Текст книги "Социокультурное пространство современного российского города (на материале анализа города Красноярска)"

Именно социологи впервые поставили вопрос о том, в каком на самом деле пространстве существует городской социум – только ли физическая географическая протяженность имеет здесь место либо существует качественно иное пространство, обладающее своей специфической мерностью.

В социологии содержится обширный материал для изучения города, его образа и роли в жизни общества. Применительно к проблемному полю данного исследования наиболее важными выступают теоретические положения ученых-классиков М. Вебера, Г. Зиммеля, к которым сегодня активно обращаются отечественные ученые.

Так, известный родоначальник социологии М. Вебер выделил в определении города ряд позиций, которые стали весьма принципиальными для современной урбанистики. Для него город есть поселение, занимающее по протяженности большие масштабы, в котором «взаимное личное знакомство друг с другом, характерное для соседских отношений в сельском поселении, отсутствует» [34, с. 7]. То есть М. Вебер обратился к онтологическому пониманию города как социального пространства, обладающего определенным набором качеств и свойств. Он отметил, что городская среда отлична от сельской зоны, она более замкнута и более враждебна к своим представителям. Этот подход не был широко освещен, но он дал своеобразный толчок, побудив к дальнейшему изучению природы города.

Самостоятельность города, по Веберу, связана с политикой. В результате чего природа города предстает в виде «сообщества» со специальными институтами политического и административного характеров. Так, город включается в длительный исторический процесс, в котором социум создает различные институты, помогающие ему обрести как политическую, так и экономическую власть. Его итогом является бюрократическая администрация. Поэтому можно сказать, что город превращается в символ общих исторических процессов территориального преобладания и государственного строительства, а также является основным реально существующим местом, в котором эти процессы протекают.

Г. Зиммель в работе «Большие города и духовная жизнь» [97] отмечает, что город способен оказывать определенного рода психологические воздействия на человека. В отличие от сел и деревень, считает ученый, жизнь в городе более интенсивна и наполнена темпом. Город буквально бомбардирует жителя всевозможными знаками и звуками, сказываясь на его душевном состоянии. Индивид становится более восприимчивым, но в то же время его чуткость притупляется. Таким образом, горожане в интеллектуальном плане более развиты по сравнению с селянами, однако эмоционально более скудны. При этом мыслитель придерживается позиции, что изменить суть городского пространства человек не в состоянии, его участь заключается в пассивном наблюдении за историческим развитием города, обусловленным преимущественно внешними факторами.

Высшей точкой развития городской социологии принято считать работы социологов Чикагской школы: Р. Парка [177], Э. Берджесса [21], Л. Вирта [41], провозгласивших важность прикладных исследований.

Так, Р. Парк в основе концепции города отметил идеи теории эволюции Ч. Дарвина. В развитии города он просматривал экологическую взаимосвязь, наблюдаемую в обществе. Парк описал разницу, существовавшую в факторах, которые оказывают важное влияние на «социальную экологию» города: биотических и культурных.

Биотические факторы обусловлены базисными потребностями человека (например, в пище, в воде, в сохранении тепла и т. д.), поэтому они определяют численность людей, проживающих в конкретном месте (ареале расселения). Отношения в обществе выстраиваются по подобию отношений в животном мире: происходят столкновения за право обладания ресурсами, некая борьба за выживание. Поэтому в городах наличествуют разные социальные группы, занимающие определенные районы, или «естественные ареалы».

Культурные факторы Р. Парк считает вышестоящими. Они выстраиваются над биотическим уровнем и проявляются в форме принятых обществом обычаев, норм, законов. Все это создает неповторимые черты городского сообщества, которые необходимо изучать для познания социальных законов. Исследователь отмечает, что «город усиливает, простирает и выставляет напоказ человеческую природу во всех ее разнообразных проявлениях. Именно это и привлекает, или даже притягивает, в город. И именно это делает его наилучшим из всех мест для раскрытия потаенных человеческих сил и для изучения человеческой природы и общества» [177].

Исследователи Чикагской школы фиксировали социально-пространственные структуры города, применяя так называемые социальные карты. Устойчивых показателей для карт не было. Э. Берджесс в построении карт отталкивался от мысли, что в Чикаго социальные сообщества характеризуются показателями расовой напряженности, преступности в районе, а также наличием разного рода досуговых заведений (кинотеатров, ресторанов и т. д.). В работе ученый чаще использовал качественные методы исследования, такие как интервью, анализ документов, биографий, лишь иногда обращаясь к статистике.

Понимание города Р. Парком и Э. Берджессом нашло свое отражение в многочисленных публикациях их учеников: Р. Д. Маккензи [151], Н. Андерсона, Э. Морера, Р. Кейвена, Ф. Трэшера, Ф. Фрейзера, Г. Мак-Кея, Дж. Ландеско [137] и др., продолживших воспринимать город как «социальную лабораторию».

Представители Чикагской школы урбанистики верили в объективность своих исследований, перенося знания, полученные в результате исследования Чикаго, на все другие города. Видя в городе не уникальный, а скорее типичный индустриальный город западной цивилизации, развивающийся и линейно прогрессирующий, главное внимание чикагцы уделяли центру города, указывая, что остальные районы всегда будут тяготеть к нему, а жизнь социума – разворачиваться вокруг него.

Современные городские социологи проявляют тяготение к синтетическим подходам в рассмотрении многочисленных феноменов, касающихся взаимодействия общества и городского пространства: от процессов сегрегации пространства и их влияния на поведение горожан до исследования моральной паники, которую люди испытывают в городской среде [286].

Западные социально-экономические исследования города получили свое развитие благодаря проявлению общественных практических потребностей [169]. Экономическая составляющая городских исследований была логичным продолжением социологической проблематики. Именно представители Чикагской школы заложили основы эмпирических исследований города и существующих в нем проблем и выявили закономерность, что в большинстве случаев проблемы города связаны с социально-экономическими факторами, нежели его территориальными особенностями.

Начиная с 1960-х гг. городские исследования стали осуществляться в русле «антагонистических» программ. Первую программу реализовывали последователи М. Вебера, вторую – К. Маркса и его работ [154, 155]. Ориентация на учение Маркса прослеживается в трудах Лефевра. Он отмечает, что веберовская школа социологии не способна ответить на вопрос: как и с помощью чего создается и распределяется пространство в условиях западного рынка как дефицитный товар?

В целом марксистская традиция направлена на анализ значения и статуса городов в формировании капиталистических отношений. Город считается эпицентром социально-классовых противоречий, преодолеть которые можно путем пересмотрения планового развития города, осуществляемого его коллективным собственником. Отсюда возникает вера в то, что плановое переустройство городской территории приведет к изменению образа жизни населения.

Ярчайшим представителем экономических исследований является М. Кастельс [282–284], проанализировавший роль городской системы в способе производства. Выступая изначально за коллективизацию потребления в городском пространстве, ученый постепенно переходит к концепции информационного общества. В качестве основы городской экономики он видит возрастание информационной стоимости.

В западных экономических исследованиях большое место принадлежит изучению проблемы городского образа жизни, его качества и уровня. В 60–70-х гг. XX в. приверженцы линии Маркса взяли курс на разработку методов прогнозного моделирования, которое предполагало формирование моделей возможных состояний города. Представители Массачусетского технологического института А. Слоун и Дж. Форрестер [251] разработали компьютерную методологию прогнозирования и стратегического планирования развития города, которая была признана в мире.

Для современной урбанистики характерны разработки концепций «города-предпринимателя» [177], «города – машины роста» [319, с. 345], которые призваны повышать экономическую стоимость городских пространств. К городу начинают применяться модифицированные теории менеджмента и маркетинга [315], которые сегодня реализованы в ряде конкретных западноевропейских городов (Лионе, Мюнхене, Кливленде и др.) [44].

Как самостоятельное направление исследований городская антропология появилась в Европе и США в середине XX в. Она предложила два подхода к изучению города. Первый подход был ориентирован на изучение археологии города и его древней истории. Второй подход был направлен на сопоставление исторических феноменов города с современными изменениями в нем. Представитель второго подхода Р. Редфилд, например, рассматривал роль города, не только опираясь на своеобразие территории и общества, но и обращая внимание на его особый статус, существующий в культуре.

Данные подходы относятся к классическому этапу антропологии, в котором в качестве основы для методологии исследований выступал функционализм. Из методов применялся метод включенного наблюдения. Основное внимание классических подходов привлекало изучение окраин, трущоб, этнических анклавов. Большой вклад классическая городская антропология внесла, изменив представление об изучаемом объекте. Если раньше все, что происходило на окраинах и зонах, объяснялось хаосом и несовершенством, отдаленностью от центра цивилизации, то теперь жизнь маргинальных сообществ рассматривалась с позиций культурного отличия. Занимаясь во многом районами мигрантов и беженцев, антропологи настаивали на «культурной релятивации».

Антропологические исследования города характеризуются тем, что для анализа берутся небольшие сообщества, группы людей, и через жизнь этих сообществ, их ценности, распорядок жизни описываются городские районы и кварталы. По мнению антропологов, только понимание фрагментов городской среды способно дать представление о городском пространстве в целом.

В 1980-х гг. городская антропология стала более интегрированной в дискурс других социальных наук. Она во многом слилась с географией, экологией, социологией. Наряду с теоретическими интересами и концептуализацией городского пространства возникла потребность практического решения городских проблем с жильем, транспортом, использованием пространства, обращением с отходами и управлением инфраструктурой [321].

Примером изучения пространства города в антропологии выступают труды К. Линча [143], М. де Серто [67], М. Оже [278], призывающие горожан к активным практикам (смотреть, гулять, называть, планировать, создавать городское пространство).

Город, по мнению представителей данной научной сферы, является прежде всего пространственным сосредоточением власти, в котором наиболее полно осуществляется воспроизводство и распределение качественных характеристик территории.

Наиболее широко представленным в исследованиях видится социально-экономический аспект городской политики. Он сосредоточен на выявлении и решении ряда городских проблем: от преодоления дисбаланса, существующего между доходами местных бюджетов и расходами органов муниципалитета, до обеспечения благоприятной атмосферы в районах города.

В рамках политологических исследований интересны работы М. де Франц [288], Я. Р. Кука [285]. Ученые-политологи рассматривают пространство города в большей степени как чисто психическое явление, а задачи городской политики видят в формировании позитивных представлений горожан о территории своего проживания. Для этого, по мнению исследователей, политика должна обращаться к историографии города и его искусству. Так, история городских легенд способна оказать влияние на формирование исторической памяти, образа города, мифологических представлений горожан. Чтобы грамотно выстраивать политику города, очень важно заниматься исследованием параллелей между реальным городским пространством и представлениями о нем.

Исследователи, представляющие искусствоведение (М. Х. Богарт, Ч. Брок, Р. Зурьер и т. д. [342]), изучают пространство города через образы, созданные представителями художественного сообщества и зафиксированные в произведениях искусства. Авторы-искусствоведы скорее пытаются выявить виденье художников, а не содержание образа пространства конкретного города. Данные работы позволяют осмыслить технические и художественные особенности пространства города. В них отмечено, что архитектура и стрит-арт создают потенциал для формирования брендинга города и значительно влияют на экономику и политику городского пространства, повышая его стоимость.

Основной интерес географов по отношению к городу проявлялся в изучении особенностей окружающей его территории и климатических условий, способствующих его возникновению в конкретном месте.

В истории географического исследования городской территории можно выделить два этапа. Первый этап доминировал в исследованиях до середины XX в. и был связан с формальным описанием территории и выявлением внешних факторов ее развития. Со второй половины XX столетия городская география (ее подходы к городу, методы исследования и т. д.) стала меняться. Исследовательский инструментарий пополнили количественные (математические) методы и принципы моделирования, а приоритетные направления были определены в новых задачах, которые существенно изменили представление о географии. Первая ее задача заключалась в поиске законов, по которым пространства земли приобретали те или иные очертания, вторая задача – в базовой перестройке общих оснований науки. Новым фундаментом должны были выступать проверенные опытным путем данные. Эта тенденция обновления городской географии была связана с трудами именитых географов: Ф. К. Шефера, У. Тоблера [352], У. Гаррисона, У. Бунге [293] и т. д. Но несмотря на их деятельность, более влиятельной оказалась радикальная география, которая появилась в 1970–1980-х гг. вследствие обращения исследователей к теории марксизма. Ее основные представители Д. Харви и Э. Соджа стали изучать человекоразмерную географию. Их подходы в изучении городской среды отличались синтетичностью, ориентацией на постмодернистские и постструктуралистские теории философии. Благодаря ученым появились новые отрасли – «культурная география» и «феминистская география».

Сегодня географов интересуют эволюция, морфология, пространственная структура и классификация городских районов. География имеет множество точек пересечения с культурной антропологией и городской социологией, о чем свидетельствуют новейшие публикации авторитетного журнала «Urban Geography» [324] и британского издания «Transactions of the Institute of British Geographers» [351].

История развития вышеобозначенных научных направлений в изучении города демонстрирует схожие черты: начальный интерес к конкретным темам (городская территория, городское общество, человек и культура в городе) сменился многообразием изучаемых феноменов и явлений города. Во всех подходах проявлены тяготение к синтетичности, расширению методологических возможностей, опора на философские идеи и т. д.

Все это свидетельствует о том, что городские исследования относятся к типу интегративного знания, сформировавшегося на пересечении различных социогуманитарных дисциплин. Данный факт выступает несомненным преимуществом для изучения пространства города, так как позволяет обращаться к методам и подходам различных дисциплин в решении исследовательских задач.

Обращая внимание на то, что в настоящее время город воспринимается не только как физическая мерность или тип социальной организации, но и как метафорическая сущность, связанная в единое целое с помощью символов и структур, наиболее эффективным его рассмотрение представляется с точки зрения социально-философского подхода. Город – это дискурс, который необходимо рассмотреть с разных точек зрения, осмыслить, понять; и у философии для этого есть все средства. Более того, социальная философия сегодня активно настроена на решение прикладных задач, что еще раз доказывает правомочность обращения именно к данному подходу.

Сторонница философского подхода в рассмотрении города Ш. М. Мэгхер указывает на то, что «общественные науки внесли большой вклад в анализ городских проблем, но только философия может и должна взять на себя главенствующую роль в истинном понимании процессов, протекающих в городе. Анализ тенденции городского развития, городская культура, наука, политика, социальные действия… нуждаются в философской рефлексии. Философия родилась в городе, и ей ли не знать, что он из себя представляет» [326].

Социально-философский подход, направленный главным образом на осмысление городского пространства, апеллирует разнообразными концепциями и методами, помогая найти наиболее верный курс.

Проблема изучения пространства конкретного города может быть решена в рамках актуальных социально-философских теорий постмодернизма. Данное утверждение может быть обосновано через сравнение двух парадигм: модернизма и постмодернизма.

Представленное в статье Ю. Хабермаса [252] понятие «модерн» трактуется как «сознание эпохи», осмысливающее и признающее себя соответствующим обновляющемуся «духу времени». Это значит, что модернизм был изначально наполнен темпоральной логикой, в нем прослеживалась идея прогресса, движения к определенной точке саморазвития. Постмодернизм же поставил данные принципы под сомнение. Фундаментом, на котором возникло данное течение мысли, выступали пространственные воззрения. «…Сегодня, пожалуй, скорее пространство, чем время, оказывается тем, в чем таятся для нас причины происходящего, а “сотворенная география’’ дает нам основную часть свидетельств насчет и мира повседневности, и мира теорий. Таков обет географий эпохи постмодерна» [347].

Поглотив модерн, постмодерн проявился в умонастроении, в стиле жизни, в системах идей, в пространственной композиции современного города. Даже язык философии подвергся пространственным изменениям: возникло новое географическое восприятие мира и осмысление его, появилась архитектурность мысли. Пространственное охватило человеческую жизнь и культуру: «…В нашей повседневной жизни, нашем психологическом опыте, наших культурных языках сегодня доминируют скорее категории пространства, чем времени, как это было в предшествующий период модернизма» [303].

Современный город – это постмодернистское пространство. В его архитектурной застройке прослеживаются как регулярная градостроительная сетка плана, так и наполняющая его фрагменты спонтанная архитектура. Современный город создает впечатление одновременного контраста и органичности.

У исследователей городского пространства есть разное понимание значений постмодернизма. Например, Ф. Кук, обращаясь к сравнению модерна и постмодерна в городе, обнаруживает критическую позицию [134]. По мнению ученого, модерн обладал собственной «пространственной парадигмой». В данную эпоху было сформировано особое социоэкономическое пространство города, проявляющее в себе знаки рыночных императивов. Целые кварталы, отдельные здания отразили в своем облике стремление выравнивания социальных страт, возвышение квалифицированного рабочего класса. Городское пространство модернизма характеризовалось, во-первых, достаточно равномерным прохождением модернизационных перемен на разных территориях города: в его центре, на окраинах; во-вторых, курсом уравнивания доходов различных классов и регионов; в-третьих, развитием экономики, ориентированной на «коллективное потребление».

Постмодернизм в городе проявил себя прежде всего в качестве идеологии и в виде суммы практик пространственных преобразований. Его импульсом выступили процессы возвышения частной собственности в вопросах культурного и социального обеспечения города над общественным решением. Особенностями социопространственной формы постмодернизма выступили:

• неравномерность постмодернистских перемен в разных частях городского пространства;

• очевидное расслоение классов и регионов по уровню доходов;

• курс экономики разнообразия, ориентированной на индивидуального потребителя;

• ненадежность и ограничения рынка труда (неполная занятость, неофициальный заработок и т. д.).

В качестве модели для описания постмодернизма Кук предложил обратиться к форме песочных часов, в которой можно усмотреть расширяющийся класс служащих, столь же широкий класс безработных или низкооплачиваемых трудящихся и очень узкий рабочий класс между ними.

В представлении ученого модернизм и постмодернизм являются крайними противоположностями. Первый можно рассматривать как выражение культурного сознания и саморазвития личности в архитектурной застройке городского пространства, второй – как деформированную разновидность модернизма – сверхпотребительскую форму культуры, которая выражается в создании изолированных от города пространственных структур, четком разграничении комфортабельного элитного жилья и старых, разрушающихся зданий. Ф. Кук заключает, что постмодернизм в пространстве города – это сам город, претерпевающий процессы деградации. Данное воззрение характерно для многих мыслителей-урбанистов.

Однако новые социально-философские концепции в исследовании города демонстрируют неизбежный переход от модернизма к постмодернизму. Если в модернизме приоритетными были теории, направленные на изучение причинно-следственных связей в городе, его структуры (циклической, стадиальной) и ориентация на усовершенствование города (классические социологи города Г. Зиммель, М. Вебер, Р. Парк, Э. Берджесс), то в постмодернизме универсальность концепций и их идеологический настрой отрицаются, выявляется необходимость синтетичных подходов, рассматривающих разнообразные формы исследования как достойные внимания.

Рассмотрение последних публикаций, посвященных городам и городским пространствам, выявило тот факт, что во всех современных исследованиях (кроме, наверное, теории интегрального города [35]) ученые опираются на теоретические труды сорокалетней давности. Начиная с 1970-х гг. в Америке и Европе появились концепции, которые оказались самыми востребованными и, более того, эффективными в изучении городских пространств: теории глобальных городов, концепции городов-бунтарей, теории городской плоти, подходы производства пространства. Данные названия групп условны и связаны с авторскими названиями книг. Возможность их систематизации обусловлена близкими идеями или концептуальными положениями авторов и общим эмоциональным настроем по отношению к будущему городов.

Теории глобальных городов обозначены в трудах С. Сассен [339], Э. Мандъета [327]. Данные авторы уверены, что город перестает быть связанным с государством, он обосабливается от его территории за счет развития информационного общества. В глобальных городах пространство мест замещается пространством потоков, а наиболее значимыми становятся центры потребления. Центры производства, напротив, перестают развиваться и привлекать к себе интерес. Глобальные города – это явления современного мира, поэтому многим городам лучше существовать автономно, без границ и без государств.

Данная теория интересна для ознакомления с общим направлением зарубежных городских исследований, но не более. Под характеристики глобального города в России попадает только Москва. Остальные же проявляют тесную связь с государством и концентрируются на поиске культурного и исторического своеобразия.

Концепции городов-бунтарей представлены в работах Норберга-Щульца [172], С. Бикфорд [280], Д. Харви [256], близки к воззрениям М. Дэвиса [84]. В программной книге «Города-бунтари: от права на город к урбанистической революции» [296] нью-йоркский профессор Д. Харви исследует весьма актуальную для современности тему «городских восстаний». По его мнению, природа данных явлений, вне зависимости от города, всегда заключается в недовольстве людей условиями жизни и окружающим пространством, пренебрежением отдельных сообществ. Харви уверен, что город выступает местом классовой борьбы и итоговой целью противостояния, которую хотят заполучить в свои руки восставшие классы.

Причиной бунта являются современные процессы накопления капитала. Идеалом всегда выступал город, принадлежащий людям, город, комфортный для жизни, работы и творчества. Однако современный город не может принадлежать горожанам, обладание пространством концентрируется в руках небольшой группы людей-олигархов, имеющих большие капиталы и частную собственность. Горожане оказываются отстраненными и отчужденными от городских благ, они не могут влиять на происходящие в нем процессы планировки и застройки пространства. Облик городов коммерциализируется, строится то, что может приносить деньги. С приходом инвестиций культурные особенности и исторические памятники перекрываются новыми постройками, теряя возможность полноценно функционировать в пространстве. Происходит «диснеефикация».

Поэтому исследователь поддерживает «право на город» – требование, выражающее сопротивление горожан капиталу, требование, напрямую связанное с качеством жизни людей. Это право на сохранение культурной уникальности города, его культурного пространства, а соответственно, и право на уникальное самосознание. Ведь от того, каким будет город, зависит то, какими будут ценности его горожан, их поведение.

Данные работы являются базовыми для изучения городской сегрегации, но несмотря на то, что они представляют огромную ценность для современной урбанистики, в настоящем исследовании использоваться не будут.

Теории городской плоти представлены в статье «Городская плоть» профессора философии Университета им. Дж. Вашингтона Г. Вэйс [357]. Она рассматривает город с точки зрения философии феминизма и феноменологии. По ее мнению, два подхода взаимосвязаны и всегда соприсутствуют, утверждая примат жизненного опыта и пытаясь выявить его скрытые предпосылки. Город выступает великолепным примером богатейшей «фабрики значений». Город производит множество значений, которые человек способен выявить в его архитектурной плоти. Например, американские города в своем теле демонстрируют бинарную связь «либерального и оппозиционного», они порождают и сами же опровергают идеи расизма, нетрадиционной сексуальной ориентации, политической индифферентности и т. д.

Феминистская философия представляет собой весьма ценный инструмент в анализе городской плоти, она предлагает всестороннее описание данного явления, заставляя нас задуматься о феноменах современных социальных и политических проблем. В этом есть несомненная близость социальному конструктивизму, который наиболее ярко представлен в следующих концепциях.

Концепции производства пространства изложены в работах французского и американского философов А. Лефевра и Э. Соджи. Так как воззрения данных мыслителей идейно близки авторской позиции, остановимся на их рассмотрении более подробно.

Самой значительной работой А. Лефевра является написанный им в 1974 г. труд «Производство пространства» [142]. Здесь ученый акцентировал внимание на том, что пространство – это не столько физическое явление, сколько культурное, не появившееся вдруг и получившее после этого устойчивые неизменные черты и характеристики, а вновь и вновь создаваемое людьми, подверженное многочисленным изменениям в процессе своего экономического и культурного функционирования. Своеобразной организацией данного пространства у А. Лефевра рассматривается город.

«В истории и в обществе нет ничего, что не было бы приобретено и произведено. Сама “природа”, какой она предстает органам чувств в общественной жизни, модифицируется, то есть производится. Люди производят юридические, политические, религиозные, художественные, философские и идеологические формы. Следовательно, производство в широком значении включает в себя многочисленные творения и различные формы, даже если эти формы не несут на себе клейма производителя или производственного процесса» [142, с. 3–14]. Как существа общественные люди формируют свою жизнь, окружающий мир и особое отношение к этому миру, т. е. пространство вокруг себя.

Учитывая положения и идеи марксизма, но несколько их переосмысливая и дорабатывая, Лефевр приходит к мнению, что любое производство пространства содержит в себе определенный набор пространственных практик, совмещающий типы распределения капитала, человеческих ресурсов, а также способы организации в пространстве какого-либо места или населенного пункта личной и общественной жизни. Обусловленные различными факторами общественного развития пространственные практики могут меняться или менять при этом сами факторы.

Помимо производства пространства ученый обращает внимание на понятие «репрезентации пространства», того, каким образом и в каких формах оно может себя представлять. Репрезентация пространства, по мнению А. Лефевра, воплощается посредством образного языка знаков и символов. Подобную кодификацию окружающего социум пространства разрабатывают и воплощают в жизнь профессионалы, владеющие этим языком (культурным кодом), – архитекторы, планировщики, скульпторы, художники, ученые. Затем эти коды начинают считывать все остальные, и репрезентация начинает воплощаться уже посредством восприятия этих созданных знаков и символов обывателями, повседневная жизнь которых неотъемлемо связана с этим сконструированным пространством. Лефевр даже определил пейзаж городской улицы как «социальный текст», в котором заключена подробная информация о социуме, взаимодействующем с этим пространством.

И производство, и репрезентацию соединяет и синтезирует в себе само пространство, репрезентированное и представленное в качестве естественной среды обитания социума, пространства повседневности, но на самом деле произведенное и созданное через культурные практики и знаковую работу специалистов.