Текст книги "Гаманчо (сборник)"

Кирилл был от всего этого в восторге, называя это взыскательностью.

Поженились они в феврале. Платье – не белое, цветы – не розы, кольца – Korloff. Он был ослепителен в безупречно сшитом смокинге с бирюзовой бабочкой и такими же пуговицами на рубашке.

В конце ноября своему менеджеру по рекламе Кирилл поставил практически невозможную задачу – забронировать рекламный билборд 3×6 м, который находился неподалёку от дома его невесты, и на весь декабрь водрузить там изображение с очень личным слоганом «Выйди за меня!». Он был эффектно подписан под её фотографией на фоне вечернего города и сияющей звезды на небе. В общем, коллаж был тоже непростой. Над изображением для плаката работало элитное рекламное агентство. Вырвать щит из-под брони на самый активный рекламный месяц пришлось переплатив вдвое и объяснив ситуацию. Аннушка и её родственники были покорены, как романтично и красиво просили её руки, «руки нашей Анечки»!

Конечно же состоялся и церемонный разговор с Валерием Капитоновичем и его супругой. С цветами и подарками. Капитоныч тянул одеяло на себя.

– Кирилл, я сам буду заниматься организацией свадьбы. Все должно быть по высшему классу.

– Валерий Капитонович, да у меня есть много ребят, приятелей, у которых свои модные рестораны, они с радостью…

– Знаю я твоих парней и их рестораны с полуголоми девицами. Ты же знаешь Анечку. Для неё всё должно быть, возможно, даже в Константиновском.

– Ну это уж слишком. Давайте в черте города. Хотя… я на всё согласен, Валерий Капитонович. Вы же знаете, как я к ней отношусь и как всё это для меня серьёзно.

Мама Ани прослезилась.

– Валера, может быть, пусть сами ребята решат, они же молодёжь… А что, если действительно всё устроить в модном ресторане, по-современному?

– Нина, я же сказал. Я считаю, что всё должно быть достойно и классически благородно. Кирилл, ты кого собираешься на свадьбу пригласить, кто все эти люди, давай проговорим, обсудим.

– Старик, я женюсь. Ты мой свидетель, собирайся в Питер.

– Чтобы лишний раз убедиться, как она умна, не похожа на остальных женщин, стройна, бела и высока?

– Игорь, прекращай. Приезжай, вылетай в конце недели. Во Дворце мы договорились. Нас распишут на следующей неделе, в пятницу. Ты мне здесь нужен. Отмени там всё. Мне выпить надо с тобой, друг!

– Мальчишник в «Golden Dolls» тебе, конечно, же запретили?

– А он мне и не нужен. Всё по-другому. Всё серьёзно.

– Всё навсегда, ещё скажи. Молодожён ты хренов. Как её папашка? Небось, застращал? Как там его, Харитоныч или Христофорыч? Ну и как первая брачная, колись! Было уже? Чего молчишь? Ты же, Кира, не собрался жениться, не проверив?

– Пошёл ты! Приезжай лучше.

– А в чём она дома ходит и в чём спит? Ты разузнал? Тоже в длинном?

– Да иди ты!

– Ладно, чтобы всё это услышать и увидеть Харитоныча, я прилечу. Я вообще уже взял билет на послезавтра. Так, на всякий. Ты паспорт-то успел поменять?

– Да, чистый. Только моя фотография и прописка.

– Ну, всё чин-чинарём. Вклеют тебе на следующей неделе Аннушкину фотографию – и всё, баста. Я шучу, Кирюха, шучу.

На свадьбе Аня была в бледно-голубом платье восточного фасона. Короткая, расшитая цветами фата. Всем довольна, собой горда, она выглядела от этого явно похорошевшей, в профиль просто раскрасавицей. Домашний фотограф щёлкал её со всех сторон. Кирилл выглядел как счастливый кот, лакомившийся вкуснейшей сметаной. Свадьба получилась шикарной. Кирилл любовался увесистым обручальным кольцом Korloff с бриллиантом в два карата.

– Игорь, я ещё ни разу не женился, хорошо поразмыслив, обдумав своё решение.

– Женятся, друг, когда счастливы. Хотя я, возможно, не прав. Философ ты хренов. Твои рассуждения на матримониальные темы становятся регулярными. У всех по-разному бывает, не парься. В зависимости от обстоятельств. Давай лучше по вискарю. Я теперь ещё и засвидетельствовал всё это. Имей в виду – только ради тебя.

– Мне её подлечить надо. Она бледненькая, худенькая. Купил им с матушкой поездку в Баден-Баден, поедут на месяц почти.

– А, о наследничке задумались. Не могу сказать, что она очень худенькая.

– Ну понимаешь, у неё же нет детей. Да и я хочу. От неё.

– Ты мне секретаршу-то свою вызвонишь? У тебя всё та же, загорелая с большими сиськами, которая была любовницей какого-то из замов губернатора? Пора знакомиться, вечер становится томным.

– А как же твоя Фира? Решил набезобразничать на родине?

– Да весело как-то. Я давно такую серьёзную публику не видел. Как на презентации бриллиантов Де Бирс. Пиздец, как тётки вырядились. Да, всё напоказ. В нашей стране так и не научатся жить со вкусом. Слушай, где вы ей это платье купили? Оригинальный свадебный наряд! Туфли расшитые, как у Хоттабыча, жаль, что не розовые. Не хватает только загнутых носов. Давай выпьем. Будь счастлив, Кирюха. Я шучу, я, конечно, рад, если ты рад.

Все бывшие и ныне влюблённые в Кирилла девушки были расстроены. «Неожиданно женился, и не на красавице вовсе». – «Но там такая семья, такой папаша». – «Бизнес-гламур сменён на европейский коричневый casual, какие-то мягкие мокасины». – «Раньше Клевцов носил самые модные туфли: крокодил, питон – лучшие образцы обувной моды. А сейчас – как будто без подошвы вовсе ему гораздо удобнее, это смотрится, будто он кот без когтей». – «Перестал носить джинсы, которые так ему шли, ходит в каких-то клетчатых или коричневых байковых брюках».

В ближайшей Финляндии его видели бегающим с мешками в «Стокманне». Аннушка в это время явно сидела в ресторане или возлежала в номере отеля. Забот и хлопот у него теперь хватало. Утром он уезжал на работу, часов в одиннадцать звонил ей, спрашивал, как она спала, и просил выходя обязательно надеть кофту, потому что на улице ветренно.

Делал всё это, впрочем, искренне, с удовольствием. Она ходила по выставкам, на презентации. На работу ходить перестала. Клевцов объяснял: «Моя супруга достаточно уже поработала». Готовила одна домработница, убирала другая.

Конечно же, понадобилась дача в Репине по соседству с родителями. Кирилл начал стройку. Трудно давались ему воскресные обеды с её родителями. Немного не клеилось у него с Капитонычем. Не о чем было поговорить. Тёща была молодцом, радушная. Но с ней тоже вышел казус. Кирилл потерял её маленькую собачку. Когда он выехал из ворот, маленькая чихуашка Глаша выбежала за ним и оказалась за воротами. Её, возможно, кто-то тотчас подхватил. Обнаружили пропажу собаки примерно через час. Кирилла упрекнули в невнимательности, он и сам переживал. Тёща плакала, любимой собачке Глаше было девять лет, и она спала с хозяйкой с тех пор, как была щенком. Анна укоризненно и печально молчала. Кирилл устроил целую акцию по поиску собаки в Репине, подключив местные СМИ и школьников, которые расклеивали объявления на каждом пятом дереве. За вознаграждение в тысячу долларов собаку через день вернули. С тех пор тёща была его тайным другом, оценив его усилия по поиску её маленького сокровища.

– Когда ты пересядешь на нормальную машину? Этот твой бандитский «геленваген»…

– Да мы выбираем, папочка.

– Аня, не адвокатствуй. Присмотритесь к «вольво», это достойно и по-европейски официально.

– Даже шейх Эмиратов перемещается на «геленвагене».

– Кирилл, мы в Европе, мы не в Эмиратах. Время «геленвагенов» прошло. Не забудьте – на выходных поедем в гости к Серафиме Васильевне, опаздывать нельзя, в одиннадцать надо быть там.

– Для этого надо встать в воскресенье в семь!

У Кирилла воскресенье был единственным днём, когда он мог выспаться и любил это делать часов до двух.

– Ну и что?

– Пап, поедем, конечно.

– Валера, а без них нельзя? Пусть ребята отоспятся.

– Нельзя. Я сказал, что мы приедем вместе. Там будут люди, с которыми я хотел познакомить Кирилла. Это решённый вопрос.

Кирилл напрягался, но не возражал. Это был другой мир. Мир связей и положений. Мир высоких чинов и должностей. Кирилл считал это необходимым переходом на другую ступень в обществе. Его развившемуся честолюбию это льстило.

Через год он был уже совершенно другим человеком. Напыщенный, вздорный, чванливый, немолодой и немодный, уставший и брюзжащий. Сутулый и невесёлый человек средних лет. Дела шли хорошо, но настроение было явно не очень. Радость поубавилась незаметно, он сам и не заметил как. Общение дома было трудным, он не высыпался. Приходя, он видел Анну, читавшую на диване, ужин накрывала домработница. Анна задавала один и тот же дежурный вопрос: «Ну что, как прошёл день?». Ответ совершенно не подразумевался, потому что она продолжала читать, не вставая. Кириллу казалось, что, если бы они жили в девятнадцатом веке, она, наверное, ещё бы протягивала ему руку для поцелуя… Фу ты, ну ты.

Кирилл стал пить, пить везде – в командировках, на работе. Перемещался исключительно «на водителе», сменив машину на «пенсионерский», как говорили его приятели, «вольво-седан». На работе скандалил и орал. Говорил по громкой связи, неожиданно бросал трубку. Увольнялись многие хорошие менеджеры, он, конечно, говорил, что незаменимых нет. С менеджерами уходили крупные клиенты. Кирилла Клевцова это не очень волновало. Он выходил из своего кабинета, словно шагал в открытый космос. В коридорах не здоровался. В общем, он принадлежал к другому кругу, он в нём вращался. Его статус в собственных глазах стал высоким и недосягаемым. Ему казалось, что он в состоянии решить любой вопрос.

Супругу называл исключительно по имени-отчеству. На праздничные корпоративы он или не приходил, или приходил обязательно с супругой. В этот момент на него было страшно смотреть. Его лицо становилось каменным, одновременно он был удивительно внимательным по отношению к жене. Шокирующе внимательным. Для неё он требовал отдельной комнаты для переобувания, сам снимал ей ботинки или туфли, становясь перед ней церемонно на одно колено. Надменная Аннушка презрительно оглядывала сотрудниц, для неё, девушки из другого круга, это был обслуживающий персонал. Идя рядом, они походили на ледяных истуканов, казались донельзя искусственными. Если же Клевцов приходил один, то ровно через час вставал и, громко объявив, что «обещал супруге быть к двадцати двум», откланивался.

Дела на работе пошли хуже из-за ухода ключевых управленцев. Пришлось объясняться с Капитонычем. Эти разговоры напоминали ему поляну на передаче «Дом», такой разбор полётов перед всеми. Деньги на постройку дачи уходили огромные. Аннушка выбирала самые дорогие двери, паркет ценных пород дерева, он кому-то объяснял: «Моя жена может себе это позволить, я не могу её ограничивать, она обладает превосходным дизайнерским вкусом и знает толк в дорогих предметах и материалах». Ну да, бытие определяет сознание.

В рабочем кабинете он выпивал. Один. Иногда наливал доверенным лицам, в основном женщинам. Что-то рассказывал о взаимопонимании, недопонимании, сложности жизни и прочем, прочем. Они слушали, втираясь в доверие, пользуясь этим и пытаясь его соблазнить. Казалось, он уже на грани, как в песне ДДТ, «по нолям кислород и бензин». Невмоготу стало ходить в галстуке, тяжело дышать, голова раскалывалась.

Вечером, поздно, где-то в половине девятого, он выходил из здания офиса, на ходу снимая галстук. Садился на заднее сиденье машины. Водитель ехал молча. Кирилл сидел, закрыв глаза, ему было холодно.

Вскоре ожидалось долгожданное прибавление в семействе. Естественно, рожать Аннушка собиралась за границей. Для этого они за полтора месяца «до» отбыли в Германию. Событие произошло благополучно. Родилась девочка, назвали Виолетта. Кирилл с облегчением вздохнул. У его Аннушки всё было не так, как у обычных женщин, в это он свято верил. И все девять месяцев он рассказывал по телефону Игорю, какая она бледная, как у неё болит спина, как по утрам она плохо себя чувствует. Игорь один раз спросил друга, почувствовав его усталость и стресс по голосу:

– Ты сам-то как? Звучишь как Терминатор.

– Да скорее бы всё… ну то есть по установленному плану. Я без вискаря совсем не могу. Вечером если не выпью, не засну.

– Что тебе сказать? Что на работе? Ты не поехал на Hamburg Messe, почему? Ты же никогда не пропускал эту отраслевую выставку.

– Да не до этого сейчас. И если честно, не хочу никуда ехать. На работе полный завал.

Родив, Аня расслабилась и подобрела, её родители отвлеклись от Кирилла, радовались внучке. Капитоныч открыл счёт на имя внучки, положил внушительную сумму.

Сотрудники фирмы Клевцова шутили: «Наверное, сам и ребёночка кормит». Кирилл приезжал на работу к девяти, невыспавшийся, помятый. На совещаниях молчал, добиться от него решения было невозможно.

Кирилл абстрагировался от всего. Вспышки его гнева на работе стали ужасны. Он швырял мобильники, они разбивались.

Ссоры с партнёром и топ-менеджерами вылились в серьёзные проблемы с поставщиками. Кирилл нёс финансовые потери, злился и пил ещё больше. Партнёр, с которым они успешно и плодотворно работали более восьми лет, неожиданно и настойчиво предложил поделить бизнес. Кирилл в ответ предложил не делить, откупился. Сумма компенсации была огромной, он влез в долги, взял серьёзный заём в банке. Тайком от Аннушки заложил дом в Финляндии, который купил, когда родилась дочь. Анна считала, что после рождения ребёнка она должна обязательно находиться в Финляндии, дышать чистым воздухом, радоваться тишине и наслаждаться озёрными видами, аккумулируя грудное молоко.

Кирилл сменил финансового директора, обнаружились большие проблемы с отчётностью, всплыли прочие огрехи. Менеджеры подворовывали, большие деньги утекали налево. На них покупались их квартиры, новые автомобили – «хонды» и БМВ. Кирилл всё видел, но сделать ничего не мог. Психовал, увольнял. Новые менеджеры приходили чужие, мутные, глупые, временные, совсем другие. Эпоха успеха Кирилла Клевцова уходила, он это понимал отчётливо.

На выходных Кирилл напился и поломал кусты роз в саду у тёщи, на что Капитоныч сказал, как всегда, что-то умное. Утром было немного стыдно, но Кирилл пошёл, извинился. Потом снова напился. Анна с ним не разговаривала. Ей было противно. И мина на её лице была противная. Чужое лицо собственной жены.

Они теперь часто не разговаривали. После рождения ребёнка секса не было. Аннушка церемонно отходила ко сну в перламутровом атласном пеньюаре, снимая его в темноте. Кирилл смотрел телевизор, допивая виски. Прятал пустые бутылки в шкаф, как мальчишка, чтобы не было скандала. Потом забывал их выбросить, домработница их находила и стучала хозяйке.

Выручки стали намного меньше. Кирилл перебирал бумаги, которые приносил на подпись финансовый директор, брезгливо вертел их в руках. Оставшись наедине, стучал пальцем по калькулятору, чесал голову и писал маленькие бумажки с цифрами. Денег не хватало.

Кирилл хотел бабу. На это сгодилась девушка из одного из его салонов. Он её приметил давно. Худенькая, тоненькая, с чёлкой, всегда с свитере-бадлоне, который ей очень шёл простотой покроя и одноцветностью. Наряды жены его теперь бесили яркостью, нитками и замысловатыми покроями.

Когда он заезжал в этот автосалон, они всегда встречались глазами и улыбались друг другу. Он не знал, как её зовут, но заметил давно. Для неё он был «сам Клевцов», поэтому его ощущения встречи с ней были прежними, когда он был любимцем девушек и праздником для дам всех возрастов. Секса он хотел пьяного, пошлого, без церемонностей и неестественности. Встречались в отелях, в его кабинете. Отношения были пустыми, девушка Ксюша иллюзий не строила и просила купить только айфон, джинсы «Дольче Габбана» и ещё какие-то туфли. Они трахались, выпивали и курили. Он практически утратил осторожность, цепляясь за этот островок жизни в его личном, чужом и непонятном мире.

У него стала часто болеть голова, он принимал обезболивающее, морщился и ждал семнадцати тридцати, когда уже можно было выпить виски в кабинете. Машинально подписывал некоторые бумаги. Курил стоя, глядя в окно и сбрасывая пепел в форточку. Домой ехать ужасно не хотелось. Он ненавидел дом, в котором жил.

Случайно на Петроградке он встретился с тёщей. Он припарковался под аварийкой и ждал Ксюшу, которая должна была выйти из метро, чтобы сесть к нему в машину. Тёща шла от стоматолога, вероятно, к машине с водителем, заметила его машину и направилась к нему. Отношения с тёщей у него всегда были нормальными, но сейчас она появилась совсем не вовремя. Ксюша, конечно же, тоже подошла не вовремя. Вид у Ксюши говорил сам за себя – обтягивающие брюки, короткая мохнатая шубка и высоченные каблуки. В общем, можно было в принципе не объясняться, но всё-таки было неудобно. Конечно, он сказал, что Ксюша занимается подготовкой к презентации новых моделей мотоциклов.

Концерт Blackmore's Night[5]5
  Blackmore's Night – британская фолк-рок-группа, основанная в 1997 году бывшим гитаристом Deep Purple и Rainbow Ричи Блэкмором (акустические и электрические гитары) и его женой Кэндис Найт (вокал). Главным вдохновением музыкантов является музыка эпохи Возрождения.


[Закрыть], на который они пошли с Аннушкой следующим вечером в Филармонию, ожидаемого удовольствия не принёс. Ей не понравилось, и она ушла после первого отделения. Он остался и досидел один, слушая прекрасные баллады Ричи Блэкмора и его жены. Он, Клевцов, всегда сидел с ней на любом, самом тухлом концерте до конца, мучаясь, но до самого конца. А она…

Он знал, что раздражает её запахом виски. Они не разговаривали, но машинально на людях улыбались знакомым и держались под ручку.

Спустя год они развелись. Кирилл оставил Аннушке и дочери построенный с размахом загородный дом по соседству с родителями. Он хотел одного – никогда не видеться с Капитонычем. Между ним и Аннушкой до развода возникла такая пропасть недопонимания и равнодушия, что они даже не обсуждали возможность сохранения семьи. За ребёнка Кирилл был спокоен. Этот вопрос они решат. Кирилл надел кольцо Korloff на левую руку и переехал в квартиру, которую он купил по случаю ещё до женитьбы. Небольшая, но в самом центре города, с ванной на подиуме в комнате с окном и видом на Неву и набережную. Её посоветовал ему купить Игорь, когда какой-то его дальний родственник-ювелир решил её продать, переехав в Германию. Кирилла это вполне устраивало. Весь этот год он как-то провёл, решая оперативные вопросы на работе, спасая бизнес, затем снимая стресс алкоголем и с помощью симпатичных и не очень сотрудниц или просто знакомых девушек.

Ещё через полтора года Кирилл обанкротился совсем. Здорово его потеснили конкуренты нового времени, появившаяся система кредитования машин, форма дилерства, сервиса от производителей и прочее. Путанная же финансовая политика доделала своё дело. Его собственные, как он говорил, «взращённые» менеджеры успешно работали и раскручивали его же конкурентов. Из-за личных проблем Кирилл упустил это время, недоуделив внимание выгодным перспективным предложениям, уволив не тех, кого надо.

В принципе, любое падение происходит достаточно быстро, и вот уже и вчерашних знакомых нет, и на тусовки почти не приглашают. Кирилл осунулся и как-то постарел. Сошёлся со своей секретаршей Лизой, которая шустро развелась, прочувствовав момент и удалив прошлые семейные фотографии из Контакта. Честно говоря, девушка Лиза ему помогла. Выводила его из запоев, отвозила домой после пьянства в кабинете, кормила его бутербродами, притащила в офис соковыжималку. Она была вовсе не красавица в том понятии красоты, к которому привык Кирилл, но в трудную минуту оказалась рядом, была нужной, близкой. Сейчас для Кирилла это было важнее, и он растил в себе чувство искренней привязанности и влюблённости. Для этого устраивал крохотные корпоративы в оставшемся немногочисленном коллективе, где держался с Лизой рука об руку. Полетели на Кипр, в принципе, было неплохо. «Было очень даже симпатично», – как любил говорить Клевцов.

Для Кирилла это было спасение, полная, что называется, перезагрузка. Он делал попытки возрождать бизнес на заёмные деньги и вряд ли понимал, что былого блеска и успеха ему уже не вернуть. Секретарша, а теперь уже коммерческий директор Лиза работала с ним бок о бок. Следила, чтобы он не пил. Точнее, теперь они выпивали по вечерам вместе. У них вроде всё складывалось. Увлеклись дайвингом. На выходных на пароме уезжали в Финляндию. Появилось даже воодушевление и проблеск надежды.

…Клевцов лежал под коксом и плакал. Сначала просто плакал, потом почему-то вспомнил Волочкову. После развода с Алей он вдруг понял, что ему нравится Волочкова. Для начала он хотел снять её в своей рекламе, рядом с мотоциклом она бы смотрелась шикарно – крутой байк и она верхом… Но его менеджер по рекламе, полненькая и загорелая Мария в белых кружевных боди под пиджаком, всячески табанила это дело, потому что как-то по пьяни они трахались в его кабинете и она томно смотрела на него каждый раз, как только они встречались в коридоре. И потом каждый раз, когда он задавал вопрос о переговорах с Волочковой, Мария отдавалась ему практически без слов, под рюмку коньяка, каждый раз поражая его откровенностью своих боди под пиджаком или полным их отсутствием. Потом он даже немного мечтал жениться на Волочковой, а что? Культурная, балерина, беленькая такая, брови, ноги, растяжка – все дела!

«Почему я здесь, это сон, где я, почему?» – мысли прорывались через воспоминания, в которых ему было хорошо, он снова тихо плакал, потом громко рыдал.

Аннушка перебирала фотографии. Из Нью-Йорка, потом из Парижа, куда они с Клевцовым летали на неделю. Вот их туфли, рядышком, плетёные светло-коричневые мокасины Клевцова и её пудрового цвета лодочки – это они вышли из Луи Виттона. Вот она в кафе с круассаном, только откусила, а он сфотографировал. Вот их руки с обручальными кольцами – большое его и поменьше её – на фоне парижского неба. Вот она только проснулась в отеле, а он уже её фотографирует, бретельку еле успела натянуть. Вот она спит в его рубашке, а он, положив розу на подушку, сфотографировал её в профиль – красиво получилось… Клевцов любил эти странные фото. Свадебные она открывала редко – парадные, обычные, хотя Кирилл выглядел на них так, как ей нравилось. Весь его наряд подбирала она. И родители на свадьбе улыбались. И впереди виделись большие перспективы. Тогда…

Она пересматривала эти фотографии часто. Спокойно, без слёз. Теперь потенциал Клевцова был нулевым, она была согласна с отцом. Развелась она с ним трезво и осознанно. Он не оправдал её ожиданий. Её и её родителей. Клевцов – минус. Аня решительно собрала фотографии и убрала в шкаф. Донор. Её отец называл Клевцова «донором». Да, наверное. Выполнил свою биологическую роль.

Клевцов послал Лизу. Она ему надоела. Не то чтобы надоела, она была связана с неудачей, вернее, она не приносила ему удачу. Прошло два с половиной года, настроение не улучшалось, дела шли хуже и хуже. Всё, что зарабатывалось, отдавалось в банк. Он не мог поменять машину, на которой ездил уже четыре года. Выходил новый кузов «рэндж ровера», он планировал его купить, а теперь он не мог этого сделать!

Послал, а она добавляла в Контакт нелепые песни. «Я ж тебя любила». Дура! Их нахождение вместе он считал нелепым. Сначала он считал это настоящим служебным романом, а потом понял, что опустился до уровня секретарши. Ему было стыдно и грустно. Вспомнил, что, поддавшись на уговоры, дал согласие на ипотеку, которую взяла на себя Лиза, и уже два года выплачивал её ипотеку. Позвонил Женьке, одной из своих бывших «эскортных» подружек. Та пришла, отзывчиво отдалась под вискарём. Гонорар взяла обычный, но смотрела по-другому, жалеючи. Может, и показалось, но ощущение было неприятное, финансово-импотентное.

Кирилл не знал, что будет завтра. Кирилл вообще не знал, как быть и что делать. Может, с Анькой встретиться? Отмотать бы всё назад, прав был Капитоныч, надо было делать так, как он говорил.

Завтра встреча с дочкой. Внучкой Капитоныча. На встречу её привозила тёща. Тёща больше молчала, естественно, обладая полной информацией о положении его дел. Про себя она его жалела: «Легко сказать – обанкротился. Кирилл амбициозный, ему несладко. На какие деньги он купит новый автомобиль? Он ведь привык. Но для Анечки так лучше, они совсем разные. Вот Виолетка есть от этого брака, и хорошо. Вот что они сейчас будут делать? Гулять по Летнему саду, потом в кафе. Конечно, он отец, но Виолетта потом расстраивается. Ребёнок, а чувствует слабость отца, жалеет».

Позвонил Але. Аля красиво материлась. «Я же тебе говорила, на хуй ты на ней женился? Кира, ты долбанутый. Квартиру заложил, что дальше? Я столько сил на тебя потратила, бизнес был налажен. Какого хуя ты полез в высшее общество?»

Клевцов вспомнил Нью-Йорк, загадочную незнакомку в длинной юбке, ощущение счастья от величины небоскрёбов и аромата первоклассных видеофильмов. Мираж…

Кирилл стал замечать какой-то дискомфорт в груди. Вечером он чувствовал себя ещё хуже. Выпивал полбутылки виски и ложился спать. Утро начинал с минералки с лимоном, после обеда снова пил. Ему было душно и плохо. Он делал приседания, от этого лучше не становилось. Посидел в сауне, вышел и упал.

Кирилл провалялся в больнице две недели. Лечению сопротивлялся и грубил врачам. «Скорую» ему вызвала Аля, после того как услышала его голос по телефону. В трубку она кричала: «Клевцов, ты ебанутый! Ты угробил себя!»

Кирилл лежал и вспоминал своих баб. В основном – по типу фигуры и волосам. Он даже вёл когда-то блокнотик: Валя, большая грудь, блонд., ноги-дырка, телефон; Катя, кудрявая, волосы длин., ноги длин., гимнастка, шпагат, телефон. Потом Аля, тогда он был ещё на ней женат, нашла его, этот заветный блокнотик, и безжалостно вышвырнула в мусорник. Были времена! Однажды в универсаме он приметил стройную блондинку в просвечивающей летней юбке, познакомился, присматриваясь, есть ли на ней трусы. Оказалось, что она живёт в соседнем доме. Муж, оказалось, «высадил её за продуктами», а сам поехал ставить машину на стоянку. За полчаса Кирилл и мужняя жена Лариса успели всё. Он ей донёс мешки, она отдалась ему в коридоре. Встретились потом ещё раз, но такого экстрима было уже не повторить. Больше Кирилл ей не звонил. В то время его привлекало всё новое, страстное, длинноволосое и разное.

В больнице Клевцов препирался с докторами, две недели не брился и напоминал доктору Эйдману синантропа. В двухместной палате Клевцов лежал в одних трусах-плавках, чем шокировал входящих медсестёр и врачей, а также соседа по палате, наипротивнейшего геологического профессора Карпея, без умолку рассказывающего о своих экспедициях вплавь по Волге.

Отказывался принимать таблетки, подозревая медсестёр в недобросовестной раскладке, отказывался идти на рентген лёгких, который был двумя этажами ниже, на всю мощь врубал телевизор и смотрел его до двух часов ночи, доводя соседа-профессора до истерики с поднятием давления до 180. Доктор Эйдман, которого коллеги-реаниматоры из-за гиперэмоциональности не пускали к себе в соседнее отделение, вопил и отказывался его лечить. «Хам и пьяница! В сорок один год человек спустился с гор и обнаружил, что у него есть органы! Пусть выписывается, если хочет, пошёл он! Ему пить вообще нельзя! Ну и тип! Синантроп!»

За полтора года до этого Кирилл попал в аварию. Его мотоцикл сбила машина, и он с сотрясением мозга два дня пролежал в реанимации без сознания. Тогда с ним рядом была Лиза. И ему так нравилось видеть слёзы на её лице. Она плакала, потому что он лежал и ему было больно. Анька бы не заплакала.

С секретаршей Лизой он сошёлся просто и как-то быстро, без лишней романтики и ухаживаний. На собеседовании она ему понравилась. Белая кофточка, брючки, каблучки, два языка, деловая, глазастенькая, с ямочками. Умненькая, ноги и попа так себе, но всегда внимательная и заботливая. Когда он пьяный засыпал в кабинете, укрывала его пледом, который, как она сказала, она принесла из дома. Когда он просыпался, она была рядом и решала вопрос его транспортировки домой. Пару раз отвозила его домой на его же машине, сев за руль. В общем, обстоятельства толкнули его в её давно жаждущие объятия. Он даже не сопротивлялся. Молоденькая, моложе на тринадцать лет. Почему бы и нет? Денег на новые встречи, подарки, дорогих девушек из эскорта у него не было. Собственно говоря, многие из его прошлых знакомых девушек с удовольствием встретились бы с ним бесплатно, но их расспросы, их участливое выражение лица он бы не вынес. Слабым ощущать себя Клевцов не привык. А Лиза? Лиза выжимала ему утром сок принесённой соковыжималкой, контролировала время обеда и сопровождала его туда же – в принципе, тогда было неплохо. Несколько раз ездили вместе отдыхать, недалеко, в Грецию и Хорватию, вместе ныряли, Лиза с энтузиазмом поддержала увлечение Клевцова дайвингом. Потом, потом… Лиза хотела познакомить его со своей мамой, он отказался. Потом её ипотека, конечно, разговоры о ребёнке, непонятные, лишние словесные перепалки и… Лиза – на х. й! Может, и не надо было так грубо, хотя жить с ней в одном доме он не хотел. Зря съехались. Он наблюдал за ней в Контакте, она заходила и в два, и в три ночи, и в пять, заполняла стену цитатами о расставании, любви и непонимании, прикрепляла песни о том же, в общем – всё как обычно.

«Каждая на своём уровне, женщины ведут себя одинаково после расставания, – думал Клевцов, – говорящие фотографии, музыка о любви, демонстрация бессонницы или клубно-ресторанного загула, цитаты великих о любви, размышления на тему мужского поведения, эсэмэски с текстом типа “мне грустно” или “я скучаю”».

Зашёл на страницу Анны. Три друга, четыре фотографии – пустовато. Причёска новая, чёлки нет, улыбается глупо как-то, тётка незнакомая рядом, ресторан незнакомый.

Улыбнулся, вспомнил первый секс с ней. Когда её раздевал, дрожали руки. Она сидела молча, они даже не целовались. Но было страшно опозориться. Когда дошло до трусов, его бросило в пот. Как ему снять трусы с неё! Это же Анна! Повернуть её раком он не мог, сорвать трусы не мог, засунуть ей член в рот – нет… Это был кошмар тринадцатилетнего подростка. Тогда ему казалось – это настоящая любовь…

С выписным эпикризом, списком таблеток, которые надо купить, Клевцов вышел из больницы. Всё-таки его подлечили, он выспался, даже успокоился. И доктор Эйдман всё-таки прикольный, нормальный дядька.

В такси Клевцов подумал, что ехать домой не хочется. Есть нечего. Пить, сказали, нельзя. Больше гулять, никакого железа в зале, нагрузок на грудь и брюшную полость. Он и так уже года два не ходил в «Планету Фитнес». «Послезавтра приедет мама, поем домашнего». Клевцов постоял на набережной, подышал воздухом. Надо побриться, щетина какая-то рыже-седая – или кажется?

Выпил таблетки, лёг, не спалось. Смотрел в потолок. Вспомнил, как увлёкся в загородном доме альпийскими горками. Заказал кучу книг, советовался с дизайнерами. Две заказал – у профессионалов. Две сделал сам. Капитоныч пробубнил: «Ну, ну… Дизайнерской мыслишки, конечно, не хватает, но камней много натаскал». Аня засмеялась, шутка отца ей понравилась. А он, кстати, для неё, специально для неё насажал люпины, фиалки, тоунсендии, флоксы, колокольчик карпатский. Она же так любила цветы сиренево-фиолетовых оттенков! И камни выбирал, подбирал со знанием дела, и траву со смешным названием «зайцехвост» сажал. И даже консультировался в Ботаническом саду. Во время садоводства Клевцов выглядел как мальчишка: кепка назад, обрезанные джинсы, футболка. Ему даже нравилось, он отдыхал, он сажал «свой сад».