Текст книги "Оторвыш"

Глава 5. Сейчас или никогда…

В доме Федора Михайловича ночь выдалась на редкость неспокойной.

– Ку-ку! Ку-ку! – высунулась из часов механическая кукушка. – Ку-ку! Ку-ку! У-ах!

Она прокричала все положенные «ку-ку», с силой захлопнула дверцу и отправилась досыпать.

В предутренний час, когда сон по-настоящему крепок и сладок, с домашней хозяйской куртки доносилось невнятное бормотание.

– Вот ведь, радио есть, а счастья нет… Старик Ильф был прав, – рассуждал сам с собой Федечка, поглядывая на часы. – Вот ведь, в старину, когда одна пуговица стоила целое состояние, нами так не разбрасывались. А нынче… Нынче все просто: рукав прожгли и – пожалуйте на помойку. – Федечка приподнялся на локте и оглядел соседей:

– Эх, спят…

– Уснешь тут с вами, – прокряхтел Серьезный. – То кукушка со своего балкона каждый час выпрыгивает, то ты не в меру словоохотлив. Итого: ночь насмарку.

– Эй, там! – взорвался Ворчун. – В конце концов, дадите поспать или нет?! – Он сердито взбил подушку и натянул ее на голову.

– Сегодня, быть может, самый черный день в моей жизни, – пригвоздил себя горькой фразой Федечка. – Моя возлюбленная…

– Да слышал я, – перебил Серьезный. – Не раскисай. Ты сегодня выглядишь не пуговицей, а бесхребетным шнурком.

– Всё относительно, – пробормотал Федечка. – Попробуй удержать корсет дамы, плетущей интриги при дворе, когда ее во все стороны распирает от секретов. Нужно иметь крепкий хребет настоящего придворного шнурка.

– Выходит, предки покрепче нашего брата были, – отозвался Серьезный. – Не то нынче поколение, ой, не то.

– Так отчего бы не использовать опыт предков? Одних поговорок и пословиц сколько… – сказал с закрытыми глазами Свистун. – «Всяк сверчок знай свой шесток», «Не в свои сани не садись». Нет, категорически не подходит.

Свистун потер лицо, чтобы окончательно проснуться.

– «Что стиральной доске хорошо, то пуговице – смерть». Вновь не годится.

– Угу,– усмехнулся Серьезный. – Ты еще вспомни, что в дороге и иголка тянет.

В часах вновь закопошилась кукушка: подходило время очередного «ку-ку».

– Есть еще китайская пословица «Путешествие в тысячу ли начинается с первого шага», – вспомнил Свистун.

– Китайцы – мудрый народ, – безучастно ответил Федечка. – Их много. Правда, нас, пуговиц, больше. Гораздо больше, а помочь мне некому.

– Да ты вникни, о чем тебе Свистун говорит! – высунулась кукушка. – Путешествие в тысячу ли начинается с первого шага. Пока ты будешь все пуговонаселение пересчитывать, Пуговки с блузки пропадут. А еще имя себе взял.

Федечка вскочил, как ошпаренный:

– Пропадут! Мы валяемся здесь на перинах, книжки почитываем! А пуговки в беде!

Он заелозил и придвинулся к Свистуну:

– С первого шага, говоришь? Слушай, помоги-ка мне! Грызи!

Свистун растерялся:

– Погоди, не пори горячку. Я ведь просто вслух рассуждал. Про путешествия, и про все такое. Не спалось, вот и болтал, беседу поддерживал. И потом…

– Но теперь меня поддержи, – перебил Федечка и подтолкнул плечом Свистуна.

Тот почесал затылок и оглянулся на Серьезного.

Серьезный кивнул.

И тогда Свистун вцепился зубами в удерживающую Федечку нитку. Послышался треск.

– Давай. Давай! Еще немного, – подгонял Федечка, поглядывая на первый солнечный луч, проникший в комнату.

Наконец Федечка кувыркнулся на пол.

– Кто со мной?!

Кукушка попятилась и, не прокуковав положенный час, наглухо захлопнула свое окошко.

– Ты извини, – отвел глаза в сторону Свистун. – Все это слишком неожиданно. И потом, на улице дождь, ветер. Иногда снег. Не по мне все это.

– Но сегодня солнце! – возразил Федечка.

– С утра солнце, а к вечеру неизвестно.

– Удачи тебе, парень, – смущенно свесился с куртки Серьезный. – А нас и вправду извини. Мы к такому шагу все-таки не готовы.

Федечке долго разговаривать было некогда. Яркое утро вступало в свои права, и нужно было поторапливаться, пока не приехал мусоровоз.

– Ну что ж, счастливо оставаться. Пока, оседлые! – покатился по полу Федечка. – Не поминайте лихом!

Он добрался до порога и выскользнул за дверь.

– Я вот тут думаю, – с сомнением в голосе произнес Свистун. -Правильно ли я сделал, что перегрыз ему нитку? Ведь если с ним что случится…

– Наконец-то мы от него избавились, – буркнул Ворчун, вылезая из-под подушки. – Просто никакого покоя.

– А мне он нравится, – произнес Серьезный. – Каждый должен быть там, где находится его сердце. Итого…

– Итого, – подхватил Ворчун, – одним бездомным стало на свете больше.

И пуговицы надолго замолчали, примеряя на себя поступок Федечки.

Между тем за дверью Федечке стало крайне не по себе. Исчезла мягкая опора куртки, не держала надежная нитка, и было ясно одно: с этого времени придется рассчитывать только на себя. Беглец перебежками преодолел пару комнат и выбрался на крыльцо.

От огромности мира, светившегося за порогом, у него закружилась голова. Он прислонился к плинтусу, набрал полные легкие прохладного воздуха, и чуть было не захлебнулся.

– Ширк-ширк… Ширк-ширк… Фьють! – послышалось рядом с крыльцом, и мимо ступенек вихляющей походкой прошагала Метла. Метла подметала садовую дорожку и самодовольно насвистывала арию или частушку, или что-то в этом роде: понять было сложно, поскольку она перевирала любую мелодию.

– Не свистите, – посоветовал Федечка.

Метла остановилась, как вкопанная, и недоуменно уставилась на Федечку.

– Не свистите, иначе денег не будет,– пояснил тот, сползая со ступеньки.

Метла заморгала, насупилась и через мгновение так поддала Федечке, что тот кувырком отлетел к забору.

Грубо. Очень грубо,– подумал Федечка. – Хорошенькое начало.

Метла проследила за федечкиным полетом и, насвистывая, двинулась дальше, вихляя чубом туда-сюда, туда-сюда.

Федечка поднялся, отряхнулся и вмиг обнаружил, что прилетел в нужном направлении: сквозь прутья забора были видны двор дома Алины Семеновны, распахнутые настежь окна и поднятые жалюзи. Он увидел, как входная дверь отворилась, и чья-то рука выставила на крыльцо мусорную корзину.

Федечка так и впился взглядом в корзину: через край свешивался рукав розовой блузки. У Федечки перехватило дыхание. Он испытал смешанные чувства: радости – от близости к возлюбленной, и катастрофы – от того, что слова Пиджачника оказались правдой, и пуговкам грозит нешуточная опасность.

Опасность не заставила себя ждать. Она явилась из дома в виде усатого дядьки, который ловким движением опрокинул содержимое корзины в большой черный пакет и завязал его горловину.

– Ширк-ширк! – вновь послышалось за спиной у Федечки, а следом со стороны улицы загрохотал мусоровоз: «Дрынь-бр-р-р-др-др-р-р-дыр! Гр-рым-м, уф, пуф-ф-ф… Пф-ф-ф-фыыыы…»

Усатый дядька ухватил пакет за горловину.

– Ык, – икнул пакет, почувствовав на горле цепкие пальцы.

Усатый дядька крепче зажал горловину и направился к машине.

Времени на раздумья у Федечки не оставалось ни секунды.

Он метнулся вслед, но понял, что не успеет, и вдруг, неожиданно даже для себя, прыгнул к Метле и оседлал ее.

– Да кто ты такой, черт тебя возьми?! – разъярилась Метла.

– Федечка!!! – во весь голос заорал Федечка и пришпорил Метлу.

Перепуганная Метла ринулась, не разбирая дороги. Она перемахнула через забор и с бешеной скоростью помчалась вперед, сметая чубом все на своем пути. В ушах у Федечки засвистел ветер, и он от страха, что слетит с черенка, вцепился в него мертвой хваткой.

От боли Метла взвыла, взвилась в воздух и легко обогнала ехавший мусоровоз. Через стекло кабины мелькнули округлившиеся глаза водителя и перекошенный рот. Метла не почувствовала, когда Федечка спрыгнул на мусоровоз и крепко ухватился за крышку мусорного бака. К ужасу водителя, она еще некоторое время кружилась в беспамятстве на проезжей части и, наконец, выдохнувшись, свалилась в придорожный кювет.

А Федечка подтянулся и с грохотом перевалился через край бака на мусорную кучу. Гора одинаковых черных пакетов подпрыгивала на ухабах и кренилась на резких поворотах. Было непонятно, в котором из пакетов находилась еще сутки назад горячо любимая блузка Алины Семеновны. Все вокруг скрежетало, шуршало и двигалось.

Федечка зажал нос и решил дождаться конца путешествия, а во время пути хорошенько все обдумать. Но мысли на ухабах мгновенно вылетали из головы. «Будь, что будет», – решил Федечка.

Вскоре мусоровоз въехал на свалку и вывалил содержимое бака в общую кучу: «У-у-у-у-у… Тыр-дыр-быр-дзинь!!!»

Затем машина, громыхая железом и чихая выхлопами, уехала.

А в мешках зашевелилось и зашумело.

– Что такое? Безобразие! Что-что-что!!! Вы наступили мне на шею! Господа, не толкайтесь… Да не толкайтесь же! – слышалось то тут, то там, пока мешки не разорвались, и их содержимое не вывалилось.

Федечка, оказавшийся на самом дне, проворно работал локтями, продираясь сквозь толпу коробок, картофельных очисток, баночек и банановой кожуры. Он пристроился в затылок старому Тапку, который шумно пробивал дорогу наверх, и выбрался за ним на белый свет.

Глава 6. Не смейте нас трогать!

Розовая и Зеленая Пуговки прощались на крыльце дома Алины Семеновны. Голубая и Белая пуговки посиживали в кармашке дамской сумочки в ожидании похода хозяйки за покупками. Они рассчитывали затеряться в галантерейном отделе магазина одежды.

Судя по всему, время визита в магазины откладывалось. На это указывал пушистый коврик посреди двора. На коврике сидел сын Алины Семеновны, годовалый Юлик, и сосредоточенно сосал соску.

Розовая Пуговка обняла Зеленую:

– Куда ты теперь?

– За меня не волнуйся, – успокоила ее подружка. – Ты же знаешь, моя мечта – мир моды.

– Будь, пожалуйста, осторожна. Не попади под каблук.

Зеленая пуговка резво спрыгнула с крыльца и помахала на прощание:

– Передавай привет Федечке!

Она шагала между высоких травинок, когда из зарослей перед нею появилась лохматая голова Гусмана. Он со всех сторон оглядел Зеленую Пуговку:

– Какая зеле-е-еная. Я-то гадаю, что это такое зеленое по зеленой

траве гуляет? А это – Дюй-мо-о-о-овочка…

– Вообще-то, я Пуговка, – поспешила объяснить Зеленая Пуговка.

– И что мы здесь делаем совершенно одна и без спутника жизни? – огибая Пуговку, заинтересовался Гусман.

– Мне очень нужно попасть в салон моды.

– Легко… Правда, это стоит некоторой суммы.

– С каких это пор гусеницы зарабатывают на трудностях пуговок? – нахмурилась Зеленая Пуговка.

– Приходится как-то выживать, – ответил Гусман. – В моих планах – проба нового сорта салата.

– Жаль, – сказала Зеленая Пуговка.

– Жаль? Чего? – не понял Гусман.

– У меня попросту нет денег. Похоже, не стриженным кактусам вроде вас придется обойтись обычным сорняком с местной грядки.

И Зеленая Пуговка решительно зашагала прочь.

– Я не кактус! Я – Гус Мануэле! Сын Терра Калиды! Будущий оцелот! – крикнул ей вслед Гусман. – А ближайший салон моды находится в ближайшем городе!

Но Зеленая Пуговка уже растворилась среди зеленой травы.

Раздосадованный Гусман хмыкнул и принялся вяло завтракать первым попавшимся листом.

Тем временем Розовая Пуговка осматривалась. Густая клумба. Забор. Федечкин дом за забором. Ей – туда. Нужно только прокатиться по дорожке, и она у цели.

Но тут Юлик выронил соску и захныкал. Этого еще не доставало!

«На плач прибежит Алина Семеновна. Она заметит меня и заточит в шкатулку. И тогда – прощай Федечка, прощай навеки»,– все это вихрем пронеслось в прелестной голове Розовой Пуговки.

– Малыш! Ау, – окликнула она Юлика.

Юлик увидел разговаривающую пуговку и перестал плакать. Розовая

Пуговка затанцевала перед малышом:

– Ах, мой милый Августин, Августин, Августин…

Юлик уставился на эту незнакомую игрушку. А Розовая Пуговка закружилась перед ним:

– Сорока-воровка кашку варила, деток кормила…, – и пощекотала малышу ладошку. Юлик потянулся, схватил пуговку, засмеялся, забубукал, а затем… засунул её в рот.

– Что ты делаешь?! – всполошилась Розовая Пуговка. – Выплюнь меня сейчас же! Это вредно для нас обоих. Выплюнь, кому говорю!

Ее голос доносился изо рта малыша, словно из пустой бочки. Пуговка отчаянно колотила кулачками в его щеки. Такие кошмарные тычки! Щеки Юлика запрыгали, он до смерти перепугался и выплюнул Розовую Пуговку.

– Никогда не смей брать в рот всякую гадость, – отчитала малыша пуговка. – Я, конечно, не гадость, но все равно не смей!

Губы Юлика затряслись, и он вновь разревелся в голос. Тогда Розовая Пуговка воткнула ему в рот пустышку, и он мгновенно успокоился. Видимо, малышу было все равно, что держать во рту. Лишь бы «оно» там было.

Тем временем на пороге дома показалась Алина Семеновна с дамской сумочкой в руке. Она направилась к Юлику, и Розовая Пуговка поспешила укрыться за ближайшим цветком. Конечно, у неё еще был шанс забраться в сумочку и присоединиться к Голубой и Белой Пуговкам, но она понимала, что именно сейчас ей нужно сделать окончательный выбор. Трудный, но необходимый. Ей предстояло сделать всего один шаг. Либо в сторону сумочки, либо в сторону федечкиного дома. Страх выбора сковал ее. Вот сейчас подружки уедут, и она останется совершенно одна в этом непонятном огромном мире.

Розовая Пуговка стояла и смотрела, как Алина Семеновна с Юликом на руках села в машину к усатому дядьке, как сумочка прислонилась к спинке сиденья, как захлопнулась дверца автомобиля, как тот мягко дал задний ход и вырулил со двора. Пуговка проводила взглядом свою прошлую жизнь и, до боли сжав кулачки, сделала первый шаг по тропинке.

Глава 7. Оторвыши

Нечто тяжелое навалилось на Федечку и вдавило его в землю почти с головой. Глина набилась в рот и неприятно намылила язык. Отплевываясь, Федечка разгреб комья и с опаской выглянул из земляной вмятины. Он заметил огромный башмак, рядом с ним еще один, а затем и еще пару истоптанных башмаков.

У башмаков имелись владельцы. Два обросших человека топтались, пыхтели, сопели и тянули, каждый к себе, старый стул. Когда стул не выдержал и развалился, они принялись хватать друг друга за куртки. Куртки затрещали. Через мгновение кто-то с шумом пролетел в сторону федечкиного укрытия и шлепнулся рядом в грязь.

– Чтоб тебя! Я оторвался! – чертыхнулся этот кто-то, и Федечка увидел изрядно обносившуюся пуговицу.

Незнакомец шустро выкарабкался из ямы и оглянулся на Федечку:

– Эй, Оторвыш!

Федечка повертел головой по сторонам. Кроме него во вмятине от подошвы никого не было.

– Тебе, тебе говорю,– подтвердил незнакомец.

– Нахал,– соскабливая с боков глину, буркнул Федечка. – Такие слова и – незнакомому вам…

– А ты чего, не наш, что ли? – перебил облезлый.

– Я ничей, – нахмурился Федечка.

– Так я и говорю – Оторвыш. Никуда не уходи. Я мигом,– и незнакомец помчался к людям.

Не успел Федечка выбраться из ямы, как мимо пробежала огромная крыса с голодным, цепким взглядом.

– Время обеда… Время обеда, – как заведенная, повторяла крыса.

Федечка в ужасе привалился спиной к днищу консервной банки. По ее бокам что-то противно зажурчало. Вопреки правилам, душа Федечки не ушла в пятки, а застряла колом глубоко в животе. Внезапно банка сорвалась с места и, клацнув жестяной крышкой, проглотила замешкавшуюся рваную перчатку.

– Ничего себе триллер, – отпрянул Федечка.

Он перевел дух и увидел невдалеке рукав розовой блузки.

Федечка, скользя по глине, вскарабкался на ворох тряпья, потянул блузку и не поверил глазам. Разноцветных пуговок на блузке не было! Федечка ринулся ворошить всю кучу.

– Да в чем дело? Кто здесь? Вор! Держите крепче свои ридикюли! – заверещали обитатели свалки.

Федечка пробуравил кучу насквозь и выбрался наружу с обратной стороны. Здесь он вновь наткнулся на облезлую пуговицу.

Тот, отдуваясь, дернул подбородком:

– Ничего. Обошлось. Я думал, его пришили.

– Кого? – не понял Федечка, лихорадочно озираясь.

– Дружка моего. Он – Замок. Я ему всегда говорил, такая жизнь до добра не доведет, что пора сматывать удочки.

– И где он, дружок ваш?

– На куртке Хозяина болтается. Половины зубьев как не бывало.

– Меня тоже два раза пришивали, – бросил на ходу Федечка.

– Ты, я смотрю, птица стреляная, – удивился незнакомец. – Не то, что какой-нибудь новичок из кучи. А за что тебя так?

– Как – так? – снова не понял Федечка.

– Э, Оторвыш, не хочешь говорить, не говори. Я в душу не полезу, – ухмыльнулся облезлый. – Кстати, меня Мэйдином кличут. – Забудешь, смотри сюда.

Он ткнул себя в грудь. Там виднелась выбитая надпись «Made in…». А дальше ничего не было, стерлось от времени.

– Иностранец, что ли? – скорее из вежливости спросил Федечка.

Мэйдин пожал плечами:

– Не знаю. Сколько себя помню, здесь живу, в окрестностях.

– Я так и понял, – окинул его взглядом Федечка.

– Да чего тут понимать! – огибая ржавое ведро, не отставал Мэйдин. – Теперь ты моим дружком будешь. Как нитка с иголкой. Оторвыш и Мэйдин. Отличная гремучая смесь получится.

– Сделайте одолжение, любезный, оставьте меня, – попросил Федечка.

– Сделай одолжение, говори мне «ты», – не остался в долгу Мэйдин. – А то я теряюсь.

– Я заметил, – ответил Федечка. – Весь такой потерянный, захочешь – не отыщешь. И попрошу не называть меня оторвышем.

Сзади послышалась возня, затем зашуршало совсем рядом. Пуговицы оглянулись и, не сговариваясь, бросились обратно в яму.

По мусорной куче, широко разинув рот, метался Черный целлофановый Пакет и глотал всех, кто попадался на пути. Консервная банка с визгом сгинула в Пакете. Старый Тапок попытался отбиться, но силы были неравные.

– Помогите! – успел крикнуть Тапок и исчез в черной глотке, увлекая за собой погнутую алюминиевую ложку.

Внезапно Черный Пакет замер и настороженно повел уголками.

– Ап! – и он сам пропал в ненасытной пасти сломанного Чемодана. Чемодан аппетитно сглотнул, принюхался и пополз к укрытию пуговиц.

– Бежим отсюда! – не своим голосом закричал Мэйдин, выталкивая Федечку наверх.

– Не могу,– вздрагивая, запротестовал Федечка.

– Почему? – оторопел Мэйдин.

– Я должен… отыскать Розовую Пуговку… Она где-то здесь.

– Да у тебя, парень, с головой не в порядке! Хочешь, чтобы тебя уплели за обе щеки? Хорош десерт! – поперхнулся Мэйдин и так толкнул Федечку, что тот едва не упал.

Отяжелевший Чемодан подполз уже совсем близко, было слышно, как по-звериному щелкают его замки.

– Уносим ноги, говорю! Иначе я тебя сам пришлепну! – вспылил Мэйдин.

И Федечка побежал.

– Ап! Ап! Клац-клац! – то и дело слышалось за спиной.

По лбу Федечки струился пот, перед глазами плыли круги, а он все бежал и бежал, не разбирая дороги. Сердце готово было выпрыгнуть, но как только он замедлял бег, над ухом раздавался окрик Мэйдина:

– Я тебе приторможу! Шевели бегуньками!

Довольно скоро ноги перестали слушаться Федечку, они предательски заплетались, дыхания не хватало, липкая слабость растеклась по телу. Он остановился, всего лишь на мгновение, и тут же клацающая пасть накрыла его. Федечка полетел вниз головой в темную утробу.

Глава 8. А-А-А-А-А-А!

Розовая Пуговка шла по тропинке и, чтобы справиться со страхом, шептала себе под нос:

– Сорока-воровка кашку варила, деток кормила…

– До-о… До-о…– прогудел мимо шмель.

Пуговка втянула голову в плечи, а шмель, не обращая на нее внимания, пролетел мимо.

– Удивительно, отчего я раньше не замечала, что мир вокруг дышит? Признаться, мне не было скучно. Но в магазинах и парикмахерских так суетно, что не слышно, как мир дышит. А он ведь дышит. И еще поет.

Совсем низко над ее головой пропорхала радужная бабочка, обмахиваясь веером крыльев:

– Ффффффффффф… Фа-а, ффффффффффф – фа-а…

До, фа, ля. Обитатели мира складывали из нот одну общую песню.

Розовая Пуговка шла между высоких травинок, улавливая тончайшие ароматы, которые плавали в воздухе. Она склонилась к фиалке:

– Какие потрясающие у вас духи.

– Это вы мне? – появилась из клубничных зарослей голова гусеницы.

Когда с высоты клубничного стебля Гусман увидел симпатичное создание, он резво спустился вниз и теперь во все глаза глядел на Розовую Пуговку:

– Еще одна Дюй-мо-о-о-овочка…

– Вообще-то, я Пуговка, – в нерешительности остановилась Розовая Пуговка.

– И что мы здесь делаем совершенно одна? – проползая вокруг Пуговки, поинтересовался Гусман.

– Мне очень нужно попасть в соседний дом. Очень.

– Легко… Но это стоит некоторой суммы.

– У меня нет денег, – растерялась Розовая Пуговка.

– Тогда… – тут Гусман осекся.

– Тогда? – переспросила пуговка.

Но Гусман ничего не успел придумать, ему уже было не до торга.

Он бесцеремонно дернул Пуговку за руку и потащил за собой.

Пуговка пискнула, но Гусман закрыл ей рот, вслушиваясь в шум крыльев.

Пуговка, что было силы, щипнула Гусмана за бок, рванулась и побежала.

– Куда ты, глупая? Назад! – закричал Гусман.

Он схватился за голову, глядя, как огромная тень накрыла Пуговку.

Что-то твердое обхватило ее с боков, она оторвалась от земли и взмыла вверх.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

Кто бы мог подумать, что пуговицы умеют так громко вопить. Одно дело, когда на всю комнату, но не на всю же округу!

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! – не умолкала Пуговка.

Это «А-а-а!!!» прекратилось только тогда, когда пуговка почувствовала под собой опору.

Большая Сорока, опустив добычу, пострекотала и улетела.

Пуговка пошарила вокруг, наткнулась на жесткие прутья и с трудом осмелилась открыть глаза. Она была в сорочьем гнезде. Пуговка бросилась к краю, глянула вниз и потеряла всякую решительность.

Далеко внизу под березой копошился муравейник. Муравьев было много, очень много. Но они были слишком крохотны и слишком заняты, чтобы вслушиваться в разные: «А-а-а!!!». Гусеницы тоже нигде не было видно. Судя по всему, помощи ждать было неоткуда. Справившись с головокружением, Розовая Пуговка еще раз выглянула из гнезда. Отсюда, со старой березы, как на ладони был виден дом Алины Семеновны.

Пуговка обнаружила, что береза растет во дворе Федора Михайловича. Уже хорошо. Но береза слишком высока. Это хуже. Поэтому выбраться из гнезда невозможно. Совсем плохо. Пуговка быстро заморгала, готовясь расплакаться.

– Впечатляет, не правда ли? – раздался за ее спиной хорошо поставленный голос.

Розовая Пуговка обернулась и увидела огромную, даже чересчур, пуговицу. Та конопатила щели между прутьев.

– Добро пожаловать в наш небоскреб, – продолжала пуговица. – Конечно, не пентхауз, но панорама здесь ничуть не хуже. Да и воздух чище.

– Здравствуйте, тетенька Пуговица,– пролепетала Розовая Пуговка.

– Я не пуговица, я – Розэтка, – с достоинством ответила та. – Я – достижение научно-технической мысли, так сказать. «Вольт-амперы ваттыгерцы». Красиво звучит, не правда ли? Как латынь. Я – неотъемлемый элемент цивилизации, оказавшийся на ее обочине… А вот пуго…

– Не слишком ли много слов, дорогая? – раздался из глубины гнезда еще один голос.

Перед грудой перьев сидела пожелтевшая Костяная Пуговица и набивала пухом перину.

– Проходи, деточка, – ободряюще сказала Костяная Пуговица. – Прости ее за болтовню. К нам давненько никто не заглядывал, а иногда так хочется поболтать о новостях в мире.