Текст книги "На белом всё сложнее… Альтер эго и стихи"

Зря боишься больного зверя
Стихи
Наталья Метелица

© Наталья Метелица, 2017

ISBN 978-5-4483-7273-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

То, что некоторые люди называют твоей глупостью, на самом деле зачастую просто человеческая порядочность

А много ли нужно для женского счастья? Осенний роман/с горчинкою вальса… И лето простить, что некогда белый стал черным от горя… да переспелым..

Если нужен

Если кому-то нужен человек «физический», то так или иначе ему придется взять в придачу и внутренний мир – и нести ответственность за человека «душевного», или хотя бы считаться с ним, уважая. А кому это надо, если изначально физический человек был более необходим???

Вопрос в другом – так ли нужен сегодня один реальный человек другому реальному человеку?

Два мира – две войны

Нельзя у человека отнимать мир, делающий его счастливым и внушающий ему веру в себя и смысл… отнимать – лишь потому, что вы уверены, что ваш мир сделает его куда более счастливым…

Не сделает…

Разве что вы сами, вдвоем, поможете вашим двум мирам подружиться и уважать друг друга, как бы вас что-то ни раздражало…

Ваше раздражение – не вина другого.. Это ваша реакция на его мир… Так не добрее ли просто уйти, не руша то, где другому без вас будет грустно, но естественнее, и понятнее, и радостее, чем с вашим насильственным непониманием… где ради кого-то нужно окончательно убить себя……

 
Всё можно очернить —
и всё возвысить,
Когда казнить иль миловать
                                взял
                            власть.…
 

Какими смешными кажутся люди, осуждающие тебя за то, что себе самим и простили бы…

и даже худшее себе бы простили… найдя оправдание и не желая себе в том признаться.

Зря боишься больного

 
Зря боишься больного зверя,
Если он добрее тебя.
Я когда-то
гуляла по саду,
Ничего в том саду не губя
И тебе, человеку, веря!..
 
 
Я готова. Уже не страшно.
Страшно быть человеком ЗРЯ!.
 А для зверя
и голод – вера.
 
 
Я без веры.
Живи!
Игра
интересна, но
не вчерашним…
 

Новые стихи

«У прозы места больше, но…»

 
У прозы места больше, но…
для всякого больного сердца —
СВОЕ убежище и дверца
от сказки тихой и лесной.
 
 
Среди героев, фабул, глав
мои душа и женский запах
беспомощней утратой прав
на исповедь и время. Краху,
с последней точкой за стихом,
дается больше нужной воли,
и, поцелуй даря виоле,
теряю память… Голышом
я бегаю по лесу так,
как чувствую ногами землю.
Стихами говорю – и внемлю!
И – выстрел в грудь:
 «Каков спектакль!»
 

Для женщины почетнее молчать?!

Мы обманываемся, когда думаем, что общаемся друг с другом через слово. Если между нами нет глубины молчания, слова почти ничего не передают. Понимание происходит на том уровне, где два человека встречаются глубинно именно в молчании, за пределами всякого словесного выражения.

Антоний Сурожский

 
Для женщины почетнее молчать.
И редкий миг той благодати тихой —
Соблазн, и искушенье, и интрига
Для всякого, кого мужчиной звать
Оправдано. Кто слух свой защищает
От праздных словотрений болтовни, —
Когда в зенит зажженные огни
Не греют рядом, а дотла сжигают.
……
У страсти много лишнего огня.
Ему слова – что высушенный порох.
И рот исчЕрпает тебя до дна
Распущенности чар, влюбленных
В себя – и более в себя, чем в скромность
Молчащей, но глубокой тишины.
Ты слово бросила. Пустое. Раскололось.
Ничто и есть ничто,
сколь ни распни.
 
 
Молчание – достойнее. Но там,
Где кто-то между вдохов бессловесных
Читает твои страсти, слышит храм.
И тишина – что слово. Рядом, вместе.
 
 
Избавь меня от муки говорить
Тому, кто этой мукой избалован.
Кто нараспашку – тот прочнее скрыт.
Как ты умен —
и я молчать готова!……
 

Ощущений…

 
Ощущений… – я лес осенний!
Всё мне нравится до щекотки:
Мои желтые, в тон, колготки,
Золотые на веках тени,
 
 
Твои руки прохладой томной,
Да по веткам моим высоким,
А по листьям – горячие соки
Запекаются кровью темной.
 
 
Разве это кора виновата,
Что живет человеческой кожей,
Для которой не ветер дороже,
А ладони – туда и обратно…
 

Алогичное?

Не ищите логику там, где отсутствие логики и есть главный смысл, а значит, и сама логика.

 
Понятное с щелчка, в один присест —
Разумно до прозрачного сознанья.
Алиса не блукает в мире Тайны.
И сказка на цепи. И кот – подлец.
 
 
Расти – и уменьшаться – и расти —
Вся наша жизнь. Где ищем «я» такое,
Чтобы понять себя и всё земное,
Не по-земному странное… В пути
Все указатели абсурдны, но логичны
Для разума, чья логика – абсурд.
И как же хочется сбежать куда-нибудь,
Где всё без смысла (будто) и причины..
 
 
Прозрачный день в прозрачное стекло
Красив сам по себе. Он «я» не ищет.
А человек из двух четверостиший
Построит лабиринт,
себе назло.
 

И руки умеют плакать…

«Omnes una manet nox». «Всех ожидает одна и та же ночь» (лат.)…

 
День идет как старик хромоногий.
Очень медленно, но по-мужски.
Выжжен холодом взгляд —
вызов строгий:
Не жалейте!
Вот кулаки!
 
 
Не бегут оглашенные мысли.
За плечами – котомка надежд…
Впереди – ждет другая… Капризны
Эти барышни… Вот бы одежд
 
 
Не имели они, без утайки, —
Весь бы норов был скомкан в руках!
Эх, Надежда!.. Жестокие враки
Оставляют людей в дураках…
 
 
День хромал… не найдя утешенье.
Вместо слёз – догорала зола.
А в котомке живое движенье —
Той надежды, что веры ждала.
 

«Не надо быть святым…»

 
Не надо быть святым
ни для кого:
лишь шестикрылые скрывают свои лица,
чтоб смертных не обжечь!..
 
 
У всех снегов
есть дар живой —
умыть
и дать напиться.
 

Тишина

 
Почему так тихо и спокойно?
Замолчали ветры и дожди.
Две слезы на маминой иконе
Высохли. Давно себя сожгли
Нити тонкие. И день трезвонит
Радостью, а может, и двумя, —
Если тишина имеет голос,
Одаренный так свести с ума,
Что и рада этому! Неважно
Станет всё пустое на земле.
Помолчи со мною… Души наши —
Два листа на письменном столе..
 

На белом всё сложнее

 
На белом всё сложнее:
суть узора,
вес буквы и
звучания вне слов,
фигура рядом и
внутри,
и коридоры
казенные —
с халатом докторов.
 
 
На белом строже к человеку совесть.
И красота.
И чистая любовь.
Губами белыми глотаю
эту новость,
напуганная черной ведьмой снов —
 
 
Всё про тебя. Да о тебе. И ради.
На платье белом —
бисер крупных слез.
Да и по мелочи…
Душа моя и платье
рассыпались
кристалликами
«SOS»…
 

Уже и хаос милей порядка

 
Несочиненная фантазия абсурда…
Под куполом не бьется высота.
А был ли ты?.. Сбегать от самосуда,
орать до язвы  подранного рта,
который резали не зубья… —
междометья,
огрызки слов, что спелыми вчера
стекали с губ меж поцелуев летних,
не ведая, как вежлива игра,
подкладывая незаметно тексты
чужих ролей… чужой любви… стыда…
а режиссеру хочется фиесты…
по-русски – всё не тот ему, не та!!..
 
 
Другие… И, заучивая роли,
чтобы кому-то чисто угодить,
запачкались в измену поневоле —
                                     самим себе…
А был ли кто-то
                 БЫТЬ?!
 

Заветен

 
У дня
длиннее солнце.
У ночи —
звезды ярче.
Лишь я одна —
не значу.
Да каменное —
бьется.
 
 
А горькое —
всё горше.
Уста —
отравы язва.
Лишь ты один
хороший.
А я пускай —
ни разу.
 
 
Подумаешь, разбилась
неделя на столетья.
А я сто раз сердилась —
да двести —
мне
заветен.
 

«У шутки тоже бывают когти…»

 
У шутки тоже бывают когти.
Котенок глупый играет в дружбу
С собакой сытой. А время «кушать»
Уже хихикает по дороге,
 
 
От сердца льется слюной к желудку…
И злее шуточки, горло лижут.
Котенок глупый боится мыши —
И так доверчиво прыгнул в будку…
 

Секвойя и небо, или О заблуждениях…

 
Это небо секвойя хранила,
держала его, чтоб оно не упало.
Сотню рук изогнула своих,
изломала… Срослось.
Страх корёжил январскую радость,
но крона дышала,
Ради неба: живи, мой любимый,
мой нежный колосс.
 
 
Лес не знал о той боли секвойи,
о подвиге сердца,
Чьи артерии жгли глубину.
Кровь текла по корням.
И росла и крепчала любовь,
и землянин вновь женится
Под тем небом,
хранимым секвойей.
И век шел к векам.
 
 
По ту сторону мира у неба
сдавало терпенье.
Но терпело оно,
только тихо вздыхая о том
Исцарапанном теле,
куда упиралось  растенье,
Величаво-жестокое…
Небо болело молчком.
 
 
Но землянин добрался —
построить дома своим внукам.
Из великой секвойи получится
город домов.
Головою к толпе беспощадной
надломленно рухнув,
Не хотела поверить, что небо жило —
без столпов.
 
 
Только дождь лил не год, и не два…
Отсырелое тело,
Не пригодное для человека,
валялось внизу.
Это небо царапин и боли объятий хотело
И признаний любимой секвойи:
«Я небо несу!»
 

Шизофрения любви

 
Уйди.
Мне этот день уже знаком.
По той же крыше. Потолку.
Спокойно.
Как будто ничего нет на потом.
Всё только здесь.
Отравленное.
Больно.
 
 
Мы два безумца.
Безыскусно лжём
самим себе и, мучая себя же,
смакуем унижение в другом,
не зная, каково это —
БЫТЬ дальше…
 
 
Привычка гордецов.
Ударь больней —
и я ударю дважды!
Вдвое!
Страшно
от той, какая я с душой твоей, —
и той, кто без тебя!..
Искать поблажки —
нелепо! Это что дразнить тебя —
кто сам себе признаться не захочет,
что может спать, по-доброму сопя,
и вздрагивать от нежности… —
комочек
невинной радости и детского тепла!..
 
 
Ты нравишься себе в свирепой роли,
и, понимая, сколько этим зла
себе же причиняешь поневоле, —
жесток ко всем —
чтобы жесток к себе!
Герои настоящего… Читали
мы о таких… Но в собственной судьбе
и в наше время?
Мучить не устали?!
 
 
Уйди!
Ты любишь не меня, а только боль,
которую всегда с собой приносишь,
ибо ты сам – лишь боль… и этим хочешь
героем быть на грани.
Князь.. король
надуманного королевства страсти —
в наручниках, в ошейниках, в шипах,
в разорванной надежде…
масти…
масти…
и —
ласковая тайна на губах…
молчащая, удушливая, злая.
 
 
Ты не устал скрывать себя под ней,
жестокостью своею возбуждая
мою жестокость – и любовь,
чтоб злей?!
А впрочем, подожди… – совсем чуть-чуть.
Холодный взгляд.
Затасканная совесть.
И кто же первый?
Ну когда-нибудь
признаться наконец!
УХОДИШЬ?!..
 
 
…то есть
опять сильнее я?!!!!!!!!!!!!
 
 
Жесток.
Жестока.
 
 
Но признаЮсь – как лучшему врагу.
Безумец!.. Мой безумец одинокий!
Я так тебя люблю… —
когда
не лгу.
 
 
Доволен?! Что тебе быть всмятку от того?
Тебя ли будоражит эта правда,
желающая ласки – и кнутов?!
Молчи! Ложь! Ложь! Не… трогай!
Смята.
Свято.
……
Зачем ты снова лжешь мне про любовь?…
 

Прощай

 
Я так скучаю по тебе. У долгой ночи
Сто сорок лун, невинных в этой тьме —
И не способных уличить в письме
Хоть слабую надежду. Строгий почерк
Божественен. Рука. Словарь. Искусство
Вселять вину в невинных. Ум жесток
И благороден правдой.
Выдох – вдох,
Да и пора.
Прощай, луна!
Проснуться!
 
 
Всё – переписана судьба.
Иной.
Иная.
У ночи нет стыда за мою боль.
Вина – твоя. Но ты, как ветер в поле,
Необходим.
Я семя.
Я живая
В твоих объятьях, что не знают чувства,
Не знают человеческого зла.
Я, брошенная в поле, проросла,
Да и пора.
Прощай, весна!
Проснуться!
 
 
Сто сорок – было там,
тогда,
и – хватит!
Уже иные числа для меня.
Поля иные,
небо,
гнев огня,
Что вынес приговор лукавой правде.
Я благодарна.
Честность – это сила,
Которой мне не стыдно проиграть.
Мне больше нечего и некому читать.
Вдох-
выдох-
вдох…
Люблю.
Люблю.
……
Любила.
 

Я сегодня коротко

 
Здравствуй.
Я сегодня коротко.
(Не хочу тебя будить.)
Мы не виделись два вторника.
Завтра – третий. Говорить
 
 
мне не хочется. По-разному
мысли думают о нас.
Заполняю рот свой фразами —
врут слова. И унялась…
 
 
Видишь, как я лгу заученно.
Три недели школе той.
Я давно уже измучена
бессловесной пустотой.
 
 
Для прощанья нет ни буковки.
Звуки – ёжики. Слова
затаились. Каждой пуговкой
говорю.
С тобой.
Жива.
 

Раненый

 
У гордости – побитое лицо…
Под маской неприступного фасада
Давно истлевшая улыбка мудрецов,
Которым зло и есть исток отрады.
 
 
Порок любой души, когда пора
Прозрачных слёз обиженного детства
Закончилась – и время выбирать
Для взрослых игр иные цель и средства;
 
 
Иные лица боли примерять,
Что загнана во все углы и норы,
Лишь бы забыть и людям не отдать
Себя – ранимого и слабого, который
 
 
Не явится раздет и сокрушён
На осужденье тех, кто сам без роли
Не мыслит свой покой среди корон
Высокомерия, но чаще – поневоле.
 

Еще одна игра

Чтобы, обретя Вас, я немного Вас забыла.

М. Цветаева

 
Забудьте обо мне.
И вдруг однажды
я новая, я лучше той приду,
что Вам была любимой. В этой краже
вновь одарю Вас. У любви в роду
намешано чертовски много. Слаще
всегда вначале. Сумасшедший рой
клубится в голове тоской звенящей, —
и плоть желает плоти!.. Бог, герой,
и человек, и зверь, и вещь…
Безумство наше
желает нас соединить в одно
и локти раскрошить границ вчерашних —
и уничтожить «это»… И оно
 
 
уже не я, не ты. В ночи пустячной
нет звона или крика!.. Спи, душа,
обманутая смехотворной блажью
игры страстей, что стыла не спеша,
но угасала с каждой встречей. С каждым
движением знакомого бедра.
И зверь остыл, и человек – герой уставший.
И Бог уходит вновь в свое вчера.
 
 
А завтра не наступит. В рукопашной
мы уничтожили его азарт и пыл.
Забудь меня. Забудьте.
Вы – вчерашний.
И я вчерашняя.
С нуля.
С начала.
Пыль —
 
 
на нашем подоконнике однажды,
когда вернусь к Вам новая. Не я.
И я себя прощу за эту кражу
судьбы ее, где Вы —
моя семья.
 
 
Забудьте обо мне!
 

Фантомные боли

 
Не будет ни теперь, ни завтра.
Ни здесь. Ни где-то. И ни с кем.
У счастья кончилась зарплата,
А одолжить? —
«Своих проблем!..»
 
 
Не будет встреч – и расставаний.
Не будет радости – и слёз.
И не достроенные здания.
И не досажен синий лес.
 
 
И даже половины чуда
Из двух задуманных детей
Не сотворил. Пуста посуда,
А столько подано на ней.
 
 
Не будет НАС. Есть я и – кто-то,
Срисованный с зеркальных вод.
И лучше – день БЫТЬ идиотом,
Чем просто ЗВАТЬСЯ – идиот…
 

Черный сок

 
У сна опять корявые границы.
Усталый запах ночи в черный зев
                                   сознания…
а на душе – не спится.
Сырые рифмы пухнут, изопрев
под ливнем заблуждений звонких мыслей.
Просушивать – вся ночь уходит в жар,
И нити лунные плащом стыду повисли,
И звук пробьется под смычком ножа,
Немую ночь окрасив в сочный голос, —
И ты услышишь, как болят стихи,
Когда у сердца ритм кривой истёрся,
Чтоб ровная дорога…
вне строкИ – – – – – – – – —
 

Запонка

 
На запонке споткнулась встреча.
Ты теребил мой взгляд ночной.
А мне и крыть-то было нечем:
Духи и шарфик озорной.
 
 
Давно допитая разлука.
А мне б часа за полтора
Уйти отсюда – в чьи-то руки…
Ах, запонка, прощай!
Пора.
 
 
Сегодня не случится. Знаешь,
Уже через минуты три
Я поняла, что днем вчерашним
Люблю лишь запонки твои.
 

А нужно ли было говорить?..

 
Любишь? Я знаю. Больно.
Я же сама – вот так.
Вдоль. Поперек. Продольно.
Выжжена. Стыну. Прах.
 
 
Я же сама. Но – молча.
Разве у слова власть,
Если касаются ночи
Тихо – а обожглась…
 
 
Если я стану громче,
Если л… (читай по губам) —
Звук посмеяться захочет,
Станет укором нам.
 
 
Выйдешь однажды в двери.
Молча. Немая струна.
«Видишь, как слову верить?» —
Выдохну.
И одна.
 

Слова…

 
Эти звуки – не к этому слову.
Это слово – не к этому рту.
Человечек.
Большой.
Бестолковый.
Сколько лишних речей на счету…
 
 
Я считала тебя поумнее.
Я казалась себе подобрей.
Отчего нынче рано темнеет?
Дай мне слово.
Моё отогрей.
 

Моему любимому разрушителю

 
Ты слышишь?
Я с тобой.
У всех причалов
гудят мои большие корабли,
как будто ты и есть
земли Начало,
Но я противлюсь этому!..
В пыли
всегда роскошнее цветок
трусливый,
которому в саду – укор других,
ДОСТОЙНЫХ сада!
Как же вы красивы —
но Я такая маленькая
в миг, когда вы рядом —
и когда
с тобою.
Мне нужный —
но не гордости моей!
Нет!
Не гудит!
То просто ветер воет,
забивший голову
мечтами кораблей!
 

«У меня к тебе …»

 
У меня к тебе —
               ну нисколько!
Я тебя уже —
               ну почти!
Эта радость —
              чужая зорька.
Эта боль —
              не моей свечи.
 
 
Улеглось занесенное снегом.
Разомлело под свежим лучом.
Да и грязью к ногам человека.
Только я ни при чем,
                           ни при чем…
 
 
Я тебя ну совсем… —
                                и рада.
Ты меня ну почти… —
                              и рад.
Как же просто в лучах заката
Забывать,
               отпускать…
И —
       опять!..
 

Мой март

 
Размазанное небо. Март.
Тоской налитое ненастье.
Луча влюбленного азарт.
Непостоянство и безвластье.
 
 
И кто, беспутный, небо сжал,
Сдавил до синяков, играясь?
А луч то жил, то умирал,
В игре страстей не разбираясь…
 

А была ли весна?

 
Ты для меня
украденное лето —
и возвращенное,
по-бабьи,
в октябре.
Без извинений,
без процентов.
И без стихов
загубленной заре.
 
 
Рассыпанные буквы по дороге.
Все разные —
из разных языков.
Состыковать —
взъярится зверь в берлоге,
и станем мы семьею
шатунов.
 
 
Не замечать восторженную осень!
Беречь глаза от искушений!.. Слог
составить так,
как сердце мое просит
и обокрав весну на вечный срок.
 
 
Пусть  ДЛЯ СЕБЯ
украденная радость!
Но мне,
воровке,
хочешь вором быть?!
А больше ничего и не осталось,
что мог бы ты забрать
и юным сбыть.
 
 
Я зверь
теперь —
хромающий и дикий.
Ищу достойный час —
навек уснуть.
 
 
А листья падали
раскрашенной клубникой,
чтоб снова чью-то душу
обмануть.
 

апрель, 2017

Бегство

 
Дыханья нет.
Июльский вечер.
Пытка.
Горячей ватой небо над душой.
А ты играл. Натянут голос скрипки —
и разрезает ветром душный зной.
 
 
Рука горела льдом. Холодный разум
берёг тебя от власти ее губ,
а музыка твоя, щитом алмазным,
спасала от нее…
Ты был с ней груб
 
 
лишь оттого,
что нежным быть боялся.
Себя боялся – когда рядом с ней.
И прятался в изящный флёр —
грусть вальса,
обманывая вихрь своих страстей.
 
 
Отыграно.
Осенний зной на ветках.
В груди – иные воздух и душа.
И музыка крошилась —
как таблетка,
Не стоя без любимой ни гроша.
 

Где?!

 
Ты спрашиваешь: где?..
Там не бывает
Обычных фраз.
И даже – нет стихов,
Хотя без них и солнце остывает.
Но такова моя страна грехов.…
 
 
Но грех мой милосерден. «Волен», «болен» —
Ты можешь выбирать любую роль,
Чтоб отыграть без слов.
Спокойный воин,
Не распыляющий себя ни вширь, ни вдоль
 
 
В чужой игре.
Я принуждать не смею.
У принуждения всегда позорный след.
Да и расплата.
Над землей моею
Чужие вороны…
Кричать…
галдеть…
 
 
Да и обманывать гремящей добротою —
Со мной делить слова напополам,
Чтоб – две вины,
две боли?..
Разве стою
Таких друзей,
что идолы —
             врагам…
 

Внезапный

Не можете служить Богу и маммоне

(Мф, 6:24)

 
У внезапности лицо красивей —
и страшнее.
Не было вчера – ни да, ни нет.
А сегодня сразу всё!.. Колье на шее
и колечко «минус-двадцать-лет».
 
 
Всё идет как взорванная схема.
Ночью – солнце,
днем —
по восемь лун,
Но светло же!..
Это нежный демон*
спит еще,
развратник и колдун.
 
 
Но черты становятся родными.
Дальше – просто привыкаешь к ним.
А потом – лишь страх…
Внезапно – имя.
Он – с другой.
И ты —
почти с другим.
……
 
 
У внезапности такая власть шальная,
что неведома земная суть
завтрашнего!..
И, любовь встречая,
сразу завещай,
где
погребут…
…
 

*здесь – не буквально тот демон, что указан в эпиграфе.

По твоим законам

 
И даже время по твоим законам
течет в тебе иначе, когда ты
устанешь быть любимым и влюбленным —
и нажимаешь паузу. Черты
 
 
мои стираются на сутки.
Ладони забываются на год.
И ты живешь с насыщенным желудком
и легким сердцем – никого не ждет,
 
 
не любит, не скучает, не болит
на паузе… на точке… перед точкой,
что будет дальше… Одинокий стыд
во мне не знает помощи. Короче
 
 
не сделается час, когда тебя
выискивает каждая секунда —
и я не властна в лабиринте лба
остановить отчаянье, как будто
 
 
уже конец всем паузам твоим
и ты такой бесчувственно цикличный
сотрешь из памяти нажатием одним
всю жизнь мою, где время безгранично
 
 
принадлежит тебе лишь одному.
 

Почти ударила

 
Из какой глубины
                  эти воды?
Из какой высоты
                    этот свет?
Для кого ты?..
               и главное —
                     кто ты?!
Хоть бы раз
на тебя посмотреть.
 
 
Я б тебя той водой и умыла.
Ослепила бы
        светом твоим.
 
 
Я не мщу —
       я ЖАЛЕЮ, мой милый,
что ты прежде
так
не был любим!
 
 
Посмотрел бы в себя —
                        и стал жалок.
Да увидел бы свет
                     у других.
 
 
И чужая река —
                    мой подарок —
превратила тебя бы
                      в родник!
 

В гости

 
На цыпочках крадусь к тебе.
Дышу, как лето, – без дыханья,
Но горячо. Ты мой, мне равный,
И предначертанный в судьбе,
Да не распробованный вкусом,
Когда для сердца – всё легко
И ясно, пусть и далеко,
А я так мучаюсь, и злюсь я.
 
 
Прилив небесной глубины
Чуть охлаждает мои раны,
Сближая, смешивает страны
И стороны, что не видны
Чужому взгляду осужденья,
Чужому слову, что казнит.
А я бы каждому из них
Была улыбчивым прощеньем.
 
 
Когда мы счастливы, прощать
Худую глотку чьих-то сплетен —
Такая радость, будто дети
Сумели зайчика поймать.
…
 
 
И вот на цыпочках… назад.
Тихонько дверь. Тихонько – разум,
Не понимая всё и сразу
Того, что не дано понять.
 

«Огонек не бывает просто…»

 
Огонек не бывает просто,
Потому как – всё неспроста.
Вот вы пишете: я не та,
и теку не по той березе,
и в лесу я не том, и поляну
я не ту захватила себе,
лишь бы к вам до заката успеть
да и в собственность – четко по плану:
напоить,
одурманить,
сгубить!
 
 
Скучно. Скууууууууушно!
Вы хоть бы огни
подкормили: трухлявые пни
не осилят весеннюю прыть.
 
 
Я не та – и от этого рада!
Хорошо, что ни здесь,
ни там!
Я не ТА —
потому что и вам
не случилось стать
ТЕМ.
 
 
Чёрт – да ладан…
 

Зачем вы и сюда ли?

 
Прощаться не умею.
Так всегда
есть право жить, встречая завтра снова
всех, распрощавшихся со мной.
Вода
в песочном замке и внутри
пустого слова
становится живой и полной каплей,
соединившей все моря в себе, —
и даже те, которых нет на карте
и уж подавно не было в судьбе.
 
 
Но я ведь не прощалась!
Люди-капли
текли по руслам вен, врезаясь в тромб
ИЗ НИХ САМИХ!..
Зачем вы
и сюда ли?
Или всё лучшее —
до лучшего «потом»?!
 
 
А сами-то вы верите в то чудо,
что если делать вид, что нет конца,
то завтра снова на восход придете, —
будто
вас только что
              достали из Ларца.