Текст книги "Полевая практика, или Кикимора на природе"

– Обжора! – не сдержалась Кира. Жабка с осуждением взглянула на жадную девушку и призывно квакнула Вите.

– В ее возрасте вполне естественно столько есть, – упрекнула кикимора. – Ты же видела Данькину Жабку? А вот таких размеров эта кроха достигнет ко второму году своего развития.

– Н-да, тогда ладно, – реабилитировала невинно оскорбленную кроху Кира. – Кушай, мелочь, будешь толстой, всех нас покатаешь.

Будущая скаковая жаба так посмотрела на гипотетическую наездницу, что даже мне, наблюдавшей их беседу со стороны, стало дурно и захотелось усесться за завещание. Но Кира как будто этого не замечала.

– Кушай, кушай, будешь красивой, вся в пупырышках, – наставляла бедное земноводное девушка.

Вита дипломатично молчала, подкладывая вновь обретенных личинок. Закончив сию почетную миссию, кикимора обратила свой алчущий взор ко мне. Вот теперь мне действительно поплохело.

– Данечка. – Я сглотнула: ласковый тон в исполнении Виты был подобен ножу в руках маньяка. – Как прошла ночь?

– Пришлось побегать, но сначала померзнуть, – поежившись, созналась я не без задней мысли. Если не хочешь о чем-то рассказывать, расскажи о том, что собеседнику будет интереснее знать. А событий прошлой ночью имелось тьма-тьмущая, так почему бы и не просветить подруг о мировом заговоре?

Краткое изложение разведовательных работ заняло полтора часа, в ходе которого число сообщников увеличилось и составило всю нашу честную компанию, то есть шесть индивидов, включая кроху, которая дрыхла, положив голову на колено непоколебимой Вите, а задние лапы – Трейсу. Хозяин ревновал, но молчал.

– Да, Жана не было утром в столовой, – поделился наблюдениями Джейс. Юноша был серьезен, если не сказать встревожен: руку Киры он не отпустил до сих пор. – Но никаких новых слухов не поползло.

– Странно, что никто не проснулся, – задумчиво протянул его брат, поглаживая пузико своей будущей скаковой. – Кира, а ты ничего не чувствовала?

– Нет, – девушка отрицательно покачала головой и задала закономерный вопрос, который давно вертелся у нее на языке, но никак не мог выскользнуть – повода не находилось: – Данька, а ты нездешняя?

Выбор слов оценили все.

– Можно и так сказать, – тяжело вздохнув, призналась я и поняла, что по уровню доверия Кире в моих глазах еще очень далеко до остальных болотных.

– И ты проснулась?

– Да, но я совсем проснулась. А те, кто стоял на площадке, больше походили на лунатиков. Вита, так можно сделать?

– Вполне, – подтвердила кикимора. – Только сил потребуется – не у каждого есть столько. Говоришь, там был ректор?

– Да, ректор, некоторые из преподавателей, секретарь и еще как стража, но без формы и опознавательных знаков.

– По особым делам, – хмыкнул Джейс. – Неприятные люди.

– И что мы теперь делать будем?

– Мы? – Джейс нахмурился. – Мы будем молчать. И пытаться никуда не влипнуть.

– Но разве…

– Дань, в твоем представлении идти всех спасать без должной подготовки, может, и героизм, но скажу откровенно: такого идиотизма я даже представлять не хочу.

– Поддерживаю брата, – поднял руку, как на голосовании, Трейс.

– Они правы. – Вита была солидарна с братьями.

– Да, Дань, сейчас мы ничем не можем им помочь. Тем более, как ты сама сказала, метки. Если их не снять, даже если мы всех выкрадем, выведем и спрячем, разве нам удастся помешать им уйти?

– Но мы должны что-то предпринять!

– Предлагаю начать со сдачи сессии, – внес конструктивное предложение Трейс. – Если нас отчислят, мы уже никому здесь не поможем. А дома времени на подобные глупости не останется.

Я бы могла с ними поспорить, доказывая, что глупостями здесь и не пахнет, но болотники были в чем-то правы. Устроим проблемы при несданной сессии – и получим билет на ближайший караван Кирстен – Семиречинск. Восемь дней и три пересадки.

Итак, дело за малым: сессию на тройки, чтобы даже придраться не смогли, и в путь за коварным планом. А после – с новыми силами на баррикады правдоискательства.

Вирдин пришел с цветами. Большой букет тюльпанов уместнее бы смотрелся восьмого марта на столе любимой учительницы, чем посреди бардака в нашей пострадавшей комнатушке, рассчитанной на четыре персоны, но выделенной лишь нам двоим. Тем не менее цветы были получены и сданы из рук в руки Кире, единственной, кто остался помогать бедным обитателям комнаты двести семнадцать в наведении порядка.

Парень же застыл посреди этого срача, не в силах решить, куда бы ему присесть. На пол не позволяла гордость, на стул – вываленная впопыхах и не убранная одежда, на кровать – вечное отсутствие покрывала, а на шкаф – расстояние до потолка. Был еще вариант – подоконник, но его прочно заняла Кира с цветами, отрезая стратегические пути отступления.

– Я это… за конспектом.

– С договором аренды ознакомлены? – взяла инициативу в свои руки Вита. – Конспект дается вам в аренду сроком на двадцать четыре часа, по истечении которых за каждую минуту просрочки будет насчитываться штраф. Формула расчета представлена в приложении, можете ознакомиться. Далее обязанности сторон…

Не знаю, как Кире, а мне стало жалко смотреть на Вирдина, пока он слушал наш «контракт». Если бы я была на его месте, убежала бы на пункте «обязанности сторон», но юноша героически сдержался, только один тоскливый взгляд имел неосторожность упасть на дверь.

Конспект ему все же выдали спустя два часа бюрократических проволочек и утрясания гарантий. Даже мне поплохело от перечня кар, грозящих арендатору за хоть сколько-нибудь значительный ущерб конспекту. Вот не стоит он того, совсем не стоит. И как только храбрости у Вирдина хватило этот документ подписывать. Точно, ребята смелые и безрассудные, не наделила их природа чувством самосохранения.

– Вит, а ты, случайно, не палач? – поинтересовалась Кира, едва за юношей закрылась дверь.

– Нет, – легко ответила кикимора, – с чего ты взяла?

– Ну просто столько видов наказаний я за всю жизнь не слышала, а тут все в одном документе.

– А, ты про это. – Вита рассмеялась, кокетливо поправила прическу и пояснила: – Я за образец взяла уголовное уложение трехвековой давности. Гуманизм уже пускал свои ростки, но не заполонил все сферы жизни. Дедушка ту пору вспоминал с такой ностальгией, – поделилась воспоминаниями детства болотница.

– Жалко дедушку, – протянула я. Лучше бы молчала, право слово.

Вита кивнула, принимая сочувствие, и произнесла куда-то в пространство:

– Жалко. А такой специалист был. Ни один из подозреваемых вину не отрицал – все со следствием сотрудничали. Деньки были… – Мы с Кирой сглотнули, переглянулись и, судя по ее лицу, она также возрадовалась возросшему гуманизму в болотном обществе. – Можем к демонам податься. Там, говорят, по старому уложению живут.

Мечтательно закатившиеся глазки старшей болотницы заставили нас мгновенно заболеть простудой и закашляться. Вот уж точно, темная сторона есть у всех.

– А не жалко было конспект ему отдавать?

Кира сползла с подоконника и уселась рядом со мной на кровать. Повертела головой и потянула на себя подушку. Вот же ж!

– После того как прослушала список санкций, – нет. Теперь мне его жалко.

– А сама когда учить будешь?

– Завтра? Думаю, за вечер успею. Умудряются же остальные так сдавать!

– Ты не права. Они не вечером учат. Настоящий адепт учит все за ночь, а утром тащит тональник у своей девушки и замазывает синяки. А иногда и не замазывает. Мало ли, препод любит видеть, как настойчиво учили его предмет.

– У нас такой будет? – вклинилась Вита, которая несколько заскучала без внимания.

– В следующем семестре. История колдовства в Кирстене. Предмет, несомненно, ценный и подлежащий дословному заучиванию. Ведь, не ровен час, остановит тебя в темном переулке маг-ренегат и ласково так поинтересуется: отрок, в каком году был основан Орден Скалящейся Гидры?

– И в каком же?

– А такой существует? – усмехнулась Кира, довольная, что нас провела. Меня, по крайней мере, Вита стояла задумчивая и что-то перебирала в уме.

– Тысяча пятьсот тридцать седьмой по местному исчислению, – наконец ответила она. – Но ты, конечно, выберешь событие. Этого у тебя точно на экзамене не спросят, этих ребят не принято вспоминать: знатно напакостили в свое время. Впрочем, вклад в магическую науку внесли тоже соизмеримый. До сих пор их наследие ищут.

– И много нашли?

– Не так много, но попыток не оставляют, – пожала плечами Вита и прищурилась: – Пора бы уже и за работу. Нам до завтра еще две партии шпаргалок изготовить, а они треплются.

Стоит ли упоминать, но конспект мне вернули в целости и сохранности минута в минуту и ни секундой позднее? Вита вдумчиво пролистала все странички, то и дело подзывая меня для консультации на тему «был ли согнут уголок» или «вот эта закорючка на полях твоя?». Вирдин стоял и бледнел каждый раз, когда указующий перст кикиморы касался страницы.

Едва ли не поседев, юноша все же благополучно покинул нашу комнату, божась, что больше никогда не станет пренебрегать написанием конспекта. Да уж, встречаться лишний раз с внучкой советника по безопасности, коей, как мы выяснили, являлась Вита, когда та «при исполнении», удовольствие для очень стойких и подготовленных. И даже у нас, подслушивающих из цеха, слезы на глаза наворачивались от жалости к бедному пареньку.

Еще большим уважением я прониклась к нему, приступив к изучению собственных заметок. Нет, конспект был хорошим: подробным, со схемами и рисунками, замечаниями и выводами, но сам предмет… И дернул меня черт туда пойти?! Нет чтобы со всеми на косметическую отрасль нацелиться, грязями торговать, рекламу придумывать, с иллюзионистами водиться, записалась на боевую. И вот как мне ее теперь сдавать, когда страшно так, что даже бутерброд не лезет!

Промаявшись весь вечер, кое-как поднявшись на зачет, я поползла в учебный корпус. Почему-то на меня косились все встречные адепты, хотя я даже не старалась краситься и вообще тушь в руки не брала, а румяна кончились. Списав все на съехавший от напряжений мозг окружающих, я как лунатик добралась до аудитории, которая, разумеется, была на верхних этажах, чтобы сонные жертвы методического произвола тащились по лестнице.

Сумка привычно стучала по попе, напоминая о наличии конспекта, руки цеплялись за поручень, а ножки шли приятно согреваемыми тапочками. Я замерла на предпоследней ступеньке, начиная осознавать, почему косились окружающие. Тапочки, мои милейшие домашние тапочки, в которых я ходила по общежитию. Да уж, заявиться в них на зачет могла бы только я. Хотя, если бы зачет принимал не Альтар, я бы, может, и побежала в общагу переобуваться, спустилась бы на эти восемь этажей вниз, потом поднялась обратно…

И тут я поняла, что даже если бы за дверью аудитории сидел ректор, я бы не стала возвращаться. Лучше пять минут позора (а от болотников другого и не ожидали!), чем восемь этажей туда-обратно и те же пять минут позора.

У дверей уже собралось не меньше половины группы, и мне пришлось постараться, чтобы найти себе местечко для ожидания. Протерев кусочек пола, я съехала по стенке, положила сумку с конспектом на колени и вытянула вперед ноги, перекрывая половину прохода. Правда, сомневаюсь, что в самом углу коридора кто-нибудь станет наворачивать круги.

Народ возбужденно галдел. Кто-то жаловался на предыдущего изверга, пытавшего свою жертву едва ли не полтора часа, кто-то делился впечатлением (а попросту пугал) старшекурсников об Альтаре, кто-то повторял особо длинные тезисы конспекта, а кто-то постоянно трещал молнией над ухом.

Я покосилась в сторону счастливой обладательницы четвертого размера, которая решила брать сурового преподавателя своими достоинствами, и тихо шепнула:

– Чулки сползают, шпору видно.

– Спасибо, – так же тихо ответили мне и принялись поправлять съехавший склад шпор.

– Юбку чуть пониже стяни, а то сразу запалит, – посоветовали незадачливой деве товарки.

В тех чувствовался опыт поколений. Незачем провоцировать преподавателя глубоким декольте и короткой юбочкой. Выглядит это, конечно, вызывающе, но вот бомбы прятать негде. А вот если выбрать юбку длинную, типа солнышко, чтобы по всему подолу шпорки сидели… Протянул руку – вытянул ответ, зато имидж какой! Порядочная молодая леди, никого не смущает, на ночь в лаборантской не напрашивается, истеричкой не выглядит: почему бы и не отпустить с миром побыстрее?

Мальчики были более сдержанны: ставшая крылатой любимая фраза адептов всех времен и народов «мы все умрем» повторялась с завидной регулярностью. Ей вторила «жизнь – это боль» и «мама, я хочу домой». Про громкие выкрики «слабаки!» можно было с чистой совестью забыть: все и так знают, какое сумасшествие происходит в преддверии прихода преподавателя.

Альтар явился неожиданно, как и всегда бывает во время наиболее жарких дебатов о том, какой преподаватель хмырь. И, что тоже весьма характерно, самого распоясавшегося никто вовремя не одернул, и словесный поток кончился, лишь когда он увидел, как тот самый «хмырь», лишивший его удовольствия развлекаться всю ночь с товарищами, открывает двери аудитории и с интересом хирурга рассматривает незадачливого болтуна.

– Прошу. Пятеро готовятся. Адептка Вересная, тяните билет.

– А подготовиться? – Я была обижена преподавательским произволом до глубины души.

– Иди, – толкнули меня в спину добрые однопоточники. – Ваше племя первым спрашивают, все равно ничего толкового не скажете, только время на вас тратят.

Сердито зыркнув на доброхвата, который не мог занять свои руки ничем иным, кроме выталкивания меня пред светлы очи хмурого от подобного обращения Альтара, я выдернула сумку из рук какого-то гнома-переростка и вошла в аудиторию. Первая пятерка уже строчила сочинения за партами, не замечая, как усмехается преподаватель.

– Тянем билеты, – распорядился Альтар, когда я подошла к столу.

– Но мы ведь… – начал было юноша, засевший в самом углу.

– Я не давал распоряжений тянуть, – пожал плечами маг и подтолкнул меня к билетам. – Тяни. – Глубоко вздохнув, я закрыла глаза и цапнула первый попавшийся. – Садись, – мне кивнули на место перед преподавателем.

Ну что за подстава?!

Усевшись, где сказали, я взглянула на билет. Да уж, что еще я могла вытянуть, кроме техники безопасности и методологии? Да этот вопрос просто создан для меня! Удача! Невероятная удача для того, кто стремится прийти на пересдачу.

Глядя на свой билет, я осознала, насколько любит меня судьба.

– Хороший вопрос? – поинтересовался изверг, который по какой-то ошибке казался мне раньше милым.

– Еще какой, – сквозь зубы выдавила я и принялась вспоминать.

Пересдача все же обошла меня своим вниманием. Но какой ценой! Альтар, видно, знатно повеселился, слушая мои измышления на тему «Методика изучения боевых заклинаний в полевых условиях» или, например, «Особенности применения боевых заклинаний при встрече с гигантскими земноводными». Еще более, чем наш бедный преподаватель, подавившийся смехом еще на втором предложении моего ответа, страдала аудитория.

Бедные адепты не могли сосредоточиться на своих шпаргалках, которые Альтар старательно не замечал. Они сопели, пыхтели, стонали, били кулаком по столу, а кто-то и вовсе предложил сесть на мое место и ответить. Не знаю, позволит ли маг дополнить мой «ответ», но бонусные баллы, судя по серьезному кивку магистра, доброволец получил.

Долго ли, коротко, сорок минут спустя я выползла из аудитории. Несмотря на оживление, царившее у дверей перед началом экзамена, ныне все возбуждение схлынуло, и единственный вопрос, который мне задали, когда я проковыляла мимо спящих на конспектах сокурсников, был «почему так долго?». Задали его, правда, без всякого огонька, и едва ли им был интересен ответ.

Выждав, но так и не услышав повторения, я побрела сдаваться в драконат. Ведомость, которую мне отдал Альтар на прощание, вмещала лишь мою фамилию, а потому ее уже можно было сдавать методистам. Придерживая ее двумя пальцами, я засунула зачетку с гордой тройкой в задний карман и прошлепала тапками на пару этажей ниже.

Если кто-нибудь когда-нибудь скажет вам, что самое страшное место в жизни каждого адепта – кабинет декана или ректора, не верьте. Побывать в кабинете ректора едва ли вам удастся за всю свою блистательную учебу, в кабинете декана – чуть более вероятно, но вряд ли причина будет столь тревожная, что заставит вас поседеть. А вот у методистов…

Номер их кабинета знает едва ли не каждый адепт с самого первого денька своего обучения. Их знают в лицо, здороваются в столовой, стараются обходить десятой дорогой, едва только их персоны появляются на горизонте. Каждое посещение их обители вносит смуту в мирное течение жизни адепта и требует длительного и тщательного восстановления посредством тех или иных успокоительных зелий. Именно сюда стекаются все сплетни любого вуза, у дверей вершатся заговоры похлеще мировых, и не иссякает поток недорослей, опасливо втягивающих голову в плечи, прежде чем зайти.

В этот безрадостный день, когда и меня угораздило напроситься на свидание с главными жителями драконата, у дверей «того места», называть которое всуе не рисковали даже самые искушенные ботаники, собралась небольшая очередь. Бледная, дерганая, с честными глазами и бутылочкой успокоительного. Они вселили бы ужас в любого незадачливого прохожего, а уж про подворотню и речи не шло. Рогато-хвостато-ушасто дерганые всех мастей и положений замерли в ожидании скрипа двери. Никто не хотел быть следующим, и сию почетную роль без колебаний уступили мне.

– Медосмотр? – посочувствовала я демону. Бедняга явно переусердствовал со стероидами и возвышался над всей очередью покруче дамоклова меча. Известный забияка, он был авторитетом среди адептов, и не минувшая его чаша близкого знакомства с драконатом заставляла трепетать остальных.

– Да, забыл, – протянул он, почесывая макушку, дернул себя за кончик крыла и тяжело вздохнул.

Выход бледно-зеленоватого эльфа из «того места» заставил меня сглотнуть, ухватиться обеими руками за ведомость (чтобы не перепутали с должниками!) и шагнуть в клетку с драконами.

Обитель зла местного разлива встретила меня насыщенным запахом роз и ярким светом проснувшегося солнца. Оно, как и методисты, явилось на работу в недобром расположении духа, а потому с чувством мстило всем незадачливым посетителям. Всем… кроме болотных.

Завидев меня, та методистка, что занимала левый стол, переменилась в лице и расцвела в доброй улыбке, которой не поверил бы даже гоблин с синдромом Дауна, та, которой выпала честь сидеть справа, подавилась, но удержалась от масок.

– Я… э… ведомость отдать, – растерявшись, пробормотала я, выставляя бедный листик, как щит.

– Кому сдавала? – нахмурилась та, что слева.

– Альтару, – от неожиданности я даже не вспоминала полное имя любимого преподавателя.

– Ясно. – Ко мне моментально потеряли интерес. – Положи вон туда.

Я взглянула в указанном направлении и заметила пустой стол, на самый краешек которого и устроилась ведомость с моей гордой тройкой.

– И все? – несмело поинтересовалась я, рассматривая паркет.

– Долги, недопуск к экзаменам? – деловито осведомилась «левая».

– Все в порядке, – выдавила из себя я.

– Тогда свободна.

Прощаться я не стала: возвращаться в это место не было никакого желания.

Январа не прощала ошибок. Об этом скорбном факте ее биографии знали все. Преподаватели трижды пересматривали конспекты собственных лекций, прежде чем одолжить материалы коллеге, а более ленивые адепты уповали на небеса. Даже Вита проверяла дважды все свои работы, прежде чем отдать на высокий суд. Я… Я уповала на небеса вместе с большей частью адептов.

В отличие от многих, Январа принимала экзамен вечером, позволяя подопечным накрутить себя до такой степени, что даже идеально выученный билет кикиморе-полукровке приходилось вытягивать из адепта силой.

Стоит ли говорить, что особой популярностью в этот день пользовались успокаивающие зелья от Болотников и Ко, щедро выставленные на продажу за три дня до сдачи. Трейс, как всегда подсуетившийся, подсчитывал прибыль, а мы, бедные жители комнаты номер двести семнадцать, едва успевали извлекать бутыльки на продажу, что уж говорить о повторении.

Впрочем, повторение было актуально скорее для Дитмара, в случае же Январы полагаться стоило на руки и привычку: варить что-либо за пределами учебной аудитории возбранялось. А потому никто не удивлялся, что в коридорах общежития стоял такой запах, что иной раз безопаснее было прыгать из окна, чем выходить в большой мир по лестнице.

Я тяжело вздохнула и полезла в карман за печенькой. Волнение, присутствовавшее до приема суперуспокоительного зелья, исчезло, как и говорилось в инструкции, за шесть-семь минут, но на смену ему пришел зверский голод.

– Еще есть?

Кире также не удалось сохранить ясность мышления без успокоительного, а потому она испытывала схожие с моими проблемы.

– Ага. – Я протянула подруге по несчастью целую, даже не погрызенную сушку.

– А печеньки? – жалобно проканючила Кира.

Увы, ревизия выявила, что последняя печенька благополучно упокоилась у меня в желудке, и наступила пора сушек.

– Кончились.

Судя по строенному вздоху сожаления, о печеньках сожалели куда больше, чем о собственной незавидной участи. Но долго наше сожаление не продлилось.

Ровно за две минуты до начала на лестнице показался сначала пучок на голове, а после – вся Январа. Вид ее был куда более строгий, чем нам доводилось видеть, а потому синхронное сглатывание получилось с первой попытки.

– Первая пятерка определилась? – сухо поинтересовалась Январа, открывая дверь аудитории. – Заходим.

Дожидаться, пока адепты на подламывающихся ножках заползут в аудиторию, преподавательница не стала, мелькнул ее пучок и скрылся. В коридоре повисла недобрая тишина.

– Болотные? – робко предложила… демонесса! Я недоуменно воззрилась на это чудо, но долго любоваться мне не позволили. Трейс, решивший выполнить роль самого глупого адепта, полез на амбразуру.

– А вшестером можно? – заливисто прокричал он.

– Вам – можно, – усмехнувшись, разрешила Январа.

Медлить больше мы просто не могли. Вычислив жертв, толпа начала смыкаться, подталкивая нас к двери. Пожалуй, захоти мы сбежать, прорвать кольцо сокурсников не смог бы ни один.

– Лишние полчаса вам ничего не дадут! – напомнила Кира, у которой выхватили сушку, чтобы она не медлила. Ей в ответ лишь оскалились. Заядлые коридорщики знали: лишняя минута – благо, дарованное свыше. Чем ближе к концу, тем измотанней препод.

– Идите уже, – недовольно фыркнула одна из иномирянок. Вот уж точно солидарность! Кира посмотрела на нее как на врага.

Последним заходил Джейс, придерживавший за плечи Киру. Девушке все же было здорово не по себе, даже после суперзелья. Мне тоже становилось зябко с каждым шагом, но выдавать души нелестные порывы я остереглась: честь болота превыше всего!

Январа неторопливо раскладывала билеты на своем столе. Закончив, она перевела взгляд на нас и удивленно вскинула бровь:

– Каэр, почему ты с первым курсом? Твоя группа сдает на следующей неделе.

Я удивленно перевела взгляд с преподавательницы на нашу честную компанию и замерла: с нами действительно был лишний. Раз, два, три… шесть. Именно шестым выходил наш незадачливый коллега по экзамену.

– Мне нужно сдать раньше. Дра… деканат позволил.

– Хорошо, – кивнула женщина и указала ему на самый дальний котел. – Начни приготовления, а я пока деткам задания раздам.

«Детки», судя по отсутствующим выражениям лиц, могли бы и вовсе обойтись без задания, но Вселенная была немилосердна: экзамен предполагал выполнение заданий разного уровня сложности в зависимости от везения каждого конкретного адепта.

Первой на казнь отправилась Вита. Медленно, с присущим только ей величием, болотница вытянула билет и усмехнулась.

– Номер? – поинтересовалась Январа.

– Тридцать седьмой, – откликнулась девушка и отправилась к столу. В руках она держала чистый с обеих сторон лист бумаги.

– Кто следующий? Дана?

Я сглотнула, мысленно три раза позвала Халяву и выбросила вперед левую руку, сцапывая первый попавшийся билет. Там стоял лишь номер.

– Двадцать восемь, – поделилась сведениями я и очень медленно отправилась к соседнему столу: требовалось понять, как заставить задание появиться.

Из аудитории мы вышли после полуночи под слаженные стоны остальных. Теперь пятерым из них предстояло отправиться на растерзание. Мы же, отмучившись, пребывали в таком приподнятом настроении, что, казалось, выйдем из здания – и в небеса унесет.

Отмучились! Последняя стадия кошмара под скромным названием «сессия» была пройдена с блеском, зеленым туманом и одним убежавшим зельем (у Каэра). В зачетке гордо мерцали четверки у всех, за исключением Виты, но тут уж сама Великая Жаба велела реять пятерочке. И не только из-за знаний конспекта! Смекалка у Виты оказалась лучше нашей: сразу догадалась, что задание невидимыми чернилами написано, но не теми, что шишки используют, а самыми простыми и… самыми сложными. Догадаться о таких простых фокусах, будучи взрослым магом-первокурсником, когда считаешь, что чем сложнее чары, тем они действеннее, задача не из простых. А Вита догадалась сразу, не то что Трейс. Болотнику вообще копия билета потребовалась, оригинал он по недосмотру сжег, потому и получил дополнительное задание и дополнительный час времени, во время которого его сверлили недовольными сонными взглядами все мы: выпускать кого-то, как и запускать, Январа не собиралась, считая, что такими походами можно сбить неопытному зельевару концентрацию. Что ж, в чем-то она была права.

– Нет, ну какая женщина! – восхищенно восклицал Трейс, едва мы отошли подальше от учебного корпуса. – Я бы ни в жизнь не догадался!..

– А стоило бы, – хмыкнула Вита. – Неужели ты правда не подумал о них? Мне казалось, твоя семья только так и пишет послания.

– Так-то оно так, – нахмурился юноша, – но там обычно специальный проявитель и определенная температура, а чтобы так просто…

– Сказал тот, кто заработал штрафную, – фыркнула Кира, за что была дернута за косу.

– Сама-то! – напомнил обиженный болотник.

– Не трогай мою девушку, – серьезно предупредил брата Джейс.

– Да кто ее трогает! – возмутился Трейс, осознав, верно, что вокруг враги. – Данька, ну хоть ты им скажи!

– О чем? – с готовностью поинтересовалась я. – Мне самое простое досталось – лимон, а вот про крахмал я и сама не знала.

– Приедем на практику, проведу краткий курс, – пообещала Вита, дергая дверь общаги. – Ну что, все готовы к возвращению?

– Ты еще спрашиваешь!..