Текст книги "Мария Стюарт. Королева, несущая гибель"

Наталья Павлищева
Мария Стюарт. Королева, несущая гибель

С этими кошками, которые лезут на трон, когда им место только на коленях у мужчин, разговор должен быть короткий…

Б. Шоу. Смуглая леди сонетов

Вместо предисловия

К этой женщине судьба слишком благоволила.

Всегда.

Даже тогда, когда она закончила свой земной путь на плахе по приговору английского Парламента и своей двоюродной тетки английской королевы Елизаветы.

Даже после смерти, потому что Елизавету обвинили в казни Марии, превратив в злую фурию, а ее саму уже пятую сотню лет пытаются представить невинной жертвой зависти.

В многочисленных драматических произведениях Мария Стюарт – страстная женщина, почти двадцать лет томившаяся в казематах английских замков по воле своей завистливой родственницы, узурпировавшей корону. Красивая женщина, погибшая из-за зависти менее красивой…

Но так ли все на самом деле?

Шотландская корона досталась ей нескольких дней от роду после внезапной смерти отца. Французскую – юной Марии принес брак со столь же юным дофином Франциском после смерти его отца короля Генриха II. На английскую – она решила претендовать по совету своих дядьев де Гизов, даже не задумавшись, имеет ли на это право, притом что у Англии была законная королева Елизавета (правда, протестантка в отличие от католических европейских монархов). Впрочем, английскую она могла получить, выполни ее мать договор, подписанный с английским королем Генрихом VIII в Гринвиче, по которому Мария Стюарт должна была в десять лет выйти замуж за наследника английского престола Эдуарда (ставшего позже королем). Но мать предпочла отправить дочь во Францию.

Все мужчины, чьи судьбы соприкасались с судьбой Марии Стюарт, гибли. Три ее мужа, свекор, сводный брат, любовники, те, кто пытался помочь ей бежать… Эта женщина не была счастлива сама и не принесла счастья никому.

И так ли суровы казематы, в которых ее содержала Елизавета, если это были крупные замки, где у Марии имелся собственный двор, ему за счет Англии поставлялись лучшие продукты, лучшие ткани для одежды, все необходимое, ограничивались только переписка и свобода передвижения. А как же иначе поступать с той, что, даже будучи изгнанной из собственного королевства и живя на шее у английской королевы, умудрялась интриговать против нее же? Благодарность не входила в число достоинств Марии Стюарт!

Пожалуй, Елизавета Английская допустила лишь одну ошибку по отношению к своей венценосной кузине – нужно было отдать ее возмущенным шотландцам, и те отрубили бы Марии голову по собственному приговору на двадцать лет раньше. Кстати, к моменту заточения она НЕ БЫЛА шотландской королевой, потому что сама отреклась от короны в пользу сына!

Благодаря многочисленным художественным произведениям Мария Стюарт – невинная жертва козней своей двоюродной тетки Елизаветы (которую почему-то называют кузиной, хотя кузиной она была отцу Марии королю Якову V), узурпировавшей власть в Англии!

Уверяю вас, это совсем не так, достаточно просто познакомиться с документами и вникнуть в происходившее. У каждой из королев свои достоинства и недостатки, достоинства Марии Стюарт закономерно притягивали к ней мужчин, а недостатки столь же закономерно губили их, приведя ее саму на плаху. Вина Елизаветы только в страшной нерешительности, затянувшей закономерный конец на два десятилетия.

Трагическая судьба Марии Стюарт давно привлекала самых гениальных авторов, о ней писали Цвейг и Шиллер, Дюма, Вальтер Скотт, Биркин… писал сонеты Иосиф Бродский… созданы и поставлены великолепные пьесы. Большинство произведений о ее трагической гибели, о переживаниях именно в заточении и перед смертью.

В данном произведении представлены скорее события до того, попытка понять, как незаурядная, умная, красивая женщина, которой судьбой было дано все, кроме осмотрительности, сумела загнать себя в тупик, из которого единственным выходом явилась гибель?

Королева в пеленках

Генрих VIII был весьма доволен полученным известием, его хохот разносился по всему дворцу. Король Англии вообще не умел ничего делать вполсилы; крупный, громкоголосый, он был немыслимо шумным, присутствие короля всегда выдавал его голос, а уж смех мог сообщить, где он находится, вообще всей округе.

– Что Вас так развеселило, Ваше Величество? – поинтересовалась королева.

Шестая супруга английского короля (из пяти предыдущих он с двумя развелся, двух казнил и одну свел в могилу) Катарина Парр все делала как-то особенно ласково. После свадьбы прошло совсем немного времени, меньше полугода, Генрих еще был очарован супругой, почти влюблен, а потому общался с ней весьма любезно.

– Французская кобылка Якова Стюарта родила девчонку!

Чуть поморщившись от грубоватой речи Его Величества – король отнюдь не отличался сдержанностью в выражениях, как и во всем остальном, – Катарина переспросила:

– Почему это Вас так радует?

– Ха! Меня всегда радует, если у моего противника нет наследников!

– Но Мария де Гиз молода, у них с королем Яковом еще будут дети…

Сказала и осеклась, потому что хорошее настроение Генриха мгновенно улетучилось, слишком болезненным было напоминание о собственных невыживших сыновьях. Королева поняла, что наступила на больную мозоль, и приумолкла, соображая, как теперь выпутываться из создавшегося положения.

У короля Генриха VIII было шесть жен и трое детей, причем старшая дочь Мария от первой супруги Екатерины Арагонской вполне могла бы годиться в матери младшему сыну Эдуарду. А между ними еще была дочь Анны Болейн Елизавета, Бэсс, которая всему миру известна как Елизавета I Английская. Именно она много лет спустя казнит Марию Стюарт, известие о рождении которой вызвало у короля сначала радость, а потом раздражение.

Казалось бы, что переживать королю Англии из-за рождения детей у короля Шотландии? Небольшая по сравнению с Англией Шотландия, к тому же гораздо более бедная, все же была костью в горле английских королей. Шотландские короли предпочитали дружить с противниками Англии – Францией и Испанией, что давало возможность чувствовать себя хоть чуть безопасней рядом с такой сильной соседкой по острову. Французы и испанцы охотно подкармливали шотландских королей, чтобы иметь постоянную угрозу английскому трону.

А ныне эта угроза казалась нешуточной! У Генриха VIII долгое время не было наследника, его жены рожали либо нежизнеспособных мальчиков, либо девочек. В Шотландии же правил племянник Генриха, сын его сестры Маргариты Яков V, у которого рождались мальчишки. Бастарды не в счет, но и в законном браке с француженкой Марией де Гиз родились двое мальчишек, правда, тоже не проживших и по году. У самого Генриха единственный сын Эдуард с не слишком крепким здоровьем. До рождения Эдуарда Генрих вообще места себе не находил, ведь, не имей он наследника, взамен Тюдоров на троне Англии могли оказаться Стюарты!

Но у Якова родилась девчонка! И вдруг у Генриха мелькнула весьма занятная мысль, он заорал во все горло:

– Катарина! Катарина, поди сюда!

Королева поспешила из соседней комнаты на зов своего супруга:

– Что случилось?

– Я придумал! Мы женим Эдуарда на этой девчонке!

Королева только покачала головой: мальчик еще мал, а девочка и вовсе только родилась.

Через минуту короля отвлекли от его прожектов, потом он уехал на охоту, потом занялся еще чем-то, а потом чуть подзабыл о своей придумке.

Но не прошло и недели, как пришлось к ней вернуться, и теперь повод был нешуточным: король Яков V Стюарт, едва услышав новость о рождении дочери, умер! И крошечная принцесса шести дней от роду стала королевой! Регентша при ней, конечно, мать – Мария де Гиз.

Вот это было уже очень серьезно – королева в пеленках и француженка в качестве регентши! Генрих не мог допустить, чтобы Шотландия попросту отошла к Франции, иметь такую соседку становилось смерти подобно! С другой стороны, более подходящей возможности заполучить для своих потомков Шотландию не существовало.

Король снова орал во все горло (просто не умел иначе):

– Я женю Эдуарда на этой девчонке!

Катарина смеялась:

– Ваше Величество, Вы слишком невежливы с королевой Шотландии!

Король хлопал себя по бокам:

– О-хо-хо! Королева в пеленках! Ваше Величество, Вы описали трон! Вы его обгадили!

Но как бы ни веселился Генрих VIII, а кроха Мария действительно стала королевой в шесть дней, следом за крещением получив корону.

 
Другие пашут в поле —
Работать не спешу…
Милей мне быть бродягой,
С сумою я хожу!
Но стоит захромать лишь
Иль глаз мне подвязать,
И каждый ломоть хлеба
Калеке сможет дать!
 

Веселый король Яков Шотландский знал, о чем распевал, не раз он проделывал такие шуточки: переодевался то простолюдином, а то и вовсе бродягой и выплясывал на сельских праздниках. Немало было разбито женских сердец, не раз ему наминали бока родственники соблазненных им красоток, но ничто не останавливало жизнелюбивого короля. Немало детишек с королевской кровью бегало в деревнях, а вот законных принцев не было, вернее, королева родила двоих сыновей одного за другим, но оба умерли, не дотянув и до года.

Нечто похожее было и в Англии у Генриха VIII, тому тоже категорически не удавались жизнеспособные мальчишки. Конечно, английский король куда старше, он дядя шотландскому, мать Якова Маргарита Тюдор – его сестра. Однажды Яков грустно задумался: неужели это проклятье Тюдоров – отсутствие сыновей? Но сам-то он сын и крепкий с детства…

Яков женился дважды, оба раза на француженках. Первая супруга, дочь французского короля Франциска I Мадлен Французская, принесла немалое приданое и прожила замужем меньше года. Вторая, Мария де Гиз, за четыре года родила двух мальчишек, умерших почти сразу после рождения, и теперь снова была беременна…

Но король почему-то не радовался этой беременности. С Яковом вообще происходило нечто странное, жизнелюбивого и беспокойного короля словно подменили, он часами лежал, отвернувшись к стене и не желая перебарывать болезнь. Врачи не могли понять, что происходит с тридцатиоднолетним королем, а он просто желал умереть.

На Якова все навалилось сразу: постоянное безденежье, от которого не спасли даже два немалых приданых, принесенных женами, борьба с собственными лордами и баронами, сильнейший нажим со стороны грозного соседа – Англии, поражение от англичан при Соллуэй-Моссе, не столь уж сильное, но приведшее к массовому дезертирству из армии, разгорающаяся религиозная война в Шотландии, костры, разожженные кардиналом Битоном, излишнее внимание к самому красавцу кардиналу со стороны королевы и тот самый страшный список из сотен имен, который Битон преподнес королю с предложением покарать указанных за ересь…

Яков странным образом сочетал в себе умение радоваться и выплясывать в обнимку с крепкими крестьяночками на деревенском празднике и любовь к роскоши, впитанную в обожаемой Франции. Он мог переодетым неделями пропадать в какой-нибудь глуши, жуя простой хлеб с молодым сыром, но строил роскошные замки, которые, по утверждению его супруги, не уступали замкам Франции, покупать драгоценности и с удовольствием носить щегольские наряды. Но первое он делал тайно, а второе открыто и даже подчеркнуто.

И это второе постоянно требовало денег, денег, денег… Денег, которых попросту не было! Развивать хозяйство в королевских владениях, чтобы они приносили доход, не хватало ни усердия, ни времени. Яков пользовался другим способом – он продавал королевские помилования и накладывал контрибуции на самых богатых противников своей власти. Но так продолжаться вечно не могло, а средства были нужны каждый день и тем большие, что нужно заново набирать армию для защиты от Генриха Английского.

И тут Битон подбросил свой черный список. Отправив на костер хотя бы часть из указанных в нем и забрав их владения, Яков закрывал все бреши в бюджете, а сам Битон поднимался на страшную высоту, когда бы все трепетали от одного его имени. Страшный список из нескольких сотен имен неугодных кардиналу позже нашли в одежде короля Якова.

В королевскую спальню в Фолклендском замке, где лежал мучимый лихорадкой монарх, заглянул слуга:

– Ваше Величество, привезли известие из замка Линлитгоу. Королева родила дочь!

Яков даже не обернулся, дочь так дочь… Ему было все равно, король вдруг подумал, что первыми в черном списке нужно поставить три имени: его собственное, королевы и этой маленькой только что рожденной девочки. Хотя нет, у ребенка еще нет имени, а имя королевы Битон внести туда не позволит… Слишком откровенными были взгляды, которыми они обменивались с Марией.

Слуга услышал, как король усмехнулся:

– С женщиной мы обрели корону, с женщиной ее и потеряем.

У бедного Якова не осталось уже ничего, даже нежные взоры его Марии принадлежали другому… А родившаяся девочка – это не сын, ради которого стоило бы жить, дочь отдаст корону Шотландии другому, принеся ее в качестве приданого.

Девочке исполнилось всего шесть дней, когда короля Якова не стало. Рожденная 8 декабря 1542 года, в день святой Марии, она была этим именем и наречена. В начале следующего года в Королевской часовне замка Стирлинг новой королевой Шотландии провозглашена Мария Стюарт.

И снова король Англии Генрих VIII хлопал себя по бокам, радуясь недавней задумке. Яков Стюарт приказал долго жить! Надо же, как кстати отдал Богу душу этот папист! В Шотландии, как никогда, сильны позиции проанглийской партии, особенно после поражения при Соллуэй-Моссе. Надо брать быка за рога!

Генрих решительно принялся за дело. Щедрой рукой преподносились дары шотландским лордам, еще щедрее были обещания. Шотландские лорды согласились, что брак между английским наследником принцем Эдуардом и крошечной шотландской королевой Марией способствовал бы прекращению многолетней вражды между двумя странами и был полезен обоим государствам.

Все это совершенно верно: если бы Мария Стюарт, повзрослев, вышла замуж за сына Генриха Эдуарда, то многие последующие события и в Англии, и в самой Шотландии развивались бы совсем иначе. Прежде всего, страны объединились бы на полсотни лет раньше, а главное, дочь Генриха VIII Елизавета вряд ли стала бы королевой, что, безусловно, изменило бы ход развития самой Англии.

Но история не терпит сослагательного наклонения, произошло то, что произошло.

Королеву-француженку Марию де Гиз вовсе не устраивало решение шотландских баронов, скрепя сердце она подписала договор с Генрихом, но выполнять его не собиралась. Мария совсем крошка, и говорить о замужестве просто рано… За время, пока девочка повзрослеет, многое может измениться. Сам Генрих постоянно болел, его грузность сыграла с королем злую шутку, ноги страшно отекали, покрылись язвами, было ясно, что дни его сочтены.

Но Генрих был хитер не менее своей французской родственницы, он прекрасно понимал, что договор всего лишь бумага, если не подкреплен действиями.

– К чему обременять вдовствующую королеву воспитанием малышки? Пусть снова выходит замуж, а девочку отправит в Англию! У меня прекрасная супруга Катарина, которая любит детей и воспитает будущую королеву двух государств в английских традициях.

К официальному посланию Генрих VIII, видно, будучи в прекрасном расположении духа (что для него не новость, веселый был король), добавил от себя:

«Мадам, Вы имели дерзость отказать мне, когда я предлагал Вам стать королевой Англии, не лишайте такой возможности Вашу дочь!»

Генрих действительно в промежутке между очередными женами сватал сестру де Гизов, но та предпочла ему Якова V, не рискнув связываться с королем, разругавшимся с папой римским.

Получив такое «выгодное» предложение, Мария де Гиз в ожидании прихода кардинала Девида Битона металась по своим покоям во дворце. Кардинал не заставил себя ждать, но эти минуты показались вдовствующей королеве часами. Заслышав шаги, она бросилась навстречу:

– Слава богу! Почему так долго?

– Я спешил, как мог, Мэри. Что случилось, что-то с малышкой?

– Нет, все хорошо. Почитайте, что подписали наши дорогие лорды!

Кардинал был знаком с текстом договора, ведь она сама советовалась, прежде чем согласиться… И все же он пробежал глазами текст и удивленно приподнял и без того изогнутую бровь. Пока Битон читал, Мария против своей воли любовалась его красивым лицом. Не будь Джон кардиналом, он был бы первым красавцем двора! Мария невольно вздохнула: не будь Битон кардиналом, его бы вообще при дворе не было…

Вот оно, в тексте появился весьма существенный пункт, ловушка, из-за которой маленькую королеву никак нельзя отправлять в Англию. В случае неожиданной смерти Марии вся полнота власти переходила к ее супругу, а если замужество еще не успело состояться, то к самому Генриху! Король Англии просто прибирал к рукам Шотландию вместе с малышкой Марией Стюарт!

– М-да…

– Я не могу отдать им ребенка! Ее попросту придушат, отравят или скажут, что она изменила будущему мужу прямо в колыбели! От человека, казнившего двух королев и не считающегося ни с кем и ни с чем, ожидать можно всего!

Кардинал прошелся по комнате, в задумчивости покусывая губу. Дело принимало серьезный оборот…

– Что делать?!

– Не отдавать!

– А… если это война?

– Сегодня же во Францию и Испанию будут отправлены разъяснения Вашего беспокойства о здоровье и судьбе дочери и нежелании отдавать ее на воспитание чужим людям. Если только Генрих посмеет напасть, то у Франции будет повод для ответа.

– Джон, что бы я без вас делала? – почти простонала королева, всхлипывая и приникая к плечу кардинала. Тот осторожно покосился на дверь и погладил женщину по щеке, провел по подбородку и тонкой шее…

Генрих посмел напасть раньше, чем посланники Битона добрались до французского Кале. Английские войска шли забирать малютку-королеву у матери, чтобы силой посадить ее еще и на трон Англии! Правда, в некотором будущем, потому что умирать король Генрих не собирался, хотя болел все сильнее.

Марии де Гиз удалось вместе с дочерью укрыться в замке Стирлинг. Стирлинг в излучине реки Форт, пожалуй, самый укрепленный замок в Шотландии. Недаром сами шотландцы говорили, что тот, кто держит Стирлинг, держит и всю Шотландию. Там Мария де Гиз была счастлива с Яковом, там в Королевской часовне коронована крошка Мария, дочь.

Понимая, что осаждать замок нелепо, Генрих согласился на предложенный компромисс: оставить будущую сноху с матерью до десяти лет. Эта отсрочка вполне устраивала вдовствующую королеву, десять лет – большой срок, уж за эти годы многое могло произойти!

1 июля 1543 года в Гринвиче был подписан договор, по которому Мария Стюарт обязана была стать супругой наследника английского престола Эдуарда и с десяти лет проживать в Англии. Такого Европа еще не видела – полугодовалую девочку под дулами орудий сватали на английский трон! А ее мать-француженка всячески от такой чести отказывалась, хотя могла бы вместе с дочерью поехать в Лондон и охранять ребенка до взросления.

Не поехала. Через много лет дочь сложит голову, добиваясь той самой английской короны, от которой так старательно отказывались за нее ее родственники. Поистине, пути господни неисповедимы.

Из огромного, самого большого во всей Шотландии тронного зала Стирлинга доносились… детский смех и какой-то стук. Осторожно заглянув в дверь, служанка Бетти увидела занятную картину: по залу с визгом носились четыре небольшие девочки лет четырех-пяти. Пятая стояла и, задрав голову, разглядывала гобелен. Бетти знала этот гобелен, его совсем недавно чистили, и она тоже рассмотрела внимательно. Вообще-то гобеленов было несколько, они последовательно показывали, как охотились на единорога. На том, перед которым стояла серьезная маленькая девочка, единорога уже, видно, поймали, он лежал под деревом внутри загородки, и Бетти было очень жалко этого пойманного белого красавца-единорога.

Одна из развлекавшихся малышек вприпрыжку подскочила к подружке у гобелена и, приложив руку с вытянутым пальцем ко лбу, видно изображая рог, закричала:

– Му-у… забодаю!

В это время позади подглядывавшей Бетти раздался женский голос:

– Мэри!

Служанка вздрогнула, а все пять девочек обернулись на зов. «Чего это они все откликаются?» – удивилась Бетти. Рослая дама с крепкой фигурой проследовала в тронный зал, даже не глянув на притихшую служанку, и повторила:

– Мэри!

Теперь Бетти вспомнила, кто это. Леди Джанет Флеминг, это она вчера выговаривала Бетти, что молоко для королевы плохо подогрето! Поговаривали, что сама она дочь прежнего короля, а одна из ее дочерей теперь подружка маленькой королевы. Служанка поняла, почему девочкам позволительно резвиться перед троном, это сама королева и четыре ее подружки.

Бетти продолжала подглядывать за происходившим в тронном зале. Подойдя к серьезной малышке перед гобеленом, Джанет Флеминг слегка присела:

– Ваше Величество…

Девочка важно кивнула. Теперь женщина повернулась к рыжеволосой изящной девочке:

– Мэри, я просила Вас переписать задание еще раз, прежде чем идти резвиться. Где оно?

Девочка прямо глянула в лицо матери:

– Мадам, оно на столе. Я не нашла Вас и, переписав, оставила все подсыхать.

– Вы лжете! На столе ничего нет.

В разговор вмешалась еще одна девочка, постарше:

– Мадам, я сама видела написанное, Мэри все выполнила.

– Куда же оно девалось?

– Я знаю! – воскликнула та самая крупная, крепкая девочка, которая пыталась «забодать» Марию. – Это Томас, это он! Он посадил кляксу на написанное Мэри, а мне сказал, что на свой лист, и потому спрятал!

– Ах, Мэри, вы просто выгораживаете Мэри.

Несколько мгновений они смотрели друг на дружку, а потом вдруг все четверо расхохотались. Получалась забавная путаница, дело в том, что у всех пяти девочек были одинаковые имена: Мэри. Звали одну, откликались все пятеро, иногда было непонятно, о ком идет речь. К смеху присоединились, еще не понимая, в чем дело, и две оставшиеся девочки. Вдруг маленькая королева топнула ножкой:

– Довольно этой путаницы! Отныне Мэри буду только я!

– А мы? – растерянно поинтересовались два детских голоса, а третья малышка даже заплакала:

– Я тоже хочу быть Мэри-и…

– Ты будешь Мэри, но звать мы будем тебя… Битон! Чтобы не было путаницы! Ты будешь, – королева ткнула пальцем в следующую, высокую и солидную девочку, – Сетон! Ты… – пришла очередь рыжеволосой дочери Джанет, – Флеминг, значит… Фламина!

– Ну а я? – саркастически поинтересовалась самая живая. – Ливингстина, что ли?

– Нет, ты будешь Ласти!

Воля королевы, даже трехлетней, – закон, девочки принялись развлекаться, на все лады перевирая свои новые прозвища. Бетти за дверью вздохнула: вот она, королевская власть, как хочет, так и назовет, не взяла себе прозвище, оставила имя.

Вообще маленькая королева была уж слишком серьезной, она словно уже в таком возрасте понимала свою роль и ценность. Наверное, так и было, потому что с самого первого дня крохе внушали, что из-за нее огромная Англия готова уничтожить Шотландию, но шотландцы скорее погибнут все до единого, чем отдадут этим еретикам свою маленькую королеву.

Это было неправдой, большинство шотландцев и не подозревали о тайной войне, ведущейся за драгоценный приз – королеву-малютку, они просто знали, что англичане нападают на их земли и надо защищаться. А лорды… Они играли в свою игру под девизом: «Как бы побольше получить за поддержку того или другого в этой войне». Удавалось, и Англия, и Франция за поддержку платили щедрой рукой, маленькая Шотландия по соседству с большой Англией была весьма лакомым куском. Потому была таковым и ее совсем юная королева.

Она же была уверена, что ценна сама по себе настолько, что далекий и страшный король Генрих отправил за ней огромную армию. Но Шотландия тоже никак не может без своей дорогой Марии Стюарт, потому ее спрятали в надежном замке.

Был конец мая, все вокруг цвело и радовалось жизни, но только не королева-мать. Мария де Гиз была измучена неурядицами, ей надоело сидеть в замке, смотреть на вяло текущую воду Форта и ждать неизвестно чего. Из Эдинбурга давно не было известий, кардиналу не до нее, он занимался искоренением ереси. У вдовствующей королевы все чаще появлялись дурные мысли, что она была нужна Битону, только пока был жив король, а теперь все и так в его руках, его и этих ненавистных баронов! Мария де Гиз уже не была уверена, что, искоренив ересь, кардинал вернется к ней. Хотя главной заботой сейчас была все же маленькая Мария. Девочке еще нет четырех, но годы летят так быстро, не успеваешь оглянуться, и Мэри повзрослеет. Что будет тогда?

Конечно, агенты то и дело доносят из Лондона, что английский король болен, что жить ему осталось недолго… Но это «недолго» тянется уже слишком долго. Мария де Гиз боялась уехать в Эдинбург одна, оставив дочь, но и увезти ее с собой тоже боялась: слишком ненадежной была защита в Эдинбурге, стены Стирлинга куда крепче.

Королева-мать поднялась на стену, просто чтобы в очередной раз убедиться в неприступности их укрытия, и увидела дочь. Маленькая Мария с утра до вечера окружена своими тезками, она придумала девочкам прозвища, чтобы не путаться. Малышки шумные и очень подвижные, но юную королеву всегда можно отличить от остальных, на девочке уже словно лежала печать чего-то необычного…

Сейчас старшая из подружек, Мэри Сетон, рассказывала услышанную недавно историю о монахе Джоне Домиане, который с разрешения ее деда короля Якова IV проводил в крепости свои опыты.

Монах решил, что сможет летать подобно птицам, если сделает себе крылья. Таких желающих посетить небо на свете было немало, но не слышно, чтобы кому-то удалось. Джон Домиан был абсолютно уверен, что это не удалось Икару, потому что он не имел правильной веры, и утверждал, что сам истинно верует, а потому у него все получится. Посмотреть на такое чудо собралась масса народа, монах торжественно приладил себе крылья, встал на самый краешек крепостной стены, взмахнул руками и полетел… вниз!

Упал, правда, удачно, отделавшись несколькими переломами, но мечтать не перестал. А насмешникам заявил, что просто ошибся в выборе перьев, крылья были сделаны из куриных перьев, подобранных на навозной куче. Вот если бы они были орлиными…

– А куда он хотел улететь? Как Икар, к солнцу?

– Нет, во Францию, – покачала головой Сетон, а Мария вдруг мечтательно произнесла:

– Я бы тоже хотела улететь во Францию…

Что мог знать о Франции этот ребенок, которому и четырех-то не было? Только материнские вздохи: «Ах, милая Франция!» Позже девочка вполне оценит восторг Марии де Гиз, потому как сама станет вздыхать так же.

Дослушать мечту дочери королеве-матери не позволили, за ней прибежал слуга – из Эдинбурга привезли какое-то срочное известие. По взволнованному виду примчавшегося гонца и по тому, как он устал (видно, греб вместе с остальными в лодке), было понятно, что известие не только срочное, но и плохое. Что там еще могло стрястись?! Снова англичане? Высадились в Эдинбурге?!

Королева сделала знак гонцу следовать за собой (ни к чему, чтобы слышали все) и по пути пыталась представить, как будет защищаться от войска Генриха. В своей комнате она резко обернулась, уже не в силах сдерживаться:

– Что?! Англичане?!

Тот лишь помотал головой.

Сент-эндрюсский архиепископ Дэвид Битон с каждым днем набирал все больше власти и становился все нетерпимей к любому проявлению инакомыслия. Напрасно протестанты, бежавшие из страны при короле Якове, надеялись, что после его смерти последует послабление: не король был главным действующим лицом в организации инквизиционных костров Шотландии, а кардинал Дэвид Битон! Количество преданных огню приняло ужасающие размеры.

Дэвид Битон отнюдь не производил впечатления злодея или мучителя, напротив, он был красив какой-то мягкой красотой, особенно в молодости, когда его губы были еще пухлыми и не поджимались при одной мысли о ереси, слегка вьющиеся волосы нежно обрамляли полноватое лицо, пухлый подбородок которого свидетельствовал о мягкости натуры, а большие внимательные глаза обычно смотрели чуть вопрошающе. Со временем нос чуть вытянулся, волосы поредели, лицо потеряло округлость, а губы почти все время были сурово поджаты – время такое! Но и теперь ставший канцлером кардинал оставался красив. И жесток, временами фанатично жесток, если дело касалось искоренения ереси. А ересь он мог найти у каждого.

И все же нашлись те, кто не боялся проповедовать. Одним из таких отчаянно смелых был вернувшийся на родину из Кембриджа Джордж Уизгард. Кардинал терпел недолго, он дал санкцию на сожжение проповедника-реформатора и пожелал сам наблюдать за этим событием.

Уизгарда сожгли 1 марта 1546 года во дворе Сент-Эндрюсского замка. В честь такого события дворец был празднично украшен, а его хозяин в парадном облачении вместе с приглашенными сидел на балконе. Когда приговоренного уже подвели к костру и цепями прикрепили к столбу, он поднял глаза, увидел своего палача в архиепископской сутане и громко заявил:

– Тот, кто сейчас в таком великолепии с высоты услаждает свой взор моими страданиями, через несколько дней из того же самого окна будет висеть мертвым…

Костер сложили из сырых дров, он горел долго, и смерть проповедника была медленной и мучительной.

Через три месяца пророчество Уизгарда сбылось. 29 мая заговорщики ворвались во дворец кардинала, убили его в собственной спальне и вывесили обезображенный труп в окно на тот самый балкон, с которого он наблюдал казнь своего противника. Реформаторы категорически отрицали свою причастность к этому убийству, но были весьма ему рады.

Гонец из Эдинбурга протянул королеве-матери письмо, только выдохнув в ответ на ее вопрос:

– Кардинал…

В следующую минуту ему пришлось срочно звать прислугу, так как Мария де Гиз рухнула на ковер, потеряв сознание. Первым, что она сказала, чуть придя в себя, было:

– Не говорите пока никому.

Но шила в мешке не утаишь, как можно скрыть такую страшную смерть канцлера и столь близкого ко вдовствующей королеве человека? Тем более она сама на несколько дней слегла, не в силах держаться на ногах.

Маленькая Мария пришла к матери, как только услышала о какой-то недоброй вести, принесенной гонцом. Девочка – совсем малышка, что ей можно сказать? Сообщение о смерти Дэвида Битона она восприняла спокойно, для такой крохи само понятие смерти было еще чем-то очень далеким, Мэри поняла только одно – мать очень расстроена из-за произошедшего. А для Марии де Гиз потеря была особенно тяжелой, она потеряла одновременно и любовника, и защитника. Если заговорщики могли вот так жестоко убить кардинала, то что мешает им сделать то же с маленькой королевой?!

Королева-мать заметалась в попытках придумать какой-то выход, но ничего не получалось. На ее счастье, никаких особых перемен не произошло, правда, меры предосторожности в замке были значительно усилены. Так с раннего детства Мария Стюарт, даже будучи признанной королевой в собственной стране, невольно была вынуждена вести жизнь затворницы, судьба словно готовила ее к более длительной несвободе. В замке Стирлинг выполнялись почти любые прихоти, не было недостатка ни в слугах, ни в нарядах, ни даже в интересном общении, но не было и одного – свободы. Две Марии – мать и дочь – вместе со своим окружением фактически жили в заточении, хотя и по собственному почину.