Текст книги "Эльфийский посох"

Наталья Метелева
Эльфийский посох

Пролог

Полет над Выжженными Землями всегда сопряжен с большим риском. Однако это был самый короткий путь от океанских островов до Торгового моря, а черный дракон так торопился, что забыл об усталости. Его крылья с шумом рассекали горячий воздух. Встречный ветер усиливался, и парившие внизу гаргульи в любой момент могли заметить вторгшихся в их небеса врагов.

Дракона и его ношу – сидевшего в межкрылье юного эльфа – прикрывала гигантская туча, иначе их давно уже обнаружили бы. Но туча была наваждением и плыла против ветра, а наводить морок на демонов нелегко, даже если ты Повелитель Иллюзий Лазгурон.

Далеко внизу полыхали во тьме огнедышащие горы, стрелявшие снопами искр и клубами едкого дыма. От вулканов расползались светящиеся трещины. В них клокотала темно-красная лава. Даже сюда, под самые звезды, доносились громовые раскаты никогда не прекращавшегося извержения.

Боковой ветер ударил внезапно, словно кто-то невидимый атаковал Повелителя Иллюзий и его спутника. И тут же мощный вихрь закружил дракона, пытаясь в клочья порвать крылья, похожие на гигантские кленовые листья.

– Все-таки жаль, Лазгурон, что ты из плоти и крови, а никакая не легенда! – крикнул эльф, вцепившись в роговые шипы на драконьей шкуре.

– Я же просил тебя: ни слова, пока мы над землями Проклятых! – рыкнул Лазгурон. – Иначе быть беде.

Поздно! Иллюзия разрушилась. Кружившие внизу бесчисленные гаргульи тут же заметили врагов и всей стаей устремились к ним.

– Держись, сын Даагона! – Дракон лег на левое крыло, совершая резкий поворот. – Сейчас станет жарко!

Десятка два летучих монстров с распахнутыми пастями неслись на перехват, издавая пронзительные вопли. Звуки эти проникали в самую душу, сводили с ума. Невозможно было сосредоточиться даже на простейшем заклинании. Хуже мог быть только визг баньши.

Оглушенный эльф выпустил из рук роговые наросты, за которые держался, и обеими ладонями зажал уши. В тот же миг Лазгурон, уходя от атаки, свечой взмыл ввысь, а сын Даагона, кувыркаясь и роняя стрелы из колчана, полетел в самую гущу рванувшейся к нему стаи гаргулий. Вот они – последние мгновения его короткой жизни. Что ж, по крайней мере, чудовища растерзают его в воздухе, не дав рухнуть в кипящую внизу лаву.

Эльф попытался выхватить Алкинор – меч, способный резать камень, как масло. И у него получилось. Первой твари он случайно снес голову, когда его развернуло в падении лицом к земле. Второй так же мимоходом рассек крыло, когда та уворачивалась от рухнувшего сверху трупа товарки. А вот третья зацепила когтями развевающийся плащ.

Рывок! Завязки плаща впились в горло пойманного эльфа. В глазах у него потемнело. Судорожно извиваясь, он отчаянно взмахнул мечом, отсекая когтистые лапы вместе с туго натянутой материей. Тварь с воем исчезла в ночном мраке, однако раскаленная земля начала приближаться с ужасающей быстротой. Если бы сильный ветер не прибивал к земле серные клубы, эльф давно бы задохнулся в ядовитых испарениях вулкана – он падал прямо в багровую реку расплавленного базальта. В голове мелькнула странная для последних мгновений жизни мысль: «Каково было Бетрезену, прекраснейшему из ангелов Всевышнего, оказаться в самом пекле им же созданного мира?»

Следом пришло озарение: «Лазгурон лгал, ни за какие горы за Торговым морем он и не собирался лететь. Не решился убить меня сам, отнес к демонам. Ведь он ни разу не назвал меня по имени, только – сын Даагона, словно я уже приговорен. А чтобы наверняка не осталось ни клочка от меня, ни капли крови, сбросил прямо над кипящей лавой».

– Закрой глаза, эльф! – услышал он раскаты драконьего голоса.

Он послушался и продолжил падение вниз головой, держа перед собой меч обеими руками.

Лазгурон атаковал врагов: ярчайшая вспышка света проникла даже сквозь зажмуренные веки эльфа. Юноша в ужасе распахнул их: перед глазами поплыли световые пятна, и он не сразу понял, что это мечутся объятые огнем гаргульи. Ослепшие порождения повелителя Проклятых Демонов сталкивались между собой и рвали друг друга на части. «Неужели они все-таки сожрут меня! – отчаялся эльф. – О Галлеан! Смерть в огне была бы достойнее».

Но падение продолжилось. В лицо пахнуло нестерпимым жаром. Кожа на опаленных скулах сначала пошла волдырями, потом начала трескаться. Капли крови испарялись на лету, как будто их слизывал с лица кто-то невидимый. «Все-таки сгорю. Зато никто не скажет, что сын лорда Даагона умер безоружным! – думал юноша, вместо того, чтобы молиться перед смертью Галлеану. – Так даже лучше. Тот, кто сам станет пламенем ада, уже никогда не достанется Безмясой».

– Опомнись, эльф, – донесся сверху драконий рык, – твои ли это мысли?

Что-то вроде острых крючьев вонзилось в ребра, так что юноша закричал от боли. Но зато огненный ад начал стремительно удаляться! Чьи-то когтистые лапы поднимали эльфа, и было слышно, как над головой со свистом рассекают воздух мощные крылья.

– Это ты, Лазгурон? – с трудом выдавил из себя юноша: слова, словно наждак, драли обожженную гортань.

Пальцы эльфа, еще секунду назад казавшиеся прикипевшими к рукояти клинка, разжались. Алкинор выскользнул из рук, но крылатый ящер заложил круг и успел перехватить на лету падающую искру меча.

– Держись, сын Даагона. Ты обязан выжить и добраться до священного Посоха Духа.

– Извини, я плохо думал о тебе, дракон.

– Не ты… – возразил Лазгурон. – Это все наваждение. Именно так оно и происходит: сначала тебе кажется, что ты понимаешь Падшего Ангела, как никто другой. Одинокого, преданного всеми, обреченного на немыслимые муки. Через иллюзию понимания в твое сердце проникнет сочувствие. За сочувствием приходит желание прикоснуться к невероятной силе Бетрезена, повелителя Проклятых Демонов, способного вынести даже такие терзания. Он наполнит тебя своей мощью, пообещает спасение от ада… Но не скажет тебе, что именно он и есть – ад.

Однако последних слов дракона никто не слышал: эльф потерял сознание.

Земля внизу дрогнула, дохнув в небо дымом и пламенем, и снова над Выжженными Землями заклубилась гигантская черная туча. Постороннему взгляду могло показаться, что в ее клубах мечутся тысячи черных драконов, задевая друг друга крыльями. Поди разбери, который из них – истинный, чтобы направить в него удар магического пламени…

На закате туча цвета сажи достигла восточного побережья Выжженных Земель и опустилась на скалы, где исчезла: дракону нужна была передышка. А вскоре в Торговое море пришел шторм. И какой!

Ураган пытался содрать со скалы незваных гостей, обрушивая на отвесный берег огромные волны. Камни не выдерживали напора, крошились, исчезая в бурлящем водовороте. Гром и треск оглушали. Дракон нашел в прибрежных скалах расщелину с выступом, образующим подобие навеса, – хоть какая-то защита от ливня.

Жизнь в эльфе еще теплилась, но едва-едва. Если он не получит помощи до рассвета, путешествие станет бессмысленным. Конечно, когда Лазгурон забирал остроухого мальчишку из пещеры отшельника Раэрта, он не давал обещания доставить его обратно совсем уж в целости и сохранности. Но и о трупе речи не было, точнее, была о его полном отсутствии. Если не удастся сберечь жизнь ученика, дракону надлежало развеять ее бесследно во всех временах, словно тот и не был рожден.

Этому эльфу крупно не повезло. Он – первый корень Древа Смерти, чудом вырванный у слуг Мортис двадцать лет назад. Нельзя допустить, чтобы изначальное жертвоприношение было завершено и сын лорда Даагона живым или мертвым, душой или телом соединился с Древом, вернув ему всю гибельную мощь.

Тогда мертвящая язва Алкмаара расползется на полмира ядовитым черным пеплом.

Эльф почти мертв, и только Мортис знает, какие предсмертные видения искушают его дух. Может быть, он уже спешит на зов Древа?

Может, и впрямь надо было отдать его демонам или позволить пламени ада поглотить мальчишку? По крайней мере, это надежнее, чем хранить ничтожную жизнь, от которой зависит слишком многое. Впрочем, еще не поздно! Всего-то дел – разжать когти над ближайшим разломом. И у эльфов будет сотня-другая лет, за которые они должны успеть что-нибудь придумать.

Вот и буря утихла. Теперь ничто не помешает долететь до разлома… Дождь, правда, еще лил, но уже был похож именно на дождь, а не на опрокинутое над головой бездонное море.

Лазгурон резко поднял голову, и его рык заглушил даже близкий громовой раскат:

– Уймись, раб Бетрезена! У тебя не выйдет обыграть меня в мои игры!

Алые глаза демона зажглись совсем близко – на расстоянии броска копья. Через миг на скалах перед расщелиной пылали сотни злых огоньков. Дети Бетрезена умели подбираться к врагу невидимыми. Убежище Лазгурона превратилось в ловушку.

Проклятые, потерпев неудачу с ментальной атакой, не торопились наступать. Они, как и дракон, выжидали. Их огненная магия ослабла: вокруг было слишком много воды.

– Ты неправильно понял меня, дракон, – раздался голос демона. Неожиданно мягкий, обволакивающий, он лился из полной мрака трещины в скалах, которую не достать и огнем. – Мы предлагаем тебе помощь.

Лазгурон ощерился.

– Мне? Помощь Преисподней? Это звучит по меньшей мере странно. Разве я в ней нуждаюсь?

– Бетрезен знает. Древо Смерти и сюда дотянется за своим корнем. Сын Даагона умирает и не может ему сопротивляться. Его дух уже стремится на зов.

– И Мортис ему в помощь. Какое дело Принцу Ада до такой мелочи, как какой-то эльф?

На мгновение демон опешил.

– Такое же, как тебе, Повелитель Иллюзий. Нам известно, что этот юноша – начало конца Альянса. Скоро тень Древа накроет эльфийские рощи и высосет их соки вместе с жизнями всех эльфов Невендаара. Потом сгниют дерева до последнего саженца, умрут энты, исчезнут единороги и грифоны…

– Как печально. Я вижу, стоило претерпеть некоторые неудобства путешествия, чтобы увидеть, как сын Бетрезена слезно жалеет птичек! Разве не таково и твое желание, Двойник, чтобы все они… хмм… сдохли?

– Да! – взревел демон, но тут же спохватился: – Но к чему нам такое усиление орд Мортис? Подумай, ведь с нашей помощью ты навсегда можешь избавить эльфов от угрозы. Отдай мальчишку нам, и мой Повелитель навсегда выжжет гнилой корень из его сердца. Более того, он создаст могучего воина, способного уничтожить Древо Смерти. Разве это не решит разом все те проблемы, которые ты непонятно зачем взвалил на себя, о великий Лазгурон?

– Даже не тщись понять смысл моих поступков, ты, говорящая кукла Бетрезена! – Дракон начал сердиться, а это значило, что поединок он проигрывает. Он, Повелитель Иллюзий, знающий все уловки магии разума!

Зачем же сын эльфийского лорда понадобился Принцу Ада на самом деле? Разумеется, Бетрезен выждет, пока Древо не окрепнет, а эльфы не ослабнут настолько, что будут готовы на все ради спасения. Тогда Проклятые и соблазнят их полным избавлением от Древа – весьма в духе лукавых. Но какую цену заплатят тогда дети Галлеана? Не бóльшую ли?

Буря, выплюнув напоследок молнию, уходила на запад, глухо порыкивая, словно огрызаясь в споре с невидимыми богами.

– Мы ждем твоего решения, – напомнил демон. – Но смерть ждать не будет. Мой Господин предлагает обмен. Ты вернешь эльфам потерянного сына, но… другого. Пусть друиды ловят не доеденную Древом жертву и тащат к своей гнилой раскоряке! Пока они разберутся, что это не та жертва, – огонь возмездия вызреет в душе настоящего сына Даагона и обрушится на тех, кто причинил ему страдания. Наш Господин щедр к страдающим мира сего – он дает им оружие мести.

Небеса светлели. Пелена туч расползалась лохмотьями, и на востоке намечались серые прорехи, предвещавшие близкий рассвет. Лазгурон, наоборот, мрачнел: Бетрезен слишком хорошо осведомлен и не скрывает этого. Скорее всего, друиды Древа тоже вышли на след жертвы. Даже если дракону удастся вырвать эльфийского мальчишку из кольца демонов и донести до цели, не принесет ли он ученика в новую ловушку, прямиком к Мортис? Стоит ли так рисковать?

Эльф, словно услышав, что решается его судьба, слабо пошевелился. Дракон склонился к изуродованному лицу юноши. Собственно, лица уже не было, как и волос, – сплошная обугленная рана. Тут и Посох Духа вряд ли поможет.

– Оно зовет… – еле слышно хрипел эльф. Багровочерная пена пузырилась на том месте, где когда-то были губы. – Убей меня… Мне… не справиться с этим…

Он снова затих, провалившись в туман небытия. По какой дороге? Не прямиком ли к Древу?

И дракон решился.

– Я должен посмотреть, демон, кого ты предлагаешь мне взамен.

Проклятые зашевелились. Только сейчас стали видны истинные размеры их легионов: они плотным серым покровом облепили верхушки скал в пределах видимости. Целая армия послана за одним остроухим? Что-то здесь не так.

Два мелких демона вынесли пленника, бросили перед расщелиной, где прятался дракон, и сразу отступили – зачем вводить в соблазн будущего союзника?

Лазгурон присмотрелся: не двойника ли пытаются ему подсунуть? Но это был действительно эльф, тоже сущий мальчишка. Только лицо слишком серое, изможденное. Его щеки, обнаженные руки и шея были исполосованы ожогами – следы недавних пыток.

– И как я доверю вам своего подопечного, демон, если вы клеймите эльфов, словно скот? – спросил дракон, вполне представляя, какая участь ждет добычу Падших, если ее не разрывают на месте.

Один из монстров в негодовании вскинул морду, аж клыки клацнули:

– Это не наша работа! Он таким и попался нам – бежал от инквизиторов Империи.

О причинах бессознательного состояния пленника не стоило и спрашивать. Наверняка окажется, что так и было, когда тот бежал. Еще один очень невезучий эльф.

Остались еще некоторые формальности.

– Когда Бетрезен подготовит сына Даагона для мести?

– Когда снова взойдут Две Луны, он будет готов, – прошипел из расщелины Двойник.

– Через десять лет? Похоже на обман.

– Это крайний срок. Ты в любом случае не проиграешь, дракон. Спасешь не одного, так другого остроухого. Или всех. Хотя это уже будет зависеть от сговорчивости Альянса.

Этого и следовало ожидать. Что ж, пора.

Дракон положил рядом с эльфом своего спутника, стараясь лишний раз не причинить ему боли. В его ладонь легла рукоять Алкинора – даже Двойник не сможет подменить оружие, если попытается обмануть дракона.

Нежный золотисто-зеленый туман окутал эльфов, словно дыхание невиданной в Невендааре весны, приходившей только во снах к чистым душам. Демоны зарычали, отпрянув, как селяне от прокаженных.

Когда волшебная дымка развеялась, уже никто не смог бы отличить одного эльфа от другого: на земле в одинаковых обгоревших одеждах лежали два сына Даагона с обращенными к небу обожженными лицами. Но пальцы одного по-прежнему обнимали рукоять почерневшего над огненной рекой клинка.

Высокая волна налетела на скалу, словно шторм решил вернуться и остановить Повелителя Иллюзий. Огромным сверкающим веером взметнулись брызги. И не упали ни на берег, ни в море – рассыпались в серебристом небе, почти очистившемся от туч. Лучи восходящего солнца вырвались из-за горизонта, и над скалами Выжженных Земель впервые за долгие десятилетия вспыхнула дивная радуга. Она взмахнула разноцветными сияющими крыльями, воспаряя над морскими волнами.

На черных камнях остался один эльф с клинком в бессильной руке.

Часть 1. Огонь отца

Глава 1. Заговоренный лорд

Единороги двигались бесшумно, и только тонкий слух эльфа мог уловить их приближение. Лорд Даагон догадывался, что они идут за ним, но сигнала рога не было, и он не останавливался, хотя и не прибавлял скорости. Впрочем, куда уж быстрее, если даже сопровождение отстало: его единорог несся порывом ветра в зыбком свете Малой луны.

Через месяц должна взойти Большая, и лорд заблаговременно покинул свою вотчину, чтобы добраться до цели прежде, чем рощи преобразятся в двойном сиянии Лун. В такие ночи, раз в десятилетие приходившие в Невендаар, нежить особенно сверепела. Даагон, с его непонятным везением в битвах с порождениями Мортис, был незаменим на границах с Алкмааром. Но сейчас эльфийского лорда подгонял не только долг – его томила какая-то смутная тревога.

Два единорога нагнали повелителя и летели серебряными бликами над слоем палых листьев, почти не касаясь земли. Скакуны были без седел и всадников, и это еще больше встревожило эльфа: кто-то призвал помощь Леса. Кому-то впереди она отчаянно нужна.

И тут же послышались первые звуки боя – пронзительный вопль баньши, выедающий душу, парализующий тех, на кого направлена атака. Неужели помощь опоздает?

– Прорыв! Быстрее, Росинфин! – прошептал лорд.

Баньши кружила над вершиной холма. Даагон вскинул магический жезл, и из кристалла в навершии вырвалась солнечная молния, озарив ночь. Тварь окутало пламя.

В роще на холме висел густой смрад: десятки мертвецов шли на штурм храма Галлеана, и среди них – только что убитые ими эльфы, уже поднятые Мортис. Они вставали – с разорванными горлами, окровавленными глазницами – и шли на тех, кто только что были их товарищами. Силы защитников храма таяли – всего горстка бойцов держалась у самых врат.

В этот момент в толпу нежити ворвались единороги. Даагон увидел главную цель – архилича, направлявшего нежить на штурм. Его безобразная фигура возвышалась поодаль между стволами рощи, как черная глыба с плошками мутно светящихся глаз, а непрерывные заклинания пытались разрушить эльфийский храм.

Жезл лорда Даагона осветился, но архилич увернулся от удара и отступил, не став контратаковать.

– Мы еще встретимся, маг! – прошипело порождение Мортис, исчезая во тьме.

Через несколько минут битва была окончена, так и не начавшись толком для Даагона. О ней свидетельствовали лишь вонь, груды дымящегося пепла и костяного крошева, кольцом лежавшие у полуразрушенного храма. Из его защитников в живых остался один эльф-копейщик. Силы оставили его, и он, навалившись спиной на резные врата, сполз наземь, еще не веря в спасение.

– Почему они отступили? – прохрипел он. – Почему? Ты же пришел один!

– Во-первых, не один, – пожал плечами лорд, доставая целительное зелье, чтобы остановить кровь, струящуюся из ран копейщика. – Три единорога – многовато для архилича. А во-вторых, мое имя – Даагон из рода Эрсетеа.

– Я слышал о тебе, Заговоренный Лорд.

Даагона передернуло. Он ненавидел это прозвище, равно как и свою удачу в битвах. Да и удачу ли? Не след ли она того чудовищного проклятия, о котором тоже говорили все вокруг?

– Кто в храме? – спросил он, поднимая обессиленного эльфа, чтобы открыть врата, за которыми послышался какой-то шум.

– Оракул и наша магесса. Она билась, пока могла, пока у нее не началось… Нежить хотела взять ее живой. Хорошо, что храм оказался неподалеку от нашего пути. – Копейщик словно оправдывался, и это удивило лорда.

Врата открылись сами, выпустив совсем юную по эльфийским меркам девушку в одеянии оракула – глаза усталые, в руках сверток. Даагон не сразу осознал, что она держит завернутым в окровавленный плащ с гербами. Оракул тихо сказала:

– Я не смогла спасти архонта, но ребенок родился здоровым. Девочка недоношена месяца полтора. Нужна помощь целительниц.

И Даагон понял, за кем охотилась нежить: ребенок, родившийся во время Двух Лун, будет наделен особой силой. Как был бы наделен ею его собственный новорожденный сын, похищенный слугами Мортис.

Тридцать лет назад лорд не смог защитить младенца, и эта вина непрестанно жгла душу. Лучше бы он сам умер в ту ночь. Но он выжил, отделавшись ранней сединой и прозвищем Заговоренный. Даже чудовищные шрамы давно исчезли… нет, не исчезли. Они просто ушли вглубь и оплели сердце.

С той ночи порождения Мортис щадили лорда, даже если он оставался один и без сил на поле боя. Уходили, как только что ушел архилич. Почему так случилось именно с Даагоном? На этот вопрос не мог ответить ни один оракул, а у слуг Мортис не спросишь.

Подоспевшей свите лорда уже нечего было делать на месте битвы, разве что очистить священную землю от гнилого праха нежити да похоронить умершую.

Но вот все закончено, а маг по-прежнему медлил пускаться в путь. Спросить или нет? Эта девочка так юна, но ведь она уже оракул…

Эльфийка спросила сама:

– На какой вопрос ты жаждешь ответа, лорд?

– Я потерял надежду узнать его, – покачал головой Даагон. – Но сегодня к нему добавился еще один, оракул. Зачем нежити эльфийские младенцы, наделенные двойной силой Лун?

Ее янтарные глаза изумленно раскрылись, и эльфийка исчезла за вратами храма. Даагон ждал долго, наконец, она вновь показалась в проеме. Лицо ее было мрачнее тучи.

– Галлеан молчит, но я буду молить его открыть мне истину.

Что ж, видимо, ответ был получен. Ничем иным лорд не мог объяснить появление на приграничной заставе грифона из Элаана, куда он сопроводил троих, спасенных в храме.

Ночь выдалась ясная и звездная – как раз одна из тех, что так любит испортить внезапным нападением нежить, – поэтому Даагон лично проверял дозоры. Дул легкий ветер, чуть развевая седые волосы эльфа, точно тонкие ветви серебристой ивы. Отсветы луны скользили по его невозмутимому лицу, по узорному плащу и призрачной шкуре единорога, словно ткали покрывало невидимости.

Стояла мертвая тишина (что неудивительно в таком месте), и далекий шум крыльев Даагон услышал раньше, чем увидел перечеркнувшую луну тень.

Грифон летел далеко, и Даагон вполне мог успеть к следующему дозорному – страж троп Энрах должен был находиться где-то поблизости. Лорд обдумывал, не поинтересоваться ли причиной, по которой молодой страж, появившийся в столице лет пять назад, вдруг напросился на глухую и опасную заставу, где смерть придет к тщеславному эльфу раньше славы героя. Да еще и напросился под командование Даагона, к которому с первой встречи испытывал крайнюю неприязнь? Такие резкие перемены всегда подозрительны. Впрочем, страж троп мог и подождать.

Эльф остановился, коснувшись длинными пальцами шеи единорога, и навершие его жезла засияло. Свет был замечен сверху: через несколько минут огромная птица опустилась на песчано-пепельный язык, нанесенный южным ветром, дувшим с Алкмаара, – такие проплешины не успевали зарастать в приграничных землях, и это была тихая, но непрерывная война границ.

– Приказ королевы, лорд. – Прилетевшая магесса протянула ему свиток.

Кивком поблагодарив ее, Даагон развернул послание.

Королева Иллюмиэль приказывала ему немедленно, где бы ни настигла Даагона весть, отправиться в новую столицу Альянса – Темперанс. Так срочно, что к письму прилагалась драгоценная руна для открытия портала. Лорд похолодел от предчувствия беды.

«Храни нас Галлеан!»

* * *

Портал открылся прямо в королевском дворце, и Даагон шагнул из одной звездной ночи в другую – высокие своды помещения терялись в густом сумраке, а плававшие у стен светильники пятнами выхватывали искусную резьбу. Лорда ждали – стражи сразу же сопроводили его в обширный круглый зал королевского совета.

Он вошел, как был, в запыленном дыханием Алкмаара дорожном плаще и замер на мгновение. Не обилие лиственных гирлянд, увивших стройные резные колонны зала, не яркие краски всех оттенков осени и не рой магических сфер, сиявших изумрудами и рубинами, удивили его – дворец готовили к предстоящим празднествам Двух Лун, и он походил на ожившую сказку. Но рядом с королевой не было ни одного мага из диких кланов, одни лишь благородные архонты. Неужели Альянс, недавно выигравший войну с Империей и добившийся долгожданного объединения эльфийских земель, так быстро рассыпается?

Впрочем, в зале все же присутствовал один посторонний. Точнее – одна: присмотревшись, Даагон узнал полускрытое накидкой оракула лицо ясноглазой эльфийки из окрестностей Элаана. Бог ответил ей, теперь в этом уже не было никаких сомнений.

Тем временем королева Иллюмиэль жестом приказала лорду приблизиться, и маг заметил тени усталости на ее лице и обеспокоенность в глазах. Этот контраст между радостным великолепием убранства дворца и встревоженными лицами его обитателей казался особенно мучительным.

– Лорд Даагон, я отменила прежний приказ о твоем назначении. Волей Галлеана оракулу Эосте было видение, что на этот раз тебе угрожала бы смертельная опасность.

Удивившись – угроза жизни одного эльфа не могла быть причиной столь срочного вызова, мало ли опасностей подстерегает каждого? – Даагон тем не менее благодарно поклонился и королеве, и оракулу, стоявшей поодаль, опустив голову. Впрочем, вряд ли Эоста заметила его поклон.

– Мы вынуждены напомнить тебе, – продолжила королева, – что с твоим уходом древний род Эрсетеа может прерваться. Отговорки уже недопустимы. К тому же у тебя есть и непрямые родственники в клане. Совет предлагает объявить состязания, чтобы найти достойнейшего, и пусть имя и знания прославленного рода будут ему наградой. Необходимо избрать наследника…

Королева оборвала фразу, но маг без труда способен был закончить ее сам: «Раз уж ты, утратив свое дитя, не способен породить новое».

Да, это позор для эльфа в расцвете лет. Он обвел взглядом строгие лица архонтов. Прошли те времена, когда магия более благоволила эльфийским мужчинам. Шесть могущественных магесс молча взирали на него, и в глазах этих избранных Даагон увидел привычные уже холод и отчуждение.

Вот почему здесь нет диких кланов. Вопросы наследования благородных домов не имеют к ним отношения, и даже род Гаэтер утратил это право, когда Тиаль покинула лорда после смерти их сына.

Но, демон вас подери, почему такая срочность? «Грозит опасность» – это не причина! Почему королева умалчивает истинную цель этого вызова, почему тянет, словно ей трудно решиться сказать такое. Да и что – «такое»?

– Моя королева! – не выдержал Даагон. – В случае смерти главы рода, не оставившего официального наследника, все владения и реликвии рода переходят к королевскому дому. Это обычная процедура в подобных случаях.

Иллюмиэль отрицательно качнула головой.

– Это не обычный случай. И здесь я не могу приказать тебе, только просить.

Теперь лорд уже ничего не понимал: почему в ее голосе столько боли? Да любой из благородных эльфов счастлив выполнить просьбу своей королевы, для него она фактически равна приказу. И потом, в конце концов, усыновление какого-нибудь ребенка куда лучше новой женитьбы только ради наследников.

– Хорошо, – он чуть склонил голову. – Раз таково решение совета, мой долг…

Иллюмиэль подняла ладонь, не позволив ему произнести слово чести до конца.

– Не торопись, лорд. Ты еще не все услышал, а мы не можем принять слово, данное в неведении. Мы просим у тебя не обычного усыновления с последующим объявлением наследником. Соки древа Эрсетеа должны быть обновлены полностью. Мы просим у тебя согласия на ритуал разрыва.

Даагон окаменел. Это неслыханная просьба… да нет, даже не просьба. Это смертный приговор.

– В чем же моя вина перед народом Галлеана?

– Вины нет, лорд. Причина же просьбы… Именно за этим мы и призвали тебя.

«Вот оно!» – кольнуло в сердце.

– Мой сын… – медленно произнес он.

– Да, – Иллюмиэль взглянула на него с удивлением. – Нам стало известно, зачем он был похищен. Слуги Безмясой задумали небывалое. Впрочем, пусть скажет Эоста, что открылось оракулам.

Пророчица чуть покачнулась, словно ее внезапно разбудили. Но распахнувшиеся на бледном личике янтарные глаза посмотрели на Даагона ясно и с неожиданным сочувствием. Вот только говорила она ужасные вещи:

– За тридцать лет с той ночи были похищены многие дети, но началось все именно с твоего сына, лорд. Он – первенец, и родился в ночь Двух Лун, значит, был избран и наделен особой силой. Нежить сделала из него… Это была особая жертва, лорд…

Девушка замолчала. Кинула из-под ресниц страдальческий взгляд на Даагона, словно ей было больно говорить.

– Смелее, Эоста, – сказал он, – я не упаду в обморок.

– Твой сын стал первым корнем Древа Смерти, его сознанием, – выдохнула пророчица. – Когда Древо Смерти окрепнет, оно убьет наши рощи и высосет наши жизни. Оно уже убивает.

Даагон стиснул зубы. Кто-то тут недавно терзался горечью будущего позора? Вот то, что немыслимо хуже. Последняя кровь рода Эрсетеа стала стержнем неведомого чудовища и его связью с эльфийским миром. Именно Эрсетеа, род Хранителей древней магии, которых в Альянсе после всех войн осталась малая горстка.

Иллюмиэль подошла к священному Посоху Духа в центре зала, погладила его тонкими пальцами. По рунам на древке заструились к ее руке теплые медовые сполохи – Дух откликался королеве.

– Мы отправили отряд просить совета у Хранителя Леса, – сказала она, повернув точеное лицо к лорду. – Нам не пройти по землям Алкмаара в поисках Древа Смерти, но мы можем открыть портал, если знать, куда его открывать, и пронести к нему наш главный Посох Духа. Пока чудовище молодо, мы сможем его уничтожить, но ослабить Древо можно уже сейчас.

Верховная магесса Лодиат кивнула:

– И начать необходимо с его первого корня. К счастью, вы с Тиаль не успели дать имени первенцу, поэтому нам будет проще провести ритуал разрыва. Сейчас его связь с родом Эрсетеа – только через кровь отца. Твою кровь.

Лорд мотнул головой:

– Не совсем так. Я дал ему имя, но ритуал не был завершен. Нежить… вырвала его из моих рук.

А все потому, что он был в ту ночь слишком счастлив и беспечен, и не захотел ждать – сразу отнял новорожденного у беспомощной Тиаль и повез его в священную рощу. И выжил один из десятка сопровождавших его родичей.

– Ты всегда был самонадеян, Даагон, – процедила Лодиат.

«Был…» – горько усмехнулся лорд про себя. Его уже похоронили, не дождавшись официального согласия на ритуал. Да и то сказать, после него он проживет совсем недолго, если и пожелает жить. Это ведь даже не изгнание – изгои способны жить и вне рода, и за пределами земель эльфов. А разрыв… Попробуй-ка жить с разорванным сердцем.

Но он понимал, почему соки древа рода Эрсетеа необходимо полностью обновить. Архонты боятся его перерождения. Без отречения старшего в роде и всей его крови оно не примет чужую кровь – ведь в мире останется след родственной, и древо потянется к ней – отравленной, гнилой, смертоносной.

«Но тогда почему я все еще жив? – вдруг подумал лорд. – Друиды Древа Смерти должны были убить меня сразу после перевоплощения сына. Чтобы никто уже не мешал овладению древом рода и магией Эрсетеа. Должны, но не убили».

И внезапно Даагон понял, почему нежить обходит его стороной в любой схватке. А поняв, лорд, уже давно искавший честной смерти в бою, вдруг пожелал жить. И для начала настоял на том, чтобы объявить состязания не только среди его непрямых родственников, но допустить до испытаний всех эльфов, желающих стать наследником рода Эрсетеа. Разумеется, таких найдется слишком много, и состязания продлятся недопустимо долго. И потому Даагон ввел одно-единственное ограничение, которое разом перечеркивало возможные толпы претендентов.