Текст книги "Уголовно-правовая охрана права на труд лиц, нуждающихся в повышенной социальной защите в связи с беременностью и воспитанием ребенка"

Глава 2
ОБЪЕКТИВНЫЕ ПРИЗНАКИ НЕОБОСНОВАННОГО ОТКАЗА В ПРИЕМЕ НА РАБОТУ ИЛИ НЕОБОСНОВАННОГО УВОЛЬНЕНИЯ БЕРЕМЕННОЙ ЖЕНЩИНЫ ИЛИ ЖЕНЩИНЫ, ИМЕЮЩЕЙ ДЕТЕЙ В ВОЗРАСТЕ ДО ТРЕХ ЛЕТ

§ 1. Объект необоснованного отказа в приеме на работу или необоснованного увольнения беременной женщины или женщины, имеющей детей в возрасте до трех лет

Характеристика любого посягательства или группы посягательств предполагает прежде всего установление их объекта. Без определения, чему именно причиняет вред конкретное преступление, нельзя понять, в чем заключается его общественная опасность и можно ли квалифицировать содеянное по соответствующей норме Особенной части Уголовного кодекса. «…Неправильная квалификация содеянного в ряде, а может быть, даже в большинстве случаев имеет своим источником неправильное решение вопроса об объекте преступления»⁸³. Свойства объекта посягательства позволяют уяснить содержание и признаки других элементов состава преступления (способ совершения, направленность умысла виновного лица и другие признаки объективной и субъективной стороны преступления). Объект посягательства обусловливает не только возникновение уголовно-правового запрета, но и его юридическую структуру, пределы и объем, круг запрещаемых действий⁸⁴.

В советской уголовно-правовой науке объект преступления определялся традиционно как «общественные отношения, ответственность за посягательства на которые предусмотрена нормами советского уголовного права»⁸⁵. Правда, иногда встречалось определение объекта как общественных интересов или условий нормального функционирования социальных установлений⁸⁶, либо специально установленных советским государством правовых условий «обеспечения тех или иных общественных отношений»⁸⁷.

Однако в последнее десятилетие XX века Н. И. Загородников усомнился в научной достоверности господствующего взгляда на объект преступления как общественное отношение. Он предложил считать объектом конкретные блага человека биологического, биосоциального и социального характера⁸⁸.

Такой взгляд разделяет и профессор А. В. Наумов. По его мнению, теория объекта преступления как общественного отношения «срабатывает» не всегда. Особенно, поясняет автор, это относится к преступлениям против личности, в первую очередь к убийству⁸⁹. В соответствии с этим представлением он сформулировал объект как «те блага (интересы), на которые посягает преступное деяние и которые охраняются уголовным законом»⁹⁰.

А. Э. Жалинский тоже полагает, что для отражения значимых в уголовном праве признаков объекта преступления разумно использовать нейтральное понятие «правовое благо» либо «защищаемый интерес»⁹¹. Представление об объекте как интересах, благах разделяют и другие ученые⁹².

Эта новая для российского (конца XX века) уголовного права позиция не является новой в буквальном смысле. Еще известный русский ученый Н. С. Таганцев писал: «Жизнь общественная в ее индивидуальных и общественных проявлениях творит интересы и вызывает их правоохрану, в силу чего эти интересы получают особое значение и структуру, облекаются в значение юридических благ (Rechtsguter) и как таковые дают содержание юридическим нормам и в то же время служат их жизненным проявлением, образуя своей совокупностью жизненное проявление правопорядка. При этом нельзя забывать, что, обращая интерес жизни в правовое благо, право не только признает бытие этого интереса, не только дает ему охрану и защиту, но видоизменяет его в объеме, форме, иногда даже в содержании, сглаживая его частный, индивидуальный характер и придавая ему социальное, общественное значение… Таким образом, посягательство на норму права в ее реальном бытии есть посягательство на правоохраняемый интерес жизни, на правовое благо»⁹³.

Как видно, представление современных ученых об объекте как правовом интересе, правовом благе, по существу, стало возрождением представления об объекте великого русского ученого.

Однако многие (если не большинство) ученые объектом преступления считают по-прежнему общественные отношения⁹⁴.

Л. Д. Гаухман пишет: «Уголовным правом защищаются именно общественные отношения, обеспечивающие физические блага личности, а не сами по себе данные блага»⁹⁵.

По мнению И. Я. Козаченко, биологическая сущность человека вне совокупности общественных отношений не имеет для уголовного права самостоятельного значения⁹⁶.

В. Д. Филимонов подверг убедительной критике предложения считать объектом преступления людей или благо. По его мнению, в качестве объекта преступления благо может выступать в тех случаях, когда оно, во-первых, выражается в социально-полезном общественном отношении, во-вторых, является объектом социально-полезного общественного отношения⁹⁷. Рассматривать благо в качестве объекта вне связи с общественными отношениями нельзя, так как «его потребительские свойства в разных общественных отношениях могут использоваться не только в социально-полезных, но и в антиобщественных целях». Поэтому, также резюмирует В. Д. Филимонов, «объектом преступления правильнее считать общественные отношения»⁹⁸.

Несмотря на появление в литературе совершенно новых и оригинальных взглядов на объект преступления⁹⁹, две обозначенные позиции являются доминирующими в науке уголовного права и имеют в своей основе логически и теоретически обоснованный прочный фундамент.

Не вдаваясь в дальнейший анализ поставленной проблемы, отметим, что правильным представляется традиционное понимание объекта как охраняемых уголовным законом общественных отношений, на которые направлено общественно опасное деяние и которым причиняется вред либо создается реальная угроза причинения вреда¹⁰⁰.

В исследуемом нами составе общественные отношения складываются по поводу реализации прав, поэтому исключительно в целях упрощения изложения материала мы будем писать об объекте как праве, имея в виду, что оно является лишь структурным элементом этих отношений.

До введения в действие УК 1996 г. в уголовно-правовой литературе традиционным являлось трехзвенное деление объектов преступлений «по вертикали» на общий (для всех преступлений), родовой (для преступлений одной главы) и непосредственный (для конкретного преступления). В зависимости от объекта посягательства осуществлялась систематизация уголовно-правовых норм в Особенной части УК 1960 г.

В современной науке уголовного права наряду с уже привычными объектами – общим, родовым и непосредственным – в связи со структурой Особенной части действующего УК (в нем главы объединяются в разделы) выделяют и видовой объект (для преступлений одной главы, тогда как родовой стал объединять преступления одного раздела).

В основу деления Особенной части УК РФ на разделы, а иногда и главы положен родовой (специальный) объект. Преступление, предусмотренное ст. 145 УК, помещено в раздел «Преступления против личности».

В соответствии с названием указанного раздела родовым объектом предусмотренных в нем посягательств является личность. В литературе высказываются точки зрения относительно неравнозначности понятий «человек» и «личность». В связи с чем звучат предложения об изменении названия раздела VII УК РФ с целью, как отмечает А. Н. Красиков, снятия формального противоречия между названием раздела и его действительным кругом объектов уголовно-правовой охраны, в который входят права и свободы людей, не являющихся личностью в правовом смысле¹⁰¹. С этой точкой зрения трудно не согласиться, и предложенное Р. Д. Шараповым название этого раздела – «Преступления против человека»¹⁰² – снимет, по нашему мнению, указанное А. Н. Красиковым противоречие.

Действительно, понятие «человек» большего объема, оно включает в себя и понятие «личность», и понятие «гражданин». Это подтверждается положением ст. 2 Конституции РФ, согласно которому «человек, его права и свободы являются высшей ценностью». Тем самым законодатель подчеркнул обобщенный характер данного понятия. Таким образом, человек – это общая категория, которая позволяет однозначно понимать, что под охраной VII раздела УК РФ находятся права любого человека независимо от объема прав, которыми он наделен, от государственного признания и законодательного закрепления этих прав, вне связи их носителя с тем или иным государством.

В УК Республики Беларусь, в УК Грузии, в Модельном УК для стран СНГ данный раздел называется «Преступления против человека».

Заметим, что исследуемое преступление в УК РСФСР 1960 г. находилось в главе «Преступления против политических и трудовых прав граждан», а преступления против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности располагались в другой главе (Особенная часть УК РСФСР была поделена на главы). Однако в уголовно-правовой литературе проблема несоответствия понятий «личность» и «человек» и соответственно замены термина «личность» в названии главы третьей УК РСФСР 1960 г. не поднималась.

Итак, родовым объектом преступлений раздела VII УК РФ является личность, «а точнее, общественные отношения, обеспечивающие наиболее ценные блага и интересы человека»¹⁰³.

Значительно более сложную задачу представляет собой определение видового объекта преступлений, предусмотренных в гл. 19 УК. Описываемые в ней и, следовательно, имеющие один видовой объект преступления посягают на самом деле на различные группы ценностей, интересов¹⁰⁴. Данная глава называется «Преступления против конституционных прав и свобод человека и гражданина». В Конституции формулируются основные, фундаментальные, базовые права и свободы, которые принято именовать конституционными, и Основной закон содержит около 30 таких прав и свобод. Однако гл. 19 включает не все посягательства на основные права, закрепленные в ней.

В уголовно-правовой литературе уже высказывались предложения об изменении названия указанной главы, так как эта специализированная глава УК включает посягательства только на 14 конституционных прав. Большая часть посягательств на эти права и свободы человека и гражданина (право на жизнь, достоинство личности, экономическую деятельность и др.) рассредоточена по другим структурным частям Особенной части УК РФ.

Имея в виду данное обстоятельство, А. И. Бойко констатирует, что «такова воля законодателя, его видение основного объекта преступлений, его классификационные решения»¹⁰⁵. Л. Мачковский тоже указывает на то, что уголовно-наказуемые деяния на конституционные права и свободы человека и гражданина, как определен видовой объект гл. 19 УК, размещены законодателем в различных разделах и главах Особенной части УК, имеющих разные родовые и видовые объекты и одно общее свойство – все они нарушают конституционные права людей, отсюда не совсем понятно, почему именно данная глава названа так¹⁰⁶. Принимая это во внимание, Л. Мачковский предлагает в некоторых случаях внутри видового объекта введение групповых объектов преступлений, при этом видовой объект будет родовой категорией для группового объекта. Относительно данной главы необходимо, по его мнению, возвратиться к перечислению групповых объектов посягательств. Согласно его первоначальной точке зрения, такими объектами являлись общегражданские, политические и социальные права¹⁰⁷. Однако в последующем автор изменил свою позицию и в соответствии с ней отнес к указанным объектам равноправие, личные, политические и социально-экономические права¹⁰⁸.

По мнению А. И. Бойко, преступления, описанные в гл. 19 УК, нужно поделить на следующие группы: преступления против гражданских прав (ст. 136–139), преступления против политических прав (ст. 140–142, 144, 148, 149), преступления против экономических прав (ст. 143, 145), преступления против культурных прав (ст. 146, 147)¹⁰⁹, однако никак не связывает эту группировку с возможностью изменить название гл. 19 УК.

А. Н. Красиков предлагает данную главу назвать «Преступления против иных конституционных прав и свобод человека и гражданина», но для логической завершенности раздела «Преступления против личности» он рекомендует поменять местами гл. 19 с гл. 20 УК РФ «Преступления против прав семьи и несовершеннолетних», так как преступления главы 20, как он отмечает, также посягают на конституционные права – права несовершеннолетних и членов семейного союза. Вместе с тем ученый делит все преступления, содержащиеся в гл. 19, на группы в зависимости от того, какие права и свободы подвергаются преступному воздействию: первую группу составляют преступления, посягающие на гражданские права и свободы (ст. 136, 137, 138, 139, 140, 148 УК); вторую – преступления, посягающие на политические права и свободы (ст. 141, 142, 144, 149 УК); третью – преступления, посягающие на трудовые и иные права и свободы человека и гражданина (ст. 143, 145, 145¹,146, 147 УК)¹¹⁰.

А. В. Серебренникова, как и указанные выше авторы, приходит к выводу о закрепленности норм, охраняющих конституционные права граждан, и в других главах УК¹¹¹, и констатирует «неудачность» названия гл. 19 УК¹¹². В свою очередь, она считает возможным назвать ее «Преступления против личных, политических и социально-экономических прав и свобод человека и гражданина»¹¹³.

Определяя видовой объект гл. 19 УК, авторы принимают за основу классификацию, которая признается общепринятой специалистами как в области теории государства и права, так и конституционного права. В соответствии с ней права и свободы человека подразделяются на 1) личные (гражданские), 2) политические, 3) социально-экономические и 4) культурные. Как отмечает Н. И. Матузов, такое их деление проводится как в мировой юридической практике, так и в национальных правовых системах, в том числе российской. Правда, в настоящее время эту классификацию предлагают дополнить группами экологических и информационных прав¹¹⁴.

Конечно же, любая классификация в определенной мере условна¹¹⁵. Так, свобода слова – личное, индивидуальное право, и человек сам решает, как его использовать; но одновременно оно имеет общественно-политический характер: частные беседы не есть осуществление этого права. Равноправие, охраняемое ст. 136 УК РФ, тоже есть личное право, но вместе с тем оно носит и общественно-политический характер, поэтому некоторые авторы даже выделяют его в отдельную группу прав – такую, как «права и свободы, выражающие равноправие граждан»¹¹⁶.

Общепринятая классификация основана на различиях сфер жизни общества, характере отношений, где используются те или иные права, и вытекает из международно-правовых документов, закрепляющих общепризнанные принципы и нормы или международные стандарты в области прав и свобод человека и гражданина, – Всеобщей декларации прав человека, Международного пакта о гражданских и политических правах, Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах. Как видно, указанная классификация определена уже в названиях этих документов.

Однако полного единства мнений авторов относительно классификации прав нет. Так, тот же Н. И. Матузов называет личные права наряду с гражданскими, т. е. как две самостоятельные группы прав¹¹⁷, а в конституционно-правовой литературе выделяют только личные права, не именуя их гражданскими¹¹⁸. Однако изучение литературы показывает, что большинство авторов действительно отождествляют личные права с гражданскими¹¹⁹. Правильность этого отождествления подтверждается и Международным пактом о гражданских и политических правах, в котором личные права отнесены к гражданским.

Вторая группа прав – политические – выделяется всеми без исключения авторами и никаких разногласий по поводу ее «самостоятельности» и названия не вызывает.

Что касается третьей группы прав – социально-экономических¹²⁰, то, поскольку она, очевидно, имеет отношение к основному непосредственному объекту исследуемого нами преступления, рассмотрим ее подробнее. Дело в том, что в литературе по общей теории права эту группу нередко «разбивают», выделяя две самостоятельных группы прав – социальные и экономические¹²¹. Обоснованно ли это?

Прежде всего нужно отметить, что, во-первых, «автономию» социальных и экономических прав отстаивают далеко не все специалисты в области общей теории права¹²². Их неразрывность отстаивает такой известный в области исследования прав человека автор, как профессор Е. А. Лукашева¹²³. Она подчеркивает, что эти права касаются поддержания и нормативного закрепления социально-экономических условий жизни индивида, определяют положение человека в сфере труда и быта, занятости, благосостояния, социальной защищенности (т. е. распространяются на определенную – социально-экономическую – область жизни человека)¹²⁴.

Во-вторых, социальные и экономические права не разграничивают в конституционно-правовой литературе¹²⁵.

В-третьих, в административном праве специалисты, описывая функции современной исполнительной власти, выделяют единую социально-экономическую функцию¹²⁶.

В-четвертых, в трудовом праве обоснованно отмечают взаимосвязь социальной и экономической функций трудового законодательства, что находит выражение в закреплении в нем как условий труда работника, его оплаты и охраны, так и экономических возможностей работодателя¹²⁷.

Показательно, что сторонники разделения третьей группы прав на социальные и экономические расходятся во мнении, в какую из них следует отнести те или иные права. К примеру, В. М. Шафиров право на труд причисляет к группе экономических прав¹²⁸, а В. Д. Перевалов – к группе социальных¹²⁹, что, полагаем, убедительно доказывает неразрывность этих прав.

Приведем и важный правовой аргумент. Европейская социальная хартия, принятая Советом Европы в 1961 г.¹³⁰, относит к социальным почти все те права, которые сторонники разделения социальных и экономических прав причисляют исключительно к экономическим. Таким образом, нет никаких оснований отступать от объединения социальных и экономических прав и в уголовно-правовых исследованиях.

Итак, в соответствии с общепринятой классификацией, в гл. 19 УК РФ можно выделить следующие группы охраняемых прав (с учетом того, что включение того или иного права в определенную группу не бесспорно): личные (гражданские) права – нарушение равноправия (ст. 136), нарушение неприкосновенности частной жизни (ст. 137), нарушение тайны переписки (ст. 138), нарушение неприкосновенности жилища (ст. 139), воспрепятствование осуществлению свободы совести (ст. 148), нарушение авторских и других прав (ст. 146, 147)¹³¹; политические права – отказ в предоставлении информации (ст. 140), воспрепятствование осуществлению избирательных прав (ст. 141), нарушение порядка финансирования избирательной кампании кандидата, избирательного объединения, избирательного блока, деятельности инициативной группы по проведению референдума (ст. 141¹), фальсификация избирательных документов (ст. 142), фальсификация итогов голосования (ст. 142¹), воспрепятствование законной деятельности журналистов (ст. 144) и проведению собрания, митинга (ст. 149); социально-экономические права – нарушение правил охраны труда (ст. 143), необоснованный отказ в приеме на работу или необоснованное увольнение беременной женщины и женщины, имеющей ребенка в возрасте до трех лет (ст. 145), невыплата зарплаты (ст. 145¹). В связи с тем, что нормы гл. 19 УК не охраняют культурные права, соответствующей группы преступлений мы также не выделяем.

На первый взгляд видовой объект преступлений гл. 19 УК, будучи, как мы указывали, сборным, должен состоять из указанных трех групп прав. Однако только одна из них действительно защищается исключительно нормами гл. 19 УК – группа политических прав. Что касается остальных двух, то часть их охраняется и нормами других глав¹³². В связи с этим представляется необходимым уточнить неполноту охраны прав первой и третьей групп в определении видового объекта.

Г. В. Антипова, исследуя систему личных прав человека в конституционно-правовом аспекте, предлагает их классифицировать, рассматривая в качестве критерия классификации объект, на использование и охрану которого направлена каждая подгруппа личных прав. В связи с этим она выделяет три таких подгруппы: права, обеспечивающие физическую и психическую неприкосновенность (право на жизнь, свободу, личную неприкосновенность); права, обеспечивающие нравственную ценность личности (право на честь и достоинство); права, обеспечивающие свободу личности¹³³.

Казалось бы, такая классификация личных прав позволяет нам уточнить их подгруппу, охраняемую нормами гл. 19 УК. Ее можно было бы назвать «Права, обеспечивающие свободу личности». Однако Г. В. Антипова в эту подгруппу включает наряду с правом на частную жизнь, свободу совести и вероисповедания, свободу мысли и слова и другие права, которые либо не охраняются уголовно-правовыми нормами вообще, либо охраняются другими главами УК (например, выделяемая Г. В. Антиповой свобода передвижения защищается нормами гл. 17 УК). В связи с этим считаем, что единственная возможность точно определить видовой объект – это определить его как «политические, а также отдельные личные и социально-экономические права».

С учетом изложенного проанализируем еще раз предложенные в уголовно-правовой литературе формулировки названия гл. 19 УК. Поддерживая в целом идею переименования главы, мы не можем не отметить некоторые неточности в предложениях авторов.

Так, первоначально Л. Мачковский, отождествляя личные и гражданские права, предлагал употребить в названии главы уже новый термин – «общегражданские права», что противоречит терминологии в общепринятой классификации прав. Кроме того, автор отступил от общепринятой классификации и в том, что наряду с общегражданскими и политическими правами выделял группу социальных прав, не только не объединяя их с экономическими, но вообще не указывая последних.

В последующем, как отмечалось, Л. Г. Мачковский изменил свою первоначальную позицию, и предложенный им второй вариант названия гл. 19 УК стал в большей степени соответствовать общепринятой классификации прав. Вместе с тем выделение равноправия автономно, без отнесения его к той или иной группе прав, считаем неверным, так как в используемой классификации такого выделения нет.

Однако главная неточность в обоих вариантах, по нашему мнению, заключается в том, что предложенные автором наименования главы не отражают то обстоятельство, что ряд личных и социально-экономических прав охраняется и нормами других глав УК.

А. Н. Красиков при делении на группы преступлений, содержащихся в гл. 19, хотя и отталкивается от общепринятой классификации, но, в свою очередь, вместо группы социальных прав называет трудовые, которые в рамках указанной классификации отдельно не выделяются и рассматриваются разными авторами как подгруппы в группе социально-экономических прав, т. е. автор нарушает единое основание классификации¹³⁴.

Кроме того, А. Н. Красиков критикует выделение другими авторами в числе прав, охраняемых гл. 19 УК, личных прав. С его точки зрения, все права и свободы человека и гражданина, закрепленные в гл. 2 Конституции РФ и охраняемые уголовным законом, являются личными правами, т. е. правами частного человека, поэтому при классификации преступлений указанной главы неверно выделять группу посягательств, нарушающих личные права и свободы человека.

Вместе с тем А. Н. Красиков выделяет гражданские права, которые, как было показано выше, являются синонимом личных прав. Однако главное упущение предложенного автором названия гл. 19 УК («Преступления против иных конституционных прав и свобод человека и гражданина») проистекает из того, что оно остается весьма неопределенным, поскольку не ясно, какие же конституционные права гл. 19 УК не охраняются.

Вполне соответствует общепринятой классификации прав название гл. 19, предложенное А. В. Серебренниковой, – «Преступления против личных, политических и социально-экономических прав и свобод человека и гражданина». Однако такое наименование страдает тем же недостатком, который мы выявили в названии гл. 19 УК, предложенном Л. Мачковским: из него можно сделать вывод, что только нормы этой главы УК устанавливают ответственность за посягательство на эти права.

Нам представляется, что название гл. 19 УК для точного отражения видового объекта действительно должно содержать перечисление трех групп прав – личных, политических и социально-экономических, но одновременно из него должно быть видно, что гл. 19 УК охраняет не все личные и социально-экономические права. Таким требованиям отвечало бы следующее перечисление прав в наименовании – «Политические, а также отдельные личные и социально-экономические права». Это, конечно, уступает и существующему в УК, и предложенным в литературе по «благозвучию», но отражает видовой объект с максимальной точностью.

В УК РСФСР 1960 г. название рассматриваемой главы было более узким – «Преступления против политических и трудовых прав граждан», как и в других кодексах союзных республик. УК отдельных союзных республик добавляли к этому – «и иных», обозначая личные (гражданские) права – на тайну переписки, неприкосновенность жилища, свободу совести, – «не умещавшиеся» в двух первых понятиях.

В настоящее время при анализе уголовного законодательства государств – бывших союзных республик в первую очередь обращает на себя внимание тот факт, что целый их ряд (Азербайджан, Беларусь, Киргизия, Таджикистан, Туркмения, Узбекистан) в новых уголовных кодексах, принятых за последнее десятилетие, именуют соответствующую главу (раздел) так же, как и действующий УК РФ. Вместе с тем в УК Казахстана глава, в которой размещены нормы, охраняющие трудовые правоотношения, имеет название «Преступления против конституционных и иных прав и свобод человека и гражданина». В УК Украины данные нормы размещены в главу «Преступления против избирательных, трудовых и других личных прав», в Латвии – в главу о преступлениях против основных прав и свобод, в Эстонии – в главу «Преступления против политических и трудовых прав личности», в УК Грузии – в главу «Преступления против прав и свобод человека».

Интересным видится законодательное решение в УК Литвы, где разделены нормы о преступлениях против различных прав, закрепленных конституциями, и каждая группа выделена в отдельную главу: трудовые права охраняются главой «Преступления и уголовные проступки против социальных прав личности (хотя главой «Преступления и уголовные проступки против равноправия лица и свободы совести» ст. 169 предусмотрена ответственность за дискриминацию по принадлежности к определенной национальности, расе, полу, происхождению, религии или иной группе людей, в том числе и в трудовой деятельности).

В некоторых странах Западной Европы – Франции, ФРГ, Испании, Швейцарии – также пошли по этому пути.

В УК Казахстана, Латвии, Эстонии, Литвы нет традиционного деления Особенной части на разделы. Данные законодательные решения, возможно, заслуживают дальнейшего изучения как некий путь «наименьшего сопротивления», освобождающий от необходимости точного формулирования объекта преступления более высокого класса (видового, родового).

Видовой объект посягательств обозначен в гл. 19 УК как «права и свободы человека и гражданина». Как отмечает В. Е. Чиркин, существенного различия в содержании терминов «право» и «свобода» нет¹³⁵. Обычно считается, поясняет он, что второй из них имеет более конкретный характер и исторически связан с защитой самостоятельности личности, ограждением от вмешательства государства в ее внутренний мир (свобода совести, свобода научного и иных видов творчества), а первый предполагает участие личности в деятельности общества, государства, коллективов, иных структур.

Иногда называют иное отличие: свободы реализуются по личному усмотрению адресата, а право характеризует меру возможного поведения и требует правовой регламентации со стороны государства. Так, С. А. Авакьян подчеркивает, что право человека и гражданина более формализованная категория, т. е. варианты использования права обозначаются в нормативном акте, нередко даже исчерпывающим образом, а свобода – понятие более широкое и имеет много вариантов осуществления, одни можно отразить в нормах права, в отношении других это просто немыслимо сделать¹³⁶. По ее мнению, границы между двумя этими понятиями подвижны, порой условны.

Более аргументированной и обоснованной представляется позиция В. М. Шафирова, который рассматривает свободу как центральный компонент содержания права. Право, пишет автор, – это сама свобода личности, но свобода официально признанная, обеспеченная определенным общим масштабом (мерой)¹³⁷. Словосочетание «права и свободы» носит, скорее всего, традиционный характер, и, как видно из сказанного выше, условный, и заимствовано из прошлого. В таком случае есть все основания для применения в названии гл. 19 только термина «права».

В соответствии с названием гл. 19 УК от преступлений, предусмотренных в ней, защищаются права и свободы «человека и гражданина». В настоящее время указанное деление все более утрачивает или даже утратило свой смысл, поскольку прирожденные права человека давно признаны всеми развитыми демократическими государствами и выступают одновременно в качестве прав гражданина.

Как отмечает Н. И. Матузов, «во всяком случае внутри государства разграничение прав на «два сорта» лишено практического значения»¹³⁸. Обосновывая свою точку зрения, он пишет, что даже апатриды, проживающие на территории той или иной страны, находятся под юрисдикцией ее законов и международного права. Более того, как утверждал И. Е. Фарбер, «между правами человека, гражданина и лица нет абсолютной грани»¹³⁹.

Конечно, политическими правами обладают граждане, только они могут быть потерпевшими от уголовно-наказуемых посягательств на эти права. На это обстоятельство непосредственно указывает уголовный закон (например, ст. 140 – «Отказ в предоставлении гражданину информации»), и в конкретном случае только гражданин может быть потерпевшим от данного преступления. Однако поскольку любой гражданин является человеком, о чем было сказано выше, то отдельное указание на гражданина в видовом объекте преступления излишне. Таким образом, и в названии раздела, и в названии главы видится правильным употребление лишь термина «человек».

На основании изложенного считаем более верным следующее наименование гл. 19 УК: «Преступления против политических, а также отдельных личных и социально-экономических прав человека».

В литературе по-разному понимают непосредственный объект преступления, предусмотренного ст. 145 УК. Некоторые авторы считают данное преступление двухобъектным. По мнению Р. И. Михеева, непосредственным объектом является «право на труд женщины, находящейся в состоянии беременности или имеющей детей в возрасте до трех лет, а также принцип равенства граждан, установленный в ст. 19 Конституции»¹⁴⁰, а факультативным выступают права ребенка, поскольку дискриминация матери в области трудоустройства закономерно сказывается на материальном благополучии семьи.