вой стелется, от топота половецких коней земля гудит!

Половцы были для Руси врагом страшным, неотступным. Больше чем полтора столетия пришлось воевать с ними. Это их разведчики оглашали степь волчьим воем, подавая знаки своим. Это от их стремительной конной орды русские князья нередко терпели поражения. Это от их угрозы мирные русские землепашцы бежали из обжитых мест в северные леса. Половцы налетали на сёла и деревни как вихрь, хватали чужое добро, убивали, жгли, уводили в степи множество русских пленников, которых потом продавали на невольничьих рынках Крыма.

Самая первая битва, в которой вместе с отцом участвовал Владимир Мономах, была как раз жестокой схваткой с половцами. Княжичу тогда исполнилось пятнадцать лет. В тот год он испытал первую горечь поражения. Русские князья хоть и собрали большое войско, но не выдержали половецкого напора и отступили, разбитые. Только поздней осенью Владимир и его отец смогли вернуться в Переяславль, когда степняки с обильной поживой убрались из русских земель.

С тех пор половцы стали первейшим врагом Владимира Мономаха.

День за днём он упражнялся в ратном искусстве. Учился бою на мечах и на копьях, стрельбе из лука, по многу часов не сходил с коня. Наездник он был превосходный! Мог без устали скакать хоть целый день. Свои воинские навыки Владимир совершенствовал не только тренировками. Его страстным увлечением была охота. Много-много лет спустя князь любил вспоминать эти славные звериные ловы.

– Когда я жил в Чернигове, – рассказывал он сыновьям, – я своими руками стреножил в лесных пущах три десятка диких коней. И в степях тоже сам ловил их. Два раза дикие туры поднимали меня с конем на рога. Олень бодал меня рогами, лось топтал ногами. Однажды огромный вепрь сорвал у меня с бедра меч. Медведь кусал меня в колено. А как-то раз прыгнула на меня лесная рысь и повалила вместе с конём…

Черниговским князем Владимир Мономах стал после того, как его отец унаследовал от своих старших братьев великое киевское княжение. Чернигов в ту пору был крупным и важным на Руси городом. Князь Владимир, уже взрослый человек, сделался помощником отца в управлении русскими землями.

Он выполнял самые разнообразные поручения князя Всеволода. То велит отец усмирить военной силою кого-нибудь из меньших князей, чтобы те не творили обид другим, не зарились на чужие владения. То пошлёт киевский князь сына на уже знакомых тому вятичей – сломить их буйное непокорство, окончательно подчинить Руси. Но чаще всего князь Всеволод отправлял Владимира с ратью против степняков. И редко когда Мономах возвращался без победы.

Но и половцы всё острее точили свои кривые клинки против Руси. Главные битвы с ними, как и другие трудные испытания, были у князя Владимира впереди.

Ради братской любви

Пришло время, и киевский князь Всеволод Ярославич умер. К горести из-за потери отца у Владимира Мономаха прибавились ещё и тяжёлые раздумья. Надо было решать – чей будет киевский престол? На совете с боярами князь делился своими мыслями:

– Если сяду на место моего отца, то придётся мне воевать со Святополком, потому что прежде в Киеве княжил его отец.

– Чтобы сесть на место твоего отца, князь, – ответили бояре, – тебе придётся убить Святополка или заточить его в темнице, или изгнать с Руси. Решай, что тебе ближе.

Святополк был двоюродным братом Владимира. По всему он выходил старшим, значит, и прав на Киев у него было больше. И не смирился бы Святополк, если б Владимир отнял у него киевское княжение. А ведь Мономах за годы правления отца в Киеве так привык считать этот город своим! Тяжело далось ему решение:

– Надлежит мне исполнить Божью правду и поступить с братом по любви. Не возьму грех на душу. Останусь черниговским князем, а Святополк пускай сядет в Киеве.

Очень сильно удивились все прочие русские князья, в том числе и Святополк, когда узнали об этом. Никто из них так не поступил бы, не отдал бы по доброй воле то, что само шло в руки. Но для князя Владимира главным было исполнить христианский долг. Превыше всего на свете он ставил страх Божий – ответственность перед Богом за свои дела. Ведь каждому человеку когда-нибудь придётся держать ответ перед Всевышним.

Меж тем времена для Руси настали нелёгкие. Половецким племенам стало голодно в степях, и они принялись ещё злее грызть русские земли. Самое разорительное нашествие кочевников случилось как раз в тот год, когда киевским князем стал Святополк. Он хотел дать степнякам отпор, но его дружина была слишком мала для войны.

– Не пытайся идти против половцев, князь, – советовали ему бояре, – тебе не хватит семи сотен воинов.

Но Святополк был упрям. Тогда бояре сказали:

– Пошли гонца к Владимиру в Чернигов, он поможет нам войском.

Получив призыв о помощи, князь Мономах, конечно, тотчас собрал своих дружинников и привёл к Киеву. Но и он сомневался – устоят ли они в этот раз против огромной половецкой орды? Владимир советовал брату заключить со степняками мир, откупиться от них. Святополк не соглашался, и братья даже повздорили. Тогда-то умудрённые бояре и сказали им обоим слова, которые навсегда запали в душу Мономаха. И сам он потом часто говорил так же.

– Зачем вы распрю заводите, князья русские? А поганые губят нашу землю. После уладитесь меж собой, а сейчас идите навстречу врагу.

Но несчастлив оказался этот поход к речке Стугне, к русской крепости Треполь. В лютом бою половцы наголову разбили киевское и черниговское войско. Русским дружинам пришлось, отступая, переплывать реку под половецким дождём из стрел, и многие воины погибли. Сам князь Владимир едва не утонул.

Половцы вновь нахлынули волной на русские города и сёла и вновь обильно поживились. Киевский летописец в тот год записал горькие слова о мучениях людей, которых степняки увели в плен: «страждущие, печальные, измученные, стужей скованные, в голоде, жажде и беде, с осунувшимися лицами, почерневшими телами, в неведомой стране, с языком воспалённым, раздетые и босые, с ногами, исколотыми тернием, со слезами…»

Снова в Переяславле

Летом следующего года князь Владимир наблюдал с крепостной стены Чернигова, как вокруг города замкнулось кольцо вражьей осады. Хищные половцы растеклись по округе и принялись разбойничать по своему обычаю. Только в этот раз они пришли не сами по себе. Их привёл из степей князь Олег по прозвищу Гориславич. Когда-то он бежал с Руси после тяжкой ссоры с князем Всеволодом, отцом Мономаха. Но теперь, когда старого князя больше не было, Олег явился требовать для себя Чернигов.

В город к своему двоюродному брату он отправил посланца с такими словами:

– Не по правде ты занимаешь черниговский стол. Твоя отчина – Переяславль, а моя – Чернигов. Здесь раньше княжил мой отец, здесь и я хочу сидеть. Я старше тебя. Отдай мне город! Иначе степняки будут жечь и разорять эту землю, пока я не добьюсь своего.

Гориславич оттого и был прозван так, что на Руси от него видели только горе. Небольшая дружина Мономаха восемь дней успешно обороняла город от половецкого войска. Но князю жалко было горящих сел и ограбленных язычниками православных монастырей. Своим боярам он в конце концов сказал:

– Пожалеть нам надо христианские души, что гибнут от поганых.

И дружина Владимира, с жёнами и детьми, во главе со своим князем покинула город. С окрестных холмов на них смотрели половцы, будто волки облизываясь на добычу. Олег Гориславич торжествовал. А князь Владимир, сидя на коне, смиренно молился Богу. Вновь он уступил, как прежде Святополку. Но и теперь не силе покорился, а собственному жизненному правилу – не давать сильным губить невинных людей.

И вот перед ним снова знакомый с детства Переяславль, рубежный город на краю Дикого поля. Сев в княжьих палатах, Владимир Мономах крепко задумался. Ему было ясно, что половцам надо давать решительный отпор. Не просто отбиваться от них на своей земле, когда они приходят, а наносить упреждающие удары по их становищам в степях!

Повод для такого удара скоро представился. В Переяславль приехали два половецких военачальника, Итларь и Кытан, чтобы договариваться с князем о мире. Обычно это делалось так: русские князья давали половцам богатые дары, а те клялись не нападать на их владения. Но свои клятвы половцы почти никогда не держали. Пройдёт какое-то время – и снова русская земля оглашается их дикими разбойными кличами.

Потому в этот раз бояре стали советовать князю не мириться с половцами, а убить обоих посланцев.

– Как я порушу своё охранное слово, которое дал им? – сомневался Владимир.

– В том тебе греха не будет, князь, – убеждали его. – Ведь поганые, дав ложные клятвы, всё равно губят Русскую землю и непрестанно проливают христианскую кровь.

На следующий же день Итларя и Кытана с их воинами перебили. А Мономах послал в Киев срочного гонца – чтобы Святополк собирал войско. Выступать на половцев следовало немедленно, на исходе зимы.

Князь Владимир рассчитал всё правильно. Ранней весной степняков бить было удобнее всего. В это время ещё не растёт трава и половецкие кони слабы от голода. Да и сами кочевники не ждали в гости русскую рать.

Киевский и переяславский князья соединили свои военные силы и выступили в степь. Идти им пришлось недалеко. Часть половецких ханов со своим родом-племенем удобно обосновалась под самым боком у Руси. Внезапно нагрянув, русские дружины разгромили несколько становищ кочевников, взяли много пленников. Князьям, воеводам и простым воинам досталась богатая добыча: множество скота, коней, иного добра. Даже верблюдов привели на Русь обогатившиеся в этом походе ратники!

Эта победа вселила добрую надежду в сердца русских князей. Теперь они точно знали, что степного половецкого хищника нужно бить в его логове. В голове у князя Владимира уже начали складываться грандиозные планы будущих походов в степь, чтобы насовсем отбить у половцев охоту терзать Русь. А лучше – отогнать их подальше от русских границ, чтобы и обратную дорогу не могли найти!

Но, увы, планы эти пришлось отложить на несколько лет. Причиной тому стали междоусобия самих русских князей. Снова показал свой буйный, несговорчивый нрав Олег Гориславич.

Князья воюют друг с другом

После победы над половцами Владимир и Святополк послали Олегу письмо. Они упрекали черниговского князя в том, что тот отказался идти с ними воевать в степь, требовательно звали его на общий совет.

«Приди в Киев, – говорилось в письме, – и заключим договор о Русской земле перед епископами да перед всеми людьми, чтобы нам вместе оборонять Русь от поганых».

Но Олег высокомерно отказался, не захотел быть заодно с братьями. И в ответ получил от Владимира со Святополком вот что:

– Если ты не идёшь с нами на половцев и на совет к нам, значит, злоумышляешь против нас и поганым хочешь помогать. Так пусть Бог нас рассудит – нынче же идём на тебя войной!

Так Гориславич сам навлёк на себя беду и горе. И не только на себя, но и на всю Русь. Ведь пока князья русские были заняты распрей между собой, этим опять воспользовались степняки.

Олег не мог воевать с объединённой ратью Владимира и Святополка. Он убежал со своей дружиной из Чернигова, заперся в крепости Стародуб. Целый месяц киевский и переяславский князья осаждали этот город. Воины с обеих сторон крепко бились друг с другом у стен и на стенах деревянной крепости. Наконец Олегова дружина изнемогла. Гориславич попросил у братьев мира.

Но и тут он схитрил. Притворился, будто согласен пойти в Киев на совет князей, а в уме держал совсем иное. Владимир и Святополк отпустили его. Тем более что им нужно было спешить в свои земли. Пришла весть, что половецкий хан Тугоркан осадил Переяславль, а другой хан – Боняк – того и гляди нападёт на Киев.

По счастью, к Переяславлю князья подоспели вовремя. Дружины, даже не выстроившись в боевой порядок, обрушились на половцев и погнали их прочь. Много половецкой знати полегло в той битве, и сам хан Тугоркан бесславно погиб тут. А вот Киеву так не посчастливилось. Войско безбожного Боняка чуть не ворвалось в стольный город Руси! Степняки пожгли окрестности и поразбойничали в Киево-Печерском монастыре – в знаменитой на всю Русь монашеской обители. А уползая обратно в степи, половцы снова угнали множество русских пленников.

Владимир и Святополк с ратью поскакали за ними следом. Но Бонякову орду они так и не нашли. Кочевники умели заметать свои следы в бескрайних степях.

Тем временем и Олег Гориславич не собирался утихомириваться. Он пошёл к городу Мурому и там сразился с дружиной одного из сыновей Владимира Мономаха. Изяслав Владимирович был уже взрослый, княжил самостоятельно.

– Не стой у меня на пути, сынок, – с угрозой сказал ему Олег. – Твой отец выгнал меня из Чернигова, так что я сяду здесь! А ты ступай прочь.

– Ты меня с места не сдвинешь, крёстный, – в тон ему ответил гордый Изяслав. – Только если убьёшь в бою!

Давным-давно, когда Олег ещё не был в раздоре с Владимиром, он стал крёстным отцом старших сыновей Мономаха. А ведь духовное родство считалось на Руси крепче родства по крови. И вот теперь крёстный и крестник готовы были сойтись в битве!

В лютой сече Изяслав погиб. Хотя и не сам Олег убил юного князя, но грех сыноубийства лёг на него. Только Гориславич нисколько не устрашился своего деяния. Напротив, победа в битве будто придала ему сил. Он стал захватывать город за городом в Муромской и Ростовской землях, уже воображая себя хозяином всего этого края Руси.

Но недолго улыбалась Олегу удача. Другой сын князя Владимира – Мстислав пошёл против него с большим войском и разбил Гориславича в сражении. Олег уже собирался с позором бежать из пределов Руси. Но его остановило письмо Мономаха.

Такого события на Руси ещё не бывало. Мономах не только не хотел мстить и наказывать кровного врага, но даже призывал помириться! Сражённый горем князь Владимир нашёл в себе силы по-христиански простить убийцу своего сына. Он лишь попросил Олега покаяться перед Богом в этом страшном грехе. «Тогда и сердце моё обратишь к себе, и княжение добром получишь, – писал Мономах. – Не враг я тебе, не мститель. Если же я сам грех совершил, когда пошёл против тебя к Чернигову из-за поганых, то в том я каюсь… Не хочу зла, но добра хочу своей братии и Русской земле».

Владимир снова звал Олега на общекняжеский совет. И на этот раз Гориславич, изумлённый таким смирением Мономаха, согласился. Теперь ему не нужно было бежать с Руси. Надо было лишь отбросить свою гордыню и протянуть руку братьям.