Текст книги "Паэлья от Синей Бороды"

– Даша, Дашенька, что тут у вас происходит? – неожиданно в нашу горячую словесную баталию, проходящую на двух языках, вклинился удивленный и растерянный голос. Мы разом смолкли, и я, оглянувшись, увидела Любовь Федоровну с книгами в одной руке и мотоциклетным шлемом – в другой. За ее спиной маячил Антонио, который вообще-то должен был бы вернуться домой к вечеру, не раньше. Но, видимо, сегодня закончил все свои дела досрочно.

– Что слючилось, кариньо?

Мы с Розой переглянулись и одновременно заговорили, каждая жалуясь на своем языке. Что говорила, обращаясь целенаправленно к моему мужу и игнорируя учительницу, Роза, понятно мне не было. Я же выбрала своим «адвокатом» Любовь Федоровну:

– Эти часы! С музыкой! Они не давали мне по ночам спать! Будили и пугали! А Антонио говорил, что нет никакой музыки, она мне слышится. Я не знала, что и думать! Понимаете?!

– Понимаю, деточка, успокойся, успокойся.

– Антонио, видишь, не слышалась мне эта музыка, не слышалась!

– Я не понимаю, Даш-ша… – повернулся ко мне муж. – Что ты сказаль?

– Часы! Вот они! – ткнула я пальцем на обломки часового корпуса и, перехватив колючий взгляд домработницы, нервно спросила, обращаясь уже к Любови Федоровне: – Что говорит Роза? Что она говорит моему мужу?

– Роза говорит, что собиралась отнести часы вниз, чтобы вытереть с них пыль. Но когда спускалась с ними по лестнице, услышала дикий крик, от неожиданности выронила их и разбила. Она говорит, что ты, Даша, закричала первая и так громко, что сильно напугала ее.

– Еще бы я не закричала! Вхожу в дом, зову Розу, она не откликается. Думаю, что я одна, и тут слышу эту музыку… И шаги мне навстречу! Как я могла отреагировать? Как бы вы отреагировали на моем месте?! Любовь Федоровна, переведите это Розе и моему мужу!

Преподавательница послушно перевела Антонио и все еще хмурой домработнице, теперь уже жадно прислушивающейся к нашему разговору на русском.

– Даш-ша, это часы! Это только часы, кариньо! Почему ты так напугаль… напугалься, да? – всплеснул руками Антонио, едва дослушав Любовь Федоровну.

– Это не «просто часы», Антонио! Как ты не понимаешь! Музыка из этих часов звучала по ночам, пугая меня, потому что я не знала ее источника! Что я могла думать? Да что угодно! Даже поверить в «проклятость» дома, о которой говорят…

– Деточка, какая «проклятость», что ты! – засмеялась Любовь Федоровна и мягко положила ладонь мне на плечо. Антонио вопросительно посмотрел на учительницу, прося перевести ему мою фразу, и после того, как женщина ему ответила, усмехнулся:

– Кариньо, кто тебе такое сказаль?

– Неважно, – буркнула я.

– Даш-ша, ты не должен верить. Люди – попугаи, я тебе говориль вчера, ты помнишь? – проникновенно глядя мне в глаза, заговорил муж.

Роза вся обратилась в слух нервно, как животное, раздувая ноздри от того, что мы вновь говорили на непонятном ей языке.

– Кариньо, ты усталь. Ты болел, да, ты… как это сказать, трудный неделя, да? Нервиоз. Ты видишь, музыка – это часы. Это не дом, это часы, которые вот, бах, их нет. Понимаешь? Их нет, нет музыка. Пойдем в комнату, кариньо, ты должен отдыхать.

С этими словами Антонио меня обнял и попытался увести.

– Я не хочу отдыхать, я буду заниматься с Любовью Федоровной!

– Деточка, думаю, твой муж прав, ты и в самом деле сильно перенервничала, тебе лучше отдохнуть. Пропустим занятие – ничего страшного, я приду в другой раз.

– Не уходите, пожалуйста!

– Хорошо, деточка, – покладисто, будто разговаривая с тяжелобольной, согласилась Любовь Федоровна и, обращаясь к моему мужу и домработнице, что-то принялась им объяснять. У меня не было сил вслушиваться, чтобы понять. Я всецело доверилась моей учительнице. Антонио, выслушав ее, закивал, а Роза, что-то буркнув, бросила на меня быстрый взгляд и стала спускаться по лестнице.

– Пойдем, Дашенька. Мы поднимемся к тебе, ты приляжешь, Роза принесет кофе…

– Лучше чай! – отозвалась я.

– Роза, не кофе, а чай! – тут же крикнула вслед домработнице Любовь Федоровна. И вновь обратилась ко мне: – Антонио переоденется и тоже поднимется к тебе. Мы немного побудем с тобой, а потом ты будешь отдыхать. Хорошо?

Я покладисто кивнула и уже в комнате спросила у Любови Федоровны:

– А где все же эти часы находились? Почему я слышала их, а Антонио – нет?

– Роза сказала, что убирала салон и услышала мелодию из кладовки, которая находится между кабинетом и спальней. Открыла дверь и обнаружила эти часы. Хотела привести их в порядок – почистить, вытереть пыль, но разбила. Я так думаю, Дашенька, что они стояли себе в кладовке бесхозно. Может быть, были заведены, как будильник, и в определенный час будили тебя музыкой.

– А не могла их Роза заводить?

– Ну что ты, деточка! – засмеялась Любовь Федоровна. – Зачем ей это? Часы и сами могли пойти от какого-то удара, например, опрокинулись на пол.

– Похоже на правду, – вздохнула я. – Когда я будила Антонио, они уже отыгрывали свой музыкальный сет.

– Ну вот! – обрадовалась женщина. – А ты – «проклятый дом, проклятый дом». Ваш дом – замечательный! Уютный, большой, интересный! Кто тебе подобную глупость сказал?

– Так… – потупилась я. – Ходила гулять в поселок, разговорилась в кафе с одним мальчиком…

– Даша, ты опять ходиль в пуэбло? – недовольно спросил вошедший в комнату Антонио. За ним следом молчаливой тенью скользнула Роза, поставила чашку с чаем на трюмо и удалилась.

– Мы же говориль вчера, что я волнуюсь!

– Но я не могу только сидеть дома, Антонио! Я и так несколько дней провела в комнате, когда болела! Ты работаешь, а мне что остается делать?! Тем более что мне нужна практика в языке. Я хочу разговаривать с людьми!

– Но люди говорят много вещи, глюпые вещи! Ты все слушаешь, Даша, и нервни-ча-ишь, да? Я волнуюсь за тебя. Ты болель, плохо спаль раньше. Много нервиоз. Это плохо. Ты долзен отдыхать, спать, кушать, не слушать плохие новости, да? То, что говорят люди, как попугаи. Это плохо, кариньо.

– Плохо, когда я сижу только дома, Антонио! Мне нужно гулять, понимаешь?

– Но есть сад, Даша…

– Антонио, не понимаю, почему тебе не нравится то, что я хожу гулять в пуэбло? Мне нужно выходить из дома!

– Антонио, Дашенька в чем-то права, – мягко вмешалась Любовь Федоровна, и я посмотрела на нее с большой благодарностью.

– И вы тоже по-своему правы, – поспешно добавила она, заметив, что Антонио нахмурился. – Вы правы, когда говорите, что волнуетесь за нашу девочку, потому что она еще плохо знает город, страну, язык. Но лишать ее прогулок тоже нехорошо. Если вы разрешите, я могу составить ей компанию! Вот как раз я хотела попросить у Дашеньки помощи. Дело в том, что мой муж скоро поедет в Россию, где у нас живет дочка, я хотела бы передать ей подарки – купить кое-что из одежды. Дочь моя немного старше Даши, но такая же худенькая и высокая. Мне хотелось бы попросить Дашу сопровождать меня по магазинам, когда я поеду в Барселону за покупками, чтобы выбрать подарки для моей дочери.

Антонио слушал Любовь Федоровну с вниманием, старательно вслушиваясь в русские слова, но, судя по его растерянному выражению лица, многого не понял. Любовь Федоровна повторила ему по-испански, и мой муж, чуть подумав, что-то быстро ответил. Женщина усмехнулась и покачала головой:

– Нет, Антонио, все будет замечательно, не волнуйтесь.

– Хорошо, – после некоторых колебаний ответил он. И обратился ко мне: – Кариньо, ты хочешь ехать в Барселоне? Покупать? Да?

– Конечно! – в восторге ответила я. – Когда?

– Завтра, Дашенька.

– Ура! – закричала я и, не удержавшись, как ребенок, запрыгала на месте от восторга.

– Я зайду за тобой в девять утра, идет? Мы поедем на электричке.

– Это хорошо! – засмеялась я. – Мотоциклов я боюсь.

– Кариньо, я дам тебе деньги. Купишь, что ты хочешь. Подарок, – улыбнулся муж.

– Ой… – растерялась я, не зная, как реагировать. Еще несколько минут назад чувствовала себя напуганной и несчастной, а сейчас – невероятно счастливой. – Спасибо!

Он лишь улыбнулся и ласково, как котенка, потрепал меня по волосам.

– Отдыхай, Даш-ша.

– Я неуставшая, правда. И уже успокоилась. Думаю, что мы не должны пропускать занятие, как вы думаете, Любовь Федоровна?

– Как скажешь, деточка, – улыбнулась преподавательница. Антонио лишь развел руками принимая мое упрямство.

VII

До железнодорожной станции, которая находилась в другом пуэбло, расположенном у подножия горы, мы доехали на автобусе. Купили билеты и в ожидании электрички присели на металлическую, выкрашенную в пожарно-красный цвет лавочку.

– Сколько нам ехать по времени? – поинтересовалась я у Любови Федоровны.

– Чуть больше часа. Выйдем в самом центре и дальше – пешочком по улочкам и магазинчикам, – весело ответила она. Похоже, ее настроение тоже играло как по нотам в предвкушении долгой прогулки. По случаю «парадного выхода» моя спутница сменила будничные джинсы на юбку из тяжелой и, видимо, дорогой материи и приталенный жакет, а кроссовки – на элегантные «лодочки» на невысоком каблуке. Я же не изменила своему джинсово-спортивному стилю, но, увидев Любовь Федоровну в такой красивой и женственной одежде, решила купить себе что-нибудь нарядное, благо муж снабдил меня довольно крупной суммой.

Солнце благословляло нас с безупречно чистого неба, такого высокого и синего, как в южный летний день. И странно было думать, что мой самый нелюбимый месяц в году – ноябрь – может быть таким ярким, теплым, улыбчивым. Я поделилась своими мыслями с Любовью Федоровной, и она засмеялась:

– Даша, во-первых, это лишь начало ноября, потом похолодает. Во-вторых, осень в этом году выдалась аномально теплой, об этом даже по телевизору ежедневно передают.

Подошла электричка, мы вошли в полупустой вагон и заняли места: я – у окна, моя спутница – рядом со мной.

– Любовь Федоровна, а как вы оказались в Испании?

– О, это долгая история… Ну а если коротко, то уехали мы из России в начале девяностых всей семьей – я, муж и дочка, которой тогда было двадцать лет. Наша эмиграция была скорее вынужденной. Мой муж, бывший ученый, после того как перестали платить зарплату в его институте, занялся бизнесом. Поначалу себе в убыток, но постепенно все пошло в гору. И когда мы уже решили, что все пойдет как по маслу, на мужа «наехали» бандюганы. Не помню уже, из-за чего сыр-бор пошел, но мужа обязали выплатить довольно крупную сумму, которой у нас не было, и в довольно сжатый срок. Продали все, что могли, в том числе и квартиру. Она у нас хорошая была, трехкомнатная, в центре, после продажи переехали в «однушку» на окраину. Небольшая часть денег после продажи квартиры и выплаты осталась, но муж опасался за дочку – мало ли что с ней бандиты могут сделать. И принял решение вывезти нас за границу. Почему Испания? Да кто его знает… Методом тыка. Выехать в Испанию тогда было проще. Вот и вся история. Дочка закончила местный университет, но пять лет назад вернулась в Москву. Ну что ж, ее выбор. За это время многое в России поменялось. Три года назад она вышла замуж. Хочу вот передать ей, ее мужу Сереже и внуку Никитке подарочки. Кое-что купила уже, осталось Юльке – дочери – одежду подобрать.

– А вы почему не вернулись в Россию, когда ваша дочь уехала? – полюбопытствовала я.

– Снова глобально менять жизнь, начинать опять с нуля… Не тот возраст уже у нас с мужем, Дашенька. У мужа – небольшой магазинчик, друзья-приятели. У меня – тоже, бывших подруг всех растеряла, здесь за пятнадцать лет обросла новыми знакомыми-приятельницами. Потерять и их… С чем я останусь, Даша? Мне хочется спокойной старости.

Любовь Федоровна засмеялась, но как-то грустно. Помолчала, обдумывая что-то, словно колеблясь, говорить или нет. И все же призналась, словно открыла большой интимный секрет:

– Но по березкам и снегу скучаю. Снится часто березовая роща. И заметенные снегом тропки.

Мы обе замолчали, глядя в окно на пейзаж, который прямо-таки просился на картину: свинцовые волны моря с зефирными шапками пены, пустынные песчаные пляжи и растрепанные ветром верхушки высоких пальм. Железная дорога шла вдоль изгибающейся береговой линии, но, несмотря на живописность морского пейзажа, обе мы – и я, и Любовь Федоровна – ненадолго в мыслях предались ностальгии по родным снежным пейзажам.

– М-да… – вздохнула моя спутница. – Россия. Полюбила я страну Испанию, но Россия осталась в сердце первой любовью, которая, как известно, не ржавеет.

– Почему вы с мужем не едете?

– Недавно ездила, в августе. Магазинчик на кого оставлять? Мы с мужем решили в отпуск по очереди, – улыбнулась Любовь Федоровна и сменила тему: – А ты, Дашенька, как оказалась здесь? Понятное дело, приехала к мужу, но с ним где познакомилась?

Я откровенно рассказала Любови Федоровне нашу незамысловатую историю знакомства.

– Честно говоря, Даша, я думала, что познакомились вы с Антонио по Интернету.

– Ну а брачное агентство – чем не Интернет, – усмехнулась я. – Почти то же самое, только тебе «кандидатуры» подбирают. Моя подруга Вера так и ищет себе мужа – и через агентство, и через Интернет.

– Ох, девки, – вздохнула то ли огорченно, то ли неодобрительно Любовь Федоровна. – Рветесь вы за границу, думаете, жизнь тут медовая. Сколько наших девчонок так пытаются себе заграничное счастье найти, да потом разочарованными на родину возвращаются.

– Родина тоже, бывает, разочаровывает, – буркнула я, имея в виду свою историю с изменой друга.

– Конечно, – согласилась моя наставница. – Но если уж решила эмигрировать в другую страну, должна попрощаться с иллюзиями, что все будет легко и просто. Многие наши девочки не задумываются о трудностях, а их, Дашенька, ой как много. Не хочу тебя пугать, просто предостерегаю.

– Да не пугаете, – засмеялась я. – Кажется, с иллюзиями я уже попрощалась.

– Но ты не отчаивайся, все рано или поздно войдет в свою колею. Ты молодая, тебе и язык легче дается, и знакомых проще заводить. И работу потом найдешь. А захочешь – в университет поступишь, не дома же тебе, в самом деле, сидеть. Я переехала в довольно зрелом возрасте, привыкала очень долго к новой жизни. И язык не давался, и по подругам скучала, и по работе бывшей. Да просто первое время было ощущение, что увязла в болоте: после активной московской жизни очутиться в размеренной испанской. Стресс на стрессе был. Вот, опять тебя пугаю.

– Не пугаете!

– Это хорошо. Надо быть оптимисткой, Даша. Не ждать всего и сразу, ценить семью – и все получится. Муж у тебя неплохой. Неважно, что старше тебя настолько. Это даже лучше – с жизненным опытом, твердо на ногах стоит. И тебя очень любит.

– Вы говорите, как моя мама, – улыбнулась я. – Она тоже уповала на его опыт и материальную базу. Да и я, если честно, Любовь Федоровна, купилась на то, что Антонио – уже зрелый мужчина, знающий, чего хочет, нагулявшийся. Мой бывший жених, которого я любила и с которым встречалась без малого пять лет, изменил мне за месяц до свадьбы. Не нагулялся, видимо, на знойных красоток потянуло. Ну и черт с ним! Поэтому на его фоне Антонио показался мне очень надежным. Ну а то, что не умираю от страстных чувств к нему… А нужны они – такие чувства, которые выжигают душу дотла? Лучше любить разумно, чем слепо, пусть и всем сердцем. Я так считаю.

– Тебе видней, Дашенька, – вздохнула Любовь Федоровна. И послышалось мне в ее вздохе одобрение.

Так, за разговорами, время пролетело незаметно. И, признаться, я даже несколько огорчилась, когда Любовь Федоровна, оборвав свой рассказ, довольно смешной, про некоторые свои похождения в Испании, сказала, что на следующей остановке мы должны выходить.

– Площадь Каталунии, наша. Это центр.

Мы вышли на подземной станции, поднялись по короткой эскалаторной ленте и, пройдя по длинному туннельному переходу, оказались в сердце Барселоны – на площади Каталунии, от которой, словно артерии, отходили самые широкие улицы города. После недолгого совещания мы с Любовью Федоровной решили первым делом пройтись по «магазинным» улицам: пешеходной Порталь Анхель с магазинчиками линий медиакласса и элитному Пасео де Грасиа. А потом, если останутся силы, прогуляться по знаменитому туристическому Рамбласу от площади к порту или углубиться в паутинную сеть извитых узких улочек Готического квартала.

Наш шопинг продолжался почти три часа, и итогом несколько изнурительного, но чертовски приятного «спорта» стали купленный для дочери Любови Федоровны деловой костюм от MaxMara с парой блузок этой же марки и три недорогих, но симпатичных свитерочка. Я же по привычке бросалась к милым сердцу джинсам и толстовкам, но, глядя на Любовь Федоровну, первым делом решительно направляющуюся к вешалкам с юбками, жакетами и элегантными пальто, вспоминала, что собиралась купить не очередную вещичку спортивного стиля, а нечто эдакое, женственное, струящееся, облегающее, короткое или, наоборот, длинное. Стыдно было бы спустить всю наличность на майки-кроссовки. И я, изменив своему стилю, купила на первом этаже огромного, с узкими вытянутыми глазницами окон, напоминающими бойницы в крепостной стене, универмага «Корт Инглес» дорогую кожаную сумку. И в цвет ей – светлые сапожки на изящном каблучке.

– Молодец, – одобрила мои покупки Любовь Федоровна. И предложила отметить их отличным обедом в каком-нибудь ресторанчике. А потом – прогуляться по Рамбласу.

Мы неторопливо пообедали, каждая заказав себе комплексное меню по довольно экономной цене, которое включало в себя два блюда, кофе и десерт. Я предпочла салату немного экзотичное для меня сочетание сладкого и соленого вкусов: тонко, до прозрачности нарезанный хамон, подаваемый с дольками сладкой сочной дыни. И на второе – приготовленное на гриле мясо с овощами. А к кофе в качестве десерта попросила каталонский крем с янтарной карамельной корочкой.

Фонтанирующая настроением, кипящая жизнью, которая не замирает даже на священные часы сиесты, многомашинная, многолюдная, многоязычная туристическая Барселона разительно отличалась от тихих, живущих своей жизнью небольших пуэбло. Мы слились с общим потоком туристов и местных жителей, праздно прогуливающихся по широкому, однако казавшемуся узким для такого количества людей бульвару Рамблас, и направились от площади к порту. Любовь Федоровна много знала и рассказывала очень интересно, и я с раскрытым ртом слушала ее рассказы. О том, что с фонтаном Canaletes, расположенным в начале бульвара, связано много поверий, например, что если выпить его воды, то обязательно вернешься в Барселону. Что возле фонтана собираются фанаты футбольной команды «Барса». Любовь Федоровна рассказывала и о том, что в древние времена на месте бульвара протекала речушка, поившая население римского поселения, а потом, в Средние века, служившая местом слива нечистот для барселонцев. И только после того как река высохла, ее русло стало чем-то вроде прогулочного места. Я вертела головой по сторонам, рассматривая сувенирные, цветочные и торгующие птицами и животными палатки. Останавливалась возле «живых скульптур» – неподвижно замерших на невысоких пьедесталах людей, наряженных в костюмы и выкрашенных под бронзу, серебро или гипс. И до того сходных с настоящими скульптурами, что трудно было не вздрогнуть от неожиданности, когда какая-нибудь из фигур меняла положение, чтобы сфотографироваться с туристом, положившим монетку в банку.

– А вон в том доме, Дашенька, с драконом и зонтиками, в котором сейчас находится банк, раньше был зонтичный магазин. И этот дом с восточными элементами в архитектуре принес своему владельцу небывалую удачу: тот стал миллионером, продавая зонтики. А вот в этом театре «Лисео», Даша, начинали свою карьеру Монтсеррат Кабалье и Хосе Каррерас.

Я старалась рассмотреть все, что показывал мой «экскурсовод».

– Осторожно, Дашенька, смотри-то смотри, но про сумку не забывай, так как в людном туристическом месте могут промышлять нечистые на руку люди. Проще говоря, воришки. Зазеваешься останешься без денег и документов, – предупредила Любовь Федоровна, заметив, что я потеряла бдительность, зазевавшись на очередную живую скульптуру.

– Не устала? – спросила заботливо у меня она, когда мы вышли с бульвара к высоченной колонне с фигурой Колумба наверху.

– Нет, – замотала я головой.

– Ну и хорошо!

Мы немного прогулялись по набережной, любуясь стройными тонкими мачтами яхт, в очередной раз пожалели о том, что не захватили с собой фотоаппарат, и повернули назад. Но возвращались уже не бульваром, а узкими улочками Готического квартала, темными и прохладными, поскольку солнечный свет не баловал эти места.

– Здесь можно заблудиться и бродить часами, – поделилась своими ощущениями я. – Эти улицы – словно лабиринт, а мы – его пленницы. Но красиво здесь так, что нет слов, одни эмоции. Красиво и жутко.

Любовь Федоровна засмеялась:

– Красиво и жутко, ты права. Не советовала бы я тебе потеряться в этом «лабиринте», а то есть тут некоторые места – не совсем благополучные для одиночных прогулок, особенно для молодых девушек. А вообще, Дашенька, раньше, вплоть до середины XIX века, вся Барселона помещалась в этой старой части, но потом встал вопрос о ее расширении. И когда были снесены стены, окружающие город, началась застройка площадей, раньше занятых полями. Застройка велась по единому плану: одинаковой ширины улицы должны были пересекаться строго под прямыми углами через равные интервалы. Так появился на свет квартал Эщампль, название которого с каталонского переводится как «расширение». И эти геометрически выверенные квадраты улиц по диагонали пересекают две магистрали – Диагональ и Меридиана. Углы домов на всех перекрестках срезаны на 45 градусов, так что образуются небольшие восьмиугольные площади. Такая планировка не типична для Европы, поэтому Барселона в своем роде уникальна.

– Уникальна! – эхом отозвалась я, по уши влюбленная в этот город еще со времен своего первого приезда.

На одной из узких улиц мы набрели на магазинчик, торгующий маскарадной одеждой, и я, любопытствуя, остановилась возле витрины, рассматривая королевские наряды и одежду танцовщиц фламенко.

– Вообще-то рано еще продавать маскарадную одежду, карнавалы проводятся обычно где-то в феврале. Но, видимо, магазин рассчитан на туристов, – пояснила Любовь Федоровна и, перехватив мой заинтересованный взгляд, улыбнулась:

– Можем зайти.

В основном все размеры была рассчитаны на детей, но платья и туфельки танцовщиц фламенко были и на взрослых барышень. Я, стеснительно щупая пышную многоярусную юбку кроваво-алого цвета одного из платьев, подумала, а не купить ли мне его. В качестве женского каприза, атрибута страсти и чувственности. И неважно, что надевать его я не буду. И что платье «ненастоящее», сшитое для продажи туристам, тоже неважно. Я уже собралась было спросить о цене, как добрый смех Любови Федоровны заставил меня очнуться от наваждения:

– Дашенька, я тебя умоляю!

– Любовь Федоровна, вы ничего не понимаете! – засмеялась я в ответ. – Вы прожили в Испании уже столько лет и потеряли туристическую алчность к открыткам с видами моря, архитектурой Гауди, кастаньетам и платьям для фламенко. А я – нет. И не поверите, мечтой жизни было увидеть фламенко вживую, не по телевизору. Страсть, чувственность, драма!

– Ох, Даша. Тут представления с фламенко в основном рассчитаны на туристов. Как и коррида, которую каталонцы, к слову сказать, не любят…

– Да знаю, знаю уже. Антонио мне рассказывал как-то, – отмахнулась я. Но платье оставила в покое, хоть и с сожалением.

– Ола! – поздоровалась со мной немолодая сеньора, стоявшая за прилавком. – Вам помочь?

– Нет, нет, спасибо, – замотала я головой, скованно улыбаясь. Не люблю, когда в магазинах предлагают помощь. Порой бывает сложно отказаться от ненужного, в общем-то, товара, усердно впариваемого продавцом-консультантом. Мне куда больше нравится смотреть все самой, без навязчивой «помощи». Но сеньора и не думала навязываться. Она лишь улыбнулась и вновь углубилась в газету, которую до этого читала.

Этот магазинчик, небольшой и полутемный, оказался настоящим «бабушкиным сундуком», в котором среди ненужного аляпистого и усыпанного блестками карнавального хлама оказались и старые вещи, вышедшие когда-то из моды, но вошедшие в нее опять благодаря почти возведенному до культа слову «винтаж». Заметив в глубине магазина вешалки со старомодной одеждой, я бросилась к ним, охваченная внезапно возникшей идеей сделать своеобразный подарок мужу, которому так нравятся старомодные стили.

– Я хочу купить что-нибудь из этого, – пробормотала я подошедшей ко мне Любови Федоровне. – Только не нахожу того, что мне надо…

– Зачем тебе это, Дашенька?

– Любовь Федоровна, понимаете, сейчас очень модно и стильно носить старые вещи, вышедшие из моды сколько-то там десятилетий назад. Но подбирать их нужно умело, конечно, – с загадачной улыбкой отговорилась я, усердно перебирая вешалки. – Не знаю, что выбрать… Спросите у владелицы магазинчика, каких годов тут костюмы? Я, если честно, в стилях разбираюсь не очень…

Любовь Федоровна послушно отошла и заговорила с сеньорой, которая отложила газету, увидев мой интерес к вешалкам.

– Дашенька, это имитация, – разочаровала меня моя спутница, возвращаясь ко мне. – Магазин маскарадный, и эта одежда – тоже для карнавалов. Сшита под моду прошлых лет.

– А-а, – протянула я. Но в этот момент наткнулась на нейлоновую блузку ядрено-голубого цвета с широкими подплечниками, похожую по стилю на ту, которую недавно просил меня надеть Антонио. И в моей голове созрел другой план. Смутно в памяти замаячили картинки из моей дискотечной молодости. Неважно, что это было уже начало, если не середина, девяностых. Что мы тогда носили? Джинсы-варенки, мини-юбки, лосины… А мода-то возвращается!

– Покупаю это! – решительно сорвала я с вешалки облюбованную блузку. – Любовь Федоровна, не делайте такие большие глаза, у меня уже другая идея возникла… А это убожество подойдет как нельзя кстати. У меня просьба… Мы можем ненадолго заскочить в какой-нибудь недорогой магазин молодежной моды? Хочу купить кое-что.

Моему мужу нравится игра в «переодевания»? Что ж, в этот раз проявлю инициативу. К блузке в магазине молодежной моды я купила ужасные черные легинсы, которые в мой подростковый период звались «лосины» и которые опять вошли в моду, джинсовую мини-юбку с какими-то стразами, а в отделе бижутерии – пластмассовые серьги-кольца и браслеты. И, стараясь не реагировать на явно читающееся на лице Любови Федоровны возмущение моим безвкусием, сунула покупки в большую сумку к купленным ранее сапогам.

– Надеюсь, ты не наденешь это с сапожками и сумочкой. Это непростительно, – все же не смогла удержаться от замечания Любовь Федоровна, видимо, всерьез решив, что я буду носить джинсовый «макси-пояс», больше подходящий размалеванной девчонке-подростку, с женственной сумкой дорогой марки.

– Не волнуйтесь, это так, баловство, – усмехнулась я.

Мы распрощались с Любовью Федоровной, выйдя из электрички. И дальше до поселка, на окраине которого находился наш с Антонио дом, я поехала на автобусе самостоятельно. Время плавно катилось к позднему вечеру, и надо было возвращаться домой, но я, поддавшись еще одному капризу, решила зайти в поселок в кафе, где вчера познакомилась с барменом Алехандро. Мне хотелось увидеть его и подробней расспросить о «проклятом доме», в котором мне выпала сомнительная честь жить. Не выходил у меня из головы вчерашний разговор, хоть тресни. И хотя бармен сказал, что не знает самой истории, я могла бы попросить его узнать ее. Ведь наверняка кто-то в этом поселке располагает сведениями, почему о доме ходят такие слухи. Зачем мне это? Глупое любопытство расправило крылья и на все мои увещевания, что без этой истории мне жилось бы спокойней, презрительно чихало.

Алехандро в кафе не оказалось. Я неторопливо выпила две чашки кофе, надеясь дождаться его. Но напрасно. Ну что ж, видимо, не судьба. Я мысленно показала кукиш поскучневшему любопытству – на вот, получай, меньше знаешь – лучше спишь. Но, расплачиваясь за кофе с сеньорой, которая работала тут и вчера, все же спросила про Алехандро. Так как мой словарный запас все еще был сильно ограничен и мне не представлялось возможности завуалировать свой интерес какими-либо уловками и предлогами, то прозвучал он прямо и неприкрыто: мне нужен Алехандро, где он, когда будет? Женщина в ответ что-то быстро проговорила.

– Не понимаю, – покачала я головой. Хоть на грудь вешай табличку с просьбой говорить со мной медленно, по слогам и выборочными словами.

– Позже, – ответила барменша.

Это «позже» не имело временного лимита, оно могло растянуться и до позднего вечера, и до завтрашнего утра. Я не могла больше ждать и, с сожалением разведя руками, направилась к выходу.

Но когда я уже шла по улице, за спиной неожиданно раздалось радостное:

– Ола, руса![7]7
  Привет, русская! (исп.)


[Закрыть]

Я оглянулась и, к своей сумасшедшей радости, увидела Алехандро. Все еще не веря в подобную киношную удачу, я расплылась в недоверчивой улыбке и поставила сумки на землю. Сейчас, когда мы с ним оба стояли, а не сидели, я заметила, что он гораздо ниже меня ростом. И лет ему, наверное, восемнадцать, не больше. Волосы, как вчера, взъерошены и «зацементированы» гелем. Одет Алехандро был, на мой взгляд, совсем не по погоде, скорее по-летнему – в обрезанные до колен, открывающие смуглые худые икры джинсы, мокасины и красно-синюю футболку с символикой национальной гордости – футбольной команды «Барса». Подобные футболки продаются в сувенирных лавках, и любой желающий может приобрести себе «экипировку» с номером и именем Рональдиньо, Чави или Де€ко.

– Как дела? – жизнерадостно спросил меня Алехандро и, не дожидаясь ответа, пригласил: – Пойдем пить кофе!

– Я уже выпила две чашки.

Алехандро наморщил лоб, огорчаясь, и я, дабы порадовать его, честно призналась:

– Я искала тебя.

– Меня? Почему? – засверкал белозубой улыбкой парень и, красуясь, привстал на цыпочки, чтобы сравняться со мной ростом.

– Хочу знать историю дома, в котором живу.

Алехандро наморщил лоб, соображая, о чем я его прошу, а потом, вспомнив наш вчерашний разговор, хлопнул себя по бедру и засмеялся:

– Даща, я не знаю эту историю!

– Ты можешь спросить… Мне нужно ее знать, это очень важно.

– Хорошо, я спрошу у Марии. – Он кивнул в сторону бара. – Это моя тетя. Она живет здесь давно. Ты когда придешь в бар?

– Не знаю, – честно ответила я ему.

– Приходи завтра! – воодушевился парень и, пощелкав языком, добавил: – Ты очень красивая! Хочу такую невесту, как ты.

– У меня уже есть муж, Алехандро, – весело засмеялась я и погрозила ему пальцем.

– Неважно! – фырнул он, не вкладывая в эти слова никакой серьезности, просто наслаждаясь игрой слов и легким флиртом, как наслаждаются прохладным соком в летнюю жару. – Если у тебя есть сестра, скажи ей, что есть Алехандро… Алехандро красивый и веселый, да?