Текст книги "Ляся"

Наталья Кочубей
Ляся

Выпускающий редактор Е. Васильева

Литературный редактор Т. Антонова

Художественное оформление А. Телиус

Компьютерная верстка А. Дятлов

Корректор Т. Антонова

© Н. Кочубей, текст, 2021

© Де'Либри, издание, оформление, 2021

* * *

Посвящается моей бабушке Кулагиной Валентине

Глава один

Школьные каникулы предзнаменовались майскими солнечными днями. Земля, напитанная солнцем, заряжала энергией.

Лена излучала сияние неудержимого счастья – в предвкушении поездки на летние каникулы.

Окончание девятого класса это особый кайф… Еще один шажок, и смело можно врываться во взрослую, полную приключений жизнь. Не зависеть от родителей, сбежать в общагу – подальше отсюда, да хоть в другой город!

Все в родном доме было пропитано неудачей, скупостью, безысходностью.

В мечтах о предстоящей поездке Лена не заметила, как добежала до дома, серой девятиэтажки в «спальном» районе, ничем не отличающейся от тысяч типовых построек. У подъезда, до фундамента пропитанного табачным дымом, та же картина – помятые, небритые мужики, недовольные жизнью. Разговоры о политике за стандартным джентльменским набором, соответствующие ароматы и крики из распахнутых окон дома.

Словно не замечая этой повседневной картины, Лена забежала в подъезд, вспорхнула на этаж, аккуратно открыла дверь квартиры.

Бесшумно протиснулась в свою комнату, не заметив устоявшегося запаха перегара и классической сервировки кухонного стола: бутылки, шпроты и хлеб на заляпанной клеенке.

Мать с отцом, стеклянными глазами уткнувшись в телик, вяло обсуждали Горбачева, вещающего о перестройке…

Комната, ее комната, это не просто отдельное помещение в маленькой, давно не убираемой квартире, это ее домик, убежище от окружающего мира.

Прикрыв за собой дверь, с облегчением выдохнула, пробежала глазами по комнате, быстро соображая, ничего ли не забыла вчера положить в чемодан.

Мебель в спальне была «поношена» временем. Письменный стол, шифоньер со скрипящими дверцами, которые уныло подпирали друг друга, чтобы не распахнуться. Засаленный диван с характерной вмятиной, спать на котором можно было только после прохождения курса молодого бойца. Украшением комнаты служили постеры, расклеенные по стенам в хаотичном порядке, выполнявшие двойную функцию – мода и прикрытие. Родители Лены хоть и работали на стройке, но до ремонта в комнате ребенка руки не доходили уже более тринадцати лет. Гитара, на которой любил побренчать отец по пьяни (говорят, в молодости он подавал большие надежды и даже аккомпанировал какой-то «звезде» восьмидесятых), уныло висела на гвозде.

Гордость Лены – высокое старинное зеркало в резном деревянном темно-коричневом окладе, которое по случайности, а скорее, по огромному везению, досталось Лене от соседей по этажу. Они съехали год назад. Побоялись разбить зеркало при переезде, да и хлопотно это, такой раритет туда-сюда тягать, вот и отдали девочке, за помощь, оказанную при переезде, – Лена шустро таскала вещи соседей из квартиры в грузовую машину.

Под ногами предательски скрипел иссохший, видавший виды ламинат. На полу, рядом с диваном, стоял маленький, слегка проржавевший будильник, с жутко раздражающим звуком. Запылившийся кассетник без крышки ютился на письменном столе, рядом с настольной лампой. Чтобы послушать любимый хит, Лене приходилось вставлять кассету и приматывать её синей изолентой. Девочка засыпала под музыку, чтобы не слышать скандалы родителей, как правило, в пьяном угаре, обычно из-за беспочвенной ревности.

Маленький глобус, купленный родителями восемь лет назад в честь самого первого дня в школе, притягивал взгляд загадочным рельефом. Лена очень любила его разглядывать и мечтать о далёких тёплых странах и море, на котором никогда не была.

На подоконнике – чудом выживавший фикус. Он жутко раздражал Лену, но ей жалко было его выкинуть, вот и поливала как придётся.

Под потолком болталась люстра с тремя пожелтевшими плафонами.

В детстве, гуляя с мамой по блошиному рынку на Удельной, Лена увидела эту «волшебную» люстру. Глаза ребенка расширились от восторга.

– Мама, мама, смотри! Это лампа Аладдина?!

Люстра лежала на боку среди прочего хлама. Один плафон выглядывал из-под тряпья, создавая впечатление перевернутого кувшина.

Люстра выглядела настолько древней, что невольно думалось, будто это не сутулая старушка торгует хламом, а сама красавица Будур вышла на рынок и продает бесценное сокровище.

– Нет, милая, это просто старая люстра, – улыбнулась мама.

– Нет, нет, – чуть не расплакалась Лена, – это она – волшебная лампа Аладдина! Купи её, пожалуйста, я смогу загадывать желания, и они все-все исполнятся!

Лена с такой надеждой и мольбой смотрела на маму, что та не смогла ей отказать.

Это был один из самых счастливых дней в ее жизни…

Взгляд Лены на мгновение задержался на отражении в зеркале.

Пятнадцатилетняя девочка-подросток, чуть выше ста шестидесяти сантиметров, худощавого телосложения. Не до конца сформировавшаяся грудь тесно обтянута блузкой. Светло-русые волосы по случаю окончания девятого класса были распущены. Густая шелковистая волна выгодно подчёркивала овал лица, спадала по плечам, до талии. Выразительные, слегка грустные голубые глаза. Пухлые, с чётким контуром губы. Длинные тонкие пальцы, что когда-то подвигло отца отдать девочку в музыкальную школу, на класс фортепиано. Промучившись пару лет, Лена сбежала из музыкалки.

Девочку нельзя было назвать писаной красавицей, но и страшненькой – не назовешь. Присутствовал в ней тот самый шарм, который заставлял влюбляться одноклассников. Когда девочка улыбалась, на её щечках озорно проявлялись ямочки, придавая лицу милое, не по-детски женственное выражение. Все черты лица были мягкими, придавая её образу романтичное и мечтательное выражение. Тихий, приятный голос завершал нежный образ.

С Леной легко было общаться, она не перебивает собеседника. Сказалось воспитание школы, подкреплённое «правильным», нередко жёстким, воспитанием родителей. Девочка умела слушать и сопереживать.

Взгляд Лены опустился ниже, мельком скользнул по узкой талии и на мгновение задержался на шраме от ожога на левой ноге – болезненное воспоминание из детства. Всем известный метод лечения простуды в домашних условиях, будь он неладен. Лене было семь лет, когда папа сильно простудился, выполняя план пятилетки на стройке. Вот мама и лечила отца народными средствами, отварной картошкой под плотным одеялом. Мать столкнулась с дочкой в коридоре и, не заметив девочки, вывалила содержимое кастрюли ребенку на ногу. Ужас, мурашки по телу от одного воспоминания того дня. Единственная радость: больше месяца Лена лечилась дома, не посещая школу.

Возраст Лены пограничный – плавно переходящий от девочки к девушке, только началось формирование полового влечения, что еще больше привлекало внимание противоположного пола к ее внешности.

«Так, всё, опаздываю, пора бежать, перекушу по дороге», – подумала Лена, схватила потрёпанный чемодан и выбежала из комнаты.

«Ой», – от неожиданности Лена выронила чемодан. В коридоре, покачиваясь, стоял отец.

– Куда собралась, шлёндра?! – Желваки отца ходили ходуном, лицо багровело. – Мать, куда собралась твоя шлёндра, слышь? Яблочко от яблоньки недалеко падает! Сюда иди!

– Пап, пап, да я же к бабушке, помнишь? Каникулы, пап, я в деревню, помнишь? – Со слезами в голосе и надеждой в глазах, Лена шагнула к отцу.

– Отстань от девки, пьянь, к бабке она, к матери едет, совсем мозги пропил, сгоняй лучше в ларёк, купи… эту… беленькой.

– Деньги есть? – сурово спросил отец Лену и полез в карман треников.

– Да, да, папочка, есть, я побежала, побежала, поезд, опаздываю.

Лена подхватила чемодан и пулей вылетела в подъезд. «Чёрт, напугал, пронесло…»

* * *

Лена выскочила на перрон, тяжело дыша. Перевела дух, улыбнулась.

«В этот раз не промахнулась. Мастерство, отточенное до совершенства», – подумала Лена. Счастливая, подбежала к вагону, подала билет проводнице.

– К бабушке собралась, красотка? – подмигнула проводница.

– Да, каникулы, – улыбнулась Лена.

– Ну проходи, проходи, не задерживай пассажиров.

Было душно. Открытые окна не помогали проветрить узкий, длинный вагон, напичканный, как колбаса – шпиком, людьми.

Протиснувшись к своему месту – нижней полке боковушки, Лена плюхнулась на неё и на мгновение с облегчением замерла.

«Интересно, кто на этот раз будет моим соседом?»

Поездка в поезде всегда была увлекательной лотереей. Никогда не предугадаешь, с кем придётся «кочевать». Только в одном можно быть уверенной – в неизменных ароматах снеди, храпе мужиков, визгах детей, которые будут сопровождать на протяжении всей поездки.

Не успела Лена об этом подумать, как рядом остановилась бабулька в белом платочке, с кулечком в руках:

– Милая, где тут семнадцатое место, подскажи.

– Да вот, бабуль, надо мной, – пискнула Лена.

– Ой, милок, да не залезу я тудой, ножки-то болят ужо, может, поменяемся?

– Конечно, бабушка, там и потише будет, – улыбнулась Лена.

Вагон качнулся, скрипнул и лениво тронулся с места.

В противоположном окне Лена увидела плачущую молодую женщину, она прижимала к себе мягкую игрушку – Микки-Мауса и, ускоряя шаг, заглядывая в окно, семенила за поездом.

На коленях у отца сидела девочка лет шести и ревела, глядя на маму, то ли из-за того, что забыла игрушку, то ли из-за того, что расстается с мамой.

Поезд набирал скорость, пассажиры как-то затихли. Создавалось впечатление, что каждый задумался о своем, загрустил. Минут через сорок, когда поезд выехал из города, началась другая жизнь – короткая, бурная жизнь в поезде, со своими правилами и устоями.

Зашуршали пакеты, по вагону стали разноситься ароматы курочки, яиц и свежего огурчика.

В животе у Лены предательски забурлило. Конечно же, тормозок ей никто не собрал, а перекусить по дороге не удалось.

– Внученька, спускайся, спускайся, перекусим, пирожки, яблочки… Давай, не стесняйся, – позвала бабулька с нижней полки.

Лена благодарно улыбнулась и сползла вниз.

Жизнь в вагоне кипела: дети с визгом бегали по вагону, мамашки в ярких байковых халатах орали, звали их обедать. Мужики ржали басом, пили пиво, смачно издавали соответствующие занятию звуки. Кто-то резался в карты, кто-то бренчал на гитаре, подвывая жалобную песню, кто-то, накрывшись одеялом с головой, пытался уснуть, тем самым сократить поездку.

«Какая-то огромная коммунальная квартира», – промелькнуло у Лены в голове.

Проводники, улучив момент, отдыхали в своем купе, дожидаясь следующей посадки пассажиров.

Ближе к ночи жизнь в вагоне постепенно замедлялась, людей разморили жара, суета, усталость. Очередь в туалет, длиною с вагон, постепенно рассасывалась. Все потихоньку укладывались спать.

Вот и Лена, лёжа на верхней полке, в полудрёме смотрела в окно, закрывая глаза под стук колес.

Утром её разбудил пронзительный визг малыша.

Подскочив на полке и ударившись головой о потолок, Лена молниеносно соскочила вниз.

«Проспала, проехала», – мелькнуло в голове. Лена побежала к проводнику, узнать, какая станция.

– Ты что несешься как угорелая, белье сдала? Стакан вернула? Станция твоя скоро, час-полтора! – рыкнула на неё проводница.

Лена с облегчением поплелась на место: «Успею перекусить. Что там осталось после вчерашнего пира с соседкой?»

Взяв яблоко, она уставилась в окно.

А там… Благодать, бесконечные просторы, буйство цветов и красок. Земля обнимается с небом, убегая за горизонт. Поля подсолнуха сменяют поля кукурузы, лесок, река, опять поле – глаз радуется. Зелёный, жёлтый, голубой, ярко-красный, и всё это великолепие накрывают бархатистые облака, величественно, не торопясь, будто приглядывая за порядком на земле, проплывающие по ясному утреннему небу. Сердце трепетно сжимается, на ум приходят строки Тютчева: «Смотри, как роща зеленеет, палящим солнцем облита, а в ней какою негой веет от каждой ветки и листа!»

От красоты увиденного, в предвкушении скорого прибытия, Лена расплылась в улыбке.

Остановка на ее станции длилась всего две минуты, Лена боялась не успеть и заранее вышла в тамбур.

Наконец поезд остановился, Лена выпрыгнула на перрон, огляделась, глубоко вдохнула с детства знакомый, густой воздух. Запах навоза, пыли, луговых цветов наполнил её. Взмахнув шевелюрой, Лена побежала к автобусу, который ходил до деревни всего два раза в день.

* * *

Белый, крашенный известкой домик с голубыми ставнями, покрытый шифером, утопал в кустах сирени и черёмухи. Вдоль забора росли подсолнухи, которые были выше Лены. Развесистые ветви рябины закрывали окна от солнца. Летом в доме была приятная прохлада, а зимой тепло печи хранили толстые стены.

В доме было три комнаты, Лене он казался самым уютным и самым красивым на всём белом свете. В нём царила особая душевная атмосфера. В спальне, над кроватью, висели ковёр с оленями и черно-белая фотография бабушки с дедушкой. Бабушка застилала кровать белым ажурным покрывалом, ставила подушки треугольником, покрывая их накидкой с вышивкой.

Больше всего Лену завораживал чердак. Очень она любила спрятаться там от бабушки и тихонечко перебирать старые вещи – фотографии, деревянные игрушки, когда-то для неё выструганные дедом. При этом представляя себя принцессой, которую обязательно спасёт принц. А пока она тут посидит, подождёт его, помечтает. Наконец, вдоволь надышавшись пылью, слегка одурев от духоты чердачного воздуха, Лена, довольная собой, спускалась под очередное бабушкино: «Ну, засранка, ток попадись мне на глаза, вмиг крапивой отлуплю», – притворно грозно кричала бабушка в поисках запропастившейся внучки.

На покосившемся крылечке из трёх жутко скрипучих ступенек Лена любила сидеть с подружкой и болтать обо всём, что могло взбрести девчонкам в голову. О мальчишках, школе, планах и мечтах…

Дом бабушки находился недалеко от реки – её было видно из окна. Ранним утром, когда бабушка шла доить корову, Лена выходила на крыльцо, лениво потягивалась, зевала, потом убегала по тропинке к реке. Хохоча, умывалась прохладной утренней водой и, слегка озябнув, прытко бежала обратно в дом, к горячим пирожкам и крынке парного молока.

Эти воспоминания всегда доставляли ей лёгкую грусть, когда в Ленинграде, придя из школы домой, Лена сидела в своей комнате, закрывая уши от ругани родителей.

Вот и сейчас, когда она подошла к дому и ступила на порог, голову вскружил запах свежеиспечённых пирожков.

– Ба, ба-а-а, ты дома? – крикнула Лена, заходя в дом.

– Ой, Ляся! – взмахнула руками бабушка и, улыбаясь, пошла навстречу внучке. – А мы с дедом тебя завтра ждали.

Странное ощущение… Бабушка всегда была любознательна, много читала и даже помогала Лене с внеклассными заданиями. Но с каждым годом память всё больше и больше подводила её.

Ну кому интересен этот «Ревизор», а бабуля, пересказывая всё своим языком, подсказывала, в чем глубокий смысл произведения, заложенный автором. Сразу понятно, и читается потом легко, и запоминается, и сочинение пишется на одном дыхании.

Вообще, с бабушкой интересно было разговаривать, вроде деревенский житель, а как начнёт байки свои рассказывать, заслушаешься. Росточка бабуля была небольшого, «полтора метра в прыжке» – как говорил дед. Да и ходила уже с трудом, с тростью, сутулясь. Седые волосы она прятала под косынкой.

Бабушка была настоящей русской женщиной, той, что и в горящую избу, и коня на скаку. Рано начала помогать по дому маме, научилась шить, вязать, готовить. Рано научилась косить траву, пропалывать грядки, доить корову, пасти скот.

Сейчас, конечно, уже тяжело держать скотный двор, остались лишь одна корова – кормилица, пара кур да петух, который звонким кукареканьем будил по утрам всю округу.

Дед – крестьянин под стать бабушке, работяга, всю жизнь отпахал в колхозе, сначала на лошади, потом на тракторе. Бабушку слегка побаивался, но попивать тайком самогоночку не прекращал. Добрым был дед, любил Лясю, баловал. На речку с собой порыбачить таскал, коров пасти водил, за грибами да ягодами – это Лена всё с дедом.

Лясей её все звали в деревне, как привязалось с детства, так и тянулось. Лене нравилось, ласково получалось, по-домашнему.

– А что мать с отцом, как они? Когда приедут? – спросила бабушка, расцеловав внучку.

– Да работают они, но, говорили, приедут, – не моргнув, соврала Лена.

– Да слышала я, слышала сказку… Четвертый год, как едут, – грустно ухмыльнулась бабушка. – Умойся с дороги, проголодалась поди, садись за стол, кормить буду.

Бабушка улыбнулась и пошла во двор за свежей зеленью.

– Во, Лясь, глянь, дед идет.

На бугре показался дед. Он шел с речки и был в своём повседневном наряде: в красных с белыми лампасами трениках, серой майке-алкоголичке и синем потрёпанном пиджаке. Он направлялся к дому, машинально поправляя то и дело спадавшую на глаза кепку. В рукаве спрятана бутылка самогона – прижатая к телу рука не гнулась и не шевелилась, от этого его полутвердая походка напоминала сломанного робота.

– Ах ты, паразит окаянный! – вскрикнула бабушка и, схватив трость, пошла ему навстречу, угрожающе размахивая ею. «Как Чапаев», – рассмеялась Лена.

Первый день в деревне пролетел незаметно, за ароматным чаем из луговых трав и разговорами с бабушкой о том о сём. Комары кружили стаей, ночные бабочки врезались в лампочку на крыльце, вдали, у реки, трещали кузнечики, квакали лягушки.

«Вот он, мой настоящий дом. Именно здесь душа моя раскрывается и поёт. Именно здесь я чувствую себя любимым ребенком», – думала Лена, утопая в мягкой, душистой перине.

* * *

Назойливая муха разбудила Лену. Зевая и сладко потягиваясь, она лениво сползла с кровати. Проходя мимо стола, взяла кувшин с еще теплым парным молоком и лепешку, заботливо оставленные бабушкой, вышла на крыльцо. Жизнь в деревне уже кипела.

Убегающая от петуха курица, возмущенно кудахтая, подняла пыль столбом, соседский теленок жалобно мычал – звал корову, собаки рычали и дрались в придорожной грязи – из-за кости, с речки доносился визг детворы.

Оглядевшись и окончательно проснувшись от этого гама, Лена остановила взгляд на соседском пареньке, который склонился над старым «Запорожцем». С виду – не больше двадцати пяти лет, высокий, смуглый, в засаленных штанах и с голым торсом. Солнце уже хорошенько припекало, широкие плечи парня блестели от пота. Лену бросило в жар от этой картины, хотя она даже не успела его толком рассмотреть. С растрепанными волосами, в ночнушке, босая, с кувшином молока в руках и лепешкой в зубах – Лена замерла.

Неизвестно, сколько бы она так простояла, но тут парень поднял взгляд от машины, широко улыбнулся и озорно подмигнул Лене.

– Здрась-те-е… – пошевелила Лена побледневшими губами в ответ и ретировалась в дом.

Вздрогнув от стука в окно, Лена, подавив волнение, выглянула на улицу.

– Ляся! – звонко крикнула Яна. – Наконец-то ты приехала!

– Яна! – обрадовалась Лена. – Привет!

Яна – подруга Лены, она жила в деревне, и каждое лето, когда Лена приезжала, это было целое приключение для деревенской девочки. Подруги обнялись.

Невысокая, полноватая блондинка с выжженными гидроперитом волосами. Конопатый носик был вздернут вверх, что придавало ее внешности детскую мультяшность. Озорные глазки, близко посаженные к носу, стреляли из-под выгоревших бровей. Пышная грудь, всегда туго обтянутая лифом короткого платьица, часто вздымалась, покачивая серебряный крестик на шнурке. Загорелые крепкие ноги – в ярко-розовых «мыльницах».

– Ты что, одной картошкой питаешься? – по-доброму, со смехом спросила Лена.

– Да, – засмеялась подруга, – и молочком парным запиваю! Раздобрела, что мамкины вещи донашиваю, – хохотнула Яна.

Она всегда относилась к себе с иронией. Нелепый мат, пошлые шуточки, которые она, как губка, впитывала от общения с деревенскими ребятами, дополняли ее образ, над которым она сама же и смеялась. «Шутки-самосмейки» – так называла их Лена.

– Ну, Ляся, чаво замерла? Собирайся! Паспорт не каждый день дают, айда шестнадцатилетие моё праздновать!

– Да подожди, Ян, я только проснулась! – засмеялась Лена.

– Долго спишь, подруга, всех женихов проспишь! Шучу, шучу, вечерком забегу, шоб готова была! – приказала подруга и унеслась в сторону реки.

* * *

– Лясь, давай здесь упадем, у реки, закат посмотрим, и не запалит никто, – предложила Яна.

– Давай, мне тут нравится, – спокойно откликнулась Лена и побежала помочить ноги.

Русская глубинка поистине уникальна. Она, при всей своей простоте, пробуждает в человеке глубокие чувства, заставляет ценить и любить окружающее великолепие. Русскую природу можно сравнить с внутренним миром человека, его душой. Невозможно описать словами то, что видишь в русской деревне, – на берегу реки, в лесу или поле.

Лена бежала к реке и, задыхаясь от эмоций, впитывала окружающее её великолепие красок, запахов, звуков.

Яна разложила покрывало и выложила из корзины нехитрый провиант: лук, яйца, огурцы с грядки, картошку в мундире, кусок сала, ржаной хлеб. Завершали «натюрморт» бутыль самогона и два граненых стакана.

– Поляна накрыта, добро пожаловать на закрытую вечеринку в честь меня! Лясь, беги сюда, позже карасей голыми попками пугать будем! – расхохоталась Яна и плюхнулась на край покрывала – импровизированного стола.

– Ого, бога-а-ато… – протянула Лена, – Что, и пить будем? Я еще не пробовала никогда, на отца с матерью насмотрелась, не тянет… а тут еще и самогон, не крутовато ли для первого раза? – засомневалась и немного смутилась Лена.

– Конечно будем! Я уже давно попробовала, – весело ответила Яна. – Тем более – повод!

– А почему бы и нет, – отозвалась Лена. – Бабушка рано ложится, не заметит, да и выветрится до ночи всё.

Лена присела на корточки с другой стороны покрывала, взяла на четверть наполненный стакан, вспомнила, как это делает отец, глубоко выдохнула и опрокинула содержимое в рот.

Молниеносно почувствовав обжигающую горечь, Лена зажмурилась, прикрыла рот, будто боялась, что изо рта вылетит пламя.

– Первая стопка всегда такая, – сказала Яна, пихая подруге под нос хлеб. – На, закуси. Или волосами занюхай. Ну, между первой и второй промежуток небольшой, – наливая в стакан вторую порцию самогона, весело сказала Яна.

– Подожди, подруга, дай отдышаться, – взмолилась Лена. – Расскажи лучше, а что за парень у бабы Зины живет? Я его раньше никогда не видела, думала, у неё вообще родственников нет.

– Это её внук, месяц назад приехал, ухаживает за ней. Молчаливый какой-то, ни с кем из здешних ребят не общается, сидит цельный день со своим «Запорожцем», починяет что-то, весь в мазуте, странный… Я раз позвала его на речку купаться, ну ты ж знаешь, мои буфера еще никого в деревне равнодушным не оставляли. Так этот даже не взглянул в мою сторону, буркнул чёт и полез в свой, как его… карбюратор. Дурачок или не умеет ничего, – звонко рассмеялась Яна. – На, держи, – сунула стакан Яна, – наболтаемся еще.

Через некоторое время Лена почувствовала приятную легкость в теле, на душе – спокойствие, щебетание Яны и неимоверной красоты закат дополняли картину благодати.

– Лясь, парень-то у тебя есть?

– Какие парни, Ян, учеба целыми днями, да и взглянуть не на кого, придурки одни.

– А я познакомилась с одним, у нас всё серьёзно, – доставая пачку «беломора», сказала Яна.

– Ты что, курить начала?

– Конечно, у нас все курят, это модно.

– Тогда и мне давай, я тоже хочу быть модной. – Лена потянулась за папиросой.

– Вроде городская, а ничего не пробовала, на, держи. Когда будешь затягиваться, говори: «Ма-а-ма-а-а», – посоветовала Яна.

На своё удивление, у Лены получилось с первого раза.

– Дурное дело – не хитрое, – хохотнула Яна.

– Мы с тобой как взрослые, пьем, курим, – заплетающимся языком проговорила Лена, её рот наполнял едкий вкус папирос, смешанный с горечью самогона и зелёного лука.

Лена морщилась от этого «букета», но с завидным упорством продолжала поддерживать компанию. Время от времени к горлу подкатывала жгучая волна, Лена икала, прикрывая рот, хмурилась, запивала водой.

Весь вечер девочки болтали по душам, делились тем, что произошло с ними за год. В ход пошли песни, они завывали так, что было слышно в соседних деревнях. Досидев до сумерек и выпив все, что у них было, Яна засобиралась – ее парень ждет.

Но, как оказалось, встать было не так просто, ноги – ватные. От этого Лене стало очень смешно, она, хохоча, каталась по траве. Наконец при помощи подруги ей удалось подняться, они обнялись и, шатаясь, нетвердой походкой направились в сторону дома.

Всё двоилось и расплывалось в глазах Лены, дорога так и норовила ускользнуть из-под ног, колени предательски подкашивались. Дойдя до перекрестка, подруги распрощались.

– Лясь, дойдешь сама?

– До дома рукой подать, – отмахнулась Лена.

Ей было так весело и беззаботно, что оставшуюся дорогу она развлекала себя песнями собственного исполнения. Деревня спала, Лену не смущал тот факт, что в окнах нет света: «Парней так много хо-ло-осты-ых, а я люблю-у же-на-атого…» – вопила она что есть мочи под приглушенный лай собак.

Подойдя к дому, Лена «убавила громкость». Увидев соседского парня, замедлила шаг. Он сидел на лавочке в свете фонаря и курил папиросу, выпуская клубы дыма высоко в небо. Недолго думая, тем более что самогон придавал Лене необычайную храбрость, она плюхнулась рядом с ним на лавочку.

– Привет, меня Ляся зовут, – не задумываясь, представилась Лена своим «деревенским» именем.

– Антон, приятно, – безэмоционально представился парень, не посмотрев в её сторону.

Лена запрокинула голову – любуясь на звезды, пыталась сконцентрироваться хоть на одной.

Через мгновение она повалилась на парня и отключилась.

В чувство её привел обжигающий поток ледяной воды.

– Рано тебе еще пить, – придерживая Лену за плечо, сказал Антон.

– Мне уже семнадцать, – икнула Лена.

И, мгновенно вскочив на ноги, испытывая неимоверный стыд, гордой походкой, не попрощавшись, направилась к дому.

* * *

«Господи… как же плохо-о!»

Голова Лены, будто налитая чугуном, отказывалась думать, видеть, функционировать. Утреннее пробуждение показалось адом.

Медленно открыв глаза, Лена попыталась вспомнить, чем закончился вечер.

«Как же стыдно, – нырнув под одеяло, подумала Лена, – я даже выходить не хочу. Как его зовут? Андрей… Алексей… Антон, точно – Антон!»

Кое-как поднявшись с кровати, с растрепанной прической, в мятом сарафане, Лена, шатаясь из стороны в сторону, посеменила к ведру с водой.

Ведро с колодезной водой стояло в углу кухни на табурете. Опустив лицо в прохладную воду, одной рукой придерживая волосы на затылке, готовясь вытащить себя из ведра, Лена с жадностью начала пить.

– У-у-ух, как же плохо! – в пустоту выкрикнула Лена.

Немного придя в себя, она огляделась в поисках еды. Тошнота волнами подкатывала, но Лена не понаслышке знала про утренний «ритуал алкоголика».

«Надо что-то закинуть в топку, шоб не сдохнуть», – любил приговаривать отец, выпивая сырое яйцо и закусывая горбушкой хлеба.

«Бабушка, спасибо!» – мысленно поблагодарила Лена, увидев с любовью оставленный завтрак на столе. Молоко, яйца, свежеиспеченный каравай. Через силу, борясь с тошнотой, Лена откусила ломоть хлеба. Медленно прожевывая, будто проверяя на прочность свои зубы, она испуганно замерла от стука в дверь.

«Ну кого там еще нелегкая… Не Янка точно, она в окно обычно барабанит».

Антон еле успел отскочить от двери, когда та с размаха, жалобно скрипнув, раскрылась перед его носом.

«Н-да-а, ну и видок».

На пороге стояла Лена. Растрепанный хомяк с набитым ртом, налитые болью красные глаза и «благоухание» – соответствующее виду девушки. Она слегка отшатнулась на пороге – от яркого солнца и непрошеного гостя.

– Антон? – смущенно опуская глаза, пролепетала Лена.

– Удивительно, ты помнишь, как меня зовут? – ухмыльнулся он.

– Давай, соседка, бери купальник, полотенце, отвезу тебя на дальний берег, для реабилитации! – в приказном тоне сказал он и ушел.

Лена, слегка недоумевая, поплелась в дом за вещами.

Они молча ехали до реки, Лене было стыдно, она с ужасом пыталась вспомнить, что могла наговорить ему. Поэтому, как только «Запорожец» со скрипом затормозил, она пулей, снимая на ходу сарафан, ринулась в воду.

Антон, улыбнувшись и закурив папиросу, молча наблюдал за происходящим.

– Ты чего не заходишь? – с середины реки выкрикнула Лена.

– Я плавать не умею, – сухо ответил Антон.

– Что? Ничего не слышу, – выкрикнула Лена.

– Я плавать не умею! – в этот раз громко, как на построении в армии, ответил Антон.

– Быть такого не может, шутишь? Все умеют, – засмеялась Лена.

– Да, да, – бурча себе под нос, отмахнулся Антон.

Выйдя из реки, Лена глубоко вздохнула, почувствовав облегчение – улыбнулась.

– Будто вновь родилась!

– Держи. – Антон бросил Лене полотенце.

– Какой галантный, спасибо, – кокетливо проговорила Лена.

Она быстро обтерлась полотенцем, кинула его на траву и присела. Антон, не спросив, присел рядом, плотно прижимаясь к плечу Лены. Отчего ей стало как-то не по себе.

– Я могу научить тебя плавать, – скрывая смущение, проговорила Лена, – это не сложно.

– Если хочешь, приходи на речку, на наш берег, я там каждый день купаюсь после обеда.

Антон улыбнулся и внимательно посмотрел на Лену.

Только сейчас ей удалось его рассмотреть. Смуглый брюнет, скуластое лицо, зеленые глаза, широкие брови, пухлые губы – в ироничной ухмылке. Обгоревший на солнце нос дополнял портрет.

«Симпотный сосед, – подумала Лена, – подружимся».

– А ты что вчера так накидалась? – спросил Антон.

– Надо было, вот и накидалась! – покраснев, фыркнула Лена.

– Ля-я-яся, – протяжно произнес Антон. – Имя у тебя такое необычное, а как полностью будет?

Лена засуетилась:

– Поехали домой, мне еще бабушке помочь надо.

– А давай завтра вечером сюда приедем? Жара такая стоит, вода как парное молоко будет, – предложил Антон.

– Мм… – закатив глаза, тщательно изображая занятость, задумалась Лена. – Да, давай. – Она пожала плечами и вскочила с полотенца.

– Ну тогда завтра, часиков в девять, я за тобой зайду, будь готова, – деловито произнес Антон и медленно поднялся с полотенца. – Будешь учить меня плавать, раз обещала.

Лена, еле сдерживая улыбку, схватила полотенце и побежала к машине.

Зайдя домой, она, как сумасшедшая, начала носиться по дому, вальсируя с табуретом в руках. Волна радости и счастья – какие-то смешанные, ранее не испытываемые чувства накрыли ее с головой.

* * *

Утром, едва открыв глаза, Лена нетерпеливо спрыгнула с кровати, умылась и, наскоро позавтракав, побежала к Яне. Ее распирали эмоции, ей надо было срочно с кем-то поделиться.

Пробегая мимо огорода – помахала бабушке:

– Ба, ба-а-а, доброе утро, я к Яне, скоро вернусь, оставь мне пару грядок, я все прополю, – весело прокричала Лена и вприпрыжку, влетев в стаю уток, чертыхаясь, скрылась за домом.